Страница:
После того как все было кончено, он нежно поцеловал ее, чувствуя, что теперь окончательно являет собою без остатка выжатый лимон.
— Не волнуйся, сейчас я уйду, — прошептал Кит и перекатился на бок. Однако не успели прозвучать эти слова, как глаза его закрылись сами собой, и он уснул в ее объятиях.
Голова Кита покоилась на плече Анджелы и, поглаживая его шелковистые волосы, она думала: «Ведь он не спал уже много дней!» Он не спал, потому что она попросила его спасти Фитца, и — доброе сердце! — он подчинился. В этот момент она любила его безмерно — за душевную щедрость, безграничное мужество, за его нежность и страстность, за все, чем он был для нее в прошлом. И в этот же момент, находясь посередине ночного океана, единственное, чего Анджела хотела больше всего на свете, — это стать частью его.
Кит был необходим ей, он являлся для нее некой неосознанной потребностью — сродни потребности дышать, и в этот короткий и ослепительный момент снизошедшего на нее озарения Анджела поняла, что не хочет больше жить для других, покорно повинуясь всевозможным социальным предрассудкам.
Если Кит Брэддок до сих пор не расстался с этой мыслью, она хочет быть его женой.
Лежа в темноте и крепко прижимаясь к большому телу Кита, Анджела прокручивала в голове различные романтические сценарии их будущей жизни, придумывала нежные фразы, которые станет ему говорить, представляла, как снова и снова он будет повторять, что хочет взять ее в жены. Улыбаясь в темноте собственным мыслям, Анджела мысленно создавала нежные диалоги, которым суждено состояться между ними.
Однако когда дело дошло до слов, то, что она сказала Киту, вовсе не было пропитано ароматом романтики и не напоминало поэтическое признание в любви. Вскочив с постели в пять утра, Анджела едва успела добежать до крохотной тесной ванной, и ее тут же тяжело вырвало. Через несколько мгновений она обернулась и увидела стоявшего в дверном проеме Кита. Едва шевеля языком, чувствуя, как тошнота снова начинает переворачивать все ее внутренности, Анджела с трудом проговорила:
— По-моему, я беременна. А во всем ты виноват. Ты сделал это со мной, когда пришел к мадам Чентизи.
— Насколько мне помнится, именно ты не захотела, чтобы все кончилось иначе, — мягко возразил Кит. Взгляд его, однако, был далеко не таким миролюбивым, как голос. — А потом было уже все равно.
Обнаженный, он был великолепен и напоминал мраморную эллинскую статую. При том, как ужасно чувствовала себя сама Анджела, это показалось ей несправедливым.
— Теперь тебе придется на мне жениться, — прошептала она — бледная, слабая и шатающаяся от тошноты.
Совершенно неподвижный, Кит стоял в дверях и смотрел на нее, бессильно сидевшую на мраморном полу.
— Это — предложение? — мягко поинтересовался Кит.
— Это — твоя обязанность, — пробормотала Анджела, внезапно почувствовав, как отступает тошнота, а на гyбax сама собой расцветает улыбка.
— Обязанность? — задумчиво переспросил Кит, словно всерьез обдумывая сделанное ему деловое предложение. Одновременно с этим он протянул ей стакан воды, предлагая прополоскать рот, и сел рядом с Анджелой на пол. — Боюсь, я не слишком обязательный человек. -Затем, прижав ее голову к своей груди, он спросил: — Что еще ты припасла для меня?
— Ребенка — сына или дочь — и безнадежно влюбленную жену, — ответила Анджела, не переставая улыбаться.
— М-м-м, — с наслаждением протянул Кит, взглянув на нее и задумчиво прищурив глаза. — Я должен это хорошенько обдумать.
— Для этого у тебя нет времени, — отрезала женщина. Она снова стала Анджелой Лоутон, которая всегда добивалась того, чего хотела. — Мне нужно, чтобы ты держал меня за руку каждый раз, когда меня начинает тошнить.
— Каждый раз? — переспросил он с наигранным ужасом. — Может, мы все-таки придумаем что-нибудь другое?
— Я просто заставлю тебя жениться на мне! — Его брови с любопытством поднялись дугой.
— И как же, интересно, ты собираешься это сделать?
— Я прикую тебя к своей постели, — зардевшись от собственного бесстыдства, объявила Анджела. — И под конец ты согласишься — хотя бы для того, чтобы отделаться от моих бесконечных приставаний.
— Ты что-то путаешь, милая, — улыбнулся он. — Я не привык бегать от тех женщин, которые ко мне пристают. Но, с другой стороны, эта мысль, по-моему, заслуживает внимания. Мне еще никогда не приходилось быть галерным рабом-любовником.
— Хватит меня злить! — оборвала его Анджела. Сейчас, в своей слабости, она была, как никогда, соблазнительна и неотразима. — Я люблю тебя слишком сильно. Кроме того, у меня будет ребенок.
— Ты уверена в этом? — Глаза Кита скользили по телу любимой. Чуть дольше они задержались на ее обнаженных грудях и животе.
— С тех пор как мы с тобой были вместе у мадам Чентизи, ко мне ни разу не приходили месячные, — искренне призналась она. — Сначала я думала, что это вызвано нервами, стрессом… всеми нашими с тобой переживаниями. Затем я грешила на отъезд Фитца, думая, что слишком переживаю из-за этого. Да и вообще вся эта неопределенность… Но проснувшись сегодня утром, я окончательно поняла, в чем дело. — Шутливо сморщив лобик, Анджела произнесла: — Bonjour, Papa[16].
Однако на губах Кита ответной улыбки не появилось.
— А откуда мне знать, что это мой ребенок? — Он спросил это спокойным тоном, но глаза его напряженно ждали ответа.
— С того момента, как ты ушел, я находилась в настоящем трауре.
— Не считая той самой ночи, которую ты намеревалась провести со Стивеном. — Кит говорил нарочито спокойным голосом. — Вот я и думаю, не было ли у тебя других ночей, похожих на ту?
— Ты не веришь мне?
Кит неопределенно дернул плечом.
— Значит, не веришь!
— У меня есть для этого основания.
— Даже если бы я была с другим мужчиной, — а этого не было! — я бы никогда не проявила такой безответственности, как пренебречь мерами предосторожности. Я всегда предохранялась. Ты что же, думаешь, в ту ночь, у мадам Чентизи, я разыгрывала перед тобою спектакль? — Глаза Анджелы уже не на шутку пылали гневом.
Для Кита воспоминания о той ночи несли в себе одновременно заряд нежности и боли, причем он не смог бы сказать, чего было больше.
