Джоансен Айрис. Авантюристка

   Не отрывая взгляда от ее горящих щек, Галлахер с отсутствующим видом кивнул:
   — Конечно. Вы близки со своими сестрами?
   — Да. — Мэнди нежно улыбнулась. — Хотя мы совершенно разные, ближе и быть нельзя. Наверно, это потому, что мы выросли в Киллару. В детстве нам больше не с кем было играть, так что нам волей-неволей пришлось приспосабливаться друг к другу.
   — В Киллару?
   — Так называется наша овцеводческая ферма в Новом Южном Уэльсе. Она много поколений принадлежала нашей семье. Мне хотелось бы, чтобы вы ее увидели. — Ее глаза потеплели. — Там так красиво.
   — Красивее, чем в Арнемленде или на порогах Франклина? — улыбнулся Галлахер.
   — Нет, просто Киллару — это совсем другое. Там наш дом, — просто сказала Мэнди. — А где ваш дом?
   Взгляд Галлахера сразу стал отсутствующим.
   — Я родился в Перте, — с неохотой сказал он и направился к холодильнику. — Я принесу вам ватрушку.
   С тем же успехом он мог вывесить надпись: «Вход воспрещен», печально подумала Мэнди. Однако жаловаться на это не приходилось. Они и так за короткое время стали гораздо ближе, чем она могла бы мечтать. Отношение к ней Романа изменилось так резко, что Мэнди даже почувствовала легкое беспокойство. Что вызвало эту внезапную перемену? Кажется, что-то было в его лице. Мэнди старалась не думать об этом. Возможно, ей просто показалось. Нужно перестать беспокоиться и наслаждаться тем, что есть.
   — Отрежьте кусочек и себе. Я не люблю есть одна. Я вообще не люблю делать что-либо одна.
   — Да? Я мог бы об этом догадаться. — Он вытащил ватрушку из холодильника. — Не беспокойтесь. Я не оставлю вас одну.
   — За тобой вчера кто-то следил.
   Мэнди оторвала взгляд от схемы месторождения, которая лежала перед ней на земле, и изумленно посмотрела на Джакто.
   — Кто?
   — Не знаю. Я нашел возле камедного дерева следы и четыре окурка. — Он кивнул в сторону дерева со светлой корой, находившегося от них в нескольких сотнях метров. — Он был там очень долго. Сначала стоял, потом сидел на корточках.
   — А ты… — Мэнди не договорила, глупый вопрос. Конечно, он уверен в том, что говорит. Джакто опытный следопыт. — Кто-нибудь с киностудии?
   Он пожал плечами.
   — А откуда еще? Не беспокойся. Я сегодня выясню, кто это, и мы будем настороже.
   — Нет! — резко возразила Мэнди. Конечно, Джакто прекрасно владеет бумерангом и охотничьим ножом, но он уже стар. — Наверно, это кто-то чересчур любопытный, который захотел увидеть, чем мы тут занимаемся.
   Не говоря ни слова, Джакто скептически посмотрел на нее. Он хорошо знал, насколько будоражит некоторых людей перспектива найти опалы. За многие годы на этом самом месте произошло не одно убийство, и вряд ли теперь что-то изменилось. Годы идут, а человеческая натура остается прежней.
   Усталым жестом Мэнди пригладила волосы.
   — Господи, месторождение уже давно выработано. Неужели кто-то думает, что я могу здесь что-то открыть?
   — Ты работаешь очень упорно. Вполне резонно, что кто-то подозревает, что это неспроста. — Джакто слабо улыбнулся. — К тому же ты знаешь, сколько прекрасных опалов было найдено на якобы выработанных месторождениях.
   — «Брось шляпу через плечо и копай там, куда она упадет», — процитировала Мэнди. — Знаешь, когда я нахожусь в штольне, меня так и тянет поискать свое собственное «Черное Пламя». Но, к несчастью, опалы весом в сорок пять карат находят не каждый день и даже не каждое столетие. — Она снова вернулась к схеме. — Осталось только две штольни. Вот эту я пройду еще до конца недели.
   Мэнди устало потерла затылок, помолчала.
