Ежи Эдигей
Завещание самоубийцы
В НОТАРИАЛЬНОЙ КОНТОРЕ
Адвокат Мечислав Рушинекий освободился, наконец, от последнего клиента. Посматривая на часы, он торопливо собирал со стола бумаги и как попало засовывал их в шкаф. Он договорился встретиться с весьма очаровательной… С кем именно? Это уже не так важно. Опаздывать на свидание ему не хотелось, а времени оставалось в обрез. Этот болтун отнял у него почти полчаса! До чего же хлопотные клиенты эти крестьяне. За свои гроши готовы всю душу вытянуть.
Мечислав Рушинекий, или попросту Метек, как обычно называли его приятели, был известен среди своих коллег тем, что довольно быстро управлялся с клиентами. Долго их пе задерживал: раз, два - и «будьте здоровы». Седовласый, жизнерадостный, несколько уже тяжеловатый, он был неравнодушен к прекрасному полу, дарам Бахуса и… пению, хотя заметим, что из этих трех пристрастий тяга к пению была у него весьма слабой. И сейчас он спешил отнюдь не на концерт в филармонию.
- Пан меценат
Адвокат посмотрел на курьера как на своего смертельного врага:
- Кто такой?
- Почем я знаю? Первый раз вижу.
- А в пятницу он прийти не может?
Адвокат Рушинекий принимал по понедельникам, средам и пятницам.
- Я ему объяснил, что вы торопитесь, у вас, мол, третейский суд, но он уперся.- Опытный курьер прекрасно изучил нравы всех юристов конторы и почитал своим святым долгом охранять их от всякого рода неожиданностей. Но не всегда клиента удавалось уломать.
- Что он хочет?
- Говорит, по завещательному делу. По какому именно, не пожелал объяснить. Твердит только, что дело срочное и выгодное.- На слове «выгодное» курьер сделал ударение.
- Черт! Что же делать?
- Примите его, пан меценат. У меня глаз наметанный - не прогадаете,- уговаривал курьер Францишек и, перейдя на доверительный шепот, спросил: - Где вы договорились встретиться?
- В «Шанхае».
- С той рыжей, что наведывалась сюда недавно? Адвокат утвердительно кивнул.
- Ну, так я мигом сбегаю и передам, чтобы подождала часок.
- Не знаю, согласится ли?
- Согласится, согласится! Уж ей-то я зубы заговорю. Молокососа какого с завитой гривой, у которого в карманах ветер свищет, может, и не станет ждать. Ну а вас, пан меценат, будьте покойны, подождет. Хоть ей годков девятнадцать, не больше, а видно, голова на плечах имеется.
- Пан Францишек,- решился Рушинский,- давайте этого клиента и… уладьте вопрос с моей дамой. Скажите, что у меня неотложное дело, как только освобожусь, сразу же…
- Хорошо, хорошо, вы не беспокойтесь. Францишек провернет операцию на сто два. Разве мне это впервой?!
Место за столом напротив адвоката занял мужчина лет пятидесяти, может, чуть старше. Высокий лысеющий блондин со светло-голубыми глазами и крупным, выступающим носом. Он был в сером костюме.
- Ярецкий,- пробасил клиент.- Влодзимеж Ярецкий к вашим услугам. Вот мое удостоверение личности.- Сказав это, он положил на стол зеленую книжечку.
- Слушаю вас,- прервал его Рушинский, пытаясь остановить поток слов и сократить до минимума визит клиента.
- Прошу вас, посмотрите удостоверение, пусть все будет как положено.
Из вежливости адвокат раскрыл документ. С фотографии, сделанной, по-видимому, несколько лет тому назад, на него смотрел владелец удостоверения. На страничке рядом Рушинский прочел, что Влодзимеж Ярецкий родился в Млаве в 1918 году. В графе «гражданское состояние» значилось «женат», в графе «профессия» - «ремесленник». Печать и соответствующая запись свидетельствовали, что удостоверение было выдано одним из отделений милиции города Варшавы.
Рушинский вернул документ клиенту, и тот засунул его в большой, изрядно потрепанный бумажник.
- Итак, слушаю вас,- повторил вопрос адвокат.
- Я относительно завещания. Если человеку уже стукнуло пять десятков, ему в самую пору подумать о смерти и навести порядок в своих делах, до того как глаза закроет.
- Ну, положим, вам еще рановато спешить на тот свет. Да и не кажетесь вы человеком болезненным,- возразил из вежливости адвокат, а про себя подумал: «Если бы тебя, зануду, сейчас кондрашка хватила, можно было бы только благодарить провидение господне».
