– Ты не зеленый юнец. На что это, по-твоему, похоже?
– Значит, ты заранее планировала это маленькое рандеву, – прорычал он, отбросив губку.
– Нет. Просто защищала себя от знаков твоего внимания, и, как видно, не зря, – надменно парировал она, исполненная сознания собственной правоты. – Я мудро поступала, не доверяя тебе.
– Не слышал, чтобы ты это говорила вслух, – безжалостно бросил он, ослепнув от ярости, ненавидя ее за каждого поклонника, который у нее был когда-то.
– Сомневаюсь, что ты вообще слушал, как все мужчины.
– Ради Бога, не ставь меня в один ряд с Уоллингеймом.
– Желаю тебе доброго дня, – холодно попрощалась она, соскальзывая с его колен. Не стоит оспаривать неоспоримое или затрагивать старый, как мир, вопрос о двойных стандартах касательно сексуальных развлечений женщины и мужчины.
– О нет, не сейчас, – процедил он, оставляя синяки на ее руках.
– Именно сейчас! – горячо возразила она, стараясь вырваться. – Ты вынул мою губку, и я не собираюсь беременеть раньше срока.
– К твоему сведению, я никогда не изливаюсь в женщин.
– Если не считать меня, – саркастически напомнила она. – Как мне повезло. – Неожиданно прищурившись, она искоса глянула на него. – То есть как это «ты никогда не изливаешься в женщин»?
– Так уж вышло. Не желаю иметь рассеянных по всему свету детей.
– Но ты излился в меня! – спокойно констатировала она, не уверенная, почему задала вопрос.
– Объяснений у меня нет, – пожал он плечами.
– Типичное легкомыслие аристократа, – бросила она с уничтожающим презрением. – А я могла бы забеременеть из-за твоего легкомыслия и пренебрежения правилами.
– Только не говори, что с тобой никогда не случалось ничего подобного, – холодно отчеканил он.
– Это я устанавливаю правила, Дафф.
– Можешь не рассказывать о своих правилах, – резко парировал он.
– У меня давно не было правил, пока не появился ты и не разрушил мою жизнь, – едко напомнила она.
Его мгновенная улыбка напоминала луч солнца, ударивший из-за тучи.
– И ты пала жертвой моих чар.
– Может, я, как и ты, просто хотела секса, – усмехнулась она.
– Я довольствуюсь и этим. Согласен на все, что угодно, лишь бы ты осталась. Мне все равно, каковы твои доводы, только не уходи.
Он говорил без колебаний или сомнений, не так, как человек, который покинул Лондон, чтобы уехать на Пиренейский полуостров. А как человек, превративший вкрадчивую лесть в тонкое искусство.
Аннабел замялась, но тонкий голосок в голове вопил: «Да, да, да, да, оставайся!»
Пытаясь игнорировать этот назойливый голосок и собственные пьянящие желания, она сумела продержаться самое большее десять секунд.
– Ты не можешь кончить в меня, – заявила она, словно это приказание должно было избавить ее от всякой ответственности. – И я настаиваю. Обещай, или я немедленно ухожу.
– То есть можешь попытаться уйти.
Маркиза не одолевали тяжкие думы об ответственности, на это указывала его жизнерадостная улыбка.
– Дафф, не шути такими вещами. Я не желаю беременеть по чьему-то капризу.
– В кухне должны быть какие-то губки. Это лучше? – Он слегка повернул ее в своих объятиях так, чтобы прямо смотреть в глаза. – Я буду твоим лекарством от всех бед. Не волнуйся.
Он даже погладил ее руку.
– И, рискуя снова рассердить тебя, я также скажу, что намерен заплатить за проигранное пари. Нет, не протестуй. Именно я попросил первым. Это несомненно. А если не хочешь денег, можешь отдать их Молли и Тому.
Она хотела что-то ответить, но Дафф поднял руку.
– И еще одно. Если на меня снова нахлынет безумие, как недавно… – он сложил ее пальцы в кулак, – просто ударь меня изо всех сил.
Он поднес ее руку к своим губам и легонько постучал по ним.
– Вот так.
Глаза Аннабел наполнились слезами. Он так серьезен!
– Не хочу бить тебя, когда ты и без того несчастен.
Она коснулась сабельного шрама на его плече, еще одною – на груди и следа от ужасной раны на бедре, которую зашивал Эдди, предварительно вынув мушкетную пулю.
Дафф легонько сжал ее ладонь.
– Мне становится лучше. Подожди и увидишь, – улыбнулся он. – Благодаря тебе. Благодаря нам. Благодаря этому. – Наклонившись, он поцеловал ее, сначала нежно, а потом уже не так нежно. И наконец, подняв голову, пробормотал: – Пойду-ка я на кухню. Отыщу губки и корзинку, которую приготовил Эдди.
Некоторое время спустя он действительно появился с губками и корзиной.
– Покормлю тебя позже, – ухмыльнулся он, бросая на кровать две большие губки.
Аннабел невольно засмеялась.
– Должно быть, ты питаешь невероятные ожидания.
– А вдруг не хватит? – возразил он, ставя корзинку на стол.
– Невозможно. У нас слишком мало времени, – заявила она в полной уверенности, что губок такого размера хватит на любые сексуальные излишества, – и, надеюсь, у тебя есть ножницы.
– В письменном столе, – сообщил он, вынимая ножницы из стола. – Ну вот. Я готов преданно служить нам, мисс Фостер.
И он сдержал обещание. Но и она отвечала ему тем же.
День прошел в столь невыразимых наслаждениях, что оба знали: такие ощущения невозможно испытать вне весьма уязвимого круга их крепких объятий.
И хотя они были глубоко тронуты исступленностью своего желания и безграничного восторга и радости отдаваться ему, все же не потеряли головы настолько, чтобы ожидать дальнейшего продолжения сладостного забытья и слепящего экстаза.
Но пока… между страстными поцелуями и взрывными оргазмами они безмолвно согласились, что в эти летние дни смогут исследовать только что открытые счастливые берега любви.
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
– Значит, ты заранее планировала это маленькое рандеву, – прорычал он, отбросив губку.
– Нет. Просто защищала себя от знаков твоего внимания, и, как видно, не зря, – надменно парировал она, исполненная сознания собственной правоты. – Я мудро поступала, не доверяя тебе.
– Не слышал, чтобы ты это говорила вслух, – безжалостно бросил он, ослепнув от ярости, ненавидя ее за каждого поклонника, который у нее был когда-то.
– Сомневаюсь, что ты вообще слушал, как все мужчины.
– Ради Бога, не ставь меня в один ряд с Уоллингеймом.
