Страница:
Говоря об опорных, системообразующих концептах дискурсов институционального типа, в том числе спортивного, мы не раз подчёркивали, что в широком смысле практически каждый концепт такого рода обладает культурологической спецификой, которая включает и специфику национальную, определённую факторами и внелингвистического, и собственно языкового порядка.
Таким образом, особое значение приобретает культурологический анализ дискурса, о котором Е. В. Переверзев пишет следующее: «В процессах ежедневных жизненных практик люди «осуществляют» культуру, производят, воспроизводят, трансформируют и приспосабливают её элементы. Возникающая в результате этого производства реальность (Я, индивидуальная, национальная, гендерная индентичность и т. д.) представляет собою, прежде всего, культурный конструкт» [Переверзев 2009 URL: http://www.discourseanalysis.org].
На наш взгляд, «инструментом», операциональной единицей анализа культурологически, идеологически и национально релевантных компонентов базовых многоуровневых концептов дискурса является когнитивный (ментальный) стереотип, а методика выявления и описания такого рода когнитивных феноменов может стать весьма продуктивной в подобных исследованиях.
Вообще феномену стереотипизации мышления, сознания и языка посвящено достаточное количество современных гуманитарных исследований.
Стереотипные единицы находятся в фокусе внимания психологов, социологов, философов, культурологов и, наконец, лингвистов[23].
В связи с изучением стереотипов, прежде всего когнитивных, чрезвычайно актуальным оказывается многоплановое понятие национального менталитета, который «в широком смысле… понимается как образ мыслей, система навыков и установок различных социальных групп» [Вепрева 2002: 207], как «национальный способ восприятия и понимания действительности, определяемый совокупностью когнитивных стереотипов нации» [Прохоров, Стернин 2006: 92].
Менталитет нации, как подчеркивают упомянутые выше исследователи, обнаруживается в «определенной стандартности поведения, действий представителей этнической группы в сходных ситуациях, а также в общении, в коммуникативном поведении народа» [Прохоров, Стернин 2006: 92].
В связи со сказанным выше уместно процитировать А. А. Леонтьева, который утверждает, что «в основе мировидения и мировосприятия каждого народа лежит своя система предметных значений, социальных стереотипов, когнитивных схем» [Леонтьев 1993: 20].
Добавим, что национальный менталитет и «этническая обусловленность» мировосприятия, на наш взгляд, обнаруживает себя в том числе в некоторой стандартности и однотипности представлений и, следовательно, суждений, касающихся различных аспектов жизни и деятельности человека, оценки событий и фактов как исторического, так и современного характера: «ментальность устойчива, она… восходит к бессознательным глубинам психики. Захватывая бессознательное, ментальность выражает устойчивые образы мира, свойственные данной культурной традиции, данному обществу» [Вепрева 2002: 207].
Кроме того, национальный менталитет проявляется, по нашему мнению, и в оценке значимости или незначимости тех или иных сфер человеческой деятельности представителями национально-лингво-культурного сообщества.
Как уже было сказано выше, понятие «когнитивный (ментальный) стереотип» неразрывно связано с понятием «концепт»: именно в стереотипах отражается «интерпретация» тех или иных базовых концептов, которая задается всей совокупностью бытовых, социально-экономических, социально-политических, исторических, природных, этнических, культурологических факторов.
Итак, концепты и их стереотипные интерпретации и составляют по сути национальную когнитивную картину мира [Прохоров, Стернин 2006: 92], и в этом смысле когнитивные стереотипы, наряду с концептами, могут рассматриваться в качестве концептуальных доминант дискурсов институционального типа и определять их когнитивную специфику.
В лингвистической науке существует достаточное количество определений когнитивного (ментального) стереотипа, и во всех имеющихся дефинициях так или иначе подчеркиваются базовые, дифференциальные признаки исследуемого феномена.
Когнитивный (ментальный) стереотип формируется на когнитивном уровне как устойчивое типизированное представление о действительности или её элементе (предмете или ситуации) с позиций обыденного массового сознания [Маслова 2001: 109–110], мифологического по своей сути.
Когнитивный стереотип – это «содержательная форма кодирования и хранения информации» [Красных 2002: 23], «некий устойчивый фрагмент картины мира, хранящийся в сознании» [Вепрева 2002: 206]. Он характеризуется, по мнению исследователей, относительной устойчивостью и повторяемостью, схематичностью, стандартизированностью, однозначностью, массовостью, оценочностью, национально-культурной спецификой.
Если задаться вопросом о существовании вненациональных когнитивных стереотипов (например, связанных с феноменами мужчина и женщина, мать и отец, ребенок, родители и т. д.), то можно предположить, что многие из них в целом обладают относительной универсальностью (.Родители должны любить своих детей и воспитывать их; ребенок должен слушаться родителей и пр.), хотя и в этих стереотипах обязательно обнаружатся этноспецифические черты, обусловленные своеобразием историко-культурологических, социально-экономических, политических и религиозных характеристик государства, нации, этноса.
