Страница:
– Я готов, – подмигнул Франческе Ги. – И партнершу уже выбрал.
– Лошадь будет твоей партнершей, – прервал их веселый смех спокойный голос Бельдана. – Люди Симона Мальвиля по-прежнему шарят по округе. Нам лучше всего улизнуть под шумок ярмарочной суеты.
Франческа повернулась к падре Гаске и глазами умоляла его возразить, объяснив, что Ги еще слишком слаб для путешествия, но священник только удобнее устроился на стуле.
– Никогда бы не подумал, что воин может быть настолько сведущим в делах врачевания. Вы учились в Адрианополе, лорд Бельдан?
– Учился, – ответил за рыцаря брат. – Это было разорительным занятием для семьи Арнонкур. После последнего крестового похода против султана Мурада Первого Бельдан «гостил» у турок, а отец собирал выкуп. Семья обеднела, зато брат духовно обогатился. Он не терял даром времени, а турки поощряли добросовестного ученика. Они в науках доки. Брат заинтересовался медициной и врачеванием, и его усердие не осталось незамеченным: султан познакомил его с лучшим алхимиком в империи.
– Таких на Востоке много, – с энтузиазмом перебил его францисканец. – В Оттоманской империи люди вообще меньше подвержены суевериям и не ломают голову над схоластическими бреднями, например, как это тяжелая земля подвешена в чистом небе, или почему одно и то же солнце темнит кожу, но отбеливает полотно, или куда девается пламя, когда гаснет огонь.
– Или сколько времени требуется душе, чтобы добраться до неба, – рассмеялся Бельдан.
– Если душа вообще следует в том направлении, – глубокомысленно кивнул падре Гаска.
– Но схоластика имеет право на существование, – запротестовала Франческа.
– Точно так же, как и магия, – добавил Бельдан и тут же пожалел о своих словах.
Падре Гаска, начавший было сладко потягиваться, моментально замер.
– Они учили вас и этому? Магии? Знаете, леди Франческа, турки не только хорошие ученые, они еще поднаторели в надувательстве и ловкости рук. Может, вы нам покажете парочку трюков? – Его лицо озарилось детским любопытством.
Но голос Ги развеял все надежды на развлечение:
– Брат не решается использовать свои магические штучки, чтобы еще больше не подорвать репутацию. Вокруг и так шепчутся, что он колдун. Сам кардинал Конти обвинил его в том, что он рыцарь тамплиеров. Конечно, в шутку. Но за такие дела и за колдовство в этой стране сжигают на костре.
– Вы говорите об инквизиции, – разочарованно фыркнул францисканец. – По моему разумению, она не слишком много света проливает на сверхъестественные козни дьявола, зато без меры занимается земными делами алчущих смертных. По крайней мере, так началась безумная охота на ведьм, когда пятьдесят лет назад стали жечь тамплиеров. Она продолжается и сейчас.
Тамплиеры всегда занимали Франческу, хотя Бланш запрещала произносить в стенах замка название ордена и крестилась, если у кого-то оно неосторожно срывалось с языка. Поэтому в голове дочери возникало еще больше вопросов о взлете и падении закрытого братства.
«Совершенно не удивлюсь, если он – один из этих нехристей», – подумала она, в глубине души не веря, что Бельдан мог принадлежать к чему-то настолько порочному и тайному. Но рыцарь сам положил конец щекотливой теме;
– Когда-нибудь я вам покажу, чему научился на Востоке. Но заранее предупреждаю: все это не идет ни в какое сравнение с вашим великим открытием эликсира-невидимки.
Гаска довольно зарделся и сразу же позабыл о магии.
– Вы слышали? – с гордостью спросил он.
– Конечно. Об этом ходят легенды на двух континентах.
– Ах, если бы я записал формулу в ту самую ночь, когда меня осенило! Понимаете, открытие пришло ко мне во сне...
Франческа заметила, что упоминание о массовых сожжениях тамплиеров запечатало Бельдану уста. Но она не слишком долго думала об этом – хватало других размышлений: Ги рядом, Ги проснулся, и он ее жаждал.
Глупо, что она не воспользовалась возможностью и не поцеловала его. Эту войну непобедимому Арнонкуру предстоит проиграть. Франческа не понимала, почему не решилась на поцелуй. Но она не допустит повторения прежнего. «Ги не любит Кьяру Конти. Все это проделки Бельдана. Ги любит меня. И получит меня».
В тот вечер Франческа поднялась в лабораторию в башне. Падре Гаска послал за ней, но и у нее в голове роилось множество вопросов к францисканцу. В самом ли деле Ги настолько оправился, что способен отправиться в путь? Ведь ему требуется длительный отдых. Но на винтовой лестнице она внезапно замерла: сверху, из лаборатории, доносился голос Бельдана. Она поспешила к двери, потом замешкалась, приложила ухо к растрескавшейся створке и услышала одно-единственное слово – «Анна». Ги говорил, что так звали жену Бельдана. Почему-то ей захотелось больше узнать об этой женщине.
– Мы были очень юны: мне всего семнадцать, а она на четыре года моложе. – Бельдан говорил так тихо, что Франческа с трудом разбирала слова. – Но таков обычай. По крайней мере, у нас, в Англии. Обе наши семьи поддерживали герцога Глостера. Мы с Анной знали друг друга с детских лет, и все казалось естественным.
– Тринадцать не такой уж малый возраст, – успокоил рыцаря падре Гаска. – Джан Галеаццо Висконти счел себя самым удачливым на свете человеком, когда сумел выдать дочь за наследника французского престола. А ей было всего одиннадцать лет.
Голос священника звучал утешающе, и Франческа почувствовала укол совести: она подслушивала исповедь, нечто сокровенное, что не предназначалось для посторонних ушей. «Неужели я способна так согрешить?» – подумала она, и на мгновение ей представился ад со всеми его ужасами. Но графиня не отошла от двери.
– Тем не менее, трудно поверить, что такая юная девушка уже жена. Она была моей подружкой, товарищем по детским играм. А ребенок, которого она вынашивала, – нашей забавой.
В реторте, обещая новые открытия, весело булькал раствор.
– У меня до сих пор стоит в глазах повивальная бабка. Отвратительное зрелище. Она прибежала из курятника с грязными руками и объявила, что с таким узким тазом Анна не перенесет родов. Тон был такой, словно она говорила, что из загона удрал поросенок или что не удалось собрать к обеду земляники. Обычная констатация факта. И оказалась права. Крики Анны были душераздирающи. Агония продолжалась два дня. Потом жена замолчала. Ее похоронили вместе с сыном. – Франческа услышала горестный вздох. – С тех пор я не испытываю желания снова вступить в брак. И не имею привязанностей. Конечно, если не считать моей армии и Ги. Я растил его после смерти отца, и его долг – носить наше имя.
