– Какого он возраста?
– Около пятидесяти лет. Отец четверых детей. Двое сыновей также работают на железной дороге. Одна дочь вышла замуж, а младшая, кажется, в этом году закончила школу.
– Понял, – сказал майор. – Делькот жил не в самом Забегово, поэтому его и не было в моем списке.
– Конечно, он, как и все жители Забегово, знал, что милиция предупредила людей, чьи фамилии начинаются на «D». Но это вряд ли могло что-то дать, – сказал начальник. – Убить железнодорожника, работающего на сортировочной станции, нетрудно. Достаточно спрятаться за вагоном и подождать. А потом пролезть под вагонами – и в поле.
– У вас на товарной есть охрана?
– Два охранника на несколько километров путей. Это все равно что ничего.
В дежурку вошли сотрудники следственной группы и врач. Майор поднялся со стула.
– Пошли, – приказал он и, повернувшись к начальнику, спросил: – Вы пойдете с нами?
– Нет. Не хочу смотреть на этого беднягу. А кроме того, мне нужно быть здесь, на вокзале, пока коллега Менкош не вернется. А что, я вам могу понадобиться?
– Вряд ли, – ответил майор. – В случае чего мы знаем, где вас искать.
– Туда можно проехать? – поинтересовался один из сотрудников милиции.
– Вдоль рельсов есть узкая дорожка, – объяснил начальник, – и днем, возможно, удалось бы проехать на машине, но ночью я бы не рисковал.
– Пошли, – принял решение майор. – Старший сержант Щигельский знает дорогу и проводит нас.
– Только помните, что там сильное движение, – предостерег начальник. – Мы формируем четыре товарных состава, вагоны движутся по разным путям почти бесшумно, так как с сортировочной горки катятся без локомотива.
Они довольно долго шли по переплетениям рельсов. Вся территория освещалась сильными электрическими прожекторами, размещенными на высоких металлических мачтах. Вдали на насыпи приблизительно десятиметровой высоты виднелась будка.
– Это сортировочная горка, – пояснил Щигельский, который часто дежурил на железнодорожной станции и хорошо ориентировался на ее территории. – В той будке пост диспетчера, и там же находится стрелочный пульт. С горки видно все пути и можно управлять движением вагонов. В Делькота стреляли с той стороны горки. Это в каких-нибудь пятистах метрах от поста.
– Вы знаете, кто его обнаружил?
– Помощник диспетчера Кароль Липковский. Я попросил его ждать нас в будке поста.
На первом этаже будки, а скорее квадратной башни, сотрудники милиции увидели троих. Одного из них майор знал в лицо, так как часто встречал его на железнодорожном вокзале. Он догадался, что это заместитель начальника станции Франтишек Менкош. Двое других представились. Это были Кароль Липковский и диспетчер Эдвард Новак.
– Вы нашли убитого? – спросил майор Липковского. – Как это случилось?
– Я заметил, – ответил вместо Липковского диспетчер, – что вагоны не сцеплены, и послал коллегу Липковского узнать, что там происходит. Липковский искал Делькота, звал его и наконец нашел лежащим между третьим и четвертым путями. Он известил меня и других работников нашей горки.
– А как вы заметили, что вагоны не сцеплены? – Майор неплохо ориентировался в ситуации.
– Может быть, я вам объясню, – вмешался Менкош, – в чем заключается работа этого поста и сортировочной горки? Подойдем к окну.
Три стены будки представляли собой большие окна. К одному из них Менкош подвел сотрудников милиции.
– Видите, с той стороны горки пути расходятся в форме веера. С другой стороны только один путь. Здесь можно сформировать сразу шесть или семь товарных поездов. Из Катовице, Бытома, Сосновца и других больших городов Силезии к нам прибывают железнодорожные вагоны, которые имеют разные места назначения. Мы их сортируем и объединяем в составы, образующие поезда. Такие поезда могут прямиком идти до конечной крупной станции, например до Щецина. А может быть сформирован и сборный состав, идущий по определенному маршруту. Естественно, прямые поезда идут быстро, практически нигде не задерживаясь до конечной станции. Их можно назвать товарными экспрессами. Сборные останавливаются везде, где нужно отцепить один или несколько вагонов или прицепить дополнительные.
– А это нельзя делать сразу в Катовице или Бытоме?
– Конечно, можно. В Силезии есть несколько крупных сортировочных станций, где ежедневно формируются сотни самых разных товарных поездов. Но этого недостаточно. Даже самая крупная сортировочная станция имеет предел своих возможностей. Поэтому должны существовать и такие станции, как Забегово, куда со всех концов Силезии направляются вагоны, а мы уж здесь составляем из них поезда.
– Как это делается? – Майор считал, что чем больше он узнает железнодорожных секретов, тем легче ему будет вести следствие.
– Мы формируем составы на путях с сортировочной горки. Например, на первом пути формируется прямой до Щецина, на втором – сборный до Зелена-Гуры и Гожова, на третьем – прямой до Вроцлава, на четвертом – сборный до Валбжиха и Зелена-Гуры, на пятом – сборный до Кельце и Радома. Поезда, пришедшие из любого места Силезии в Забегово, регулярно въезжают на горку с той стороны, от пассажирского вокзала. Здесь вагоны расцепляются, спускаются с горки и сразу направляются на соответствующие пути, где сцепщик соединяет их в состав.
– А откуда сцепщик знает, на какой путь покатится вагон?
– У него есть график, такой же, как у диспетчера в этой будке. Кроме того, он видит, как повернуты стрелки. По расположению световых табло.
– Все-таки я не понимаю, как диспетчер мог отсюда увидеть, что вагоны не сцеплены. Несмотря на фонари, там достаточно темно, к тому же это довольно далеко отсюда.
– Он не видел, а слышал.
– Что слышал?
– Вагон, катящийся с горки, ударяется о стоящий состав. Удар четко слышен. Именно в этот момент стрелочник сцепляет вагон с составом. Если же он этого не сделает, то вагон, оттолкнувшись от состава, откатывается и останавливается метрах в двух от него.
– И тогда также будет слышен один удар?
– Правильно, пан майор. Но если затем спустить на тот же путь еще один вагон, то он сначала ударится в тот, отдельно стоящий, а тот в свою очередь ударится о состав, оттолкнется от него и ударится о вагон, находящийся между ним и горкой. Будет слышно по крайней мере два удара, а часто даже больше. Именно по этим ударам коллега Новак понял, что там что-то не в порядке, и послал Липковского проверить.
