Бренда Джойс
Мечты не умрут

Пролог

   Восточный Техас
   1978 год
   Вот и он. Дом на холме. Блэр остановила свой новенький сверкающий красный велосипед. Пряди волос выбились из ее толстых кос и прилипли к влажному от испарины лбу. Был теплый день, какие иногда выдаются ранней весной, и все вокруг — деревья, поля и пастбища — зеленело. Распускались первые цветы. И внезапно Блэр стало страшно.
   Всю дорогу, пока она гнала на велосипеде, Блэр думала только о том, чтобы увидеть дом Рика. Если бы ее бабушка узнала об этом, она, вероятно, не выпускала бы ее из дома целую неделю.
   Блэр не отрываясь смотрела на холм. Сердце ее бешено колотилось — ей так хотелось войти в дом, казавшийся ей столь же далеким и недоступным, как сказочный замок. Прямо перед ней расстилалась грязная дорога, извивавшаяся змеей среди огороженных пастбищ. За спиной Блэр простирались леса. Бабушка говорила, что Рик владеет всеми землями в округе, так далеко, как только мог видеть глаз.
   Впереди, чуть правее места, где остановилась Блэр, паслась пара старых понурых лошадей. Блэр не замечала их. Она стояла под апрельским солнцем, пригревавшим ее спину и обнаженные руки, гадая, что чувствуют люди, живущие в этом доме, и отчаянно желая, чтобы Рик женился на ее матери и чтобы они, все трое, могли жить в этом доме на холме.
   Дело в том, что в последний раз она видела этот дом с дороги, когда проезжала мимо в стареньком бабушкином «форде» 1965 года выпуска, который вела Дана, все время сетовавшая на жару и убожество машины. Дана любила быструю езду, и они проскочили мимо так стремительно, что Блэр с трудом удалось углядеть этот огромный каменный дом на ранчо, стоявший на вершине холма и подавлявший своим величием окружающие поля и пастбища, как король подавляет своих подданных. Сколько помнила Блэр, Дана пребывала в непрестанном движении. Вся ее жизнь представляла собой серию непрерывных перемещений; все, что она делала, производилось в спешке, и она спешила все больше, больше и больше.
   Но сейчас Блэр не хотелось думать о матери. Она пыталась представить себе, что чувствуешь, живя в таком доме, как этот. Живя с Риком. Блэр прикусила губу, продолжая смотреть на дом, ослепительно белый на ярком солнце, но, как ни старалась, у нее не хватало фантазии представить, как бы она возвращалась каждый день на ранчо из школы. Она не могла представить себя стоящей на передней веранде, когда вертолет Рика, возвращающегося домой из своего офиса в Далласе, опускался бы на посадочную площадку за домом.
   Блэр была так глубоко погружена в свои мысли и мечты, что не услышала приближения школьного автобуса, и очнулась слишком поздно, чтобы успеть вскочить на велосипед и умчаться. Большой школьный автобус остановился около нее на дороге, загородив ей путь к отступлению. Блэр застыла на месте, вцепившись в руль велосипеда, подаренного ей Риком на последний день ее рождения. Руки ее стали липкими от волнения.
   Дверь автобуса открылась. Светловолосая девочка в красивом белом платье без рукавов и красных сандалиях, с волосами, перетянутыми алой лентой, выпрыгнула из автобуса. Она была года на четыре старше Блэр. Под мышкой девочка держала стопку учебников. Увидев Блэр, она остановилась как вкопанная. Блэр тоже не двигалась с места и не сводила глаз с девочки.
   Дверь школьного автобуса закрылась, и он покатил дальше по дороге.
   — Что ты здесь делаешь? — резко спросила светловолосая девочка.
   У нее были синие глаза, синее техасского неба.
   Блэр прикусила губу — скверная привычка, которую пыталась искоренить ее бабушка.
   — Я опробовала свой новый велосипед, — ответила Блэр, что только наполовину было правдой.
   Девочка продолжала буравить ее взглядом.
   — Я тебе не верю, — сказала она наконец.