Таким образом, утверждая, что «сознание человека всегда этнически обусловлено» [Леонтьев 1993: 20], можно, по-видимому, говорить и о том, что практически любой когнитивный стереотип, который «интерпретирует» содержательную структуру концептов, обладает – в большей или меньшей степени – этнокультурной спецификой, проявляющейся в отражении особенностей мировидения и мировосприятия национально-лингво-культурного сообщества.
Думается, однако, что вовсе не в каждом дискурсивном пространстве названные когнитивные феномены эксплицируются так явно и частотно и с таким языковым разнообразием, как это происходит в спортивном дискурсе, поскольку, как справедливо замечают теоретики журналистики Нейл Блейн и Раймонд Бойл, «модели освещения в СМИ спорта становится источником – возможно, уникальным источником – информации о том, каковы наши убеждения и мнения, какова наша культура в широком смысле этого слова» (выделено мной. – Е. М.) [Блейн, Бойл 2005: 471].
Заметим далее, в том числе и в связи со сказанным выше, что нам не кажется неоспоримой эксплицированная в большей части определений такая характеристика способов языковой объективации когнитивного стереотипа, как стандартизированность и клишированность.
По-видимому, разнообразие средств экспликации когнитивного стереотипа в языке находится в зависимости от типа дискурса, в котором эта объективация происходит, от типа субъекта дискурса и его коммуникативной позиции.
Так, например, определенная субъективность позиции адресантов русского спортивного дискурсивного пространства (агентов, в терминологии дискурсивной социолингвистики): журналистов, спортсменов, тренеров, болельщиков – позволяет говорить о том, что вербализация названных феноменов в этом типе дискурса характеризуется разнообразием и относительной нестандартностью.
Однако мы можем сделать безусловный вывод о том, что при языковой репрезентации исследуемых концептуальных доминант русского спортивного дискурса отражаются стандартизованные, повторяемые, частотные, национально-специфичные и повышенно оценочные представления носителей русского языка не только о спорте и о спортивных победах или поражениях, но и – шире – о собственном государстве, стране, Родине, власти – с одной стороны, и о русском характере, этических и моральных принципах русских, об их отношении к Родине, отечеству, его истории сквозь призму спорта и спортивных достижений – с другой.
Кроме того, характерным признаком анализируемых в данном исследовании когнитивных стереотипов является их взаимосвязанность и явная семантическая сопоставленность: так, стереотипы, характеризующие один из базовых концептов дискурса, как правило, семантически сопоставлены не только с другими стереотипами, реализованными в этом типе дискурса, но и с другими концептами, доминирующими в данном дискурсивном пространстве.
В. В. Красных полагает, что когнитивный стереотип имеет две разновидности – стереотипы-поведения и стереотипы-представления.
Для нашего исследования актуальными оказываются прежде всего стереотипы-представления, основными видами которых являются, по мнению исследователя, стереотипы-ситуации и стереотипы-образы.
В основе стереотипов-ситуаций находится некоторое стандартизированное представление о ситуации (например, о поведении болельщиков на трибунах), а в основе стереотипов-образов – типизированные представления о предмете, лице, феномене (например, профессиональные и поведенческие стереотипы-образы спортсмен, тренер, спортивный фанат, болельщик; национальные русский, француз, финн; социумные (легенда спорта, звезда спорта). Они выполняют предикативную функцию, определяют, что следует ожидать от какой-либо ситуации или предмета реальной действительности.
На наш взгляд, необходимо выделить еще одну разновидность стереотипов-представлений – стереотипы-суждения, которые, мы полагаем, могут быть определены как схематичная, типизированная, национально маркированная интерпретация содержания концептов, прежде всего культурных.
Думается, что стереотипы-суждения – это своего рода стереотипные модели, некоторая область пересечения стереотипных частей базовых концептов дискурса. Применительно к русскому спортивному дискурсу можно говорить о «пересечении» содержательной структуры доминирующих концептов "Спорт", "Победа/Поражение", "Спортсмен", "Свои/Чужие" и т. д. В определённом смысле стереотипы-суждения (стереотипные модели) коррелируют с более широким понятием «концептуальная модель», хотя, безусловно, и не тождественны ему.
Так, например, в русской национальной картине мира отражено стереотипное, национально-специфическое суждение, связанное с интерпретацией победы вообще и спортивной победы в частности как победы «любой ценой», «вопреки всему», более того, как победы, почти всегда тождественной военной.
Таким образом, на наш взгляд, стереотипная, национально маркированная интерпретация ядерных или периферийных когнитивных слоев тех или иных многоуровневых концептов (таких, например, как концепты "Спорт", "Олимпиада", "Победа/Поражение", "Спортсмен", "Патриотизм") представляет собой сочетание стереотипов-ситуаций, стереотипов-образов и стереотипов-суждений и, кроме того, находит своё отражение в стереотипах-поведениях.