– А потом?
– Я пошел на пути, – начал объяснять Липковский, – и увидел, что в сборном до Кельце три вагона не сцеплены. В щецинском один вагон также отстает. Я крикнул: «Делькот, что с вами происходит?» Но мне никто не ответил. Я подумал: может, он отошел на минутку. Известно, иногда человеку нужно отойти. Оглянулся вокруг – никого. Я перешел через четвертый путь, где стоял состав на Валбжих. Вижу издалека что-то темное между рельсами. Подхожу ближе. Уже понял, что это лежит человек. Точно, это Делькот. Он лежал на земле между третьим и четвертым путями головой на шпале. Я подумал, что ему стало плохо. Повернул его. И тут чувствую на ладони что-то мокрое. Смотрю, у меня пальцы красные. А китель Делькота на груди – сплошное красное пятно. Я понял, что произошло страшное. По соседнему пути как раз шел маневровый локомотив, я его остановил. Из него вышли машинист и помощник, осмотрели стрелочника и сказали: «Ему уже ничто не поможет. Он мертв. Нужно вызвать милицию». Я вернулся на пост. Коллега Новак сразу же связался с начальником станции и сообщил ему о несчастье.
– Я, – вмешался Менкош, – тут же побежал в дежурную комнату милиции.
– Благодарю вас. Позже мы составим официальный протокол, а сейчас пойдем на место убийства. Щигельский, вы знаете дорогу? – спросил майор.
– Я пойду с вами, – предложил Липковский. – Там сейчас большое движение вагонов. Нужна особая осторожность.
У тела находился сержант Бытонь. Врач после короткого осмотра сказал, что смерть наступила в результате огнестрельной раны. О направлении выстрела сказать уже ничего нельзя, потому что труп передвигали. Из какого пистолета был сделан смертельный выстрел, установит только вскрытие. Никаких следов обнаружить не удалось, даже гильз. Место происшествия было основательно затоптано людьми, которые первые увидели лежащего железнодорожника и пытались оказать ему помощь. В этой ситуации следствие ограничилось лишь тем, что было сделано несколько снимков.
– Делькот работал один? – спросил Зайончковский.
– Да. Ночью нет такой спешки, как днем, и один человек вполне справляется с работой. Вагоны спускают с горки лишь тогда, когда передние соединяются с нужным составом. Днем вагоны движутся без задержки, один за другим. Днем, конечно, людей нужно больше, – объяснял Липковский.
– Тут кто-нибудь еще был вместе с Делькотом?
– По соседнему пути ездил маневровый локомотив. Растаскивал уже готовые составы и собирал пустые вагоны, которые возвращаются в Силезию с другими поездами, а здесь отцепляются и остаются на путях.
– Где он?
Железнодорожники осмотрелись вокруг.
– Сейчас локомотив поедет в нашем направлении, – пояснил один из них. – Как раз забирает вагоны с пятнадцатого пути.
– Я хотел бы поговорить с машинистом и его помощником.
– Как только они будут проезжать мимо, я их остановлю, – заверил один из железнодорожников.
Дав три коротких свистка, локомотив, тащивший пять вагонов, остановился. Машинист и его помощник сошли на землю.
– Скажите, вы видели работавшего здесь Делькота? – спросил майор.
– Был ли это Делькот, не знаем, – сказал машинист, – потому что работали на дальних путях. Но мы видели, что кто-то сцепляет вагоны.
– Но вы знали Делькота?
– Конечно! – воскликнул помощник. – Он столько лет работал на этой станции, все его знали.
– Вы видели еще кого-нибудь на путях?
– Нет, – дружно ответили оба железнодорожника.
– А выстрел не слышали?
– Наша машина шумит. Вагоны, съезжающие с горки, также стучат на рельсах. А по соседнему пути каждые две минуты проносится пассажирский или прямой товарный, который не останавливается в Забегово. Тут хоть из пушки пали – никто не обратит внимания.
Как раз в этот момент, как бы подтверждая показания железнодорожников, мимо с грохотом промчался ярко освещенный скорый поезд. Грохот был такой, что офицер милиции не слышал слов своих собеседников, стоящих от него в каких-нибудь двух метрах.
Отдав распоряжение убрать труп, майор со следственной группой вернулся на вокзал. Перед уходом он предупредил всех железнодорожников о необходимости явиться на следующий день в милицию для дачи письменных показаний. На вопрос начальника станции о результатах работы милиции офицер развел руками:
– Осмотрим территорию днем. Может быть, тогда что-нибудь найдем.
Железнодорожник скептически усмехнулся, но, разумеется, не прокомментировал слов коменданта милиции, а с юмором висельника заметил:
– Хорошо, что моя фамилия начинается на букву «R». У меня еще есть немного времени. Теперь на повестке дня буква «Е».
Эти слова могли оказаться правдой. Уже погибли: Адамяк, Боженцка, Червономейский и Делькот. Все в очередности, соответствующей буквам алфавита. Майор Зайончковский чувствовал, что его охватывает ужас. Он делал все, что в его силах, но, к сожалению, не смог воспрепятствовать очередному убийству.
Сколько их еще будет в таком спокойном и тихом совсем недавно Забегово?!
Штабное совещание
– Около пятидесяти лет. Отец четверых детей. Двое сыновей также работают на железной дороге. Одна дочь вышла замуж, а младшая, кажется, в этом году закончила школу.
– Понял, – сказал майор. – Делькот жил не в самом Забегово, поэтому его и не было в моем списке.
– Конечно, он, как и все жители Забегово, знал, что милиция предупредила людей, чьи фамилии начинаются на «D». Но это вряд ли могло что-то дать, – сказал начальник. – Убить железнодорожника, работающего на сортировочной станции, нетрудно. Достаточно спрятаться за вагоном и подождать. А потом пролезть под вагонами – и в поле.
– У вас на товарной есть охрана?
– Два охранника на несколько километров путей. Это все равно что ничего.
В дежурку вошли сотрудники следственной группы и врач. Майор поднялся со стула.
– Пошли, – приказал он и, повернувшись к начальнику, спросил: – Вы пойдете с нами?
– Нет. Не хочу смотреть на этого беднягу. А кроме того, мне нужно быть здесь, на вокзале, пока коллега Менкош не вернется. А что, я вам могу понадобиться?