   Повернувшись спиной к Блэр, она направилась к открытым воротам, выходившим на подъездную аллею, и взяла велосипед, до сих пор не привлекавший внимания Блэр. Это был ярко-розовый велосипед, такой же блестящий, как и у Блэр. Но в отличие от велосипеда Блэр он был изящным и компактным — настоящий аккуратный английский велосипед. По сравнению с ним американский велосипед Блэр вдруг показался ей неуклюжим, приземистым и каким-то детским. Блэр смотрела, как ее сестра села на него, как заработала педалями, удаляясь по подъездной аллее и не бросив ни одного взгляда через плечо назад. Внезапно Блэр охватила печаль, природу которой она не могла бы ни объяснить, ни назвать. Ей стало так тяжело, будто на нее навалилось большое душное одеяло, от которого порой ночью становилось невыносимо жарко, но которое она была не в состоянии отбросить. Она медленно развернула свой велосипед, раздумывая о том, почему Фейт и ее мать живут с Риком в доме на холме, а она и Дана — в городе, в доме бабушки. Уже не в первый раз Блэр была смущена и озадачена этим обстоятельством. Это было необъяснимо. Почему Рик не пожелал жениться на Дане? Разве мужчина и женщина не должны пожениться прежде, чем заводить детей? Ведь бабушка всегда ей это внушала. Блэр ехала домой гораздо медленнее, чем из дома, все еще опечаленная и огорченная тем, что отважилась на эту поездку. Да еще оказалось, что она неправильно судила о расстоянии, отделявшем их дом от дома Рика; в результате, когда она была всего лишь на полпути к дому, недалеко от гаража старого Поттера, взглянув на солнце, Блэр осознала, что наступило время ужина — половина шестого и что она опаздывает. Блэр представила себе, как рассердится бабушка.
   Когда Блэр наконец повернула на свою улицу, первое, что она увидела, был голубой пикап с надписью «Служба такси Рона» на дверцах, стоявший на подъездной аллее у дома бабушки. Блэр замедлила движение и почувствовала, как тяжело и громко заколотилось сердце. Когда она свернула на аллею и, остановив велосипед, соскользнула с него, она увидела на веранде два чемодана и дамскую сумочку. Сердце Блэр забилось еще сильнее, просто бешено, а она сама остановилась и замерла.
   Раздвижная дверь стремительно открылась, и из нее выбежала бабушка.
   — Блэр! Где ты была? — закричала она, спеша к ней вниз по ступенькам. — О Господи! Ричи сказал, что видел тебя на велосипеде на Сидар-авеню. Куда ты отправилась? Я объехала в поисках тебя весь город!
   Блэр молча опустила голову, когда бабушка встряхнула ее за плечи, а потом сжала в объятиях.
   — Прости, бабушка, — пробормотала Блэр, уткнувшись лицом в ее домашнее платье, — я ездила взглянуть на дом Рика.
   Блэр почувствовала, как напряглось тело бабушки, а когда та ее выпустила, подняла голову и посмотрела ей в лицо.
   — Зачем ты это сделала, ради всего святого? — спросила бабушка.
   На этот раз она не кричала и не бранила ее. Взгляд ее был прямым и твердым, но не сердитым, а недоумевающим.
   — Не знаю, — прошептала Блэр, когда дверь открылась и снова закрылась.
   Обе они, Блэр и ее бабушка, обернулись на звук, когда на веранде появилась самая прекрасная на свете женщина. У нее были черные как смоль волосы, доходившие ей до бедер, и совершенная фигура, обладавшая всеми соблазнительными изгибами. Обращали на себя внимание высокие скулы, смуглая кожа, темные глаза и черные брови вразлет. На Дане были джинсы, обтягивавшие ее, как вторая кожа, красные ковбойские сапоги из крокодиловой кожи и очень короткий белый топик. Ее длинные черные волосы были разделены прямым, как стрела, пробором точно посередине. Через руку ее был перекинут жакет с бахромой из буйволовой кожи. На лице не было и намека на косметику. Она в ней не нуждалась.
