Джонсон Сьюзен. Леди ангел

   Ее кабинет освещался газовыми горелками, однако свет не проникал в дальние углы. Осмотрев комнату с порога, она не обнаружила признаков присутствия постороннего. Но стоило ей сделать еще один шаг, и из кресла у окна поднялась высокая фигура. Человек вступил в круг света.
   Возглас изумления застрял у нее в горле. Анджела замерла, не веря своим глазам.
   Кит был одет в костюм для верховой езды. Его одежда промокла насквозь, сапоги были забрызганы грязью, волосы потемнели от дождевой воды.
   — Я хотел не тревожить тебя, — угрюмо произнес он.
   — Не говори этого, — зашептала Анджела, и сердце ее забилось так сильно, что от толчков крови зашумело в ушах. — В столовой сидят Присцилла с матерью, — испуганно выдохнула она.
   — Они не увидят меня. Я остановился в гостинице «Золотое сердце» в Истон-Вейле.
   — Тебе нельзя находиться здесь! — еще больше забеспокоилась Анджела. — У меня полон дом гостей. Здесь шагу не ступишь, чтобы не натолкнуться на кого-нибудь.
   — Подожду, пока они разъедутся.
   — Ни один из них не уедет до воскресенья.
   — Подумаешь, всего-то три дня…
   — О Господи, — простонала графиня, опершись на спинку стула. Казалось, силы вот-вот покинут ее.
   Два стремительных шага, и Кит был уже рядом с ней. Длинные сильные руки заботливо поддержали ее.
   — Мне не следовало появляться здесь так неожиданно.
   — Следов Оливии почти не осталось, — вырвалось у нее совсем не к месту, в то время как ей следовало высвободиться из его объятий, прогнать его прочь. И когда уж вовсе не следовало испытывать такую безграничную радость, видя его рядом с собой.
   — Я искуплю грех той ночи. Поверь, я был готов сквозь землю провалиться после того, что тогда произошло.
   — Кажется, я схожу с ума, — вполголоса пробормотала она, и ее ладони сами легли на его щеки, прохладные от влаги.
   — А я уже несколько недель самый настоящий сумасшедший, — нежно произнес он, прижимая ее к своей мокрой груди. — Знаешь, какой ливень на улице?
   Его улыбка была все той же — мимолетной, теплой и такой влекущей, что поневоле казалась предназначенной только ей, Анджеле, и больше никому на всем свете.
   — Тебе нужна сухая одежда, — опомнилась она.
   — А может, лучше вообще остаться без одежды? — пошутил он.
   — Что же мне делать? — В ее вопросе прозвучали сладкие нотки обещания.
   — Не меня тебе спрашивать об этом. С той ночи, когда мы встретились в Коузе, мой ответ не изменился.
   — И все это время я говорила «нет».
   — Кажется, что прошла целая вечность, — мягко заметил он.
   — Я созвала полный дом гостей, чтобы защититься от тебя.
   — Спросила бы вначале меня, и я сказал бы тебе, что это не поможет.
   — Я не могу выгнать тебя из дому в грозу.
   — Поэтому я так рад ей.
   — Не уедешь ли ты сам? Ты мне помог бы…
   — Не думаю, что это возможно. До Истон-Вейла пять миль, а дороги размыты. Я говорю это серьезно.
   — Остается один вопрос, которого мне не следовало бы задавать.
   — Но ты все равно спросишь, — усмехнулся он.
   — Как быть с Присциллой?
   — Я не женюсь на ней.
   «Уверен ли ты в этом?» — напрашивался следующий вопрос, однако она промолчала, потому что ей не хотелось знать ответ.
   — Я в этом уверен, — сказал он неожиданно, как если бы читал ее мысли. — Теперь ты счастлива?
   Запрокинув голову, она посмотрела ему прямо в лицо, и на ее губах расцвела радостная улыбка.
   — Такого счастья я не испытывала никогда.