   — Знаешь, в этой штольне я нашла рисунки на стенах. Довольно простенькие рисунки — изображения птиц и деревьев. Похожи на те, что твои предки рисовали в пещерах Какаду. От некоторых остались лишь фрагменты — там, где шахтеры искали опалы.
   Эти рисунки — наверняка работа Чарли. В дневнике Миньон написано, что Чарли был художником, а деньги от продажи опала ему были нужны для того, чтобы поехать учиться в Париж. Представь себе, как он рисовал там при свете фонаря, пытаясь отвлечься от той атмосферы алчности и насилия, которая царила на Гребне Мертвеца! — Мэнди печально покачала головой. — Тем не менее скрыться от насилия ему так и не удалось. Пожалуй, раньше Чарли был для меня всего лишь призраком, если не карикатурой, но теперь он стал реальной фигурой. Знаешь ли ты, что, когда его убили, ему было всего лишь двадцать шесть лет, то есть всего на два года больше, чем мне сейчас? У него были жена и ребенок, и он хотел жить. Когда я нашла первый рисунок, то чуть не заплакала. Господи, что же это со мной делается!
   — Ты просто устала. — Джакто отвел взгляд в сторону. — Вечером снова пойдешь к Галлахеру?
   — Если хватит сил. Сейчас так парит, что я едва могу дышать.
   — Скоро будет полегче. Еще до заката пройдет дождь.
   До заката оставалось не больше часа, и на выцветшем небе не было видно ни облачка, тем не менее Мэнди не стала спорить. Если Джакто говорит, что будет дождь, — значит, будет дождь.
   — Это хорошо. Может, станет попрохладнее. — Сложив карту, она сунула ее в рюкзак. — Почему бы тебе не пойти со мной? Я хочу познакомить тебя с Романом, и ты сможешь как следует поесть.
   — Нет.
   Мэнди вздохнула. В последнее время Джакто вел себя очень странно. С тех пор как Роман впервые за ней послал, прошло уже три дня, и каждый раз старик упорно отказывался знакомиться с Романом. В его отказе не чувствовалось никакой враждебности, просто старик как будто не хотел иметь никаких дел с этим человеком.
   — Тогда я тебе что-нибудь принесу. Я вернусь до десяти. — Она вдруг нахмурилась. — И не вздумай в мое отсутствие ловить шпиона.
   Джакто ответил ей невозмутимым взглядом.
   — С чего это вдруг такой старик, как я, станет разгуливать под дождем, рискуя простудиться? Ты же говоришь, что опасности, наверно, нет.
   — Джакто… — По выражению его лица было видно, что старик все равно сделает по-своему. Оставалось лишь надеяться, что дождь отпугнет непрошеных гостей. — Ох, делай что хочешь! Тебя все равно не переубедишь.
   — Ты всегда была умной девочкой. Оглянувшись через плечо, Мэнди слабо улыбнулась.
   — Мне уже почти двадцать четыре. Я уже не та восемнадцатилетняя глупышка, которую ты встретил в Арнемленде.
   — Ты стала старше, но по-прежнему остаешься ребенком. — В глазах Джакто промелькнула грусть.
   Покачав головой, она засмеялась.
   — Для тебя я всегда останусь ребенком, Джакто. — Она махнула рукой. — Пока. Я принесу тебе кофе.
   Она направилась к лагерю киношников мимо заброшенных шахт. Сейчас съемки шли на западном склоне, и лагерь казался пустынным. Небо постепенно темнело, с горизонта надвигались грозовые облака.
   Да, гроза близко. И не только в природе. Их с Романом тянет друг к другу все сильнее, так что скоро неизбежно произойдет вспышка. Мэнди нетерпеливо ждала ее и в то же время чего-то боялась. Она думала, что перестанет нервничать, когда узнает Романа поближе, но время шло, а тревога не проходила.