– Желаю тебе доброго дня, – холодно попрощалась она, соскальзывая с его колен. Не стоит оспаривать неоспоримое или затрагивать старый, как мир, вопрос о двойных стандартах касательно сексуальных развлечений женщины и мужчины.
– О нет, не сейчас, – процедил он, оставляя синяки на ее руках.
– Именно сейчас! – горячо возразила она, стараясь вырваться. – Ты вынул мою губку, и я не собираюсь беременеть раньше срока.
– К твоему сведению, я никогда не изливаюсь в женщин.
– Если не считать меня, – саркастически напомнила она. – Как мне повезло. – Неожиданно прищурившись, она искоса глянула на него. – То есть как это «ты никогда не изливаешься в женщин»?
– Так уж вышло. Не желаю иметь рассеянных по всему свету детей.
– Но ты излился в меня! – спокойно констатировала она, не уверенная, почему задала вопрос.
– Объяснений у меня нет, – пожал он плечами.
– Типичное легкомыслие аристократа, – бросила она с уничтожающим презрением. – А я могла бы забеременеть из-за твоего легкомыслия и пренебрежения правилами.
– Только не говори, что с тобой никогда не случалось ничего подобного, – холодно отчеканил он.
– Это я устанавливаю правила, Дафф.
– Можешь не рассказывать о своих правилах, – резко парировал он.
– У меня давно не было правил, пока не появился ты и не разрушил мою жизнь, – едко напомнила она.
Его мгновенная улыбка напоминала луч солнца, ударивший из-за тучи.
– И ты пала жертвой моих чар.
– Может, я, как и ты, просто хотела секса, – усмехнулась она.
– Я довольствуюсь и этим. Согласен на все, что угодно, лишь бы ты осталась. Мне все равно, каковы твои доводы, только не уходи.
Он говорил без колебаний или сомнений, не так, как человек, который покинул Лондон, чтобы уехать на Пиренейский полуостров. А как человек, превративший вкрадчивую лесть в тонкое искусство.
Аннабел замялась, но тонкий голосок в голове вопил: «Да, да, да, да, оставайся!»
Пытаясь игнорировать этот назойливый голосок и собственные пьянящие желания, она сумела продержаться самое большее десять секунд.
– Ты не можешь кончить в меня, – заявила она, словно это приказание должно было избавить ее от всякой ответственности. – И я настаиваю. Обещай, или я немедленно ухожу.
– То есть можешь попытаться уйти.
Маркиза не одолевали тяжкие думы об ответственности, на это указывала его жизнерадостная улыбка.
– Дафф, не шути такими вещами. Я не желаю беременеть по чьему-то капризу.
– В кухне должны быть какие-то губки. Это лучше? – Он слегка повернул ее в своих объятиях так, чтобы прямо смотреть в глаза. – Я буду твоим лекарством от всех бед. Не волнуйся.
Он даже погладил ее руку.
– И, рискуя снова рассердить тебя, я также скажу, что намерен заплатить за проигранное пари. Нет, не протестуй. Именно я попросил первым. Это несомненно. А если не хочешь денег, можешь отдать их Молли и Тому.
Она хотела что-то ответить, но Дафф поднял руку.
– И еще одно. Если на меня снова нахлынет безумие, как недавно… – он сложил ее пальцы в кулак, – просто ударь меня изо всех сил.
Он поднес ее руку к своим губам и легонько постучал по ним.
– Вот так.
Глаза Аннабел наполнились слезами. Он так серьезен!
– Не хочу бить тебя, когда ты и без того несчастен.
Она коснулась сабельного шрама на его плече, еще одною – на груди и следа от ужасной раны на бедре, которую зашивал Эдди, предварительно вынув мушкетную пулю.
Дафф легонько сжал ее ладонь.
– Мне становится лучше. Подожди и увидишь, – улыбнулся он. – Благодаря тебе. Благодаря нам. Благодаря этому. – Наклонившись, он поцеловал ее, сначала нежно, а потом уже не так нежно. И наконец, подняв голову, пробормотал: – Пойду-ка я на кухню. Отыщу губки и корзинку, которую приготовил Эдди.
Некоторое время спустя он действительно появился с губками и корзиной.
– Покормлю тебя позже, – ухмыльнулся он, бросая на кровать две большие губки.
Аннабел невольно засмеялась.
– Должно быть, ты питаешь невероятные ожидания.
– А вдруг не хватит? – возразил он, ставя корзинку на стол.
– Невозможно. У нас слишком мало времени, – заявила она в полной уверенности, что губок такого размера хватит на любые сексуальные излишества, – и, надеюсь, у тебя есть ножницы.
– В письменном столе, – сообщил он, вынимая ножницы из стола. – Ну вот. Я готов преданно служить нам, мисс Фостер.
И он сдержал обещание. Но и она отвечала ему тем же.
День прошел в столь невыразимых наслаждениях, что оба знали: такие ощущения невозможно испытать вне весьма уязвимого круга их крепких объятий.
И хотя они были глубоко тронуты исступленностью своего желания и безграничного восторга и радости отдаваться ему, все же не потеряли головы настолько, чтобы ожидать дальнейшего продолжения сладостного забытья и слепящего экстаза.
Но пока… между страстными поцелуями и взрывными оргазмами они безмолвно согласились, что в эти летние дни смогут исследовать только что открытые счастливые берега любви.
Глава 17
Уже ближе к вечеру фаэтон Даффа свернул на дорожку, ведущую к коттеджу Аннабел. Заметив что-то, она ахнула. Дафф пристально взглянул на нее.
– Уоллингейм?
У ворот стоял черный дорожный экипаж.
Она молча кивнула. Подтвердились ее худшие страхи.
– Я пойду с тобой. Ни о чем не тревожься.
– Не уверена, что это мудрое решение.
– И тем не менее я пойду. Ты очень напугана.
– Страшно подумать, что он мог наговорить матери о моей лондонской жизни.
Она так долго тряслась при одной мысли об этом моменте… вернее, надеялась, что он никогда не настанет.
– Чтобы он ни сказал, все можно опровергнуть. Ему не верят даже ближайшие знакомые. Я так и скажу твоей матери. Как только провожу его отсюда, – ледяным голосом объявил Дафф.
– Пожалуйста, Дафф, я не хочу никаких столкновений, – выговорила она, хотя в душе загорелся крохотный огонек надежды. – Неужели от Уоллингейма можно отделаться миром?
– Не беспокойся, я буду очень вежлив, – пообещал Дафф, останавливая фаэтон сразу за экипажем.
– О Господи, – едва слышно пробормотала Аннабел, начиная дрожать. – Как раз в ту минуту, когда все было так спокойно… и приятно…
Наскоро привязав поводья к тормозу, он сжал ее руки и, смело встретив взгляд, сказал:
– Все снова будет как раньше. Дай мне только отослать Уоллингейма обратно в Лондон.
