«Как будто есть какой-то иной угол зрения, изменяющий эту неприятную математику».
– Очень мало.
– Если мы не найдем взаимопонимания с верховным судьей Маровией.
Снова повисла пауза, еще более неприятная, чем предыдущая.
«О драгоценный. Я должен был высказать это вслух».
– Взаимопонимание? – прошипел Сульт.
– С Маровией?! – взвизгнул Гойл, и его глаза чуть не выкатились из орбит от ликования.
«Когда все безопасные способы испробованы, нужно рисковать. Разве не так я говорил себе, когда несся верхом по мосту, а гурки во множестве толпились на противоположной стороне? Что ж, еще разок окунемся в бурю».
Глокта глубоко вздохнул.
– Место Маровии в Закрытом совете не надежнее, чем у любого другого. Мы противостоим друг другу, но больше по привычке. На этих выборах наши цели совпадают: обеспечить слабого кандидата и поддержать равновесие. Вместе мы имеем более пятидесяти голосов. Этого должно хватить, чтобы весы склонились в нашу сторону.
Гойл презрительно хмыкнул.
– Объединить усилия с этим лицемером, любителем простолюдинов? Вы что, выжили из ума?
– Заткнитесь, Гойл.
Сульт пристально смотрел на Глокту, сжав губы и размышляя.
«Наверное, думает, как меня наказать. Еще одна отповедь? Или настоящая порка? Или мое тело обнаружат плавающим…»
– Вы правы. Идите и поговорите с Маровией.
«Занд дан Глокта, ты снова герой!»
У Гойла отвисла челюсть от изумления.
– Но… ваше преосвященство!
– Время гордыни прошло, – прервал его Сульт. – Мы должны использовать любой шанс, чтобы не дать Броку или кому-то вроде него занять трон. Мы должны найти компромисс, каким бы болезненным он ни был, и привлечь любых союзников. Всех, кого можно. Идите! – бросил он через плечо и, отвернувшись, снова принялся изучать шелестящие листки. – Заключите с Маровией сделку.
Глокта с трудом поднялся с кресла.
«Обидно покидать столь приятную компанию, но служба требует».
Он одарил Гойла беззубой ухмылкой, потом взял свою трость и захромал к двери.
– Глокта!
Он вздрогнул и обернулся.
– Наши цели и цели Маровии могут совпадать в настоящий момент, но доверять ему нельзя. Действуйте осмотрительно.
– Конечно, ваше преосвященство.
«Я всегда так делаю. Как еще прикажете, когда каждый шаг – мучение?»
Личный кабинет верховного судьи Маровии был большим, как сарай. Потолок в нем покрывали старинные лепные гирлянды, скрытые в сумраке. Хотя на улице стоял день, густой плющ на окнах и толстый слой грязи на стеклах создавали в помещении впечатление никогда не рассеивающихся сумерек. Сложенные кое-как пачки бумаг загромождали собой все, что только можно. Кипы документов, перевязанных черной лентой. Стопки гроссбухов в кожаных переплетах. Горы пыльных пергаментов, исписанных витиеватым письмом и проштампованных большими печатями красного воска, поблескивающими позолотой. Они походили на свод законов королевства.
«Видимо, так и есть на самом деле».
– Наставник Глокта, добрый вечер.
Сам Маровия восседал за длинным, накрытым для обеда столом рядом с пустым камином. Горевшие в канделябре свечи освещали блюда на столе, поблескивавшие во мраке.
– Вы не возражаете, если я буду есть во время нашей беседы? Я бы, конечно, с большим удовольствием отобедал в своих апартаментах, но все чаще мне приходится делать это здесь. Очень много дел, знаете ли. А один из моих секретарей без предупреждения отправился на отдых.
«Отдых на полу в скотобойне и в животах у целого стада свиней».
– Не желаете ли присоединиться?
Маровия указал на большой кусок мяса, почти сырой в середине, плавающий в кровяной подливке.
Глокта облизнул голые десны, направляясь к стулу напротив судьи.
– Я был бы рад, ваша честь, но правила лечения зубов не позволяют мне этого.
– Ах, конечно. Эти правила не обойти даже верховному судье. Примите мое сочувствие, наставник. Одно из величайших удовольствий для меня – это хороший кусок мяса, и чем больше в нем крови, тем лучше. Я всегда говорю моему повару: «Подержи его на огне чуть-чуть. Самую малость».
«Смешно. Я наставляю своих практиков начинать так же».
– Но чему я обязан вашим неожиданным визитом? Вы пришли по личной инициативе или по поручению вашего начальника, моего дражайшего коллеги по Закрытому совету архилектора Сульта?
«Твоего злейшего, смертельного врага по Закрытому совету, ты имеешь в виду?»
– Его преосвященство в курсе, что я здесь.
– Вот как? – Маровия отрезал еще один кусок мяса. Соус с кровью каплями стекал на тарелку. – И с каким же посланием он направил вас ко мне? О завтрашнем деле в Открытом совете, возможно?
– Вы предвосхитили мой сюрприз, ваша честь. Могу ли я говорить прямо?
– Если умеете.
Глокта продемонстрировал верховному судье свою беззубую усмешку.
– История с выборами очень осложняет работу. Сомнения, неуверенность, тревога. Это плохо для любого дела.
– Некоторым хуже, чем остальным.
Маровия чиркнул ножом по тарелке и отрезал от куска мяса ленточку жира.
– Конечно. Особому риску подвергаются те, кто заседает в Закрытом совете, и те, кто действует от их имени. Им вряд ли будет предоставлена свобода действий, если могущественная особа вроде Брока или Ишера получит голоса и займет трон.
«А один из нас, по правде говоря, не протянет больше недели».
Маровия подцепил на вилку ломтик моркови и с мрачным вниманием рассматривал его.
– Прискорбное положение. Было бы лучше для всех, если бы Рейнольт или Ладислав остались живы. – Он на миг задумался. – Ну, по крайней мере, Рейнольт. Однако голосование состоится завтра, и мы сколько угодно можем рвать на себе волосы. И я, боюсь, не вижу возможности изменить положение вещей. Или, – он оторвал взгляд от моркови и взглянул на Глокту, – у вас есть какое-то предложение?
– Вы, ваша честь, контролируете от двадцати до тридцати голосов в Открытом совете.
Маровия пожал плечами.
– Я имею некоторое влияние, не могу этого отрицать.
– Архилектор может рассчитывать на тридцать голосов.
– У его преосвященства преимущество.
– Не обязательно. Если вы противостоите друг другу, как всегда бывало, ваши голоса не значат ничего. Один в пользу Ишера, другой в пользу Брока, и никакого существенного влияния.
Маровия вздохнул.
