Все лица на этих фотографиях уставшие и напуганные.
   Я видела несколько фотографий, сделанных в профиль. Я спросила: «Что это прикреплено к их головам?» Равут ответил мне: «Это сверло. Они медленно сверлили людям Голову до тех пор, пока не убьют их».
   Здесь так много фотографий. Молодые и старые, мужчины и женщины, дети, даже младенцы.
   Здесь показаны инструменты и способы, которыми их пытали, на стенах висят фотографии людей после того, как они были убиты этими приборами. На каждой фотографии совершенно ясно показано, как именно они умерли.
   Мне сказали, что в пятнадцати минутах отсюда находятся «Поля убийств».
   Здесь стоит половина статуи Пол Пота с черной буквой «Х». Черная «Х» нарисована баллончиком с краской и перечеркивает камбоджийское слово. Равут сказал мне, что перечеркнутое слово означает «браво»; очевидно, Пол Пот сделал эту статую сам себе.
   Балконы тюрьмы были обнесены колючей проволокой, чтобы предотвратить попытки доведенных до отчаяния людей совершить самоубийство.
   Стены этих камер из кирпича и цемента. Они были построены для того, чтобы делить большие комнаты 3 х 7 футов на более мелкие. Они все пыльные и необтесанные. На стенах до сих пор сохранились кровавые пятна.
   Меня неотвязно преследует желание выбраться отсюда. Затем мы прошли в комнату, где было много фотографий Пол Пота, его семьи и соратников. Я не хочу смотреть на него. Я вышла из комнаты.
   На карте Равут показал мне, где Пол Пот начал геноцид и как передвигался из года в год.
   Мне показали фотографию мужчины, который был известным камбоджийским певцом, наподобие нашего Элвиса Пресли, как сказал Равут, но Пол Пот убил и его.
   Тут есть ящик с описанием пыток, изображенных на фотографиях. Мы все стояли в молчании напротив него очень долго.
   Я видела фотографии детей, оторванных от матерей. Я видела фотографии матерей, которых убивали и которые продолжали держать своих детей на коленях. На одной из фотографий у матери в голове все еще было сверло и ребенок на коленях.
   На одной стене была карта Камбоджи, сделанная из человеческих черепов. Я читаю все новые и новые страницы истреблений.
   На стене висела фотография детей, которых подбрасывали в воздух и накалывали на лезвия штыков в воздухе.
   Я видела фотографии мужчин, которые держали детей за ноги и били их головами об дерево.
   Я должна отсюда выбраться. Мне необходимо выйти отсюда. Я не могу дышать.

В среду вечером

   Мари- Ноэль и я сказали Равуту и Мао, что хотели бы встретиться с их семьями. Мы так много о них слышали. Сегодня вечером мы были приглашены на ужин к Равуту. У него замечательная семья — прекрасная жена и две дочки, шести и одиннадцати лет. Мао тоже с нами. Он пришел со своей милой женой и их тремя детьми, которым три года, полтора и очаровательному маленькому мальчику семь месяцев.
   Для меня большая честь знать этих людей. Надеюсь, что однажды мы станем близкими друзьями. Думаю, могу сказать, что мы уже друзья.
   У Равута дома много книг: по праву, истории, французский и английский словари и т. д. Многие из этих книг он изучил, когда был беженцем в лагерях. Его жена также работает. Кажется, что все за столом работают с НПО или правительством. Они удивительные женщины и знают намного больше меня о многих вещах. Интересно, чего бы они могли добиться с тем образованием и с теми возможностями, которые были мне предоставлены? Они бы не теряли времени зря.
   Они объяснили, что кондиционеры стоят очень дорого, поэтому они пользуются веерами. На какое-то время выключили свет, и мы зажгли свечи.
   Это был прекрасный вечер.
   Сначала все мы молчали, но прошло немного времени, и мы начали падать со стульев от смеха.
   Дети были счастливы, играя все вместе. Я была так благодарна возможности находиться рядом с ними.