Ее губы дернулись.
– Он не поедет, – прошептала она.
Дафф осторожно поцеловал кончики ее пальцев.
– Дорогая, ты зря расстраиваешься, – пробормотал он. – Он уедет. Я гарантирую.
В голосе Даффа звучало нечто столь ободряющее, что она мигом воспрянула духом.
– Прошу прощения за то, что впутала тебя в неприятности. Ты действительно считаешь, что он может вести себя прилично?
– Я просто в этом уверен. Он всего лишь хочет вернуть тебя, – объявил Дафф так невозмутимо, словно присутствие Уоллингейма не имело совершенно никакого значения. – Произнесет свой монолог – и в путь.
Лицо Аннабел просветлело, хотя она знала, что хватается за соломинку.
– Уповаю на то, что ты прав, и он не расстроил маму. А кроме того, не видел Крикет и не перепугал Молли. Правда, с таким же успехом я могу уповать на исчезновение бедности во всей стране.
– О, успокойся, чтобы решить эту дилемму, не требуется никаких фантазий, – усмехнулся Дафф с уверенностью, которую могут дать только богатство и знатность рода. – Мы войдем, посмотрим, как там твоя мать, поздороваемся с Уоллингеймом и проводим до ворот. Учтиво, разумеется.
– Как ты галантен! Настоящий рыцарь! Если бы Уоллингейм обладал хотя бы крупицей твоего великодушия, я не попала бы в такой переплет.
– Никакого переплета, – отмахнулся Дафф. – Если же он понимает только грубую силу, то и это не проблема, хотя… да не беспокойся ты, – с неожиданной тревогой потребовал он. – Я не стану смущать тебя в присутствии твоей матери. Буду воплощенной тактичностью и дипломатией.
– Хотя я терпеть не могу ролей несчастных дам, которым необходима помощь рыцаря в сверкающих доспехах, признаюсь, что невыразимо счастлива твоим присутствием, – с чувством объявила Аннабел.
– Как я – твоим. Тебе вообще не следовало связываться с ним.
Он не желал видеть Уоллингейма рядом с Аннабел по множеству причин, главной из которых была ревность.
– Улыбайся, – велел он, стараясь сосредоточиться на проблеме, требующей немедленного решения. – Мы выходим на сцену.
Стоило им появиться в гостиной, как миссис Фостер послала Аннабел недоуменный взгляд. Иннес, сидевший в углу, небрежно вскинул руку в знак приветствия, но Уоллингейм немедленно вскочил и низко поклонился.
– Ваша матушка сообщила, что вы отправились на прогулку вместе с Дарли, – вкрадчиво улыбнулся он. – Надеюсь, прогулка была удачной?
Как ни странно, но она даже почувствовала некоторое облегчение, слыша столь вежливое приветствие. Неужели он настолько изменился?
– Да, сегодня был чудесный день для пикника, – ответил за нее Дафф, хотя Уоллингейм обращался не к нему. – Что привело вас в Шорем?
Уоллингейму явно не понравилось вмешательство Даффа, но его ответ был пронизан тем же фальшивым дружелюбием:
– Мы случайно оказались в этих краях. У Иннеса неподалеку живет родственник. – Он окинул Аннабел хитрым взглядом. – И поскольку я давно не видел мисс Фостер, вот и подумал: почему бы не заехать?
Его хищный взор послал озноб по ее спине. Как часто видела она это ненавистное выражение!
– Матушка, ты выглядишь усталой, – неожиданно сказала она, с трудом сохраняя спокойствие. – Позволь, я провожу тебя в твою комнату.
Она хотела поскорее увести мать, независимо оттого, хочет этого Уоллингейм или нет.
К счастью, оказалось, что присутствие миссис Фостер нисколько его не интересовало. Правда, он очень мило попрощался с ней, когда та проходила мимо.
Но стоило женщинам оказаться в коридоре, как мать Аннабел прошипела:
– Кто этот кошмарный человек? Он не желал убраться, хотя я недвусмысленно объявила ему, что тебя нет дома, и я не знаю, когда ты вернешься.
– Это всего лишь один из лондонских знакомых. Надеюсь, он не слишком тебе докучал.
– Нет, слава Богу, он явился с полчаса назад. Но ввалился в гостиную и уселся без приглашения. Не ушел даже после того, как я попросила его приехать, когда ты будешь дома. И этот дурно воспитанный негодяй засыпал меня вопросами о тебе. Правда, я старалась не отвечать. Не желала иметь с ним ничего общего. Хоть бы он поскорее ушел! Не желала бы я, чтобы ты водила с ним знакомство!
– Уверена, что мы скоро от него отделаемся, – успокоила ее Аннабел, хотя далеко не была уверена в своих словах. – И спасибо, мама, за то, что ты оказалась такой проницательной, что избегала его вопросов. Кстати, – с деланной небрежностью добавила она, – дети не беспокоили его своими криками?
– Обе спали, как ангелы, овечки мои. Он наверняка перепугал бы их до смерти своим угрюмым видом и резким тоном.
Аннабел очень обрадовалась, что ей не придется объяснять, откуда взялись малышки. Страшно подумать, что трагическая история ее сестры станет достоянием светских сплетников!
– Сейчас принесу тебе чаю, матушка, – предложила она, когда они очутились в маленькой комнате для завтраков. – И как только гости уедут, я приду и расскажу тебе, как чудесно провела день.
– Уоллингейм?
У ворот стоял черный дорожный экипаж.
Она молча кивнула. Подтвердились ее худшие страхи.
– Я пойду с тобой. Ни о чем не тревожься.
– Не уверена, что это мудрое решение.
– И тем не менее я пойду. Ты очень напугана.
– Страшно подумать, что он мог наговорить матери о моей лондонской жизни.
Она так долго тряслась при одной мысли об этом моменте… вернее, надеялась, что он никогда не настанет.
– Чтобы он ни сказал, все можно опровергнуть. Ему не верят даже ближайшие знакомые. Я так и скажу твоей матери. Как только провожу его отсюда, – ледяным голосом объявил Дафф.
– Пожалуйста, Дафф, я не хочу никаких столкновений, – выговорила она, хотя в душе загорелся крохотный огонек надежды. – Неужели от Уоллингейма можно отделаться миром?
– Не беспокойся, я буду очень вежлив, – пообещал Дафф, останавливая фаэтон сразу за экипажем.
– О Господи, – едва слышно пробормотала Аннабел, начиная дрожать. – Как раз в ту минуту, когда все было так спокойно… и приятно…
Наскоро привязав поводья к тормозу, он сжал ее руки и, смело встретив взгляд, сказал:
– Все снова будет как раньше. Дай мне только отослать Уоллингейма обратно в Лондон.