– И печальный конец обеим нашим блестящим карьерам.
– Если вы не сумеете объединить усилия. Тогда вы получите шестьдесят голосов. А это почти столько же, сколько контролирует Брок. Достаточно для того, чтобы сделать королем Скальда, Барезина, Хайгена и кого угодно, в зависимости от того, как сложится ситуация. Того, на кого будет легче всего повлиять в будущем. Того, кто сохранит нынешний Закрытый совет, а не станет выбирать новый.
– То есть короля, который всех нас сделает счастливыми?
– Если вы готовы отдать кому-то предпочтение, я доведу это до сведения его преосвященства.
«Снова сложные ходы, снова мольбы, снова разочарования. О, как хорошо иметь собственный большой кабинет и целый день с комфортом посиживать в нем, пока льстивые подонки обивают твой порог, улыбаются на твои оскорбления, беспрекословно глотают любую ложь, умоляют о твоей губительной поддержке».
– Хотите, я скажу вам, что сделало бы меня счастливым, наставник Глокта?
«А теперь размышления еще одного помешанного на власти старого пердуна».
– Конечно, ваша честь.
Маровия положил нож на тарелку, откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул.
– Я бы хотел, чтобы короля не было вообще. Я бы желал, чтобы все были равны перед законом, каждый имел слово в управлении страной и мог выбирать тех, кому доверяют власть. Я бы хотел, чтобы не было короля, не было вельмож, а только выборный Закрытый совет, подотчетный гражданам. Закрытый совет, открытый для всех, если можно так выразиться. Что вы думаете об этом?
«Я думаю, кое-кто сказал бы, что это очень похоже на предательство. А другие просто назвали бы это безумием».
– Полагаю, ваша честь, что ваша идея – лишь игра воображения.
– Почему?
– Потому что огромное количество людей предпочитают выполнять то, что им велят, а не совершать собственный выбор. Слушаться проще.
Верховный судья рассмеялся.
– Возможно, вы правы. Но положение меняется. Крестьянское восстание убедило меня в этом. Мало-помалу, шаг за шагом, все меняется.
– Я уверен, что лорд Брок на троне – это не тот шаг, который бы устроил всех нас.
– Да, у лорда Брока свои собственные интересы. Ваш аргумент убедителен, наставник Глокта. – Маровия выпрямился в кресле, сложил руки на животе и внимательно смотрел на Глокту, слегка прищурившись. – Очень хорошо. Можете доложить архилектору Сульту, что в этом наши цели совпадают. Если появится нейтральный кандидат с хорошей поддержкой, я присоединю свои голоса к голосам его преосвященства. Кто бы мог подумать? Закрытый совет объединился. – Он медленно покачал головой. – Странные времена настали.
– Так и есть, ваша честь.
Глокта с трудом поднялся и поморщился, опершись на обжигающую болью ногу, затем зашаркал к двери. Его шаги эхом отдавались под сводами огромного мрачного кабинета.
«Странно на самом деле то, что наш верховный судья столь философски настроен, хотя завтра вполне может остаться без места. Не припомню никого, кто в подобных обстоятельствах выглядел бы таким спокойным».
Взявшись за ручку двери, он остановился.
«Можно предположить, что он знает что-то, нам неизвестное. Можно также предположить, что у него уже есть некий план».
Он обернулся.
– Могу ли я доверять вам, верховный судья?
Маровия резко вскинул голову. Нож, которым он резал мясо, застыл в его руке.
– Какой необычный вопрос для человека вашей профессии. Полагаю, вы можете поверить, что я буду действовать в собственных интересах. В той же степени я могу быть уверен, что и вы поступаете так же. Наш договор распространяется только на эту ситуацию, не более того. Да большего и не нужно. Вы умный человек, наставник Глокта, вы мне нравитесь. – Он снова вернулся к еде и вонзил вилку в сочащееся кровью мясо. – Вам следует подыскать себе другого хозяина.
Глокта, шаркая, вышел из комнаты.
«Очаровательное предложение. Но хозяев у меня уже вдвое больше, чем нужно».
Узник был худой и жилистый, совершенно голый. На его голову, как обычно, накинули мешок, руки сковали наручниками за спиной. Глокта наблюдал, как Иней тащит его из камеры в комнату с куполом. Голые ноги узника заплетались и бились о холодный пол.
– Он не очень-то и прятался, – произнес Секутор. – После того, как расстался с остальными, он болтался по городу, как дерьмо в проруби. Мы взяли его вчера вечером.
Иней бросил заключенного на стул.
«Где я? Кто схватил меня? Что они хотят? Минуты ужаса перед тем, как все начнется. Страх, беспомощность, болезненные спазмы отвращения. Мои воспоминания ожили совсем недавно, когда я попал в лапы прелестного магистра Эйдер. Однако меня отпустили в целости и сохранности».
Заключенный сидел перед ним, его голова клонилась на сторону, мешковина впереди то поднималась, то опускалась от прерывистого дыхания.
«Очень сомневаюсь, что этому так же повезет».
Взгляд Глокты невольно обратился к фреске над прикрытой мешковиной головой узника.
«Наш старый друг Канедиас».
Нарисованное лицо мрачно взирало с куполообразного потолка: руки раскинуты, яркое пламя пылает за спиной.
«Делатель упал, охваченный огнем…»
Глокта неохотно взвесил в руке тяжелый молоток.
– Давайте начнем, что ли.
Секутор театрально сорвал мешок с головы узника.
Навигатор прищурился, когда яркий свет лампы ударил ему в глаза. Лицо, повидавшее штормы и непогоду, загорелое, изрезанное глубокими морщинами; голова обрита. Похож на жреца.
«Или на раскаявшегося преступника».
– Твое имя брат Длинноногий?
– Да, так и есть. Я из благородного ордена навигаторов! Заверяю вас, что я не повинен ни в каком преступлении! – выпалил узник. – Я не совершил ничего противозаконного. Я вообще не имею к этому никакого отношения. Я законопослушный гражданин и всегда был таким. Нет ни одной причины, чтобы обращаться со мной подобным образом. Ни одной!
Его взгляд скользнул вниз, и он увидел наковальню, поблескивающую на полу между ним и Глоктой, там, где обычно стоял стол. Его голос изменился, подскочив вверх на целую октаву.
– Орден навигаторов повсюду уважаем, а я член этого ордена, и у меня очень хорошая репутация. Исключительная репутация! Навигация – это самый главный талант из всех моих многочисленных способностей, но это лишь один из моих талантов…
Глокта положил молоток на наковальню с таким лязгом, что и мертвый бы проснулся.
– Прекрати! Заткнись!
Навигатор моргнул, раскрыл рот, но затих. Глокта снова опустился на стул, растирая искалеченное бедро. Боль сильно отдавала в спину.
