Ежи Эдигей
Убийства в алфавитном порядке
Пани Зося, секретарь городской комендатуры гражданской милиции в Забегово, вошла в кабинет коменданта и положила почту на стол. Выходя, она, как обычно, двери за собой плотно не закрыла. Она знала, что майор Станислав Зайончковский имеет привычку комментировать вслух читаемые письма и сразу, по ходу дела, отдавать необходимые распоряжения. При этом он не любит вызывать пани Зосю к себе и довольствуется ее присутствием в секретарской.
Пани Зося, как и все в комендатуре, чувствовала в последнее время плохое настроение шефа и избегала его, стараясь ничем ему не досадить. Ничего удивительного в том, что комендант милиции в Забегово пребывал в исключительно плохом настроении. Его заместитель попал в серьезную дорожную аварию на своем мотоцикле, а из остальных шести офицеров, находившихся в распоряжении «старого», одного направили на специальные курсы по криминалистике, другой тяжело заболел и вынужден был уехать в санаторий на длительное лечение. Так что в Забегово оставалось лишь три офицера, из них один только что из училища. Правда, сержантские кадры имели полный состав.
И как раз в этот период были совершены четыре таинственных убийства, которые уже два месяца не давали покоя работникам милиции, не говоря уже о том, что они вызвали панику в городе и повяте. [1]«Старый» ходил раздраженный и злился по любому поводу.
Сегодняшний день начался ужасно. С утра старший сержант Фальковский попался начальнику на глаза и получил нагоняй, а майор, злой как оса, закрылся в своем кабинете. Зося минут пять раздумывала, зайти ли ей с почтой сразу или немного подождать. Наконец решилась, зашла, разложила корреспонденцию на столе и теперь в соседней комнате, с карандашом в руке и пачкой бумаги на столе, ждала развития событий.
Ждать пришлось недолго.
– Черт бы все это побрал! – загремел баритон Зайончковского. – Ну выдумали! Капитана Полещука!
Секретарша, даже не попытавшись воспользоваться телефоном, пулей вылетела из комнаты, и через минуту Зигмунт Полещук, заместитель коменданта, очутился в кабинете Зайончковского.
– С ума можно сойти! – Майор даже не предложил коллеге стул. – Ты знаешь, что накомбинировали эти философы из воеводской комендатуры?
Капитан знал, что Зайончковский направил в воеводскую комендатуру несколько писем, в которых описал катастрофическую ситуацию с кадрами в Забегово и просил прислать несколько человек в помощь. Но больше всего майор хотел, чтобы воеводская комендатура сама занялась следствием по делу о таинственных убийствах или по крайней мере прислала сюда следственную группу.
– Они мне пишут, – продолжал майор, – что в данный момент не видят повода для того, чтобы взять дело в свое производство. Обещают консультационную помощь. А на нашу просьбу помочь людьми сообщают, что «заняли» в Ченстохове поручника… – майор наклонился над письмом, – поручника Барбару Шливиньску. Больше никого нам дать не могут, так как и у них с кадрами неважно.
– Известное дело. Лето, отпускной сезон, а работы больше, чем обычно.
– Да у них в каждой комнате по три человека, а мне на два месяца никого не хотят дать.
– Но все же дали эту Шливиньску. Правда, она не из Катовице, а из воеводской комендатуры в Ченстохове. Хорошо хоть это.
– Баба! На кой ляд мне здесь баба? Мне нужны люди для работы, а не для того, чтобы весь день смотрели в зеркальце, красили губы или пудрили нос.
– Преувеличиваешь, Стах, – успокаивал капитан. – И у нас есть несколько девчат, которые вкалывают как рабочие лошади. Ты же сам представил Калужову для поощрения воеводскому коменданту, Крысю Лавиньску обещал направить в офицерскую школу милиции в Щитно.
– Это другое. – Зайончковский не давал себя переубедить. – Калужова занимается вопросами дорожного движения, Крыся сидит в хозяйственном отделе. А тут четыре трупа, и кто знает, сколько их еще будет? Ведь в алфавите осталось еще двадцать восемь букв.
– Во всяком случае эта Шливиньска облегчит нам ситуацию. Можно будет отдать ей все дела о мелких правонарушениях и дела, направленные в коллегию. Тогда ты или я, имея больше времени, посвятим его «алфавитному убийце».
– Ну уж дудки! – Майор не только все больше распалялся, в нем сейчас выступила главная черта его характера – упрямство. – Если эти деятели из воеводства такие умные и вешают мне бабу на шею, то пусть она покажет, на что способна. Я дам ей именно это дело.
– Не упрямься, Стах, – успокаивал капитан приятеля. – Девушка может нам очень пригодиться. А если ты отдашь ей это дело, то сразу ее прикончишь.
– Вот и хорошо! Если она завалит дело, у меня будет повод отослать ее обратно в Ченстохову. А тем, из Катовице, все прямо выскажу на первом же совещании. Наверняка воеводский комендант ничего не знает о нашей ситуации, это устроили разные умники за его спиной.
Капитан не пытался спорить. Он знал своего начальника не первый день. Знал, что Зайончковский, в сущности, мужик что надо, но иногда бывает упрямее, чем двенадцать козлов вместе. А что касается работы в милиции женщин – на этот счет у майора давно уже было свое устоявшееся мнение. Он терпел их только в дорожной и хозяйственной службах. Ни в одной комендатуре во всем воеводстве не было так мало женщин, как в Забегово. Вообще Зайончковский представлял собой тип старого холостяка со всеми его предрассудками в отношении к прекрасному полу.
– Отдай ей это дело, – повторил майор.
– Как хочешь. – Капитан пожал плечами. – Но помни об одном: дело слишком серьезное, чтобы оно из-за этого пострадало.
– Ей скоро так все осточертеет, что она сама запросится назад в Ченстохову. А за следствие не бойся. Я сам проконтролирую, чтобы она не натворила глупостей, и буду делать все, что сочту целесообразным.
– До сих пор следствие не сдвинулось с места, хотя мы неплохо знаем свой участок. Отдать его новичку – значит заранее обречь на неудачу.
– В делах такого рода, когда преступник наверняка дегенерат или сумасшедший, к результатам идут долгой дорогой. Необходимо организовывать облавы с участием большого числа людей или устраивать засады.