Подчеркнем еще раз, что выделение и описание стереотипов-суждений, использование их в качестве одной из основных операциональных единиц лингвокогнитивного анализа базовых концептов спортивного дискурса и медиадискурса вообще, на наш взгляд, чрезвычайно продуктивно, поскольку позволяет исследователю, во-первых, обнаружить национально специфичные «векторы» стереотипной интерпретации содержания того или иного многоуровневого концепта как в картине мира, продуцируемой СМИ, так и в наивной картине мира адресата; а во-вторых, проанализировать специфику языковой объективации заданных представлений в определённой дискурсивной разновидности.
Заметим также, что лингвокогнитивный анализ интерпретации концептов посредством когнитивных стереотипов неразрывно связан с моделированием когнитивных слоёв концепта и исследованием специфики лексикосемантической репрезентации концептов.
Разноаспектные выводы, к которым приходит исследователь в результате использования совокупности разнонаправленных методов и методик исследования, отличаются большей степенью объективности и верифицированное™.
Если говорить о своеобразном метаязыке описания когнитивных стереотипов-суждений в лингвистике, то можно констатировать, что названной концептуальной единице соответствует сформулированная исследователем – в результате проведённого анализа – своеобразная «этическая максима» (Н. А. Кузьмина), то есть некоторое высказывание, характеризующееся модусами должествования, констатации и/или оценки, которое представляет собой когнитивно-пропозициональную структуру, называющую объект или субъект характеризации ("Победа "Спорт / Спортивная борьба "Русский спортсмен / Русский тренер / Русские в спорте "Русский спортивный чиновник") и его доминирующий признак (признаки): Русские в спорте – максималисты / Русские спортсмены признают только победу и под.
Нами уже подчёркивалось, что посредством когнитивных стереотипов, объективирующих концепт "Спорт", транслируются общие представления носителей русского языка об особенностях русского характера, о специфике российского жизнеустройства, об отношениях гражданина и государства, о русском патриотизме. Так, например, выявленный нами стереотип «Русских спортсменов в мире не любят и всегда засуживают», очевидно, коррелирует с более общим ментальным стереотипом «Русских в мире не любят».
Это наблюдение подтверждает мысль о том, что в русском спортивном дискурсе, в сфере «медиаспорта», отражаются как определенные идеологические и мировоззренческие «установки» современных носителей языка, так и особенности русского национального менталитета.
Итак, любая когнитивная структура, будь то концепт, концептуальная модель или когнитивный стереотип, эксплицируется в языке – вербализуется в разных типах дискурсов.
Лексическими и лексико-синтаксическими маркерами когнитивных стереотипов в тексте могут являться, во-первых, частотно повторяемые, отчасти клишированные высказывания, коррелирующие с пропозициональной структурой, посредством которой формулируется стереотип, а во-вторых, разнообразные сегменты текста – от словосочетания до нескольких взаимосвязанных предложений, в которых вербализуется содержательная структура стереотипа.
Заметим, что стереотипы-суждения, интерпретирующие базовые концепты дискурса, репрезентируют как ядерные, так и периферийные когнитивные слои концептов, которые тем не менее могут характеризоваться актуальностью, содержательной значимостью и разнообразием языковых (и внеязыковых) средств, участвующих в их объективации в дискурсивных практиках.
4.3. Концептуальное моделирование как методика лингвокогнитивного исследования дискурса. Виды концептуальных моделей
Таким образом, особое значение приобретает культурологический анализ дискурса, о котором Е. В. Переверзев пишет следующее: «В процессах ежедневных жизненных практик люди «осуществляют» культуру, производят, воспроизводят, трансформируют и приспосабливают её элементы. Возникающая в результате этого производства реальность (Я, индивидуальная, национальная, гендерная индентичность и т. д.) представляет собою, прежде всего, культурный конструкт» [Переверзев 2009 URL: http://www.discourseanalysis.org].
На наш взгляд, «инструментом», операциональной единицей анализа культурологически, идеологически и национально релевантных компонентов базовых многоуровневых концептов дискурса является когнитивный (ментальный) стереотип, а методика выявления и описания такого рода когнитивных феноменов может стать весьма продуктивной в подобных исследованиях.
Вообще феномену стереотипизации мышления, сознания и языка посвящено достаточное количество современных гуманитарных исследований.
Стереотипные единицы находятся в фокусе внимания психологов, социологов, философов, культурологов и, наконец, лингвистов[23].
В связи с изучением стереотипов, прежде всего когнитивных, чрезвычайно актуальным оказывается многоплановое понятие национального менталитета, который «в широком смысле… понимается как образ мыслей, система навыков и установок различных социальных групп» [Вепрева 2002: 207], как «национальный способ восприятия и понимания действительности, определяемый совокупностью когнитивных стереотипов нации» [Прохоров, Стернин 2006: 92].
Менталитет нации, как подчеркивают упомянутые выше исследователи, обнаруживается в «определенной стандартности поведения, действий представителей этнической группы в сходных ситуациях, а также в общении, в коммуникативном поведении народа» [Прохоров, Стернин 2006: 92].