   Тем не менее Мэнди была довольна передышке, к тому же за прошедшие дни она узнала о Романе много хорошего. За его циничной внешностью скрывался совершенно другой человек, умный и тонкий. По сути дела, он обладал всеми качествами, которыми, по мнению Мэнди, должен обладать настоящий мужчина. Своей командой Галлахер правил твердо и решительно, но без излишней строгости, часто прибегая к суховатым шуткам. Он оказался гораздо терпимее к людям, чем показалось вначале Мэнди. Однако все, что она знала о нем, относилось к настоящему времени. О своем прошлом, о семье Галлахер никогда не упоминал.
   Ну а чего же еще она, собственно, могла ожидать? Мэнди также не была с ним до конца откровенна. Ею часто овладевало искушение нарушить соглашение с сестрами и рассказать Галлахеру, что она делает на Гребне Мертвеца, но каждый раз Мэнди не решалась это сделать. То, что ее связывает с Романом, не идет ни в какое сравнение с теми прочными узами любви и доверия, которые соединяют ее с Сидни и Эдди. Она никогда не сделает ничего, что может повредить сестрам, — даже ради Романа.
   Услышав рокочущий звук мотора, Мэнди повернула голову как раз в ту сторону, с которой шла гроза. Черные тучи уже закрыли горизонт. Сердце ее отчаянно забилось. Мэнди не видела Романа, но уже знала, что он едет. Прибавив шагу, она устремилась к сверкающему невдалеке серебристому передвижному домику. Он едет!

Глава 4

   — Сейчас будет гроза, — подбежав к джипу, сказала Мэнди.
   — Я знаю, — с хмурым видом ответил Роман. — Именно поэтому мы и вернулись так рано. Черт возьми, потеряли целый час работы!
   — Я никогда не видела бурю в пустыне. — Глаза Мэнди блестели от возбуждения. — А вы?
   — Раз или два. — На лице Галлахера хмурое выражение сменилось невольной улыбкой. — Хотите сказать, что такого вы еще не испытывали?
   — Нужно все испытать. Впрочем, у меня еще полно времени. — Она запрыгнула на пассажирское сиденье джипа. — Поехали ей навстречу!
   — Дорогу сразу же развезет. Нам повезет, если мы не застрянем или не перевернемся.
   — Меня это не беспокоит. — Она провела рукой по волосам. В лицо дул влажный и прохладный ветер, несущий с собой острые запахи травы и листвы камедных деревьев. — Я хочу быть там. И хочу быть там с вами. Ну пожалуйста, Роман!
   Слабая улыбка тронула губы Галлахера.
   — Наверно, я сошел с ума. Я устал и хочу, есть. — Он снова залез в джип и включил зажигание. — Но я еду с вами.
   — Я знала, что вы поедете! — радостно засмеялась Мэнди. — Вы будете в таком же восторге, что и я.
   — Не сомневаюсь, — беспечно ухмыльнулся Галлахер.
   Развернув джип, он шутливо отсалютовал Бренту и Деннису, которые сидели во второй машине, только что въехавшей в лагерь.
   — Даже если вся съемочная группа решит, что я спятил.
   Это было замечательно! Подпрыгивая на ухабах, джип быстро мчался по неровной дороге, влажный ветер ерошил волосы. Время от времени темные тучи впереди пронизывала серебристая молния. Мэнди казалось, будто они остались одни в целом мире. Со всех сторон их окружала пустыня, и в то же время Мэнди никогда еще не испытывала такого прилива бодрости.
   Внезапно она вскочила на ноги и обеими руками схватилась за ветровое стекло. Без защитного барьера сила ветра была такой, что казалось, будто волосы вот-вот сдует с головы.
   — Ради бога, сядьте! Если нас подбросит на каком-нибудь ухабе, вас выбросит из машины. — Протянув руку, Роман силой усадил ее на сиденье. Он тоже смеялся, его темные глаза так же блестели от радостного возбуждения, как и глаза Мэнди.
   — Мне это нравится! — перекрывая шум ветра и рев мотора, крикнула она. — Ой, как мне это нравится, Роман!
   — Я знаю.
   — И вам тоже нравится. Я же вижу. Скажите, что вам это нравится!
   — Мне это нравится! — крикнул он и расхохотался.