– Но ведь ни на то, ни на другое у нас нет как людей, так и нужных средств.
– Обо всем этом я не раз и не два писал в воеводство. А вместо помощи получил исключительно добрые пожелания и бабу на шею. Чтоб черти побрали такую работу! А кому потом будут промывать мозги? Известно, майору Станиславу Зайончковскому.
Зигмунт Полещук признавал, что в словах начальника много резонного. Безусловно, городская комендатура милиции в Забегово оказалась в тяжелом положении. Но майор не хотел понять, что такое же положение почти в каждом городе и воеводские власти, несмотря на все желание, не могут немедленно прийти на помощь каждому подчиненному подразделению. Капитан представил себе, какой скандал вызвал в Ченстохове приказ командировать Шливиньску в Забегово. Он снова попытался успокоить майора:
– Ты еще не видел девушку, а сразу так отрицательно к ней настроился. А она, может быть, первоклассный специалист. В Катовице хорошо знают нашу тяжелую ситуацию, и «алфавитный убийца» там должен вызвать большие опасения. Ведь от Забегово до Катовице едва полтора часа езды, преступник легко может «переключиться» на их территорию. А кроме того, они отвечают перед Варшавой за все воеводство, в том числе и за нас. Поэтому наверняка новичка нам не пришлют.
– Специалист, – иронично улыбнулся майор. – Благодарю за такую помощь! Мало того, что эту девицу некуда приткнуть, так она еще будет стрелять глазами и кокетничать с моими парнями. Я уже вижу это.
– А может, она отвратительная. Косая, хромая или горбатая.
– Еще хуже. – Зайончковский испугался не на шутку. – Я бы предпочел красивую, зачем нам уродка?
– Не могу сказать, что ты слишком последователен. Поэтому и надеюсь, что передавать ей дело ты передумаешь.
– А вот и нет! Если воеводство считает, что она такая способная, то пусть докажет это.
– Боюсь, у Шливиньской не будет легкой жизни в Забегово.
– Об этом я только и думаю. Чем она скорее уберется отсюда, тем лучше.
Пани Зося, как и все в комендатуре, чувствовала в последнее время плохое настроение шефа и избегала его, стараясь ничем ему не досадить. Ничего удивительного в том, что комендант милиции в Забегово пребывал в исключительно плохом настроении. Его заместитель попал в серьезную дорожную аварию на своем мотоцикле, а из остальных шести офицеров, находившихся в распоряжении «старого», одного направили на специальные курсы по криминалистике, другой тяжело заболел и вынужден был уехать в санаторий на длительное лечение. Так что в Забегово оставалось лишь три офицера, из них один только что из училища. Правда, сержантские кадры имели полный состав.
И как раз в этот период были совершены четыре таинственных убийства, которые уже два месяца не давали покоя работникам милиции, не говоря уже о том, что они вызвали панику в городе и повяте. [1]«Старый» ходил раздраженный и злился по любому поводу.
Сегодняшний день начался ужасно. С утра старший сержант Фальковский попался начальнику на глаза и получил нагоняй, а майор, злой как оса, закрылся в своем кабинете. Зося минут пять раздумывала, зайти ли ей с почтой сразу или немного подождать. Наконец решилась, зашла, разложила корреспонденцию на столе и теперь в соседней комнате, с карандашом в руке и пачкой бумаги на столе, ждала развития событий.
Ждать пришлось недолго.
– Черт бы все это побрал! – загремел баритон Зайончковского. – Ну выдумали! Капитана Полещука!
Секретарша, даже не попытавшись воспользоваться телефоном, пулей вылетела из комнаты, и через минуту Зигмунт Полещук, заместитель коменданта, очутился в кабинете Зайончковского.
– С ума можно сойти! – Майор даже не предложил коллеге стул. – Ты знаешь, что накомбинировали эти философы из воеводской комендатуры?
Капитан знал, что Зайончковский направил в воеводскую комендатуру несколько писем, в которых описал катастрофическую ситуацию с кадрами в Забегово и просил прислать несколько человек в помощь. Но больше всего майор хотел, чтобы воеводская комендатура сама занялась следствием по делу о таинственных убийствах или по крайней мере прислала сюда следственную группу.
– Они мне пишут, – продолжал майор, – что в данный момент не видят повода для того, чтобы взять дело в свое производство. Обещают консультационную помощь. А на нашу просьбу помочь людьми сообщают, что «заняли» в Ченстохове поручника… – майор наклонился над письмом, – поручника Барбару Шливиньску. Больше никого нам дать не могут, так как и у них с кадрами неважно.
– Известное дело. Лето, отпускной сезон, а работы больше, чем обычно.
– Да у них в каждой комнате по три человека, а мне на два месяца никого не хотят дать.
– Но все же дали эту Шливиньску. Правда, она не из Катовице, а из воеводской комендатуры в Ченстохове. Хорошо хоть это.
– Баба! На кой ляд мне здесь баба? Мне нужны люди для работы, а не для того, чтобы весь день смотрели в зеркальце, красили губы или пудрили нос.
– Преувеличиваешь, Стах, – успокаивал капитан. – И у нас есть несколько девчат, которые вкалывают как рабочие лошади. Ты же сам представил Калужову для поощрения воеводскому коменданту, Крысю Лавиньску обещал направить в офицерскую школу милиции в Щитно.
– Это другое. – Зайончковский не давал себя переубедить. – Калужова занимается вопросами дорожного движения, Крыся сидит в хозяйственном отделе. А тут четыре трупа, и кто знает, сколько их еще будет? Ведь в алфавите осталось еще двадцать восемь букв.
– Во всяком случае эта Шливиньска облегчит нам ситуацию. Можно будет отдать ей все дела о мелких правонарушениях и дела, направленные в коллегию. Тогда ты или я, имея больше времени, посвятим его «алфавитному убийце».
– Ну уж дудки! – Майор не только все больше распалялся, в нем сейчас выступила главная черта его характера – упрямство. – Если эти деятели из воеводства такие умные и вешают мне бабу на шею, то пусть она покажет, на что способна. Я дам ей именно это дело.
– Не упрямься, Стах, – успокаивал капитан приятеля. – Девушка может нам очень пригодиться. А если ты отдашь ей это дело, то сразу ее прикончишь.