В связи со сказанным выше уместно процитировать А. А. Леонтьева, который утверждает, что «в основе мировидения и мировосприятия каждого народа лежит своя система предметных значений, социальных стереотипов, когнитивных схем» [Леонтьев 1993: 20].
Добавим, что национальный менталитет и «этническая обусловленность» мировосприятия, на наш взгляд, обнаруживает себя в том числе в некоторой стандартности и однотипности представлений и, следовательно, суждений, касающихся различных аспектов жизни и деятельности человека, оценки событий и фактов как исторического, так и современного характера: «ментальность устойчива, она… восходит к бессознательным глубинам психики. Захватывая бессознательное, ментальность выражает устойчивые образы мира, свойственные данной культурной традиции, данному обществу» [Вепрева 2002: 207].
Кроме того, национальный менталитет проявляется, по нашему мнению, и в оценке значимости или незначимости тех или иных сфер человеческой деятельности представителями национально-лингво-культурного сообщества.
Как уже было сказано выше, понятие «когнитивный (ментальный) стереотип» неразрывно связано с понятием «концепт»: именно в стереотипах отражается «интерпретация» тех или иных базовых концептов, которая задается всей совокупностью бытовых, социально-экономических, социально-политических, исторических, природных, этнических, культурологических факторов.
Итак, концепты и их стереотипные интерпретации и составляют по сути национальную когнитивную картину мира [Прохоров, Стернин 2006: 92], и в этом смысле когнитивные стереотипы, наряду с концептами, могут рассматриваться в качестве концептуальных доминант дискурсов институционального типа и определять их когнитивную специфику.
В лингвистической науке существует достаточное количество определений когнитивного (ментального) стереотипа, и во всех имеющихся дефинициях так или иначе подчеркиваются базовые, дифференциальные признаки исследуемого феномена.
Когнитивный (ментальный) стереотип формируется на когнитивном уровне как устойчивое типизированное представление о действительности или её элементе (предмете или ситуации) с позиций обыденного массового сознания [Маслова 2001: 109–110], мифологического по своей сути.
Когнитивный стереотип – это «содержательная форма кодирования и хранения информации» [Красных 2002: 23], «некий устойчивый фрагмент картины мира, хранящийся в сознании» [Вепрева 2002: 206]. Он характеризуется, по мнению исследователей, относительной устойчивостью и повторяемостью, схематичностью, стандартизированностью, однозначностью, массовостью, оценочностью, национально-культурной спецификой.
Если задаться вопросом о существовании вненациональных когнитивных стереотипов (например, связанных с феноменами мужчина и женщина, мать и отец, ребенок, родители и т. д.), то можно предположить, что многие из них в целом обладают относительной универсальностью (.Родители должны любить своих детей и воспитывать их; ребенок должен слушаться родителей и пр.), хотя и в этих стереотипах обязательно обнаружатся этноспецифические черты, обусловленные своеобразием историко-культурологических, социально-экономических, политических и религиозных характеристик государства, нации, этноса.
Таким образом, утверждая, что «сознание человека всегда этнически обусловлено» [Леонтьев 1993: 20], можно, по-видимому, говорить и о том, что практически любой когнитивный стереотип, который «интерпретирует» содержательную структуру концептов, обладает – в большей или меньшей степени – этнокультурной спецификой, проявляющейся в отражении особенностей мировидения и мировосприятия национально-лингво-культурного сообщества.
Думается, однако, что вовсе не в каждом дискурсивном пространстве названные когнитивные феномены эксплицируются так явно и частотно и с таким языковым разнообразием, как это происходит в спортивном дискурсе, поскольку, как справедливо замечают теоретики журналистики Нейл Блейн и Раймонд Бойл, «модели освещения в СМИ спорта становится источником – возможно, уникальным источником – информации о том, каковы наши убеждения и мнения, какова наша культура в широком смысле этого слова» (выделено мной. – Е. М.) [Блейн, Бойл 2005: 471].
Заметим далее, в том числе и в связи со сказанным выше, что нам не кажется неоспоримой эксплицированная в большей части определений такая характеристика способов языковой объективации когнитивного стереотипа, как стандартизированность и клишированность.
По-видимому, разнообразие средств экспликации когнитивного стереотипа в языке находится в зависимости от типа дискурса, в котором эта объективация происходит, от типа субъекта дискурса и его коммуникативной позиции.
Так, например, определенная субъективность позиции адресантов русского спортивного дискурсивного пространства (агентов, в терминологии дискурсивной социолингвистики): журналистов, спортсменов, тренеров, болельщиков – позволяет говорить о том, что вербализация названных феноменов в этом типе дискурса характеризуется разнообразием и относительной нестандартностью.
Однако мы можем сделать безусловный вывод о том, что при языковой репрезентации исследуемых концептуальных доминант русского спортивного дискурса отражаются стандартизованные, повторяемые, частотные, национально-специфичные и повышенно оценочные представления носителей русского языка не только о спорте и о спортивных победах или поражениях, но и – шире – о собственном государстве, стране, Родине, власти – с одной стороны, и о русском характере, этических и моральных принципах русских, об их отношении к Родине, отечеству, его истории сквозь призму спорта и спортивных достижений – с другой.