   — Я опаздываю на самолет, — крикнула она, бросаясь вниз по ступенькам.
   Увидев Блэр, Дана остановилась.
   — Блэр! — воскликнула она удивленно. — А я думала, что тебя нет дома.
   Сердце Блэр теперь билось болезненно, отчаянно. Она собиралась кивнуть, но, похоже, не могла сделать даже такого движения.
   — Ну, по крайней мере мы можем попрощаться.
   Но даже говоря с дочерью, Дана смотрела на такси, из которого выходил долговязый бородатый шофер. Невозможно было не заметить, как он оглядел Дану, но все мужчины смотрели на нее одинаково. А Дана уже обратилась к нему, попросив взять ее чемоданы и проследить, чтобы все ее вещи попали вместе с ней в аэропорт.
   Блэр было трудно дышать, в горле у нее образовался комок, а грудь сдавило так, что ей казалось, она задохнется.
   — Черт возьми, у меня семичасовой рейс. — Дана раздраженно повернулась к матери. — О, мама, перестань на меня так смотреть!
   Блэр переводила взгляд со свой красавицы матери на бабушку, лицо которой разочарованно вытянулось.
   — Приятного полета, — сказала наконец бабушка, но было очевидно, что она покривила душой. Она встала рядом с Блэр, обняв ее за плечи.
   — Вы обе сведете меня с ума! — сказала Дана с досадой. — Эти ваши каменные лица! Расслабьтесь! Блэр, я позвоню тебе, как только смогу пригласить тебя приехать. Хочешь?
   Сердце Блэр билось настолько громко, что это ее оглушало.
   Ей хотелось ответить, хотелось сказать «да», потому что она ничего так не желала, как побыть с Даной в Лос-Анджелесе, но она не могла вымолвить ни слова. Она будто окаменела и не могла ни говорить, ни двинуться с места.
   Дана потрепала ее по волосам, бросилась к такси и вскочила в него.
   — Как можно быстрее, — сказала она шоферу.
   Когда бледно-голубой пикап тронулся, Дана один раз махнула рукой. Ее глаза сверкали от возбуждения.
   Блэр смотрела, как машина выезжает на Сидар-авеню, смотрела долго, до тех пор, пока машина не скрылась из виду.
   — Блэр, — сказала бабушка с наигранным оживлением, — сегодня я приготовила твой любимый ужин: жареного цыпленка, моя дорогая, с гарниром из жареных бананов, а потом я хотела бы пригласить тебя в кафе и заказать для нас огромную порцию горячей помадки и мороженого с фруктами и орехами.
   Блэр посмотрела на бабушку.
   — Я не голодна, — сказала она.
   Улыбка бабушки увяла. Казалось, она готова была расплакаться.
   — О Боже мой!
   Она наклонилась, коснувшись губами лба Блэр, погладила ее по щеке.
   — Нам надо поговорить, Блэр. Идем-ка посидим на воздухе.
   Блэр не могла заставить себя улыбнуться. «Я знаю, что она не вернется», — стучало у нее в голове.
   Бабушка смотрела на нее, не двигаясь с места.
   — Пойду уберу свой велосипед, — сказала Блэр, подняла его с земли и, медленно обогнув дом, отвела в сарай на заднем дворе.

Глава 1

   Восточный Техас
   Лето 1999 года
   Однажды Блэр поклялась, что никогда не вернется домой.
   Это было больше, чем обычная клятва, потому что это ее обещание было вызвано чувством вины, отчаянием и страхом.
   Она вдруг почувствовала себя восемнадцатилетней. Восемнадцатилетней и одинокой, уязвимой и робкой. И хотя она убеждала себя в том, что теперь она взрослая женщина, и сознавала, что добилась в жизни успеха, эти неприятные и нежеланные чувства не покидали ее. Блэр крепко вцепилась в руль арендованного автомобиля и почти не слушала свою дочь, которая сидела рядом, беззаботно болтая. Солнце ярко светило ей прямо в лицо, нещадно било в ветровое стекло ее «хонды», мешая видеть шоссе, хотя на ней были солнцезащитные темные очки, а дорогу она знала наизусть. Возможно, дело было не в том, что ее слепил яркий солнечный свет. Возможно, ей мешали слезы, застилавшие глаза. О Господи! Хармони, штат Техас! До этого места было рукой подать, оно открывалось за поворотом. Но конечно, оно не могло и не должно было оставаться прежним. Домик Шарлотты был продан пять лет назад, когда она упокоилась с миром, Фейт и Джейк были теперь женаты, а Рик умер.