Франческа так сильно постучала в деревянную дверь, что в кровь разбила костяшки пальцев. Но даже не заметила этого. Она готова была заткнуть этими самыми пальцами уши – только бы забыть тот ужас, который она услышала. Такого Бельдана она не знала и не хотела знать.
Но войдя, столкнулась с тем, к чему уже успела привыкнуть: великий рыцарь Арнонкур вел себя в Бельведере как в собственной вотчине. Он с хозяйским видом устроился на ее лабораторном стуле и длинными пальцами листал любимейший манускрипт на латыни падре Гаски, который францисканец редко позволял извлекать из футляра. По крайней мере ей.
В ответ на дружное приветствие мужчин Франческа присела в реверансе, прямиком прошла к столу и принялась энергично растирать в ступке вербену, чтобы приготовить отвар для Ги. Со стола ей издевательски подмигнуло еще одно новое зеркало – на сей раз в серебряной раме, но она решительно от него отвернулась. Зеркала, казалось, сами собой множились в стенах замка, и у Франчески не оставалось сомнений, какой волшебник их сюда приносил.
– Нет времени исследовать веснушки? – раздался насмешливый голос. Но об истинной причине ее упорных трудов догадался падре Гаска.
– Дорогая, надеюсь, вы не возражаете, что я пригласил господина Арнонкура участвовать в наших сегодняшних опытах? Он весьма образован и может быть нам полезен.
– Наслышана о его научной родословной, – сладким тоном проговорила Франческа. – Говорят, он рыцарь тамплиеров.
– Это сказал господин Ги, но он пошутил, – упрекнул ее францисканец.
– Не он один, – парировала графиня. – Симон Мальвиль тоже так считает.
Она замерла в ужасе оттого, что произнесла имя французского рыцаря. Но мужчины не обратили на это внимания. А когда она подняла глаза, то заметила, как переглянулись священник и Бельдан.
– Ги вовсе не шутил. – Франческа прищурила глаза. – Он ссылался на кардинала Конти, который не бросает слов на ветер. Нет, господа, мое любопытство не удовлетворено и вам не удастся сбить меня с толку, умело меняя тему. Бесполезно – я не отступлюсь, пока не добьюсь своего. Так что решайте, кто из вас расскажет о том, кем были – или кто есть – эти рыцари и почему господин Арнонкур умолкает при первом упоминании о них.
Бельдана нисколько не встревожила ее настойчивость. Он встал со стула и усадил на него Франческу. А она ощутила на своей талии его сильные и теплые руки.
– Мальвиля нечего слушать. А Ги мог не разобраться в том, что ему говорили. Или не разобрались вы. Я много лет знал кардинала Конти и вполне с вами согласен: он никогда не балагурит попусту. Я даже ни разу не видел, чтобы он смеялся или улыбался.
– Однако теперь Ги ближе к его семье, чем вы, – не унималась графиня. – Не исключено, что кардинал обсуждал вас за вашей спиной.
– Не исключено. Но в этом я не очень-то верю брату.
Пока они препирались, падре Гаска копался в огромной груде наваленных на стол рукописей.
– Я кое-что припас, что может заинтересовать леди. Эти записи много лет назад сделал мой учитель алхимик Серж де Краон. Он только что окончил университет в Париже и обладал прекрасным почерком, когда Филипп Красивый нанял его переписчиком. Это было в 1313 году. На следующий год случилось массовое сожжение тамплиеров. Серж все видел и все записал. В том числе и их проклятия. И сделал интересные заключения. Разумеется, негласные. Никто не станет открыто проявлять интерес к тайному ордену, членов которого преследовали и сжигали за колдовство. Он написал официальную версию, чтобы ублажить тщеславие монарха, а эту оставил для себя. А когда умирал, передал рукопись мне. Он мне доверял. Где же она? Я только что ее держал. Ну, не важно, найдется. И ответит на многие вопросы гораздо лучше, чем я. А пока, графиня, не сопроводить ли вам рыцаря на бастион? Взгляд воина оценит окрестности с высоты орлиного полета.
Франческа поднималась впереди Бельдана по тускло освещенной лестнице с зажженным фонарем в руке. Она знала эту лестницу как свои пять пальцев и поэтому шла не задумываясь. Мысли ее были далеко от Бельведера, в Париже 1314 года, где сожгли не меньше тысячи мужчин. В ушах стояли их предсмертные крики, видимо, этим объясняется то, что случилось в следующее мгновение. По крайней мере, сама Франческа так решила. Когда она открыла ведущий на бастион люк, перед ней возникла стена огня.
Пламя вздымалось и трещало под стеной, пожирая все на своем пути, и в нем ей почудились голоса.
– Колдовство, – прошептала графиня. Мертвые взывали к живым.
– Франческа! – Это звал не мертвец, а Бельдан. – С вами все в порядке?
Она резко обернулось, и в то же мгновение видение рассыпалось на мириады искр.
– Ничего. Сон наяву. У меня это часто бывает. Призрак костра, который разожгли во дворе замка, когда умерли братья и отец. Эта картина меня преследует до сих пор. Преследовала. Но сейчас...
– Что сейчас? – переспросил Бельдан.
– Сейчас огонь был совсем другой. Злее. Прожорливее. Он не скорбел о смерти, но сам ее сеял. А теперь все прошло. Со мной это случается все реже и реже. Последний раз – в тот самый день, когда вы с Ги приехали в Бельведер.
Франческа тряхнула головой, прогоняя последние черные мысли. И вдруг поняла, как близко от нее Бельдан и как холодна его рука на ее обнаженном плече.
– Сон, – повторила она и улыбнулась. – А вот ваши руки не сон. Это реальность, и они совершенно ледяные. Мы слишком много внимания уделяем лечению вашего брата и совершенно забыли, что вы тоже ранены. Позвольте, я помогу вам согреться.
Бельдан понял, что это всего лишь забота о больном. Отгадал по ее тону.
– Я знаю, что мне поможет, – сказал он. – Магия. Так учит падре Гаска. Он говорит, что магия усиливает жар в крови.
Забота о больных – это ее инстинкт. Как его инстинкт – война.