– Можешь ли ты представить себе, как я устал? Как много мне приходится работать? Какая это мука – каждый день вставать с постели? Я совершенно разбит, когда день только начинается, а сейчас мне особенно тяжко. Именно поэтому мне совершенно наплевать, сохранишь ли ты способность ходить, видеть и удерживать в кишках дерьмо до самого конца твоей короткой и полной страданий жизни. Ты понимаешь?
Навигатор, широко раскрыв глаза, взглянул на Инея, который склонился над ним подобно огромной тени.
– Понимаю, – прошептал он.
– Хорошо, – проговорил Секутор.
– Офень хофофо, – сказал Иней.
– В самом деле, очень хорошо, – согласился Глокта. – Скажи-ка мне, брат Длинноногий, является ли одним из твоих выдающихся талантов сверхчеловеческая устойчивость к боли?
Узник с трудом выговорил:
– Нет.
– Тогда правила игры крайне просты. Я задаю вопрос, а ты отвечаешь точно, искренне и к тому же коротко. Я ясно выражаюсь?
– Я все понял. Я не… ничего и не говорю, кроме…
Кулак Инея ткнулся ему в живот, и навигатор согнулся пополам.
Глаза его чуть не выскочили из орбит.
– Дошло, – прошипел Глокта, – что отвечать нужно «да»?
Альбинос схватил тяжело дышащего навигатора за ногу и положил его ступню на наковальню.
«О, холодный металл на такой чувствительной подошве. Очень неприятно, но может быть хуже. И сердце подсказывает мне, что еще будет».
Иней защелкнул цепь, сковывающую ногу навигатора, на лодыжке.
– Я прошу прощения за недостаток воображения, – вздохнул Глокта. – В свое оправдание скажу: сложно постоянно выдумывать что-то новое. Я имею в виду, что разбить ногу человека кувалдой – это как-то…
– Скуфнофафо? – предположил Иней.
Из-под маски Секутора раздался хохот, и губы Глокты тоже скривились в усмешке.
«Ему надо было стать актером, а не палачом».
– Скучно, именно так. Но не волнуйтесь. Если мы не добьемся своего к тому моменту, когда раздробим всю ногу ниже колена, мы изобретем что-нибудь еще. Как тебе такое?
– Но я ничего не сделал! – взвыл Длинноногий, снова обретя силы. – Я ничего не знаю. Я…
– Забудь обо всем этом. Сейчас это не имеет значения.
Глокта медленно наклонился вперед, испытывая мучительную боль, и несильно пристукнул молотком по железу рядом с голой ногой навигатора.
– Я хочу, чтобы ты… сосредоточился… на моих вопросах… на своих пальчиках… и на этой кувалде. Сейчас тебе кажется, что это сложно, но не беспокойся. Поверь мне, как только молот ударит тебя, ты сразу забудешь обо всем остальном.
Длинноногий смотрел на наковальню, и его ноздри раздувались, когда он втягивал в себя воздух.
«Наконец осознал серьезность ситуации».
– Значит, вопросы, – произнес Глокта. – Знаком ли ты с человеком, который называет себя Байязом, первым из магов?
– Да! Пожалуйста! Да! До недавнего времени он был моим нанимателем.
– Хорошо. – Глокта подвинулся на стуле, пытаясь найти удобное положение, чтобы наклоняться вперед. – Ты сопровождал его в путешествии?
– Я был проводником.
– И куда же вы отправились?
– На остров Шабульян, на окраине Земного круга.
Глокта еще разок стукнул молотом по наковальне.
– Ну, так, так. На краю мира? Это выдумка?
– Это правда! Правда! Я видел это место! Я стоял на берегу острова собственными ногами!
– Кто был с вами?
– Там были… Логен Девятипалый с дальнего Севера…
«Ах да, этот со шрамами и сурово сжатыми губами».
– Потом Ферро Малджин, кантийская женщина.
«Та самая, доставившая немало хлопот нашему другу наставнику Гойлу».
– Джезаль дан Луфар… офицер Союза.
«Болван и позер».
– Малахус Ки, ученик Байяза.
«Тощий лгунишка с лицом троглодита»
– И сам Байяз.
– Вас было шестеро?
– Да, всего лишь шестеро.
– Вы предприняли долгое и трудное путешествие. Что же находится на окраине Земного круга, что стоит таких усилий, за исключением морской воды?
У Длинноногого задрожала губа.
– Ничего!
Глокта нахмурился и слегка подтолкнул молотком большой палец на ноге навигатора.
– Там ничего не было! Того, что искал Байяз, там не оказалось!
Этого там не было! Он сказал, что его обманули!
– И что же он собирался там найти?
– Он говорил, это какой-то камень.
– Камень?
– Женщина спрашивала его. Он ответил, что это кусок скалы, камень с Другой стороны. – Навигатор покачал головой. Его лоб покрылся каплями пота. – Дьявольская вещица. Я рад, что мы не нашли там ничего подобного. Байяз называл ее «семя».
Глокта перестал улыбаться.
«Семя. Мне почудилось или правда в комнате стало холоднее?»
– А что еще он говорил об этом?
– Только разные легенды и какую-то чепуху.
– Постарайся вспомнить.
– Какие-то истории о Гластроде и разрушенном Аулкусе, о превращениях и похищении лиц! О разговорах с демонами, о том, как призывать их. О Другой стороне.
– Что еще?
Глокта сильнее стукнул молотком по пальцу навигатора.
– А! А! Он говорил, что семя было субстанцией нижнего мира. Что оно осталось от старых времен, когда демоны разгуливали по земле. Он говорил, что это могущественное, великое оружие. Что он собирался использовать его в борьбе с гурками! Против пророка!
«Оружие, оставшееся от древних времен. Взывание к демонам, изменение образов и форм».
Канедиас смотрел со стены еще мрачнее, чем обычно, и Глокта вздрогнул.
Он вспомнил похожую на ночной кошмар прогулку в Дом Делателя, узоры света на полу, кольца, двигающиеся в темноте. Он вспомнил, как оказался на крыше, высоко над городом, не поднявшись ни на одну ступеньку.
– Вы не нашли его? – шепотом спросил он. Во рту у него пересохло.
– Нет! Его там не было!
– И что потом?
– Это все! Мы вернулись назад через горы. Мы сделали плот и спустились по великой реке Аос к морю. Там мы сели на корабль в Халцисе, и вот я перед вами!
Глокта сощурил глаза, внимательно вглядываясь в лицо узника.
«Должно быть что-то еще, я вижу это».
– Что ты недоговариваешь?
– Я все сказал! У меня нет такого таланта – вводить в заблуждение!
