– По рукам.
Она мчалась как ветер, и на этот раз он старался не отставать, чтобы проверить возможности кобылки.
Кровь Джимкрека действительно показала себя: под конец даже Ромул выбился из сил.
Когда кобыла Аннабел ворвалась во двор гостиницы, девушка с шиком натянула поводья и бросила лукавый взгляд через плечо на Дарли, остановившего Ромула чуть позади.
– Учитывая ваши потери, может, мне стоит заплатить за ленч, – шутливо заметила она.
Дафф при желании мог бы купить гостиницу или целое графство.
– Буду счастлив, – объявил он с легким поклоном. – Приятно сознавать, что вы – женщина со средствами.
Спешившись, он отдал поводья конюху.
– Так оно и есть.
Пусть она не сможет купить графство. Но приобретение гостиницы не опустошит ее кошелек. Слава, и хорошая и дурная, имела свои преимущества.
Вручив поводья другому конюху, она вынула ноги из стремян и улыбнулась Даффу, который поспешил поднять ее с седла.
На несколько секунд они оказались совсем близко. Его руки по-прежнему сжимали ее талию. Дыхание Даффа участилось.
Аннабел вдруг занервничала, словно никогда раньше не стояла рядом с мужчиной.
Но тут его руки соскользнули. Дафф отступил.
– Вы не носите перчатки для верховой езды, – словно жеманная девица, пробормотала она первое, что пришло в голову.
– И никогда не носил, – кивнул он, поворачивая руки ладонями вверх. – А наверное, следовало бы. Полно мозолей.
Дафф беспечно улыбнулся, явно готовый обсуждать любую предложенную ею тему.
– Боюсь, они неприемлемы в обществе.
– По-моему, это не имеет значения.
Они дружно не упоминали о том, что в последнее время Дарли держался в стороне от толпы.
– Признаю, что никогда не обращал внимания на белизну своих рук и даже не считал это сколько-нибудь важным. – Согнув руку, он кивнул в сторону гостиницы: – Вы так же голодны, как я?
Он совершенно не признает церемоний! И умеет разговорить собеседника.
– Может, и больше, – улыбнулась она. Он бросил на нее короткий взгляд.
– Но вы стройны, как ива… если не считать некоторых мест, которым просто не полагается быть тощими.
– Вы снова нарушаете правила нынешнего дня, Дафф, – пожурила Аннабел, но все же улыбнулась и взяла его под руку. – Очень хочется пудинга. Как насчет вас?
Впервые за много месяцев ему хотелось абсолютно другого, но, помня об учтивости и хороших манерах, он зашагал к гостинице.
– Лично мне больше по вкусу хороший кусок говядины.
– Типично мужской вкус, – пожала плечами Аннабел.
– Каюсь, – улыбнулся Дафф. – Идем?
Он придержал для нее дверь.
Едва они вошли в маленький зал, разговоры прекратились. Взгляды присутствующих сопровождали красивую пару, шествующую к единственному свободному столику. Посетители, исключительно мужчины, откровенно глазели на Аннабел, открыв рты, в то время как две служанки сверлили Даффа жадными взглядами.
Нечасто это место посещали аристократы. Гостиница, находившаяся вдалеке от больших дорог и даже деревень, обслуживала местных фермеров.
Выдвинув стул для Аннабел так, чтобы она сидела лицом к окну, Дарли сел напротив. Теперь, пока они едят, ее не будет беспокоить бесцеремонное любопытство обедающих. И он предпочитал не думать о том, для чьего спокойствия это делает: ее или своего.
Не успел он устроиться за столом, как к ним подлетели две улыбающиеся служанки.
– Чем можем служить, милорд? – спросила та, что постарше, тогда как молодая глупо хихикала, не сводя глаз с Даффа. Было очевидно, что услуги не ограничивались исключительно едой и напитками.
Аннабел весело наблюдала, как стойко игнорирует Дафф их обожающие взгляды. Сведя брови, он сухо осведомился, есть ли у них хорошая говядина и белый рейнвейн.
Служанка ответила утвердительно на оба вопроса и вкрадчиво добавила:
– Если его светлости захочется отдохнуть после обеда, наверху у нас есть уютные комнаты.
Аннабел, которой было совершенно ясно, о каком отдыхе шла речь, едва сдержала смех. Дарли заметил ее веселую гримаску.
– Это целиком зависит от леди, – небрежно бросил он, словно не подозревая об истинных намерениях служанки. – Вы не хотели бы отдохнуть, дорогая?
– Предпочитаю поесть, – сладеньким голоском ответила Аннабел.
Дафф поднял глаза и спокойно улыбнулся.
– Мы попросим только еду и вино.
Едва служанки разочарованно удалились, Аннабел посмотрела Даффу в глаза.
– Вы могли бы прекрасно провести время с этой парочкой, милорд.
– Я уже прекрасно провожу время. Зачем мне что-то другое?
– Как вы вежливы!
– Просто разборчив, – покачал он головой. – Вы – бриллиант чистой воды, мисс Фостер, хотя, разумеется, знаете это. И вы восхищаете меня.
– Совершенно не желая этого.
– И тем не менее… поверьте, я всего лишь хочу наслаждаться видом, не более того. Можете быть полностью уверены в собственной безопасности.
И она почему-то поверила ему.
– Я высоко ценю ваше понимание.
– По-моему, все предельно ясно.
– Большинство мужчин не так сговорчивы.
– Возможно, большинству мужчин не пришлось видеть того, что видел я. Наслаждаться приятной прогулкой и ленчем в провинциальной гостинице – верх удовольствия.
Она вынудила себя не слишком придираться к его определению, хотя, по ее опыту, за словом «удовольствие» могут скрываться изощренные хитрость и коварство. Но над подобными двусмысленностями лучше не задумываться.
– Мы забыли попросить пудинг, – сказала она, выбирая более безопасную тему беседы.
– Если не возражаете, я закажу пудинг, когда вернутся служанки.
– Только не говорите, что вам не по вкусу их льстивое обожание. Вы, разумеется, к нему привыкли.
– Мне всегда становится неловко.
– Вы поражаете меня, – заметила она с искренним изумлением. – И это говорите вы, многолетний объект женского преследования?!
Дафф откинулся на спинку стула и посмотрел на Аннабел из-под полуопущенных ресниц.
– Тем не менее это мне не нравится.
– А многим мужчинам польстило бы столь благоговейное отношение женщин.
– О, если кто-то разбирается в обожании и благоговении, так это вы. И вы находите это лестным?
Аннабел смешно наморщила нос.