— Отвечай, черт бы тебя побрал!
— Нет, ты, конечно, не играла, — мягко произнес Кит. — Извини за то, что я… усомнился в тебе.
— Через восемь месяцев сам увидишь. — Улыбка на лице Анджелы расцвела так же неожиданно, как пропала за минуту до этого. Мысль о том, что она носит ребенка Кита, в одночасье наполнила ее безграничной радостью.
На сей раз улыбнулся и Кит. Мысль о собственном отцовстве, окончательно угнездившись в его сознании, заставила его почувствовать прилив неосознанной гордости.
— Значит ли это, что путешествие на Жемчужную реку отменяется? — поинтересовался он, а в глазах его при этом прыгали смешливые огоньки.
— Если ты сможешь доставить меня обратно через четыре месяца — отчего же!
— Ты хочешь, чтобы ребенок родился в Англии? — На какое-то мгновенье в глазах Анджелы промелькнула нерешительность, но затем она снова улыбнулась и ответила:
— Об этом я еще не задумывалась, прости. — А затем, радостно смеясь, Анджела затараторила: — Но поскольку ты так отчаянно любишь меня — и только меня одну, — поскольку теперь ни разу в жизни ты не сможешь даже взглянуть на другую женщину, мы можем родить нашего ребенка где угодно!
Кит заметил, что она ни словом не обмолвилась о Бруке, и, не желая портить овладевшее ею лучезарное настроение, тоже не стал поднимать эту больную тему. С ее нынешним мужем вполне успешно сумеют разобраться их адвокаты. Если хватит денег, им даже удастся справиться с самой королевой.
— Мы можем решить это и позже, — сказал он вслух.
— Ты любишь меня? — спросила Анджела, сразу ставшая нежной и покладистой.
— Я люблю тебя с той самой ночи, когда мы встретились в первый раз. И буду любить до последнего дыхания. — Кит прикоснулся к ее брови и нежно провел по ней кончиком пальца. — Да, я очень люблю тебя, mon ange. — прошептал он. — Люблю всем сердцем.
— Расскажи мне, как у нас все будет, — прерывающимся голосом попросила она.
— Не волнуйся, все будет хорошо. — В этот момент Кит был уверен, что ради этой женщины сможет сокрушить целые полчища врагов.
— Но если… если развод затянется и… — Слова с трудом срывались с губ Анджелы. — А вдруг в суде… Я не отдам ему этого ребенка! — с ужасом в голосе наконец выпалила она.
— Конечно же, нет, — твердо произнес Кит. Мысль о том, что Брук может заявить претензии на его, Кита, ребенка показалась ему одновременно чудовищной и смехотворной. — Уж чего-чего, а этого я не допущу.
На следующее утро они сообщили Фитцу о своих планах пожениться сразу же после того, как станет реальностью развод с Бруком.
— Хорошо, — ответил сын Анджелы. — Вам давно пора это сделать.
Когда же Кит начал рассказывать юноше о том, что у его матери должен родиться ребенок, Анджела попыталась остановить его, но тот только шикнул:
— Помолчи, он скоро и так обо всем узнает. Я же хочу рассказать ему прямо сейчас.
Пока Кит говорил, Фитц смотрел на мать с теплой улыбкой — так хорошо знакомой ей улыбкой ее отца, а затем сказал:
— Мэй тоже будет в восторге.
— Значит, ты не имеешь ничего против?
— С какой стати! Я был лишь против того, что ты так страдала с Бруком. Но что я мог с этим поделать? — На секунду глаза молодого человека затуманились слезами. — Я не мог сделать ничего, чтобы он оставил тебя в покое.
Кит осторожно прикоснулся к руке Фитца и произнес:
— Теперь мы оба постараемся, чтобы твоей матери больше не пришлось страдать никогда в жизни. Надеюсь, ты мне в этом поможешь.
— Да, сэр, — с готовностью отозвался юноша, моргнув, чтобы стряхнуть с ресниц непрошеную слезу. — Скажите только, что я должен делать.
— Мы думали, что на первое время, когда все закрутится, нам следует отправиться на Жемчужную реку. Будет лучше, если нас не окажется в Лондоне в то время, когда банкиры и юристы будут заниматься необходимыми для развода формальностями.
— В Китай, сэр? — Глаза Фитца вспыхнули от возбуждения. Весь светясь от восторга, он посмотрел на мать. — Мама, Кит говорит, что мы поедем в Китай! Это правда?
— Что ж, — ответила она, — мне эта мысль по душе, — с улыбкой ответила Анджела.
— Значит, решено! — коротко подвел черту Кит. На обратном пути они без умолку говорили и строили планы на будущее: где родится ребенок, где они будут жить — несколько месяцев в Истоне, несколько — на борту «Дезире», часть года — в Сан-Франциско, в доме у Кита. Они рассуждали о том, как проведут свое первое совместное Рождество, и Анджела, сгорая от нетерпения, даже составила список подарков детям. В ответ на это Кит только улыбнулся и сказал:
— Ты купишь все, что считаешь нужным.
Когда же она спросила его, чем он хочет полакомиться во время рождественского ужина, Кит ответил:
— В первую очередь тобой, а все остальное — по твоему усмотрению.
— В таком случае, — с улыбкой подхватила она, — я добавлю в наше с тобой меню одно или два новых блюда.
Обсуждали они и имя для будущего ребенка. Впрочем, через некоторое время Анджела умолкла, осознав, что говорит одна, а Кит в основном молчит, отделываясь ничего не значащими репликами.
— Ну, так что же ты думаешь? — приставала к нему Анджела. — Скажи хоть что-нибудь!
— Мне не хочется спорить.
— Ну, со временем все равно придется. Нам от этого никуда не деться.
Некоторое время Кит смотрел на нее изучающим взглядом.
— Если родится девочка, то мне, в сущности, все равно, как ее будут звать. Из женских имен я склоняюсь только к одному — Присцилла. — На губах Кита появилась легкая усмешка. — Если же будет мальчик, мне бы хотелось, чтобы его звали Билли — в честь моего отца.
— А ты думал, я не соглашусь? Буду с тобой спорить?
— Да нет, не думал. Это — вообще не подлежит обсуждению, так что даже если ты и собиралась… — Кит небрежно пожал плечами, показывая, что на этот счет его ничье мнение не интересует, — извини.
Анджела понимала, что он хочет назвать сына в честь своего отца, которого ни разу не видел. Они договорились, что к имени сына будет присоединено также и имя ее отца.
— Тебе не кажется, что наша любовь — такая особенная именно потому, что мы оба росли без отцов? — спросила она его как-то ночью, когда они лежали, крепко обняв друг друга.