Четверг, 26 июля

   Прошлой ночью мне снились кошмары, поэтому я практически не спала.
   Сегодня мы посетили Службу помощи беженцам Иезуитских монахов! [10].
   Когда мы вышли из машины, нас приветствовала молодая девушка по имени Сонг Косал. Вместо одной из ног у нее был протез. Она вручила мне коробку с деревянным брелком для ключей в виде птицы мира.
   Она потеряла ногу, когда ей было 5 лет. Они с матерью искали хворост.
   Тан Чаннарет также приветствует нас с улыбкой. Он сидит в инвалидной коляске. И друг, который практически всегда с ним, ходит на костылях. У него одна нога. Они шутят: «Мы передвигаемся с помощью одной ноги на двоих».
   Большинство физически неполноценных людей работают вместе. Так веселей. Священники и монахини в JRS делают все, что могут, начиная с того, что отводят детей в школу, и заканчивая изготовлением сеток от москитов. Также они анализируют данные, чтобы оценить всеобщий прогресс Договора о запрещении противопехотных мин.
   На стенах висит много прекрасных фотографий, показывающих человечность, сострадание и молитвенное созерцание.
   Большинство добровольцев здесь нерелигиозные, но все они производят впечатление добрых, чутких и скромных людей.
   Мы посетили Центр голубя мира, учебного места для мужчин и женщин, покалеченных противопехотными минами, войной и полиомиелитом. Раньше это был армейский центр связи.
   Здесь очень много мастерских. В месяц они делают по восемьдесят инвалидных кресел. Потребность в них огромна. Кажется, что они никогда не смогут сделать достаточного количества.
   Следующая мастерская — это школа шитья. Я встретила двух женщин за большим деревянным ткацким станком, они делали шарфы. Две другие женщины были заняты за своими станками, изготовляя подкладки для инвалидных колясок.
   К нам присоединился испанский священник. Он рассказал нам несколько шуток и историю об одном из здешних студентов, который ужасно знал математику. Он думал, что средний размер окна 125 метров в ширину. Сейчас он один из лучших социальных работников. Он часто приводит в больницу новые жертвы противопехотных мин.
   В классе резьбы по дереву семнадцать студентов. Они делают великолепные изделия. Их обучают предпринимательству, чтобы в будущем они смогли сами зарабатывать на жизнь.
   Одна студентка делает деревянный потир для епископа Кика, чтобы держать облатки для Святого Причастия.
   Рядом с ней несколько милых мужчин и женщин делают деревянные статуи Будды, для резьбы по дереву у них есть лишь основной набор инструментов, но все же их мастерство поразительно. Все здания здесь оснащены специальными наклонными въездами для инвалидов.
   Другие мастерские включают класс электроники, сельскохозяйственный класс и класс сварки, в котором людей обучают делать каркасы для больничных кроватей. Также здесь есть классы, в которых каждый может получить основное образование, то есть научиться читать, писать и считать.
   Центр голубя мира действительно удивительное место. Я не знаю, что бы все эти люди делали без него. Внимание всех программ сосредоточено на том, чтобы обеспечить физически неполноценным людям хорошее будущее. Я только что узнала, что эта земля принадлежит правительству и что центру голубя мира разрешено находиться здесь лишь до конца этого года. В следующем году правительство может потребовать плату за аренду, и тогда программа может закрыться.

Ужин с сотрудниками УВКБ ООН

   Во время этого путешествия меня попросили быть Послом Доброй Воли УВКБ ООН. Не могу выразить, как я была счастлива и какая это была честь для меня. Потом полевые сотрудники УВКБ ООН сказали мне: «Мы так счастливы быть первыми, кто поздравит вас с назначением на должность Посла Доброй Воли УВКБ ООН. Помните, мы — в 120 странах. У Вас теперь есть семья везде, куда бы вы ни поехали». Какая замечательная мысль. Разве не прекрасно, если бы весь мир был таким?
   Уезжать из Камбоджи и говорить «до свидания» будет нелегко для меня. Здесь такие добрые, хорошие, трудолюбивые люди. Я буду скучать по каждому, с кем встретилась.
   Сейчас я на пути в Бангкок, где я проведу ночь в отеле аэропорта. На следующее утро я возвращаюсь в Лос-Анджелес.