   — Надеюсь, ты объявишь об этом всем мужчинам, окружающим тебя. — Его тоже терзали демоны ревности.
   — Я никогда еще не была счастлива, во всяком случае не так, как сейчас, — спокойно призналась она. — Только дети составляют счастье моей жизни, но ведь это совсем другое.
   — Я задерживаю тебя, — молвил он с ответной улыбкой, от которой действительно можно было сойти с ума.
   — Ну и пусть, — ответила она, безоглядно впуская его в свое сердце.
   Они радовались, как радуются дети, — эти двое, которые так много увидели, услышали и сделали в своей жизни. Им и присниться не могло, что есть другая жизнь — совсем не та, которую они вели до сих пор. И жизнь эта оказалась яркой, новой, ослепительной.
   Так светла и пьяняща может быть надежда, которая вот-вот сбудется.
   Так свеж может быть поцелуй, который впервые даришь любимой.
   Так безгранично может быть счастье, на которое вдруг натыкаешься в тусклом царстве загубленных жизней.
   — Скажи же, что мне делать, — прошептала она снова, прильнув к нему и подняв взор, чтобы встретиться с его глазами, которые были так высоко. Из столовой доносились звуки шумного веселья. — Ужин подходит к концу. Мне пора.
   — Я подожду до воскресенья.
   Крепко зажмурившись, она набрала полные легкие воздуху, словно задыхалась, и произнесла горячечной скороговоркой:
   — Но я не могу ждать.
   — Тогда до встречи сегодня вечером, — тихо ответил он желая придать своему голосу спокойствие, которого не было сейчас в его душе. Слишком долгим и мучительным было для него ожидание.
   — Не здесь, — напряглась она в его руках, ее голос задрожал от испуга.
   — Так где же? Только назови место.
   В ее глазах метнулся бесенок противоречия.
   — Ты всегда такой сговорчивый?
   — Что ты называешь сговорчивостью? То, что я с самого утра добирался до тебя? То, что на мне нет сухого места? Ты не имеешь права подозревать меня в чем-либо.
   — Я не должна верить тебе.
   — Нет, должна. Говори, где мне тебя ждать, и я буду там.
   После всех дурных предчувствий, после несчетного количества женщин в его жизни, после Присциллы и Шарлотты, после решения спрятаться от него в своем собственном доме за спинами армии гостей она еле слышно произнесла:
   — Жди меня в Стоун-хаусе.
   И тут же торопливо описала ему дорогу к средневековому монастырю, восстановленному ею на территории ее владений.
   — Скажи им, что к тебе заехал приятель твоего управляющего, — сказал он, увидев, как ее взгляд беспокойно метнулся к часам на каминной полке, — а проблему, как мне добраться до Истон-Вейла, решим завтра утром.
   Она как-то неуверенно взглянула на него.
   — Я придумал для тебя предлог, пока дожидался здесь твоего прихода, Ею снова начали овладевать противоречивые чувства. Уж слишком речист и ненадежен был ее воздыхатель.
   — Я никогда еще не совершал путешествий верхом под дождем ради женщины, — мягко проговорил он.
   — Неужто меня было так легко разгадать?
   — Ты слишком долго сопротивлялась, — объяснил он, не сбиваясь на самодовольный тон. — А это уже характерный признак. — Сейчас его улыбка была даже слишком открыта и невинна для человека с его репутацией. — И теперь, когда я нашел тебя, я не уеду из Истона.
   — Скажи мне еще раз, что у тебя с Присциллой. Мне пора возвращаться, и сейчас я увижу ее.
   — Во вторник я обедал с ней.
   — Моя сестра видела тебя.
   — Она упомянула тебе, что у меня был утомленный вид?
   Анджела улыбнулась краешком рта.
   — Она сказала, что ты был не очень внимателен.
   — Я сказал Присцилле, что очень скоро отплываю в Америку, и купил ей прощальный подарок с позволения ее матушки.