   Внезапно полил дождь, и в считанные секунды оба промокли до нитки, а дорога превратилась в бурный поток.
   Все было прекрасно. Льющиеся с неба струи дождя только усиливали переполнявшее обоих радостное возбуждение.
   — Давайте будем ехать и ехать. Не хочу останавливаться. — Мэнди не договорила, так как джип внезапно бросило в сторону и развернуло поперек дороги.
   Это длилось всего долю секунды, через мгновение машина уже вновь слушалась управления. Роман, тяжело дыша, вцепился в руль так, что пальцы рук его побелели. Струйки дождя лились по щекам и стекали за расстегнутый ворот рубашки.
   — Ну все, — он повернул руль на девяносто градусов. — Мы возвращаемся в лагерь.
   — Нет, я хочу…
   — Мы возвращаемся, — прервал ее Роман. — Черт возьми, джип мог перевернуться. Я мог вас убить, а вы все равно рветесь ехать дальше.
   Мэнди тихо засмеялась. В лицо хлестал весенний дождь, мокрые волосы свободно рассыпались по плечам, а Роман так сильно испугался за нее, что побледнел и начал кричать. Знать, что он о ней беспокоится, — это очень приятно, это даже лучше, чем в ливень мчаться по дороге.
   — Возвращаемся так возвращаемся. Только не надо слишком сердиться.
   — Сердиться! Черт возьми, да вы… — Он замолчал и сделал глубокий вдох. — Послушайте, помолчите, пока мы не вернемся в лагерь, ладно? Я и так еле удерживаю на дороге этот проклятый джип, мне не хватало только еще и себя сдерживать.
   — Как скажете. — Скрывая лукавый блеск в глазах, Мэнди с притворной застенчивостью потупила взгляд. — Я вовсе не хочу вас расстраивать.
   Сердито взглянув на нее, Галлахер вполголоса выругался.
   Когда они приехали в лагерь, Деннис как раз выходил из столовой.
   — Черт побери, Роман! — недовольно скривился он, когда джип обдал грязной водой его брюки. — Я и так уже промок до костей, мне не хватало только грязевых ванн.
   Остановив машину перед своим домиком, Роман выключил зажигание.
   — Извините, — коротко сказал он. — Но если не хотите, чтобы вас обрызгали, то лучше никуда не выходите. Проклятая пустыня превратилась в болото.
   — Кажется, мы не в духе? — саркастически заметил Деннис. — Я хотел как можно скорее с вами поговорить. Вы что, и вправду хотите, чтобы я засунул в «Сессну» четыре верблюда? Знаете, это ведь не транспортный самолет.
   — Не будьте ослом! — недовольно нахмурившись, сказал Роман. — Я вовсе не говорил, что нужно их доставить по воздуху.
   Их нужно привезти из Сиднея на машине. Кто вам сказал, что я… — Он осекся. — А, знаю! Брент Пенроуз. Деннис кивнул.
   — Мне следовало догадаться, что он меня разыгрывает. — Он посмотрел на трясущуюся от смеха Мэнди. — А ты чему так радуешься?
   — Извини, Деннис. — Выйдя из джипа, она подбежала к нему и чмокнула в щеку. — Я просто представила себе, как ты сидишь в шестиместной «Сессне» с четырьмя верблюдами. — Она снова расхохоталась. — Кроме того, у меня сейчас очень хорошее настроение. Сегодня замечательный день!
   Гром все еще громыхал, дождь лил как из ведра, но тем не менее Деннис согласно кивнул:
   — Замечательный, если ты утка.
   — А я не утка. — Мэнди раскинула руки, словно собралась взлететь. — Я лебедь. Я вам говорила, Роман, как моя сестра Сидни любит лебедей?
   — Нет. — Он смотрел на нее с тем же смущенным выражением, что и Деннис.
   — Да, любит. — Она закружилась на месте. — Черных лебедей.
   У вас намокли перышки, мадам Лебедь, — грубовато сказал Роман. — Идите в дом и посушите их как следует.
   — Хорошо, — ослепительно улыбнувшись, сказала Мэнди и, взбежав по металлическим ступенькам, исчезла в домике.