Пятница, 27 июля

   Я проснулась вся в поту, трясясь от того же кошмара, который у меня был в Пномпене. Теперь я знаю, что это: воспоминания о том, что я видела в Музее геноцида. Я проснулась в страхе, едва могла дышать, точно так же, как в тех камерах. Мари-Ноэль сказала мне, что чувствовала себя так же, когда мы были там. Один день, проведенный в той тюрьме, продолжает мучить нас.
   Так много камбоджийцев, которые будут помнить все это. Сложно представить, как нелегко им жить. Но они живут, живут с такой огромной силой воли, мужества и духа, что могут являться примером для всех нас.
   Последняя фотография была сделана спустя два года после того, как был написан этот дневник о Камбодже. Моя жизнь изменилась; эта страна Камбоджа произвела на меня огромное впечатление. На этой фотографии я и мой сын Мэддокс снова возвращаемся домой, в Камбоджу. Сарат и я организовали заповедник для животных. Мы стали близкими друзьями с жертвами противопехотных мин, с которыми он познакомил меня, и сейчас мы соседи. Наши дети играют вместе. Мы также вместе работаем над жилищным и сельскохозяйственным проектами.
   Для меня была большая честь, когда год назад Мун и его жена, которые поженились в лагере беженцев в Таиланде, захотели пожениться вновь, теперь на Родине, и пригласили меня на свадьбу. Они потеряли своих родителей во время войны, поэтому Мун попросил меня представлять его мать на церемонии. Я была чрезвычайно горда этим. Это был замечательный день. Традиционные камбоджийские свадьбы очень долгие и шумные. Даже в самых бедных деревнях они тщательно планируют и соблюдают все традиции.
   Одна часть обряда заключалась в том, что руки жениха и невесты связывались веревкой. Мун, который потерял руки ниже локтя и зрение от взрыва мины, на протяжении всей церемонии был в солнечных очках. Когда они пытались привязать веревкой ее руки к верхним частям его рук, дети улыбались и смеялись.
   Преодолев грусть и сожаления, эти люди принимают реальность своей жизни и благодарны за все, что имеют. Я горжусь тем, что могу назвать их друзьями, и буду стремиться воспитать своего сына с чувством гордости за его народ — с чувством гордости быть камбоджийцем.

Миссия в Пакистан

С 17 по 26 августа 2001 года от лица УВКБ ООН я совершила поездку в Пакистан, где посетила афганских беженцев.

Пятница, 17 августа

   Завтра я еду в Пакистан. Я специально ждала до настоящего момента, чтобы начать тщательно читать о ситуации там и в соседнем Афганистане, откуда бегут люди, спасая свои жизни.
   Мне немного стыдно, что я могу закрываться от проблем мира, находясь в безопасности своего дома.
   В газетах я прочла несколько статей, которые, как обычно, были сфокусированы на текущих событиях. Но они не представляют всю ситуацию в развитии, в течение многих лет. Возможно, журналистам это кажется бесполезным, а что еще хуже, не очень важным.
   Это недостойно новостей. События прошлого становятся просто фактами. Они становятся общепринятыми ситуациями, в которых люди этих стран просто будут жить и умирать от ужасных условий. Я прочитала о том, что практически два миллиона людей живут в Пакистане как беженцы. Они расположились вдоль границ и живут, ничего не имея.
   Я прочитала о немецкой благотворительной организации, двадцать четыре сотрудника которой были арестованы Талибаном. Их офис был закрыт. Они приехали помогать беженцам, а их обвинили в распространении христианства.
   Их судьбы до сих пор неизвестны. Надеюсь, что к тому времени, когда кто-нибудь будет читать эти строки, никто из них не погибнет.
   Это первое путешествие, в которое мне разрешили взять с собой видеокамеру. Мне немного неловко, но я знаю, что во время моих миссий мне приходится видеть так много, что часто это сложно выразить на бумаге. Я не могу объяснить людям, что значит сидеть рядом с изувеченными мужчинами и брошенными женщинами, детьми, голодными и отчаянно пытающимися выжить, продолжающими бороться за свое достоинство, цельность и надежды. Это люди, о которых ты плачешь и которые дают тебе силу.
   Они знают о жизни что-то такое, что многие из нас, слава Богу, никогда не узнают, они обращают внимание на многие вещи, о которых мы забыли. Они знают, за что быть благодарными. Они ценят важность семьи и общества. Они понимают силу веры и любви.
   Я продолжаю читать статистику. Я не знаю, что писать и что я чувствую. Я не могу поверить в то, что читаю. Я не понимаю, как подобное еще возможно в наши дни.

Суббота, 18 августа

   В 8.40 вечера я улетаю в Лондон, лететь 10 часов. Затем двухчасовая остановка.
   Потом я вылетаю в Исламабад, до которого восемь с половиной часов.