– Вот именно, – кивнул Дафф. – Предлагаю поговорить о чем-нибудь другом. Расскажите, как вы оказались в провинции, или, если предпочитаете, я поведаю, что привело сюда меня, и мы таким образом скоротаем время в ожидании обеда.
– Тогда вы первый, – решила Аннабел, не уверенная в том, просто ли откладывает объяснение или вообще не желает откровенничать.
Он рассказал, почему потерял интерес к обществу, как проводил дни, как снова заинтересовался лошадьми.
– Эдди доволен, что я опять решил выставлять своих коней на скачках. Он сильнее меня страдал в затворничестве. Кстати, полагаю, ваша матушка вряд ли захочет расстаться с вами на целый день, если я приглашу вас на скачки.
– Почему же, все возможно, – вырвалось у Аннабел, к ее немалому удивлению.
– Мы можем побывать только на дневных скачках.
– Пожалуй, так будет лучше.
– Вам следовало бы принять от меня кобылу. Вы могли бы выставить ее на скачках.
– Вы знаете, почему я никогда этого не сделаю.
– Но я дарю вам кобылу без всяких обязательств. – Цена лошадки была для него сущими пустяками, хотя он не настолько вульгарен, чтобы высказать это вслух. – И она непременно завоюет вам немало призов.
– Мне не нужны деньги.
– Я не это имел в виду. И говорил лишь о том удовольствии, которое вы испытаете, когда кобыла придет первой. Когда-то у вас была скаковая конюшня. Вы отказались от нее?
– Да, совсем недавно.
– Вот как.
– Я не обязана ничего объяснять.
– Разумеется, нет.
– И, маркиз, не смотрите на меня так, – улыбнулась Аннабел, – это выводит меня из себя.
– Дафф, – с ухмылкой поправил он. – Бьюсь об заклад, немногое на свете способно вывести вас из себя, в том числе и я.
Она никак не могла решить, прав ли он. Этот человек обладал необычайным природным обаянием, совершенно убийственно действующим на окружающих. Честно сказать, впервые за много лет она почти ощущала влечение к мужчине.
Должно быть, слишком долго пробыла в деревне.
Или в обществе столь эгоистичных, расчетливых людей, что присутствие Даффа оказалось чем-то вроде глотка свежего воздуха.
Но может, она просто стала одной из длинного ряда женщин, поддавшихся его очарованию, и ее эмоции не имели ничего общего с жизнью, прошлой или настоящей.
– А вот и ваш денщик! – воскликнула она с таким очевидным облегчением, что Дафф сразу это заметил. Обернувшись, он увидел во дворе только что спешившегося Эдди.
Дафф немедленно вскочил.
– Я сейчас вернусь. Вы не возражаете побыть в одиночестве несколько минут?
– Сомневаюсь, что эти бравые йомены набросятся на меня, – улыбнулась Аннабел.
– Уверен, что не набросятся, – кивнул Дафф. – Просто не хотел, чтобы вы посчитали меня неучтивым.
– Господи, Дафф, я сделана не из лебяжьего пуха. На самом деле я крепкий орешек, – заверила она, взмахнув рукой. – Идите!
Глава 8
Она мчалась как ветер, и на этот раз он старался не отставать, чтобы проверить возможности кобылки.
Кровь Джимкрека действительно показала себя: под конец даже Ромул выбился из сил.
Когда кобыла Аннабел ворвалась во двор гостиницы, девушка с шиком натянула поводья и бросила лукавый взгляд через плечо на Дарли, остановившего Ромула чуть позади.
– Учитывая ваши потери, может, мне стоит заплатить за ленч, – шутливо заметила она.
Дафф при желании мог бы купить гостиницу или целое графство.
– Буду счастлив, – объявил он с легким поклоном. – Приятно сознавать, что вы – женщина со средствами.
Спешившись, он отдал поводья конюху.
– Так оно и есть.
Пусть она не сможет купить графство. Но приобретение гостиницы не опустошит ее кошелек. Слава, и хорошая и дурная, имела свои преимущества.
Вручив поводья другому конюху, она вынула ноги из стремян и улыбнулась Даффу, который поспешил поднять ее с седла.
На несколько секунд они оказались совсем близко. Его руки по-прежнему сжимали ее талию. Дыхание Даффа участилось.
Аннабел вдруг занервничала, словно никогда раньше не стояла рядом с мужчиной.
Но тут его руки соскользнули. Дафф отступил.
– Вы не носите перчатки для верховой езды, – словно жеманная девица, пробормотала она первое, что пришло в голову.
– И никогда не носил, – кивнул он, поворачивая руки ладонями вверх. – А наверное, следовало бы. Полно мозолей.
Дафф беспечно улыбнулся, явно готовый обсуждать любую предложенную ею тему.
– Боюсь, они неприемлемы в обществе.
– По-моему, это не имеет значения.
Они дружно не упоминали о том, что в последнее время Дарли держался в стороне от толпы.
– Признаю, что никогда не обращал внимания на белизну своих рук и даже не считал это сколько-нибудь важным. – Согнув руку, он кивнул в сторону гостиницы: – Вы так же голодны, как я?
Он совершенно не признает церемоний! И умеет разговорить собеседника.
– Может, и больше, – улыбнулась она. Он бросил на нее короткий взгляд.
– Но вы стройны, как ива… если не считать некоторых мест, которым просто не полагается быть тощими.
– Вы снова нарушаете правила нынешнего дня, Дафф, – пожурила Аннабел, но все же улыбнулась и взяла его под руку. – Очень хочется пудинга. Как насчет вас?
Впервые за много месяцев ему хотелось абсолютно другого, но, помня об учтивости и хороших манерах, он зашагал к гостинице.
– Лично мне больше по вкусу хороший кусок говядины.
– Типично мужской вкус, – пожала плечами Аннабел.
– Каюсь, – улыбнулся Дафф. – Идем?
Он придержал для нее дверь.
Едва они вошли в маленький зал, разговоры прекратились. Взгляды присутствующих сопровождали красивую пару, шествующую к единственному свободному столику. Посетители, исключительно мужчины, откровенно глазели на Аннабел, открыв рты, в то время как две служанки сверлили Даффа жадными взглядами.
Нечасто это место посещали аристократы. Гостиница, находившаяся вдалеке от больших дорог и даже деревень, обслуживала местных фермеров.
Выдвинув стул для Аннабел так, чтобы она сидела лицом к окну, Дарли сел напротив. Теперь, пока они едят, ее не будет беспокоить бесцеремонное любопытство обедающих. И он предпочитал не думать о том, для чьего спокойствия это делает: ее или своего.
Не успел он устроиться за столом, как к ним подлетели две улыбающиеся служанки.