   Не говоря ни слова, мужчины долго смотрели ей вслед.
   — Разве я не говорил вам, что она самая настоящая Лорелея? — наконец засмеялся Деннис.
   Опустив глаза, Роман медленно покачал головой.
   — Нет, вы не правы. Она не Лорелея. — Обойдя вокруг джипа, он направился к трейлеру. — Она — Питер Пэн.
   Роман появился в комнате как раз в тот момент, когда Мэнди вышла из ванной, вытирая влажные волосы большим белым полотенцем. Она бросила ему второе полотенце, висевшее у нее на руке.
   — Я подумала, что вам тоже захочется посушить перышки. Мы оба такие мокрые, что с нас течет. Так что там с верблюдами?
   Поймав полотенце, Роман принялся вытирать им мокрое лицо.
   — Я хотел, чтобы картина была как можно ближе к жизни, потому что некоторые старатели использовали как вьючных животных именно верблюдов, а не ослов или лошадей. — Он улыбнулся. — Я не виню Денниса за то, что он расстроился, когда услышал, что в его драгоценную «Сессну» собираются сажать верблюдов. Они очень капризные животные, и даже дрессировщик не всегда может их утихомирить. Деннис сейчас, наверно, разыскивает Брента, чтобы рассчитаться с ним за эту маленькую шутку.
   — А как там Брент? Вы им довольны? На лице Галлахера появилось настороженное выражение.
   — А почему вы спрашиваете? Может, вы решили все-таки принять его предложение? — со злостью спросил он. — Ну нет! Может быть, я и не так хорош, как Пенроуз, но вам придется потерпеть. Уж теперь я вас не отпущу.
   Мэнди раскрыла глаза от удивления. Она не могла понять, почему ее невинный вопрос вызвал такую резкую реакцию.
   — Боже мой, я только спросила, как он играет! Я ведь не спрашивала у вас разрешения с ним переспать. — Она выпятила подбородок. — Этого я ни у кого не спрашиваю. Я всегда делаю то, что хочу, Роман.
   — Об этом вы могли бы и не говорить, — мрачно посмотрев на нее, сказал Галлахер. — Скитаетесь по стране словно бродяга, сплавляетесь через пороги и… — Его взгляд стал еще мрачнее. — Что вас так забавляет?
   — Просто мне показалось смешным, что вы сравнили меня с бродягой. Вы знаете, как меня зовут?
   — Мэнди Делани. Она покачала головой:
   — Нет, Матильда. Отец назвал меня в память о нашем неофициальном государственном гимне. Он ревностный патриот. Моим сестрам повезло больше: он назвал их в честь двух крупнейших городов — Сиднея и Аделаиды. — Она наморщила нос. — Но какой ребенок согласится быть Матильдой? Когда мне исполнилось шесть лет, я заявила, что теперь никакой Матильды не будет, будет только Мэнди.
   Лицо Романа смягчилось.
   — Наверно, этого было более чем достаточно.
   Она жизнерадостно кивнула.
   — Да, я была несносной девчонкой.
   — Вы ею и остались. — Он шагнул ей навстречу. — Наклоните голову, я вытру вам волосы. Вы к ним едва прикасаетесь.
   Мэнди покорно склонила голову, и Галлахер начал энергично вытирать ей волосы.
   — Ой! Я чувствую себя как овца на стрижке.
   — Перестаньте ворчать. Я пытаюсь спасти вас от пневмонии.
   — И наслаждаетесь тем, что делаете. — Немного помолчав, она задумчиво спросила: — Вы все еще сердитесь на меня, да?
   Руки Романа на миг замерли.
   — Возможно.
   — Почему? Я не понимаю.
   — Я дьявольски ревнив, — еле слышно пробормотал он, — а ревнивые люди часто ведут себя неразумно. — Она попыталась поднять голову. — Не дергайтесь. Дайте мне закончить.
   — Я хочу видеть ваше лицо.
   — Подобное эстетическое наслаждение вы можете доставить себе и позже, — горько сказал он.
   — Роман, я не понимаю. Вы такой уверенный в себе человек. Ревность вам совсем не подходит.