Понедельник, 20 августа

   Когда мы начали заходить на посадку в Исламабаде, из громкоговорителей раздалось: «Примите антималярийные таблетки. Фотографировать Пакистан с воздуха не разрешается. Провозить алкоголь запрещено».
   В 4.32 утра я прибыла в Пакистан, в Исламабад.
   Около ворот я встретила Юсуфа Хассана, сотрудника УВКБ ООН. Он родом из Кении.
   Он сказал: «Мужчины не будут пожимать женщинам руку. Лучше не встречаться глазами с мужчинами. Накройте голову платком. Потом мы купим вам необходимые вещи. Нас постоянно будет сопровождать вооруженный сотрудник в штатском».
   Услышав все это, я спрашиваю себя, почему я здесь?
   Но я знаю ответ:
   • чтобы лучше понимать;
   • чтобы затем рассказать об этом людям.
   Мне сказали, что УВКБ ООН в Афганистане не разрешается нанимать на работу женщин, и мужчинам позволен лишь минимальный контакт с женщинами, поэтому оказывать помощь бывает затруднительно. Сейчас я со всех сторон окружена охраной, которая очень обходительна со мной, а еще я ношу паранджу. Я уже чувствую себя неловко, будто принцесса под охраной. Я привыкла к свободе и независимости.

Офис УВКБ ООН в Исламабаде

   Все в офисе УВКБ ООН добры и гостеприимны.
   Когда-то это здание было складом. Здесь очень много картотек, наполненных документами беженцев.
   На сегодняшний день Пакистан дал убежище более двум миллионам афганских беженцев. Мне сказали то, о чем необходимо помнить: «Здесь нет мира».
   Многие беженцы прожили здесь двадцать два года с тех пор, как Россия захватила Афганистан в 1979 году. Сзади здание офиса было обнесено заборами с колючей проволокой. Всего нескольким людям разрешено заходить внутрь. Я вижу очереди женщин. Мужчины кричат. Я встретилась глазами с каким-то мужчиной. Он выглядел сердитым. Мне сказали, что бывали случаи, когда разгневанные, разочарованные беженцы врывались внутрь.
   Работники УВКБ ООН могут провести только около двадцати консультаций за день. Это кажется очень мало, если думать о 2,3 миллионах беженцев в этой стране, но спасение двадцати семей ежедневно — это огромное достижение.
   Регистрация — это первый шаг к тому, чтобы быть услышанным, это шанс на лучшую жизнь.

10 утра

   Меня отвезли на рынок, чтобы докупить недостающую одежду, которую я должна носить во время своего пребывания здесь.
   Одна из работ, которой занимаются дети беженцев здесь и по всему миру, — собирать мусор и пытаться найти какие-то полезные вещи.
   Мы остановились на красный свет. Мальчик лет шести постучал в мое окно. Он показывает мне свою ампутированную руку. Мне сказали, чтобы я не давала денег просящим. По возможности лучше вместо денег давать еду. Многих детей родители заставляют просить милостыню.
   Около половины населения Пакистана каждый вечер ложатся спать голодными.
   Этот ребенок смотрит мне прямо в глаза. Он всего лишь маленький мальчик. Я передала ему что-то через окно. На следующем светофоре к нашей машине подошел пожилой мужчина на костылях.
   Очень жарко и людно. Я не представляю, как люди работают при такой жаре целый день, и все, кажется, работают очень усердно.
   При такой сильной жаре мне сложно представить, как можно обойтись без воды, но при засухе, продолжающейся здесь и в соседних районах, доступ к воде очень ограничен.
   У Пакистана очень декоративная культура. Здесь очень красивые автобусы с причудливыми и яркими украшениями. К ним прикреплены железные скульптуры и различные рисунки. Одежда намного более яркая, чем я себе представляла, хотя они очень скромны: одежда прячет почти все тело.
   Первое место, где мы остановились, был обувной магазин.
   Вся обувь ручной работы, и я до сих пор не уверена, где правый, где левый туфель. Некоторые туфли выглядят в точности, как из сказки об Аладдине, с украшенными золотом и серебром мысками, загнутыми кверху.
   Когда мы вернулись, я приняла душ и попыталась вздремнуть, но не смогла. Я попыталась позвонить домой, но никто не взял трубку.
   Я узнала, что ни одна страна в мире не хочет оказывать Афганистану помощь из-за Талибана, и очень трудно провезти гуманитарную помощь через кордоны Талибана тем невинным жителям, которые отчаянно в ней нуждаются. Не говоря о потребностях в еде и воде, здесь существуют противопехотные мины, которые необходимо обезвреживать. Страдает так много невинных людей.
   Я встретилась с Аббас Сарфраз Ханом, министром по делам беженцев.
   Я не знала, куда мне сесть, надо ли покрывать голову или нет? Я слышала, что у него достаточно западное мировоззрение. Он учился в колледже в Бостоне, жил в Лондоне. Он предложил мне напитки. Я ответила: «Нет, Спасибо». Монсеррат, сотрудник УВКБ ООН, шепнула мне: «Закажи что-нибудь, например, зеленый чай».
   Министр говорил о:
   • поколениях без образования;
   • недостатке информации и неполном освещении событий западной прессой;
   • недостаточности финансирования.
   Перед отъездом я почувствовала облегчение, когда он пожал мне руку. Я до последнего момента не была уверена, нормально ли прошла наша встреча.
   Как типичная американка, я думаю, что не была воспитана так, чтобы всерьез задумываться о том, что происходит за пределами моей страны, чтобы пытаться узнать и ценить культуры других стран. И Америка не одинока этом, многие страны не обращают внимания на другие культуры.