Франческа улыбнулась и словно помолодела. Солнечный свет посреди беспросветной ночи. Но когда она взяла его руки в свои, Бельдану захотелось их отнять. Отдернуть обе сразу. «Детская причуда, – решил он. – Разве может хрупкая женщина повредить великому лорду Арнонкуру?» Бельдан заметил, что ее руки тоже были холодны. «Холодные руки. Сердца в огне». Старая присказка. Странно, что он теперь ее вспомнил.
– Магия, – ворковала Франческа, и ее голос завораживал. – Особый метод, который применяет падре Гаска. Нет ничего действеннее, чтобы согреть кровь.
Она взяла его руки в свои. При этом обнажились ее запястья. А потом наклонилась так, что дуновение ее дыхания овевало его кожу.
Бельдан снова почувствовал страх. А затем жар, когда она легонько подула на его пульсирующие голубоватые вены. По спине к чреслам побежали волны. Неужели она это делает намеренно? Из-под заколки ему на руку упал ее локон. Она подняла голову и улыбнулась. Не только губами, но даже глазами.
– Вот так-то! Я чувствую тепло. – Она откровенно радовалась своему целительскому мастерству. Но что-то в его лице вызвало у Франчески беспокойство. Бельдан заметил, что улыбка стала меркнуть. – Вам лучше? – беспокойно спросила она.
– Намного. Вы достойная ученица алхимика.
– Вот и славно.
Они спохватились, заметив, что его руки все еще лежат на ее ладонях. Бельдан стал их отдергивать, а Франческа отталкивать. И он почувствовал, как кожу царапнуло тяжелое кольцо Дуччи-Монтальдо.
– Сначала Ги, а теперь я. Мы оба обязаны здоровым биением наших сердец вашим целебным прикосновениям.
– Не моим, – поспешно возразила графиня. – Падре Гаски. Это его искусство помогает Арнонкурам. Я всего лишь подражаю его приемам. Так вы хотите взглянуть на дороги?
Бельдан стоял в одиночестве и смотрел на притихшую долину. Франческа давно отправилась в постель. Только спит ли она? В этом рыцарь сомневался. Со своего высокого наблюдательного пункта он краем глаза видел ее окно: в глубине комнаты мелькнула свеча, хотя графине давно полагалось видеть сны.
– Недурно, – произнес он вслух.
Бельдан нарочно над ней подшучивал, смеялся над ее веснушками, ее ярмаркой и медом, цеплялся за все, что могло отдалить от обрыва, к которому его влекло дуновение ее дыхания на его запястья.
«Несчастная, – самодовольно думал он. – Уже не молода и больше не богата. Однажды Ги ее уже покинул. Теперь ей снова предстоит пережить такое же испытание. Я оставлю денег. Она, конечно, откажется. Но Бланш возьмет». Так ему подсказывал опыт. После смерти Анны Бельдан завязывал множество мимолетных связей, и женщины всегда оставались довольны таким решением. С радостью его вспоминали и приглашали снова.
А еще он наведет справки об Оливере. Слава Богу, у него остались друзья при дворе султана. А когда брат окажется дома, Франческа с готовностью все забудет и все простит.
Он мог бы гордиться своим состраданием. Но погубил все сам: позволил коснуться своих рук и сам касался ее ладоней. Оказался так близко, что губами и кончиком языка мог ощутить ее кожу. И, поглаживая запястья, благодарил:
– Спасибо, что спасли нас от Мальвиля.
И этим поразил ее так, что Франческа убежала. Да и себя немало удивил. Никогда бы не подумал, что способен на такую безоглядность. Но графиня его заинтересовала. Ее отношение к поцелуям. Бельдан видел, как она поцеловала Мальвиля, хотя ей очень этого не хотелось, и не решилась поцеловать Ги, хотя страстно этого желала. Он загорелся отгадать загадку, но должен был признать, что его безрассудство не помогло. Нисколько.
Бельдан все еще думал о Франческе, когда ворота замка беззвучно отворились на смазанных петлях и выпустили по подъемному мосту мужчину, ведущего в поводу лошадь. Вскоре он скрылся в спящих улочках Сант-Урбано. Но на окраине вскочил в седло и понесся так, будто за ним гнались все силы ада. И не заметил, как из тени материализовался огромный человек и бесшумно бросился за ним в погоню.
Бельдан улыбнулся уголками губ.
Похоже, к леди Бланш вернулись силы. Не стоит удивляться, если на открытии ярмарки удастся насладиться ее блистательным присутствием.
Глава 7
– Лошадь будет твоей партнершей, – прервал их веселый смех спокойный голос Бельдана. – Люди Симона Мальвиля по-прежнему шарят по округе. Нам лучше всего улизнуть под шумок ярмарочной суеты.
Франческа повернулась к падре Гаске и глазами умоляла его возразить, объяснив, что Ги еще слишком слаб для путешествия, но священник только удобнее устроился на стуле.
– Никогда бы не подумал, что воин может быть настолько сведущим в делах врачевания. Вы учились в Адрианополе, лорд Бельдан?
– Учился, – ответил за рыцаря брат. – Это было разорительным занятием для семьи Арнонкур. После последнего крестового похода против султана Мурада Первого Бельдан «гостил» у турок, а отец собирал выкуп. Семья обеднела, зато брат духовно обогатился. Он не терял даром времени, а турки поощряли добросовестного ученика. Они в науках доки. Брат заинтересовался медициной и врачеванием, и его усердие не осталось незамеченным: султан познакомил его с лучшим алхимиком в империи.
– Таких на Востоке много, – с энтузиазмом перебил его францисканец. – В Оттоманской империи люди вообще меньше подвержены суевериям и не ломают голову над схоластическими бреднями, например, как это тяжелая земля подвешена в чистом небе, или почему одно и то же солнце темнит кожу, но отбеливает полотно, или куда девается пламя, когда гаснет огонь.
– Или сколько времени требуется душе, чтобы добраться до неба, – рассмеялся Бельдан.
– Если душа вообще следует в том направлении, – глубокомысленно кивнул падре Гаска.
– Но схоластика имеет право на существование, – запротестовала Франческа.
– Точно так же, как и магия, – добавил Бельдан и тут же пожалел о своих словах.
Падре Гаска, начавший было сладко потягиваться, моментально замер.
– Они учили вас и этому? Магии? Знаете, леди Франческа, турки не только хорошие ученые, они еще поднаторели в надувательстве и ловкости рук. Может, вы нам покажете парочку трюков? – Его лицо озарилось детским любопытством.
Но голос Ги развеял все надежды на развлечение:
– Брат не решается использовать свои магические штучки, чтобы еще больше не подорвать репутацию. Вокруг и так шепчутся, что он колдун. Сам кардинал Конти обвинил его в том, что он рыцарь тамплиеров. Конечно, в шутку. Но за такие дела и за колдовство в этой стране сжигают на костре.