Ее губы дернулись.
– Он не поедет, – прошептала она.
Дафф осторожно поцеловал кончики ее пальцев.
– Дорогая, ты зря расстраиваешься, – пробормотал он. – Он уедет. Я гарантирую.
В голосе Даффа звучало нечто столь ободряющее, что она мигом воспрянула духом.
– Прошу прощения за то, что впутала тебя в неприятности. Ты действительно считаешь, что он может вести себя прилично?
– Я просто в этом уверен. Он всего лишь хочет вернуть тебя, – объявил Дафф так невозмутимо, словно присутствие Уоллингейма не имело совершенно никакого значения. – Произнесет свой монолог – и в путь.
Лицо Аннабел просветлело, хотя она знала, что хватается за соломинку.
– Уповаю на то, что ты прав, и он не расстроил маму. А кроме того, не видел Крикет и не перепугал Молли. Правда, с таким же успехом я могу уповать на исчезновение бедности во всей стране.
– О, успокойся, чтобы решить эту дилемму, не требуется никаких фантазий, – усмехнулся Дафф с уверенностью, которую могут дать только богатство и знатность рода. – Мы войдем, посмотрим, как там твоя мать, поздороваемся с Уоллингеймом и проводим до ворот. Учтиво, разумеется.
– Как ты галантен! Настоящий рыцарь! Если бы Уоллингейм обладал хотя бы крупицей твоего великодушия, я не попала бы в такой переплет.
– Никакого переплета, – отмахнулся Дафф. – Если же он понимает только грубую силу, то и это не проблема, хотя… да не беспокойся ты, – с неожиданной тревогой потребовал он. – Я не стану смущать тебя в присутствии твоей матери. Буду воплощенной тактичностью и дипломатией.
– Хотя я терпеть не могу ролей несчастных дам, которым необходима помощь рыцаря в сверкающих доспехах, признаюсь, что невыразимо счастлива твоим присутствием, – с чувством объявила Аннабел.
– Как я – твоим. Тебе вообще не следовало связываться с ним.
Он не желал видеть Уоллингейма рядом с Аннабел по множеству причин, главной из которых была ревность.
– Улыбайся, – велел он, стараясь сосредоточиться на проблеме, требующей немедленного решения. – Мы выходим на сцену.
Стоило им появиться в гостиной, как миссис Фостер послала Аннабел недоуменный взгляд. Иннес, сидевший в углу, небрежно вскинул руку в знак приветствия, но Уоллингейм немедленно вскочил и низко поклонился.
– Ваша матушка сообщила, что вы отправились на прогулку вместе с Дарли, – вкрадчиво улыбнулся он. – Надеюсь, прогулка была удачной?
Как ни странно, но она даже почувствовала некоторое облегчение, слыша столь вежливое приветствие. Неужели он настолько изменился?
– Да, сегодня был чудесный день для пикника, – ответил за нее Дафф, хотя Уоллингейм обращался не к нему. – Что привело вас в Шорем?
Уоллингейму явно не понравилось вмешательство Даффа, но его ответ был пронизан тем же фальшивым дружелюбием:
– Мы случайно оказались в этих краях. У Иннеса неподалеку живет родственник. – Он окинул Аннабел хитрым взглядом. – И поскольку я давно не видел мисс Фостер, вот и подумал: почему бы не заехать?
Его хищный взор послал озноб по ее спине. Как часто видела она это ненавистное выражение!
– Матушка, ты выглядишь усталой, – неожиданно сказала она, с трудом сохраняя спокойствие. – Позволь, я провожу тебя в твою комнату.
Она хотела поскорее увести мать, независимо оттого, хочет этого Уоллингейм или нет.
К счастью, оказалось, что присутствие миссис Фостер нисколько его не интересовало. Правда, он очень мило попрощался с ней, когда та проходила мимо.
Но стоило женщинам оказаться в коридоре, как мать Аннабел прошипела:
– Кто этот кошмарный человек? Он не желал убраться, хотя я недвусмысленно объявила ему, что тебя нет дома, и я не знаю, когда ты вернешься.
– Это всего лишь один из лондонских знакомых. Надеюсь, он не слишком тебе докучал.
– Нет, слава Богу, он явился с полчаса назад. Но ввалился в гостиную и уселся без приглашения. Не ушел даже после того, как я попросила его приехать, когда ты будешь дома. И этот дурно воспитанный негодяй засыпал меня вопросами о тебе. Правда, я старалась не отвечать. Не желала иметь с ним ничего общего. Хоть бы он поскорее ушел! Не желала бы я, чтобы ты водила с ним знакомство!
– Уверена, что мы скоро от него отделаемся, – успокоила ее Аннабел, хотя далеко не была уверена в своих словах. – И спасибо, мама, за то, что ты оказалась такой проницательной, что избегала его вопросов. Кстати, – с деланной небрежностью добавила она, – дети не беспокоили его своими криками?
– Обе спали, как ангелы, овечки мои. Он наверняка перепугал бы их до смерти своим угрюмым видом и резким тоном.
Аннабел очень обрадовалась, что ей не придется объяснять, откуда взялись малышки. Страшно подумать, что трагическая история ее сестры станет достоянием светских сплетников!
– Сейчас принесу тебе чаю, матушка, – предложила она, когда они очутились в маленькой комнате для завтраков. – И как только гости уедут, я приду и расскажу тебе, как чудесно провела день.
Глава 18
– Я слышал, что вы вертитесь вокруг моей любовницы, – прорычал Уоллингейм, едва женщины покинули комнату. – Так что я решил вмешаться и вернуть ее.
– Странно, – лениво протянул Дафф. – Насколько я понял, она порвала с вами и уехала, никому не сказав куда. Именно поэтому вы до сих пор не беспокоили ее своим присутствием.
– Она лжет! Женщины вроде нее всегда лгут, – бросил Уоллингейм.
– Вот тут я не согласен, – пробормотал Дафф. – И советую, не причиняя леди дальнейших неприятностей, сесть в экипаж и вернуться в Лондон.
– Леди? – улыбнулся Уоллингейм. – Это ее вы называете леди?
– Она истинная леди и находится под моей защитой, – слегка улыбнулся Дафф. – Надеюсь, это вам ясно.
Дугал неторопливо поднялся и подошел к другу.
– Я же говорил вам. Вставайте, нам пора.
Ему не понравился лед в голосе и глазах Дарли. Нрав маркиза был хорошо известен. Перед отъездом на войну он убил противника на дуэли. Правда, подлец заслуживал смерти, но его гибель оказалась последней каплей, переполнившей терпение властей. Дуэли были запрещены, а Дафф не раз стоял под дулом пистолета. Причиной последней стычки была любовница герцога из королевской семьи, и поэтому Даффу, чтобы избежать кары, пришлось бежать из Англии, пока скандал не утихнет.