«Это, по крайней мере, правда. Его ложь очевидна».
– Но если твой контракт закончился, почему ты до сих пор в городе?
– Потому что… потому что….
Взгляд навигатора заметался по комнате.
– О нет, милый.
Со всей силой, оставшейся в искалеченном теле Глокты, тяжелый молоток опустился на большой палец ноги навигатора и раскрошил его с тупым, глухим стуком. Навигатор вскрикнул, его глаза широко раскрылись.
«О, этот великолепный, ужасный момент между ударом и ощущением боли. Боль сейчас придет. Сейчас придет. Сейчас…»
Длинноногий издал пронзительный крик, выгнулся на стуле, его лицо перекосила мучительная судорога.
– Мне знакомо это чувство, – проговорил Глокта и поморщился, подвигав собственными уцелевшими пальцами в потном ботинке. – Я очень, очень хорошо его знаю и сочувствую. Эта ослепительная вспышка боли, когда кость разбита вдребезги. Ты чувствуешь тошноту, подступающую к горлу, от слабости кружится голова. Потом нога начинает пульсировать, слезы наполняют глаза, а все тело дрожит.
Длинноногий хватал ртом воздух, всхлипывал, по щекам у него струились слезы.
– А что дальше? Недели хромоты? Месяцами припадать на искалеченную ногу? А если следующий удар будет нанесен по лодыжке?
Глокта приподнял концом молотка подбородок навигатора.
– Или прямо в коленную чашечку? Сможешь ли ты вообще ходить? Мне хорошо знакомы все эти ощущения, поверь.
«Как я могу причинять эти страдания кому-то другому? – Он пожал скрюченными плечами. – Одна из загадок жизни».
– Еще разок?
Он снова поднял молоток.
– Нет! Нет! Подождите! – закричал Длинноногий. – Жрец! Ради бога, жрец приходил в орден. Гуркский жрец. Он сказал, что однажды первый из магов попросит прислать навигатора, и он хотел бы, чтобы ему сообщили об этом. Он хотел, чтобы ему сообщили о том, что случится потом. Он угрожал, страшно угрожал, и нам ничего не оставалось, как подчиниться. Я поджидал в городе другого навигатора, чтобы передать новости. Только сегодня утром я сообщил ему все то, что рассказал вам. Я собирался покинуть Адую, клянусь.
– Как звали того жреца?
Длинноногий ничего не ответил, его влажные глаза были широко раскрыты, дыхание с хрипом вырывалось из носа.
«О, почему надо испытывать меня?»
Опустив голову, Глокта взглянул на ногу навигатора. Палец уже распух и покрывался пятнами, полоски черной крови тянулись с каждой его стороны, ноготь был густого, надрывно-бордового цвета, обрамленный воспаленным красным. Глокта беспощадно вдавил рукоятку молотка прямо в него.
– Имя жреца! Имя! Имя! Имя…
– А-а-а! Мамун! Господи! Его звали Мамун!
«Мамун. Юлвей говорил о нем в Дагоске. Первый ученик самого пророка. Вместе они нарушили второй закон. Вместе отведали человеческой плоти».
– Мамун. Я понимаю. А теперь скажи, – Глокта наклонился вперед, не обращая внимания на спазмы в искривленной спине, – что делает Байяз здесь?
Длинноногий дышал ртом; слюна, растянувшись длинной ниткой, повисла у него на нижней губе.
– Я не знаю.
– Что ему нужно от нас? Что ему нужно в Союзе?
– Я не знаю. Я рассказал все.
– Наклоняться вперед – сущее испытание для меня. От этого я быстро устаю.
Глокта нахмурился и поднял молоток. Отполированный наконечник орудия поблескивал.
– Я просто находил путь туда и обратно. Я лишь направлял плавание по верному пути. Пожалуйста! Нет!
Длинноногий зажмурил глаза, язык застыл между зубами.
«Сейчас придет боль. Сейчас придет боль. Сейчас придет боль».
Глокта со стуком поставил молоток на пол и выпрямился, покачивая искривленными бедрами вправо и влево, чтобы унять боль.
– Очень хорошо, – вздохнул он. – Я вполне удовлетворен. Узник открыл один дергающийся глаз, потом второй. Он поднял голову, в лице проявилась надежда.
– Я могу уйти?
Секутор тихо хихикнул под маской. Даже Иней издал какой-то странный хриплый звук.
– Конечно, ты можешь уйти, – Глокта улыбнулся беззубым ртом. – Можешь вернуться в свой мешок.
Лицо навигатора исказилось от ужаса.
– Господи, сжалься надо мной.
«Если Господь существует, Ему никого не жалко».
Превратности войны
– Очень мало.
– Если мы не найдем взаимопонимания с верховным судьей Маровией.
Снова повисла пауза, еще более неприятная, чем предыдущая.
«О драгоценный. Я должен был высказать это вслух».
– Взаимопонимание? – прошипел Сульт.
– С Маровией?! – взвизгнул Гойл, и его глаза чуть не выкатились из орбит от ликования.
«Когда все безопасные способы испробованы, нужно рисковать. Разве не так я говорил себе, когда несся верхом по мосту, а гурки во множестве толпились на противоположной стороне? Что ж, еще разок окунемся в бурю».
Глокта глубоко вздохнул.
– Место Маровии в Закрытом совете не надежнее, чем у любого другого. Мы противостоим друг другу, но больше по привычке. На этих выборах наши цели совпадают: обеспечить слабого кандидата и поддержать равновесие. Вместе мы имеем более пятидесяти голосов. Этого должно хватить, чтобы весы склонились в нашу сторону.
Гойл презрительно хмыкнул.
– Объединить усилия с этим лицемером, любителем простолюдинов? Вы что, выжили из ума?
– Заткнитесь, Гойл.
Сульт пристально смотрел на Глокту, сжав губы и размышляя.
«Наверное, думает, как меня наказать. Еще одна отповедь? Или настоящая порка? Или мое тело обнаружат плавающим…»
– Вы правы. Идите и поговорите с Маровией.
«Занд дан Глокта, ты снова герой!»
У Гойла отвисла челюсть от изумления.
– Но… ваше преосвященство!
– Время гордыни прошло, – прервал его Сульт. – Мы должны использовать любой шанс, чтобы не дать Броку или кому-то вроде него занять трон. Мы должны найти компромисс, каким бы болезненным он ни был, и привлечь любых союзников. Всех, кого можно. Идите! – бросил он через плечо и, отвернувшись, снова принялся изучать шелестящие листки. – Заключите с Маровией сделку.
Глокта с трудом поднялся с кресла.
«Обидно покидать столь приятную компанию, но служба требует».
Он одарил Гойла беззубой ухмылкой, потом взял свою трость и захромал к двери.