   — Бывают моменты, когда я совсем не уверен в себе. Вам лучше знать это заранее. Тогда я становлюсь ревнивым собственником и веду себя как самый настоящий варвар. Кое-какие мои чувства столь же безобразны, как и моя внешность.
   Наконец освободившись от полотенца, Мэнди растерянно посмотрела на него.
   — Вы не… — начала она.
   — Не лгите, — сверкнув глазами, сказал Галлахер. — Я знаю, как я выгляжу. С этим я уже давно смирился. Я просто предупреждаю, что вы должны быть осторожны. — Он отбросил полотенце в сторону, и Мэнди внезапно оказалась в его объятиях. — Потому что по отношению к вам я не могу вести себя цивилизованно.
   Он впился в ее губы с такой страстью, что Мэнди задохнулась. По телу пробежала горячая волна. Галлахер принялся целовать ей шею. Он весь дрожал, его мышцы вибрировали от напряжения.
   — Я хочу войти в тебя и никогда не выходить, — бормотал он, и Мэнди чувствовала, как его жадные губы оставляют горячие следы на ее коже. — Я хочу сжать тебя и… Скажи, чтобы я остановился, умоляю! — перебил он себя. — Черт возьми, я могу причинить тебе боль!
   — Я не хочу, чтобы ты останавливался. — Прижавшись к нему еще крепче, она почувствовала, как по его телу вновь пробежала дрожь. — Но я также не хочу, чтобы ты занимался со мной любовью, кипя от ярости.
   — Уходи. — Но вместо того чтобы оттолкнуть Мэнди, он только крепче прижал ее к себе. — Я не хочу так. Я не хочу, чтобы кто-то мною помыкал и выворачивал наизнанку. — Он заговорил еще тише: — Я ужасно боюсь. Наверно, я хочу оттолкнуть тебя, пока ты не стала еще ближе. Я не хочу, чтобы кто-то получил возможность причинять боль мне.
   Мэнди почувствовала, как ее переполняет нежность. По щекам ее потекли слезы. Неуклюжее признание Романа тронуло ее до глубины души.
 
   — Я никогда не причиню тебе боль. Я хочу одного — чтобы ты любил меня. Прошу тебя, поверь мне.
   Он чуть отстранил девушку от себя, желая видеть выражение ее лица. Лицо самого Галлахера было бледным и напряженным, челюсти сжаты, неровный шрам на щеке стал виден еще отчетливее.
   — Наверно, придется тебе поверить, — хрипло произнес Галлахер. — Но берегись, если ты предашь меня, Мэнди. Я не знаю, что я сделаю с тобой, если…
   Она мягко закрыла ему рот рукой.
   — Не надо угроз, — прошептала Мэнди. — Просто люби меня.
   В глазах Романа все еще стояла боль, когда он взял ее пальцы в рот и принялся сосать, медленно проводя по ним языком. Мэнди не хватало воздуха, грудь ее высоко поднималась в такт бурному дыханию, словно при быстром беге.
   Вытащив изо рта руку Мэнди, Роман принялся ее рассматривать слегка затуманившимся взором.
   — Мне нравится, какая ты на вкус. Нужно тебя еще попробовать. — Он слегка укусил ее за кончик указательного пальца. — Как следует попробовать.
   Мэнди хотела хоть что-нибудь ему ответить, но не нашла слов и только беспомощно взглянула на него.
   Руки Галлахера скользнули к ее шортам.
   — Ты вся мокрая. Давай-ка тебя разденем. — Дрожащей рукой он расстегнул «молнию». — Тебе холодно?
   — Нет. — Она едва могла говорить. —
   Скорее.