– Вы говорите об инквизиции, – разочарованно фыркнул францисканец. – По моему разумению, она не слишком много света проливает на сверхъестественные козни дьявола, зато без меры занимается земными делами алчущих смертных. По крайней мере, так началась безумная охота на ведьм, когда пятьдесят лет назад стали жечь тамплиеров. Она продолжается и сейчас.
Тамплиеры всегда занимали Франческу, хотя Бланш запрещала произносить в стенах замка название ордена и крестилась, если у кого-то оно неосторожно срывалось с языка. Поэтому в голове дочери возникало еще больше вопросов о взлете и падении закрытого братства.
«Совершенно не удивлюсь, если он – один из этих нехристей», – подумала она, в глубине души не веря, что Бельдан мог принадлежать к чему-то настолько порочному и тайному. Но рыцарь сам положил конец щекотливой теме;
– Когда-нибудь я вам покажу, чему научился на Востоке. Но заранее предупреждаю: все это не идет ни в какое сравнение с вашим великим открытием эликсира-невидимки.
Гаска довольно зарделся и сразу же позабыл о магии.
– Вы слышали? – с гордостью спросил он.
– Конечно. Об этом ходят легенды на двух континентах.
– Ах, если бы я записал формулу в ту самую ночь, когда меня осенило! Понимаете, открытие пришло ко мне во сне...
Франческа заметила, что упоминание о массовых сожжениях тамплиеров запечатало Бельдану уста. Но она не слишком долго думала об этом – хватало других размышлений: Ги рядом, Ги проснулся, и он ее жаждал.
Глупо, что она не воспользовалась возможностью и не поцеловала его. Эту войну непобедимому Арнонкуру предстоит проиграть. Франческа не понимала, почему не решилась на поцелуй. Но она не допустит повторения прежнего. «Ги не любит Кьяру Конти. Все это проделки Бельдана. Ги любит меня. И получит меня».
В тот вечер Франческа поднялась в лабораторию в башне. Падре Гаска послал за ней, но и у нее в голове роилось множество вопросов к францисканцу. В самом ли деле Ги настолько оправился, что способен отправиться в путь? Ведь ему требуется длительный отдых. Но на винтовой лестнице она внезапно замерла: сверху, из лаборатории, доносился голос Бельдана. Она поспешила к двери, потом замешкалась, приложила ухо к растрескавшейся створке и услышала одно-единственное слово – «Анна». Ги говорил, что так звали жену Бельдана. Почему-то ей захотелось больше узнать об этой женщине.
– Мы были очень юны: мне всего семнадцать, а она на четыре года моложе. – Бельдан говорил так тихо, что Франческа с трудом разбирала слова. – Но таков обычай. По крайней мере, у нас, в Англии. Обе наши семьи поддерживали герцога Глостера. Мы с Анной знали друг друга с детских лет, и все казалось естественным.
– Тринадцать не такой уж малый возраст, – успокоил рыцаря падре Гаска. – Джан Галеаццо Висконти счел себя самым удачливым на свете человеком, когда сумел выдать дочь за наследника французского престола. А ей было всего одиннадцать лет.
Голос священника звучал утешающе, и Франческа почувствовала укол совести: она подслушивала исповедь, нечто сокровенное, что не предназначалось для посторонних ушей. «Неужели я способна так согрешить?» – подумала она, и на мгновение ей представился ад со всеми его ужасами. Но графиня не отошла от двери.
– Тем не менее, трудно поверить, что такая юная девушка уже жена. Она была моей подружкой, товарищем по детским играм. А ребенок, которого она вынашивала, – нашей забавой.
В реторте, обещая новые открытия, весело булькал раствор.
– У меня до сих пор стоит в глазах повивальная бабка. Отвратительное зрелище. Она прибежала из курятника с грязными руками и объявила, что с таким узким тазом Анна не перенесет родов. Тон был такой, словно она говорила, что из загона удрал поросенок или что не удалось собрать к обеду земляники. Обычная констатация факта. И оказалась права. Крики Анны были душераздирающи. Агония продолжалась два дня. Потом жена замолчала. Ее похоронили вместе с сыном. – Франческа услышала горестный вздох. – С тех пор я не испытываю желания снова вступить в брак. И не имею привязанностей. Конечно, если не считать моей армии и Ги. Я растил его после смерти отца, и его долг – носить наше имя.
Франческа так сильно постучала в деревянную дверь, что в кровь разбила костяшки пальцев. Но даже не заметила этого. Она готова была заткнуть этими самыми пальцами уши – только бы забыть тот ужас, который она услышала. Такого Бельдана она не знала и не хотела знать.
Но войдя, столкнулась с тем, к чему уже успела привыкнуть: великий рыцарь Арнонкур вел себя в Бельведере как в собственной вотчине. Он с хозяйским видом устроился на ее лабораторном стуле и длинными пальцами листал любимейший манускрипт на латыни падре Гаски, который францисканец редко позволял извлекать из футляра. По крайней мере ей.
В ответ на дружное приветствие мужчин Франческа присела в реверансе, прямиком прошла к столу и принялась энергично растирать в ступке вербену, чтобы приготовить отвар для Ги. Со стола ей издевательски подмигнуло еще одно новое зеркало – на сей раз в серебряной раме, но она решительно от него отвернулась. Зеркала, казалось, сами собой множились в стенах замка, и у Франчески не оставалось сомнений, какой волшебник их сюда приносил.
– Нет времени исследовать веснушки? – раздался насмешливый голос. Но об истинной причине ее упорных трудов догадался падре Гаска.
– Дорогая, надеюсь, вы не возражаете, что я пригласил господина Арнонкура участвовать в наших сегодняшних опытах? Он весьма образован и может быть нам полезен.
– Наслышана о его научной родословной, – сладким тоном проговорила Франческа. – Говорят, он рыцарь тамплиеров.
– Это сказал господин Ги, но он пошутил, – упрекнул ее францисканец.
– Не он один, – парировала графиня. – Симон Мальвиль тоже так считает.
Она замерла в ужасе оттого, что произнесла имя французского рыцаря. Но мужчины не обратили на это внимания. А когда она подняла глаза, то заметила, как переглянулись священник и Бельдан.