– Вот и хорошо! Если она завалит дело, у меня будет повод отослать ее обратно в Ченстохову. А тем, из Катовице, все прямо выскажу на первом же совещании. Наверняка воеводский комендант ничего не знает о нашей ситуации, это устроили разные умники за его спиной.
Капитан не пытался спорить. Он знал своего начальника не первый день. Знал, что Зайончковский, в сущности, мужик что надо, но иногда бывает упрямее, чем двенадцать козлов вместе. А что касается работы в милиции женщин – на этот счет у майора давно уже было свое устоявшееся мнение. Он терпел их только в дорожной и хозяйственной службах. Ни в одной комендатуре во всем воеводстве не было так мало женщин, как в Забегово. Вообще Зайончковский представлял собой тип старого холостяка со всеми его предрассудками в отношении к прекрасному полу.
– Отдай ей это дело, – повторил майор.
– Как хочешь. – Капитан пожал плечами. – Но помни об одном: дело слишком серьезное, чтобы оно из-за этого пострадало.
– Ей скоро так все осточертеет, что она сама запросится назад в Ченстохову. А за следствие не бойся. Я сам проконтролирую, чтобы она не натворила глупостей, и буду делать все, что сочту целесообразным.
– До сих пор следствие не сдвинулось с места, хотя мы неплохо знаем свой участок. Отдать его новичку – значит заранее обречь на неудачу.
– В делах такого рода, когда преступник наверняка дегенерат или сумасшедший, к результатам идут долгой дорогой. Необходимо организовывать облавы с участием большого числа людей или устраивать засады.
– Но ведь ни на то, ни на другое у нас нет как людей, так и нужных средств.
– Обо всем этом я не раз и не два писал в воеводство. А вместо помощи получил исключительно добрые пожелания и бабу на шею. Чтоб черти побрали такую работу! А кому потом будут промывать мозги? Известно, майору Станиславу Зайончковскому.
Зигмунт Полещук признавал, что в словах начальника много резонного. Безусловно, городская комендатура милиции в Забегово оказалась в тяжелом положении. Но майор не хотел понять, что такое же положение почти в каждом городе и воеводские власти, несмотря на все желание, не могут немедленно прийти на помощь каждому подчиненному подразделению. Капитан представил себе, какой скандал вызвал в Ченстохове приказ командировать Шливиньску в Забегово. Он снова попытался успокоить майора:
– Ты еще не видел девушку, а сразу так отрицательно к ней настроился. А она, может быть, первоклассный специалист. В Катовице хорошо знают нашу тяжелую ситуацию, и «алфавитный убийца» там должен вызвать большие опасения. Ведь от Забегово до Катовице едва полтора часа езды, преступник легко может «переключиться» на их территорию. А кроме того, они отвечают перед Варшавой за все воеводство, в том числе и за нас. Поэтому наверняка новичка нам не пришлют.
– Специалист, – иронично улыбнулся майор. – Благодарю за такую помощь! Мало того, что эту девицу некуда приткнуть, так она еще будет стрелять глазами и кокетничать с моими парнями. Я уже вижу это.
– А может, она отвратительная. Косая, хромая или горбатая.
– Еще хуже. – Зайончковский испугался не на шутку. – Я бы предпочел красивую, зачем нам уродка?
– Не могу сказать, что ты слишком последователен. Поэтому и надеюсь, что передавать ей дело ты передумаешь.
– А вот и нет! Если воеводство считает, что она такая способная, то пусть докажет это.
– Боюсь, у Шливиньской не будет легкой жизни в Забегово.
– Об этом я только и думаю. Чем она скорее уберется отсюда, тем лучше.
Кофе для майора Зайончковского
Даже такой служака, как майор Станистав Зайончковский, вынужден был признать для себя, что поручника Барбару Шливиньску упрекнуть не в чем. Она появилась в комендатуре в форменном мундире и представилась начальнику по всем требованиям устава. На худенькой стройной фигурке мундир сидел великолепно, а юбка (на три пальца выше колен) открывала стройные ноги. Темные туфли подчеркивали форму икр. Капитан Полещук, который во всей комендатуре считался самым крупным специалистом «по женскому вопросу», убежденно признал, что новое приобретение Забегово весьма и весьма интересно.
Темные коротко постриженные волосы, овальное лицо, карие глаза, красивый носик с легкой горбинкой, может быть, несколько выступающий рот и четко обрисованный подбородок – все это представляло собой весьма привлекательную наружность. Трудно было бы назвать эту девушку красавицей, но в ее фигуре и лице было что-то такое, что очень притягивает мужчин.
– Садитесь, поручник. – Майор, казалось, не устоял перед чарами вновь прибывшей.
Шливиньска опустилась на предложенный ей стул.
– Чем вы занимались в Ченстохове?
– Сначала работала в службе движения, в хозяйственном отделе. Меня направили в офицерскую школу в Щитно, на заочный трехлетний курс. Потом опять хозяйственный отдел, а последнее время следственный. Вообще-то в Ченстохове не так много людей, поэтому нередко приходилось одновременно вести разные дела.
– Следственный? – переспросил Зайончковский. – Это очень хорошо. Приятно, что нам прислали специалиста. Как раз сейчас у нас есть очень трудное дело. Наверное, вы о нем уже слышали?
– «Алфавитный убийца»? Вся Польша о нем слышала.
– Да. Его я и имею в виду.
– Я, конечно, не знаю подробностей этой истории. Знаю только, что об этом писали газеты.
– Подробности узнаете. Я намерен передать это дело вам.
Девушка улыбнулась. Полещук отметил, что улыбка делает ее еще милее.
– Я так боялась, – сказала она, – что вы воспримете направление к вам женщины как наказание божье и я буду служить затычкой во всех дырах. А тут такая приятная неожиданность. Очень вам благодарна, гражданин майор, постараюсь оправдать доверие.
Полещук изо всех сил старался сдержать смех. А майор, услышав произнесенные с таким энтузиазмом слова девушки, посуровел. Он ожидал другой реакции.
– Разумеется, будете работать под моим контролем, – добавил он.
– Так точно, гражданин майор. – Шливиньска сделала такое движение, словно собиралась вскочить и встать по стойке «смирно».
– Я бы так не радовался, коллега, – вступил в разговор Зигмунт Полещук. – Дело дьявольски трудное. Уже два месяца мы ломаем голову над тем, как поймать этого ненормального, но пока еще не сдвинулись с места. Так что придется вам начинать с нуля.