   — Я не хочу спешить. — Взгляд его сосредоточился на ее майке, под мокрой тканью которой отчетливо вырисовывались полные груди. — Последние пять ночей я лежал без сна и думал о том, что с тобой сделаю. Не знаю, выдержу ли, но я хочу все проделать не спеша. — Вытащив рубашку из шортов, он стянул ее через голову Мэнди, затем принялся медленно расстегивать лифчик. — Я в жизни не видел ничего более красивого, чем когда ты с развевающимися волосами стояла в джипе с таким выражением на лице, словно хочешь заняться любовью со всем миром. — Роман осторожно стянул вниз бретельки лифчика. — Я хотел тогда остановить джип и прямо там сорвать с тебя одежду, — не сводя глаз с обнаженных грудей Мэнди, сказал Галлахер. — Я так хотел тебя, что боялся, будто вот-вот тру. — Он медленно расстегнул рубашку. — Все, о чем я мог думать, — это какая ты внутри. Упругая, шелковистая… Иди сюда. — Он притянул ее к себе.
   Мэнди порывисто вздохнула. Не испытанные прежде ощущения навалились на нее с ошеломляющей силой. Сильные, мускулистые ноги Романа прижимались к ее бедрам, его возбужденная плоть соприкасалась с ее лоном. В воздухе стоял аромат мыла и мускусный запах мужчины.
   — Ты хочешь меня? — внезапно охрипшим голосом спросил Роман. — Я уже схожу с ума. Если ты меня не очень хочешь, то скажи сразу. — Его сердце бешено стучало совсем рядом. — Я больше не могу себя сдерживать.
   Она вовсе и не хотела, чтобы он себя сдерживал. Как он может сомневаться в этом? Да ведь она, Мэнди, сейчас в его руках податлива как воск?
   — Глупый. Я очень хочу тебя.
   — Тогда скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал с тобой. Тебе так нравится?
   Его рука принялась нежно массировать обнаженную кожу живота. Почувствовав, как затрепетали мышцы Мэнди, Роман тихо засмеялся. Скользнув ниже, он нащупал жесткие завитки волос.
   — А здесь?
   Мэнди слабо вскрикнула, не в силах сдержать дрожь. Какие у него нежные, умелые пальцы! Она стояла совершенно неподвижно, словно загипнотизированная. Если сейчас разразится гроза, она не сможет даже пальцем пошевелить. Впрочем, это не идет ни в какое сравнение с той бурей, которая бушует в ее теле.
   — Скажи мне, чего ты хочешь. — Голос Романа доносился до нее откуда-то издалека. — Слова тебя возбуждают. Говори же, Мэнди.
   — Я хочу, чтобы ты был во мне. — Ей пришлось на секунду замолчать, чтобы переждать прокатившуюся по телу горячую волну. Роман прав. Слова действительно усиливают возбуждение. — Я хочу, чтобы ты водил языком по моей груди. — В животе снова заныло, дыхание участилось. — Роман, я больше не могу говорить. Я не могу!
   — Господи, я тоже больше не могу! — Шорты и надетые под ними трусики мгновенно полетели на пол. Подхватив Мэнди на руки, он понес ее в спальню.
   — Мои кроссовки! — слабым голосом сказала она. Было как-то неприлично остаться совершенно голой, но в спортивных туфлях.
   — Я о них позабочусь, — сказал Роман, положив ее на темно-коричневое атласное покрывало. — Я обо всем позабочусь.
   И он действительно обо всем позаботился. Туфли полетели в сторону, и теперь он поспешно снимал с себя оставшуюся одежду. Окинув затуманенным взглядом всю его мощную фигуру — широкие плечи, узкую талию, крепкие бедра, — Мэнди внезапно почувствовала себя маленькой и беззащитной. Как странно! Она даже не может вспомнить, когда в последний раз испытывала чувство беспомощности. Неужели в такой момент все женщины чувствуют себя так же?
   Все чувства Мэнди необычайно обострились, и сейчас она подмечала мельчайшие подробности окружающей ее обстановки. Стук дождя по металлической крыше, прикосновение прохладного шелка к ее обнаженному телу, поблескивание зеркала, висящего на стене, за спиной Романа.
   — Ты такая маленькая, — словно прочитав ее мысли, сказал он. — До сих пор я не представлял себе, что ты такая маленькая. Я знаю, что я крупный мужчина, и постараюсь, чтобы тебе не было больно. Не бойся меня, Мэнди.
   Прозвучавшие в его голосе теплота и нежность рассеяли ее сомнения.