– Ги вовсе не шутил. – Франческа прищурила глаза. – Он ссылался на кардинала Конти, который не бросает слов на ветер. Нет, господа, мое любопытство не удовлетворено и вам не удастся сбить меня с толку, умело меняя тему. Бесполезно – я не отступлюсь, пока не добьюсь своего. Так что решайте, кто из вас расскажет о том, кем были – или кто есть – эти рыцари и почему господин Арнонкур умолкает при первом упоминании о них.
Бельдана нисколько не встревожила ее настойчивость. Он встал со стула и усадил на него Франческу. А она ощутила на своей талии его сильные и теплые руки.
– Мальвиля нечего слушать. А Ги мог не разобраться в том, что ему говорили. Или не разобрались вы. Я много лет знал кардинала Конти и вполне с вами согласен: он никогда не балагурит попусту. Я даже ни разу не видел, чтобы он смеялся или улыбался.
– Однако теперь Ги ближе к его семье, чем вы, – не унималась графиня. – Не исключено, что кардинал обсуждал вас за вашей спиной.
– Не исключено. Но в этом я не очень-то верю брату.
Пока они препирались, падре Гаска копался в огромной груде наваленных на стол рукописей.
– Я кое-что припас, что может заинтересовать леди. Эти записи много лет назад сделал мой учитель алхимик Серж де Краон. Он только что окончил университет в Париже и обладал прекрасным почерком, когда Филипп Красивый нанял его переписчиком. Это было в 1313 году. На следующий год случилось массовое сожжение тамплиеров. Серж все видел и все записал. В том числе и их проклятия. И сделал интересные заключения. Разумеется, негласные. Никто не станет открыто проявлять интерес к тайному ордену, членов которого преследовали и сжигали за колдовство. Он написал официальную версию, чтобы ублажить тщеславие монарха, а эту оставил для себя. А когда умирал, передал рукопись мне. Он мне доверял. Где же она? Я только что ее держал. Ну, не важно, найдется. И ответит на многие вопросы гораздо лучше, чем я. А пока, графиня, не сопроводить ли вам рыцаря на бастион? Взгляд воина оценит окрестности с высоты орлиного полета.
Франческа поднималась впереди Бельдана по тускло освещенной лестнице с зажженным фонарем в руке. Она знала эту лестницу как свои пять пальцев и поэтому шла не задумываясь. Мысли ее были далеко от Бельведера, в Париже 1314 года, где сожгли не меньше тысячи мужчин. В ушах стояли их предсмертные крики, видимо, этим объясняется то, что случилось в следующее мгновение. По крайней мере, сама Франческа так решила. Когда она открыла ведущий на бастион люк, перед ней возникла стена огня.
Пламя вздымалось и трещало под стеной, пожирая все на своем пути, и в нем ей почудились голоса.
– Колдовство, – прошептала графиня. Мертвые взывали к живым.
– Франческа! – Это звал не мертвец, а Бельдан. – С вами все в порядке?
Она резко обернулось, и в то же мгновение видение рассыпалось на мириады искр.
– Ничего. Сон наяву. У меня это часто бывает. Призрак костра, который разожгли во дворе замка, когда умерли братья и отец. Эта картина меня преследует до сих пор. Преследовала. Но сейчас...
– Что сейчас? – переспросил Бельдан.
– Сейчас огонь был совсем другой. Злее. Прожорливее. Он не скорбел о смерти, но сам ее сеял. А теперь все прошло. Со мной это случается все реже и реже. Последний раз – в тот самый день, когда вы с Ги приехали в Бельведер.
Франческа тряхнула головой, прогоняя последние черные мысли. И вдруг поняла, как близко от нее Бельдан и как холодна его рука на ее обнаженном плече.
– Сон, – повторила она и улыбнулась. – А вот ваши руки не сон. Это реальность, и они совершенно ледяные. Мы слишком много внимания уделяем лечению вашего брата и совершенно забыли, что вы тоже ранены. Позвольте, я помогу вам согреться.
Бельдан понял, что это всего лишь забота о больном. Отгадал по ее тону.
– Я знаю, что мне поможет, – сказал он. – Магия. Так учит падре Гаска. Он говорит, что магия усиливает жар в крови.
Забота о больных – это ее инстинкт. Как его инстинкт – война.
Франческа улыбнулась и словно помолодела. Солнечный свет посреди беспросветной ночи. Но когда она взяла его руки в свои, Бельдану захотелось их отнять. Отдернуть обе сразу. «Детская причуда, – решил он. – Разве может хрупкая женщина повредить великому лорду Арнонкуру?» Бельдан заметил, что ее руки тоже были холодны. «Холодные руки. Сердца в огне». Старая присказка. Странно, что он теперь ее вспомнил.
– Магия, – ворковала Франческа, и ее голос завораживал. – Особый метод, который применяет падре Гаска. Нет ничего действеннее, чтобы согреть кровь.
Она взяла его руки в свои. При этом обнажились ее запястья. А потом наклонилась так, что дуновение ее дыхания овевало его кожу.
Бельдан снова почувствовал страх. А затем жар, когда она легонько подула на его пульсирующие голубоватые вены. По спине к чреслам побежали волны. Неужели она это делает намеренно? Из-под заколки ему на руку упал ее локон. Она подняла голову и улыбнулась. Не только губами, но даже глазами.
– Вот так-то! Я чувствую тепло. – Она откровенно радовалась своему целительскому мастерству. Но что-то в его лице вызвало у Франчески беспокойство. Бельдан заметил, что улыбка стала меркнуть. – Вам лучше? – беспокойно спросила она.
– Намного. Вы достойная ученица алхимика.
– Вот и славно.
Они спохватились, заметив, что его руки все еще лежат на ее ладонях. Бельдан стал их отдергивать, а Франческа отталкивать. И он почувствовал, как кожу царапнуло тяжелое кольцо Дуччи-Монтальдо.
– Сначала Ги, а теперь я. Мы оба обязаны здоровым биением наших сердец вашим целебным прикосновениям.
– Не моим, – поспешно возразила графиня. – Падре Гаски. Это его искусство помогает Арнонкурам. Я всего лишь подражаю его приемам. Так вы хотите взглянуть на дороги?
Бельдан стоял в одиночестве и смотрел на притихшую долину. Франческа давно отправилась в постель. Только спит ли она? В этом рыцарь сомневался. Со своего высокого наблюдательного пункта он краем глаза видел ее окно: в глубине комнаты мелькнула свеча, хотя графине давно полагалось видеть сны.
– Недурно, – произнес он вслух.
Бельдан нарочно над ней подшучивал, смеялся над ее веснушками, ее ярмаркой и медом, цеплялся за все, что могло отдалить от обрыва, к которому его влекло дуновение ее дыхания на его запястья.