– Прекрасно! – Девушка продолжала проявлять искренний энтузиазм. – В Ченстохове «своего» дела пришлось бы дожидаться много лет, если вообще удалось бы когда-нибудь получить. А здесь как с неба падает. Вопреки всем конституционным нормам о равноправии женщин у нас, однако, гораздо меньше шансов продвинуться по службе. Везде, в том числе и в милиции.
Шливиньска, естественно, догадывалась, какие причины были у майора «подарить» ей сейчас самое важное следствие во всем воеводстве, если не во всей стране.
– Где мы вас поселим? – забеспокоился комендант.
– Если в Забегово нет гостиницы, то, может быть, на частной квартире? А в худшем случае в какой-нибудь пустой камере вашего КПЗ, – засмеялась она.
– Гостиница в Забегово есть, но жалкая и маленькая. Там только общие номера. О том, чтобы жить там долго, не может быть и речи, – заметил капитан.
– У нас в мансарде есть гостевая комната. Мы отделали ее во время последнего ремонта, – сказал майор. – Но вся беда в том, что там три кровати, а вы женщина.
– Там сейчас кто-то живет?
– Сейчас нет, но к нам часто приезжают из района или воеводства. Не хотелось бы терять всю комнату надолго.
– Ничего. Если кто-то приедет, то я соберусь за полчаса. Чемодан у меня маленький, сейчас он в камере хранения на вокзале. А когда осмотрюсь в городе, наверняка где-нибудь сниму комнату.
– С этим у нас трудно.
– Не беспокойтесь обо мне, майор, как-нибудь устроюсь.
– Прошу вас: сегодня устраивайтесь и знакомьтесь с городом, а завтра приступайте к работе.
– Я покажу коллеге эту комнату под крышей, – предложил капитан. – А за вещами пошлем на вокзал нашу машину.
Майор хотел вмешаться и отругать капитана за то, что тот распоряжается служебной машиной, но потом передумал. Шливиньска и капитан вышли из кабинета. Комендант слышал, как Полещук познакомил новую коллегу с пани Зосей и как обе девушки начали о чем-то говорить.
– Зося, соедини меня с комитетом! – приказал он. Зайончковский обращался к секретарше по имени. Он знал ее с детства. Зофья Маленко была дочкой его закадычного школьного друга.
– Соединяю.
После разговора майор снова крикнул:
– Зося!
Секретарша появилась в дверях.
– Пожалуйста, сделай мне крепкий кофе. А… что ты о ней думаешь?
– Очень милая девушка. Думаю, мы с ней поладим. В этот момент с лестницы послышался какой-то шум и сдавленный женский крик. Через минуту в приемную вошла Шливиньска, сильно хромая, а за ней капитан с довольно растерянной миной:
– Я забыл предупредить коллегу, что одна ступенька наверху немного качается…
– Я упала на лестнице.
– Ничего с вами не случилось?
– Нет, только каблук сломала. Не знаю, что теперь делать, другие мои туфли на вокзале в чемодане.
– Зося, прошу: завтра же вызови плотника, чтобы починил ту ступеньку, а что касается туфель, то сейчас же пошли машину на станцию.
– Ступенька – ерунда. Были бы молоток и два гвоздя, сама починю. Мой отец был плотником, и я немного знаю это дело.
– Я охотно помогу. А молоток найдется, – предложил свои услуги Полещук.
– Снимите туфли. Напротив живет сапожник, он чинит обувь для всей нашей комендатуры. Дешево и сердито. Заскочим к нему, и через несколько минут все будет в порядке. – Зося схватила поврежденную туфлю и выскочила из комнаты.
Шливиньска в одной туфле доковыляла до стула и села.
– Если коллега даст квитанцию из камеры хранения, я съезжу на вокзал за чемоданом, – снова предложил свои услуги капитан.
Возвращаясь в свой кабинет и вопреки обычаю закрывая дверь, майор подумал: «Уже всех очаровала. Но со мной, дорогая пани, этот номер не пройдет!»
Он вспомнил о кофе. Но кофе не было, так как Зося убежала к сапожнику. Майор подошел к окну. На противоположной стороне улицы стояла небольшая мастерская, которую уже года два занимал приехавший в Забегово старый мастер Юзеф Кунерт. Двери ее были открыты, и майору хорошо было видно Зосю, сидевшую на маленькой табуретке перед старым седым человеком, который, держа в правой руке туфлю, прибивал к ней сломанный каблук.
«Даже телефон не переключила, – разозлился Зайончковский. – Эта девчонка никогда не будет хорошим секретарем».
В этот момент зазвонил телефон. Майор взял трубку.
– Гражданин майор, – докладывала Шливиньска, – звонят из «Крестьянской взаимопомощи». [2]Соединить?
– Да, пожалуйста.
Зайончковский слышал, как вернулся капитан с чемоданом. Вскоре после него вернулась Зося. Потом искали гвозди. Починить лестницу вызвались три милиционера. Через минуту майор услышал стук молотков. Работали с таким азартом, что израсходовали, наверное, пол-ящика гвоздей. Скорее всего, операцией руководил капитан, так как именно его голос чаще всего доносился в кабинет коменданта. Смеху при этом было без меры.
Тем временем сидящей в секретариате Шливиньской по очереди представились все сотрудники комендатуры. Маленькая приемная превратилась в салон приемов.
«Вот сейчас выйду и разгоню всю эту компанию, чтоб не собирались!» – грозил майор мысленно, но не сделал и шагу из-за стола.
Разгорелся небольшой спор из-за того, кому нести наверх чемодан пани поручника, а потом все быстро затихло. Люди вернулись к своим обычным занятиям. Только о кофе для коменданта никто не подумал. Даже пани Зося забыла о нем.
Темные коротко постриженные волосы, овальное лицо, карие глаза, красивый носик с легкой горбинкой, может быть, несколько выступающий рот и четко обрисованный подбородок – все это представляло собой весьма привлекательную наружность. Трудно было бы назвать эту девушку красавицей, но в ее фигуре и лице было что-то такое, что очень притягивает мужчин.
– Садитесь, поручник. – Майор, казалось, не устоял перед чарами вновь прибывшей.
Шливиньска опустилась на предложенный ей стул.