— Наша любовь такая особенная потому, моя дорогая, что я хладнокровно преследовал тебя до тех пор, пока не загнал в свою постель. — Кит не верил в судьбу и мистическое начало чего бы то ни было.
— В мою, а не в твою, — весело возразила Анджела. — И теперь я тебя никогда из нее не выпущу.
— Так оно и будет — хотя бы потому, что мать моего ребенка должна всегда находиться рядом со мной.
— Значит, теперь я для тебя — всего лишь мать твоего ребенка? — притворно возмутилась Анджела.
— Не «всего лишь», а помимо всего прочего, — парировал Кит.
— Помимо чего? Ты говоришь так, будто читаешь список вещей, которые следует отдать в прачечную.
— Ну, во-первых, ты — самый лакомый кусочек на этой земле, и это твое качество стоит в моем списке первым пунктом. Кстати, список этот к прачечной никакого отношения не имеет. Во-вторых, я очень люблю завтракать с тобою, не говоря уж про обед и ужин. — При этом Кит подумал про себя: «В отличие от Присциллы, слава тебе, Господи!» — В-третьих, ты так умело управляешь своими
владениями, что любой может позавидовать. Я, собственно, и женюсь-то на тебе только ради твоих конюшен. В-четвертых, ты — умница. Кстати, я не забыл упомянуть, что мне нравится заниматься с тобой любовью двадцать четыре часа в сутки? — Анджела улыбнулась, а Кит потянулся к ней и долго не отрывался от ее губ. Затем он спросил: — Так на чем я остановился?
— На том, какая я замечательная.
— Ага, что у нас там еще? Благодаря твоим умелым заботам, твои дети — само совершенство. Если наш ребенок получится таким же великолепным, я буду вполне доволен. — Кит окинул взглядом обнаженное тело Анджелы — розовое, нежное и еще не остывшее после того, как они в последний раз занимались любовью. — Мне кажется, что твои груди выглядят еще более порочно и соблазнительно. — В голосе Кита появились бархатные нотки. — Поцелую-ка я их еще раз.
— Знаешь, что происходит со мной, когда ты это делаешь? — От одной этой мысли Анджела почувствовала как внутри ее что-то начало таять.
— Знаю, — прошептал он, прикасаясь к ее соску кончиком пальца и наблюдая за тем, как быстро — прямо на глазах — тот набухает. — Я здесь — специально для того, чтобы…
27
— Не волнуйся, сейчас я уйду, — прошептал Кит и перекатился на бок. Однако не успели прозвучать эти слова, как глаза его закрылись сами собой, и он уснул в ее объятиях.
Голова Кита покоилась на плече Анджелы и, поглаживая его шелковистые волосы, она думала: «Ведь он не спал уже много дней!» Он не спал, потому что она попросила его спасти Фитца, и — доброе сердце! — он подчинился. В этот момент она любила его безмерно — за душевную щедрость, безграничное мужество, за его нежность и страстность, за все, чем он был для нее в прошлом. И в этот же момент, находясь посередине ночного океана, единственное, чего Анджела хотела больше всего на свете, — это стать частью его.
Кит был необходим ей, он являлся для нее некой неосознанной потребностью — сродни потребности дышать, и в этот короткий и ослепительный момент снизошедшего на нее озарения Анджела поняла, что не хочет больше жить для других, покорно повинуясь всевозможным социальным предрассудкам.
Если Кит Брэддок до сих пор не расстался с этой мыслью, она хочет быть его женой.
Лежа в темноте и крепко прижимаясь к большому телу Кита, Анджела прокручивала в голове различные романтические сценарии их будущей жизни, придумывала нежные фразы, которые станет ему говорить, представляла, как снова и снова он будет повторять, что хочет взять ее в жены. Улыбаясь в темноте собственным мыслям, Анджела мысленно создавала нежные диалоги, которым суждено состояться между ними.
Однако когда дело дошло до слов, то, что она сказала Киту, вовсе не было пропитано ароматом романтики и не напоминало поэтическое признание в любви. Вскочив с постели в пять утра, Анджела едва успела добежать до крохотной тесной ванной, и ее тут же тяжело вырвало. Через несколько мгновений она обернулась и увидела стоявшего в дверном проеме Кита. Едва шевеля языком, чувствуя, как тошнота снова начинает переворачивать все ее внутренности, Анджела с трудом проговорила:
— По-моему, я беременна. А во всем ты виноват. Ты сделал это со мной, когда пришел к мадам Чентизи.
— Насколько мне помнится, именно ты не захотела, чтобы все кончилось иначе, — мягко возразил Кит. Взгляд его, однако, был далеко не таким миролюбивым, как голос. — А потом было уже все равно.
Обнаженный, он был великолепен и напоминал мраморную эллинскую статую. При том, как ужасно чувствовала себя сама Анджела, это показалось ей несправедливым.
— Теперь тебе придется на мне жениться, — прошептала она — бледная, слабая и шатающаяся от тошноты.
Совершенно неподвижный, Кит стоял в дверях и смотрел на нее, бессильно сидевшую на мраморном полу.
— Это — предложение? — мягко поинтересовался Кит.
— Это — твоя обязанность, — пробормотала Анджела, внезапно почувствовав, как отступает тошнота, а на гyбax сама собой расцветает улыбка.
— Обязанность? — задумчиво переспросил Кит, словно всерьез обдумывая сделанное ему деловое предложение. Одновременно с этим он протянул ей стакан воды, предлагая прополоскать рот, и сел рядом с Анджелой на пол. — Боюсь, я не слишком обязательный человек. -Затем, прижав ее голову к своей груди, он спросил: — Что еще ты припасла для меня?
— Ребенка — сына или дочь — и безнадежно влюбленную жену, — ответила Анджела, не переставая улыбаться.
— М-м-м, — с наслаждением протянул Кит, взглянув на нее и задумчиво прищурив глаза. — Я должен это хорошенько обдумать.
— Для этого у тебя нет времени, — отрезала женщина. Она снова стала Анджелой Лоутон, которая всегда добивалась того, чего хотела. — Мне нужно, чтобы ты держал меня за руку каждый раз, когда меня начинает тошнить.
— Каждый раз? — переспросил он с наигранным ужасом. — Может, мы все-таки придумаем что-нибудь другое?
— Я просто заставлю тебя жениться на мне! — Его брови с любопытством поднялись дугой.
— И как же, интересно, ты собираешься это сделать?
— Я прикую тебя к своей постели, — зардевшись от собственного бесстыдства, объявила Анджела. — И под конец ты согласишься — хотя бы для того, чтобы отделаться от моих бесконечных приставаний.