– Чем можем служить, милорд? – спросила та, что постарше, тогда как молодая глупо хихикала, не сводя глаз с Даффа. Было очевидно, что услуги не ограничивались исключительно едой и напитками.
Аннабел весело наблюдала, как стойко игнорирует Дафф их обожающие взгляды. Сведя брови, он сухо осведомился, есть ли у них хорошая говядина и белый рейнвейн.
Служанка ответила утвердительно на оба вопроса и вкрадчиво добавила:
– Если его светлости захочется отдохнуть после обеда, наверху у нас есть уютные комнаты.
Аннабел, которой было совершенно ясно, о каком отдыхе шла речь, едва сдержала смех. Дарли заметил ее веселую гримаску.
– Это целиком зависит от леди, – небрежно бросил он, словно не подозревая об истинных намерениях служанки. – Вы не хотели бы отдохнуть, дорогая?
– Предпочитаю поесть, – сладеньким голоском ответила Аннабел.
Дафф поднял глаза и спокойно улыбнулся.
– Мы попросим только еду и вино.
Едва служанки разочарованно удалились, Аннабел посмотрела Даффу в глаза.
– Вы могли бы прекрасно провести время с этой парочкой, милорд.
– Я уже прекрасно провожу время. Зачем мне что-то другое?
– Как вы вежливы!
– Просто разборчив, – покачал он головой. – Вы – бриллиант чистой воды, мисс Фостер, хотя, разумеется, знаете это. И вы восхищаете меня.
– Совершенно не желая этого.
– И тем не менее… поверьте, я всего лишь хочу наслаждаться видом, не более того. Можете быть полностью уверены в собственной безопасности.
И она почему-то поверила ему.
– Я высоко ценю ваше понимание.
– По-моему, все предельно ясно.
– Большинство мужчин не так сговорчивы.
– Возможно, большинству мужчин не пришлось видеть того, что видел я. Наслаждаться приятной прогулкой и ленчем в провинциальной гостинице – верх удовольствия.
Она вынудила себя не слишком придираться к его определению, хотя, по ее опыту, за словом «удовольствие» могут скрываться изощренные хитрость и коварство. Но над подобными двусмысленностями лучше не задумываться.
– Мы забыли попросить пудинг, – сказала она, выбирая более безопасную тему беседы.
– Если не возражаете, я закажу пудинг, когда вернутся служанки.
– Только не говорите, что вам не по вкусу их льстивое обожание. Вы, разумеется, к нему привыкли.
– Мне всегда становится неловко.
– Вы поражаете меня, – заметила она с искренним изумлением. – И это говорите вы, многолетний объект женского преследования?!
Дафф откинулся на спинку стула и посмотрел на Аннабел из-под полуопущенных ресниц.
– Тем не менее это мне не нравится.
– А многим мужчинам польстило бы столь благоговейное отношение женщин.
– О, если кто-то разбирается в обожании и благоговении, так это вы. И вы находите это лестным?
Аннабел смешно наморщила нос.
– Вот именно, – кивнул Дафф. – Предлагаю поговорить о чем-нибудь другом. Расскажите, как вы оказались в провинции, или, если предпочитаете, я поведаю, что привело сюда меня, и мы таким образом скоротаем время в ожидании обеда.
– Тогда вы первый, – решила Аннабел, не уверенная в том, просто ли откладывает объяснение или вообще не желает откровенничать.
Он рассказал, почему потерял интерес к обществу, как проводил дни, как снова заинтересовался лошадьми.
– Эдди доволен, что я опять решил выставлять своих коней на скачках. Он сильнее меня страдал в затворничестве. Кстати, полагаю, ваша матушка вряд ли захочет расстаться с вами на целый день, если я приглашу вас на скачки.
– Почему же, все возможно, – вырвалось у Аннабел, к ее немалому удивлению.
– Мы можем побывать только на дневных скачках.
– Пожалуй, так будет лучше.
– Вам следовало бы принять от меня кобылу. Вы могли бы выставить ее на скачках.
– Вы знаете, почему я никогда этого не сделаю.
– Но я дарю вам кобылу без всяких обязательств. – Цена лошадки была для него сущими пустяками, хотя он не настолько вульгарен, чтобы высказать это вслух. – И она непременно завоюет вам немало призов.
– Мне не нужны деньги.
– Я не это имел в виду. И говорил лишь о том удовольствии, которое вы испытаете, когда кобыла придет первой. Когда-то у вас была скаковая конюшня. Вы отказались от нее?
– Да, совсем недавно.
– Вот как.
– Я не обязана ничего объяснять.
– Разумеется, нет.
– И, маркиз, не смотрите на меня так, – улыбнулась Аннабел, – это выводит меня из себя.
– Дафф, – с ухмылкой поправил он. – Бьюсь об заклад, немногое на свете способно вывести вас из себя, в том числе и я.
Она никак не могла решить, прав ли он. Этот человек обладал необычайным природным обаянием, совершенно убийственно действующим на окружающих. Честно сказать, впервые за много лет она почти ощущала влечение к мужчине.
Должно быть, слишком долго пробыла в деревне.
Или в обществе столь эгоистичных, расчетливых людей, что присутствие Даффа оказалось чем-то вроде глотка свежего воздуха.
Но может, она просто стала одной из длинного ряда женщин, поддавшихся его очарованию, и ее эмоции не имели ничего общего с жизнью, прошлой или настоящей.
– А вот и ваш денщик! – воскликнула она с таким очевидным облегчением, что Дафф сразу это заметил. Обернувшись, он увидел во дворе только что спешившегося Эдди.
Дафф немедленно вскочил.
– Я сейчас вернусь. Вы не возражаете побыть в одиночестве несколько минут?
– Сомневаюсь, что эти бравые йомены набросятся на меня, – улыбнулась Аннабел.
– Уверен, что не набросятся, – кивнул Дафф. – Просто не хотел, чтобы вы посчитали меня неучтивым.
– Господи, Дафф, я сделана не из лебяжьего пуха. На самом деле я крепкий орешек, – заверила она, взмахнув рукой. – Идите!
Глава 8
Глядя в окно, Аннабел заметила, как Дафф подошел к Эдди и, очевидно, отдал ему некие приказания. Эдди время от времени молча кивал и сказал что-то, только когда маркиз уже уходил. Очевидно, Дарли это не понравилось, потому что он покачал головой.
Эдди, абсолютно невозмутимый, как полагается слугам, вытащил из седельной сумки тонкий кожаный футляр и попытался сунуть его маркизу. Дарли отступил.
Эдди с улыбкой и коротким замечанием сделал шаг вперед и положил футляр в нагрудный карман маркиза.