12:30 дня

   Мы едем в приют для пакистанских и афганских женщин. Здесь они также могут получить консультацию в случаях домашнего насилия.
   Палатки представляют собой вбитые палки с натянутым сверху полотном. Эти временные постройки используются всеми бедными людьми, не только беженцами. В приюте меня провели в комнату, полную женщин, все они были без туфель и с покрытыми головами.
   Мы посетили Сач [11]. Это группа женщин, главной целью которых является борьба за перемены. На урду Сач означает «правда». Пока в Сач обучается 100 женщин. Каждая из них начала свой маленький бизнес на воскресных рынках.
   Я спросила их: «Вы хотите переселиться обратно в Афганистан?»
   Одна из женщин ответила: «Мы хотим быть там, где мы свободны и в безопасности. Вот так».
   Другая вручила мне фотографию: «Это мой сын, которого убили талибы».
   Женщина с дрожащим голосом и заплаканными глазами вышла из толпы. Ее имя не называю, как и обещала. Она боится за свою безопасность. Ее брат был жестоко избит талибами и теперь не может кормить свою семью, потому что он калека.
   Другая женщина показала мне бумагу, и мне объяснили, что это счет на четыре пистолета. Это налог, который она должна была заплатить для поддержания военной экономики. Она продала все, что имела, чтобы отдать Талибану, но все равно этого не хватило, чтобы оплатить четыре пистолета.
   Одна женщина, которая работает доктором, сказала, что однажды ночью талибы пришли в ее дом. Ей удалось спастись, убежав к соседям, но ее отца арестовали и посадили в тюрьму. Она осталась одна и даже не знает, жив ли еще ее отец. Она исповедует христианство, что дает ей еще один повод бояться Талибана. Если они узнают об этом, то, скорее всего, убьют ее. Ее до сих пор разыскивают. Она вынуждена часто переезжать с места на место, чтобы они не нашли ее. Несмотря на то, что она в Пакистане, она до сих пор в опасности. Сотрудник УВКБ ООН спрашивает, почему она не обратилась к ним. Они хотят встретиться с ней.
   Мужчину пригласили войти. Он хочет что-то рассказать. Он привел свою жену и детей в этот центр, потому что они истощены. Сам мужчина тоже очень ослаблен. У него милые глаза. Но они светло-желтого цвета — он болен. Он был жестоко избит талибами. Его ноги частично отнялись, а почки сильно повреждены.

