Далее простирался Пиренейский полуостров, где угроза нависла над Лиссабоном, Севильей, Кадисом. Вражеские паруса маячили также у побережья Северной Африки, приводя в смятение местных мусульманских правителей. Норманны обогнули Европейский континент и вышли в Средиземное море. Здесь они высадились на Сицилии, затем в Италии, которую называли Лангабардаланд, то есть землёй лангобардов. В 860 г. норманны достигли Пизы. Целью некоторых отрядов являлся захват Рима, но до столицы мира викинги так и не добрались. Путь на восток привел их к землям Византийской империи (Грикланд, или Грикьяр, – Греция). Скандинавские руны обнаружены на мраморном льве из Пирея, портового города неподалеку от Афин. Познакомились норманны и с византийской столицей – Константинополем, который они называли Миклагардом, то есть «великим городом», что вполне соответствовало действительности. Уже в X веке варяги были хорошо известны в Византии и входили в состав личной гвардии императоров. Наконец, скандинавы соприкоснулись и с миром мусульманского Востока. Здесь находился город Йорсалир – Иерусалим, а викинга, побывавшего там, именовали йорсалирсфари.
Отряды норманнов отличались высокой маневренностью, быстротой действий и натиска. Хорошая организация войска позволяла им совершенно неожиданно для противника появляться в разных местах тогдашней ойкумены, наводя ужас на христиан и мусульман. До христианизации самой Скандинавии тогда было ещё далеко, хотя отдельные попытки европейскими монахами уже предпринимались, и некоторые скандинавские вожди принимали крещение (от которого, впрочем, порой и легко отказывались).
В IX веке викинги достигли неведомых земель, абсолютно неизвестных ни Европе, ни Азии. Речь идёт об открытии Исландии и территорий к западу от неё. Первые открытия происходили случайно. Мореплавателей относило течением, или они сбивались с курса и блуждали по океану. Ещё до норманнов в Исландии побывали ирландские монахи, но освоить остров они не смогли да и, вероятно, такой задачи себе не ставили. Около 860-х гг. некий викинг Наддод (судя по имени – не скандинав) достиг острова и назвал его Сньёланд (Снежная земля). Его спутник Гардар Свафарсон обошел Исландию кругом и там зазимовал. Он назвал эту землю Гардарсхольм. Затем норвежец Флоки Фильгерварсон приплыл из Фарёрских островов на побережье острова и переименовал его в Исландию (Земля льда). Колонизацию возглавил около 874 г. Ингоульф Арнарсон, которого за убийство изгнали из Норвегии. В 877 г. он основал Рейкьявик (буквально «Дымящаяся бухта»). Затем хлынул поток переселенцев, и вскоре Исландия стала обитаемой землей. В 930 г. на острове был учреждён альтинг – общий сход всех жителей, решавший государственные дела (сейчас в Исландии так называется парламент). В 1000 г. альтинг принял христианство.
В X веке наступила очередь Гренландии. Норвежец Гуннбьёрн Ульф-Краккасон сбился с пути и увидел очертания острова, но не пристал к нему. В 981 г. изгнанный из Норвегии опять же за убийство конунг Эрик Торвальдсон по прозвищу Рауди (Рыжий), который не смог прижиться и в Исландии, отправился на поиски этой земли и достиг её в 985–986 гг. С его лёгкой руки остров получил наименование Гренландия (Зелёная страна). Зелёной она стала потому, что в то время климат там был более тёплым, чем сейчас, и на побережье, куда причалил Эрик, росла трава. Гренландская колония просуществовала несколько веков, потом она вымерла в связи с похолоданием, и европейцам пришлось вновь открывать Гренландию.
Аналогичная судьба ожидала и другую terra incognita. Летом 986 г. норвежец Бьярни Херьюльфсон, направлявшийся в Гренландию, был отнесён к новой неведомой земле, но пристать к ней не решился. Это была Северная Америка. Около 1000 г. сын Эрика Рыжего Лейф Эриксон на том же корабле, что и отец, отправился на поиски новой земли, и удача пришла к нему. Он открыл Хеллюланд (Земля плоских камней) – остров Баффинова земля; затем Маркланд (Лесная земля) – по-видимому, Лабрадор, и Винланд (Богатая или Виноградная земля) – остров Ньюфаундленд. Некоторые ученые даже полагают, что Лейф проник ещё южнее и достиг района современного города Бостона, где Лейфу сооружен памятник. За свои открытия Лейф получил прозвище Счастливый. В Америке норманны встретились с аборигенами (скрелингами) – индейцами. Вскоре стали прибывать и другие поселенцы. Родился и первый европеец Нового Света – Снорри, сын Торфинна Карлсфени. Поселения существовали ещё в XII веке. В 1059 г. папа Николай II назначил в Винланд епископа для распространения христианства. В 1121 г. в Винланд из Гренландии направился епископ Эрик Гнупсон, но его судьба неизвестна. Потом об Америке забыли, и европейцы открыли её заново лишь в конце XV века благодаря плаваниям Христофора Колумба. Не исключено, что Колумб знал о путешествиях викингов.