«Несчастная, – самодовольно думал он. – Уже не молода и больше не богата. Однажды Ги ее уже покинул. Теперь ей снова предстоит пережить такое же испытание. Я оставлю денег. Она, конечно, откажется. Но Бланш возьмет». Так ему подсказывал опыт. После смерти Анны Бельдан завязывал множество мимолетных связей, и женщины всегда оставались довольны таким решением. С радостью его вспоминали и приглашали снова.
А еще он наведет справки об Оливере. Слава Богу, у него остались друзья при дворе султана. А когда брат окажется дома, Франческа с готовностью все забудет и все простит.
Он мог бы гордиться своим состраданием. Но погубил все сам: позволил коснуться своих рук и сам касался ее ладоней. Оказался так близко, что губами и кончиком языка мог ощутить ее кожу. И, поглаживая запястья, благодарил:
– Спасибо, что спасли нас от Мальвиля.
И этим поразил ее так, что Франческа убежала. Да и себя немало удивил. Никогда бы не подумал, что способен на такую безоглядность. Но графиня его заинтересовала. Ее отношение к поцелуям. Бельдан видел, как она поцеловала Мальвиля, хотя ей очень этого не хотелось, и не решилась поцеловать Ги, хотя страстно этого желала. Он загорелся отгадать загадку, но должен был признать, что его безрассудство не помогло. Нисколько.
Бельдан все еще думал о Франческе, когда ворота замка беззвучно отворились на смазанных петлях и выпустили по подъемному мосту мужчину, ведущего в поводу лошадь. Вскоре он скрылся в спящих улочках Сант-Урбано. Но на окраине вскочил в седло и понесся так, будто за ним гнались все силы ада. И не заметил, как из тени материализовался огромный человек и бесшумно бросился за ним в погоню.
Бельдан улыбнулся уголками губ.
Похоже, к леди Бланш вернулись силы. Не стоит удивляться, если на открытии ярмарки удастся насладиться ее блистательным присутствием.
Глава 7
Однако на следующее утро Бланш дала знать, что ее здоровье стало хуже, не желала ни с кем общаться и не вышла из комнаты.
В отличие от Бельдана Франческа не ожидала появления матери: старшая графиня Дуччи-Монтальдо пять лет не принимала участия в ярмарках. И ее решение нисколько не удивило Франческу. Поразило другое – исчезновение Бельдана.
Он задавал множество вопросов о ярмарочных поборах и пошлинах и о том, сколько средств приносит ярмарка на содержание Бельведера. Его интересовали сыры и вина, а также качество выставленного на продажу меда. И Франческа поняла: Бельдан собирается сопровождать ее во время ярмарки и в день открытия спуститься с ней в деревню с замковой горы. В этом заключалась некоторая опасность. Но с другой стороны, многие бражники появлялись на ярмарке в масках, а болтовня в лавках и рядах могла оказаться полезной. Купцы приезжали со всей Тосканы и из других мест и не могли не знать о передвижениях де Кюси.
Среди множества дневных забот Франческа ловила себя на том, что, то и дело бросает взгляд через плечо, ожидая, как часто в последние дни, увидеть поблизости Бельдана. Он закрывал ей ладонями глаза, заставляя против воли смеяться. Ее это раздражало, потому что она начинала чувствовать себя не в меру юной. Но Франческа убеждала себя, что эти игры невинны. Она должна постараться понравиться Бельдану, иначе рыцарь станет препятствием на пути осуществления ее надежд. Но теперь его не было рядом.
Так прошла половина дня. Слуги отправились на ярмарку, а ей самой осталось навестить Ги и тоже поспешить на праздник.
Теперь Ги все чаще и чаще приходил в сознание, и падре Гаска уверял, что кризис миновал. С тех пор как раненый назвал ее дорогой, Франческе ни разу не случалось остаться с ним наедине в периоды его полного просветления, но она тоже заметила, что Ги порозовел и дышал ровнее и глубже.
Вот и сейчас она с удовлетворением смотрела на него. Конечно, в ближайшее время Ги немыслимо трогать с места. Это ее радовало. Бельдан скоро уедет: армия развалится без предводителя. Так что он не может сидеть здесь вечно. И тогда Ги останется с ней. Безраздельно. Как прежде.
Эта мысль так взволновала Франческу, что она забыла об исчезновении великого рыцаря – сидела и думала о близком будущем. А потом тихонько погладила Ги по щеке и вышла.
Франческа выбрала простую темно-красную тунику из хорошей тонкой шерсти, без отделки, но прекрасного покроя. И без видимых следов починки. Достаточно нарядную для праздника и в то же время строгую, чтобы не выделяться в церковном шествии, которое завершает первый день ярмарки. Перевязала волосы золотой лентой, а в уши продела серьги с жемчугом и гранатом. У нее на стене висел осколок зеркального стекла. Франческа подошла к нему и взглянула на себя. И осталась недовольной тем, что увидела. Кроме вечных ярких веснушек, ее расстроили волосы: непокорные локоны не терпели никакого принуждения. Но время летело, и ей следовало спешить. Франческа схватила черную бархатную сумочку с церковной вуалью и несколькими золотыми флоринами и вышла из замка.
Двор притих, а доносившийся из деревни шум гуляния только подчеркивал его безлюдность. Франческа поежилась на солнце и машинально взглянула на окна, за которыми, грустно взирая на ведущую в Рим дорогу, Бланш проводила все больше и больше времени. Мать держала в руке бокал, в котором искрилось красное, как рубин, вино. Франческа поколебалась и улыбнулась. Бланш тоже секунду помедлила и улыбнулась в ответ.
Когда-то Бельведер в ярмарочные дни славился своим гостеприимством. Осенью в замке и его пристройках появлялось множество знатных людей. Возбужденные предстоящим торжищем, все они ждали, что граф Пьеро пригласит их на знаменитую медвежью охоту.
Но теперь богатые семьи останавливались в монастырском доме. Так проявлялась врожденная деликатность наивных тосканцев. Не прекращались слухи о стесненном положении графинь Дуччи-Монтальдо, и люди не желали обременять их своим посещением. Но Франческа понимала, что существует и иная, более неприятная причина отсутствия в Бельведере гостей. Тосканцы всегда отличались суеверием, а их приверженность христианству не скрывала проявлений языческого прошлого с его заговорами, заклинаниями и тайными страхами. Год за годом Франческа находила весной в бороздах небольшие фигурки, а осенью видела, как на деревьях ветер раскачивает обереги и амулеты. После скоропостижной смерти графа Пьеро и его сыновей Бельведера стали сторониться. Замок считался проклятым местом, от которого Господь отвернул свой лик.
