Жанна сняла блузку и бросила ее на пол рядом с поясом. Потом она расстегнула вечернюю юбку из переливчатого зеленого шифона и, выпустив ее из рук, позволила ей соскользнуть к своим ногам. Юбка легла на пол словно небольшое озеро с изумрудно-зеленой водой, и Жанна грациозно выступила из нее. Произнесенные Сэнтином слова странным образом разрядили ситуацию, лишили ее пошлой искусственности, и всю робость Жанны сняло как рукой. Теперь она действовала словно во сне, раздеваясь с такой непринужденной естественностью, словно была одна в комнате.
   Расстегнув переднюю застежку лифчика, Жанна услышала короткий полувздох-полувсхлип Сэнтина, но не обратила на него никакого внимания. Чулок она не носила и, сбросив с ног сандалии на низком каблуке, осталась в одних лишь белых атласных трусиках, которые узкой полоской светились на ее смуглом теле. Потом настал и их черед.
   Покончив с раздеванием, Жанна подняла голову и с невинной гордостью посмотрела на полулежавшего перед ней Сэнтина. Тело у Жанны было стройным, гибким и сильным, и она никогда не видела в наготе ничего грязного и постыдного. Не смущал Жанну и устремленный на нее взгляд Сэнтина. В его глазах было одно лишь жгучее, жадное желание, к которому примешивалась изрядная доля неподдельного, искреннего восхищения. Этот взгляд не мог ни запачкать, ни унизить, хотя Жанна хорошо видела, как он путешествует по всему ее телу.
   — Ты прекрасна! — выдохнул наконец Сэнтин. — Гибкая, как лоза, грациозная, словно лань, гордая, как черт знает что!.. Я знал, что ты именно такая!
   Его глаза остановились на ее полных грудях, и Жанна почувствовала, как под его взглядом они тяжелеют и напрягаются, словно он снова ласкал их губами и языком, как тогда, в беседке. Лоно ее уже начало источать густую сладкую влагу, которая жгучей тяжестью собиралась внизу живота, и Жанне неожиданно стало трудно дышать.
   — Что теперь, — спросила она каким-то чужим голосом, стараясь не показать Сэнтину своего состояния.
   — Пройдись до двери и обратно, а потом подойди ко мне, — глухим голосом ответил Сэнтин, садясь на кровати и спуская ноги на пол. — Я хочу любоваться музыкой твоих движений и мечтать о том, как с той же дикой грацией и силой ты будешь двигаться подо мной.
   Жанна послушно повернулась и медленно отошла к дверям спальни. Там она ненадолго остановилась, развернулась в обратную сторону и медленно вернулась к сидящему на кровати Сэнтину. Сердце ее билось так сильно и так часто, что она была уверена: теперь он точно его услышит. Неизвестно откуда взявшаяся запоздалая стыдливость охватила ее, и щеки Жанны покрылись ярким румянцем.
   — Ближе! — отрывисто приказал Сэнтин. Слегка расставив ноги, он наклонился вперед и, поймав за запястья, осторожно притянул ее к себе так, что она оказалась между его коленями. Тело Сэнтина напряглось, словно тетива арбалета, а на лбу выступила испарина.
   В следующее мгновение он наклонил голову вперед и ткнулся головой в упругую податливость ее подтянутого живота. Руки Сэнтина с величайшей осторожностью охватили стан Жанны и соединились сзади на бедрах.
   — О Боже, как ты нужна мне! — пробормотал Сэнтин и, закрыв глаза, потерся головой о ее кожу, словно устраивающаяся в гнезде птица. Это движение было одновременно и чувственным, и по-детски доверчивым, и Жанна машинально обхватила его голову руками.
   — Помоги мне, Жанна… Я хочу тебя. До отчаяния, до боли!..