Дарли немедленно повернулся и хмурясь направился к гостинице.
Аннабел достаточно часто видела эти красивые красные футляры от Грея. Ее обожатели посылали ей драгоценности из дорогой ювелирной лавки в надежде на благосклонность дамы. Значит, и маркиз запасся подарками. Бутоньерка – и теперь вот это.
Аннабел слегка улыбнулась. Точнее говоря, это его денщик запасся подарками.
К тому времени как Дарли приблизился к столу, выражение его лица слегка смягчилось. А вот настроение не улучшилось. Обозрев пустой стол, он уселся и проворчал:
– Здешнее обслуживание оставляет желать лучшего.
Не будь Аннабел так поглощена сценой, происходившей во дворе, наверняка заметила бы, что никто не поставил на стол и кувшина с водой. Но прежде чем она успела ответить, появились обе служанки с вином, бокалами и столовыми приборами.
– Вот видите, – улыбнулась Аннабел, – они ожидали вас.
– Пожалуйста, не начинайте. – Но улыбка снова стала сердечной, а голос – довольным. – Мы согласились беседовать на более интересные темы.
– Вижу, денщик нашел вас.
Она прекрасно умела понимать намеки и знала, как угодить джентльмену. И осознание того, что ей вдруг захотелось это сделать, послало озноб по спине. Но только на мгновение. Она ни за что не позволит этому красавчику вскружить ей голову.
– Эдди сумел бы разыскать меня в пустыне, – ответил Дарли. – И один раз так и случилось.
– И где же находится эта пустыня?
– В Марокко. Мы шли караванным путем в Тимбукту в поисках чистокровных лошадей, и песчаная буря разлучила нас.
– Самое экзотическое место, которое я когда-либо видела, – Венеция во время карнавала.
Дафф поднял брови.
– Определенно странное и необычайное.
– Только не в сравнении с Марокко.
– Может, когда-нибудь поедете туда со мной? – предложил он, словно старому другу. Как будто часто предлагал дамам путешествовать с ним за границу.
– Как вы великодушны!
– Это зависит от общества, в котором я нахожусь, – улыбнулся он так тепло, что старшая служанка окинула Аннабел неприязненным взглядом и так порывисто поставила кувшин с вином на стол, что красная жидкость залила платье девушки.
– Простите, мэм, – пробормотала служанка приторно-злобным голосом. – Может, пройдете на кухню к насосу и смоете вино с платья?
– Ничего страшного, – спокойно ответила Аннабел. – Оно все равно старое.
– Вы уверены? – спросил Дафф, рассматривая пятна на платье. При этом он, возможно, чересчур долго задержался взглядом на лифе, пострадавшем сильнее всего. Маркиз откашлялся, не зная, как предложить свою помощь, не показавшись при этом чересчур дерзким.
– Может, вам помочь смыть… – начал он намеренно безразличным голосом.
– Нет-нет, это платье безнадежно вышло из моды, – поспешно перебила Аннабел, не зная, почему сама мысль о его прикосновении, пусть самом невинном, так нервирует ее. Стараясь говорить так же бесстрастно, как он, она добавила: – Я все равно собиралась его выбросить.
– Тогда все к лучшему, – улыбнулся он. – Может, для разнообразия вы захотите увидеть вино в бокале?
Как он вкрадчив, как учтив!
– Да, пожалуйста, – кивнула она, отвечая столь же сердечной улыбкой.
Следующие несколько минут они молча пили вино, давая время расстроенным чувствам успокоиться, пока служанки подавали чисто сельскую еду: ростбиф, ржаной хлеб, сливочное масло и неизбежный вареный картофель.
Аннабел заметила, что маркиза удостоили прекрасным видом пышных грудей обеих служанок: каждая наклонялась над столом как можно ниже. Она напомнила себе, что не собирается соревноваться с девицами. Более того, сама она не питает нежных чувств к маркизу.
Аннабел предпочла не признаваться себе в том, что вообще допустила рассуждения о состязании со служанками.
Дафф, очевидно, никак не реагировал на столь соблазнительное зрелище женской плоти. И только когда еду поставили на стол, он небрежно обронил:
– У вас, случайно, нет пудинга?
При этом он благоразумно умолчал, что таково желание леди.
– Сейчас сезон вишен, милорд, – ответила та, что помоложе. – Наша кухарка славится своим вишневым пудингом.
– Превосходно. Подайте его тоже. Со взбитыми сливками, – велел маркиз.
Девицы с последними глубокими реверансами удалились.
– Вот это да, – пробормотала Аннабел, не в силах сдержаться при виде столь откровенного поведения. Служанки без стеснения предлагали себя. – Очевидно, на вас большой спрос.
Дафф молча налил ей еще вина.
– Я был бы куда счастливее, если бы привлек именно ваше внимание.
Подняв бокал, она кокетливо захлопала ресницами.
– Не удались я в деревню специально, чтобы избежать подобных вещей, могла бы поддаться соблазну и польстить вам.
Противопоставляя флирту искренность, он прямо спросил:
– Что, если бы я попытался заставить вас передумать?
– Только не сегодня, Дарли. Мы решили поехать на прогулку и ничего более. Помните?
– Нельзя же осуждать человека за попытку, – усмехнулся он.
– А по-моему, можно, – холодно бросила она.
– В таком случае молю о прощении. – И, словно этот диалог напомнил о таинственном футляре, Дафф вытащил его и положил на стол. – Примите это в знак моих благородных намерений.
– Тот подарок, на вручении которого настоял ваш денщик?
– Почему? – пожал он плечами.
– Бросьте, Дафф, вы не хотели этого.
– Вернее сказать, не знал, захотите ли вы, – вздохнул Дафф и, глянув ей в глаза, честно добавил: – Понимаете, Эдди убежден, что я понравлюсь вам больше, если завоюю вашу благосклонность подарками. Он действительно хочет, чтобы я вам нравился. Бедняга нервничает из-за моего постоянно мрачного настроения. Так что возьмите это ради Эдди. Он будет ужасно доволен.
– Вы его беспокоите?
Дафф слегка выгнул бровь.
– Это весьма слабо сказано.
– Значит, насколько я поняла, мне предстоит унять его тревоги?
– Определенно, – кивнул Дафф. – А новости о моем преображении достигнут родного дома со скоростью молнии: слуги сплетничают, тут уж ничего не поделать.
Аннабел скромно опустила ресницы.
– Сплетничают не только слуги.
– Туше. Вы и сами довольно часто были предметом этих сплетен, верно?
– Раз или два, – улыбнулась Аннабел.