– Чем вы занимались в Ченстохове?
– Сначала работала в службе движения, в хозяйственном отделе. Меня направили в офицерскую школу в Щитно, на заочный трехлетний курс. Потом опять хозяйственный отдел, а последнее время следственный. Вообще-то в Ченстохове не так много людей, поэтому нередко приходилось одновременно вести разные дела.
– Следственный? – переспросил Зайончковский. – Это очень хорошо. Приятно, что нам прислали специалиста. Как раз сейчас у нас есть очень трудное дело. Наверное, вы о нем уже слышали?
– «Алфавитный убийца»? Вся Польша о нем слышала.
– Да. Его я и имею в виду.
– Я, конечно, не знаю подробностей этой истории. Знаю только, что об этом писали газеты.
– Подробности узнаете. Я намерен передать это дело вам.
Девушка улыбнулась. Полещук отметил, что улыбка делает ее еще милее.
– Я так боялась, – сказала она, – что вы воспримете направление к вам женщины как наказание божье и я буду служить затычкой во всех дырах. А тут такая приятная неожиданность. Очень вам благодарна, гражданин майор, постараюсь оправдать доверие.
Полещук изо всех сил старался сдержать смех. А майор, услышав произнесенные с таким энтузиазмом слова девушки, посуровел. Он ожидал другой реакции.
– Разумеется, будете работать под моим контролем, – добавил он.
– Так точно, гражданин майор. – Шливиньска сделала такое движение, словно собиралась вскочить и встать по стойке «смирно».
– Я бы так не радовался, коллега, – вступил в разговор Зигмунт Полещук. – Дело дьявольски трудное. Уже два месяца мы ломаем голову над тем, как поймать этого ненормального, но пока еще не сдвинулись с места. Так что придется вам начинать с нуля.
– Прекрасно! – Девушка продолжала проявлять искренний энтузиазм. – В Ченстохове «своего» дела пришлось бы дожидаться много лет, если вообще удалось бы когда-нибудь получить. А здесь как с неба падает. Вопреки всем конституционным нормам о равноправии женщин у нас, однако, гораздо меньше шансов продвинуться по службе. Везде, в том числе и в милиции.
Шливиньска, естественно, догадывалась, какие причины были у майора «подарить» ей сейчас самое важное следствие во всем воеводстве, если не во всей стране.
– Где мы вас поселим? – забеспокоился комендант.
– Если в Забегово нет гостиницы, то, может быть, на частной квартире? А в худшем случае в какой-нибудь пустой камере вашего КПЗ, – засмеялась она.
– Гостиница в Забегово есть, но жалкая и маленькая. Там только общие номера. О том, чтобы жить там долго, не может быть и речи, – заметил капитан.
– У нас в мансарде есть гостевая комната. Мы отделали ее во время последнего ремонта, – сказал майор. – Но вся беда в том, что там три кровати, а вы женщина.
– Там сейчас кто-то живет?
– Сейчас нет, но к нам часто приезжают из района или воеводства. Не хотелось бы терять всю комнату надолго.
– Ничего. Если кто-то приедет, то я соберусь за полчаса. Чемодан у меня маленький, сейчас он в камере хранения на вокзале. А когда осмотрюсь в городе, наверняка где-нибудь сниму комнату.
– С этим у нас трудно.
– Не беспокойтесь обо мне, майор, как-нибудь устроюсь.
– Прошу вас: сегодня устраивайтесь и знакомьтесь с городом, а завтра приступайте к работе.
– Я покажу коллеге эту комнату под крышей, – предложил капитан. – А за вещами пошлем на вокзал нашу машину.
Майор хотел вмешаться и отругать капитана за то, что тот распоряжается служебной машиной, но потом передумал. Шливиньска и капитан вышли из кабинета. Комендант слышал, как Полещук познакомил новую коллегу с пани Зосей и как обе девушки начали о чем-то говорить.
– Зося, соедини меня с комитетом! – приказал он. Зайончковский обращался к секретарше по имени. Он знал ее с детства. Зофья Маленко была дочкой его закадычного школьного друга.
– Соединяю.
После разговора майор снова крикнул:
– Зося!
Секретарша появилась в дверях.
– Пожалуйста, сделай мне крепкий кофе. А… что ты о ней думаешь?
– Очень милая девушка. Думаю, мы с ней поладим. В этот момент с лестницы послышался какой-то шум и сдавленный женский крик. Через минуту в приемную вошла Шливиньска, сильно хромая, а за ней капитан с довольно растерянной миной:
– Я забыл предупредить коллегу, что одна ступенька наверху немного качается…
– Я упала на лестнице.
– Ничего с вами не случилось?
– Нет, только каблук сломала. Не знаю, что теперь делать, другие мои туфли на вокзале в чемодане.
– Зося, прошу: завтра же вызови плотника, чтобы починил ту ступеньку, а что касается туфель, то сейчас же пошли машину на станцию.
– Ступенька – ерунда. Были бы молоток и два гвоздя, сама починю. Мой отец был плотником, и я немного знаю это дело.
– Я охотно помогу. А молоток найдется, – предложил свои услуги Полещук.
– Снимите туфли. Напротив живет сапожник, он чинит обувь для всей нашей комендатуры. Дешево и сердито. Заскочим к нему, и через несколько минут все будет в порядке. – Зося схватила поврежденную туфлю и выскочила из комнаты.
Шливиньска в одной туфле доковыляла до стула и села.
– Если коллега даст квитанцию из камеры хранения, я съезжу на вокзал за чемоданом, – снова предложил свои услуги капитан.
Возвращаясь в свой кабинет и вопреки обычаю закрывая дверь, майор подумал: «Уже всех очаровала. Но со мной, дорогая пани, этот номер не пройдет!»
Он вспомнил о кофе. Но кофе не было, так как Зося убежала к сапожнику. Майор подошел к окну. На противоположной стороне улицы стояла небольшая мастерская, которую уже года два занимал приехавший в Забегово старый мастер Юзеф Кунерт. Двери ее были открыты, и майору хорошо было видно Зосю, сидевшую на маленькой табуретке перед старым седым человеком, который, держа в правой руке туфлю, прибивал к ней сломанный каблук.
«Даже телефон не переключила, – разозлился Зайончковский. – Эта девчонка никогда не будет хорошим секретарем».