— Ты что-то путаешь, милая, — улыбнулся он. — Я не привык бегать от тех женщин, которые ко мне пристают. Но, с другой стороны, эта мысль, по-моему, заслуживает внимания. Мне еще никогда не приходилось быть галерным рабом-любовником.
— Хватит меня злить! — оборвала его Анджела. Сейчас, в своей слабости, она была, как никогда, соблазнительна и неотразима. — Я люблю тебя слишком сильно. Кроме того, у меня будет ребенок.
— Ты уверена в этом? — Глаза Кита скользили по телу любимой. Чуть дольше они задержались на ее обнаженных грудях и животе.
— С тех пор как мы с тобой были вместе у мадам Чентизи, ко мне ни разу не приходили месячные, — искренне призналась она. — Сначала я думала, что это вызвано нервами, стрессом… всеми нашими с тобой переживаниями. Затем я грешила на отъезд Фитца, думая, что слишком переживаю из-за этого. Да и вообще вся эта неопределенность… Но проснувшись сегодня утром, я окончательно поняла, в чем дело. — Шутливо сморщив лобик, Анджела произнесла: — Bonjour, Papa[16].
Однако на губах Кита ответной улыбки не появилось.
— А откуда мне знать, что это мой ребенок? — Он спросил это спокойным тоном, но глаза его напряженно ждали ответа.
— С того момента, как ты ушел, я находилась в настоящем трауре.
— Не считая той самой ночи, которую ты намеревалась провести со Стивеном. — Кит говорил нарочито спокойным голосом. — Вот я и думаю, не было ли у тебя других ночей, похожих на ту?
— Ты не веришь мне?
Кит неопределенно дернул плечом.
— Значит, не веришь!
— У меня есть для этого основания.
— Даже если бы я была с другим мужчиной, — а этого не было! — я бы никогда не проявила такой безответственности, как пренебречь мерами предосторожности. Я всегда предохранялась. Ты что же, думаешь, в ту ночь, у мадам Чентизи, я разыгрывала перед тобою спектакль? — Глаза Анджелы уже не на шутку пылали гневом.
Для Кита воспоминания о той ночи несли в себе одновременно заряд нежности и боли, причем он не смог бы сказать, чего было больше.
— Отвечай, черт бы тебя побрал!
— Нет, ты, конечно, не играла, — мягко произнес Кит. — Извини за то, что я… усомнился в тебе.
— Через восемь месяцев сам увидишь. — Улыбка на лице Анджелы расцвела так же неожиданно, как пропала за минуту до этого. Мысль о том, что она носит ребенка Кита, в одночасье наполнила ее безграничной радостью.
На сей раз улыбнулся и Кит. Мысль о собственном отцовстве, окончательно угнездившись в его сознании, заставила его почувствовать прилив неосознанной гордости.
— Значит ли это, что путешествие на Жемчужную реку отменяется? — поинтересовался он, а в глазах его при этом прыгали смешливые огоньки.
— Если ты сможешь доставить меня обратно через четыре месяца — отчего же!
— Ты хочешь, чтобы ребенок родился в Англии? — На какое-то мгновенье в глазах Анджелы промелькнула нерешительность, но затем она снова улыбнулась и ответила:
— Об этом я еще не задумывалась, прости. — А затем, радостно смеясь, Анджела затараторила: — Но поскольку ты так отчаянно любишь меня — и только меня одну, — поскольку теперь ни разу в жизни ты не сможешь даже взглянуть на другую женщину, мы можем родить нашего ребенка где угодно!
Кит заметил, что она ни словом не обмолвилась о Бруке, и, не желая портить овладевшее ею лучезарное настроение, тоже не стал поднимать эту больную тему. С ее нынешним мужем вполне успешно сумеют разобраться их адвокаты. Если хватит денег, им даже удастся справиться с самой королевой.
— Мы можем решить это и позже, — сказал он вслух.
— Ты любишь меня? — спросила Анджела, сразу ставшая нежной и покладистой.
— Я люблю тебя с той самой ночи, когда мы встретились в первый раз. И буду любить до последнего дыхания. — Кит прикоснулся к ее брови и нежно провел по ней кончиком пальца. — Да, я очень люблю тебя, mon ange. — прошептал он. — Люблю всем сердцем.
— Расскажи мне, как у нас все будет, — прерывающимся голосом попросила она.
— Не волнуйся, все будет хорошо. — В этот момент Кит был уверен, что ради этой женщины сможет сокрушить целые полчища врагов.
— Но если… если развод затянется и… — Слова с трудом срывались с губ Анджелы. — А вдруг в суде… Я не отдам ему этого ребенка! — с ужасом в голосе наконец выпалила она.
— Конечно же, нет, — твердо произнес Кит. Мысль о том, что Брук может заявить претензии на его, Кита, ребенка показалась ему одновременно чудовищной и смехотворной. — Уж чего-чего, а этого я не допущу.
На следующее утро они сообщили Фитцу о своих планах пожениться сразу же после того, как станет реальностью развод с Бруком.
— Хорошо, — ответил сын Анджелы. — Вам давно пора это сделать.
Когда же Кит начал рассказывать юноше о том, что у его матери должен родиться ребенок, Анджела попыталась остановить его, но тот только шикнул:
— Помолчи, он скоро и так обо всем узнает. Я же хочу рассказать ему прямо сейчас.
Пока Кит говорил, Фитц смотрел на мать с теплой улыбкой — так хорошо знакомой ей улыбкой ее отца, а затем сказал:
— Мэй тоже будет в восторге.
— Значит, ты не имеешь ничего против?
— С какой стати! Я был лишь против того, что ты так страдала с Бруком. Но что я мог с этим поделать? — На секунду глаза молодого человека затуманились слезами. — Я не мог сделать ничего, чтобы он оставил тебя в покое.
Кит осторожно прикоснулся к руке Фитца и произнес:
— Теперь мы оба постараемся, чтобы твоей матери больше не пришлось страдать никогда в жизни. Надеюсь, ты мне в этом поможешь.
— Да, сэр, — с готовностью отозвался юноша, моргнув, чтобы стряхнуть с ресниц непрошеную слезу. — Скажите только, что я должен делать.
— Мы думали, что на первое время, когда все закрутится, нам следует отправиться на Жемчужную реку. Будет лучше, если нас не окажется в Лондоне в то время, когда банкиры и юристы будут заниматься необходимыми для развода формальностями.
— В Китай, сэр? — Глаза Фитца вспыхнули от возбуждения. Весь светясь от восторга, он посмотрел на мать. — Мама, Кит говорит, что мы поедем в Китай! Это правда?