– Вряд ли, – ответил майор. – В случае чего мы знаем, где вас искать.
– Туда можно проехать? – поинтересовался один из сотрудников милиции.
– Вдоль рельсов есть узкая дорожка, – объяснил начальник, – и днем, возможно, удалось бы проехать на машине, но ночью я бы не рисковал.
– Пошли, – принял решение майор. – Старший сержант Щигельский знает дорогу и проводит нас.
– Только помните, что там сильное движение, – предостерег начальник. – Мы формируем четыре товарных состава, вагоны движутся по разным путям почти бесшумно, так как с сортировочной горки катятся без локомотива.
Они довольно долго шли по переплетениям рельсов. Вся территория освещалась сильными электрическими прожекторами, размещенными на высоких металлических мачтах. Вдали на насыпи приблизительно десятиметровой высоты виднелась будка.
– Это сортировочная горка, – пояснил Щигельский, который часто дежурил на железнодорожной станции и хорошо ориентировался на ее территории. – В той будке пост диспетчера, и там же находится стрелочный пульт. С горки видно все пути и можно управлять движением вагонов. В Делькота стреляли с той стороны горки. Это в каких-нибудь пятистах метрах от поста.
– Вы знаете, кто его обнаружил?
– Помощник диспетчера Кароль Липковский. Я попросил его ждать нас в будке поста.
На первом этаже будки, а скорее квадратной башни, сотрудники милиции увидели троих. Одного из них майор знал в лицо, так как часто встречал его на железнодорожном вокзале. Он догадался, что это заместитель начальника станции Франтишек Менкош. Двое других представились. Это были Кароль Липковский и диспетчер Эдвард Новак.
– Вы нашли убитого? – спросил майор Липковского. – Как это случилось?
– Я заметил, – ответил вместо Липковского диспетчер, – что вагоны не сцеплены, и послал коллегу Липковского узнать, что там происходит. Липковский искал Делькота, звал его и наконец нашел лежащим между третьим и четвертым путями. Он известил меня и других работников нашей горки.
– А как вы заметили, что вагоны не сцеплены? – Майор неплохо ориентировался в ситуации.
– Может быть, я вам объясню, – вмешался Менкош, – в чем заключается работа этого поста и сортировочной горки? Подойдем к окну.
Три стены будки представляли собой большие окна. К одному из них Менкош подвел сотрудников милиции.
– Видите, с той стороны горки пути расходятся в форме веера. С другой стороны только один путь. Здесь можно сформировать сразу шесть или семь товарных поездов. Из Катовице, Бытома, Сосновца и других больших городов Силезии к нам прибывают железнодорожные вагоны, которые имеют разные места назначения. Мы их сортируем и объединяем в составы, образующие поезда. Такие поезда могут прямиком идти до конечной крупной станции, например до Щецина. А может быть сформирован и сборный состав, идущий по определенному маршруту. Естественно, прямые поезда идут быстро, практически нигде не задерживаясь до конечной станции. Их можно назвать товарными экспрессами. Сборные останавливаются везде, где нужно отцепить один или несколько вагонов или прицепить дополнительные.
– А это нельзя делать сразу в Катовице или Бытоме?
– Конечно, можно. В Силезии есть несколько крупных сортировочных станций, где ежедневно формируются сотни самых разных товарных поездов. Но этого недостаточно. Даже самая крупная сортировочная станция имеет предел своих возможностей. Поэтому должны существовать и такие станции, как Забегово, куда со всех концов Силезии направляются вагоны, а мы уж здесь составляем из них поезда.
– Как это делается? – Майор считал, что чем больше он узнает железнодорожных секретов, тем легче ему будет вести следствие.
– Мы формируем составы на путях с сортировочной горки. Например, на первом пути формируется прямой до Щецина, на втором – сборный до Зелена-Гуры и Гожова, на третьем – прямой до Вроцлава, на четвертом – сборный до Валбжиха и Зелена-Гуры, на пятом – сборный до Кельце и Радома. Поезда, пришедшие из любого места Силезии в Забегово, регулярно въезжают на горку с той стороны, от пассажирского вокзала. Здесь вагоны расцепляются, спускаются с горки и сразу направляются на соответствующие пути, где сцепщик соединяет их в состав.
– А откуда сцепщик знает, на какой путь покатится вагон?
– У него есть график, такой же, как у диспетчера в этой будке. Кроме того, он видит, как повернуты стрелки. По расположению световых табло.
– Все-таки я не понимаю, как диспетчер мог отсюда увидеть, что вагоны не сцеплены. Несмотря на фонари, там достаточно темно, к тому же это довольно далеко отсюда.
– Он не видел, а слышал.
– Что слышал?
– Вагон, катящийся с горки, ударяется о стоящий состав. Удар четко слышен. Именно в этот момент стрелочник сцепляет вагон с составом. Если же он этого не сделает, то вагон, оттолкнувшись от состава, откатывается и останавливается метрах в двух от него.
– И тогда также будет слышен один удар?
– Правильно, пан майор. Но если затем спустить на тот же путь еще один вагон, то он сначала ударится в тот, отдельно стоящий, а тот в свою очередь ударится о состав, оттолкнется от него и ударится о вагон, находящийся между ним и горкой. Будет слышно по крайней мере два удара, а часто даже больше. Именно по этим ударам коллега Новак понял, что там что-то не в порядке, и послал Липковского проверить.
– А потом?
– Я пошел на пути, – начал объяснять Липковский, – и увидел, что в сборном до Кельце три вагона не сцеплены. В щецинском один вагон также отстает. Я крикнул: «Делькот, что с вами происходит?» Но мне никто не ответил. Я подумал: может, он отошел на минутку. Известно, иногда человеку нужно отойти. Оглянулся вокруг – никого. Я перешел через четвертый путь, где стоял состав на Валбжих. Вижу издалека что-то темное между рельсами. Подхожу ближе. Уже понял, что это лежит человек. Точно, это Делькот. Он лежал на земле между третьим и четвертым путями головой на шпале. Я подумал, что ему стало плохо. Повернул его. И тут чувствую на ладони что-то мокрое. Смотрю, у меня пальцы красные. А китель Делькота на груди – сплошное красное пятно. Я понял, что произошло страшное. По соседнему пути как раз шел маневровый локомотив, я его остановил. Из него вышли машинист и помощник, осмотрели стрелочника и сказали: «Ему уже ничто не поможет. Он мертв. Нужно вызвать милицию». Я вернулся на пост. Коллега Новак сразу же связался с начальником станции и сообщил ему о несчастье.