Всё это показывает нам, насколько обширной была сфера активности норманнов. Конечно, не могла остаться в стороне и Восточная Европа, прежде всего север будущей Древней Руси. На этих землях уже возникали первые города. Одним из важнейших была Ладога9. Через неё шла оживлённая торговля, она связывала Русь с северными странами. В IX веке поселение появилось и на так называемом городище под Новгородом (археологи называют его Рюриковым городищем)10. Сам Новгород (на современном месте) возник позднее, в начале X века. Летописи говорят (а археологические раскопки подтверждают) и о существовании поселений в Изборске, Ростове (Сарское городище) и, вероятно, на Белоозере (возможно, городище Крутик). Варяги знали эти города. В Ладоге скандинавские древности находят в слоях уже середины VIII века. Норманны называли Ладогу Альдейгьюборг, а Новгород – Хольмгард. Всю же Русь – Гарды или Гардар. Позднее уже в книжной литературе стало употребляться название Гардарики. Под словом «гард» подразумевалось укрепленное поселение11.
С севера Руси торговые пути шли на юг. Они проходили по Неве, Ладожскому озеру и Волхову (при впадении Волхова в Ладожское озеро как раз и стояла Ладога). Затем пути «разделялись». Уже в начале IX века активно функционировал торговый путь по Волге на Каспий. Он связал русские земли со странами Востока. Позднее, где-то в середине IX века сформировался знаменитый «Путь из варяг в греки», начинавшийся в Бирке на озере Меларен – крупном торговом центре Скандинавии, и заканчивавшийся в византийской столице12. Описание этого пути находим в «Повести временных лет»: «Когда же поляне жили отдельно по горам этим, тут был путь из Варяг в Греки и из Греков по Днепру, а в верховьях Днепра – волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду (Константинополю), а от Царьграда можно приплыть в Понт море (Чёрное море), в которое впадает Днепр река. Днепр же вытекает из Оковского леса и течёт на юг, а Двина из того же леса течёт, и направляется на север, и впадает в море Варяжское (Балтийское). Из того же леса течёт Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское (Каспийское)»13.
На торговых путях стояли первые русские города. Одним из важнейших пунктов был Смоленск. Под Смоленском археологи раскопали Гнёздовское городище, где обнаружили немало русских и скандинавских древностей. Вообще же по торговым путям находят разнообразные предметы, связанные с разными народами. Ведь, хотя пути эти были нелегки и небезопасны, купеческие суда везли «из варяг в греки» и «из грек в варяги» различные товары: из Руси – меха, воск, мёд, из Византии – ткани и золото. Международные связи того времени были столь обширны, что в одном из скандинавских торговых городов при раскопках обнаружили небольшую статую Будды! Русь торговала с восточными странами – путь по Волге шёл по землям Волжской Булгарии и Хазарского каганата, и арабский географ Ибн Хордадбех, составивший «Книгу путей и стран», описывал его так: «Если говорить о купцах русах, то это одна из разновидностей славян. Они доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисиц и мечи из самых отдаленных окраин страны славян к Румийскому (Чёрному) морю. Владетель ар-Рума (Византии) взимает с их десятину. Если они отправляются по Танису (Дону) – реке славян, то проезжают мимо Хамлиджа (Итиля), города хазар. Их владетель также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан (Каспийскому) и высаживаются на любом берегу. Окружность этого моря 500 фарсахов (около 3000 километров). Иногда они везут свои товары от Джурджана (город на южном побережье Каспия) до Багдада на верблюдах. Переводчиками для них являются славянские слуги. Они утверждают, что они христиане, и платят подушную подать (взимавшуюся в мусульманских государствах с иноверцев, но для христиан её размер был меньше, чем для язычников)» (рассказ Ибн Хордадбеха относится к 840-м годам)14.
Варяги были хорошо известны славянским и финно-угорским племенам. С этими северными воинами и связано начало династии Рюриковичей.
Рюрик: легенда и реальность
Предоставим слово «Повести временных лет».
«В год 6367 (859). Варяги из-за моря взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с кривичей. А хазары брали дань с полян, и с северян, и с вятичей по белке от дыма (очага).
Синеус, Рюрик, Трувор. Рисунок В.П. Верещагина. 1891 г.
В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: “Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву”. И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные урмане (норвежцы) и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: “Земля наша велика и обильна, а наряда (управления) в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”. И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик. И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: “Чей это городок?” Те же ответили: “Были три брата, Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хазарам”. Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же княжил в Новгороде»15.