   Рик умер. Ее отец, король среди мужчин, человек, которого она всю жизнь обожала и боготворила, которым она восхищалась больше, чем кем-либо другим, умер. Блэр еще не могла в это поверить. Не могла и все тут! Ее отец был бессмертен. Разве не так?
   Он был больше самой жизни. Когда он входил в комнату, то подавлял всех присутствующих — при нем они казались пигмеями, хотя он и не был особенно высоким. Когда он начинал говорить, его не только слушали — воцарялась полная тишина, и она не нарушалась еще долго после того, как он замолкал. Блэр не знала никого, кто мог бы так держать в руках свою судьбу, как Рик Хьюитт. Во всяком случае, так ей казалось.
   Но теперь Рик умер.
   Если бы только Шарлотта была жива, чтобы теперь поддержать ее!
   — Мама, там впереди какой-то город. Это тот, где ты выросла? Довольно славное местечко! — Линдсей, примостившаяся рядом с Блэр, прервала ее размышления.
   Блэр внезапно осознала не только то, что мертвой хваткой вцепилась в руль, но и то, что буквально купается в собственном поту — и не из-за большой влажности, которая царит здесь в середине лета, а из-за вдруг возникшего приступа клаустрофобии и бесконечного страха. Рик умер. Как бы то ни было, судьба в конце концов расправилась с ним, но все-таки было непонятно, как это могло произойти. Блэр понимала, что находится еще в состоянии шока и теперь этот шок стал ее главным врагом. Блэр опасалась, что судьба будет неласкова и к ней, и к ее дочери.
   — Мама, это Хармони? — спросила Линдсей.
   — Да, это место, где я выросла в доме твоей бабушки Шарлотты, — ответила Блэр, стараясь придать своему голосу беспечность, несовместимую с ее паникой и ужасом. Импульсивно она потянулась к дочери и сжала ее руку. Единственным, что могла дать дочери Блэр, были любовь, теплота и внимание. И это Линдсей получала в изобилии.
   — Это место напоминает декорацию вестерна! — возбужденно воскликнула Линдсей. — Мы можем проехать мимо дома, где ты выросла?
   Блэр бросила взгляд на дочь, когда они проезжали по Мейн-стрит. Для Блэр не было ничего и никого на свете дороже дочери.
   И даже теперь, когда слезы туманили ей глаза, она улыбнулась, глядя на Линдсей в ее модных черных расклешенных брюках, тупоносых бесформенных сандалиях на платформе и коротенькой маечке с изображением группы «Спайс герлз» на груди и спине. Коротко подстриженные ногти Линдсей, покрытые лаком, отливали синим металлическим блеском и сверкали под техасским солнцем. Линдсей каждой частицей своего еще полудетского тела демонстрировала свою принадлежность к рано развившимся детям Нью-Йорка.
   — Солнышко, давай поедем домой. Мы можем завтра проехать мимо дома бабушки.
   Тихий голосок, поселившийся в голове Блэр, напомнил ей, что завтра похороны. Однако Блэр знала, что сегодня она не в силах увидеть свой старый дом.
   Где-то позади них просигналила сирена. Блэр смутно слышала этот звук, но не обратила на него внимания.
   — Все-таки насколько велик этот городок, мама? — спросила Линдсей, сияя улыбкой. Ее короткие волосы развевались, образуя нимб вокруг головы. — Я бы хотела его увидеть. Он, наверное, меньше Центрального парка?
   Сзади снова раздался пронзительный звук сирены. Он был слишком громким и отрывистым. Блэр оцепенела и, посмотрев в заднее стекло, увидела позади черно-белую машину. Она отказывалась верить своим глазам.