– Я, – вмешался Менкош, – тут же побежал в дежурную комнату милиции.
– Благодарю вас. Позже мы составим официальный протокол, а сейчас пойдем на место убийства. Щигельский, вы знаете дорогу? – спросил майор.
– Я пойду с вами, – предложил Липковский. – Там сейчас большое движение вагонов. Нужна особая осторожность.
У тела находился сержант Бытонь. Врач после короткого осмотра сказал, что смерть наступила в результате огнестрельной раны. О направлении выстрела сказать уже ничего нельзя, потому что труп передвигали. Из какого пистолета был сделан смертельный выстрел, установит только вскрытие. Никаких следов обнаружить не удалось, даже гильз. Место происшествия было основательно затоптано людьми, которые первые увидели лежащего железнодорожника и пытались оказать ему помощь. В этой ситуации следствие ограничилось лишь тем, что было сделано несколько снимков.
– Делькот работал один? – спросил Зайончковский.
– Да. Ночью нет такой спешки, как днем, и один человек вполне справляется с работой. Вагоны спускают с горки лишь тогда, когда передние соединяются с нужным составом. Днем вагоны движутся без задержки, один за другим. Днем, конечно, людей нужно больше, – объяснял Липковский.
– Тут кто-нибудь еще был вместе с Делькотом?
– По соседнему пути ездил маневровый локомотив. Растаскивал уже готовые составы и собирал пустые вагоны, которые возвращаются в Силезию с другими поездами, а здесь отцепляются и остаются на путях.
– Где он?
Железнодорожники осмотрелись вокруг.
– Сейчас локомотив поедет в нашем направлении, – пояснил один из них. – Как раз забирает вагоны с пятнадцатого пути.
– Я хотел бы поговорить с машинистом и его помощником.
– Как только они будут проезжать мимо, я их остановлю, – заверил один из железнодорожников.
Дав три коротких свистка, локомотив, тащивший пять вагонов, остановился. Машинист и его помощник сошли на землю.
– Скажите, вы видели работавшего здесь Делькота? – спросил майор.
– Был ли это Делькот, не знаем, – сказал машинист, – потому что работали на дальних путях. Но мы видели, что кто-то сцепляет вагоны.
– Но вы знали Делькота?
– Конечно! – воскликнул помощник. – Он столько лет работал на этой станции, все его знали.
– Вы видели еще кого-нибудь на путях?
– Нет, – дружно ответили оба железнодорожника.
– А выстрел не слышали?
– Наша машина шумит. Вагоны, съезжающие с горки, также стучат на рельсах. А по соседнему пути каждые две минуты проносится пассажирский или прямой товарный, который не останавливается в Забегово. Тут хоть из пушки пали – никто не обратит внимания.
Как раз в этот момент, как бы подтверждая показания железнодорожников, мимо с грохотом промчался ярко освещенный скорый поезд. Грохот был такой, что офицер милиции не слышал слов своих собеседников, стоящих от него в каких-нибудь двух метрах.
Отдав распоряжение убрать труп, майор со следственной группой вернулся на вокзал. Перед уходом он предупредил всех железнодорожников о необходимости явиться на следующий день в милицию для дачи письменных показаний. На вопрос начальника станции о результатах работы милиции офицер развел руками:
– Осмотрим территорию днем. Может быть, тогда что-нибудь найдем.
Железнодорожник скептически усмехнулся, но, разумеется, не прокомментировал слов коменданта милиции, а с юмором висельника заметил:
– Хорошо, что моя фамилия начинается на букву «R». У меня еще есть немного времени. Теперь на повестке дня буква «Е».
Эти слова могли оказаться правдой. Уже погибли: Адамяк, Боженцка, Червономейский и Делькот. Все в очередности, соответствующей буквам алфавита. Майор Зайончковский чувствовал, что его охватывает ужас. Он делал все, что в его силах, но, к сожалению, не смог воспрепятствовать очередному убийству.
Сколько их еще будет в таком спокойном и тихом совсем недавно Забегово?!
Штабное совещание
Командированная из Ченстоховы Барбара Шливиньска приехала в Забегово на четвертый день после убийства Адама Делькота. На следующий же день после прибытия в комендатуру милиции она заперлась в выделенной ей комнате и занялась изучением толстых папок дела.
Майор Станислав Зайончковский заглядывал в эту комнату по крайней мере дважды в день. И всегда видел девушку за столом, заваленным бумагами. «Ну, как там дела?» – спрашивал он и каждый раз получал один и тот же ответ: что у нее еще нет сложившегося мнения о сущности таинственных убийств, которые так всполошили жителей Забегово.
Комендант начал терять терпение. Ну на что годится эта девушка, если за четыре дня она не смогла прочесть несколько папок с бумагами! Дело-то совершенно ясное. Единственная проблема в том, каким способом поймать сумасшедшего, прежде чем он совершит очередное убийство.
– Такая твердолобая или наизусть учит? – откровенничал Зайончковский с капитаном Зигмунтом Полещуком. – Недаром у меня были самые худшие предчувствия, когда я узнал, что воеводство повесило нам бабу на шею.
– Подождем, что она сама скажет, – успокаивал капитан слишком вспыльчивого начальника.
Наконец на пятый день Шливиньска доложила коменданту, что закончила знакомство с делом. Майор принял решение немедленно созвать совещание всех офицеров, так как обстоятельства складывались наихудшим образом. В Забегово началась настоящая паника. Между тем воеводская комендатура, которую столько раз просили о помощи, никакой помощи не оказала, но зато сделала милиции Забегово выговор за плохую оперативность, поскольку здесь не предотвратили очередного убийства, хотя можно было предвидеть, что жертвой убийцы окажется человек с фамилией на букву «D». Зайончковский, когда получил этот «сюрприз» из Катовице, ярился так, что даже Зося боялась войти к нему в кабинет.
И вот все собрались у коменданта. Зося принесла кофе, поставила его перед каждым из офицеров и тихо закрыла за собой дверь. Ей было приказано никого не впускать, даже если все загорится.