— Что ж, — ответила она, — мне эта мысль по душе, — с улыбкой ответила Анджела.
— Значит, решено! — коротко подвел черту Кит. На обратном пути они без умолку говорили и строили планы на будущее: где родится ребенок, где они будут жить — несколько месяцев в Истоне, несколько — на борту «Дезире», часть года — в Сан-Франциско, в доме у Кита. Они рассуждали о том, как проведут свое первое совместное Рождество, и Анджела, сгорая от нетерпения, даже составила список подарков детям. В ответ на это Кит только улыбнулся и сказал:
— Ты купишь все, что считаешь нужным.
Когда же она спросила его, чем он хочет полакомиться во время рождественского ужина, Кит ответил:
— В первую очередь тобой, а все остальное — по твоему усмотрению.
— В таком случае, — с улыбкой подхватила она, — я добавлю в наше с тобой меню одно или два новых блюда.
Обсуждали они и имя для будущего ребенка. Впрочем, через некоторое время Анджела умолкла, осознав, что говорит одна, а Кит в основном молчит, отделываясь ничего не значащими репликами.
— Ну, так что же ты думаешь? — приставала к нему Анджела. — Скажи хоть что-нибудь!
— Мне не хочется спорить.
— Ну, со временем все равно придется. Нам от этого никуда не деться.
Некоторое время Кит смотрел на нее изучающим взглядом.
— Если родится девочка, то мне, в сущности, все равно, как ее будут звать. Из женских имен я склоняюсь только к одному — Присцилла. — На губах Кита появилась легкая усмешка. — Если же будет мальчик, мне бы хотелось, чтобы его звали Билли — в честь моего отца.
— А ты думал, я не соглашусь? Буду с тобой спорить?
— Да нет, не думал. Это — вообще не подлежит обсуждению, так что даже если ты и собиралась… — Кит небрежно пожал плечами, показывая, что на этот счет его ничье мнение не интересует, — извини.
Анджела понимала, что он хочет назвать сына в честь своего отца, которого ни разу не видел. Они договорились, что к имени сына будет присоединено также и имя ее отца.
— Тебе не кажется, что наша любовь — такая особенная именно потому, что мы оба росли без отцов? — спросила она его как-то ночью, когда они лежали, крепко обняв друг друга.
— Наша любовь такая особенная потому, моя дорогая, что я хладнокровно преследовал тебя до тех пор, пока не загнал в свою постель. — Кит не верил в судьбу и мистическое начало чего бы то ни было.
— В мою, а не в твою, — весело возразила Анджела. — И теперь я тебя никогда из нее не выпущу.
— Так оно и будет — хотя бы потому, что мать моего ребенка должна всегда находиться рядом со мной.
— Значит, теперь я для тебя — всего лишь мать твоего ребенка? — притворно возмутилась Анджела.
— Не «всего лишь», а помимо всего прочего, — парировал Кит.
— Помимо чего? Ты говоришь так, будто читаешь список вещей, которые следует отдать в прачечную.
— Ну, во-первых, ты — самый лакомый кусочек на этой земле, и это твое качество стоит в моем списке первым пунктом. Кстати, список этот к прачечной никакого отношения не имеет. Во-вторых, я очень люблю завтракать с тобою, не говоря уж про обед и ужин. — При этом Кит подумал про себя: «В отличие от Присциллы, слава тебе, Господи!» — В-третьих, ты так умело управляешь своими
владениями, что любой может позавидовать. Я, собственно, и женюсь-то на тебе только ради твоих конюшен. В-четвертых, ты — умница. Кстати, я не забыл упомянуть, что мне нравится заниматься с тобой любовью двадцать четыре часа в сутки? — Анджела улыбнулась, а Кит потянулся к ней и долго не отрывался от ее губ. Затем он спросил: — Так на чем я остановился?
— На том, какая я замечательная.
— Ага, что у нас там еще? Благодаря твоим умелым заботам, твои дети — само совершенство. Если наш ребенок получится таким же великолепным, я буду вполне доволен. — Кит окинул взглядом обнаженное тело Анджелы — розовое, нежное и еще не остывшее после того, как они в последний раз занимались любовью. — Мне кажется, что твои груди выглядят еще более порочно и соблазнительно. — В голосе Кита появились бархатные нотки. — Поцелую-ка я их еще раз.
— Знаешь, что происходит со мной, когда ты это делаешь? — От одной этой мысли Анджела почувствовала как внутри ее что-то начало таять.
— Знаю, — прошептал он, прикасаясь к ее соску кончиком пальца и наблюдая за тем, как быстро — прямо на глазах — тот набухает. — Я здесь — специально для того, чтобы…
27
Через четыре дня они причалили возле складов Челси. Прежде чем снова отправиться в путь рано поутру, каждому из них предстояло сделать кое-какие дела. Теперь, когда было решено, что на Жемчужную реку отправится и Анджела со своей семьей, Фитцу и Киту предстояло доставить на «Дезире» дополнительные припасы. Кроме того, Кит собрался повидать Чамберса, причем
эта встреча была непосредственно связана с его планами на будущее.
Анджела должна была отправиться в Лоутон-хаус, сообщить прислуге о своем предстоящем отъезде, собрать вещи для себя и детей, а затем заехать к Виолетте и забрать оттуда Мэй, Берджи и Нелли.
Сразу же после того, как Анджела вошла в Лоутон-хаус, ей сообщили, что в ее отсутствие сюда то и дело наведывался Брук. Пытаясь найти ее, он заявлялся чуть ли не каждый день. Такое несвойствен-ное ее супругу усердие предполагало наличие у него каких-то очень веских оснований для этого, а под «основаниями» во всех связанных с Бруком случаях неизменно подразумевались деньги. В иных случаях супруг редко удостаивал Анджелу своим появлением. Поэтому сейчас она была неимоверно рада, что хотя бы на некоторое время покидает страну. Пусть дела с этим человеком ведут ее адвокаты, сама она предпочла бы не видеть его никогда больше в своей жизни.
Пока служанка торопливо собирала и упаковывала вещи для нее самой, Мэй и Фитца, Анджела написала короткую записку, адресованную матери, в которой поставила ее в известность о своих планах развестись и снова выйти замуж. Она не видела смысла в том, чтобы лично беседовать об этом с матерью. Все равно та никогда не согласится с ее аргументами в пользу развода. Впрочем, они вообще никогда не могли прийти к согласию — ни по какому поводу.