   Эта тихая мольба подействовала на нее сильнее, чем самый грозный приказ. В приливе глубокой, почти материнской нежности Жанна взъерошила пальцами его черные волосы и, крепко прижав его голову к себе, стала ласково покачиваться из стороны в сторону, словно убаюкивая испуганное или больное дитя.
   — Не бойся, я помогу тебе, Раф, — мягко приговаривала она, поглаживая его широкие плечи и обвитую канатами мускулов шею. — Все будет хорошо.
   Она коснулась губами его пылающего лба.
   — Скажи, что я должна сделать?
   Руки Сэнтина неожиданно сжали ее талию с такой силой, что она чуть не задохнулась.
   — Моя маленькая богиня, — шепнул он. — Моя маленькая Мать Земли…
   Жанна почувствовала, как вздрагивают его напряженные плечи. Мысль о том, что желание обладать ею заставило трепетать этого властного, мужественного, агрессивного мужчину, наполнила ее неконтролируемым примитивным восторгом.
   В следующее мгновение, крепко сжимая друг друга в объятиях, они вместе упали на кровать. Сильные руки Рафа легко смягчили ее падение, так что Жанна даже не успела понять, что происходит. Она увидела только, что лежит на спине на черном бархатном покрывале, а он склоняется над нею, и в глазах его светится радость обладания.
   — Раф… — прошептала Жанна.
   В ответ Сэнтин протянул руку и коснулся пальцами ее розового соска.
   — Какая роскошная маленькая индианочка лежит в моей постели, — сказал он мечтательно. — Ты вся смуглая, как Покахонтас. [3] Даже волосы у тебя коричневые…
   С этими словами Сэнтин взял в руки ее толстую, блестящую косу, лежащую на груди. Пальцы его ловко задвигались, и через несколько мгновений он уже забавлялся длинными темно-каштановыми прядями, которые невесомым облаком разметались по подушке и по плечам Жанны. Наконец он вздохнул и, зарывшись лицом в ее волосы, сжал руками напрягшиеся груди Жанны.
   — Моя!.. — прохрипел он, быстро и страстно целуя ее в шею. — О, эта грудь, эта шея, эти волосы! Обещай мне, что никогда не будешь появляться на людях с распущенными волосами! Я должен знать, что какая-то часть тебя принадлежит мне и только мне!
   Прежде чем Жанна успела что-нибудь ответить, губы Сэнтина припали к ее губам и слегка раздвинули их. Его язык ринулся вперед с таким пылом, что Жанна не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Лоно ее отозвалось на поцелуй жаром и покалыванием, которые распространились по всему телу, и Жанна не то всхлипнула, не то застонала. Непроизвольно обвив руками шею Сэнтина, она притянула его к себе с такой настойчивой силой и властностью, которых, захваченная пылкой страстью, почти не сознавала сама.
   Жадный рот Сэнтина продолжал покрывать ее шею, плечи и грудь торопливыми поцелуями, которые перемежались с возбуждающими игривыми укусами.
   Впрочем, все, что бы Раф ни проделывал с ней, возбуждало ее сверх всякой меры. Жанна подумала об этом словно в полусне, подставляя его горячим губам то шею, то губы, то грудь с напрягшимися острыми сосками. Здесь Сэнтин задержался надолго, и спустя несколько секунд Жанна беспокойно заметалась под ним, снедаемая огнем собственного желания.
   Тогда он оторвался от ее груди и поглядел на нее лихорадочно блестящими глазами.
   — Хорошо, — проговорил Сэнтин, с трудом ворочая языком, словно пьяный. — Двигайся, двигайся для меня. Пляши, танцуй, кружись под мою музыку, Жанна!..
   Неожиданно он встал на колени и, обхватив ее руками, втащил выше на кровать. Жанна почувствовала, как его ладони раздвигают ей ноги, в то время как Сэнтин продолжал смотреть на нее сверху вниз с каким-то странным выражением. Пальцы его нежно и даже лениво ласкали внутреннюю поверхность ее бедер. Сэнтин медлил, хотя Жанна уже содрогалась от страсти всем своим телом.