– Я вас не боюсь! – рявкнул Уоллингейм, отказываясь отступать.
– А следовало бы, – зловеще-мягко заметил Дафф. Уоллингейм угрожающе шагнул вперед. Дафф не двинулся с места. И даже глазом не моргнул.
– Назовите время и место, Уоллингейм, – потребовал он едва слышно.
– Не будь идиотом, – прошипел Дугал, схватив друга за руку.
Уоллингейм вырвался, но при этом побагровел и тяжело дышал.
– Неужели такая, как она, стоит чьей-то жизни? – издевательски ухмыльнулся он.
– Лично я не собираюсь умирать, – невозмутимо ответил Дафф. – А вот вам придется решать, желаете ли вы покинуть этот мир.
«Ублюдок холоден как лед», – неприязненно подумал Уоллингейм. Нет, он не собирается драться с Дарли. Законы чести созданы для других мужчин. Для глупцов.
– Я вернусь, – пробормотал он, – и тогда посмотрим, кто останется в живых.
Дафф сухо улыбнулся.
– В любое время. Хотя я не буду столь беспечным, как Хармон.
Уоллингейм нанял громил, зверски избивших виконта, вместо того чтобы встретиться с ним на расстоянии двадцати шагов, как подобает мужчине.
– Пропади ты пропадом! – буркнул Уоллингейм.
– Надеюсь, что нет. И вообще не рой другому яму… – издевательски ответил Дафф.
Бессильная ярость придала лицу Уоллингейма ядовито-фиолетовый оттенок. Закрывая и открывая рот, как рыба на песке, он протиснулся мимо Даффа и исчез. Дугал поспешил за приятелем.
Минуту спустя хлопнула входная дверь. Послышались свист кнута и грохот колес набиравшего скорость экипажа.
В гостиной воцарился покой. Дафф с легкой улыбкой подошел к дивану и сел в ожидании прихода Аннабел.
Когда Аннабел переступила порог, оказалось, что маркиз удобно развалился на диване и прикрыл глаза. Но, услышав шаги, немедленно выпрямился и спросил:
– Как чувствует себя миссис Фостер?
– Теперь очень хорошо, спасибо, – кивнула Аннабел и, оглядев комнату, улыбнулась. – Они ушли!
– Я же сказал, что постараюсь пустить в ход такт и дипломатию, – удивился Дафф, взирая на нее невинным взглядом святого.
– А главное, тихо и без скандала. Я не слышала криков!
– Нечего было слышать. Я объяснил Уоллингейму, что он здесь нежеланный гость. Он, очевидно, все сразу понял.
– Что-то не похоже на Уоллингейма, – с сомнением заметила Аннабел.
Дафф небрежно пожал плечами.
– Подозреваю, что свою роль сыграли уговоры Иннеса, – солгал он. – Тот сказал, что поскольку ты все равно порвала с Уоллингеймом, причин оставаться больше нет.
В голосе его, однако, слышалось нечто вроде вопроса. Дафф, очевидно, хотел знать наверняка, действительно ли она прогнала Уоллингейма.
– Но я порвала с ним! – взволнованно вскрикнула Аннабел, желая прояснить ситуацию. – И речи быть не может о моем к нему возвращении!
– Что же, тогда все всё понимают, – спокойно кивнул Дафф. – Они убрались, и я могу сказать только: скатертью дорога.
– О да, и я того же мнения! – воскликнула Аннабел, наконец позволившая себе громко и облегченно вздохнуть. – Слава Богу, все кончено. Ты совершил настоящий подвиг! Мы все очень тебе благодарны. – Она обвела рукой комнату. – Мама, Молли и малышки тоже!
– Тогда в этом мире все опять хорошо и правильно. Иди, сядь рядом со мной.
Он похлопал по диванной подушке, испытывая при этом чувство глубочайшего довольства, совсем как в те далекие времена до Ватерлоо. Словно жизнь сулила счастье и наслаждения принадлежавшие ему по праву.
– Если, конечно, твоя матушка не станет возражать, – добавил он, вспомнив о хороших манерах.
– Она и Молли пьют чай в комнате для завтраков, – сообщила Аннабел, подходя к нему. – Думаю, главной темой для бесед в последующие дни будет Уоллингейм. Ни мама, ни Молли не находят в нем ничего приятного.
– Как почти все остальное общество.
– Не смотри на меня так. – Она остановилась и слегка нахмурилась. – Меня принудили: можешь не верить, конечно, но так оно и было.
– И каким же образом тебя принудили?
Величественно выпрямившись, она с раздражающей прямотой посмотрела ему в глаза.
– Я вовсе не обязана тебе рассказывать.
– Конечно, не обязана, – сдержанно согласился Дафф.
– О, так и быть, – вздохнула она, не зная, что заставило ее согласиться: собственный здравый смысл или подспудный гнев Даффа. В конце концов, именно он спас ее от Уоллингейма! – Я у тебя в большом долгу, так что, если желаешь объяснений, ты их получишь. И кроме того, мне не нравится, когда ты так на меня смотришь.
– Как именно? – улыбнулся он.
– Как будто хочешь вытрясти из меня все сведения.
– Не путай меня с Уоллингеймом, – рассердился он. – Если не хочешь, можешь не говорить.
– Я бы предпочла вообще забыть о случившемся. Притвориться, что ты просто привез меня домой после чудесного, сказочного дня, проведенного в твоем охотничьем домике, и что моя жизнь отныне будет исполнена радости.
В ее голосе вдруг зазвенело отчаяние, и Дафф, совершенно забыв об остальных обитателях коттеджа, – случай для него небывалый, – протянул руки, усадил ее на колени и крепко обнял.
– Я ревную к каждому мужчине, который когда-то был с тобой, – признался он, даже не испугавшись собственной откровенности. Не пытаясь понять, действительно ли это так. – Ты можешь рассказать мне все или самую малость, как пожелаешь. Мне это безразлично. По моему мнению, тема закрыта. И давай поговорим о более приятных вещах. Как думаешь, твоя матушка отпустит тебя завтра со мной? Тогда давай строить планы…
– Ты предлагаешь мне рай, Дафф. Во всех смыслах этого слова.
И она позволила себе секунду помечтать, что останется в этом блаженном месте навсегда.
– Ты вернула мне жизнь. Почему бы мне не предложить тебе все и вся?
Если бы только она могла позволить себе поверить, что мужчины вроде Даффа способны дать нечто большее, чем мимолетное наслаждение! Что рай действительно существовал совсем рядом: только руку протянуть, – и ей позволят поселиться там навеки.