Сборы продолжались довольно долго: необходимо было отобрать любимые игрушки Мэй, собрать книги Фитца. Кроме того, понимая, что вскоре ее талия станет значительно шире, Анджела потратила немало времени, чтобы наметанным глазом отобрать одежду для себя. Однако через некоторое время багаж все же был наконец упакован и отправлен на борт «Дезире», а сама она, тепло попрощавшись со слугами, поехала к Виолетте за Мэй и ее няньками.
Столпотворение, неизменно царившее на лондонских улицах в послеполуденный час, всегда превращало путешествие по городу в долгое и томительное занятие. Не стал исключением и нынешний день. К тому же Анджела должна была заехать в несколько магазинов, чтобы докупить кое-какие необходимые для путешествия предметы. Поэтому несколько коротких остановок кареты не вызвали у Анджелы никаких подозрений. Они зашевелились в ней только после того, как булыжные мостовые Лондона уступили место проселочной дороге. Глядя из окна кареты, Анджела принялась внимательно изучать окрестности, по которым проезжал экипаж.
Городские улицы сменились загородными домами в окружении садов. Теперь они ехали по какому-то из пригородных кварталов Лондона, который она не узнавала. Постучав по крыше кареты, Анджела крикнула вознице:
— Ты не туда заехал, Бертон. Мне нужно на Итон-сквер.
Вместо ответа послышался свист бича, и карета понеслась еще быстрее. В сердце Анджелы холодной змейкой стал вползать страх. Не переставая стучать по крыше экипажа, она кричала снова и снова, приказывая кучеру остановиться, и изо всех сил стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более властно, однако карета неслась все скорее, а охвативший женщину страх постепенно перерастал в откровенный ужас.
Тут наверняка не обошлось без ее мужа.
Никто, кроме Брука, не решился бы на похищение, а если он пошел на это, значит, ему отказали последние остатки здравого смысла. Вцепившись в ручку, Анджела попыталась открыть дверцу кареты, собираясь выскочить прямо на ходу, однако, несмотря на все ее отчаянные усилия, та не поддавалась. Не успевая вытирать текущие из глаз слезы, Анджела всем своим весом навалилась на проклятую железяку. Она уже полностью находилась во власти паники. Дверь не открывалась. Анджела была заперта. Что же касается окон, то они были слишком узкими, чтобы использовать их для бегства.
Дрожа всем телом, Анджела откинулась на спинку сиденья, а летевшая во весь опор карета несла ее вперед. Все дальше от Кита и, что гораздо страшнее, все ближе к ее мужу. С того дня, когда Брук избил ее, она больше ни разу не осмеливалась оставаться с ним один на один и всегда старалась, чтобы поблизости оказался кто-нибудь из слуг или друзей, кого она могла бы позвать на помощь. На сей раз так не получится.
Анджела попыталась трезво оценить положение, в котором она оказалась. С упавшим сердцем она поняла, что в ближайшее время на «Дезире» ее никто не ждет. В Лоутон-хаусе полагают, что она уехала и будет отсутствовать целых четыре месяца, Виолетта вообще не знала о ее приезде в Лондон. Пройдет еще много часов, прежде чем ее хватятся и кто-нибудь поднимет тревогу, с ужасом осознала Анджела. Душу ее охватили страшные предчувствия.
Теперь оставалась единственная надежда — подкупить Брука. Но даже мысль об этом не принесла ей облегчения. Если Брук, как и всегда в прошлом, хотел всего лишь сорвать с нее какой-то куш, почему на сей раз он прибег к такому крайнему средству?
— Вот ты, наконец, и вернулась! — бесцветным голосом произнес Брук несколько часов спустя, когда Анджелу привели пред его светлые очи в маленький деревенский дом, где она никогда прежде не бывала. — Мои люди уже было отчаялись выследить тебя, но я заверил их в том, что раньше или позже ты обязательно вернешься за Мэй. Кстати, с ней все в порядке. Они ведь следили и за домом Виолетты.
— Зачем же до такой степени затруднять себя, Брук! Обычный стук в дверь — и ты мог бы добиться тех же самых результатов. — Анджела старалась говорить ровным голосом, и все же, чем больше она смотрела на мужа, тем более тяжелые предчувствия поднимались в ее душе. Он, как всегда, пил, волосы у него был всклокоченными, а взгляд — полон злобы.
Откинувшись в кресле, Брук смотрел на Анджелу. Она же продолжала стоять в центре комнаты, где ее оставили двое мрачных верзил.
— Ты все поймешь, когда мы наконец-то откровенно сможем обсудить наши финансовые проблемы.
— Разве я когда-нибудь не давала тебе денег, Брук? Неужели необходимо было устраивать это театральное похищение! — «Если держать спину совершенно прямой, то, может быть, удастся унять эту противную дрожь, которая сотрясает все тело», — подумала Анджела. Лицо Брука было бледным, и на него было страшно смотреть. В этот момент оно больше, чем когда бы то ни было, напоминало маску неприкрытого безумия.
— Того, что ты мне давала, недостаточно, Анджела, — проговорил Брук и, поднеся к губам бокал с вином, осушил его в несколько глотков. Затем он неверными руками снова наполнил бокал до краев и сделал им движение в сторону Анджелы, пролив немного вина на ковер. — За наши новые финансовые отношения, — напыщенно провозгласил Брук, и сердце Анджелы вновь сжалось необъяснимым страхом.
— О чем ты говоришь? — спросила она онемевшими от ужаса губами. Женщина из последних сил старалась держать себя в руках, чтобы не выдать перед этим ненавистным человеком владевших ею чувств.
— Я говорю о том, что намерен забрать все твои деньги, — тихо ответил Брук, и голос его прозвучал словно шепот из преисподней.
Осознание опасности, в какой она оказалась, ударило Анджелу, словно пуля. Согласившись, она перестанет быть ему нужна и тогда… В случае же отказа он будет издеваться над ней до тех пор, пока она не согласится.
— Почему бы нам не обсудить этот вопрос за ужином? — будничным тоном спросила Анджела. Она надеялась выиграть время и, может быть, придумать какой-нибудь способ улизнуть из этого страшного места. — Я не сомневаюсь, что нам удастся прийти к какому-нибудь соглашению.
— Как ты холодна, мое сердце!
— Мы женаты уже много лет, и на протяжении всего этого времени нам удавалось придерживаться определенных жизненных принципов. Я уверена, что мы сможем решить и эту проблему.
Для того чтобы говорить таким образом и сохранять непринужденный вид под злобным взглядом Брука, Анджеле пришлось призвать всю свою волю.
— Тебе уже ничего не придется решать, — медленно проговорил ее муж. — С этого дня все буду решать только я.
— Понятно. Что ж, могу ли я в таком случае уехать?