   — Неужели нас снова оштрафуют за превышение скорости? — спросила Линдсей, заметив, что Блэр смотрит на спидометр, показывавший скорость в сорок миль в час в месте, где она была ограничена до двадцати пяти миль.
   — Похоже на то, — вздохнула Блэр, останавливаясь и делая отчаянную попытку сохранить остатки спокойствия, хватаясь за него, как утопающий за соломинку. Она была на грани срыва и могла вот-вот разрыдаться.
   — О Господи! Как мерзко он выглядит! — выдохнула Линдсей.
   Блэр изогнулась, чтобы увидеть полицейского, только что захлопнувшего за собой дверцу машины. Судя по всему, он был из отдела шерифа — высокий, широкоплечий, в форме песочного цвета с кобурой на ремне, представленной всем на обозрение. Он направился к ним. Блэр опустила стекло — в лицо ей дохнуло жарким воздухом. Было не менее ста градусов по Фаренгейту. На полицейском были зеркальные темные очки, и Блэр почувствовала себя героиней фильма семидесятых годов. Его лицо казалось непроницаемым.
   — Прошу прощения, офицер, — сказала она, снимая солнцезащитные очки, и, не дожидаясь, пока он обратится к ней, торопливо принялась рыться в сумочке в поисках своих водительских прав.
   — Мэм, это зона, где недопустима скорость более двадцати пяти миль в час…
   Блэр никак не могла найти свои права и высыпала содержимое сумочки на сиденье между собой и Линдсей.
   — Знаю, — ответила Блэр задыхаясь. — Прошу прошения. Я проявила рассеянность…
   — Блэр!
   Блэр замерла.
   — Блэр Андерсон?
   Блэр подняла глаза на офицера и увидела, что тот снимает очки, под которыми, как оказалось, прятались ярко-синие и очень зоркие глаза. Она посмотрела ему прямо в лицо. Лицо было загорелым, с высокими скулами, римским носом, черными бровями вразлет и квадратной челюстью. Он был высоким, широкоплечим и мускулистым. Знала ли она его прежде? Их глаза встретились, и что-то щелкнуло в глубине ее сознания.
   Он улыбнулся:
   — Блэр, похоже, не приходится надеяться, что ты меня узнаешь. Я Мэтт Рэмси.
   Глаза Блэр округлились: мысленно она пыталась установить связь между этим широкоплечим, крепко сбитым мужчиной и долговязым мальчишкой, который когда-то издевался над ней в меру отпущенной ему природой фантазии.
   — Надеюсь, не тот Мэтт Рэмси, который однажды опустил мне за шиворот живую жабу в пасхальное воскресенье в церкви?
   Он рассмеялся:
   — Очень сожалею, но он самый.
   Его улыбка тускнела по мере того, как он ее разглядывал.
   Блэр поежилась, пытаясь скрыть смущение. Его взгляд был достаточно откровенным. Как и она, он пытался связать ее сегодняшнюю с девочкой, оставшейся в воспоминаниях. Он понимал, что она не случайно появилась в родных местах.
   Блэр вышла из машины.
   — Еще раз прошу прощения за то, что превысила скорость, — сказала она с искренним сожалением. Мэтт был намного выше, чем тогда, когда она его видела в последний раз. То было летом, в год окончания ею средней школы; он приехал навестить родных и побывать на свадьбе друзей.
   Мэтт Рэмси уставился на ее короткую, до колен, бежевую юбку джерси. Впрочем, возможно, его внимание привлекли ее летние туфли — одни ремешки да каблуки. Но установить причину его интереса к ее, особе не представлялось возможным.
   — Ты изменилась, — заметил он, оглядев ее белую трикотажную майку и взглянув на губы, накрашенные бледно-коралловой помадой. — Девчушка, которую я помню, не вылезала из джинсов и комбинезонов.
   — Последние несколько лет я жила в Нью-Йорке. Большой город здорово тебя меняет.
   Их взгляды встретились.