   — Ты готова? — задыхаясь, спросил Сэнтин. — Видит Бог, я не хочу делать тебе больно, но я больше не могу…
   Не дожидаясь ее ответа, он еще больше развел ее ноги и скользнул между ними. Его пальцы уже не гладили, а скребли, мяли ее мягкую, чувствительную плоть, и Жанне показалось, что она сейчас потеряет сознание.
   — Обычно мне на это плевать, — как сквозь слой ваты услышала она отрывистый шепот Сэнтина. — Просто я хочу, чтобы этот раз был для тебя особенным.
   Приподняв ресницы, Жанна посмотрела на него затуманенным, расфокусированным взглядом. Каждый ее мускул и каждый нерв ныли и болели от желания, которое мог удовлетворить только он — мужчина, который навис над ней.
   Только он мог избавить ее от жгучей тяжести, которая скопилась внутри и невыносимо мучила Жанну.
   — Раф! — простонала она. — Скорее… Пожалуйста! Прошу тебя!
   Грубые черты Сэнтина осветились победной, торжествующей улыбкой.
   — В следующий раз я не стану спешить — пообещал он, прижимаясь к ней. — Но сейчас я не могу ждать ни секунды. Я слишком хочу тебя!
   Она почувствовала внутри себя его твердую горячую плоть. Даже этого первого, совсем неглубокого вторжения оказалось вполне достаточно, чтобы ее сладкая боль почти улеглась, но Жанне этого было мало. Слишком мало. Вцепившись пальцами в его твердые плечи, Жанна попыталась прижать Сэнтина к себе, но Раф почему-то сопротивлялся ее усилиям. Он явно хотел отстраниться от нее!
   Жанна разочарованно застонала, и Сэнтин тут же наклонился к ней.
   — Тише! — прошептал он ласково. — Расслабься, Жанна. Ты слишком напрягаешься. Отпусти меня — я сам все сделаю.
   Жанна был абсолютно уверена, что она нисколько не напрягается, и с ее губ сорвался короткий негодующий крик. Голова ее заметалась из стороны в сторону по черному бархату покрывала. Сосущая пустота внутри требовала немедленного заполнения, но она не хотела ограничивать себя только этим и продолжала с силой впиваться ногтями в его влажные от пота плечи. Сэнтин же все так же упрямо отстранялся, не давая ей того, чего она так отчаянно хотела.
   В следующую секунду на помощь Жанне пришел древний, как само время, инстинкт. Бедра ее резко поднялись навстречу Сэнтину, и она получила то, в чем он так упорно отказывал ей. Живот ее пронзила острая, короткая, как вспышка молнии, боль, но Жанна не обратила на нее никакого внимания. Чувствуя внутри себя всю полноту его мужского естества, она испытала дикое, яростное наслаждение, и стон, который исторгся из глубины ее души, походил скорее на довольное гортанное мурлыканье, чем на крик боли.
   — Боже мой! — ахнул Сэнтин, застывая над ней. В следующее мгновение он попытался отступить, но Жанна, не желая терять то, что она завоевала, не отпустила его. Машинально обвив ногами его бедра, Жанна еще крепче прижала Сэнтина к себе.
   Ничего иного и не требовалось. Это стало ясно ей почти мгновенно. Раф пробормотал какое-то проклятье, которое прозвучало как болезненный стон, и, атаковав сильно и глубоко, задвигался часто и мерно. Его руки жадно ласкали и гладили ее, и Жанна едва не задохнулась от подступившего к горлу восторга. Радость и триумф, заполнявшие собой сосущую пустоту внутри, бурлили и пенились, словно молодое вино, и ее тело стало удивительно легким, почти невесомым.