- Никому не ведомо, что нас ждет,- назидательно изрек меж тем Ярецкий.- Посему я решил сделать завещание и с тем пришел к вам.
- Разве у вас нет своего адвоката? Вам было бы лучше обратиться по этому вопросу к адвокату, который уже вел какие-либо ваши дела.
- Адвокат адвокату рознь. О вас же я столько хвалебного и в газетах читал, и от людей слышал. Вот и подумал - пожалуй, лучше адвоката Рушинского никто мне этого дела не уладит. Так прямиком и пришел к вам.
- Весьма польщен,- произнес Рушинский с миной страдальца, которому бормашина прошлась по открытому нерву.
- Я знаю, вы очень спешите. Понимаю - важные дела.
- Да, очень важные,- подтвердил Рушинский.
- Ну, так я коротко.
На сей раз, адвокат промолчал, дабы не затягивать разговора.
- Решил написать завещание…
- Существует три формы,- прервал Рушинский клиента, желая поскорее ввести его в курс дела,- собственноручное, нотариальное и, наконец, особое, изложенное устно и записанное третьим лицом в присутствии двух свидетелей.
- Это я знаю. Прежде чем прийти к вам, я заглянул в семейный кодекс. Завещание у меня готово. Я хочу, чтобы вы прочитали его и сказали, не упустил ли я чего из виду.
Многословный Ярецкий достал большой серый конверт, открыл его и протянул адвокату сложенный лист бумаги. Рушинский развернул и углубился в чтение. Разговоры кончились, и он, наконец, смог приступить к делу. Завещание было напечатано на машинке и только подпись и дата проставлены от руки.
- Завещание должно быть написано вамп собственноручно,- объяснил адвокат.
- Да я ведь пишу как курица лапой. Кажется, теперь разрешается печатать завещание на машинке, лишь бы подпись была подлинная? А то, что это моя подпись, вы и сами видите. Если нужно, могу еще раз подписаться, в вашем присутствии.
Сказав это, Ярецкий вынул из кармана ручку и вывел внизу: «Подписал еще раз в присутствии адвоката Рушин-ского - Влодзимеж Ярецкий».
Действительно, почерк клиента оставлял желать лучшего. Когда Ярецкий подписывался, у него чуть завернулся рукав, и адвокат увидел на запястье большой шрам. Он мог быть от пули или ножа. Похоже, что рана нанесена недавно, рубец был еще красный.
- Теперь порядок? - Клиент протянул завещание. Оно было напечатано на большом листе, сложенном вдвое, но весь текст умещался на одной четвертой листа.
ЗАВЕЩАНИЕ
Я, нижеподписавшийся Влодзимеж Ярецкий, родившийся в Млаве 27 сентября 1918 года, проживающий в Варшаве, улица Запогодная, 24, квартира 65, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю:
Мой жене Барбаре, урожденной Квасневской, кооперативную квартиру в кооперативе «Наш якорь» на За-ногодной улице, 24, квартира 65, в которой я проживаю в данное время;
легковую машину марки «рено»; вклады на авто и обычных сберегательных книжках в государственной сберегательной кассе, а также все, что она получила при моей жизни.
Больше ей не полагается, и она хорошо знает почему.
Все остальное свое имущество, а именно: ремесленную мастерскую на улице Хелминской в доме № 17, во дворе, вместе с машинами и другим оборудованием; сырье для производства товара; автомашину «варшава»; денежные поступления от клиентов за товары, полученные от предприятия, если таковые окажутся к моменту моей смерти, завещаю Станиславу Ковальскому, проживающему в Воломине, улица Малиновая, 9. Поступаю так, чтобы отблагодарить Станислава Ковальского за то, что он во время Варшавского восстания спас мне жизнь.
Это завещание я отдаю на хранение в нотариальную контору № 104 в Варшаве в руки адвоката Мечислава Рушинского, которому также предоставляю полномочия предпринять после моей смерти соответствующие действия, имеющие целью исполнение моей последней воли.
Варшава, 14 апреля 1970 года Влодзимеж Ярецкий
Под машинописным текстом стояла собственноручная подпись завещателя. Еще ниже - его приписка о повторном подписании завещания уже в нотариальной конторе. На сером конверте красовалась надпись: «Завещание Влод-зимежа Ярецкого».