В этот момент зазвонил телефон. Майор взял трубку.
– Гражданин майор, – докладывала Шливиньска, – звонят из «Крестьянской взаимопомощи». [2]Соединить?
– Да, пожалуйста.
Зайончковский слышал, как вернулся капитан с чемоданом. Вскоре после него вернулась Зося. Потом искали гвозди. Починить лестницу вызвались три милиционера. Через минуту майор услышал стук молотков. Работали с таким азартом, что израсходовали, наверное, пол-ящика гвоздей. Скорее всего, операцией руководил капитан, так как именно его голос чаще всего доносился в кабинет коменданта. Смеху при этом было без меры.
Тем временем сидящей в секретариате Шливиньской по очереди представились все сотрудники комендатуры. Маленькая приемная превратилась в салон приемов.
«Вот сейчас выйду и разгоню всю эту компанию, чтоб не собирались!» – грозил майор мысленно, но не сделал и шагу из-за стола.
Разгорелся небольшой спор из-за того, кому нести наверх чемодан пани поручника, а потом все быстро затихло. Люди вернулись к своим обычным занятиям. Только о кофе для коменданта никто не подумал. Даже пани Зося забыла о нем.
Клубок убийств
Когда на следующий день майор вошел в здание комендатуры, обе девушки – пани Зося и поручник Шливиньска – были заняты разговором. Комендант не подслушивал, но, поднимаясь по лестнице, услышал, что девушки называют друг друга по имени и болтают о каких-то тряпках.
При виде начальника Шливиньска снова встала по стойке «смирно» и представилась по уставу. Это немного смягчило Зайончковского.
– На будущее не нужно, – махнул он рукой, – тут у нас не так строго придерживаются устава, как в Ченстохове.
– Не передумал ли гражданин майор, – спросила девушка с беспокойством в голосе, – по этому делу?
– Не бойтесь.
– Я полночи не спала от волнения.
– Вы еще проклянете ту минуту, когда впервые взяли в руки это дело.
– Такого не будет.
– Ну-ну. Сейчас дам вам дело. Можете работать здесь, рядом, в кабинете моего заместителя, который болен. Начните с очень тщательного изучения всей документации. Не спешите. Когда ознакомитесь с деталями, поговорим, что делать дальше.
– Слушаюсь.
Это было четыре толстых тома. Каждый завязан тесемками. Барбара Шливиньска, сидя в выделенной для нее комнате, осмотрела содержимое каждого тома. Они не имели единого шифра. На каждом была надпись, сделанная крупным, несколько наклонным почерком: «Дело об убийстве…» (имя и фамилия), а под ней дата. Самый старый том информировал, что содержит материалы, касающиеся Винцента Адамяка, и был датирован 25 июня 1975 г.
Шливиньска развязала тесемки и принялась изучать дело. В самом начале, как обычно, было краткое «Сообщение о преступлении», сделанное дежурным Яном Лисовским. Оно гласило, что во время дежурства старшего сержанта, в 12 часов 35 минут, в комендатуру обратились два молодых человека – Януш Маляга и Ян Гавиньский. Они ловили рыбу в реке и заметили неподвижно лежащего в кустах человека. Подойдя ближе, они увидели вокруг него лужу крови. Перепуганные, парни побежали в милицию. Высланный на место происшествия патруль установил, что в кустах лежит труп молодого мужчины, убитого каким-то острым предметом. Милиционеры из патрульной машины без труда опознали личность убитого. Им был известный на забеговских улицах хулиган Винцент Адамяк, частый «гость» милицейской КПЗ. Личность убитого подтвердила и его мать, привезенная на место происшествия.
В деле имелись протокол следственной группы и фотографии, сделанные милицейским фотографом. Несколько снимков запечатлели заросли, из которых виднелись ноги человека, лежащего на животе. Другие снимки, сделанные с близкого расстояния, позволяли рассмотреть, что рубашка на мужчине окровавлена и разорвана с левой стороны примерно на высоте сердца. Заметна была также не очень большая рана. На следующих фотографиях – лицо убитого. В деле находились также отпечатки его пальцев.
Протокол следственной группы был кратким. В нем говорилось, что тело убитого в кусты затаскивали. На это с достаточной очевидностью указывали следы крови на траве. Место убийства, вероятнее всего, находилось над рекой на высоком берегу, в десяти метрах от того места, где лежал труп. На берегу нашли бумагу с остатками колбасы и кусками хлеба, а также две пустые бутылки – одна из-под популярного фруктового вина, известного в Забегово под названием «Очарование похорон», вторая из-под «пожарного ликера». Интересно, что ни на одной бутылке не обнаружили никаких отпечатков пальцев, даже пальцев Адамяка. Может, убийца тщательно вытер бутылки? Но почему в таком случае он просто не бросил их в воду?
Вскрытие и осмотр трупа подтвердили, что смерть наступила приблизительно между 19 и 21 часом 25 июня в результате прокола левого желудочка сердца. Рана в спину под левую лопатку была нанесена каким-то узким острым предметом длиной не менее 12 сантиметров, вероятнее всего стилетом. Кухонный нож или нож мясника нанес бы более широкую рану. Жертва погибла на месте в момент, когда острие достигло сердца.
Вскрытие установило, что молодой человек в момент убийства был сильно пьян.
Расследование по месту проживания убитого ничего не дало. Винцент Адамяк нигде не работал. Иногда помогал матери, торговавшей с лотка на городском рынке. Окончил семь классов основной школы, затем учился в профессиональном училище, но оттуда его выгнали за злостное непосещение занятий и хулиганство.
Убитому было 23 года. В армии не служил.
Установили, что последний раз Адамяка видели около четырех часов дня у пивного ларька вблизи железнодорожного вокзала. Как показали выпивавшие с ним приятели, уже тогда Вицек был «здорово подвыпивши». По показаниям этих дружков, после двух-трех кружек пива денег у Адамяка больше не осталось. Он пытался одолжить у приятелей, чтобы продолжить выпивку. Не вышло. Уже назревал скандал, но вовремя вмешался хозяин ларька Бернард Формаковский, известный среди выпивох своей тяжелой рукой. Это несколько успокоило молодого хулигана, который, уходя, сказал, что идет к матери за деньгами. К сожалению, не удалось установить, в какое время он ушел. Счастливцы с кружкой в руке часов не наблюдают, время у них летит быстро. Формаковский, следивший за тем, чтобы у ларька не было слишком шумно, поскольку это грозило ему отобранием разрешения на торговлю, тоже не помнит, когда это было.