   Она совсем не чувствовала времени и не могла сказать, сколько часов прошло, пока они жадно насыщались друг другом. Жанна знала только одно: они вместе, и это было единственное, что имело значение. Бедра ее вздымались навстречу Сэнтину почти машинально, помимо ее воли, и она меняла положение и ритм только тогда, когда до ее затуманенного сознания доходил приглушенный шепот Рафа. Головокружительная страсть полностью овладела Жанной. Она чувствовала прикосновения и поцелуи Сэнтина, и сама сжимала и мяла его, и этот обмен ласками подчинялся какому-то своему особенному ритму, который рождался из единения их разгоряченных тел. Жанна чувствовала, что она уже близка к раскаленной сияющей вершине, и, когда она достигла ее, всю ее пронзил мощный электрический разряд, а в темноте опущенных век вспыхнули ослепительные голубые солнца.
   Откуда-то из невообразимой дали до нее донесся протяжный стон Сэнтина. Его руки и ноги с силой стиснули тело Жанны, словно он не желал отпускать ее даже после того, как миновал момент высшего блаженства. Дыхание его было прерывистым и частым, по плечам и по лицу стекали струйки пота, влажные волосы щекотали лицо Жанны, а сердце колотилось так же часто и громко, как и ее собственное.
   — Жанна!.. — с трудом вымолвил Сэнтин. — Боже мой, Жанна!..
   Но она не могла даже ответить ему. Страшная усталость вдруг навалилась на нее, и Жанна без сил распласталась на смятом бархате покрывала. Ей казалось, что она побывала в объятиях всесокрушающего урагана, который, отбушевав, в конце концов выбросил ее на безлюдный и тихий берег. Все мускулы болели от напряжения, а дрожь, сотрясавшая ее члены, была такой сильной, что Жанне никак не удавалось с ней справиться.
   Не выпуская ее из объятий, Сэнтин слегка приподнялся и поглядел ей в лицо. Потом он протянул руку и, потянув на себя край сбившегося бархатного покрывала, укрыл их обоих. Под покрывалом было тепло и уютно, и Жанна благодарно закрыла глаза, а Сэнтин подсунул руки под ее ягодицы и снова прижал ее к себе.
   — Я не хочу отпускать тебя, — пробормотал он с легким удивлением в голосе. — Если бы это было возможно, я всегда носил бы тебя с собой словно перстень или медальон.
   — Это было бы не слишком удобно, — отозвалась Жанна дрожащим голосом. Ей отчаянно хотелось вернуть себе хотя бы капельку своего всегдашнего спокойствия и самообладания, но, похоже, сейчас это была недоступная роскошь.
   Между тем правая рука Сэнтина высвободилась из-под нее и отправилась в неторопливое путешествие по изгибу бедра. Ненадолго задержавшись на мягком и теплом животе Жанны, она достигла ее груди и накрыла ее небрежным жестом собственника, вступившего в свои права обладания. Можно было подумать, что Сэнтин просто исследует территорию, которую он считает своей окончательно и бесповоротно, и Жанна едва не задохнулась от острого приступа паники. Странное ощущение, что отныне она будет соединена с Сэнтином узами гораздо более прочными, чем простое плотское желание, неожиданно усилилось, и Жанна поняла, что между ними что-то произошло. Их души слились и отчасти растворились друг в друге, и разорвать эту связь стало неизмеримо труднее.
   Жанна чуть заметно вздрогнула, ибо ей послышался металлический лязг — как будто кто-то затворил и запер за ней дверцу решетчатой клетки.
   — Отпусти меня, — прошептала она с мольбой и попыталась вырваться из объятий Сэнтина, но он лишь крепче прижал ее к себе и принялся теребить ее грудь своими горячими, настойчивыми пальцами.
   — Черта с два! — отозвался он лениво и, играя, куснул ее за ухо. — Может быть, со временем, недельки, скажем, через две, когда радость обладания тобой немного поблекнет, я буду выпускать тебя из своей постели достаточно надолго, чтобы ты могла поесть или размять ноги. Но сейчас можешь на это не рассчитывать…
   Его упругий и горячий язык погрузился в ее ушную раковину так глубоко, что Жанна словно оглохла на одно ухо.