Здание Кунсткамеры в Санкт-Петербурге
Вот она, знаменитая «легенда о призвании» варяжских князей. Сколько «копий было сломано» из-за неё! Споры начались ещё в XVIII веке и с тех пор длились с большей или меньшей интенсивностью на протяжении более двух столетий. Камнем преткновения стала так называемая «норманнская теория» образования Русского государства. В советской историографии основателями этой теории были признаны три совсем разных и мало связанных друг с другом, но объединённых немецким происхождением учёных.
Сочинение Г.З. Байера о варягах (Dissertatio de Varagis. 1747), изданное в Санкт-Петербурге в 1767 г.
Готлиб (Теофил) Зигфрид Байер (1694–1738) ещё в первые годы существования Петербургской академии наук был приглашен в неё в качестве профессора филологии. Сам он был крупным востоковедом и знатоком древних языков, но русского языка не знал и летописи читал в латинском переводе. В России Байер написал и опубликовал ряд трудов, среди которых была и работа «О варягах» («De Varagis»), написанная, как и было положено в те времена, на латыни. Она была опубликована в 1735 г. в четвёртом томе академического издания «Commentarii Academiae Scientiarum Imperialis Petropolitanae». В 1747 г. её перевёл на русский язык Кириак Кондратович, и в сокращённом виде выдающийся историк Василий Никитич Татищев включил этот текст в первую часть своей «Истории» в виде одной из глав. Перевод Кондратовича вышел и отдельным изданием в 1767 г. под названием «Сочинение о варягах автора Феофила Сигефра Беэра». Именно работа «О варягах» и считается традиционно первым трудом, с которого начался в России научный «норманизм». В нём Байер задался целью решить проблему о том, кем были варяги. Он обратился к ранним, наиболее близким к древнерусским временам, источникам – к летописным известиям о варягах и руси. Опираясь на летописный текст, Байер понимал под варягами собирательное наименование скандинавов: «шведы, готландцы, норвежцы и датчане назывались варягами». В подтверждение этой мысли учёный привёл известие Бертинских анналов – анналов эпохи империи Каролингов, о том, что послы «хакана росов», направленные к византийскому императору и оказавшиеся при дворе франкского императора Людовика Благочестивого в 839 г., принадлежали к народу шведов. Байер привлёк также и данные лингвистики и проанализировал имена русских князей и знати IX–X веков. При этом он использовал большой комплекс древнескандинавских источников, включая рунические надписи на камнях, многочисленные византийские произведения, в т. ч. сочинения византийского императора X века Констанина Багрянородного, и многие другие близкие по времени памятники, т. е. очертил то пространство русских и иностранных источников, на которых и до сих пор базируются исследователи древней русской истории. Имена первых русских князей Байер счёл скандинавскими и в целом пришёл к выводу о скандинавском происхождении варягов.
Сочинение Г.Ф. Миллера по русской истории, изданное в Санкт-Петербурге в 1764 г.
Идеи Байера развил его младший коллега Герард Фридрих Миллер (собств. Мюллер) (1705–1783). В отличие от лингвиста Байера, Миллер был профессиональным историком и являлся профессором русской истории в Петербургской академии наук. Он также официально занимал должность историографа (кроме Миллера этой чести в России удостоились только князь Михаил Михайлович Щербатов при Екатерине Великой и Николай Михайлович Карамзин при Александре I). Заслуги Миллера перед русской наукой действительно велики. Он ввёл в оборот несколько важных исторических памятников. А в 1733–1743 гг. Миллер участвовал в прославленной Великой Северной экспедиции. Он входил в состав отряда, исследовавшего Сибирь. Миллер побывал во многих сибирских книгохранилищах, составил множество выписок из различных источников, и сейчас это собрание под названием «портфели Миллера» хранится в Государственном архиве древних актов в Москве. Оно поистине бесценно для историков, ибо оригиналы многих документов, с которыми работал Миллер, не пощадило время. С именем Миллера связан первый научный диспут по «норманнскому вопросу», поводом для которого стала диссертация Миллера «De origine gentis russicae» (в русском переводе под названием «Происхождение народа и имени российского»). История этой дискуссии такова.
Сочинение М.В. Ломоносова «Древняя Российская история», изданное в Санкт-Петербурге в 1766 г.