   — Я слышал. И видел тебя. Ты телерепортер.
   Он произнес это утвердительно и, продолжая разговаривать с Блэр, переключил внимание на Линдсей.
   — «Новости глазами очевидца».
   Ее снова охватила паника, и теперь она все усиливалась.
   — Ты сделала хорошую карьеру, и это ничуть меня не удивляет, — сказал Мэтт, продолжая смотреть на Линдсей.
   Блэр почувствовала, что к горлу подкатывает тошнота.
   — Это моя дочь Линдсей. Линн, я росла вместе с Мэттом. Мы учились в одной школе.
   — Привет, — сказала Линдсей с улыбкой. — Надеюсь, вы не станете штрафовать мою маму. Она превысила скорость не нарочно. Она очень расстроена.
   Мэтт продолжал смотреть на девочку, и Блэр почувствовала, что он лихорадочно производит подсчеты. Она, черт возьми, знала, что он быстро считает в уме.
   Чтобы отвлечь его от этого занятия, Блэр сказала:
   — А я думала, ты в Йеле, Мэтт. Мне казалось, ты собирался получить там степень по праву.
   Он улыбнулся Блэр:
   — Я и получил ее. Хочешь верь, хочешь нет, но я практиковал в Биг Эппл в течение четырех лет. А в прошлом году послал к черту все фасонистые таблички на дверях, упаковал книги и одежду и вернулся домой. Прошлой осенью меня избрали городским шерифом.
   Блэр усмехнулась, оценив парадоксальность ситуации.
   — Нью-Йорк — большой город, — заметил Мэтт, будто прочитав ее мысли.
   — Разумеется, — ответила Блэр.
   — Сожалею, что такое случилось с твоим отцом.
   Блэр сразу замкнулась.
   — Право же, мне жаль, Блэр. Он был хорошим человеком. Его любили и уважали. Потерю чувствуют все в городе.
   Блэр кивнула. Говорить она не могла. Она боялась заплакать и не хотела этого. Она не хотела плакать при нем и особенно при своей дочери. Линдсей следовало защитить любой ценой.
   — Они ждут тебя? — прервал ее мысли баритон Мэтта.
   Блэр встретила его взгляд:
   — Думаю, да.
   Она поняла, что он имеет в виду ее сводную сестру и Джейка.
   — Вчера вечером позвонил адвокат Рика. Я не понимаю, Мэтт. У меня не укладывается в голове: как такое могло случиться? Рик ведь с рождения ездил верхом.
   Рука Мэтта протянулась к ее руке, дотронулась до нее простым сочувственным жестом. Блэр тотчас же отпрянула. Ей показалось, что он покраснел.
   — Я собираюсь подвергнуть труп аутопсии, — сказал он.
   В течение минуты, показавшейся ей вечностью, Блэр смотрела на Мэтта, изо всех сил пытаясь понять.
   — Вскрытию? Поверенный говорил что-то о том, что Рик упал с лошади и стукнулся головой. Это же был несчастный случай.
   — Как ты сама сказала, Рик с рождения сидел в седле.
   Блэр снова посмотрела на него, потом спросила:
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Пока немногое. И не теперь. Но я настаиваю на аутопсии.
   Их взгляды снова встретились.
   Для Блэр это было уже слишком. Она снова скользнула на сиденье машины. Мэтт закрыл за ней дверь.
   — Езжай помедленнее, ладно?
   Блэр кивнула. Он наклонился к ней.
   — Хорошо, что ты снова здесь, Блэр. Только мне хотелось бы встретиться с тобой при других обстоятельствах.
   Блэр прикусила губу. Что она могла сказать? Она не хотела возвращаться сюда. Здесь ей было тошно.
   Обстоятельства, сопутствовавшие ее возвращению, были трагичными. Все это было несправедливо и ужасно.
   — Люди меняются, — сказала она наконец, заставив себя улыбнуться. — Иногда они не возвращаются домой.
   Мэтт отступил, чтобы не загораживать ей дорогу, и лицо его стало суровым и неулыбчивым. Он снова посмотрел на Линдсей. В глазах его был вопрос, Блэр тронулась с места и исчезла.