— Нет. По крайней мере, до тех пор, пока не подпишешь кое-какие бумаги.
— Но ведь для этого необходимы свидетели, разве не так?
— У меня они есть. Еще вопросы? — не скрывая сарказма, бросил де Грей.
— Когда я смогу уехать? — Анджела не могла думать ни о чем другом. — Поживем — увидим, — мрачно ответил он. — Пока что ты вольна подняться наверх. До утра ты мне не понадобишься. — С этими словами Брук величественно махнул рукой, давая ей знак удалиться.
Анджела вышла из комнаты. Двое мужчин, стоявшие на страже у дверей, пошли вслед за ней на второй этаж и сопровождали женщину, пока она шла по коридору, заглядывая в открытые двери тянувшихся вдоль него комнат. Выбор Анджелы пал на последнюю, поскольку ее окна выходили на грязный двор, и при благоприятном стечении обстоятельств могли служить путем для бегства. Однако, когда Анджела закрыла дверь в спальню и подошла к окну, намереваясь спрыгнуть на землю, то поняла, что надежды ее оказались напрасными — тут было слишком высоко.
Один из охранников принес ей легкий ужин — всего лишь тарелку с хлебом и сыром, но, несмотря на необычность ситуации и тревожное волнение, Анджела съела все дочиста.
Остаток вечера она сидела и размышляла над тем, как в сложившемся положении ей следует вести себя с мужем. Может быть, утром, на трезвую голову, он окажется более покладистым, и им удастся прийти к какому-нибудь соглашению, которое утолило бы его аппетиты? А может, ей стоит просто подписать бумаги, которые он ей подсунет, и тогда Брук отпустит ее с миром? А когда ей удастся освободиться, с надеждой подумалось Анджеле, у нее будет достаточно времени, чтобы оспорить свою, вырванную с помощью угроз, подпись. Или, возможно, ей удастся каким-то образом договориться со свидетелями Брука — очаровать или подкупить их, — и они помогут ей выбраться отсюда? Но, так или иначе, ей не на кого рассчитывать, кроме самой себя. Кит не сможет отыскать ее, ведь даже она сама не подозревала о существовании этого дома!
В середине дня, когда с погрузкой припасов было покончено, Кит оставил Фитца на попечение своего первого помощника и отправился на назначенную им встречу с Чамберсом и юристами. Еще когда «Дезире» только пришвартовалась к пристани. Кит сразу же отправил Чамберсу записку, в которой сообщил о своих планах и проинструктировал банкира о шагах, которые тот должен предпринять.
эта встреча была непосредственно связана с его планами на будущее.
Анджела должна была отправиться в Лоутон-хаус, сообщить прислуге о своем предстоящем отъезде, собрать вещи для себя и детей, а затем заехать к Виолетте и забрать оттуда Мэй, Берджи и Нелли.
Сразу же после того, как Анджела вошла в Лоутон-хаус, ей сообщили, что в ее отсутствие сюда то и дело наведывался Брук. Пытаясь найти ее, он заявлялся чуть ли не каждый день. Такое несвойствен-ное ее супругу усердие предполагало наличие у него каких-то очень веских оснований для этого, а под «основаниями» во всех связанных с Бруком случаях неизменно подразумевались деньги. В иных случаях супруг редко удостаивал Анджелу своим появлением. Поэтому сейчас она была неимоверно рада, что хотя бы на некоторое время покидает страну. Пусть дела с этим человеком ведут ее адвокаты, сама она предпочла бы не видеть его никогда больше в своей жизни.
Пока служанка торопливо собирала и упаковывала вещи для нее самой, Мэй и Фитца, Анджела написала короткую записку, адресованную матери, в которой поставила ее в известность о своих планах развестись и снова выйти замуж. Она не видела смысла в том, чтобы лично беседовать об этом с матерью. Все равно та никогда не согласится с ее аргументами в пользу развода. Впрочем, они вообще никогда не могли прийти к согласию — ни по какому поводу.
Сборы продолжались довольно долго: необходимо было отобрать любимые игрушки Мэй, собрать книги Фитца. Кроме того, понимая, что вскоре ее талия станет значительно шире, Анджела потратила немало времени, чтобы наметанным глазом отобрать одежду для себя. Однако через некоторое время багаж все же был наконец упакован и отправлен на борт «Дезире», а сама она, тепло попрощавшись со слугами, поехала к Виолетте за Мэй и ее няньками.
Столпотворение, неизменно царившее на лондонских улицах в послеполуденный час, всегда превращало путешествие по городу в долгое и томительное занятие. Не стал исключением и нынешний день. К тому же Анджела должна была заехать в несколько магазинов, чтобы докупить кое-какие необходимые для путешествия предметы. Поэтому несколько коротких остановок кареты не вызвали у Анджелы никаких подозрений. Они зашевелились в ней только после того, как булыжные мостовые Лондона уступили место проселочной дороге. Глядя из окна кареты, Анджела принялась внимательно изучать окрестности, по которым проезжал экипаж.
Городские улицы сменились загородными домами в окружении садов. Теперь они ехали по какому-то из пригородных кварталов Лондона, который она не узнавала. Постучав по крыше кареты, Анджела крикнула вознице:
— Ты не туда заехал, Бертон. Мне нужно на Итон-сквер.
Вместо ответа послышался свист бича, и карета понеслась еще быстрее. В сердце Анджелы холодной змейкой стал вползать страх. Не переставая стучать по крыше экипажа, она кричала снова и снова, приказывая кучеру остановиться, и изо всех сил стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более властно, однако карета неслась все скорее, а охвативший женщину страх постепенно перерастал в откровенный ужас.
Тут наверняка не обошлось без ее мужа.
Никто, кроме Брука, не решился бы на похищение, а если он пошел на это, значит, ему отказали последние остатки здравого смысла. Вцепившись в ручку, Анджела попыталась открыть дверцу кареты, собираясь выскочить прямо на ходу, однако, несмотря на все ее отчаянные усилия, та не поддавалась. Не успевая вытирать текущие из глаз слезы, Анджела всем своим весом навалилась на проклятую железяку. Она уже полностью находилась во власти паники. Дверь не открывалась. Анджела была заперта. Что же касается окон, то они были слишком узкими, чтобы использовать их для бегства.
Дрожа всем телом, Анджела откинулась на спинку сиденья, а летевшая во весь опор карета несла ее вперед. Все дальше от Кита и, что гораздо страшнее, все ближе к ее мужу. С того дня, когда Брук избил ее, она больше ни разу не осмеливалась оставаться с ним один на один и всегда старалась, чтобы поблизости оказался кто-нибудь из слуг или друзей, кого она могла бы позвать на помощь. На сей раз так не получится.