– Именно поэтому удалились в деревню?
– Отчасти.
– Поясните и остальные причины, – попросил он, наклоняясь вперед и ставя локти на стол.
– Не знаю, – поморщилась она, – стоит ли.
Дафф пожал плечами:
– Но какая разница? Я нигде не бываю. Никого не вижу. И даже не отвечаю на письма.
– Сначала расскажите, почему вы стали отшельником. Мне может понадобиться еще пара бокалов вина, прежде чем наберусь смелости выложить свои причины.
– В таком случае пейте, – разрешил он со своей теплой, мальчишеской улыбкой.
– Не могу понять, почему я должна откровенничать с вами, – рассмеялась Аннабел.
– Мне тоже нужно выпить. В пьяном виде я могу не запомнить всего, что вы наговорите.
Она окинула его оценивающим взглядом.
– Вы в последнее время много пьете?
– Почти совсем не пью. Лишние кошмары мне не нужны. Хотя благодаря вам сейчас они, похоже, исчезнут.
– Возможно, дело не во мне. Отвлечься можно чем угодно.
– Позвольте мне не согласиться, – возразил он.
– Прекрасно, – деловито ответила она под его многозначительным взглядом… или он только казался ей многозначительным. – Кстати, я рада, что у них сегодня вишневый пудинг. Это мой любимый.
В этот момент она была похожа не столько на умудренную жизненным опытом даму, сколько на молоденькую девушку, только что со школьной скамьи. Правда, не ему допрашивать, владеет ли она собой, когда сам он никак не мог обрести равновесия после Ватерлоо. Поэтому, не желая разбираться в более сложных проблемах относительно того, почему он и она сейчас сидят здесь, Дафф постарался развлечь ее и развлечься сам.
Они пили, ели и лениво обсуждали скачки и здешнюю жизнь, погоду и урожаи… совсем как простые фермеры, сидевшие в этом зале. И даже нашли общую почву: оба питали одинаковую страсть к скаковым лошадям и беговым дорожкам ипподрома.
– Правда, сейчас мне не до этого, – заметила Аннабел. – Требуется немало сил и времени, чтобы содержать конюшню, а времени у меня совсем нет.
– Из-за ваших семейных неурядиц?
– Да, – тяжело вздохнула она и, глядя на него, спокойно добавила: – Полагаю, не имеет смысла скрывать правду. Тем более что рано или поздно правда все равно выходит на свет божий.
– Клянусь, что ни одна живая душа, кроме меня, не узнает об этом.
Какой-то момент она еще колебалась, но потом выпалила, словно стремилась выложить все разом или вообще промолчать:
– Вы должны понять: сейчас для меня главное – любой ценой избегать Уоллингейма по причинам, вдаваться в которые не собираюсь. Вы должны дать слово, что ни с кем не будете говорить об этом.
– Уверяю, все, что вы скажете, будет сохранено в строгой тайне. – Он никогда не любил Уоллингейма – властного, грубого деспота – и, поскольку в ее глазах светились то ли страх, то ли отвращение, поспешил предложить ей свою защиту. – Если вам потребуется отпугнуть Уоллингейма, пожалуйста, обратитесь ко мне.
– Спасибо, но я справлюсь сама.
Как справлялась в прошлом.
Для человека, защищавшего интересы Англии в последних кампаниях с Наполеоном, помочь женщине было делом чести.
– В любом случае предложение остается в силе, если вдруг передумаете.
– Вы очень добры.
Возможно, вино развязало ей язык, а может, было весьма утешительно исповедаться кому-то после стольких месяцев одиночества. Аннабел не могла обсуждать свои тревоги с матерью в ее нынешнем состоянии… впрочем, и раньше это тоже вряд ли представлялось возможным. Ради сохранения репутации семьи Аннабел никогда не говорила правды о своей лондонской жизни.
Но Дарли знал, кто она и что собой представляет. Знал и не осуждал. И необходимость бороться со своими собственными демонами придавала ему уязвимость, которую Аннабел находила привлекательной. Кроме того, в нем были некая доброжелательность, а также понимание чужих бед и проблем, необычные для мужчины его класса.
– Вы можете пожалеть о том, что выведали подробности моего визита в Шорем, – грустно усмехнулась она. – Обстоятельства вряд ли можно назвать веселыми.
– Как и мою кошмарную жизнь в последнее время. В любом случае меня сложно шокировать.
– Так и быть, – начала она с глубоким вздохом. – Несколько месяцев назад я узнала, что муж сестры держит ее в заточении, и немедленно приехала в Шорем, вооруженная двумя поверенными, – вы, конечно, знаете фирму Джорджа Мартина – и несколькими сыщиками с Боу-стрит. Я нашла сестру в ближайшей деревне и смогла освободить. Но она прожила недолго и умерла через несколько дней после рождения Крикет. С тех пор я живу здесь, поскольку уверена, что Уоллингейм разыскивает меня. Нельзя сказать, что мы расстались друзьями. Вот и вся грустная история.
– Глубоко сочувствую вам. Потеря сестры – тяжкое испытание. Ужасно, что над бедняжкой так издевались! Если я могу хоть чем-то помочь – только попросите. У нас есть несколько фамильных поверенных, которые могут пустить по миру вашего бывшего зятя.
– Я не желаю иметь с Гаррисонами ничего общего. Вознамерься я что-то предпринять против них, боюсь, они могут отомстить, отобрав Крикет. К счастью, им нужно только приданое Хлои, а не ее ребенок.
– По крайней мере хоть этим можно утешиться.
– Да. И спасибо за предложение, но мы волей-неволей вынуждены справляться сами. Молли оказалась просто даром небесным, и я уверена, что матушка рано или поздно оправится. Смерть Хлои окончательно вывела ее из равновесия.
– Я представляю, что могут сделать с разумом подобные душевные травмы. Возможно, представляю даже слишком ясно.
– Ну вот, – сказала Аннабел, глядя ему в глаза, – я открыла вам свое сердце. Расскажите о своих бедах.
Он коротко объяснил, что Эдди буквально вернул его с того света, найдя среди груды мертвецов на поле битвы при Ватерлоо.
– Он принес меня в дом местного крестьянина и преданно выхаживал все то время, что я лежал без сознания. Только через неделю у него появилась надежда, что я выживу. Мои родные были, конечно, вне себя. Они приехали в Бельгию в поисках меня, а когда нашли, перевезли домой, и с тех пор я заперся в охотничьем домике. Физически я был почти здоров, а вот душевно… – Он сухо улыбнулся. – Мы с вашей матушкой, вне всякого сомнения, могли бы обменяться опытом душевных страданий.