– Сейчас спрошу маму, – пробормотала она, чтобы избавиться от несбыточных грез.
– А если понадобится избавиться от Уоллингейма окончательно – только попроси.
Он был достаточно тактичен, чтобы не объяснить, что предъявляет исключительные права на ее время и саму Аннабел. Впрочем, он сам еще никак не мог до конца осознать, что всего две недели назад подобные чувства были для него немыслимы.
– Возможно, он и не вернется.
– Возможно, – кивнул Дафф и при виде ее искаженного ужасом лица быстро добавил: – Уверен, что так и будет.
Но Аннабел слишком долго играла в театре, чтобы не распознать его мысли. Уоллингейм обязательно вернется. Она читала это в глазах Даффа.
– В любом случае, – заметила она, не желая предаваться мучительным раздумьям и пытаясь растолковать Даффу, почему так долго терпела Уоллингейма, – я бы хотела объяснить суть наших отношений.
Ему следовало сказать, что это вовсе не обязательно. Отмахнуться от ее исповеди. Но именно к ней он не был так равнодушен, как к остальным любовницам, и поэтому промолчал.
– Вскоре после того, как я впервые приехала в Лондон, – начала Аннабел, – пришлось занять денег у ростовщика и подписать вексель. Я только что начинала карьеру в театре и жила почти в нищете.
Она не стала говорить, что должна была посылать деньги домой, матери и Хлое, оставшимся без пенни в кармане. Разве человек, подобный Даффу, знает, что такое «стесненные обстоятельства»?
– Итак, у меня появились долги, а недавно Уоллингейму удалось узнать о моей сделке с Крассуэллом, и выкупил у него вексель. Я почти выплатила всю сумму, но, зная, что Уоллингейму не терпится выкупить вексель, Крассуэлл заломил огромную цену, так что мне пришлось смириться и платить снова. Я попыталась обратиться в суд, но Уоллингейм пригрозил найти моих родственников и все им рассказать. Что мне было делать?
– Когда все это происходило? – спросил Дафф, словно от точного количества дней, проведенных ею с Уоллингеймом, зависело, уймется ли его ревность.
– В начале этого года. До того я была совершенно независима. И ты сам это знаешь. Я никогда не имела покровителей. Уоллингейм, разумеется, был невозможен, вел себя отвратительно, грозил опозорить меня всеми мыслимыми способами. Я постаралась как можно скорее выплатить ему долг и ушла.
После этого объяснения ему стало легче. Теперь он точно знал, что Уоллингейм не имел на нее никаких прав. И это очень хорошо, потому что, если бы Уоллингейм и дальше настаивал на продолжении отношений с Аннабел, Даффу пришлось бы убить его. При необходимости. Если бы человек не опомнился и не прекратил своих преследований.
Дафф был не лучше и не хуже остальных членов общества, когда речь шла о принятых в свете правилах поведения.
Это было жестокое время. И жизнь человека ничего не стоила.
Мужчин, женщин и детей ссылали на каторгу за кражу булки, а иногда вешали и за меньшее преступление. И хотя бесчеловечные английские законы были писаны не для аристократов, элегантная одежда и безупречные манеры иногда скрывали натуру настоящего варвара. Мужья избивали жен, пускали по ветру их приданое, жены, в свою очередь, наставляли мужьям рога. Мужчины дрались на дуэли из-за карточного проигрыша или иной столь же бессмысленной причины.
Или из-за женщины.
– Странно, – лениво протянул Дафф. – Насколько я понял, она порвала с вами и уехала, никому не сказав куда. Именно поэтому вы до сих пор не беспокоили ее своим присутствием.
– Она лжет! Женщины вроде нее всегда лгут, – бросил Уоллингейм.
– Вот тут я не согласен, – пробормотал Дафф. – И советую, не причиняя леди дальнейших неприятностей, сесть в экипаж и вернуться в Лондон.
– Леди? – улыбнулся Уоллингейм. – Это ее вы называете леди?
– Она истинная леди и находится под моей защитой, – слегка улыбнулся Дафф. – Надеюсь, это вам ясно.
Дугал неторопливо поднялся и подошел к другу.
– Я же говорил вам. Вставайте, нам пора.
Ему не понравился лед в голосе и глазах Дарли. Нрав маркиза был хорошо известен. Перед отъездом на войну он убил противника на дуэли. Правда, подлец заслуживал смерти, но его гибель оказалась последней каплей, переполнившей терпение властей. Дуэли были запрещены, а Дафф не раз стоял под дулом пистолета. Причиной последней стычки была любовница герцога из королевской семьи, и поэтому Даффу, чтобы избежать кары, пришлось бежать из Англии, пока скандал не утихнет.
– Я вас не боюсь! – рявкнул Уоллингейм, отказываясь отступать.
– А следовало бы, – зловеще-мягко заметил Дафф. Уоллингейм угрожающе шагнул вперед. Дафф не двинулся с места. И даже глазом не моргнул.
– Назовите время и место, Уоллингейм, – потребовал он едва слышно.
– Не будь идиотом, – прошипел Дугал, схватив друга за руку.
Уоллингейм вырвался, но при этом побагровел и тяжело дышал.
– Неужели такая, как она, стоит чьей-то жизни? – издевательски ухмыльнулся он.
– Лично я не собираюсь умирать, – невозмутимо ответил Дафф. – А вот вам придется решать, желаете ли вы покинуть этот мир.
«Ублюдок холоден как лед», – неприязненно подумал Уоллингейм. Нет, он не собирается драться с Дарли. Законы чести созданы для других мужчин. Для глупцов.
– Я вернусь, – пробормотал он, – и тогда посмотрим, кто останется в живых.
Дафф сухо улыбнулся.
– В любое время. Хотя я не буду столь беспечным, как Хармон.
Уоллингейм нанял громил, зверски избивших виконта, вместо того чтобы встретиться с ним на расстоянии двадцати шагов, как подобает мужчине.
– Пропади ты пропадом! – буркнул Уоллингейм.
– Надеюсь, что нет. И вообще не рой другому яму… – издевательски ответил Дафф.
Бессильная ярость придала лицу Уоллингейма ядовито-фиолетовый оттенок. Закрывая и открывая рот, как рыба на песке, он протиснулся мимо Даффа и исчез. Дугал поспешил за приятелем.
Минуту спустя хлопнула входная дверь. Послышались свист кнута и грохот колес набиравшего скорость экипажа.
В гостиной воцарился покой. Дафф с легкой улыбкой подошел к дивану и сел в ожидании прихода Аннабел.
Когда Аннабел переступила порог, оказалось, что маркиз удобно развалился на диване и прикрыл глаза. Но, услышав шаги, немедленно выпрямился и спросил:
– Как чувствует себя миссис Фостер?