– Глокта!
Он вздрогнул и обернулся.
– Наши цели и цели Маровии могут совпадать в настоящий момент, но доверять ему нельзя. Действуйте осмотрительно.
– Конечно, ваше преосвященство.
«Я всегда так делаю. Как еще прикажете, когда каждый шаг – мучение?»
Личный кабинет верховного судьи Маровии был большим, как сарай. Потолок в нем покрывали старинные лепные гирлянды, скрытые в сумраке. Хотя на улице стоял день, густой плющ на окнах и толстый слой грязи на стеклах создавали в помещении впечатление никогда не рассеивающихся сумерек. Сложенные кое-как пачки бумаг загромождали собой все, что только можно. Кипы документов, перевязанных черной лентой. Стопки гроссбухов в кожаных переплетах. Горы пыльных пергаментов, исписанных витиеватым письмом и проштампованных большими печатями красного воска, поблескивающими позолотой. Они походили на свод законов королевства.
«Видимо, так и есть на самом деле».
– Наставник Глокта, добрый вечер.
Сам Маровия восседал за длинным, накрытым для обеда столом рядом с пустым камином. Горевшие в канделябре свечи освещали блюда на столе, поблескивавшие во мраке.
– Вы не возражаете, если я буду есть во время нашей беседы? Я бы, конечно, с большим удовольствием отобедал в своих апартаментах, но все чаще мне приходится делать это здесь. Очень много дел, знаете ли. А один из моих секретарей без предупреждения отправился на отдых.
«Отдых на полу в скотобойне и в животах у целого стада свиней».
– Не желаете ли присоединиться?
Маровия указал на большой кусок мяса, почти сырой в середине, плавающий в кровяной подливке.
Глокта облизнул голые десны, направляясь к стулу напротив судьи.
– Я был бы рад, ваша честь, но правила лечения зубов не позволяют мне этого.
– Ах, конечно. Эти правила не обойти даже верховному судье. Примите мое сочувствие, наставник. Одно из величайших удовольствий для меня – это хороший кусок мяса, и чем больше в нем крови, тем лучше. Я всегда говорю моему повару: «Подержи его на огне чуть-чуть. Самую малость».
«Смешно. Я наставляю своих практиков начинать так же».
– Но чему я обязан вашим неожиданным визитом? Вы пришли по личной инициативе или по поручению вашего начальника, моего дражайшего коллеги по Закрытому совету архилектора Сульта?
«Твоего злейшего, смертельного врага по Закрытому совету, ты имеешь в виду?»
– Его преосвященство в курсе, что я здесь.
– Вот как? – Маровия отрезал еще один кусок мяса. Соус с кровью каплями стекал на тарелку. – И с каким же посланием он направил вас ко мне? О завтрашнем деле в Открытом совете, возможно?
– Вы предвосхитили мой сюрприз, ваша честь. Могу ли я говорить прямо?
– Если умеете.
Глокта продемонстрировал верховному судье свою беззубую усмешку.
– История с выборами очень осложняет работу. Сомнения, неуверенность, тревога. Это плохо для любого дела.
– Некоторым хуже, чем остальным.
Маровия чиркнул ножом по тарелке и отрезал от куска мяса ленточку жира.
– Конечно. Особому риску подвергаются те, кто заседает в Закрытом совете, и те, кто действует от их имени. Им вряд ли будет предоставлена свобода действий, если могущественная особа вроде Брока или Ишера получит голоса и займет трон.
«А один из нас, по правде говоря, не протянет больше недели».
Маровия подцепил на вилку ломтик моркови и с мрачным вниманием рассматривал его.
– Прискорбное положение. Было бы лучше для всех, если бы Рейнольт или Ладислав остались живы. – Он на миг задумался. – Ну, по крайней мере, Рейнольт. Однако голосование состоится завтра, и мы сколько угодно можем рвать на себе волосы. И я, боюсь, не вижу возможности изменить положение вещей. Или, – он оторвал взгляд от моркови и взглянул на Глокту, – у вас есть какое-то предложение?
– Вы, ваша честь, контролируете от двадцати до тридцати голосов в Открытом совете.
Маровия пожал плечами.
– Я имею некоторое влияние, не могу этого отрицать.
– Архилектор может рассчитывать на тридцать голосов.
– У его преосвященства преимущество.
– Не обязательно. Если вы противостоите друг другу, как всегда бывало, ваши голоса не значат ничего. Один в пользу Ишера, другой в пользу Брока, и никакого существенного влияния.
Маровия вздохнул.
– И печальный конец обеим нашим блестящим карьерам.
– Если вы не сумеете объединить усилия. Тогда вы получите шестьдесят голосов. А это почти столько же, сколько контролирует Брок. Достаточно для того, чтобы сделать королем Скальда, Барезина, Хайгена и кого угодно, в зависимости от того, как сложится ситуация. Того, на кого будет легче всего повлиять в будущем. Того, кто сохранит нынешний Закрытый совет, а не станет выбирать новый.
– То есть короля, который всех нас сделает счастливыми?
– Если вы готовы отдать кому-то предпочтение, я доведу это до сведения его преосвященства.
«Снова сложные ходы, снова мольбы, снова разочарования. О, как хорошо иметь собственный большой кабинет и целый день с комфортом посиживать в нем, пока льстивые подонки обивают твой порог, улыбаются на твои оскорбления, беспрекословно глотают любую ложь, умоляют о твоей губительной поддержке».
– Хотите, я скажу вам, что сделало бы меня счастливым, наставник Глокта?
«А теперь размышления еще одного помешанного на власти старого пердуна».
– Конечно, ваша честь.
Маровия положил нож на тарелку, откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул.
– Я бы хотел, чтобы короля не было вообще. Я бы желал, чтобы все были равны перед законом, каждый имел слово в управлении страной и мог выбирать тех, кому доверяют власть. Я бы хотел, чтобы не было короля, не было вельмож, а только выборный Закрытый совет, подотчетный гражданам. Закрытый совет, открытый для всех, если можно так выразиться. Что вы думаете об этом?
«Я думаю, кое-кто сказал бы, что это очень похоже на предательство. А другие просто назвали бы это безумием».
– Полагаю, ваша честь, что ваша идея – лишь игра воображения.
– Почему?
– Потому что огромное количество людей предпочитают выполнять то, что им велят, а не совершать собственный выбор. Слушаться проще.
Верховный судья рассмеялся.
– Возможно, вы правы. Но положение меняется. Крестьянское восстание убедило меня в этом. Мало-помалу, шаг за шагом, все меняется.
– Я уверен, что лорд Брок на троне – это не тот шаг, который бы устроил всех нас.