   — Знаю, браслет с жемчугом, который Присцилла теперь выставляет всем напоказ.
   — Он самый. Таким образом, она знает, что я не буду предлагать ей руку и сердце.
   — Спасибо, — прошептала Анджела.
   — Позже поблагодаришь, — улыбнулся Кит. — А теперь иди, пока кто-нибудь не вошел сюда и не застал тебя в столь компрометирующем обществе. — Разжав объятия, он тихонько подтолкнул ее к двери.
   На пороге она обернулась. Он стоял, спокойно глядя на нее.
   — Я так рада, что ты пришел, — без колебаний произнесла она.
   Белозубая улыбка сверкнула на смуглом лице.
   — Ты все равно не удержала бы меня на отдалении.

11

   Остаток вечера прошел скомканно, хотя Анджела с готовностью отвечала на вопросы, разливала чай и с величайшим вниманием вникала в застольную беседу, танцевала с Фредди и зятьями, когда Долли вздумалось исполнить на фортепьяно ее любимые вальсы. Несколько раз она ловила себя на том, что смотрит на Присциллу, невольно пытаясь отгадать, что мог найти Кит в этом черством и корыстном создании. Она даже высидела две партии в бридж с кузенами из Суссекса, умудрившись не сделать ни одного вопиюще неправильного хода. Вскоре после полуночи гости начали расходиться. Желая всем спокойной ночи, Анджела внутренне удивлялась, как можно провести в столь оживленном обществе три часа и теперь не помнить абсолютно ничего из того, что произошло за это время.
   Наблюдая, как запоздавшие медленно поднимаются по лестнице на второй этаж, где были расположены гостевые комнаты, она уже буквально тряслась от нетерпения, невольно считая их шаги. Наконец последние силуэты растворились в глубине коридора. Повернувшись, она стремительно пошла в прихожую.
   — Передай Нелли, что сегодня я заночую в Стоун-хаусе, — сказала графиня привратнику, который, как и положено, стоял в этот поздний час на своем посту. — И еще, если не возражаешь, я воспользуюсь твоим зонтиком.
   — Вам бы лучше накидочку, — фамильярно посоветовал старик. — Льет как из ведра.
   — Не надо, Пен, — успокоила она старого слугу, который всю свою жизнь провел в Истоне. — На улице совсем не холодно.
   — Ну как знаете, миледи, — пробурчал тот, несколько уязвленный тем, что хозяйка не вняла его совету, и прошел вперед, чтобы распахнуть перед ней дверь. Ему было хорошо известно частое обыкновение графини оставаться на ночь в излюбленном ею уединенном месте. — Только глядите, держитесь ближе к восточному краю старой буковой посадки. Там хоть не так дует.
   — Обещаю, — улыбнулась ему Анджела, раскрывая большой зонт, которому, должно быть, было столько же лет, сколько и его хозяину. Выйдя за порог, она задрожала, но не от холода, а от возбуждения, огнем пробежавшего по ее жилам.
   Дождь хлестал в лицо, но не мог остановить ее, бегущую по дорожке в Стоун-хаус. Гроза была столь же неудержимой, сколь и страсть, которая владела сейчас графиней. Держа зонт, как щит, она спешила навстречу мужчине, мысли о котором уже несколько недель будоражили ее воображение. Подол ее серебристого платья, намокнув, вился следом за ней подобно шелковому ручью. Юбка липла к ногам, под ногами хлюпала вода. Но Анджела почти не обращала внимания на промокшее белье — настолько горячим было ее чувство. Сейчас графиню волновало только одно — долгожданное свидание с властителем ее дум.
   Буки, посаженные широкой полосой кем-то из ее предков, качались над головой. Старые ветви жалобно скрипели, листья шумели на ветру — словно неподвижные стражи охраняли ее, спешившую ночью под проливным дождем. Склоняясь перед дикими порывами ветра, она пыталась угадать, действительно ли Кит сейчас встретит ее или его приход в Истон-хаус был только наваждением.