– Панове, – майор открыл заседание небольшой группы, – не буду вам ничего говорить, вы сами знаете, какая сложилась ситуация в городе и у нас в комендатуре. Должен признать, что люди, проводившие следствие по этому кошмарному делу, сделали буквально все что можно и даже больше, чем было можно. К сожалению, безрезультатно. Следствие не продвинулось ни на шаг, а уже налицо четыре трупа. Каковы ваши предложения?
– Валяй, Бася, – подбодрил Шливиньску капитан Полещук. – У тебя на этот счет свежий взгляд.
«Уже снюхались, уже на „ты“, – мелькнула у майора мысль. – Полещуку достаточно, чтобы была юбка и физиономия чуть получше печного горшка, и он тут же начинает ухлестывать. Вот бабник! А она с ним кокетничает, скалит зубы».
– Почему я? – защищалась Шливиньска. – Я только пятый день в Забегово. Пусть говорят более знающие.
– Ну хорошо, начну я, – сказал Зайончковский. – Мы имеем дело с каким-то сумасшедшим или извращенцем. С человеком, у которого мания убийства. Убивает беспричинно, заботясь только об алфавитном порядке фамилий своих жертв. Именно бессмысленность этих убийств является главным препятствием в его поимке. Отсутствуют всякие основания для убийства именно Делькота, а не Денбицкого, например, или Дедерко. Случайный состав жертв вызывает панику в городе. Признаю, что наша роль, роль милиции, очень трудна. Мы работаем вслепую. Единственный способ поймать преступника – это захватить его на месте преступления. А поскольку, как нам известно, преступник наряду с другими орудиями убийства использует и пистолет, дело представляется совершенно бесперспективным. Даже великолепно организованная засада может не уберечь очередную жертву от смерти и, что не исключено, повлечь за собой смерть кого-то из наших людей.
– И тем не менее мы должны идти этим путем. Я не вижу другого способа, – поддержал капитан Полещук коменданта милиции.
– Безусловно. Кто поступил на службу в милицию, должен быть готов к опасности, даже к смерти. Но самое худшее то, что мы не можем обеспечить стопроцентной безопасности людям, которым грозит нападение маньяка.
– Людям с фамилиями на «Е», – добавил подпоручник Жешотко.
– К счастью, в Забегово только семь человек с такими фамилиями, – пояснил Полещук, – а в соседних гминах едва наберется одиннадцать. Такой горстке мы еще можем обеспечить личную охрану круглые сутки.
– Не семь, а шесть, – поправил Зайончковский. – Час назад мне звонил Эмилианович, [6]дантист, так он до окончания этого дела уезжает из Забегово. Он сказал, что, конечно, каждый человек умрет, но ему, однако, хочется, чтобы с ним это произошло не очень скоро и не из-за бездарности милиции. Меня чуть удар не хватил, но что я мог ему ответить?
– Тем лучше, что шесть. У преступника будет меньше выбор.
– А может, он перейдет к следующим буквам? На «F», пожалуй, фамилий больше, – размышлял вслух подпоручник Жешотко. – И потом, ему необязательно убивать в очередности букв алфавита.
– Нет, обязательно, – энергично возразил майор. – Этот ненормальный не способен к холодному размышлению. Стукнуло ему в голову, что надо убивать в алфавитном порядке, и он так и будет делать. Пока не попадется.
– Дай Бог, чтобы попался, – вздохнул Жешотко.
– Таким образом, – вмешался капитан Полещук, – мы должны, как паук, сплести паутину и ждать, пока наша муха попадет в нее. Уже три дня сыщики ведут тщательное наблюдение за всеми, кто может стать будущей жертвой этого маньяка. Наши люди вооружены и имеют приказ в случае риска применять оружие даже без предупреждения. Охрана организована так, чтобы никто, кроме заинтересованных, о ней не знал.
– Это невозможно, – взял слово поручник Анджей Стефаньский, тот, который в комендатуре занимался вопросами транспорта, а до сих пор сидел молча, прислушиваясь к дискуссии.
– Почему? – удивился Полещук.
– Потому что тут, в Забегово, каждый знает каждого. Слишком маленький городок, чтобы можно было что-то сохранить в тайне. Наших людей независимо от того, ходят ли они в мундирах или же одеты в гражданское, сразу узнают на улице. А преступник – один из жителей нашего городка и наверняка знает, хотя бы в лицо, все офицерские и сержантские кадры. Он будет сидеть тихо и спокойно до тех пор, пока мы не снимем охрану. Мы ведь не можем держать ее бесконечно. А на следующий день хладнокровно убьет очередную жертву.
– По вашему мнению, – майор Зайончковский проявлял все большую нервозность, – нет никакого способа остановить убийства?
– Я этого не говорил, – защищался Стефаньский. – Я только утверждаю, что способ, предложенный капитаном, не даст никакого результата.
– А что вы предлагаете взамен?
– Не знаю, – поручник беспомощно пожал плечами. – Действительно не знаю.
– Может быть, пригласить сыщиков из других городов и воеводства? – подсказал Жешотко. – Мы бы демонстративно сняли наших людей, а те, никому неизвестные, взяли бы охрану на себя, причем тайно даже от наиболее заинтересованных. Это могло бы обмануть преступника, который, почувствовав себя в безопасности, попробовал бы продолжить свою «деятельность».
– Этот способ, может быть, и хорош, но невыполним. Сейчас ситуация как в других городах, так и в воеводстве такова, что мы должны рассчитывать только на собственные силы. Существенную помощь мы можем получить не раньше начала октября.
– К этому времени наш «Икс», – усмехнулся капитан Полещук, – отстреляет половину алфавита.
– Этого не случится, – неожиданно раздался голос поручника Шливиньской.
– Ты думаешь, Бася? – Капитан как бы подчеркивал свое близкое знакомство с красивой девушкой.
– Не думаю, я в этом уверена.
– Может, вы нам подробнее поясните? – Майора разозлила спокойная уверенность девушки.
– Пожалуйста. – Шливиньска от волнения даже слегка раскраснелась. – Постараюсь говорить как можно короче.
– У нас есть время до следующего убийства, – буркнул Стефаньский.
– Прошу прощения за то, что осмеливаюсь критиковать старших по званию, возрасту и опыту, но мне кажется, что в этом деле сделана серьезная ошибка.
– Какая? – вспылил майор, задетый этими словами. Ведь именно он с самого начала руководил следствием.