На 6 сентября 1749 г. по распоряжению президента Петербургской академии наук была назначена «публичная ассамблея» Академии, приуроченная к дню тезоименитства императрицы Елизаветы Петровны. На таких публичных собраниях должны были выступать по два профессора Академии, причём один должен был читать свою речь на латинском, а другой – на русском языке. К заседанию 6 сентября свои выступления готовили Миллер и Михаил Васильевич Ломоносов. Ломоносов написал «Слово похвальное императрице Елизавете Петровне», в котором помимо похвал государыне дал общий обзор наук, могущих принести пользу России. Это слово получило высокую оценку двора и было признано выдающимся произведением ораторского мастерства. Миллер же должен был подготовить «сочинение об учёной материи», для которого выбрал, по словам советника Академической канцелярии И.-Д. Шумахера (фактически руководившего работой Академии), «предмет самый скользкий». Эта «диссертация» должна была быть рассмотрена на заседании Академической конференции, но уже при первом ознакомлении с нею профессора Академии предложили исправить в тексте ряд мест, а Шумахер счёл, что если напечатать речь Миллера в первоначальном виде, то это будет «уничижением для Академии», и лучше бы изложить «этот предмет с большею осторожностью, чтобы не обидеть никого». На заседании Академической конференции 23 августа 1749 г. «диссертация» Миллера была зачитана и обсуждена. Её рекомендовали к печати после внесения соответствующих исправлений. Тексты Миллера и Ломоносова были изданы к началу сентября и даже уже было напечатано официальное приглашение на публичное собрание Академии, как вдруг 3 сентября по распоряжению президента это собрание было перенесено на 26 ноября, следующий день после очередной годовщины восшествия Елизаветы Петровны на престол.
М.В. Ломоносов. Портрет XVIII в.
Работа Миллера, из-за которой и перенесли «публичную ассамблею», 6 и 7 сентября была передана на отзыв шести профессорам и адъюнктам Академии на предмет, «не сыщется ль в оной чего для России предосудительного». Среди них, помимо Ломоносова, были также известный поэт Василий Кириллович Тредиаковский и естествоиспытатель Степан Петрович Крашенинников. Все они представили в канцелярию Академии наук свои «репорты» (отзывы), которые все, за исключением отзыва В.К. Тредиаковского, носили критический характер. Общее мнение состояло в том, что «диссертацию» Миллера читать в публичном собрании и распространять в напечатанном виде нельзя. Так, Ломоносов написал, что речь Миллера «весьма недостойна, а российским слушателям и смешна, и досадительна» и, по его мнению, «отнюдь не может быть так исправлена, чтобы она когда к публичному действию годилась». В конечном итоге было принято решение отложить речь Миллера до другого случая, а для ноябрьского собрания «выбрать предмет из физики», что и было сделано. 26 ноября на публичной ассамблее Ломоносов прочитал своё «похвальное слово», а научные выступления сделали профессор физики Г.-В. Рихман и профессор механики Х.-Г. Кратценштейн. По поводу работы Миллера было принято решение сдать её текст в архив Академии, а напечатанный тираж в обращение не выпускать.
А.Л. Шлёцер. Гравюра XIX в.
Однако Миллер со своим поражением не смирился. В начале октября он направил письмо президенту Академии графу К.Г. Разумовскому, в котором писал, что «диссертация» была опорочена «недоброхотными» ему членами Академии, а поскольку никто ему никакой критики не предъявил, то он был лишён возможности «оправдаться». Тогда президент распорядился обсудить «диссертацию» на чрезвычайном собрании с участием Миллера «без всякого пристрастия», с тем, чтобы можно было её «заблаговременно поправить». Чрезвычайное собрание было назначено на 23 октября, но растянулось на целых 29 (!) заседаний – вплоть до 8 марта 1750 г. В результате этого долгого обсуждения «диссертация» Миллера была признана неприемлемой, а напечатанный её тираж, за исключением трёх экземпляров, был уничтожен (опубликован этот текст полностью был только в 2006 г.).
Задача, которую поставил в своей работе Миллер, заключалась в том, чтобы изложить происхождение «славнейшаго Российскаго народа» и происхождение «Российскаго имени». При этом Миллер исходил из очень верной установки, что «одного имён согласия (т. е. совпадения) без других подлиннейших свидетельств к доказательству о происхождении народов никак не довольно». На этом основании он отрицал, в частности, какую бы то ни было связь между названием древнего народа роксолан и именем «русь» (мнение, которое, кстати, разделял Ломоносов). Мысли Миллера чрезвычайно существенны – он справедливо утверждал, что кажущееся сходство названий народов, как и то, что когда-то один народ жил на территории другого, вовсе не доказывает их генетического родства. К сожалению, об этой элементарной истине совершенно «забывают» дилетанты от истории, пытающиеся искать древние корни каких-либо более поздних народов, – явление, столь распространённое в псевдоисторической беллетристике до сих пор. Происхождение названия «славяне» Миллер выводил от слова «слава»: «от славных своих дел в древния времена Славянами назывались», и отмечал, что «нет ни одного тех времён историка, который бы прежде Юстиниана Императора упоминал о народе Славенском».