Кроме того, характерным признаком анализируемых в данном исследовании когнитивных стереотипов является их взаимосвязанность и явная семантическая сопоставленность: так, стереотипы, характеризующие один из базовых концептов дискурса, как правило, семантически сопоставлены не только с другими стереотипами, реализованными в этом типе дискурса, но и с другими концептами, доминирующими в данном дискурсивном пространстве.
В. В. Красных полагает, что когнитивный стереотип имеет две разновидности – стереотипы-поведения и стереотипы-представления.
Для нашего исследования актуальными оказываются прежде всего стереотипы-представления, основными видами которых являются, по мнению исследователя, стереотипы-ситуации и стереотипы-образы.
В основе стереотипов-ситуаций находится некоторое стандартизированное представление о ситуации (например, о поведении болельщиков на трибунах), а в основе стереотипов-образов – типизированные представления о предмете, лице, феномене (например, профессиональные и поведенческие стереотипы-образы спортсмен, тренер, спортивный фанат, болельщик; национальные русский, француз, финн; социумные (легенда спорта, звезда спорта). Они выполняют предикативную функцию, определяют, что следует ожидать от какой-либо ситуации или предмета реальной действительности.
На наш взгляд, необходимо выделить еще одну разновидность стереотипов-представлений – стереотипы-суждения, которые, мы полагаем, могут быть определены как схематичная, типизированная, национально маркированная интерпретация содержания концептов, прежде всего культурных.
Думается, что стереотипы-суждения – это своего рода стереотипные модели, некоторая область пересечения стереотипных частей базовых концептов дискурса. Применительно к русскому спортивному дискурсу можно говорить о «пересечении» содержательной структуры доминирующих концептов "Спорт", "Победа/Поражение", "Спортсмен", "Свои/Чужие" и т. д. В определённом смысле стереотипы-суждения (стереотипные модели) коррелируют с более широким понятием «концептуальная модель», хотя, безусловно, и не тождественны ему.
Так, например, в русской национальной картине мира отражено стереотипное, национально-специфическое суждение, связанное с интерпретацией победы вообще и спортивной победы в частности как победы «любой ценой», «вопреки всему», более того, как победы, почти всегда тождественной военной.
Таким образом, на наш взгляд, стереотипная, национально маркированная интерпретация ядерных или периферийных когнитивных слоев тех или иных многоуровневых концептов (таких, например, как концепты "Спорт", "Олимпиада", "Победа/Поражение", "Спортсмен", "Патриотизм") представляет собой сочетание стереотипов-ситуаций, стереотипов-образов и стереотипов-суждений и, кроме того, находит своё отражение в стереотипах-поведениях.
Подчеркнем еще раз, что выделение и описание стереотипов-суждений, использование их в качестве одной из основных операциональных единиц лингвокогнитивного анализа базовых концептов спортивного дискурса и медиадискурса вообще, на наш взгляд, чрезвычайно продуктивно, поскольку позволяет исследователю, во-первых, обнаружить национально специфичные «векторы» стереотипной интерпретации содержания того или иного многоуровневого концепта как в картине мира, продуцируемой СМИ, так и в наивной картине мира адресата; а во-вторых, проанализировать специфику языковой объективации заданных представлений в определённой дискурсивной разновидности.
Заметим также, что лингвокогнитивный анализ интерпретации концептов посредством когнитивных стереотипов неразрывно связан с моделированием когнитивных слоёв концепта и исследованием специфики лексикосемантической репрезентации концептов.
Разноаспектные выводы, к которым приходит исследователь в результате использования совокупности разнонаправленных методов и методик исследования, отличаются большей степенью объективности и верифицированное™.
Если говорить о своеобразном метаязыке описания когнитивных стереотипов-суждений в лингвистике, то можно констатировать, что названной концептуальной единице соответствует сформулированная исследователем – в результате проведённого анализа – своеобразная «этическая максима» (Н. А. Кузьмина), то есть некоторое высказывание, характеризующееся модусами должествования, констатации и/или оценки, которое представляет собой когнитивно-пропозициональную структуру, называющую объект или субъект характеризации ("Победа "Спорт / Спортивная борьба "Русский спортсмен / Русский тренер / Русские в спорте "Русский спортивный чиновник") и его доминирующий признак (признаки): Русские в спорте – максималисты / Русские спортсмены признают только победу и под.
Нами уже подчёркивалось, что посредством когнитивных стереотипов, объективирующих концепт "Спорт", транслируются общие представления носителей русского языка об особенностях русского характера, о специфике российского жизнеустройства, об отношениях гражданина и государства, о русском патриотизме. Так, например, выявленный нами стереотип «Русских спортсменов в мире не любят и всегда засуживают», очевидно, коррелирует с более общим ментальным стереотипом «Русских в мире не любят».