   — И не надейся, — подвел итог Сэнтин. В ответ Жанна уперлась рукой ему в грудь и сильно оттолкнула.
   — Мне нужно в мою комнату! — воскликнула она.
   Должно быть, паника, которую она испытывала, прозвучала в ее голосе достаточно отчетливо, чтобы Сэнтин ее расслышал. Во всяком случае, выражение какой-то ленивой, сонной нежности исчезло с его лица, и оно снова стало циничным и жестким. На короткое мгновение он сжал ее сильнее, но тут же отпустил и, откатившись в сторону, приподнялся на локтях, опираясь затылком о спинку кровати.
   — А что, если я не хочу, чтобы ты уходила? — спросил он, задумчиво наблюдая за тем, как Жанна выпутывается из черного бархатного покрывала и отодвигается от него на противоположную сторону кровати. — Что, если я еще не насытился тобой? Тогда ты останешься?
   Жанна соскочила на пол — туда, где в беспорядке валялась сброшенная ею одежда. По мере того как расстояние между ней и Сэнтином увеличивалось, она чувствовала себя все в большей и большей безопасности, и ее уверенность в себе соответственно росла. Попытавшись уверить себя, что ничего непоправимого не произошло и что все, что ей показалось и почудилось, было всего лишь иллюзией, навеянной новыми эмоциональными и физическими ощущениями, она неожиданно преуспела, и это помогло ей полностью взять себя в руки.
   — Только не сегодня, — спокойно ответила она. — Сейчас мне нужно побыть одной.
   И Жанна стала торопливо одеваться, стремясь оказаться в своей комнате как можно скорее, пока уверенность в себе не оставила ее.
   — Я вовсе не отступаю от нашего соглашения, — пояснила она на всякий случай. — Если хочешь, я приду к тебе завтра, но сейчас мне нужно кое-что сделать.
   Раф выругался так крепко и так громко, что Жанна невольно подняла голову и посмотрела на него. Черные глаза Сэнтина яростно сверкали, а желваки на скулах ходили ходуном.
   — Будь оно проклято, это соглашение! — выкрикнул Сэнтин. — Впрочем, ты же меня предупредила, не так ли? Простая физическая близость, безрадостное механическое соитие, как у животных! Без всяких вытекающих отсюда последствий и обязательств. Без надоедливых привязанностей и вздохов под луной. Встретились, пообщались, разбежались… Так?
   Жанна сжалась от его слов, как от удара, но не ответила ему. Подобрав с пола блузку, она продела руки в рукава и стала застегивать пуговицы.
   — Почему ты не сказала мне, что ты — девственница?
   — Какое это имеет значение? — спокойно ответила Жанна, заправляя блузку в юбку и завязывая бязевый шарф, служивший ей поясом.
   — Для меня — имеет, черт побери! — отрезал Сэнтин. — Я еще никогда не имел дела с девственницей. — Его взгляд оценивающе пробежался по ее фигуре. — И мне… мне понравилось.
   Жанна потупила взор, затягивая на талии шарф.
   — Я рада, что доставила тебе удовольствие, — ответила она как можно небрежнее. Смысл разговора не доходил до нее и наполовину. Все ее тело продолжало чувственно вздрагивать, а тугие налившиеся тяжестью груди натягивали прохладный шелк блузки, словно парус. Неужели все начинается сначала, подумала Жанна в смятении. Она ничего так не хотела, как снова оказаться в постели, где Раф мог бы продемонстрировать ей свою неутихающую страсть и утолить ее желание, однако инстинкт подсказывал Жанне, насколько это может быть опасно.
   Повернувшись к Сэнтину боком и натягивая сандалии, Жанна бросила на него осторожный взгляд исподлобья.