– Разрабатывалась версия, в соответствии с которой мы имеем дело с сумасшедшим или извращенцем. И в этом направлении шла вся деятельность милиции.
– А как иначе объяснить тот факт, что люди гибнут в алфавитном порядке?
– Если бы я убила майора Зайончковского, – улыбнулась девушка, – следствие пошло бы проторенной дорогой. Оно старалось бы ответить на вопрос, кому может быть выгодно это убийство, кому очень требовалось убрать коменданта милиции из числа живых. А если бы я по очереди убила Уздовского, Войташека, Зайончковского, Жебровского, [7]никто не стал бы изучать причину убийства именно Зайончковского, все начали бы искать невменяемого, сумасшедшего.
– В том, что говорит Бася, много разумного, – буркнул Стефаньский.
И майор дополнительно узнал, что еще один из его офицеров успел познакомиться с новой сотрудницей. Вот что значит хорошенькая мордашка!
– Это бездоказательное предположение, – возмутился Полещук.
– Ваше, о сумасшедшем, тоже не подтверждается доказательствами.
– Доказательства – трупы. Целых четыре.
– Для меня они тоже доказательства. Я просмотрела все книги по криминалистике, естественно на польском языке.
– Всего две, – усмехнулся Стефаньский.
– Немного больше, – возразила Шливиньска. – А кроме того, я прочла много хроник уголовных процессов, а также дела наших родных «вампиров». Там постоянно повторяется одна вещь. Эти извращенцы, или, как их называет капитан Полещук, сумасброды, при всей ловкости, позволяющей им довольно долго совершать убийства, не имеют воображения. Убивают всегда одним и тем же методом.
– Но каждый профессиональный преступник имеет свой любимый метод, которым чаще всего пользуется. – Жешотко счел необходимым подчеркнуть, что он разбирается в этих делах.
– Это так, – согласилась поручник в юбке. – Метод одного медвежатника легко отличить от метода другого. Но здесь мы имеем дело с чем-то совершенно иным. Четыре убийства и три способа их исполнения. Сначала острый нож, стилет или шило. Потом топор. И наконец, последние два убийства совершены из пистолета. Это, кстати, вполне понятно почему.
– Почему? – спросил майор.
– Обстоятельства двух последних убийств определили использование именно огнестрельного оружия.
– Не понимаю, – вмешался поручник Стефаньский.
– Прошу взглянуть на фотографию лица Червономейского. На нем выражение не только огромного ужаса, но и удивления. Этот человек не подпустил бы к себе убийцу на близкое расстояние. По крайней мере боролся бы с ним. Ведь у него был нож. Следы этой борьбы остались бы в теплице, а может, и на преступнике.
– Однако, – заметил Зайончковский, – выстрел в Червономейского был сделан с близкого расстояния. От двух с половиной до трех метров, как определил эксперт.
– Не исключено, что убийца сначала напугал свою жертву и, угрожая пистолетом, приблизился на три метра, чтобы не рисковать и убить одним выстрелом. Еще выразительнее обстоятельства сыграли роль при убийстве Делькота. Железнодорожник работал среди движущихся вагонов. Знал, что там он один. Должен был также знать об «алфавитном убийце», как его привыкли называть в Забегово. Фамилия железнодорожника как раз на «D». Хотя, будучи жителем поселка, он, возможно, чувствовал себя в относительной безопасности, не то что жители Забегово, чьи фамилии тоже начинались на «D», иначе он наверняка не подпустил бы к себе кого-то чужого.
– Это мог быть не чужой, а хороший знакомый.
– Присутствие даже лучшего знакомого в полночь на станции любому покажется подозрительным. Тем более в такое время, когда весь город охвачен паникой. Совсем другое дело – выстрелить в ничего не подозревающего железнодорожника из-за угла вагона. А потом убежать через поле в город. Пистолет обеспечивал преступнику стопроцентную безопасность. По моему глубокому убеждению, как Червономейский, так и Делькот погибли от одного и того же оружия и от рук одного человека, хотя теоретически может быть и такое: кто-то третий подделался под разыскиваемого нами убийцу и под его «маркой» свел свои собственные счеты.
– Оружие одно и то же, – заметил майор. – Сегодня из Катовице прислали результаты экспертизы. Я еще не успел подшить их к вашему делу.
– Я абсолютно уверена в том, что мы имеем дело с одним убийцей.
– Итак, к каким выводам ты пришла, Бася? – спросил капитан.
– Я считаю, что преступник, желая пустить следствие по ложному пути, убил троих совершенно случайных, наугад выбранных людей лишь для того, чтобы безнаказанно убить четвертого, которого он хотел убрать.
– Делькота?
– Необязательно. Во всяком случае одного из этой четверки.
– А почему не из шести или девяти? – Майор не мог сдержать раздражения, которое в нем вызывали логичность рассуждений девушки и ее холодная уверенность.
– Преступник полностью отдает себе отчет в том, что риск его «деятельности» с каждым новым убийством возрастает. Четыре жертвы – это для него лучший расклад. Одно убийство вызвало удивление. Второе еще никто не соотнес с первым. После третьего люди начали размышлять, не имеют ли они дело с сумасшедшим. Четвертое утвердило в этом мнении общественность не только Забегово, но и всего края, даже сотрудников милиции.
Убийца достиг своей цели при относительно малом риске. Зачем ему еще трупы?
– Вы утверждаете, что после этих четырех убийств в Забегово воцарится покой?
Майор Станислав Зайончковский заглядывал в эту комнату по крайней мере дважды в день. И всегда видел девушку за столом, заваленным бумагами. «Ну, как там дела?» – спрашивал он и каждый раз получал один и тот же ответ: что у нее еще нет сложившегося мнения о сущности таинственных убийств, которые так всполошили жителей Забегово.
Комендант начал терять терпение. Ну на что годится эта девушка, если за четыре дня она не смогла прочесть несколько папок с бумагами! Дело-то совершенно ясное. Единственная проблема в том, каким способом поймать сумасшедшего, прежде чем он совершит очередное убийство.
– Такая твердолобая или наизусть учит? – откровенничал Зайончковский с капитаном Зигмунтом Полещуком. – Недаром у меня были самые худшие предчувствия, когда я узнал, что воеводство повесило нам бабу на шею.
– Подождем, что она сама скажет, – успокаивал капитан слишком вспыльчивого начальника.