Это наблюдение подтверждает мысль о том, что в русском спортивном дискурсе, в сфере «медиаспорта», отражаются как определенные идеологические и мировоззренческие «установки» современных носителей языка, так и особенности русского национального менталитета.
Итак, любая когнитивная структура, будь то концепт, концептуальная модель или когнитивный стереотип, эксплицируется в языке – вербализуется в разных типах дискурсов.
Лексическими и лексико-синтаксическими маркерами когнитивных стереотипов в тексте могут являться, во-первых, частотно повторяемые, отчасти клишированные высказывания, коррелирующие с пропозициональной структурой, посредством которой формулируется стереотип, а во-вторых, разнообразные сегменты текста – от словосочетания до нескольких взаимосвязанных предложений, в которых вербализуется содержательная структура стереотипа.
Заметим, что стереотипы-суждения, интерпретирующие базовые концепты дискурса, репрезентируют как ядерные, так и периферийные когнитивные слои концептов, которые тем не менее могут характеризоваться актуальностью, содержательной значимостью и разнообразием языковых (и внеязыковых) средств, участвующих в их объективации в дискурсивных практиках.
4.3. Концептуальное моделирование как методика лингвокогнитивного исследования дискурса. Виды концептуальных моделей
4.3.1. Согласно учению Дж. Лакоффа и М. Джонсона, «наша концептуальная система в значительной степени метафорична» [Лакофф, Джонсон 2004: 25], и именно метафора структурирует восприятие, мышление и деятельность человека.
3. И. Резанова подчеркивает, что в современных исследованиях по метафорическому смысломоделированию «метафорическое мышление и его языковое представление интерпретируются не только как генетически первичные, но и сущностные для современного состояния языков и когниций» [Резанова, Мишанкина, Катунин 2003: 25].
Как следует из современной когнитивной теории метафоры, в основе процессов метафоризации лежат процедуры обработки структур знаний – фреймов и сценариев [Баранов 2004: 9].
Метафоризация основывается на «понимании и переживании сущности одного вида в терминах сущности другого вида» [Лакофф, Джонсон 2004: 27]
и, следовательно, на взаимодействии двух когнитивных структур – области источника (source domain) и области цели (target domain).
Таким образом, в процессе метафоризации «некоторые области цели структурируются по образцу источника, иначе говоря, происходит «метафорическая проекция» [Баранов URL: http://www.dialog-21.ru/Archive/2003/Baranov.pdf.], или «когнитивное отображение» [Баранов 2004: 9].
Термином концептуальная метафора (а также синонимичными терминами метафорическая модель, концептуальная метафорическая модель) принято называть «устойчивые соответствия между областью источника и областью цели, зафиксированные в языковой и культурной традиции данного общества» [Там же: 111, «существующую и/или складывающуюся в сознании носителей языка схему связи между понятийными сферами» [Чудинов 2007: 131].
Итак, метафорическая модель отражает такое отношение между компонентами формулы «X – это У», которое характеризуется «не как прямое отождествление, а как подобие» (выделено мной. – Е. М.) [Там же].
По сути дела, о том же пишет и Н. А. Кузьмина, исследуя специфику языкового воплощения концептуальных метафорических моделей в поэтическом дискурсе: «Второй компонент – означающее[24] – выступает преимущественно в образной форме» [Кузьмина 1999: 195].
Кстати говоря, отнюдь не случайным нам кажется в этом справедливом замечании слово преимущественно, которое косвенно подтверждает, что экспликация означаемого в речи может быть и неметафорической, лишенной образности.
Итак, если мы выделяем в качестве концептуальных доминант спортивного дискурса такие концептуальные метафорические модели, как "Спорт – это смерть " или "Спорт – это бизнес то это означает, согласно вышесказанному, что референтная область, означаемое, понятийная сфера, сфера-источник "Спорт" осмысливается и означивается в терминах другой понятийной сферы, сферы-мишени ("Смерть", "Бизнес"), по метафорическому принципу подобия названных сфер.
В современных исследованиях концептуальных метафор чрезвычайно продуктивной[25] оказалась методика анализа метафорической модели, предложенная А. П. Чудиновым, который, в свою очередь, опирался как на фундаментальное исследование в области теории метафорического моделирования[26] Дж. Лакоффа и М. Джонсона, так и на учение М. Минского о фреймах-структурах для представления знаний [Минский 1979], «адаптированное» на лингвистической почве Ч. Филлмором [Fullmore 1982: 111 – 137] (см. также о фреймовой семантике Ч. Филлмора [Колесник 2002]).
Основными задачами описания метафорической модели являются, по мнению А. П. Чудинова, выделение «сферы-источника» («области источника») и «сферы-магнита», «сферы-мишени» («области цели»), их лингвокогнитивная характеристика, анализ системы фреймов и слотов исследуемой модели как «когнитивного динамического сценария, отражающего представления о типичной последовательности развёртывания модели» [Чудинов 2007: 132]. Чрезвычайно важной для нашего исследования является и справедливая мысль о том, что система метафорических моделей – это «важная часть национальной языковой картины мира, национальной ментальности, она тесно связана с историей соответствующего народа и современной социально-политической ситуацией» [Чудинов 2007: 131].