   Сегодняшнее неожиданное появление этого человека в поместье внезапно показалось ей нереальным. Образ дерзкого пирата, стоящего в ее кабинете, куда-то вдруг пропал и его место в памяти почему-то заняли воспоминания о привычных развлечениях, какие всегда бывают после ужина.
   Но тут во тьме мелькнули огоньки, и ее губы, мокрые от дождя, растянулись в радостной улыбке.
   Он был там.
   Он ждал ее.
   У ее счастья было имя. И это было имя мужчины, ждущего ее.
   Должно быть, он действительно ждал ее прихода — дверь дома открылась, едва она приблизилась к низенькой калитке в ограде. Вырвавшаяся изнутри полоса света от лампы легла на мокрую брусчатку дорожки. Следом выскочил сам Кит и пересек дворик в два прыжка. На нем были только бриджи и рубаха с расстегнутым воротом. Босоногий, он походил на местного фермера-арендатора, и ей подумалось, как было бы прекрасно, если бы этот мужчина принадлежал Истону, а значит, и ей. Однако в нем не было даже намека на крестьянскую приземленность и почтительность к госпоже. Кит передвигался так, словно летел по воздуху. Подбежав к ней, он вырвал у нее зонтик, а саму ее легко подхватил на руки.
   — У меня уже кончалось терпение, дольше я вряд ли продержался бы, — прошептал Кит ей на ухо, устремившись обратно к дому. — Скажи, что и ты изнывала без меня, — настаивал он, неся ее под дождем. — Господи, я думал, что окончательно сойду с ума в бесконечном ожидании. Я чуть было не побежал искать тебя. Ну как, все наконец улеглись?
   — Наконец-то все, — ответила она с блаженной улыбкой. — Да, я тоже изнывала, ожидая встречи с тобой. И вечер казался бесконечным, как вечность.
   — Ты устала? — спросил он, когда они были уже на ступеньках лестницы. Его голос, внезапно изменившись, стал теплым и заботливым.
   Улыбнувшись, она отрицательно покачала головой. Ее чувства не поддавались описанию. Недели страхов, волнений, переживаний, неутолимой жажды внезапно остались где-то в прошлом, сами собой исчезли без следа.
   Ее волосы словно светились в темноте, буйно завиваясь от влаги, а радостное лицо сияло невиданной красотой.
   — Может быть, тебе все-таки стоит отдохнуть? — галантно предложил Кит, словно она еще не ответила ему достаточно страстно, чтобы убедить его в глубине своих чувств. К тому же он явственно чувствовал холод ее тела. — Сядь у огня, — настоял он, когда они вошли в дом.
   Заглянув из прихожей в небольшой зал, Анджела увидела отсветы огня, пылающего в камине, возле которого стояли сапоги Кита и висела его куртка. На столике рядом с диваном возвышался пышный букет роз.
   — Ты срезал розы. — Она подняла на него взор, в котором светилась искренняя радость. В комнате разливался аромат особого сорта этих великолепных цветов — Пауля Нейрона.
   — Берти говорил, что ты любишь розы.
   — С твоей стороны это рыцарский поступок, — не удержалась Анджела от шутки, — тем более в такую ночь.
   — В моем распоряжении было целых три часа семнадцать минут, — он взглянул на наручные часы на кожаном ремешке, — и двадцать две секунды. — Кит весело улыбался, ничто не могло сейчас омрачить его настроения. — Отчего же ты не садишься? А я бы тем временем отыскал для тебя сухое полотенце.
   — Я не хочу.
   Его взгляд стал настороженным.
   — Не хочу садиться, — спокойно уточнила она.
   — Я не сразу понял тебя, — признался он. — Видишь, как прилично я стараюсь себя вести?
   — После того, как ворвался ко мне? — проворковала она.
   — Но и теперь, наверное, это мне не вполне удается. — Дрогнув, его длинные ресницы медленно опустились, почти скрыв глаза. — Мы можем пойти наверх. Там тоже горит огонь.