Наконец на пятый день Шливиньска доложила коменданту, что закончила знакомство с делом. Майор принял решение немедленно созвать совещание всех офицеров, так как обстоятельства складывались наихудшим образом. В Забегово началась настоящая паника. Между тем воеводская комендатура, которую столько раз просили о помощи, никакой помощи не оказала, но зато сделала милиции Забегово выговор за плохую оперативность, поскольку здесь не предотвратили очередного убийства, хотя можно было предвидеть, что жертвой убийцы окажется человек с фамилией на букву «D». Зайончковский, когда получил этот «сюрприз» из Катовице, ярился так, что даже Зося боялась войти к нему в кабинет.
И вот все собрались у коменданта. Зося принесла кофе, поставила его перед каждым из офицеров и тихо закрыла за собой дверь. Ей было приказано никого не впускать, даже если все загорится.
– Панове, – майор открыл заседание небольшой группы, – не буду вам ничего говорить, вы сами знаете, какая сложилась ситуация в городе и у нас в комендатуре. Должен признать, что люди, проводившие следствие по этому кошмарному делу, сделали буквально все что можно и даже больше, чем было можно. К сожалению, безрезультатно. Следствие не продвинулось ни на шаг, а уже налицо четыре трупа. Каковы ваши предложения?
– Валяй, Бася, – подбодрил Шливиньску капитан Полещук. – У тебя на этот счет свежий взгляд.
«Уже снюхались, уже на „ты“, – мелькнула у майора мысль. – Полещуку достаточно, чтобы была юбка и физиономия чуть получше печного горшка, и он тут же начинает ухлестывать. Вот бабник! А она с ним кокетничает, скалит зубы».
– Почему я? – защищалась Шливиньска. – Я только пятый день в Забегово. Пусть говорят более знающие.
– Ну хорошо, начну я, – сказал Зайончковский. – Мы имеем дело с каким-то сумасшедшим или извращенцем. С человеком, у которого мания убийства. Убивает беспричинно, заботясь только об алфавитном порядке фамилий своих жертв. Именно бессмысленность этих убийств является главным препятствием в его поимке. Отсутствуют всякие основания для убийства именно Делькота, а не Денбицкого, например, или Дедерко. Случайный состав жертв вызывает панику в городе. Признаю, что наша роль, роль милиции, очень трудна. Мы работаем вслепую. Единственный способ поймать преступника – это захватить его на месте преступления. А поскольку, как нам известно, преступник наряду с другими орудиями убийства использует и пистолет, дело представляется совершенно бесперспективным. Даже великолепно организованная засада может не уберечь очередную жертву от смерти и, что не исключено, повлечь за собой смерть кого-то из наших людей.
– И тем не менее мы должны идти этим путем. Я не вижу другого способа, – поддержал капитан Полещук коменданта милиции.
– Безусловно. Кто поступил на службу в милицию, должен быть готов к опасности, даже к смерти. Но самое худшее то, что мы не можем обеспечить стопроцентной безопасности людям, которым грозит нападение маньяка.
– Людям с фамилиями на «Е», – добавил подпоручник Жешотко.
– К счастью, в Забегово только семь человек с такими фамилиями, – пояснил Полещук, – а в соседних гминах едва наберется одиннадцать. Такой горстке мы еще можем обеспечить личную охрану круглые сутки.
– Не семь, а шесть, – поправил Зайончковский. – Час назад мне звонил Эмилианович, [6]дантист, так он до окончания этого дела уезжает из Забегово. Он сказал, что, конечно, каждый человек умрет, но ему, однако, хочется, чтобы с ним это произошло не очень скоро и не из-за бездарности милиции. Меня чуть удар не хватил, но что я мог ему ответить?
– Тем лучше, что шесть. У преступника будет меньше выбор.
– А может, он перейдет к следующим буквам? На «F», пожалуй, фамилий больше, – размышлял вслух подпоручник Жешотко. – И потом, ему необязательно убивать в очередности букв алфавита.
– Нет, обязательно, – энергично возразил майор. – Этот ненормальный не способен к холодному размышлению. Стукнуло ему в голову, что надо убивать в алфавитном порядке, и он так и будет делать. Пока не попадется.
– Дай Бог, чтобы попался, – вздохнул Жешотко.
– Таким образом, – вмешался капитан Полещук, – мы должны, как паук, сплести паутину и ждать, пока наша муха попадет в нее. Уже три дня сыщики ведут тщательное наблюдение за всеми, кто может стать будущей жертвой этого маньяка. Наши люди вооружены и имеют приказ в случае риска применять оружие даже без предупреждения. Охрана организована так, чтобы никто, кроме заинтересованных, о ней не знал.
– Это невозможно, – взял слово поручник Анджей Стефаньский, тот, который в комендатуре занимался вопросами транспорта, а до сих пор сидел молча, прислушиваясь к дискуссии.
– Почему? – удивился Полещук.
– Потому что тут, в Забегово, каждый знает каждого. Слишком маленький городок, чтобы можно было что-то сохранить в тайне. Наших людей независимо от того, ходят ли они в мундирах или же одеты в гражданское, сразу узнают на улице. А преступник – один из жителей нашего городка и наверняка знает, хотя бы в лицо, все офицерские и сержантские кадры. Он будет сидеть тихо и спокойно до тех пор, пока мы не снимем охрану. Мы ведь не можем держать ее бесконечно. А на следующий день хладнокровно убьет очередную жертву.
– По вашему мнению, – майор Зайончковский проявлял все большую нервозность, – нет никакого способа остановить убийства?
– Я этого не говорил, – защищался Стефаньский. – Я только утверждаю, что способ, предложенный капитаном, не даст никакого результата.
– А что вы предлагаете взамен?
– Не знаю, – поручник беспомощно пожал плечами. – Действительно не знаю.
– Может быть, пригласить сыщиков из других городов и воеводства? – подсказал Жешотко. – Мы бы демонстративно сняли наших людей, а те, никому неизвестные, взяли бы охрану на себя, причем тайно даже от наиболее заинтересованных. Это могло бы обмануть преступника, который, почувствовав себя в безопасности, попробовал бы продолжить свою «деятельность».
– Этот способ, может быть, и хорош, но невыполним. Сейчас ситуация как в других городах, так и в воеводстве такова, что мы должны рассчитывать только на собственные силы. Существенную помощь мы можем получить не раньше начала октября.