Добавим, что именно описанная методика будет использована в данной диссертационной работе для лингвокогнитивного анализа доминантных концептуальных метафорических моделей русского спортивного дискурса.
4.3.2. Метафора, по меткому и точному определению Дж. Лакоффа и М. Джонсона, «объединяет разум и воображение», она суть «воображаемая рациональность» (выделено мной. – Е. М.) [Лакофф, Джонсон 2004:215].
Заметим еще раз, что научный «пафос» теоретиков концептуальной метафоры базируется на основополагающем представлении о метафоричности понятийной системы человека, а следовательно, и о том, что понимание на основе метафор есть образная форма рациональности.
Однако цитируемые авторы, разумеется, не отрицают сосуществования метафорических способов познания, освоения и понимания действительности с метонимическими, рациональными, неметафорическими по своей сути, основанными на логических методах обнаружения связи между концептами, между означаемым и означающим концептуальной модели[27].
И в этом смысле нам близка позиция Р. Якобсона [Якобсон 1990], Ю. М. Лотмана [Лотман 1996], П. Рикёра [Рикёр 1995], А. Е. Серикова [Сериков 2007], Д. Г. Трунова [Трунов 2005] и других исследователей, которые говорят об универсальности «полюсов» метафоры и метонимии как механизмов познания действительности, развития речевого события[28], о противоположности метафорических (основанных на ассоциации по сходству) и метонимических (основанных на смежности явлений действительности, на взаимной связи или родстве понятий) процессов[29].
Таким образом, «в основе любых тропов как риторических фигур лежит взаимодействие метафорического и метонимического механизмов восприятия мира и генерации текстов» (выделено автором. – Е. М.) [Сериков 2007: 134].
Более того, можно утверждать, вслед за П. Рикёром и Р. Якобсоном, что «существует возможность придать полярному отношению между метафорой и метонимией более общий функциональный смысл, свидетельствующий о полярности метафорического и метонимического процессов мышления [Рикёр 1995: 109] и что «конкуренция между двумя механизмами поведения – метафорическим и метонимическим – проявляется в любом символическом процессе, как внутриличностном, так и социальном» [Якобсон 1990: 129].
Кстати заметим, что традиция разноаспектного изучения метафоры и метафорических механизмов познания действительности в риторике, стилистике, лексикологии, лингвистической поэтике, наконец, в когнитивной лингвистике неизмеримо богаче, чем традиция изучения метонимии[30].
Несмотря на объективную сложность интерпретации метонимических процессов, по нашему глубокому убеждению, объектом исследования в когнитивной лингвистике могут и должны быть не только концептуальные метафорические модели (концептуальные метафоры)[31], объективированные в разных типах дискурсов и демонстрирующие универсальность метафорического способа категоризации действительности, но и концептуальные метонимические модели (термин предложен H. А. Кузьминой), репрезентирующие принципиально иную, не метафорическую, а рациональную, логическую форму структурирования человеческого восприятия, мышления и деятельности и также вербализованные в дискурсах.
3. И. Резанова подчеркивает, что в современных исследованиях по метафорическому смысломоделированию «метафорическое мышление и его языковое представление интерпретируются не только как генетически первичные, но и сущностные для современного состояния языков и когниций» [Резанова, Мишанкина, Катунин 2003: 25].
Как следует из современной когнитивной теории метафоры, в основе процессов метафоризации лежат процедуры обработки структур знаний – фреймов и сценариев [Баранов 2004: 9].
Метафоризация основывается на «понимании и переживании сущности одного вида в терминах сущности другого вида» [Лакофф, Джонсон 2004: 27]
и, следовательно, на взаимодействии двух когнитивных структур – области источника (source domain) и области цели (target domain).
Таким образом, в процессе метафоризации «некоторые области цели структурируются по образцу источника, иначе говоря, происходит «метафорическая проекция» [Баранов URL: http://www.dialog-21.ru/Archive/2003/Baranov.pdf.], или «когнитивное отображение» [Баранов 2004: 9].
Термином концептуальная метафора (а также синонимичными терминами метафорическая модель, концептуальная метафорическая модель) принято называть «устойчивые соответствия между областью источника и областью цели, зафиксированные в языковой и культурной традиции данного общества» [Там же: 111, «существующую и/или складывающуюся в сознании носителей языка схему связи между понятийными сферами» [Чудинов 2007: 131].
Итак, метафорическая модель отражает такое отношение между компонентами формулы «X – это У», которое характеризуется «не как прямое отождествление, а как подобие» (выделено мной. – Е. М.) [Там же].
По сути дела, о том же пишет и Н. А. Кузьмина, исследуя специфику языкового воплощения концептуальных метафорических моделей в поэтическом дискурсе: «Второй компонент – означающее[24] – выступает преимущественно в образной форме» [Кузьмина 1999: 195].