- Ничего не могу поделать, пан Ярецкий,- сказал адвокат, возвращая бумагу.- Вам придется вернуться домой и переписать от руки все завещание. Приходите, пожалуйста, в ближайшую пятницу, и мы тогда спокойно сделаем все, что нужно. Так будет даже лучше. Сегодня я очень спешу, в пятницу же буду свободен.
Ярецкий хитро ухмыльнулся.
- Признаюсь, я предвидел, что с этим машинописным завещанием может быть осечка. Поэтому подстраховался на всякий случаи.
И он извлек из кармана пиджака лист бумаги, сложенный вчетверо. Развернул и протянул адвокату.
Теперь у Рушинского в руках был лист бумаги, старательно разлинованный остро заточенным карандашом «в две линейки», как в тетрадках для чистописания. И в самом деле, Ярецкий на этом листе с исключительной старательностью вывел весь текст своего завещания. Только подпись, писанная уже знакомыми каракулями, выдавала его авторство.
- У меня такой неразборчивый почерк, никто и ничего не смог бы прочитать. Поэтому я старался каждую букву выводить отдельно, как меня когда-то в школе учили,- оправдывался смущенный Ярецкий.- Но теперь-то все как следует, пан меценат?
- По форме это завещание соответствует правовым нормам,- заключил адвокат.- Согласно семейному праву, завещание должно писаться наследодателем собственноручно, при этом ему не возбраняется текст написать каллиграфическим почерком.
- Следовательно, все в порядке? - обрадовался клиент.
- С формальной стороны - в порядке. Другое дело - содержание вашей последней воли. Здесь имеются определенные возражения…
Ярецкий, казалось, не обратил внимания на замечание адвоката и продолжал:
- Из моей бумаги вы теперь знаете, что я хочу просить вас принять на хранение мое завещание. Очень прошу вас об этом. За расходами не постою. Слава богу, не бедняк.
- У вас есть дети?
- Детей у меня нет. Моя первая жена и единственный ребенок погибли во время Варшавского восстания. Меня вытащил из-под развалин и спас мне жизнь Станислав Ковальский. Потом, когда гитлеровцы вытеснили нас с Повислья, он на собственном горбу дотащил меня до Пруткова. Только благодаря ему я и сижу здесь перед вами.
- А близких родственников нет? Родителей, братьев или сестер?
- Нет, остался один как перст. Даже дальних родственников нет.
- Если бы не было завещания,- пояснил адвокат,- то по закону все унаследовала бы ваша жена. При наследовании же по завещанию жена должна получить супружескую долю - половину того, что полагалось бы ей в том случае, если бы завещания не существовало. Значит, половину всего наследства. Не нанесет ли ущерба вашей жене указанный в завещании раздел имущества?
- Ей и этого не следует… Этакой…
- Недоразумения между вами к делу никакого отношения не имеют. Если нет законных оснований для лишения вашей жены наследства, она должна получить свою часть.
- Я поделил справедливо. Она много получит. Только за кооперативную квартиру я заплатил более ста тысяч злотых.
- Все, что вы нажили за время вашего супружества, считается общим достоянием обоих супругов, и поэтому половина всего нажитого является собственностью жены и не включается в наследственную массу. Вам это понятно?
- Понятно. Знаю я об этом. Квартиру я купил на свое имя еще до нашей свадьбы. Ремесленным предприятием - я занимаюсь производством предметов религиозного культа - обзавелся в пятьдесят шестом году, то есть еще до женитьбы. Тогда оно было даже больше, чем теперь. Тогда у меня работали четыре подмастерья и три ученика. А сейчас только три помощника и два ученика. Но я не жалуюсь. С тех пор как существует мир, лучше всего можно заработать на предметах культа. Во время престольных праздников я поставляю свой товар в палатки, ларьки, лоточникам в «святые места». Кроме того, в моей мастерской изготовляются отдельные высокохудожественные предметы для приходских ксендзов. Скажу вам по секрету, что на массовой продукции я зарабатываю больше. А что касается этих чаш, блюд, дароносиц, то я нх делаю, чтобы потешить свое самолюбие.
Адвокат с отчаянием посмотрел на часы. Прошло уже полчаса. Станут ли, в самом деле, его так долго ждать?
- Я знаю, вы спешите. Ну да мы уже заканчиваем.- Ярецкий, кажется, наконец понял, что строго регламентированным временем известного адвоката злоупотреблять не следует.
Ярецкий вынул из кармана сургучную палочку и спички, намереваясь запечатать завещание.
- Подождите, подождите. Ведь еще не решено, примем ли мы ваше завещание. На это следует получить согласие руководства конторы.