   Несколько секунд лишь стук капель, падающих со старого зонта, который он до сих пор не выпустил из рук, нарушал тишину, воцарившуюся в полутемной прихожей.
   — Мне так хочется наверх, — мечтательно прошептала Анджела, и эти слова, прервавшие безмолвие, обрели в ее устах особый, возбуждающий смысл.
   Положив зонт на каменную полку, которую какой-то прилежный монах украсил много веков назад богатой резьбой, Кит задумчиво поглядел на лестницу, ведущую наверх, будто оценивал сложность предстоящего подъема. Затем, переведя взгляд на графиню, он произнес:
   — Такого со мной еще не случалось. Я чувствую себя каким-то… беззащитным.
   — Перед чувствами? — Он кивнул:
   — Да, правила игры внезапно изменились.
   — Наверное, сегодня ночью оба мы в каком-то смысле неопытные новички.
   Он отрицательно затряс головой.
   — Просто я ревную тебя ко всем мужчинам, которые когда-либо смотрели на тебя.
   — Как и я ревную тебя к женщинам, побывавшим в твоей жизни. — Ее глаза позеленели от внезапной злости. Анджела не желала уступать другим даже малой крупицы чувства этого человека, который должен был целиком, безраздельно принадлежать ей.
   — Я прогоню их. — Еще месяц назад такое обещание показалось бы ему немыслимым.
   — Тогда и в моей жизни не останется больше ни одного мужчины, — невольно вырвалось у Анджелы — той самой Анджелы, которая изо дня в день купалась в обожании мужского общества. — Пойдем, посмотришь, где я сплю.
   Когда Кит шагнул по направлению к лестнице, она нежно провела пальцем по его щеке.
   — Тебе нет необходимости снова нести меня.
   — Но мне хочется, — возразил Кит с озорной улыбкой. — Сегодня я чувствую себя новобрачным.
   — В самом деле, разве это не прекрасно? — пролепетала, замирая от восторга, Анджела. Эта мысль внезапно показалась ей такой притягательной, что впору было усомниться, здорова ли она. На протяжении долгих лет ее отношение к браку было неизменно скептическим.
   — Ослепительно прекрасно, — подхватил ее слова Кит, вскинув темные брови. Анджела рассмеялась.
   — Все это так странно. Не пора ли мне переходить к обороне?
   — Нет, потому что во всяком случае одна вещь для меня очевидна. И странной совсем не кажется.
   — Да, — тихо согласилась она, чувствуя, что мир вокруг нее вот-вот рухнет, — столь сильным было ее влечение к этому мужчине.
   Кит молнией взлетел по лестнице, неся ей, как пушинку. На самом верху ему пришлось слегка наклониться, чтобы не ушибить голову о притолоку. Едва не касаясь макушкой низкого потолка, он нес графиню к ее спальне.
   «До чего же он велик, — подумала Анджела, и по ее коже пробежал сладкий озноб желания, — просто восхитительно велик. И отважен. Кто еще посмел бы появиться у меня в доме вот так, в самый разгар вечеринки, невзирая на полчища гостей?»
   — Расскажи мне о рисунках на твоей кровати, — прервал ее размышления Кит, которому каким-то образом удавалось оставаться на удивление учтивым, даже светским, в то время как он нес ее по полутемному коридору.
   — Меня изумляет твоя выдержка, — удивленно проговорила Анджела, чувственность которой резко контрастировала с его изысканной вежливостью. — А что, если мне невтерпеж?
   Он улыбнулся.
   — Мы займемся и этим, но только после того, как ты покажешь мне свою кровать. — Остановившись перед ее спальней, он ногой толкнул дверь.
   Из комнаты полился яркий свет, который упал и на ошеломленное лицо Анджелы.
   — Я вижу, ты серьезно настроен.