– Да, у лорда Брока свои собственные интересы. Ваш аргумент убедителен, наставник Глокта. – Маровия выпрямился в кресле, сложил руки на животе и внимательно смотрел на Глокту, слегка прищурившись. – Очень хорошо. Можете доложить архилектору Сульту, что в этом наши цели совпадают. Если появится нейтральный кандидат с хорошей поддержкой, я присоединю свои голоса к голосам его преосвященства. Кто бы мог подумать? Закрытый совет объединился. – Он медленно покачал головой. – Странные времена настали.
– Так и есть, ваша честь.
Глокта с трудом поднялся и поморщился, опершись на обжигающую болью ногу, затем зашаркал к двери. Его шаги эхом отдавались под сводами огромного мрачного кабинета.
«Странно на самом деле то, что наш верховный судья столь философски настроен, хотя завтра вполне может остаться без места. Не припомню никого, кто в подобных обстоятельствах выглядел бы таким спокойным».
Взявшись за ручку двери, он остановился.
«Можно предположить, что он знает что-то, нам неизвестное. Можно также предположить, что у него уже есть некий план».
Он обернулся.
– Могу ли я доверять вам, верховный судья?
Маровия резко вскинул голову. Нож, которым он резал мясо, застыл в его руке.
– Какой необычный вопрос для человека вашей профессии. Полагаю, вы можете поверить, что я буду действовать в собственных интересах. В той же степени я могу быть уверен, что и вы поступаете так же. Наш договор распространяется только на эту ситуацию, не более того. Да большего и не нужно. Вы умный человек, наставник Глокта, вы мне нравитесь. – Он снова вернулся к еде и вонзил вилку в сочащееся кровью мясо. – Вам следует подыскать себе другого хозяина.
Глокта, шаркая, вышел из комнаты.
«Очаровательное предложение. Но хозяев у меня уже вдвое больше, чем нужно».
Узник был худой и жилистый, совершенно голый. На его голову, как обычно, накинули мешок, руки сковали наручниками за спиной. Глокта наблюдал, как Иней тащит его из камеры в комнату с куполом. Голые ноги узника заплетались и бились о холодный пол.
– Он не очень-то и прятался, – произнес Секутор. – После того, как расстался с остальными, он болтался по городу, как дерьмо в проруби. Мы взяли его вчера вечером.
Иней бросил заключенного на стул.
«Где я? Кто схватил меня? Что они хотят? Минуты ужаса перед тем, как все начнется. Страх, беспомощность, болезненные спазмы отвращения. Мои воспоминания ожили совсем недавно, когда я попал в лапы прелестного магистра Эйдер. Однако меня отпустили в целости и сохранности».
Заключенный сидел перед ним, его голова клонилась на сторону, мешковина впереди то поднималась, то опускалась от прерывистого дыхания.
«Очень сомневаюсь, что этому так же повезет».
Взгляд Глокты невольно обратился к фреске над прикрытой мешковиной головой узника.
«Наш старый друг Канедиас».
Нарисованное лицо мрачно взирало с куполообразного потолка: руки раскинуты, яркое пламя пылает за спиной.
«Делатель упал, охваченный огнем…»
Глокта неохотно взвесил в руке тяжелый молоток.
– Давайте начнем, что ли.
Секутор театрально сорвал мешок с головы узника.
Навигатор прищурился, когда яркий свет лампы ударил ему в глаза. Лицо, повидавшее штормы и непогоду, загорелое, изрезанное глубокими морщинами; голова обрита. Похож на жреца.
«Или на раскаявшегося преступника».
– Твое имя брат Длинноногий?
– Да, так и есть. Я из благородного ордена навигаторов! Заверяю вас, что я не повинен ни в каком преступлении! – выпалил узник. – Я не совершил ничего противозаконного. Я вообще не имею к этому никакого отношения. Я законопослушный гражданин и всегда был таким. Нет ни одной причины, чтобы обращаться со мной подобным образом. Ни одной!
Его взгляд скользнул вниз, и он увидел наковальню, поблескивающую на полу между ним и Глоктой, там, где обычно стоял стол. Его голос изменился, подскочив вверх на целую октаву.
– Орден навигаторов повсюду уважаем, а я член этого ордена, и у меня очень хорошая репутация. Исключительная репутация! Навигация – это самый главный талант из всех моих многочисленных способностей, но это лишь один из моих талантов…
Глокта положил молоток на наковальню с таким лязгом, что и мертвый бы проснулся.
– Прекрати! Заткнись!
Навигатор моргнул, раскрыл рот, но затих. Глокта снова опустился на стул, растирая искалеченное бедро. Боль сильно отдавала в спину.
– Можешь ли ты представить себе, как я устал? Как много мне приходится работать? Какая это мука – каждый день вставать с постели? Я совершенно разбит, когда день только начинается, а сейчас мне особенно тяжко. Именно поэтому мне совершенно наплевать, сохранишь ли ты способность ходить, видеть и удерживать в кишках дерьмо до самого конца твоей короткой и полной страданий жизни. Ты понимаешь?
Навигатор, широко раскрыв глаза, взглянул на Инея, который склонился над ним подобно огромной тени.
– Понимаю, – прошептал он.
– Хорошо, – проговорил Секутор.
– Офень хофофо, – сказал Иней.
– В самом деле, очень хорошо, – согласился Глокта. – Скажи-ка мне, брат Длинноногий, является ли одним из твоих выдающихся талантов сверхчеловеческая устойчивость к боли?
Узник с трудом выговорил:
– Нет.
– Тогда правила игры крайне просты. Я задаю вопрос, а ты отвечаешь точно, искренне и к тому же коротко. Я ясно выражаюсь?
– Я все понял. Я не… ничего и не говорю, кроме…
Кулак Инея ткнулся ему в живот, и навигатор согнулся пополам.
Глаза его чуть не выскочили из орбит.
– Дошло, – прошипел Глокта, – что отвечать нужно «да»?
Альбинос схватил тяжело дышащего навигатора за ногу и положил его ступню на наковальню.
«О, холодный металл на такой чувствительной подошве. Очень неприятно, но может быть хуже. И сердце подсказывает мне, что еще будет».
Иней защелкнул цепь, сковывающую ногу навигатора, на лодыжке.
– Я прошу прощения за недостаток воображения, – вздохнул Глокта. – В свое оправдание скажу: сложно постоянно выдумывать что-то новое. Я имею в виду, что разбить ногу человека кувалдой – это как-то…
– Скуфнофафо? – предположил Иней.
Из-под маски Секутора раздался хохот, и губы Глокты тоже скривились в усмешке.
«Ему надо было стать актером, а не палачом».
– Скучно, именно так. Но не волнуйтесь. Если мы не добьемся своего к тому моменту, когда раздробим всю ногу ниже колена, мы изобретем что-нибудь еще. Как тебе такое?