– Значит, все мы пытаемся найти свой путь.
– Постоянно. Хотя за последнее время вы привнесли в мою жизнь много радости. – Дафф поднял руку при виде ее внезапно замкнувшегося лица. – Я не требую от вас ничего. Совсем ничего. А теперь достаточно мрака в этот ясный летний день. Откройте этот футляр от Грея и скажите, нравится ли вам содержимое.
– Я не должна принимать подарки, – пробормотала Аннабел, понимая, насколько благоразумным будет отвергать все ухаживания столь обаятельного мужчины.
– О, это просто безделушка, – небрежно отмахнулся Дафф. – Жена викария могла бы с чистой совестью принять ее.
Аннабел ответила веселым взглядом.
– У вас вошло в привычку дарить подарки женам викариев?
– О нет, по крайней мере в последнее время, – хмыкнул Дафф.
– Но дарили?
– Надеюсь, мы не собираемся обмениваться историями о наших любовных похождениях?
– Ваши, возможно, были более рискованными, чем мои.
– Если хотите, обсудим тему, когда лучше узнаем друг друга.
– Что заставляет вас думать, будто нам суждено лучше узнать друг друга? – кокетливо спросила она, ощутив странное удовольствие от такой перспективы.
– Назовите это предчувствием, – ухмыльнулся он.
Она должна была приструнить его за столь неприкрытый флирт. Должна была ясно дать понять, что не поддастся обольщению. Должна была… если бы не наслаждалась так его обществом. Не будь ее жизнь столь безрадостной, она скорее всего сумела бы дать ему отпор. Но всего лишь сказала:
– Как это приятно: искренне улыбаться и хоть ненадолго забыть все беды!
– Аминь и десять раз аллилуйя! – Он снова показал футляр. – Откройте.
Внутри на белом атласе лежал набор перламутровых гребней, изящно украшенных небольшими сапфирами.
– Они великолепны! – выдохнула Аннабел, поднимая один и поворачивая его к свету. – Жена любого викария была бы в восторге, – добавила она, хорошо зная, что жена викария никогда не будет иметь столь дорогие вещи… если, конечно, не станет любовницей Дарли.
– Они подходят к вашему платью, – заметил он. – Это, должно быть, судьба.
Ей пришлось согласиться, что цвет сапфиров почти совпадает с оттенком ее синего люстринового платья.
– Значит… вы верите в судьбу? – осведомилась она.
– Больше, чем в доброту людскую, – не задумываясь, ответил он.
Аннабел чуть заметно поморщилась.
– Тут я с вами спорить не стану.
– Я три года сражался с Наполеоном под знаменами герцога Веллингтона и видел столько жестокости, что хватит на несколько жизней. Этого вполне достаточно, чтобы навеки заточить себя в четырех стенах, – пробормотал он, хмуро сводя темные брови.
Но уже через несколько секунд, встряхнувшись, взял себя в руки и выдавил улыбку.
– Утешьте раненую душу и возьмите гребни. Ради меня воткните их в волосы, если считаете, что они будут держаться, – добавил он, оглядывая ее локоны. Светлые волосы были коротко острижены по последнему крику моды. Только самые смелые светские львицы осмеливались носить столь радикальную прическу.
Эдди, абсолютно невозмутимый, как полагается слугам, вытащил из седельной сумки тонкий кожаный футляр и попытался сунуть его маркизу. Дарли отступил.
Эдди с улыбкой и коротким замечанием сделал шаг вперед и положил футляр в нагрудный карман маркиза.
Дарли немедленно повернулся и хмурясь направился к гостинице.
Аннабел достаточно часто видела эти красивые красные футляры от Грея. Ее обожатели посылали ей драгоценности из дорогой ювелирной лавки в надежде на благосклонность дамы. Значит, и маркиз запасся подарками. Бутоньерка – и теперь вот это.
Аннабел слегка улыбнулась. Точнее говоря, это его денщик запасся подарками.
К тому времени как Дарли приблизился к столу, выражение его лица слегка смягчилось. А вот настроение не улучшилось. Обозрев пустой стол, он уселся и проворчал:
– Здешнее обслуживание оставляет желать лучшего.
Не будь Аннабел так поглощена сценой, происходившей во дворе, наверняка заметила бы, что никто не поставил на стол и кувшина с водой. Но прежде чем она успела ответить, появились обе служанки с вином, бокалами и столовыми приборами.
– Вот видите, – улыбнулась Аннабел, – они ожидали вас.
– Пожалуйста, не начинайте. – Но улыбка снова стала сердечной, а голос – довольным. – Мы согласились беседовать на более интересные темы.
– Вижу, денщик нашел вас.
Она прекрасно умела понимать намеки и знала, как угодить джентльмену. И осознание того, что ей вдруг захотелось это сделать, послало озноб по спине. Но только на мгновение. Она ни за что не позволит этому красавчику вскружить ей голову.
– Эдди сумел бы разыскать меня в пустыне, – ответил Дарли. – И один раз так и случилось.
– И где же находится эта пустыня?
– В Марокко. Мы шли караванным путем в Тимбукту в поисках чистокровных лошадей, и песчаная буря разлучила нас.
– Самое экзотическое место, которое я когда-либо видела, – Венеция во время карнавала.
Дафф поднял брови.
– Определенно странное и необычайное.
– Только не в сравнении с Марокко.
– Может, когда-нибудь поедете туда со мной? – предложил он, словно старому другу. Как будто часто предлагал дамам путешествовать с ним за границу.
– Как вы великодушны!
– Это зависит от общества, в котором я нахожусь, – улыбнулся он так тепло, что старшая служанка окинула Аннабел неприязненным взглядом и так порывисто поставила кувшин с вином на стол, что красная жидкость залила платье девушки.
– Простите, мэм, – пробормотала служанка приторно-злобным голосом. – Может, пройдете на кухню к насосу и смоете вино с платья?
– Ничего страшного, – спокойно ответила Аннабел. – Оно все равно старое.
– Вы уверены? – спросил Дафф, рассматривая пятна на платье. При этом он, возможно, чересчур долго задержался взглядом на лифе, пострадавшем сильнее всего. Маркиз откашлялся, не зная, как предложить свою помощь, не показавшись при этом чересчур дерзким.
– Может, вам помочь смыть… – начал он намеренно безразличным голосом.
– Нет-нет, это платье безнадежно вышло из моды, – поспешно перебила Аннабел, не зная, почему сама мысль о его прикосновении, пусть самом невинном, так нервирует ее. Стараясь говорить так же бесстрастно, как он, она добавила: – Я все равно собиралась его выбросить.