– Теперь очень хорошо, спасибо, – кивнула Аннабел и, оглядев комнату, улыбнулась. – Они ушли!
– Я же сказал, что постараюсь пустить в ход такт и дипломатию, – удивился Дафф, взирая на нее невинным взглядом святого.
– А главное, тихо и без скандала. Я не слышала криков!
– Нечего было слышать. Я объяснил Уоллингейму, что он здесь нежеланный гость. Он, очевидно, все сразу понял.
– Что-то не похоже на Уоллингейма, – с сомнением заметила Аннабел.
Дафф небрежно пожал плечами.
– Подозреваю, что свою роль сыграли уговоры Иннеса, – солгал он. – Тот сказал, что поскольку ты все равно порвала с Уоллингеймом, причин оставаться больше нет.
В голосе его, однако, слышалось нечто вроде вопроса. Дафф, очевидно, хотел знать наверняка, действительно ли она прогнала Уоллингейма.
– Но я порвала с ним! – взволнованно вскрикнула Аннабел, желая прояснить ситуацию. – И речи быть не может о моем к нему возвращении!
– Что же, тогда все всё понимают, – спокойно кивнул Дафф. – Они убрались, и я могу сказать только: скатертью дорога.
– О да, и я того же мнения! – воскликнула Аннабел, наконец позволившая себе громко и облегченно вздохнуть. – Слава Богу, все кончено. Ты совершил настоящий подвиг! Мы все очень тебе благодарны. – Она обвела рукой комнату. – Мама, Молли и малышки тоже!
– Тогда в этом мире все опять хорошо и правильно. Иди, сядь рядом со мной.
Он похлопал по диванной подушке, испытывая при этом чувство глубочайшего довольства, совсем как в те далекие времена до Ватерлоо. Словно жизнь сулила счастье и наслаждения принадлежавшие ему по праву.
– Если, конечно, твоя матушка не станет возражать, – добавил он, вспомнив о хороших манерах.
– Она и Молли пьют чай в комнате для завтраков, – сообщила Аннабел, подходя к нему. – Думаю, главной темой для бесед в последующие дни будет Уоллингейм. Ни мама, ни Молли не находят в нем ничего приятного.
– Как почти все остальное общество.
– Не смотри на меня так. – Она остановилась и слегка нахмурилась. – Меня принудили: можешь не верить, конечно, но так оно и было.
– И каким же образом тебя принудили?
Величественно выпрямившись, она с раздражающей прямотой посмотрела ему в глаза.
– Я вовсе не обязана тебе рассказывать.
– Конечно, не обязана, – сдержанно согласился Дафф.
– О, так и быть, – вздохнула она, не зная, что заставило ее согласиться: собственный здравый смысл или подспудный гнев Даффа. В конце концов, именно он спас ее от Уоллингейма! – Я у тебя в большом долгу, так что, если желаешь объяснений, ты их получишь. И кроме того, мне не нравится, когда ты так на меня смотришь.
– Как именно? – улыбнулся он.
– Как будто хочешь вытрясти из меня все сведения.
– Не путай меня с Уоллингеймом, – рассердился он. – Если не хочешь, можешь не говорить.
– Я бы предпочла вообще забыть о случившемся. Притвориться, что ты просто привез меня домой после чудесного, сказочного дня, проведенного в твоем охотничьем домике, и что моя жизнь отныне будет исполнена радости.
В ее голосе вдруг зазвенело отчаяние, и Дафф, совершенно забыв об остальных обитателях коттеджа, – случай для него небывалый, – протянул руки, усадил ее на колени и крепко обнял.
– Я ревную к каждому мужчине, который когда-то был с тобой, – признался он, даже не испугавшись собственной откровенности. Не пытаясь понять, действительно ли это так. – Ты можешь рассказать мне все или самую малость, как пожелаешь. Мне это безразлично. По моему мнению, тема закрыта. И давай поговорим о более приятных вещах. Как думаешь, твоя матушка отпустит тебя завтра со мной? Тогда давай строить планы…
– Ты предлагаешь мне рай, Дафф. Во всех смыслах этого слова.
И она позволила себе секунду помечтать, что останется в этом блаженном месте навсегда.
– Ты вернула мне жизнь. Почему бы мне не предложить тебе все и вся?
Если бы только она могла позволить себе поверить, что мужчины вроде Даффа способны дать нечто большее, чем мимолетное наслаждение! Что рай действительно существовал совсем рядом: только руку протянуть, – и ей позволят поселиться там навеки.
– Сейчас спрошу маму, – пробормотала она, чтобы избавиться от несбыточных грез.
– А если понадобится избавиться от Уоллингейма окончательно – только попроси.
Он был достаточно тактичен, чтобы не объяснить, что предъявляет исключительные права на ее время и саму Аннабел. Впрочем, он сам еще никак не мог до конца осознать, что всего две недели назад подобные чувства были для него немыслимы.
– Возможно, он и не вернется.
– Возможно, – кивнул Дафф и при виде ее искаженного ужасом лица быстро добавил: – Уверен, что так и будет.
Но Аннабел слишком долго играла в театре, чтобы не распознать его мысли. Уоллингейм обязательно вернется. Она читала это в глазах Даффа.
– В любом случае, – заметила она, не желая предаваться мучительным раздумьям и пытаясь растолковать Даффу, почему так долго терпела Уоллингейма, – я бы хотела объяснить суть наших отношений.
Ему следовало сказать, что это вовсе не обязательно. Отмахнуться от ее исповеди. Но именно к ней он не был так равнодушен, как к остальным любовницам, и поэтому промолчал.
– Вскоре после того, как я впервые приехала в Лондон, – начала Аннабел, – пришлось занять денег у ростовщика и подписать вексель. Я только что начинала карьеру в театре и жила почти в нищете.
Она не стала говорить, что должна была посылать деньги домой, матери и Хлое, оставшимся без пенни в кармане. Разве человек, подобный Даффу, знает, что такое «стесненные обстоятельства»?
– Итак, у меня появились долги, а недавно Уоллингейму удалось узнать о моей сделке с Крассуэллом, и выкупил у него вексель. Я почти выплатила всю сумму, но, зная, что Уоллингейму не терпится выкупить вексель, Крассуэлл заломил огромную цену, так что мне пришлось смириться и платить снова. Я попыталась обратиться в суд, но Уоллингейм пригрозил найти моих родственников и все им рассказать. Что мне было делать?
– Когда все это происходило? – спросил Дафф, словно от точного количества дней, проведенных ею с Уоллингеймом, зависело, уймется ли его ревность.