Затем Миллер обращался к вопросу о происхождении названия «Русь». «Объявим ещё и о другом народе, от котораго Россия нетокмо жительми населена, но и Царей и имя своё получила. Оной народ хотя в начале языком и житием от Славян весьма разнствовал, но столь тесно потом с ними соединился, что уже тому много веков прошло, как их между собою различать неможно было. А именно как Славяне Россиею владели, то от времени до времени приходили от севера Скандинавы, народ силою своего оружия на море и на сухом пути, также и торговым промыслом пред другими славной». Скандинавами считал Миллер и варягов, ссылаясь на «диссертацию» Байера. Очень много внимания Миллер уделял известиям скандинавских авторов о древней истории и связях Скандинавии с Русскими землями – часть этих сведений отличалась сомнительной достоверностью. Помимо скандинавского происхождения названия «Русь» Миллер писал и о том, что «некоторая часть Россиян произошла от Варягов, которая хотя и не столь многочисленна, чтоб с произшедшею от Славян могла сравниться; однако и не так мала, чтоб вовсе об оной умолчать». Также Миллер предположил, что название «русь/рось» пришло в славянский язык через посредство финского. Скандинавский же источник этого слова он определить затруднился.
Итак, получалось, что и название страны и даже какая-то часть русского народа имели иностранное, а вернее, скандинавское происхождение. Ситуацию, в которой появилась «диссертация» Миллера, блестяще охарактеризовал в своих «Лекциях по русской историографии» Василий Осипович Ключевский: «То был самый разгар национального возбуждения, которое появилось после царствования Анны и которому была обязана престолом Елизавета Петровна. Минувшее десятилетие стало предметом самых ожесточенных нападок; даже церковные проповеди обратились в политические памфлеты, направленные против этого тёмного десятилетия. С церковной кафедры говорили, что хищные совы и нетопыри засели тогда в гнезде российского орла. Новое, национальное царствование началось среди войны со Швецией, которая кончилась миром в Або 1743 г. В это время готовиться сказать по случаю тезоименитства государыни на торжественном заседании Академии, что шведы дали Руси и народное имя и государей, едва ли значило украсить торжество». Именно такую реакцию и вызвало произведение Миллера и в учёных и в придворных кругах. «Заклятая», по словам Ломоносова, диссертация Миллера подверглась тогда почти единодушному остракизму.
Вскоре после окончания бурных дискуссий М.В. Ломоносов сам принялся за написание русской истории. Он начал работать над этим сочинением в 1751 г., но успел написать только первый том, который был издан уже после смерти автора, в 1766 г. Работа Ломоносова над «Историей…» одобрялась благожелательным отношением двора и императрицы Елизаветы Петровны. Первый том «Древней Российской истории» охватывал период «от начала Российского народа» и до кончины Ярослава Мудрого в 1054 г. Первые главы Ломоносов посвятил «России прежде Рурика», где уделил внимание и тем вопросам, по которым так ожесточённо спорил с Миллером.
«Множество разных земель славенского племени есть неложное доказательство величества и древности». Этот патриотический посыл пронизывал все начальные главы «Истории». Славянский народ «славою дел утвердил себе славное имя» (в этом Ломоносов был согласен с Миллером), а начало его, по мнению Ломоносова, относилось к самым древним временам. Так, он полагал, что славянскими народами были балты (жмудь, литва, пруссы и др.), что древними славянами были не только венеты, но и пафлагоны, мидяне и амазоны, что происхождение славянских народов относится ко временам Троянской войны. Более того, славяне не только составляли «немалую часть воинств» готов, вандалов и лангобардов, но и их главные предводители «были славенской породы». Славянами Ломоносов считал и Одоакра (предводителя племени ругов, лишь по внешнему сходству имён созвучных русам), и Алариха, и других вождей эпохи «Великого переселения народов». Такая вольная интерпретация древних источников позволяла отодвигать историю славян вглубь веков и приписывать им всевозможные исторические свершения. Варягов Ломоносов считал собирательным названием многих народов: «они от разных племён и языков состояли и только одним соединялись обыкновенным тогда по морям разбоем». А «варяги-россы» (часть варягов) были одного происхождения с пруссами. Название же «россы» происходит, по мнению Ломоносова, от имени роксолан, древнего народа, упоминаемого античными авторами первых веков нашей эры (роксоланы были одним из сарматских, т. е. ираноязычных кочевых племён и, конечно, никакого отношения к русам не имели). Итак, внешнее сходство названий послужило Ломоносову основанием и роксолан признать славянским народом. Название же «роксоланы» Ломоносов и вовсе выводил из названия Волги, которая античными авторами именовалась Ра – следовательно, роксоланы – это аланы, которые жили на волжских берегах (на самом деле роксоланы до Волги не доходили). Далее, по предположению Ломоносова, эти роксоланы-славяне переселились к Балтийскому морю, причём на своём пути оставляли такие названия как Рось (река – приток Днепра) и даже Старая Русса (город в Новгородской земле). На берегах Балтики «россы»-роксоланы поселились на территории Пруссии, откуда и прибыли на Русь. Вся эта совершенно фантастическая картина, хоть и была далека от науки, но в целом отвечала тому «патриотическому» настрою, который был характерен и для времени царствования Елизаветы Петровны, и для эпохи Екатерины II.