– Тогда все к лучшему, – улыбнулся он. – Может, для разнообразия вы захотите увидеть вино в бокале?
Как он вкрадчив, как учтив!
– Да, пожалуйста, – кивнула она, отвечая столь же сердечной улыбкой.
Следующие несколько минут они молча пили вино, давая время расстроенным чувствам успокоиться, пока служанки подавали чисто сельскую еду: ростбиф, ржаной хлеб, сливочное масло и неизбежный вареный картофель.
Аннабел заметила, что маркиза удостоили прекрасным видом пышных грудей обеих служанок: каждая наклонялась над столом как можно ниже. Она напомнила себе, что не собирается соревноваться с девицами. Более того, сама она не питает нежных чувств к маркизу.
Аннабел предпочла не признаваться себе в том, что вообще допустила рассуждения о состязании со служанками.
Дафф, очевидно, никак не реагировал на столь соблазнительное зрелище женской плоти. И только когда еду поставили на стол, он небрежно обронил:
– У вас, случайно, нет пудинга?
При этом он благоразумно умолчал, что таково желание леди.
– Сейчас сезон вишен, милорд, – ответила та, что помоложе. – Наша кухарка славится своим вишневым пудингом.
– Превосходно. Подайте его тоже. Со взбитыми сливками, – велел маркиз.
Девицы с последними глубокими реверансами удалились.
– Вот это да, – пробормотала Аннабел, не в силах сдержаться при виде столь откровенного поведения. Служанки без стеснения предлагали себя. – Очевидно, на вас большой спрос.
Дафф молча налил ей еще вина.
– Я был бы куда счастливее, если бы привлек именно ваше внимание.
Подняв бокал, она кокетливо захлопала ресницами.
– Не удались я в деревню специально, чтобы избежать подобных вещей, могла бы поддаться соблазну и польстить вам.
Противопоставляя флирту искренность, он прямо спросил:
– Что, если бы я попытался заставить вас передумать?
– Только не сегодня, Дарли. Мы решили поехать на прогулку и ничего более. Помните?
– Нельзя же осуждать человека за попытку, – усмехнулся он.
– А по-моему, можно, – холодно бросила она.
– В таком случае молю о прощении. – И, словно этот диалог напомнил о таинственном футляре, Дафф вытащил его и положил на стол. – Примите это в знак моих благородных намерений.
– Тот подарок, на вручении которого настоял ваш денщик?
– Почему? – пожал он плечами.
– Бросьте, Дафф, вы не хотели этого.
– Вернее сказать, не знал, захотите ли вы, – вздохнул Дафф и, глянув ей в глаза, честно добавил: – Понимаете, Эдди убежден, что я понравлюсь вам больше, если завоюю вашу благосклонность подарками. Он действительно хочет, чтобы я вам нравился. Бедняга нервничает из-за моего постоянно мрачного настроения. Так что возьмите это ради Эдди. Он будет ужасно доволен.
– Вы его беспокоите?
Дафф слегка выгнул бровь.
– Это весьма слабо сказано.
– Значит, насколько я поняла, мне предстоит унять его тревоги?
– Определенно, – кивнул Дафф. – А новости о моем преображении достигнут родного дома со скоростью молнии: слуги сплетничают, тут уж ничего не поделать.
Аннабел скромно опустила ресницы.
– Сплетничают не только слуги.
– Туше. Вы и сами довольно часто были предметом этих сплетен, верно?
– Раз или два, – улыбнулась Аннабел.
– Именно поэтому удалились в деревню?
– Отчасти.
– Поясните и остальные причины, – попросил он, наклоняясь вперед и ставя локти на стол.
– Не знаю, – поморщилась она, – стоит ли.
Дафф пожал плечами:
– Но какая разница? Я нигде не бываю. Никого не вижу. И даже не отвечаю на письма.
– Сначала расскажите, почему вы стали отшельником. Мне может понадобиться еще пара бокалов вина, прежде чем наберусь смелости выложить свои причины.
– В таком случае пейте, – разрешил он со своей теплой, мальчишеской улыбкой.
– Не могу понять, почему я должна откровенничать с вами, – рассмеялась Аннабел.
– Мне тоже нужно выпить. В пьяном виде я могу не запомнить всего, что вы наговорите.
Она окинула его оценивающим взглядом.
– Вы в последнее время много пьете?
– Почти совсем не пью. Лишние кошмары мне не нужны. Хотя благодаря вам сейчас они, похоже, исчезнут.
– Возможно, дело не во мне. Отвлечься можно чем угодно.
– Позвольте мне не согласиться, – возразил он.
– Прекрасно, – деловито ответила она под его многозначительным взглядом… или он только казался ей многозначительным. – Кстати, я рада, что у них сегодня вишневый пудинг. Это мой любимый.
В этот момент она была похожа не столько на умудренную жизненным опытом даму, сколько на молоденькую девушку, только что со школьной скамьи. Правда, не ему допрашивать, владеет ли она собой, когда сам он никак не мог обрести равновесия после Ватерлоо. Поэтому, не желая разбираться в более сложных проблемах относительно того, почему он и она сейчас сидят здесь, Дафф постарался развлечь ее и развлечься сам.
Они пили, ели и лениво обсуждали скачки и здешнюю жизнь, погоду и урожаи… совсем как простые фермеры, сидевшие в этом зале. И даже нашли общую почву: оба питали одинаковую страсть к скаковым лошадям и беговым дорожкам ипподрома.
– Правда, сейчас мне не до этого, – заметила Аннабел. – Требуется немало сил и времени, чтобы содержать конюшню, а времени у меня совсем нет.
– Из-за ваших семейных неурядиц?
– Да, – тяжело вздохнула она и, глядя на него, спокойно добавила: – Полагаю, не имеет смысла скрывать правду. Тем более что рано или поздно правда все равно выходит на свет божий.
– Клянусь, что ни одна живая душа, кроме меня, не узнает об этом.
Какой-то момент она еще колебалась, но потом выпалила, словно стремилась выложить все разом или вообще промолчать:
– Вы должны понять: сейчас для меня главное – любой ценой избегать Уоллингейма по причинам, вдаваться в которые не собираюсь. Вы должны дать слово, что ни с кем не будете говорить об этом.
– Уверяю, все, что вы скажете, будет сохранено в строгой тайне. – Он никогда не любил Уоллингейма – властного, грубого деспота – и, поскольку в ее глазах светились то ли страх, то ли отвращение, поспешил предложить ей свою защиту. – Если вам потребуется отпугнуть Уоллингейма, пожалуйста, обратитесь ко мне.
– Спасибо, но я справлюсь сама.