   Подъездная дорожка была вымощена. Сворачивая на нее, Блэр пыталась сообразить, что еще здесь изменилось.
   — Это похоже на «Даллас», — прошептала Линдсей, когда в поле зрения появился каменный дом на вершине холма — огромное приземистое строение, окруженное выбеленными конюшнями, загонами для скота и зелеными лужайками.
   Блэр знала, что имела в виду ее дочь. Она говорила о телефильме, появившемся в конце семидесятых — начале восьмидесятых. Шарлотта обожала этот фильм.
   — Ты была слишком маленькой, чтобы видеть «Даллас», — заметила Блэр довольно спокойно, хотя сердце ее просто рвалось из груди. Она боялась минут, часов и дней, которые ей предстояло пережить. Сейчас она боялась их больше, чем всегда. Скоро, очень скоро ей придется встретиться с Фейт… и Джейком.
   Мысленно она не переставая твердила мантру… Никто не узнает, никто не догадается. Ни Фейт, ни Джейк. Ее тайна была надежно скрыта от всех.
   Но сейчас она думала и о Мэтте Рэмси, о человеке, которого не было в ее мыслях много лет. Он не знал, он не мог знать. Или все-таки мог? Блэр никак не могла выкинуть из головы его взгляд. Не могла забыть, как он переводил его с нее на Линдсей. Она знала, каким дотошным и сообразительным был Мэтт. Он был настолько умным, что с первой попытки поступил в Йель, и теперь она вдруг вспомнила, как кто-то говорил ей, что одновременно он поступил и в Джорджтаунский юридический колледж. Кто-то сказал это — то ли Рик, то ли Шарлотта. Впрочем, это было не важно. Мэтт мог догадаться, заметив сходство.
   Блэр предстояло каким-то образом отвлечь его от этой мысли или разубедить.
   — Рик был по-настоящему богат, — заметила Линдсей, когда их машина остановилась прямо перед парадным входом дома, рядом с красным «мерседесом». Блэр предположила, что эта яркая спортивная машина принадлежит Фейт, но ведь, как она знала, в детстве Джейк любил мотоциклы… Так что машина могла быть и его. Блэр сидела неподвижно, глядя на парадную дверь дома, стараясь успокоиться, убеждая себя проявить сдержанность и умеренность. Сейчас было не время возвращаться в прошлое и чувствовать себя снова ребенком, испытывающим неуверенность, беспокойство и робость.
   — Не могу поверить, что у меня есть тетка. — Линдсей сморщила свой крошечный носик. — Я не понимаю, почему ты до вчерашнего дня не говорила мне о ней.
   — Мне это не казалось столь уж важным, — ответила Блэр, делая отчаянное усилие, чтобы говорить спокойно, своим нормальным голосом.
   «Привет, Фейт. Все это так ужасно! Привет, Джейк. Рада снова увидеть тебя…»
   Говорить надо спокойно, вежливо, но равнодушно, как если бы они были просто знакомыми.
   — Но, мама, она же твоя сестра! — воскликнула Линдсей. — Мы войдем в дом?
   Блэр не знала, что ей ответить. Минута расплаты приближалась с ужасающей скоростью. Линдсей уже толкнула дверцу, открыла ее и выпрыгнула из машины. Блэр медленно последовала за ней. Во рту у нее пересохло, а сердце билось с бешеной скоростью.
   — Мама, ты белая, как привидение. С тобой все в порядке? — поинтересовалась Линдсей, когда они поднялись по трем ступенькам на веранду.
   Блэр с трудом набрала в грудь побольше воздуха:
   — Для меня это все так тяжело, Линдсей.
   Уж это-то было правдой, а большего Блэр не могла открыть своей дочери.
   — Мама, я тоже его любила, — поддержала ее Линдсей, предполагая, что Блэр имеет в виду только смерть Рика. — Я так рада, что он приезжал в Нью-Йорк повидать нас. И очень жалею, что ты не позволила мне навестить его здесь, как он просил.