   — Мне нравится смотреть на тебя, — сказал он, осторожно опустив ее на пол после того, как перешагнул через порог. — И я никуда не уйду отсюда. — Скрестив руки на груди, Кит спокойно прислонился широкой спиной к дверному косяку. — Жду от тебя лекции по истории.
   Нарочитая небрежность его поведения завораживала так же, как и явно читавшееся в них намерение навсегда остаться в ее жизни.
   — Похоже на темперу, — заметил он, кивнув в сторону богато расписанной кровати, словно преподаватель, подбадривающий студента, который никак не решится начать ответ.
   Она испытующе взглянула на него.
   — И долго так будет продолжаться?
   — Вовсе не обязательно. Просто я, когда разжег тут огонь, увидел, как богато, — он чуть замялся, задумчиво ухмыльнувшись, — я бы даже сказал, с выдумкой, украшена твоя кровать. И мне пришло на ум, что это неспроста. Рисунки, кстати, великолепны. Мне особенно нравится вот эта сцена в саду.
   — Все-таки ты странен.
   — Тем, что не бросился с порога заниматься с тобой любовью?
   — Нет, потому что заинтересовался какими-то рисунками.
   — Они очень необычны. Согласись, рисунки в стиле книжных иллюстраций на кровати — это нечто уникальное. К тому же, — оживленно улыбнулся Кит, — было бы интересно узнать поподробнее об изображенных здесь трудолюбивых монахах, раз уж эта братия собралась подглядывать за нами сегодня ночью.
   — Подглядывать? — Столь необычная мысль еще ни разу не приходила ей в голову.
   — На их месте я бы не удержался, если бы ты вдруг оказалась обнаженной перед моими глазами. — В его глазах заплясали знакомые смешинки. — Откуда они — из четырнадцатого столетия?
   Анджела покачала головой.
   — Из двенадцатого. Просто чудо, что эта кровать сохранилась в таком прекрасном состоянии.
   — Должно быть, ею очень дорожили из-за изображенной здесь «книги часов».
   — То же самое можно сказать и о календаре. Посмотри, каждый месяц сопровожден описанием какого-нибудь из местных обычаев, связанных с определенными временами года, — добавила она. — Эти рисунки и в самом деле, судя по всему, относятся к четырнадцатому веку. Так что тебе не откажешь в проницательности.
   — Не спорю. — Взгляд его зеленых глаз заскользил по изгибам ее тела, облепленного тонкой серебристой материей, промокшей под дождем. В таком виде она казалась еще соблазнительнее.
   — Если будешь себя хорошо вести, то, может быть, я и разрешу тебе полежать на ней, — кокетливо проговорила прелестная графиня.
   — А поскольку я веду себя просто отлично, — заметил Кит с хищной ухмылкой, — то буду рад получить такое разрешение незамедлительно.
   — Редкая нескромность.
   — Действительно, редкая, и ты сама убедишься в этом, как только я освобожу тебя от мокрого тряпья, — От его улыбки внутри у нее потеплело.
   — И скоро наступит этот момент?
   — Думаю, что да. Уроки истории настраивают меня на амурный лад.
   — Великолепно. В таком случае я буду рассказывать тебе о братьях-доминиканцах, построивших Стоун-хаус, а ты пока расстегни платье. — Повернувшись к нему спиной, Анджела улыбнулась через плечо. — Надеюсь, ты не возражаешь против того, чтобы послужить мне недолго горничной?
   — Это не входит в мои правила, но сегодня ночью я сделаю для тебя исключение.
   Графиня, резко повернувшись, на месте, встала к нему лицом так быстро, что он так и остался стоять с поднятыми руками.
   — А разве тебе никто не прислуживает? — Анджела задала этот вопрос, хотя и знала, что человека с гаремом о подобных вещах спрашивать излишне.
   — В каком смысле — «прислуживает»? — осторожно осведомился он, различив в ее голосе нотку неудовольствия.