Сама тосканка, воспитанная в здешних традициях, Франческа все прекрасно понимала и обычно мало тяготилась своим одиночеством. Но сегодня, на пути от ворот Бельведера в деревню, остро его ощутила. Она знала, что послужило тому причиной – проклятый Бельдан Арнонкур. Он казался таким заинтересованным. А когда долгожданный день наступил, сгинул. Вместе со своим Кристиано. Даже весточки не оставил. Внезапно Франческе пришло в голову, что она с таким нетерпением ждала открытия ярмарки именно потому, что Бельдан проявлял к ней явный интерес. Она хотела ему все показать, чтобы он ею гордился, чтобы понял, какую совершил ошибку, разорвав ее помолвку с Ги.
– Разве он мог прийти? – спросила Франческа у выскочившей на тропинку жирной белки. – Он бы рисковал своей жизнью. И жизнью брата.
Но она не спросила, почему ей так грустно без заклятого врага. И вскоре постаралась покончить с невеселыми мыслями о Бельдане.
У городских ворот перемешались обитатели всех замков и хижин округи. Все кричали, весело смеялись и пытались оттолкнуть друг друга. Франческу, на счастье, заметил привратник и провел в небольшую калитку.
– Добрый день, графиня, – поздоровался он. – Я сейчас же закрою за вами дверь. Стыдно, как ведут себя тосканцы.
Внутри Франческа сразу забыла обо всем на свете, кроме рад остей, этого дня. Много лет назад правящая община осознала, что женщины влекут мужчин, а их самих влекут желания их сердец. И в соответствии с этим открытием поощряла продажу всяческих изысков – деликатесов, тканей, одежды. Сюда стали съезжаться торговцы шерстью из Фландрии, перчаточники из Неаполя, продавцы пряжи из Франции, золотых и серебряных дел мастера из Германии. А покупатели прибывали из таких далеких городов, как Лукка и Сиена. И даже гордая Флоренция поднимала свой флаг на их колокольне.
Под ноги Франчески подкатился мячик жонглера. Графиня наклонилась, собираясь бросить его хозяину, но жонглер скрылся в толпе акробатов, магов и глотателей огня. Пару секунд она катала мячик на ладони, а потом бросила его яростно машущему руками человеку. От запаха жареной медвежатины потекли слюнки, но оставалось еще так много дел, что Франческа сомневалась, что успеет подойти к жаровням. Она направлялась по мощеным, узеньким улочкам к центральной площади, радостно кивая в ответ на приветствия людей, которых не видела целый год. Проходя, заметила, что ее ближайшая соседка графиня Риччи беременна. Это будет ее первый ребенок. А у графа одиннадцатый. И все живы. Чего нельзя сказать о его двух предыдущих женах, которые умерли во время родов. Но эта, кажется, здорова. Платье сильно топорщится, а она на седьмом месяце неплохо себя чувствует. Здороваясь с усталой графиней и ее сияющим супругом, Франческа мысленно решила под каким-нибудь надуманным предлогом отправить к ним Летицию. Служанка обладала навыками хорошей акушерки. И ее присутствие могло избавить графиню от печальной участи своих предшественниц.
Затем ее опытный взгляд отыскал прилавок сапожника из Утильо. Франческа хотела проверить, хорошо ли действует на его больную ногу рекомендованное ею лекарство. Средство подействовало, хромота сделалась менее заметной, и сапожник рассыпался в благодарностях.
Настолько бурных, что привлек внимание молодой и явно богатой пары, которая выбирала сладости и пряности в ярко раскрашенной лавчонке остроглазого венецианца. Муж обернулся, и его лицо окаменело, когда он увидел Франческу.
Графиня тоже замерла. Но хорошее воспитание требовало от нее радушия. И мужчина ожидал любезности. Джованни д'Амбри Франческа прекрасно знала, потому что они вместе выросли.
Он был младшим сыном в знатной флорентийской семье, которая вела свой род от предков из Римской империи, но в последнее время обеднела. Ходили слухи, что честолюбивый Джованни чуть ли не в утробе матери начал охоту на безродную, но богатую девушку, чтобы разрешить свои затруднения. Три года назад усилия увенчались успехом, и его зоркий взгляд остановился на хорошенькой и тщеславной дочери банкира из Пизы.
В отличие от Бельдана Франческа не ожидала появления матери: старшая графиня Дуччи-Монтальдо пять лет не принимала участия в ярмарках. И ее решение нисколько не удивило Франческу. Поразило другое – исчезновение Бельдана.
Он задавал множество вопросов о ярмарочных поборах и пошлинах и о том, сколько средств приносит ярмарка на содержание Бельведера. Его интересовали сыры и вина, а также качество выставленного на продажу меда. И Франческа поняла: Бельдан собирается сопровождать ее во время ярмарки и в день открытия спуститься с ней в деревню с замковой горы. В этом заключалась некоторая опасность. Но с другой стороны, многие бражники появлялись на ярмарке в масках, а болтовня в лавках и рядах могла оказаться полезной. Купцы приезжали со всей Тосканы и из других мест и не могли не знать о передвижениях де Кюси.
Среди множества дневных забот Франческа ловила себя на том, что, то и дело бросает взгляд через плечо, ожидая, как часто в последние дни, увидеть поблизости Бельдана. Он закрывал ей ладонями глаза, заставляя против воли смеяться. Ее это раздражало, потому что она начинала чувствовать себя не в меру юной. Но Франческа убеждала себя, что эти игры невинны. Она должна постараться понравиться Бельдану, иначе рыцарь станет препятствием на пути осуществления ее надежд. Но теперь его не было рядом.
Так прошла половина дня. Слуги отправились на ярмарку, а ей самой осталось навестить Ги и тоже поспешить на праздник.
Теперь Ги все чаще и чаще приходил в сознание, и падре Гаска уверял, что кризис миновал. С тех пор как раненый назвал ее дорогой, Франческе ни разу не случалось остаться с ним наедине в периоды его полного просветления, но она тоже заметила, что Ги порозовел и дышал ровнее и глубже.
Вот и сейчас она с удовлетворением смотрела на него. Конечно, в ближайшее время Ги немыслимо трогать с места. Это ее радовало. Бельдан скоро уедет: армия развалится без предводителя. Так что он не может сидеть здесь вечно. И тогда Ги останется с ней. Безраздельно. Как прежде.
Эта мысль так взволновала Франческу, что она забыла об исчезновении великого рыцаря – сидела и думала о близком будущем. А потом тихонько погладила Ги по щеке и вышла.