Кстати говоря, отнюдь не случайным нам кажется в этом справедливом замечании слово преимущественно, которое косвенно подтверждает, что экспликация означаемого в речи может быть и неметафорической, лишенной образности.
Итак, если мы выделяем в качестве концептуальных доминант спортивного дискурса такие концептуальные метафорические модели, как "Спорт – это смерть " или "Спорт – это бизнес то это означает, согласно вышесказанному, что референтная область, означаемое, понятийная сфера, сфера-источник "Спорт" осмысливается и означивается в терминах другой понятийной сферы, сферы-мишени ("Смерть", "Бизнес"), по метафорическому принципу подобия названных сфер.
В современных исследованиях концептуальных метафор чрезвычайно продуктивной[25] оказалась методика анализа метафорической модели, предложенная А. П. Чудиновым, который, в свою очередь, опирался как на фундаментальное исследование в области теории метафорического моделирования[26] Дж. Лакоффа и М. Джонсона, так и на учение М. Минского о фреймах-структурах для представления знаний [Минский 1979], «адаптированное» на лингвистической почве Ч. Филлмором [Fullmore 1982: 111 – 137] (см. также о фреймовой семантике Ч. Филлмора [Колесник 2002]).
Основными задачами описания метафорической модели являются, по мнению А. П. Чудинова, выделение «сферы-источника» («области источника») и «сферы-магнита», «сферы-мишени» («области цели»), их лингвокогнитивная характеристика, анализ системы фреймов и слотов исследуемой модели как «когнитивного динамического сценария, отражающего представления о типичной последовательности развёртывания модели» [Чудинов 2007: 132]. Чрезвычайно важной для нашего исследования является и справедливая мысль о том, что система метафорических моделей – это «важная часть национальной языковой картины мира, национальной ментальности, она тесно связана с историей соответствующего народа и современной социально-политической ситуацией» [Чудинов 2007: 131].
Добавим, что именно описанная методика будет использована в данной диссертационной работе для лингвокогнитивного анализа доминантных концептуальных метафорических моделей русского спортивного дискурса.
4.3.2. Метафора, по меткому и точному определению Дж. Лакоффа и М. Джонсона, «объединяет разум и воображение», она суть «воображаемая рациональность» (выделено мной. – Е. М.) [Лакофф, Джонсон 2004:215].
Заметим еще раз, что научный «пафос» теоретиков концептуальной метафоры базируется на основополагающем представлении о метафоричности понятийной системы человека, а следовательно, и о том, что понимание на основе метафор есть образная форма рациональности.
Однако цитируемые авторы, разумеется, не отрицают сосуществования метафорических способов познания, освоения и понимания действительности с метонимическими, рациональными, неметафорическими по своей сути, основанными на логических методах обнаружения связи между концептами, между означаемым и означающим концептуальной модели[27].
И в этом смысле нам близка позиция Р. Якобсона [Якобсон 1990], Ю. М. Лотмана [Лотман 1996], П. Рикёра [Рикёр 1995], А. Е. Серикова [Сериков 2007], Д. Г. Трунова [Трунов 2005] и других исследователей, которые говорят об универсальности «полюсов» метафоры и метонимии как механизмов познания действительности, развития речевого события[28], о противоположности метафорических (основанных на ассоциации по сходству) и метонимических (основанных на смежности явлений действительности, на взаимной связи или родстве понятий) процессов[29].
Таким образом, «в основе любых тропов как риторических фигур лежит взаимодействие метафорического и метонимического механизмов восприятия мира и генерации текстов» (выделено автором. – Е. М.) [Сериков 2007: 134].
Более того, можно утверждать, вслед за П. Рикёром и Р. Якобсоном, что «существует возможность придать полярному отношению между метафорой и метонимией более общий функциональный смысл, свидетельствующий о полярности метафорического и метонимического процессов мышления [Рикёр 1995: 109] и что «конкуренция между двумя механизмами поведения – метафорическим и метонимическим – проявляется в любом символическом процессе, как внутриличностном, так и социальном» [Якобсон 1990: 129].
Кстати заметим, что традиция разноаспектного изучения метафоры и метафорических механизмов познания действительности в риторике, стилистике, лексикологии, лингвистической поэтике, наконец, в когнитивной лингвистике неизмеримо богаче, чем традиция изучения метонимии[30].
Несмотря на объективную сложность интерпретации метонимических процессов, по нашему глубокому убеждению, объектом исследования в когнитивной лингвистике могут и должны быть не только концептуальные метафорические модели (концептуальные метафоры)[31], объективированные в разных типах дискурсов и демонстрирующие универсальность метафорического способа категоризации действительности, но и концептуальные метонимические модели (термин предложен H. А. Кузьминой), репрезентирующие принципиально иную, не метафорическую, а рациональную, логическую форму структурирования человеческого восприятия, мышления и деятельности и также вербализованные в дискурсах.