– К этому времени наш «Икс», – усмехнулся капитан Полещук, – отстреляет половину алфавита.
– Этого не случится, – неожиданно раздался голос поручника Шливиньской.
– Ты думаешь, Бася? – Капитан как бы подчеркивал свое близкое знакомство с красивой девушкой.
– Не думаю, я в этом уверена.
– Может, вы нам подробнее поясните? – Майора разозлила спокойная уверенность девушки.
– Пожалуйста. – Шливиньска от волнения даже слегка раскраснелась. – Постараюсь говорить как можно короче.
– У нас есть время до следующего убийства, – буркнул Стефаньский.
– Прошу прощения за то, что осмеливаюсь критиковать старших по званию, возрасту и опыту, но мне кажется, что в этом деле сделана серьезная ошибка.
– Какая? – вспылил майор, задетый этими словами. Ведь именно он с самого начала руководил следствием.
– Разрабатывалась версия, в соответствии с которой мы имеем дело с сумасшедшим или извращенцем. И в этом направлении шла вся деятельность милиции.
– А как иначе объяснить тот факт, что люди гибнут в алфавитном порядке?
– Если бы я убила майора Зайончковского, – улыбнулась девушка, – следствие пошло бы проторенной дорогой. Оно старалось бы ответить на вопрос, кому может быть выгодно это убийство, кому очень требовалось убрать коменданта милиции из числа живых. А если бы я по очереди убила Уздовского, Войташека, Зайончковского, Жебровского, [7]никто не стал бы изучать причину убийства именно Зайончковского, все начали бы искать невменяемого, сумасшедшего.
– В том, что говорит Бася, много разумного, – буркнул Стефаньский.
И майор дополнительно узнал, что еще один из его офицеров успел познакомиться с новой сотрудницей. Вот что значит хорошенькая мордашка!
– Это бездоказательное предположение, – возмутился Полещук.
– Ваше, о сумасшедшем, тоже не подтверждается доказательствами.
– Доказательства – трупы. Целых четыре.
– Для меня они тоже доказательства. Я просмотрела все книги по криминалистике, естественно на польском языке.
– Всего две, – усмехнулся Стефаньский.
– Немного больше, – возразила Шливиньска. – А кроме того, я прочла много хроник уголовных процессов, а также дела наших родных «вампиров». Там постоянно повторяется одна вещь. Эти извращенцы, или, как их называет капитан Полещук, сумасброды, при всей ловкости, позволяющей им довольно долго совершать убийства, не имеют воображения. Убивают всегда одним и тем же методом.
– Но каждый профессиональный преступник имеет свой любимый метод, которым чаще всего пользуется. – Жешотко счел необходимым подчеркнуть, что он разбирается в этих делах.
– Это так, – согласилась поручник в юбке. – Метод одного медвежатника легко отличить от метода другого. Но здесь мы имеем дело с чем-то совершенно иным. Четыре убийства и три способа их исполнения. Сначала острый нож, стилет или шило. Потом топор. И наконец, последние два убийства совершены из пистолета. Это, кстати, вполне понятно почему.
– Почему? – спросил майор.
– Обстоятельства двух последних убийств определили использование именно огнестрельного оружия.
– Не понимаю, – вмешался поручник Стефаньский.
– Прошу взглянуть на фотографию лица Червономейского. На нем выражение не только огромного ужаса, но и удивления. Этот человек не подпустил бы к себе убийцу на близкое расстояние. По крайней мере боролся бы с ним. Ведь у него был нож. Следы этой борьбы остались бы в теплице, а может, и на преступнике.
– Однако, – заметил Зайончковский, – выстрел в Червономейского был сделан с близкого расстояния. От двух с половиной до трех метров, как определил эксперт.
– Не исключено, что убийца сначала напугал свою жертву и, угрожая пистолетом, приблизился на три метра, чтобы не рисковать и убить одним выстрелом. Еще выразительнее обстоятельства сыграли роль при убийстве Делькота. Железнодорожник работал среди движущихся вагонов. Знал, что там он один. Должен был также знать об «алфавитном убийце», как его привыкли называть в Забегово. Фамилия железнодорожника как раз на «D». Хотя, будучи жителем поселка, он, возможно, чувствовал себя в относительной безопасности, не то что жители Забегово, чьи фамилии тоже начинались на «D», иначе он наверняка не подпустил бы к себе кого-то чужого.
– Это мог быть не чужой, а хороший знакомый.
– Присутствие даже лучшего знакомого в полночь на станции любому покажется подозрительным. Тем более в такое время, когда весь город охвачен паникой. Совсем другое дело – выстрелить в ничего не подозревающего железнодорожника из-за угла вагона. А потом убежать через поле в город. Пистолет обеспечивал преступнику стопроцентную безопасность. По моему глубокому убеждению, как Червономейский, так и Делькот погибли от одного и того же оружия и от рук одного человека, хотя теоретически может быть и такое: кто-то третий подделался под разыскиваемого нами убийцу и под его «маркой» свел свои собственные счеты.
– Оружие одно и то же, – заметил майор. – Сегодня из Катовице прислали результаты экспертизы. Я еще не успел подшить их к вашему делу.
– Я абсолютно уверена в том, что мы имеем дело с одним убийцей.
– Итак, к каким выводам ты пришла, Бася? – спросил капитан.
– Я считаю, что преступник, желая пустить следствие по ложному пути, убил троих совершенно случайных, наугад выбранных людей лишь для того, чтобы безнаказанно убить четвертого, которого он хотел убрать.
– Делькота?
– Необязательно. Во всяком случае одного из этой четверки.
– А почему не из шести или девяти? – Майор не мог сдержать раздражения, которое в нем вызывали логичность рассуждений девушки и ее холодная уверенность.
– Преступник полностью отдает себе отчет в том, что риск его «деятельности» с каждым новым убийством возрастает. Четыре жертвы – это для него лучший расклад. Одно убийство вызвало удивление. Второе еще никто не соотнес с первым. После третьего люди начали размышлять, не имеют ли они дело с сумасшедшим. Четвертое утвердило в этом мнении общественность не только Забегово, но и всего края, даже сотрудников милиции.
Убийца достиг своей цели при относительно малом риске. Зачем ему еще трупы?
– Вы утверждаете, что после этих четырех убийств в Забегово воцарится покой?