- А почему бы ему быть против? Нужную сумму я уплачу. Такую, какую прикажете. Я уже говорил, что деньги у меня есть.
- Вы уплатите столько, сколько положено по таксе, в канцелярии конторы.
- Можно и так.- Ярецкий зажег спичку, растопил сургуч и сделал на конверте большое красное пятно, а потом прижал к нему злотый.
- Вот так-то будет лучше,- сказал клиент, с удовлетворением глядя на четкий отпечаток орла.- Может, еще и дату поставить?
- Не нужно. В канцелярии все равно будет составлен краткий протокол о принятии вашего завещания.
- У меня есть еще одна просьба к вам.
- Слушаю.
Влодзимеж Ярецкий извлек из своих бездонных карманов конверт. На этот раз обычный, белый. Конверт, как сразу же заметил адвокат, был уже запечатан: в четырех его углах и в середине краснели сургучные печати. Кроме того, в центре под печатью, конверт был прошит скрепкой.
- Я хотел бы, пан меценат, чтобы после моей смерти этот конверт был доставлен по указанному на нем адресу.
На конверте прописными буквами было напечатано: «В отделение милиции (вскрыть после моей смерти)». На оборотной стороне конверта указывались фамилия, имя и адрес Ярецкого как отправителя.
- Такого депозита я принять не могу.
- Почему? Ведь вы не знаете, о чем я там пишу. Может, я признаюсь в тяжком преступлении, желая покаяться, снять, как говорится, грех с души перед смертью. Ни чего нет плохого в том, что, отдавая вам на хранение свое завещание, я одновременно вручаю и это письмо для милиции.
Если бы в «Шанхае» Мечислава Рушинского никто не ждал, он, вероятно, сумел бы воспротивиться столь необычному депозиту. Но стрелка часов неумолимо двигалась вперед, п адвокат нервничал, все более опасаясь, что его дама уйдет или, того хуже, найдет себе иное общество.
- Будет ли принят этот депозит, окончательно решит наше начальство,- сказал адвокат, желая поскорее закончить дело.
- Поскольку вы торопитесь,- Влодзимеж Ярецкий умело использовал свои козыри,- я не стану вас больше задерживать. Сколько с меня причитается?
- Это подсчитают в канцелярии. Там же вы подпишете соответствующий протокол о внесении и принятии депозита.
- Прошу вас, пан меценат, пусть возьмут по высшей ставке, ну, набавят, скажем, «за сложность дела».
- Возьмут согласно таксе.
- Понимаю. Но в таксе ведь перечислены разные виды услуг. Могут же они провести по высшей расценке? А вот это вам на возможные в случае моей смерти хлопоты по моему делу.- В подкрепление своих слов Ярецкий выложил на стол туго набитый конверт.
- Что это? - спросил адвокат.
- Пять тысяч злотых. Но если вы считаете, что этого мало, я охотно добавлю.
- Эти деньги вы также внесете в кассу конторы как аванс на возможные расходы по реализации ваших дел.
- Лучше бы лично, без формальностей, как говорится, из рук в руки.
- У нас так не принято. Все платежи клиент вносит непосредственно в кассу. Подождите минутку, я схожу к начальнику, посоветуюсь с ним относительно принятия ваших бумаг.
Адвокат вышел в соседнее помещение. Ярецкий же вынул из кармана вечернюю газету и, казалось, погрузился в чтение. Газета в его руках чуть заметно дрожала, видимо, его волновало, как решится вопрос с завещанием.
- Шеф дал согласие принять в депозит оба ваши пакета,- объявил адвокат, довольно быстро вернувшись после недолгого разговора с руководителем конторы.
- Большое вам спасибо.- Клиент сорвался с места и протянул руку Рушинскому.- Не торопись вы на этот ваш суд, я осмелился бы пригласить вас поужинать. А может, рискнете, пан меценат?.. Ведь «Будапешт» и «Шанхай» почти рядом. Прошу вас, хоть на часочек!
- Благодарю, но, право же, сегодня не могу. Может, как-нибудь в другой раз…
- Другой оказии может и не случиться. Кто знает, может, я помру…
- Ну что вы такое говорите! Совсем еще молодой мужчина, крепкий как дуб.
- Бывает и так, что дерево кажется могучим, а внутри трухлявое. Чуть ветерок подует, оно и рухнет. Так и со мной может статься. Выгляжу я браво - не спарю, а состояние здоровья таково, что хочется побыстрее привести в порядок свои земные дела. Еще раз большое спасибо. Ну, побегу. Прошу прощенпя, что отнял у вас столько ценного времени. Скажите только, где канцелярия, чтобы я смог расплатиться.