«В год 6367 (859). Варяги из-за моря взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с кривичей. А хазары брали дань с полян, и с северян, и с вятичей по белке от дыма (очага).
В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: “Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву”. И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные урмане (норвежцы) и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: “Земля наша велика и обильна, а наряда (управления) в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”. И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик. И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: “Чей это городок?” Те же ответили: “Были три брата, Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хазарам”. Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же княжил в Новгороде»15.
Вот она, знаменитая «легенда о призвании» варяжских князей. Сколько «копий было сломано» из-за неё! Споры начались ещё в XVIII веке и с тех пор длились с большей или меньшей интенсивностью на протяжении более двух столетий. Камнем преткновения стала так называемая «норманнская теория» образования Русского государства. В советской историографии основателями этой теории были признаны три совсем разных и мало связанных друг с другом, но объединённых немецким происхождением учёных.
Готлиб (Теофил) Зигфрид Байер (1694–1738) ещё в первые годы существования Петербургской академии наук был приглашен в неё в качестве профессора филологии. Сам он был крупным востоковедом и знатоком древних языков, но русского языка не знал и летописи читал в латинском переводе. В России Байер написал и опубликовал ряд трудов, среди которых была и работа «О варягах» («De Varagis»), написанная, как и было положено в те времена, на латыни. Она была опубликована в 1735 г. в четвёртом томе академического издания «Commentarii Academiae Scientiarum Imperialis Petropolitanae». В 1747 г. её перевёл на русский язык Кириак Кондратович, и в сокращённом виде выдающийся историк Василий Никитич Татищев включил этот текст в первую часть своей «Истории» в виде одной из глав. Перевод Кондратовича вышел и отдельным изданием в 1767 г. под названием «Сочинение о варягах автора Феофила Сигефра Беэра». Именно работа «О варягах» и считается традиционно первым трудом, с которого начался в России научный «норманизм». В нём Байер задался целью решить проблему о том, кем были варяги. Он обратился к ранним, наиболее близким к древнерусским временам, источникам – к летописным известиям о варягах и руси. Опираясь на летописный текст, Байер понимал под варягами собирательное наименование скандинавов: «шведы, готландцы, норвежцы и датчане назывались варягами». В подтверждение этой мысли учёный привёл известие Бертинских анналов – анналов эпохи империи Каролингов, о том, что послы «хакана росов», направленные к византийскому императору и оказавшиеся при дворе франкского императора Людовика Благочестивого в 839 г., принадлежали к народу шведов. Байер привлёк также и данные лингвистики и проанализировал имена русских князей и знати IX–X веков. При этом он использовал большой комплекс древнескандинавских источников, включая рунические надписи на камнях, многочисленные византийские произведения, в т. ч. сочинения византийского императора X века Констанина Багрянородного, и многие другие близкие по времени памятники, т. е. очертил то пространство русских и иностранных источников, на которых и до сих пор базируются исследователи древней русской истории. Имена первых русских князей Байер счёл скандинавскими и в целом пришёл к выводу о скандинавском происхождении варягов.
Идеи Байера развил его младший коллега Герард Фридрих Миллер (собств. Мюллер) (1705–1783). В отличие от лингвиста Байера, Миллер был профессиональным историком и являлся профессором русской истории в Петербургской академии наук. Он также официально занимал должность историографа (кроме Миллера этой чести в России удостоились только князь Михаил Михайлович Щербатов при Екатерине Великой и Николай Михайлович Карамзин при Александре I). Заслуги Миллера перед русской наукой действительно велики. Он ввёл в оборот несколько важных исторических памятников. А в 1733–1743 гг. Миллер участвовал в прославленной Великой Северной экспедиции. Он входил в состав отряда, исследовавшего Сибирь. Миллер побывал во многих сибирских книгохранилищах, составил множество выписок из различных источников, и сейчас это собрание под названием «портфели Миллера» хранится в Государственном архиве древних актов в Москве. Оно поистине бесценно для историков, ибо оригиналы многих документов, с которыми работал Миллер, не пощадило время. С именем Миллера связан первый научный диспут по «норманнскому вопросу», поводом для которого стала диссертация Миллера «De origine gentis russicae» (в русском переводе под названием «Происхождение народа и имени российского»). История этой дискуссии такова.