   — Может быть, ты даже решишь, что я стою два миллиона долларов, — сказала она неосторожно.
   В глубине глаз Сэнтина промелькнула неподдельная боль. Это продолжалось всего мгновение, но Жанна была уверена, что не ошиблась. В следующую секунду его лицо снова стало непроницаемым и суровым.
   — Возможно, — спокойно согласился он. — Поживем — увидим. У тебя есть еще несколько недель, чтобы проявить свои способности.
   Он прищурился и добавил неожиданно:
   — Будь по-твоему, Жанна. На сегодняшнюю ночь я отказываюсь от своих прав на твое прекрасное тело. Только поспеши, пока я не передумал…
   Жанна и без того быстро отступала к двери. Взявшись за ручку, она уже приготовилась с облегчением вздохнуть, когда Сэнтин снова окликнул ее:
   — Жанна!..
   Она вздрогнула и напряглась, но не обернулась. В эти мгновения ей хотелось только одного — чтобы он дал ей возможность уединиться в своей комнате, чтобы разобраться в странных ощущениях, которые породила в ней сегодняшняя ночь.
   — Это была не просто физическая близость, не простой биологический акт! — с нажимом сказал Сэнтин. — Ни для тебя, ни для меня. Запомни это…
   Не отвечая ему, Жанна открыла дверь и выскользнула в коридор.
 
   На следующий день, изменив своей привычке вставать с первыми лучами солнца, Жанна проснулась поздно и едва не опоздала к завтраку. Накануне ей долго не удавалось заснуть, и она беспокойно ворочалась с боку на бок, предаваясь размышлениям. Уединение ее спальни не произвело на нее того успокаивающего воздействия, на которое она рассчитывала. Телесные желания одолевали Жанну, но ощущение собственного одиночества и безрассудное желание быть с Сэнтином имели под собой не одну только физическую природу. Жанна поняла это довольно скоро, и эта мысль наполнила ее таким сильным беспокойством, что ни о каком сне не могло быть и речи.
   Она понимала, что не может позволить себе никакой глубокой привязанности к Сэнтину, не говоря уже о большем. Тщетно Жанна убеждала себя в том, что их отношения носят временный характер и ограничены вполне конкретным сроком. Она по-прежнему не желала иметь ничего общего с человеком, обладающим столь агрессивным и властным характером. Для Жанны — особенно с ее стремлением к независимости и свободе — это был бы наихудший вариант; следовательно, она ни в коем случае не должна была уступать той странной всепоглощающей нежности, которая все чаще и чаще охватывала ее в последние дни. Теперь, когда Раф сделал ее своей любовницей, ей придется постоянно быть настороже, чтобы не поступиться своей свободой, поддавшись его телесному обаянию.
   Но все ее усилия были, похоже, изначально обречены на неудачу. Выйдя на следующий день к завтраку, Жанна застала Сэнтина одиноко сидящим за длинным столом, и сердце ее болезненно сжалось.
   Заслышав ее шаги по каменному полу веранды, Сэнтин поднял голову и нахмурился.
   — Ты опоздала! — нетерпеливо бросил он.
   Раф был одет в плотные черные брюки из грубой хлопчатобумажной материи и трикотажную фуфайку светло-коричневого цвета. Рукава ее были закатаны до локтей, обнажая его сильные бронзовые руки. «Он похож на мальчишку, — подумала Жанна, усаживаясь на отведенное ей место напротив него. — Похож, несмотря на эту свою сердитую гримасу…»
   — Немного, — кротко согласилась она, расстилая на коленях салфетку. — А где Пэт и Дайана?
   — Доусон где-то прячется, — ответил Сэнтин, язвительно кривя губы. — Кажется, он отправился на прогулку вдоль берега. — Он налил ей кофе из серебряного кофейника и неожиданно добавил: — А Дайана, представь себе, уехала.
   — Уехала? — удивилась Жанна. — Куда?