Мать убитого, Янина Адамяк, вдова, содержащая себя и свою семью (помимо Винцента она имела еще двоих младших сыновей и двух дочерей) продажей зелени на городском рынке, показала, что последний раз видела Винцента утром, когда он помог ей отнести товар на рынок. За эту услугу он выманил у матери тридцать злотых. После обеда ни на рынке, ни в доме Винцент не появлялся, что подтвердили и младшие члены семьи.
Скорее всего, Адамяк встретил своего будущего убийцу по дороге домой. На деньги этого человека был куплен алкоголь, и выпивка продолжалась у реки.
На теле трупа не обнаружили ни единой царапины. Следы на траве также не подтвердили версию, что между выпивавшими произошла ссора, перешедшая в драку, в ходе которой Адамяку был нанесен смертельный удар.
Милиция опросила всех работников торговых точек, продававших вино и водку. Забегово – город маленький, насчитывает едва восемь тысяч жителей. В таких городках все друг друга знают. Никто из продавцов не помнил, чтобы Адамяк в тот день покупал алкоголь. Никто из них также не вспомнил, чтобы продал кому-либо одновременно бутылку «фруктовки» и бутылку ликера.
Сопоставив собранные факты, милиция сделала правильный вывод, что убийство это не было случайным – в драке или в процессе внезапной ссоры. Оно было заранее спланировано и хладнокровно осуществлено. Адамяка заманили к реке, а там его, уже пьяного, напоили до бесчувствия, чтобы потом убить ножом в спину. Тело оттащили в ближайшие кусты. Убийца даже не захотел скрыть труп, а также потратить время на сокрытие следов преступления. Поэтому он и не бросил бутылки в реку, где их нашли бы не сразу.
Установление личных контактов убитого также не составило особого труда для милиции, досконально знавшей местную «латунную» молодежь. Дружки Адамяка, которые, как они сами говорили, никогда не пачкали своих рук работой, несколько девушек, сексуально обслуживающих эту компанию, соседи по дому, где жила мать Адамяка, избегавшие молодого шалопая как огня, – на этом круг свидетелей замыкался.
Заслушивали каждого по очереди. Компания, которую привели в здание комендатуры (на всякий случай, чтобы не допустить сговора, каждого ее члена закрыли в изолированном помещении), не была солидарной в высказываниях и не руководствовалась старой христианской заповедью «о мертвых или хорошо, или ничего». Наоборот, не очень яркую фигуру Адамяка рисовали выразительно, не жалея черных красок. Однако относительно убийства никто не сказал ничего конкретного. Молодые люди были удивлены и даже изрядно перепуганы. Каждый утверждал, что эта смерть явилась для него абсолютной неожиданностью, и старался представить милиции более или менее правдоподобное алиби.
Все допросы проводились очень тщательно. Были выявлены серьезные расхождения в показаниях. Особенно относительно места пребывания Адамяка в то время, когда он сидел у реки рядом со своим будущим убийцей. Подобных расхождений, однако, не было достаточно для того, чтобы можно было предъявить обвинение в убийстве кому-либо из этих молодых бездельников.
Но все-таки каким мог быть повод для убийства? Наверняка не грабеж, так как Адамяк не имел при себе ни гроша. Часов он не носил, потому что давно их пропил.
Читая лист за листом это дело, поручник Барбара Шливиньска с полным уважением оценила труд коллег из Забегово. Быстро и квалифицированно они проделали огромную работу. Опросили многих людей, проверили их показания, провели многочисленные экспертизы и осмотры. Но, несмотря на это, следствие застопорилось.
В то время как милиция билась над разгадкой обстоятельств смерти Винцента Адамяка, население городка взбудоражило новое кровавое преступление.
При виде начальника Шливиньска снова встала по стойке «смирно» и представилась по уставу. Это немного смягчило Зайончковского.
– На будущее не нужно, – махнул он рукой, – тут у нас не так строго придерживаются устава, как в Ченстохове.
– Не передумал ли гражданин майор, – спросила девушка с беспокойством в голосе, – по этому делу?
– Не бойтесь.
– Я полночи не спала от волнения.
– Вы еще проклянете ту минуту, когда впервые взяли в руки это дело.
– Такого не будет.
– Ну-ну. Сейчас дам вам дело. Можете работать здесь, рядом, в кабинете моего заместителя, который болен. Начните с очень тщательного изучения всей документации. Не спешите. Когда ознакомитесь с деталями, поговорим, что делать дальше.
– Слушаюсь.
Это было четыре толстых тома. Каждый завязан тесемками. Барбара Шливиньска, сидя в выделенной для нее комнате, осмотрела содержимое каждого тома. Они не имели единого шифра. На каждом была надпись, сделанная крупным, несколько наклонным почерком: «Дело об убийстве…» (имя и фамилия), а под ней дата. Самый старый том информировал, что содержит материалы, касающиеся Винцента Адамяка, и был датирован 25 июня 1975 г.
Шливиньска развязала тесемки и принялась изучать дело. В самом начале, как обычно, было краткое «Сообщение о преступлении», сделанное дежурным Яном Лисовским. Оно гласило, что во время дежурства старшего сержанта, в 12 часов 35 минут, в комендатуру обратились два молодых человека – Януш Маляга и Ян Гавиньский. Они ловили рыбу в реке и заметили неподвижно лежащего в кустах человека. Подойдя ближе, они увидели вокруг него лужу крови. Перепуганные, парни побежали в милицию. Высланный на место происшествия патруль установил, что в кустах лежит труп молодого мужчины, убитого каким-то острым предметом. Милиционеры из патрульной машины без труда опознали личность убитого. Им был известный на забеговских улицах хулиган Винцент Адамяк, частый «гость» милицейской КПЗ. Личность убитого подтвердила и его мать, привезенная на место происшествия.
В деле имелись протокол следственной группы и фотографии, сделанные милицейским фотографом. Несколько снимков запечатлели заросли, из которых виднелись ноги человека, лежащего на животе. Другие снимки, сделанные с близкого расстояния, позволяли рассмотреть, что рубашка на мужчине окровавлена и разорвана с левой стороны примерно на высоте сердца. Заметна была также не очень большая рана. На следующих фотографиях – лицо убитого. В деле находились также отпечатки его пальцев.