– В начале этого года. До того я была совершенно независима. И ты сам это знаешь. Я никогда не имела покровителей. Уоллингейм, разумеется, был невозможен, вел себя отвратительно, грозил опозорить меня всеми мыслимыми способами. Я постаралась как можно скорее выплатить ему долг и ушла.
После этого объяснения ему стало легче. Теперь он точно знал, что Уоллингейм не имел на нее никаких прав. И это очень хорошо, потому что, если бы Уоллингейм и дальше настаивал на продолжении отношений с Аннабел, Даффу пришлось бы убить его. При необходимости. Если бы человек не опомнился и не прекратил своих преследований.
Дафф был не лучше и не хуже остальных членов общества, когда речь шла о принятых в свете правилах поведения.
Это было жестокое время. И жизнь человека ничего не стоила.
Мужчин, женщин и детей ссылали на каторгу за кражу булки, а иногда вешали и за меньшее преступление. И хотя бесчеловечные английские законы были писаны не для аристократов, элегантная одежда и безупречные манеры иногда скрывали натуру настоящего варвара. Мужья избивали жен, пускали по ветру их приданое, жены, в свою очередь, наставляли мужьям рога. Мужчины дрались на дуэли из-за карточного проигрыша или иной столь же бессмысленной причины.
Или из-за женщины.
Глава 19
– Дарли был готов разделаться с тобой прямо на месте, – пробормотал Дугал, по привычке устраиваясь в углу экипажа и вытягивая ноги на противоположное сиденье.
– Сомневаюсь, – отмахнулся Уоллингейм, откупоривая бутылку бренди и делая большой глоток.
– Можешь отрицать, если угодно, но все это правда. Я видел его глаза. А Дарли из тех, кто не задумается пустить пулю в соперника. Не говоря уже о том что почти всегда он дрался, защищая так называемую честь очередной любовницы. Повезло тебе убраться отгула невредимым.
– Ты мелешь чушь, Дугал! Что же касается Дарли, я позабочусь, чтобы он заплатил за свою чертову наглость!
– Подумываешь снова нанять громил? – усмехнулся Дугал.
– Если понадобится, – прорычал граф, которого мало интересовали вопросы чести Добро и зло были для него простыми словами.
– Учти, Дарли будет начеку. Он так и сказал.
– Мне все равно, – процедил Уоллингейм. – Знаю только, что он должен заплатить мне за то, что увел у меня любовницу.
– А может, и нет, – заметил Дугал. Как человек неглупый, он сдержался и не добавил, что вряд ли Уоллингейм может по праву считать Аннабел своей.
– Не считай меня глупцом, – фыркнул Уоллингейм. – От них так и несло сексом!
– С того места, где я сидел, до меня не донеслось никаких особых запахов.
– Они провели день в постели, – настаивал Уоллингейм, – готов прозакладывать свою конюшню.
– Поскольку мне очень нравится твоя конюшня, нельзя ли узнать поточнее, спали они или нет?
– Очень смешно! Теперь моя очередь поиздеваться над твоими привязанностями. Возьми хотя бы Дженет Фергюсон: она так худа, что вот-вот переломится, и тащит в постель кого ни попадя. Надеюсь, ты знаешь, что не один пользуешься ее благосклонностью!
– А мне все равно, – заверил Дугал, причем вполне искренне. Его возлюбленная была невероятно страстной женщиной, несмотря на мальчишеские формы и склонность к распутству. – Кроме того, вряд ли Аннабел Фостер может считаться твоей исключительной собственностью.
– Невзирая ни на что, я намереваюсь вернуть ее в свою постель в самое кратчайшее время, – твердо объявил Уоллингейм.
– И как ты предлагаешь это сделать?
– Обычным способом, – процедил Уоллингейм. – Хитростью.
– Сомневаюсь, – отмахнулся Уоллингейм, откупоривая бутылку бренди и делая большой глоток.
– Можешь отрицать, если угодно, но все это правда. Я видел его глаза. А Дарли из тех, кто не задумается пустить пулю в соперника. Не говоря уже о том что почти всегда он дрался, защищая так называемую честь очередной любовницы. Повезло тебе убраться отгула невредимым.
– Ты мелешь чушь, Дугал! Что же касается Дарли, я позабочусь, чтобы он заплатил за свою чертову наглость!
– Подумываешь снова нанять громил? – усмехнулся Дугал.
– Если понадобится, – прорычал граф, которого мало интересовали вопросы чести Добро и зло были для него простыми словами.
– Учти, Дарли будет начеку. Он так и сказал.
– Мне все равно, – процедил Уоллингейм. – Знаю только, что он должен заплатить мне за то, что увел у меня любовницу.
– А может, и нет, – заметил Дугал. Как человек неглупый, он сдержался и не добавил, что вряд ли Уоллингейм может по праву считать Аннабел своей.
– Не считай меня глупцом, – фыркнул Уоллингейм. – От них так и несло сексом!
– С того места, где я сидел, до меня не донеслось никаких особых запахов.
– Они провели день в постели, – настаивал Уоллингейм, – готов прозакладывать свою конюшню.
– Поскольку мне очень нравится твоя конюшня, нельзя ли узнать поточнее, спали они или нет?
– Очень смешно! Теперь моя очередь поиздеваться над твоими привязанностями. Возьми хотя бы Дженет Фергюсон: она так худа, что вот-вот переломится, и тащит в постель кого ни попадя. Надеюсь, ты знаешь, что не один пользуешься ее благосклонностью!
– А мне все равно, – заверил Дугал, причем вполне искренне. Его возлюбленная была невероятно страстной женщиной, несмотря на мальчишеские формы и склонность к распутству. – Кроме того, вряд ли Аннабел Фостер может считаться твоей исключительной собственностью.
– Невзирая ни на что, я намереваюсь вернуть ее в свою постель в самое кратчайшее время, – твердо объявил Уоллингейм.
– И как ты предлагаешь это сделать?
– Обычным способом, – процедил Уоллингейм. – Хитростью.
Глава 20
Перед отъездом Дафф выпил чаю в компании Аннабел, миссис Фостер и Молли. И заодно попросил разрешения у миссис Фостер заехать наутро за Аннабел. Миссис Фостер, разумеется, и не думала возражать.
Он побыл еще немного, наслаждаясь приятным обществом, строя планы на лето, словно был членом семьи. Они с Аннабел попрощались уже на закате. И долго стояли у садовой калитки, любуясь розовыми полосами, перечертившими небо, вдыхая аромат цветов и впитывая мирную безмятежность, окружавшую их.
Он побыл еще немного, наслаждаясь приятным обществом, строя планы на лето, словно был членом семьи. Они с Аннабел попрощались уже на закате. И долго стояли у садовой калитки, любуясь розовыми полосами, перечертившими небо, вдыхая аромат цветов и впитывая мирную безмятежность, окружавшую их.