Франческа выбрала простую темно-красную тунику из хорошей тонкой шерсти, без отделки, но прекрасного покроя. И без видимых следов починки. Достаточно нарядную для праздника и в то же время строгую, чтобы не выделяться в церковном шествии, которое завершает первый день ярмарки. Перевязала волосы золотой лентой, а в уши продела серьги с жемчугом и гранатом. У нее на стене висел осколок зеркального стекла. Франческа подошла к нему и взглянула на себя. И осталась недовольной тем, что увидела. Кроме вечных ярких веснушек, ее расстроили волосы: непокорные локоны не терпели никакого принуждения. Но время летело, и ей следовало спешить. Франческа схватила черную бархатную сумочку с церковной вуалью и несколькими золотыми флоринами и вышла из замка.
Двор притих, а доносившийся из деревни шум гуляния только подчеркивал его безлюдность. Франческа поежилась на солнце и машинально взглянула на окна, за которыми, грустно взирая на ведущую в Рим дорогу, Бланш проводила все больше и больше времени. Мать держала в руке бокал, в котором искрилось красное, как рубин, вино. Франческа поколебалась и улыбнулась. Бланш тоже секунду помедлила и улыбнулась в ответ.
Когда-то Бельведер в ярмарочные дни славился своим гостеприимством. Осенью в замке и его пристройках появлялось множество знатных людей. Возбужденные предстоящим торжищем, все они ждали, что граф Пьеро пригласит их на знаменитую медвежью охоту.
Но теперь богатые семьи останавливались в монастырском доме. Так проявлялась врожденная деликатность наивных тосканцев. Не прекращались слухи о стесненном положении графинь Дуччи-Монтальдо, и люди не желали обременять их своим посещением. Но Франческа понимала, что существует и иная, более неприятная причина отсутствия в Бельведере гостей. Тосканцы всегда отличались суеверием, а их приверженность христианству не скрывала проявлений языческого прошлого с его заговорами, заклинаниями и тайными страхами. Год за годом Франческа находила весной в бороздах небольшие фигурки, а осенью видела, как на деревьях ветер раскачивает обереги и амулеты. После скоропостижной смерти графа Пьеро и его сыновей Бельведера стали сторониться. Замок считался проклятым местом, от которого Господь отвернул свой лик.
Сама тосканка, воспитанная в здешних традициях, Франческа все прекрасно понимала и обычно мало тяготилась своим одиночеством. Но сегодня, на пути от ворот Бельведера в деревню, остро его ощутила. Она знала, что послужило тому причиной – проклятый Бельдан Арнонкур. Он казался таким заинтересованным. А когда долгожданный день наступил, сгинул. Вместе со своим Кристиано. Даже весточки не оставил. Внезапно Франческе пришло в голову, что она с таким нетерпением ждала открытия ярмарки именно потому, что Бельдан проявлял к ней явный интерес. Она хотела ему все показать, чтобы он ею гордился, чтобы понял, какую совершил ошибку, разорвав ее помолвку с Ги.
– Разве он мог прийти? – спросила Франческа у выскочившей на тропинку жирной белки. – Он бы рисковал своей жизнью. И жизнью брата.
Но она не спросила, почему ей так грустно без заклятого врага. И вскоре постаралась покончить с невеселыми мыслями о Бельдане.
У городских ворот перемешались обитатели всех замков и хижин округи. Все кричали, весело смеялись и пытались оттолкнуть друг друга. Франческу, на счастье, заметил привратник и провел в небольшую калитку.
– Добрый день, графиня, – поздоровался он. – Я сейчас же закрою за вами дверь. Стыдно, как ведут себя тосканцы.
Внутри Франческа сразу забыла обо всем на свете, кроме рад остей, этого дня. Много лет назад правящая община осознала, что женщины влекут мужчин, а их самих влекут желания их сердец. И в соответствии с этим открытием поощряла продажу всяческих изысков – деликатесов, тканей, одежды. Сюда стали съезжаться торговцы шерстью из Фландрии, перчаточники из Неаполя, продавцы пряжи из Франции, золотых и серебряных дел мастера из Германии. А покупатели прибывали из таких далеких городов, как Лукка и Сиена. И даже гордая Флоренция поднимала свой флаг на их колокольне.
Под ноги Франчески подкатился мячик жонглера. Графиня наклонилась, собираясь бросить его хозяину, но жонглер скрылся в толпе акробатов, магов и глотателей огня. Пару секунд она катала мячик на ладони, а потом бросила его яростно машущему руками человеку. От запаха жареной медвежатины потекли слюнки, но оставалось еще так много дел, что Франческа сомневалась, что успеет подойти к жаровням. Она направлялась по мощеным, узеньким улочкам к центральной площади, радостно кивая в ответ на приветствия людей, которых не видела целый год. Проходя, заметила, что ее ближайшая соседка графиня Риччи беременна. Это будет ее первый ребенок. А у графа одиннадцатый. И все живы. Чего нельзя сказать о его двух предыдущих женах, которые умерли во время родов. Но эта, кажется, здорова. Платье сильно топорщится, а она на седьмом месяце неплохо себя чувствует. Здороваясь с усталой графиней и ее сияющим супругом, Франческа мысленно решила под каким-нибудь надуманным предлогом отправить к ним Летицию. Служанка обладала навыками хорошей акушерки. И ее присутствие могло избавить графиню от печальной участи своих предшественниц.
Затем ее опытный взгляд отыскал прилавок сапожника из Утильо. Франческа хотела проверить, хорошо ли действует на его больную ногу рекомендованное ею лекарство. Средство подействовало, хромота сделалась менее заметной, и сапожник рассыпался в благодарностях.
Настолько бурных, что привлек внимание молодой и явно богатой пары, которая выбирала сладости и пряности в ярко раскрашенной лавчонке остроглазого венецианца. Муж обернулся, и его лицо окаменело, когда он увидел Франческу.
Графиня тоже замерла. Но хорошее воспитание требовало от нее радушия. И мужчина ожидал любезности. Джованни д'Амбри Франческа прекрасно знала, потому что они вместе выросли.
Он был младшим сыном в знатной флорентийской семье, которая вела свой род от предков из Римской империи, но в последнее время обеднела. Ходили слухи, что честолюбивый Джованни чуть ли не в утробе матери начал охоту на безродную, но богатую девушку, чтобы разрешить свои затруднения. Три года назад усилия увенчались успехом, и его зоркий взгляд остановился на хорошенькой и тщеславной дочери банкира из Пизы.