– Но я ничего не сделал! – взвыл Длинноногий, снова обретя силы. – Я ничего не знаю. Я…
– Забудь обо всем этом. Сейчас это не имеет значения.
Глокта медленно наклонился вперед, испытывая мучительную боль, и несильно пристукнул молотком по железу рядом с голой ногой навигатора.
– Я хочу, чтобы ты… сосредоточился… на моих вопросах… на своих пальчиках… и на этой кувалде. Сейчас тебе кажется, что это сложно, но не беспокойся. Поверь мне, как только молот ударит тебя, ты сразу забудешь обо всем остальном.
Длинноногий смотрел на наковальню, и его ноздри раздувались, когда он втягивал в себя воздух.
«Наконец осознал серьезность ситуации».
– Значит, вопросы, – произнес Глокта. – Знаком ли ты с человеком, который называет себя Байязом, первым из магов?
– Да! Пожалуйста! Да! До недавнего времени он был моим нанимателем.
– Хорошо. – Глокта подвинулся на стуле, пытаясь найти удобное положение, чтобы наклоняться вперед. – Ты сопровождал его в путешествии?
– Я был проводником.
– И куда же вы отправились?
– На остров Шабульян, на окраине Земного круга.
Глокта еще разок стукнул молотом по наковальне.
– Ну, так, так. На краю мира? Это выдумка?
– Это правда! Правда! Я видел это место! Я стоял на берегу острова собственными ногами!
– Кто был с вами?
– Там были… Логен Девятипалый с дальнего Севера…
«Ах да, этот со шрамами и сурово сжатыми губами».
– Потом Ферро Малджин, кантийская женщина.
«Та самая, доставившая немало хлопот нашему другу наставнику Гойлу».
– Джезаль дан Луфар… офицер Союза.
«Болван и позер».
– Малахус Ки, ученик Байяза.
«Тощий лгунишка с лицом троглодита»
– И сам Байяз.
– Вас было шестеро?
– Да, всего лишь шестеро.
– Вы предприняли долгое и трудное путешествие. Что же находится на окраине Земного круга, что стоит таких усилий, за исключением морской воды?
У Длинноногого задрожала губа.
– Ничего!
Глокта нахмурился и слегка подтолкнул молотком большой палец на ноге навигатора.
– Там ничего не было! Того, что искал Байяз, там не оказалось!
Этого там не было! Он сказал, что его обманули!
– И что же он собирался там найти?
– Он говорил, это какой-то камень.
– Камень?
– Женщина спрашивала его. Он ответил, что это кусок скалы, камень с Другой стороны. – Навигатор покачал головой. Его лоб покрылся каплями пота. – Дьявольская вещица. Я рад, что мы не нашли там ничего подобного. Байяз называл ее «семя».
Глокта перестал улыбаться.
«Семя. Мне почудилось или правда в комнате стало холоднее?»
– А что еще он говорил об этом?
– Только разные легенды и какую-то чепуху.
– Постарайся вспомнить.
– Какие-то истории о Гластроде и разрушенном Аулкусе, о превращениях и похищении лиц! О разговорах с демонами, о том, как призывать их. О Другой стороне.
– Что еще?
Глокта сильнее стукнул молотком по пальцу навигатора.
– А! А! Он говорил, что семя было субстанцией нижнего мира. Что оно осталось от старых времен, когда демоны разгуливали по земле. Он говорил, что это могущественное, великое оружие. Что он собирался использовать его в борьбе с гурками! Против пророка!
«Оружие, оставшееся от древних времен. Взывание к демонам, изменение образов и форм».
Канедиас смотрел со стены еще мрачнее, чем обычно, и Глокта вздрогнул.
Он вспомнил похожую на ночной кошмар прогулку в Дом Делателя, узоры света на полу, кольца, двигающиеся в темноте. Он вспомнил, как оказался на крыше, высоко над городом, не поднявшись ни на одну ступеньку.
– Вы не нашли его? – шепотом спросил он. Во рту у него пересохло.
– Нет! Его там не было!
– И что потом?
– Это все! Мы вернулись назад через горы. Мы сделали плот и спустились по великой реке Аос к морю. Там мы сели на корабль в Халцисе, и вот я перед вами!
Глокта сощурил глаза, внимательно вглядываясь в лицо узника.
«Должно быть что-то еще, я вижу это».
– Что ты недоговариваешь?
– Я все сказал! У меня нет такого таланта – вводить в заблуждение!
«Это, по крайней мере, правда. Его ложь очевидна».
– Но если твой контракт закончился, почему ты до сих пор в городе?
– Потому что… потому что….
Взгляд навигатора заметался по комнате.
– О нет, милый.
Со всей силой, оставшейся в искалеченном теле Глокты, тяжелый молоток опустился на большой палец ноги навигатора и раскрошил его с тупым, глухим стуком. Навигатор вскрикнул, его глаза широко раскрылись.
«О, этот великолепный, ужасный момент между ударом и ощущением боли. Боль сейчас придет. Сейчас придет. Сейчас…»
Длинноногий издал пронзительный крик, выгнулся на стуле, его лицо перекосила мучительная судорога.
– Мне знакомо это чувство, – проговорил Глокта и поморщился, подвигав собственными уцелевшими пальцами в потном ботинке. – Я очень, очень хорошо его знаю и сочувствую. Эта ослепительная вспышка боли, когда кость разбита вдребезги. Ты чувствуешь тошноту, подступающую к горлу, от слабости кружится голова. Потом нога начинает пульсировать, слезы наполняют глаза, а все тело дрожит.
Длинноногий хватал ртом воздух, всхлипывал, по щекам у него струились слезы.
– А что дальше? Недели хромоты? Месяцами припадать на искалеченную ногу? А если следующий удар будет нанесен по лодыжке?
Глокта приподнял концом молотка подбородок навигатора.
– Или прямо в коленную чашечку? Сможешь ли ты вообще ходить? Мне хорошо знакомы все эти ощущения, поверь.
«Как я могу причинять эти страдания кому-то другому? – Он пожал скрюченными плечами. – Одна из загадок жизни».
– Еще разок?
Он снова поднял молоток.
– Нет! Нет! Подождите! – закричал Длинноногий. – Жрец! Ради бога, жрец приходил в орден. Гуркский жрец. Он сказал, что однажды первый из магов попросит прислать навигатора, и он хотел бы, чтобы ему сообщили об этом. Он хотел, чтобы ему сообщили о том, что случится потом. Он угрожал, страшно угрожал, и нам ничего не оставалось, как подчиниться. Я поджидал в городе другого навигатора, чтобы передать новости. Только сегодня утром я сообщил ему все то, что рассказал вам. Я собирался покинуть Адую, клянусь.