   — В сексуальном, — не стала юлить она. Кит заколебался. На ум приходили тысячи ответов, но ни один из них наверняка не подействовал бы на нее успокаивающе.
   — Разве можно однозначно ответить на такой вопрос? — мягко спросил он, будто увещевая ее.
   — Нет, ты все-таки ответь, — настаивала она. Ее руки были сжаты в кулаки, а взгляд стал прямым и жестким.
   — Я же сказал, что прогоню их всех. — Его глубокий голос был все так же спокоен.
   Ее поза стала менее напряженной, улыбка — виноватой, и гнев покинул глаза.
   — Прости. Этому не следовало бы придавать столь большое значение, но я ничего не могу с собой поделать.
   — Понимаю, — тихо откликнулся он, — потому что сам хочу владеть тобой, причем не возвышенно и благородно, а самым варварским образом.
   — Знаю. Я и сама думала о том, как хорошо было бы, если бы ты жил в Истоне и зависел от меня.
   На его загорелой щеке появилась насмешливая ямочка.
   — Владеть таким субъектом, как я, было бы весьма обременительно.
   — Тебе, кажется, неплохо известно, что значит владеть другими. — В ее тоне опять прибавилось едкости.
   — Они всего лишь мои друзья, и не надо сердиться снова. — Он осторожно взял ее за кончики пальцев. — К тому же я вскоре пошлю их всех подальше.
   Анджела вздохнула.
   — Это так для меня необычно. Кажется, я требую от тебя слишком многого.
   — Вовсе нет, — успокоил он погрустневшую белокурую леди, беря ее руку в свою более решительно.
   Небольшая комната под старинными сводами создавала атмосферу уединения, отрешенности от мира. Эта уютная келья давала прибежище тем, кто спасался от грозы, бушующей за окном, от докучливого бомонда, от всех препятствий и условностей, которыми так богата земная жизнь.
   — От меня трудно будет избавиться, — зашептал Кит, привлекая к себе Анджелу.
   — Об этом я и не мечтаю, — проворковала она в ответ, подняв на него глаза. — Я просто в восторге от идеи о том, что ты будешь в Истоне постоянно в моем распоряжении.
   — В качестве домашнего жеребца? — Его голос был беззаботен, но взгляд стал странно тяжел.
   — Можно сказать и так, — согласилась она, задумчиво проведя пальцем по его чувственно изогнутой нижней губе. — Но ты мне нужен еще и потому, что вместе с тобой моя жизнь обретает новый, неведомый смысл. — И мне придется учиться фермерствовать? — шутливо спросил он.
   — Я бы могла пристроить тебя в Истоне в качестве моего личного секретаря, — наморщив нос, пошутила она в ответ.
   — Насколько личного?
   — Очень личного, поверь.
   — В таком случае я принимаю ваше предложение, моя милая графиня, и приступаю к работе немедленно. — Кивнув, он одновременно запечатлел на ее губах нежный и целомудренный поцелуй, словно скрепил печатью только что заключенную сделку.
   — Итак, миледи, — продолжил Кит с шутовской почтительностью, — с моей стороны значило бы пренебречь своими служебными обязанностями, если бы я не напомнил вам о необходимости снять мокрое платье. Ведь так недолго и простудиться.
   — Для этого я и наняла вас.
   — Совершенно справедливо изволили заметить. А посему прошу вас повернуться ко мне спиной, чтобы мы смогли наконец приступить к приятнейшему во всех отношениях сотрудничеству.
   Он действовал неспешно, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать ее то в ароматную шею, то в щеку, то в белое плечико, вытаскивая поочередно из ее спутанных волос шпильки и бросая их на пол. Их движения сразу же обрели природную интимность, стали ленивыми и размеренными, словно каждый наизусть знал свою роль, поскольку до этого совершал подобное действо уже сотни раз. В конце концов, расстегнув последний крючок ее платья, он скинул влажный шелк с ее плеч. Через секунду платье уже было переброшено через спинку стула.