На 6 сентября 1749 г. по распоряжению президента Петербургской академии наук была назначена «публичная ассамблея» Академии, приуроченная к дню тезоименитства императрицы Елизаветы Петровны. На таких публичных собраниях должны были выступать по два профессора Академии, причём один должен был читать свою речь на латинском, а другой – на русском языке. К заседанию 6 сентября свои выступления готовили Миллер и Михаил Васильевич Ломоносов. Ломоносов написал «Слово похвальное императрице Елизавете Петровне», в котором помимо похвал государыне дал общий обзор наук, могущих принести пользу России. Это слово получило высокую оценку двора и было признано выдающимся произведением ораторского мастерства. Миллер же должен был подготовить «сочинение об учёной материи», для которого выбрал, по словам советника Академической канцелярии И.-Д. Шумахера (фактически руководившего работой Академии), «предмет самый скользкий». Эта «диссертация» должна была быть рассмотрена на заседании Академической конференции, но уже при первом ознакомлении с нею профессора Академии предложили исправить в тексте ряд мест, а Шумахер счёл, что если напечатать речь Миллера в первоначальном виде, то это будет «уничижением для Академии», и лучше бы изложить «этот предмет с большею осторожностью, чтобы не обидеть никого». На заседании Академической конференции 23 августа 1749 г. «диссертация» Миллера была зачитана и обсуждена. Её рекомендовали к печати после внесения соответствующих исправлений. Тексты Миллера и Ломоносова были изданы к началу сентября и даже уже было напечатано официальное приглашение на публичное собрание Академии, как вдруг 3 сентября по распоряжению президента это собрание было перенесено на 26 ноября, следующий день после очередной годовщины восшествия Елизаветы Петровны на престол.
Работа Миллера, из-за которой и перенесли «публичную ассамблею», 6 и 7 сентября была передана на отзыв шести профессорам и адъюнктам Академии на предмет, «не сыщется ль в оной чего для России предосудительного». Среди них, помимо Ломоносова, были также известный поэт Василий Кириллович Тредиаковский и естествоиспытатель Степан Петрович Крашенинников. Все они представили в канцелярию Академии наук свои «репорты» (отзывы), которые все, за исключением отзыва В.К. Тредиаковского, носили критический характер. Общее мнение состояло в том, что «диссертацию» Миллера читать в публичном собрании и распространять в напечатанном виде нельзя. Так, Ломоносов написал, что речь Миллера «весьма недостойна, а российским слушателям и смешна, и досадительна» и, по его мнению, «отнюдь не может быть так исправлена, чтобы она когда к публичному действию годилась». В конечном итоге было принято решение отложить речь Миллера до другого случая, а для ноябрьского собрания «выбрать предмет из физики», что и было сделано. 26 ноября на публичной ассамблее Ломоносов прочитал своё «похвальное слово», а научные выступления сделали профессор физики Г.-В. Рихман и профессор механики Х.-Г. Кратценштейн. По поводу работы Миллера было принято решение сдать её текст в архив Академии, а напечатанный тираж в обращение не выпускать.
Однако Миллер со своим поражением не смирился. В начале октября он направил письмо президенту Академии графу К.Г. Разумовскому, в котором писал, что «диссертация» была опорочена «недоброхотными» ему членами Академии, а поскольку никто ему никакой критики не предъявил, то он был лишён возможности «оправдаться». Тогда президент распорядился обсудить «диссертацию» на чрезвычайном собрании с участием Миллера «без всякого пристрастия», с тем, чтобы можно было её «заблаговременно поправить». Чрезвычайное собрание было назначено на 23 октября, но растянулось на целых 29 (!) заседаний – вплоть до 8 марта 1750 г. В результате этого долгого обсуждения «диссертация» Миллера была признана неприемлемой, а напечатанный её тираж, за исключением трёх экземпляров, был уничтожен (опубликован этот текст полностью был только в 2006 г.).
Задача, которую поставил в своей работе Миллер, заключалась в том, чтобы изложить происхождение «славнейшаго Российскаго народа» и происхождение «Российскаго имени». При этом Миллер исходил из очень верной установки, что «одного имён согласия (т. е. совпадения) без других подлиннейших свидетельств к доказательству о происхождении народов никак не довольно». На этом основании он отрицал, в частности, какую бы то ни было связь между названием древнего народа роксолан и именем «русь» (мнение, которое, кстати, разделял Ломоносов). Мысли Миллера чрезвычайно существенны – он справедливо утверждал, что кажущееся сходство названий народов, как и то, что когда-то один народ жил на территории другого, вовсе не доказывает их генетического родства. К сожалению, об этой элементарной истине совершенно «забывают» дилетанты от истории, пытающиеся искать древние корни каких-либо более поздних народов, – явление, столь распространённое в псевдоисторической беллетристике до сих пор. Происхождение названия «славяне» Миллер выводил от слова «слава»: «от славных своих дел в древния времена Славянами назывались», и отмечал, что «нет ни одного тех времён историка, который бы прежде Юстиниана Императора упоминал о народе Славенском».