Городские беженцы

   Мы едем в район трущоб, находящийся рядом с автобусным вокзалом и рынком фруктов. Здесь живут бедные люди, которые живут за счет выброшенной, в основном пропавшей, пищи.
   Это ужасный район, где встречается сексуальная коммерческая эксплуатация детей. Мне сказали, что дети продают себя по цене, равной пяти центам.
   Организация Сач работает здесь, чтобы помогать детям. Возраст многих детей около шести лет. Их вовлекают в сексуальную торговлю и другие унизительные дела.
   Здесь существует много программ, которые обучают правам детей.
   Одна женщина сказала мне, что у каждой матери от шести до двенадцати детей, которые работают в сексуальной торговле. Эти родители в отчаянии. У этих детей нет школы, нет детства, нет защиты.
   Я пошла прогуляться. Грязные дорожки между глиняными домами.
   Я увидела девочку лет четырех, которая несла на голове большую поленницу. Так много других маленьких девочек, которые носят своих младших братьев на руках. Я заметила, что у некоторых девочек были явные кожные болезни. Я прошла мимо школьной комнаты, в которой не было света. В этой глиняной деревне электричества нет нигде.
   Здесь никому не разрешается даже говорить о СПИДе. Разговор о СПИДе здесь табу. Различные организации пытаются представить информацию о СПИДе и дать какие-то представления о половом воспитании.

Реабилитационный и обучающий центр Сач

   Это центр, куда приходят женщины, которых будут переселять. Кто-то говорит, что им везет. Их выбрали, потому что они подверглись серьезным сексуальным оскорблениям и потому, что у них нет мужей.
   Они получают медицинскую помощь в течение 24 часов. Этот центр охраняется охранной компанией Бринкс.
   Женщины, ведущие эти программы, очень сильные. В них кидали камни, когда они предлагали построить школу. Комнаты очень маленькие. На одной маленькой кровати могут поместиться двое или трое детей со своими матерями, одна женщина, с которой я встретилась, получает психиатрическую помощь. Она была изнасилована и жестоко избита талибами. Она всего не помнит. У нее трое детей.
   Я заметила на стене постер о проституции, на котором были изображены пропавшие женщины и дети.
   В ЮЖНОЙ АЗИИ НА ТЕРРИТОРИИ ИНДИИ, ПАКИСТАНА И ФИЛИППИН ПРОПАЛО 74 МИЛЛИОНА ЖЕНЩИН
   На другом постере Организации сестер Камбоджи написано:
   ЖЕНЩИНАМ НЕ МЕСТО В ТЮРЬМАХ
   Восемьдесят процентов заключенных женщин сидят в тюрьме из-за преступлений, совершенных из-за бедности. Девяносто процентов коренных жительниц и 82 процента всех женщин, находящихся в тюрьмах — это оставшиеся живых после инцеста, насилия или физических нападок.
   Фраза, написанная на доске: ЕСЛИ КАЖДЫЙ ИЗ НАС СДЕЛАЕТ НЕМНОГО, ТО ВСЕ ВМЕСТЕ МЫ СМОЖЕМ СДЕЛАТЬ МНОГОЕ.
   Некоторые из этих семей переселят в США, но мы должны попытаться сделать их ожидания более реалистичными, прежде чем они попытаются начать новую жизнь. Я смотрю на маленькие детские лица. Будут ли им рады? Как их будут называть? Если вы или я увидим их в следующем месяце на улицах США, подумаем ли мы хоть на секунду, поймем ли мы, через что им, возможно, довелось пройти?

7 вечера

   Мы ужинали дома у Монсеррат. Там было около пятнадцати людей из УВКБ ООН, американского посольства, министерства Пакистана и женщина из ВВС. Когда я присутствую на ужинах, подобных этому, они не перестают меня удивлять. Они всегда вдохновляющие. Все, о чем все говорят ночь напролет, это о глобальных проблемах, гуманитарных нуждах и т. д. Они делятся информацией, обсуждают возможные решения и планируют способы совместного сотрудничества. Они собрались вместе с одним желанием — помочь нуждающимся, положить конец их страданиям. Были и тяжелые моменты в разговоре, и моменты, когда все смеялись. Иногда я была напугана, когда все говорили о политике, а я молчала. Я сегодня узнала, что официальные данные и личный опыт каждого, кто пытается понять, одинаково важны. Также я осознала, что во время разговора я научилась гораздо большему, чем думала. Но осмыслить все это никто не сможет:
   • что не со всеми людьми обращаются одинаково;
   • что люди вынуждены ложиться спать голодными;
   • что миллионы людей испытывают гонения, нарушаются права человека и происходят конфликты.
   Никто не может осмыслить этого, потому что это не имеет никакого смысла.

Вторник, 21 августа — 6 утра. По дороге в лагерь Джалозай

   Мне сказали, что я могу поехать вместе с американской делегацией. Зачем они приехали сюда? Они сами хотят все увидеть и принять решение, что необходимо сделать и какие программы нужно продолжать.