Анджела попыталась трезво оценить положение, в котором она оказалась. С упавшим сердцем она поняла, что в ближайшее время на «Дезире» ее никто не ждет. В Лоутон-хаусе полагают, что она уехала и будет отсутствовать целых четыре месяца, Виолетта вообще не знала о ее приезде в Лондон. Пройдет еще много часов, прежде чем ее хватятся и кто-нибудь поднимет тревогу, с ужасом осознала Анджела. Душу ее охватили страшные предчувствия.
Теперь оставалась единственная надежда — подкупить Брука. Но даже мысль об этом не принесла ей облегчения. Если Брук, как и всегда в прошлом, хотел всего лишь сорвать с нее какой-то куш, почему на сей раз он прибег к такому крайнему средству?
— Вот ты, наконец, и вернулась! — бесцветным голосом произнес Брук несколько часов спустя, когда Анджелу привели пред его светлые очи в маленький деревенский дом, где она никогда прежде не бывала. — Мои люди уже было отчаялись выследить тебя, но я заверил их в том, что раньше или позже ты обязательно вернешься за Мэй. Кстати, с ней все в порядке. Они ведь следили и за домом Виолетты.
— Зачем же до такой степени затруднять себя, Брук! Обычный стук в дверь — и ты мог бы добиться тех же самых результатов. — Анджела старалась говорить ровным голосом, и все же, чем больше она смотрела на мужа, тем более тяжелые предчувствия поднимались в ее душе. Он, как всегда, пил, волосы у него был всклокоченными, а взгляд — полон злобы.
Откинувшись в кресле, Брук смотрел на Анджелу. Она же продолжала стоять в центре комнаты, где ее оставили двое мрачных верзил.
— Ты все поймешь, когда мы наконец-то откровенно сможем обсудить наши финансовые проблемы.
— Разве я когда-нибудь не давала тебе денег, Брук? Неужели необходимо было устраивать это театральное похищение! — «Если держать спину совершенно прямой, то, может быть, удастся унять эту противную дрожь, которая сотрясает все тело», — подумала Анджела. Лицо Брука было бледным, и на него было страшно смотреть. В этот момент оно больше, чем когда бы то ни было, напоминало маску неприкрытого безумия.
— Того, что ты мне давала, недостаточно, Анджела, — проговорил Брук и, поднеся к губам бокал с вином, осушил его в несколько глотков. Затем он неверными руками снова наполнил бокал до краев и сделал им движение в сторону Анджелы, пролив немного вина на ковер. — За наши новые финансовые отношения, — напыщенно провозгласил Брук, и сердце Анджелы вновь сжалось необъяснимым страхом.
— О чем ты говоришь? — спросила она онемевшими от ужаса губами. Женщина из последних сил старалась держать себя в руках, чтобы не выдать перед этим ненавистным человеком владевших ею чувств.
— Я говорю о том, что намерен забрать все твои деньги, — тихо ответил Брук, и голос его прозвучал словно шепот из преисподней.
Осознание опасности, в какой она оказалась, ударило Анджелу, словно пуля. Согласившись, она перестанет быть ему нужна и тогда… В случае же отказа он будет издеваться над ней до тех пор, пока она не согласится.
— Почему бы нам не обсудить этот вопрос за ужином? — будничным тоном спросила Анджела. Она надеялась выиграть время и, может быть, придумать какой-нибудь способ улизнуть из этого страшного места. — Я не сомневаюсь, что нам удастся прийти к какому-нибудь соглашению.
— Как ты холодна, мое сердце!
— Мы женаты уже много лет, и на протяжении всего этого времени нам удавалось придерживаться определенных жизненных принципов. Я уверена, что мы сможем решить и эту проблему.
Для того чтобы говорить таким образом и сохранять непринужденный вид под злобным взглядом Брука, Анджеле пришлось призвать всю свою волю.
— Тебе уже ничего не придется решать, — медленно проговорил ее муж. — С этого дня все буду решать только я.
— Понятно. Что ж, могу ли я в таком случае уехать?
— Нет. По крайней мере, до тех пор, пока не подпишешь кое-какие бумаги.
— Но ведь для этого необходимы свидетели, разве не так?
— У меня они есть. Еще вопросы? — не скрывая сарказма, бросил де Грей.
— Когда я смогу уехать? — Анджела не могла думать ни о чем другом. — Поживем — увидим, — мрачно ответил он. — Пока что ты вольна подняться наверх. До утра ты мне не понадобишься. — С этими словами Брук величественно махнул рукой, давая ей знак удалиться.
Анджела вышла из комнаты. Двое мужчин, стоявшие на страже у дверей, пошли вслед за ней на второй этаж и сопровождали женщину, пока она шла по коридору, заглядывая в открытые двери тянувшихся вдоль него комнат. Выбор Анджелы пал на последнюю, поскольку ее окна выходили на грязный двор, и при благоприятном стечении обстоятельств могли служить путем для бегства. Однако, когда Анджела закрыла дверь в спальню и подошла к окну, намереваясь спрыгнуть на землю, то поняла, что надежды ее оказались напрасными — тут было слишком высоко.
Один из охранников принес ей легкий ужин — всего лишь тарелку с хлебом и сыром, но, несмотря на необычность ситуации и тревожное волнение, Анджела съела все дочиста.
Остаток вечера она сидела и размышляла над тем, как в сложившемся положении ей следует вести себя с мужем. Может быть, утром, на трезвую голову, он окажется более покладистым, и им удастся прийти к какому-нибудь соглашению, которое утолило бы его аппетиты? А может, ей стоит просто подписать бумаги, которые он ей подсунет, и тогда Брук отпустит ее с миром? А когда ей удастся освободиться, с надеждой подумалось Анджеле, у нее будет достаточно времени, чтобы оспорить свою, вырванную с помощью угроз, подпись. Или, возможно, ей удастся каким-то образом договориться со свидетелями Брука — очаровать или подкупить их, — и они помогут ей выбраться отсюда? Но, так или иначе, ей не на кого рассчитывать, кроме самой себя. Кит не сможет отыскать ее, ведь даже она сама не подозревала о существовании этого дома!
В середине дня, когда с погрузкой припасов было покончено, Кит оставил Фитца на попечение своего первого помощника и отправился на назначенную им встречу с Чамберсом и юристами. Еще когда «Дезире» только пришвартовалась к пристани. Кит сразу же отправил Чамберсу записку, в которой сообщил о своих планах и проинструктировал банкира о шагах, которые тот должен предпринять.