Затем Миллер обращался к вопросу о происхождении названия «Русь». «Объявим ещё и о другом народе, от котораго Россия нетокмо жительми населена, но и Царей и имя своё получила. Оной народ хотя в начале языком и житием от Славян весьма разнствовал, но столь тесно потом с ними соединился, что уже тому много веков прошло, как их между собою различать неможно было. А именно как Славяне Россиею владели, то от времени до времени приходили от севера Скандинавы, народ силою своего оружия на море и на сухом пути, также и торговым промыслом пред другими славной». Скандинавами считал Миллер и варягов, ссылаясь на «диссертацию» Байера. Очень много внимания Миллер уделял известиям скандинавских авторов о древней истории и связях Скандинавии с Русскими землями – часть этих сведений отличалась сомнительной достоверностью. Помимо скандинавского происхождения названия «Русь» Миллер писал и о том, что «некоторая часть Россиян произошла от Варягов, которая хотя и не столь многочисленна, чтоб с произшедшею от Славян могла сравниться; однако и не так мала, чтоб вовсе об оной умолчать». Также Миллер предположил, что название «русь/рось» пришло в славянский язык через посредство финского. Скандинавский же источник этого слова он определить затруднился.
Итак, получалось, что и название страны и даже какая-то часть русского народа имели иностранное, а вернее, скандинавское происхождение. Ситуацию, в которой появилась «диссертация» Миллера, блестяще охарактеризовал в своих «Лекциях по русской историографии» Василий Осипович Ключевский: «То был самый разгар национального возбуждения, которое появилось после царствования Анны и которому была обязана престолом Елизавета Петровна. Минувшее десятилетие стало предметом самых ожесточенных нападок; даже церковные проповеди обратились в политические памфлеты, направленные против этого тёмного десятилетия. С церковной кафедры говорили, что хищные совы и нетопыри засели тогда в гнезде российского орла. Новое, национальное царствование началось среди войны со Швецией, которая кончилась миром в Або 1743 г. В это время готовиться сказать по случаю тезоименитства государыни на торжественном заседании Академии, что шведы дали Руси и народное имя и государей, едва ли значило украсить торжество». Именно такую реакцию и вызвало произведение Миллера и в учёных и в придворных кругах. «Заклятая», по словам Ломоносова, диссертация Миллера подверглась тогда почти единодушному остракизму.
Вскоре после окончания бурных дискуссий М.В. Ломоносов сам принялся за написание русской истории. Он начал работать над этим сочинением в 1751 г., но успел написать только первый том, который был издан уже после смерти автора, в 1766 г. Работа Ломоносова над «Историей…» одобрялась благожелательным отношением двора и императрицы Елизаветы Петровны. Первый том «Древней Российской истории» охватывал период «от начала Российского народа» и до кончины Ярослава Мудрого в 1054 г. Первые главы Ломоносов посвятил «России прежде Рурика», где уделил внимание и тем вопросам, по которым так ожесточённо спорил с Миллером.
«Множество разных земель славенского племени есть неложное доказательство величества и древности». Этот патриотический посыл пронизывал все начальные главы «Истории». Славянский народ «славою дел утвердил себе славное имя» (в этом Ломоносов был согласен с Миллером), а начало его, по мнению Ломоносова, относилось к самым древним временам. Так, он полагал, что славянскими народами были балты (жмудь, литва, пруссы и др.), что древними славянами были не только венеты, но и пафлагоны, мидяне и амазоны, что происхождение славянских народов относится ко временам Троянской войны. Более того, славяне не только составляли «немалую часть воинств» готов, вандалов и лангобардов, но и их главные предводители «были славенской породы». Славянами Ломоносов считал и Одоакра (предводителя племени ругов, лишь по внешнему сходству имён созвучных русам), и Алариха, и других вождей эпохи «Великого переселения народов». Такая вольная интерпретация древних источников позволяла отодвигать историю славян вглубь веков и приписывать им всевозможные исторические свершения. Варягов Ломоносов считал собирательным названием многих народов: «они от разных племён и языков состояли и только одним соединялись обыкновенным тогда по морям разбоем». А «варяги-россы» (часть варягов) были одного происхождения с пруссами. Название же «россы» происходит, по мнению Ломоносова, от имени роксолан, древнего народа, упоминаемого античными авторами первых веков нашей эры (роксоланы были одним из сарматских, т. е. ираноязычных кочевых племён и, конечно, никакого отношения к русам не имели). Итак, внешнее сходство названий послужило Ломоносову основанием и роксолан признать славянским народом. Название же «роксоланы» Ломоносов и вовсе выводил из названия Волги, которая античными авторами именовалась Ра – следовательно, роксоланы – это аланы, которые жили на волжских берегах (на самом деле роксоланы до Волги не доходили). Далее, по предположению Ломоносова, эти роксоланы-славяне переселились к Балтийскому морю, причём на своём пути оставляли такие названия как Рось (река – приток Днепра) и даже Старая Русса (город в Новгородской земле). На берегах Балтики «россы»-роксоланы поселились на территории Пруссии, откуда и прибыли на Русь. Вся эта совершенно фантастическая картина, хоть и была далека от науки, но в целом отвечала тому «патриотическому» настрою, который был характерен и для времени царствования Елизаветы Петровны, и для эпохи Екатерины II.