   — Откуда я знаю… — Сэнтин нахмурился сильнее. — Собрала свои вещички и отбыла. Я отослал ее, поскольку необходимость в ее дальнейшем присутствии отпала.
   Сэнтин презрительно улыбнулся.
   — Можешь за нее не волноваться, — добавил он. — Уверяю тебя, что мисс Симмонс вовсе не вышвырнули за ворота спозаранок. Она получила щедрое вознаграждение за свои услуги и отбыла очень довольная.
   Жанна с озабоченным видом прикусила губу.
   — В твоей щедрости я не сомневалась, — медленно сказала она. — Просто я не думала, что ты захочешь ее отослать. В конце концов, я пробуду здесь считанные недели, а наше с тобой соглашение не подразумевает никаких особых обязательств с твоей стороны.
   — Боже мой, Жанна, ты неподражаема! — с горечью воскликнул Сэнтин, сверкая глазами. — Ты действительно считала, что я буду вести себя словно турецкий султан, который забавляется то с одной, то с другой наложницей?
   Он громко расхохотался, но в его смехе не было ничего веселого.
   — Да, скорее всего именно так ты и подумала… Я одного не понимаю — какая тебе разница? Несомненно, ты восприняла бы это так же спокойно, как ты отнеслась к своей первой ночи в моей постели.
   «Спокойно?» — удивилась Жанна. Когда прошлой ночью она лежала в объятиях Рафа, она чувствовала что угодно, но только не спокойствие.
   — Мне кажется, ты заблуждаешься, — негромко возразила она. — Я хотела только сказать, что у тебя нет передо мной никаких обязательств. Если ты хочешь, чтобы Дайана была здесь, я должна с этим…
   — Она больше не нужна мне! — взорвался Сэнтин. — Я понял это в тот же час, когда увидел тебя. Ты думаешь, я не пытался использовать ее, чтобы выкинуть тебя из головы? Еще как пытался, да только это не сработало! Дайана больше не могла зажечь меня, с ней я был холоден, словно евнух… — Он с отвращением дернул ртом. — И пока мне не удастся избавиться от этого наваждения, тебе придется смириться с тем, что мое внимание будет направлено исключительно на тебя.
   В душе Жанны поднялась волна неожиданной радости, но она попыталась подавить ее. Что проку в ее решимости оставаться хладнокровной и рассудительной, если она не может победить в себе даже это неуместное, примитивное ощущение торжества, вызванное известием о том, что единственная соперница, которая могла претендовать на ласки и внимание Сэнтина, больше не представляет опасности?
   Опустив ресницы, чтобы скрыть вспыхнувший в ее глазах радостный огонь, Жанна поспешно поднесла к губам чашку с остывающим кофе.
   — Ах, вот как… — сказала она как можно равнодушнее. — Должна ли я понимать, что отныне роль Дайаны должна исполнять я?
   — А ты считаешь, что после прошедшей ночи мы смогли бы вернуться к тем пресным отношениям, которые сложились между нами в первый день? — сухо парировал Сэнтин. — Мы были великолепны в постели, а я не принадлежу к тем людям, которые, раз попробовав лакомство, способны не доесть его до конца. Благо, никаких препятствий этому я не вижу. Как раз сегодня утром я распорядился, чтобы твои вещи перенесли в мою спальню.
   Жанна нервно облизала пересохшие губы.
   Последние слова Сэнтина вновь вызвали в ней ощущение, будто он пытается заточить ее в клетку, словно редкую птицу или зверька.
   — Не понимаю, зачем тебе это понадобилось, — сказала она осторожно. — У твоей предыдущей любовницы была своя комната, и тебя, похоже, это вполне устраивало.
   — Как ты справедливо заметила, — едко парировал Сэнтин, — твое пребывание в этих стенах ограничено несколькими неделями, и я не хочу терять время зря. Пока это возможно, я намерен наслаждаться твоим присутствием… во всех доступных формах.