Протокол следственной группы был кратким. В нем говорилось, что тело убитого в кусты затаскивали. На это с достаточной очевидностью указывали следы крови на траве. Место убийства, вероятнее всего, находилось над рекой на высоком берегу, в десяти метрах от того места, где лежал труп. На берегу нашли бумагу с остатками колбасы и кусками хлеба, а также две пустые бутылки – одна из-под популярного фруктового вина, известного в Забегово под названием «Очарование похорон», вторая из-под «пожарного ликера». Интересно, что ни на одной бутылке не обнаружили никаких отпечатков пальцев, даже пальцев Адамяка. Может, убийца тщательно вытер бутылки? Но почему в таком случае он просто не бросил их в воду?
Вскрытие и осмотр трупа подтвердили, что смерть наступила приблизительно между 19 и 21 часом 25 июня в результате прокола левого желудочка сердца. Рана в спину под левую лопатку была нанесена каким-то узким острым предметом длиной не менее 12 сантиметров, вероятнее всего стилетом. Кухонный нож или нож мясника нанес бы более широкую рану. Жертва погибла на месте в момент, когда острие достигло сердца.
Вскрытие установило, что молодой человек в момент убийства был сильно пьян.
Расследование по месту проживания убитого ничего не дало. Винцент Адамяк нигде не работал. Иногда помогал матери, торговавшей с лотка на городском рынке. Окончил семь классов основной школы, затем учился в профессиональном училище, но оттуда его выгнали за злостное непосещение занятий и хулиганство.
Убитому было 23 года. В армии не служил.
Установили, что последний раз Адамяка видели около четырех часов дня у пивного ларька вблизи железнодорожного вокзала. Как показали выпивавшие с ним приятели, уже тогда Вицек был «здорово подвыпивши». По показаниям этих дружков, после двух-трех кружек пива денег у Адамяка больше не осталось. Он пытался одолжить у приятелей, чтобы продолжить выпивку. Не вышло. Уже назревал скандал, но вовремя вмешался хозяин ларька Бернард Формаковский, известный среди выпивох своей тяжелой рукой. Это несколько успокоило молодого хулигана, который, уходя, сказал, что идет к матери за деньгами. К сожалению, не удалось установить, в какое время он ушел. Счастливцы с кружкой в руке часов не наблюдают, время у них летит быстро. Формаковский, следивший за тем, чтобы у ларька не было слишком шумно, поскольку это грозило ему отобранием разрешения на торговлю, тоже не помнит, когда это было.
Мать убитого, Янина Адамяк, вдова, содержащая себя и свою семью (помимо Винцента она имела еще двоих младших сыновей и двух дочерей) продажей зелени на городском рынке, показала, что последний раз видела Винцента утром, когда он помог ей отнести товар на рынок. За эту услугу он выманил у матери тридцать злотых. После обеда ни на рынке, ни в доме Винцент не появлялся, что подтвердили и младшие члены семьи.
Скорее всего, Адамяк встретил своего будущего убийцу по дороге домой. На деньги этого человека был куплен алкоголь, и выпивка продолжалась у реки.
На теле трупа не обнаружили ни единой царапины. Следы на траве также не подтвердили версию, что между выпивавшими произошла ссора, перешедшая в драку, в ходе которой Адамяку был нанесен смертельный удар.
Милиция опросила всех работников торговых точек, продававших вино и водку. Забегово – город маленький, насчитывает едва восемь тысяч жителей. В таких городках все друг друга знают. Никто из продавцов не помнил, чтобы Адамяк в тот день покупал алкоголь. Никто из них также не вспомнил, чтобы продал кому-либо одновременно бутылку «фруктовки» и бутылку ликера.
Сопоставив собранные факты, милиция сделала правильный вывод, что убийство это не было случайным – в драке или в процессе внезапной ссоры. Оно было заранее спланировано и хладнокровно осуществлено. Адамяка заманили к реке, а там его, уже пьяного, напоили до бесчувствия, чтобы потом убить ножом в спину. Тело оттащили в ближайшие кусты. Убийца даже не захотел скрыть труп, а также потратить время на сокрытие следов преступления. Поэтому он и не бросил бутылки в реку, где их нашли бы не сразу.
Установление личных контактов убитого также не составило особого труда для милиции, досконально знавшей местную «латунную» молодежь. Дружки Адамяка, которые, как они сами говорили, никогда не пачкали своих рук работой, несколько девушек, сексуально обслуживающих эту компанию, соседи по дому, где жила мать Адамяка, избегавшие молодого шалопая как огня, – на этом круг свидетелей замыкался.
Заслушивали каждого по очереди. Компания, которую привели в здание комендатуры (на всякий случай, чтобы не допустить сговора, каждого ее члена закрыли в изолированном помещении), не была солидарной в высказываниях и не руководствовалась старой христианской заповедью «о мертвых или хорошо, или ничего». Наоборот, не очень яркую фигуру Адамяка рисовали выразительно, не жалея черных красок. Однако относительно убийства никто не сказал ничего конкретного. Молодые люди были удивлены и даже изрядно перепуганы. Каждый утверждал, что эта смерть явилась для него абсолютной неожиданностью, и старался представить милиции более или менее правдоподобное алиби.
Все допросы проводились очень тщательно. Были выявлены серьезные расхождения в показаниях. Особенно относительно места пребывания Адамяка в то время, когда он сидел у реки рядом со своим будущим убийцей. Подобных расхождений, однако, не было достаточно для того, чтобы можно было предъявить обвинение в убийстве кому-либо из этих молодых бездельников.
Но все-таки каким мог быть повод для убийства? Наверняка не грабеж, так как Адамяк не имел при себе ни гроша. Часов он не носил, потому что давно их пропил.
Читая лист за листом это дело, поручник Барбара Шливиньска с полным уважением оценила труд коллег из Забегово. Быстро и квалифицированно они проделали огромную работу. Опросили многих людей, проверили их показания, провели многочисленные экспертизы и осмотры. Но, несмотря на это, следствие застопорилось.
В то время как милиция билась над разгадкой обстоятельств смерти Винцента Адамяка, население городка взбудоражило новое кровавое преступление.