Как справлялась в прошлом.
Для человека, защищавшего интересы Англии в последних кампаниях с Наполеоном, помочь женщине было делом чести.
– В любом случае предложение остается в силе, если вдруг передумаете.
– Вы очень добры.
Возможно, вино развязало ей язык, а может, было весьма утешительно исповедаться кому-то после стольких месяцев одиночества. Аннабел не могла обсуждать свои тревоги с матерью в ее нынешнем состоянии… впрочем, и раньше это тоже вряд ли представлялось возможным. Ради сохранения репутации семьи Аннабел никогда не говорила правды о своей лондонской жизни.
Но Дарли знал, кто она и что собой представляет. Знал и не осуждал. И необходимость бороться со своими собственными демонами придавала ему уязвимость, которую Аннабел находила привлекательной. Кроме того, в нем были некая доброжелательность, а также понимание чужих бед и проблем, необычные для мужчины его класса.
– Вы можете пожалеть о том, что выведали подробности моего визита в Шорем, – грустно усмехнулась она. – Обстоятельства вряд ли можно назвать веселыми.
– Как и мою кошмарную жизнь в последнее время. В любом случае меня сложно шокировать.
– Так и быть, – начала она с глубоким вздохом. – Несколько месяцев назад я узнала, что муж сестры держит ее в заточении, и немедленно приехала в Шорем, вооруженная двумя поверенными, – вы, конечно, знаете фирму Джорджа Мартина – и несколькими сыщиками с Боу-стрит. Я нашла сестру в ближайшей деревне и смогла освободить. Но она прожила недолго и умерла через несколько дней после рождения Крикет. С тех пор я живу здесь, поскольку уверена, что Уоллингейм разыскивает меня. Нельзя сказать, что мы расстались друзьями. Вот и вся грустная история.
– Глубоко сочувствую вам. Потеря сестры – тяжкое испытание. Ужасно, что над бедняжкой так издевались! Если я могу хоть чем-то помочь – только попросите. У нас есть несколько фамильных поверенных, которые могут пустить по миру вашего бывшего зятя.
– Я не желаю иметь с Гаррисонами ничего общего. Вознамерься я что-то предпринять против них, боюсь, они могут отомстить, отобрав Крикет. К счастью, им нужно только приданое Хлои, а не ее ребенок.
– По крайней мере хоть этим можно утешиться.
– Да. И спасибо за предложение, но мы волей-неволей вынуждены справляться сами. Молли оказалась просто даром небесным, и я уверена, что матушка рано или поздно оправится. Смерть Хлои окончательно вывела ее из равновесия.
– Я представляю, что могут сделать с разумом подобные душевные травмы. Возможно, представляю даже слишком ясно.
– Ну вот, – сказала Аннабел, глядя ему в глаза, – я открыла вам свое сердце. Расскажите о своих бедах.
Он коротко объяснил, что Эдди буквально вернул его с того света, найдя среди груды мертвецов на поле битвы при Ватерлоо.
– Он принес меня в дом местного крестьянина и преданно выхаживал все то время, что я лежал без сознания. Только через неделю у него появилась надежда, что я выживу. Мои родные были, конечно, вне себя. Они приехали в Бельгию в поисках меня, а когда нашли, перевезли домой, и с тех пор я заперся в охотничьем домике. Физически я был почти здоров, а вот душевно… – Он сухо улыбнулся. – Мы с вашей матушкой, вне всякого сомнения, могли бы обменяться опытом душевных страданий.
– Значит, все мы пытаемся найти свой путь.
– Постоянно. Хотя за последнее время вы привнесли в мою жизнь много радости. – Дафф поднял руку при виде ее внезапно замкнувшегося лица. – Я не требую от вас ничего. Совсем ничего. А теперь достаточно мрака в этот ясный летний день. Откройте этот футляр от Грея и скажите, нравится ли вам содержимое.
– Я не должна принимать подарки, – пробормотала Аннабел, понимая, насколько благоразумным будет отвергать все ухаживания столь обаятельного мужчины.
– О, это просто безделушка, – небрежно отмахнулся Дафф. – Жена викария могла бы с чистой совестью принять ее.
Аннабел ответила веселым взглядом.
– У вас вошло в привычку дарить подарки женам викариев?
– О нет, по крайней мере в последнее время, – хмыкнул Дафф.
– Но дарили?
– Надеюсь, мы не собираемся обмениваться историями о наших любовных похождениях?
– Ваши, возможно, были более рискованными, чем мои.
– Если хотите, обсудим тему, когда лучше узнаем друг друга.
– Что заставляет вас думать, будто нам суждено лучше узнать друг друга? – кокетливо спросила она, ощутив странное удовольствие от такой перспективы.
– Назовите это предчувствием, – ухмыльнулся он.
Она должна была приструнить его за столь неприкрытый флирт. Должна была ясно дать понять, что не поддастся обольщению. Должна была… если бы не наслаждалась так его обществом. Не будь ее жизнь столь безрадостной, она скорее всего сумела бы дать ему отпор. Но всего лишь сказала:
– Как это приятно: искренне улыбаться и хоть ненадолго забыть все беды!
– Аминь и десять раз аллилуйя! – Он снова показал футляр. – Откройте.
Внутри на белом атласе лежал набор перламутровых гребней, изящно украшенных небольшими сапфирами.
– Они великолепны! – выдохнула Аннабел, поднимая один и поворачивая его к свету. – Жена любого викария была бы в восторге, – добавила она, хорошо зная, что жена викария никогда не будет иметь столь дорогие вещи… если, конечно, не станет любовницей Дарли.
– Они подходят к вашему платью, – заметил он. – Это, должно быть, судьба.
Ей пришлось согласиться, что цвет сапфиров почти совпадает с оттенком ее синего люстринового платья.
– Значит… вы верите в судьбу? – осведомилась она.
– Больше, чем в доброту людскую, – не задумываясь, ответил он.
Аннабел чуть заметно поморщилась.
– Тут я с вами спорить не стану.
– Я три года сражался с Наполеоном под знаменами герцога Веллингтона и видел столько жестокости, что хватит на несколько жизней. Этого вполне достаточно, чтобы навеки заточить себя в четырех стенах, – пробормотал он, хмуро сводя темные брови.
Но уже через несколько секунд, встряхнувшись, взял себя в руки и выдавил улыбку.
– Утешьте раненую душу и возьмите гребни. Ради меня воткните их в волосы, если считаете, что они будут держаться, – добавил он, оглядывая ее локоны. Светлые волосы были коротко острижены по последнему крику моды. Только самые смелые светские львицы осмеливались носить столь радикальную прическу.