– Как звали того жреца?
Длинноногий ничего не ответил, его влажные глаза были широко раскрыты, дыхание с хрипом вырывалось из носа.
«О, почему надо испытывать меня?»
Опустив голову, Глокта взглянул на ногу навигатора. Палец уже распух и покрывался пятнами, полоски черной крови тянулись с каждой его стороны, ноготь был густого, надрывно-бордового цвета, обрамленный воспаленным красным. Глокта беспощадно вдавил рукоятку молотка прямо в него.
– Имя жреца! Имя! Имя! Имя…
– А-а-а! Мамун! Господи! Его звали Мамун!
«Мамун. Юлвей говорил о нем в Дагоске. Первый ученик самого пророка. Вместе они нарушили второй закон. Вместе отведали человеческой плоти».
– Мамун. Я понимаю. А теперь скажи, – Глокта наклонился вперед, не обращая внимания на спазмы в искривленной спине, – что делает Байяз здесь?
Длинноногий дышал ртом; слюна, растянувшись длинной ниткой, повисла у него на нижней губе.
– Я не знаю.
– Что ему нужно от нас? Что ему нужно в Союзе?
– Я не знаю. Я рассказал все.
– Наклоняться вперед – сущее испытание для меня. От этого я быстро устаю.
Глокта нахмурился и поднял молоток. Отполированный наконечник орудия поблескивал.
– Я просто находил путь туда и обратно. Я лишь направлял плавание по верному пути. Пожалуйста! Нет!
Длинноногий зажмурил глаза, язык застыл между зубами.
«Сейчас придет боль. Сейчас придет боль. Сейчас придет боль».
Глокта со стуком поставил молоток на пол и выпрямился, покачивая искривленными бедрами вправо и влево, чтобы унять боль.
– Очень хорошо, – вздохнул он. – Я вполне удовлетворен. Узник открыл один дергающийся глаз, потом второй. Он поднял голову, в лице проявилась надежда.
– Я могу уйти?
Секутор тихо хихикнул под маской. Даже Иней издал какой-то странный хриплый звук.
– Конечно, ты можешь уйти, – Глокта улыбнулся беззубым ртом. – Можешь вернуться в свой мешок.
Лицо навигатора исказилось от ужаса.
– Господи, сжалься надо мной.
«Если Господь существует, Ему никого не жалко».
Превратности войны
Лорд-маршал Берр писал письмо, но улыбнулся при виде Веста, когда тот вошел в палатку и полог опустился за его спиной.
– Как дела, полковник?
– Хорошо, сэр, благодарю вас. Приготовления идут полным ходом, мы сможем выступить с рассветом.
– Рационально и умело, как всегда. Что бы я делал без вас? – Берр указал на графин. – Хотите вина?
– Благодарю вас, сэр. – Вест налил себе вина в стакан. – А вы выпьете со мной?
Берр указал на потрепанную походную флягу, лежавшую рядом.
– Я полагаю, для меня будет благоразумнее отдать предпочтение воде.
Вест виновато поморщился. Он не был уверен, что имеет право спрашивать, но отступать было некуда.
– Как вы себя чувствуете, сэр?
– Гораздо лучше. Спасибо, что спросили. Намного, намного лучше. – Лицо его изменилось, он прикрыл рот рукой и икнул. – Не то чтобы полностью выздоровел, но на пути к этому.
Словно для того, чтобы доказать это, он легко поднялся со стула и быстрым шагом подошел к карте, скрестив руки за спиной. В его лице на самом деле появилась прежняя живость. Он больше не горбился и не пошатывался.
– Лорд-маршал, я хотел поговорить о сражении у Дунбрека.
Берр обернулся.
– О каком его моменте?
– Когда вы испытывали недомогание. – Вест не знал, как лучше выразиться, но потом слова полились ручьем. – Я не послал за хирургом. Я мог сделать это, но…
– Я горжусь тем, что вы этого не сделали.
Вест растерянно заморгал. Он даже не смел надеяться на такой ответ.
– Вы поступили так, как я и хотел. Очень важно, чтобы офицер был осторожным, но жизненно важно, чтобы он не проявлял чрезмерную осторожность. Он должен быть способен послать своих людей по опасному пути. Он должен быть способен послать их на смерть, если считает это необходимым. Он должен быть способен принести жертву и сделать то, что требуется во имя высшего блага, не распаляя себя эмоциями по поводу своего выбора. Именно поэтому я испытываю к вам симпатию, Вест. В вас есть сострадание, но есть и стальная твердость. Нельзя стать великим полководцем без доли беспощадности.
– Как дела, полковник?
– Хорошо, сэр, благодарю вас. Приготовления идут полным ходом, мы сможем выступить с рассветом.
– Рационально и умело, как всегда. Что бы я делал без вас? – Берр указал на графин. – Хотите вина?
– Благодарю вас, сэр. – Вест налил себе вина в стакан. – А вы выпьете со мной?
Берр указал на потрепанную походную флягу, лежавшую рядом.
– Я полагаю, для меня будет благоразумнее отдать предпочтение воде.
Вест виновато поморщился. Он не был уверен, что имеет право спрашивать, но отступать было некуда.
– Как вы себя чувствуете, сэр?
– Гораздо лучше. Спасибо, что спросили. Намного, намного лучше. – Лицо его изменилось, он прикрыл рот рукой и икнул. – Не то чтобы полностью выздоровел, но на пути к этому.
Словно для того, чтобы доказать это, он легко поднялся со стула и быстрым шагом подошел к карте, скрестив руки за спиной. В его лице на самом деле появилась прежняя живость. Он больше не горбился и не пошатывался.
– Лорд-маршал, я хотел поговорить о сражении у Дунбрека.
Берр обернулся.
– О каком его моменте?
– Когда вы испытывали недомогание. – Вест не знал, как лучше выразиться, но потом слова полились ручьем. – Я не послал за хирургом. Я мог сделать это, но…
– Я горжусь тем, что вы этого не сделали.
Вест растерянно заморгал. Он даже не смел надеяться на такой ответ.
– Вы поступили так, как я и хотел. Очень важно, чтобы офицер был осторожным, но жизненно важно, чтобы он не проявлял чрезмерную осторожность. Он должен быть способен послать своих людей по опасному пути. Он должен быть способен послать их на смерть, если считает это необходимым. Он должен быть способен принести жертву и сделать то, что требуется во имя высшего блага, не распаляя себя эмоциями по поводу своего выбора. Именно поэтому я испытываю к вам симпатию, Вест. В вас есть сострадание, но есть и стальная твердость. Нельзя стать великим полководцем без доли беспощадности.