- Прямо по коридору. В конце дверь в канцелярию. Секретаря я уже предупредил, и она все, что нужно, сделает.
- До свидания, пан меценат. На днях снова наведаюсь к вам. У меня есть еще одно маленькое дельце. Один клиент нагрел меня на несколько тысяч злотых, и мне совсем не хочется давать спуску этому прощелыге.
- Приходите, пожалуйста. Всегда к вашим услугам. Принимаю я, как уже говорил, по понедельникам, средам и пятницам, с шестнадцати до восемнадцати. Только приходите пораньше, не так, как сегодня. До свидания, пан Ярецкий.
Клиент вышел из «бокса» адвоката и направился в канцелярию 104-й нотариальной конторы, адвокат же Рушинский в спешке собрал оставшиеся на столе папки с документами и засунул их в шкаф. Тут только он заметил, что Ярецкий оставил машинописный экземпляр своего завещания.
В первый момент Рушинский хотел было пойти в канцелярию и отдать Ярецкому. Но, вспомнив, что в «Шанхае» вот уже почти целый час его ожидает очаровательная красотка, адвокат передумал. Дорога была каждая минута. А вдруг этот нудный мужик вновь прицепится к нему с каким-нибудь вопросом и задержит еще минут на десять, а эти десять минут переполнят чашу терпения его дамы? Нет уж, лучше не рисковать.
Рушинский открыл свой видавший виды коричневый портфель и сунул туда завещание Ярецкого.
«Нет худа без добра,- успокоил он свою совесть.- Пусть и у меня будет копия завещания, к тому же подписанная самим завещателем».
Метек спешил не напрасно, она еще ждала его. Конечно, не обошлось без соответствующей сцены. Как он мог позволить, чтобы она… одна в таком кабаке ждала его битый час, подвергаясь всякого рода наглым приставаниям мужчин…
Мечислав Рушинекий, или попросту Метек, как обычно называли его приятели, был известен среди своих коллег тем, что довольно быстро управлялся с клиентами. Долго их пе задерживал: раз, два - и «будьте здоровы». Седовласый, жизнерадостный, несколько уже тяжеловатый, он был неравнодушен к прекрасному полу, дарам Бахуса и… пению, хотя заметим, что из этих трех пристрастий тяга к пению была у него весьма слабой. И сейчас он спешил отнюдь не на концерт в филармонию.
- Пан меценат
[1], к вам еще клиент.
Адвокат посмотрел на курьера как на своего смертельного врага:
- Кто такой?
- Почем я знаю? Первый раз вижу.
- А в пятницу он прийти не может?
Адвокат Рушинекий принимал по понедельникам, средам и пятницам.
- Я ему объяснил, что вы торопитесь, у вас, мол, третейский суд, но он уперся.- Опытный курьер прекрасно изучил нравы всех юристов конторы и почитал своим святым долгом охранять их от всякого рода неожиданностей. Но не всегда клиента удавалось уломать.
- Что он хочет?
- Говорит, по завещательному делу. По какому именно, не пожелал объяснить. Твердит только, что дело срочное и выгодное.- На слове «выгодное» курьер сделал ударение.
- Черт! Что же делать?
- Примите его, пан меценат. У меня глаз наметанный - не прогадаете,- уговаривал курьер Францишек и, перейдя на доверительный шепот, спросил: - Где вы договорились встретиться?
- В «Шанхае».
- С той рыжей, что наведывалась сюда недавно? Адвокат утвердительно кивнул.
- Ну, так я мигом сбегаю и передам, чтобы подождала часок.
- Не знаю, согласится ли?
- Согласится, согласится! Уж ей-то я зубы заговорю. Молокососа какого с завитой гривой, у которого в карманах ветер свищет, может, и не станет ждать. Ну а вас, пан меценат, будьте покойны, подождет. Хоть ей годков девятнадцать, не больше, а видно, голова на плечах имеется.
- Пан Францишек,- решился Рушинский,- давайте этого клиента и… уладьте вопрос с моей дамой. Скажите, что у меня неотложное дело, как только освобожусь, сразу же…
- Хорошо, хорошо, вы не беспокойтесь. Францишек провернет операцию на сто два. Разве мне это впервой?!
Место за столом напротив адвоката занял мужчина лет пятидесяти, может, чуть старше. Высокий лысеющий блондин со светло-голубыми глазами и крупным, выступающим носом. Он был в сером костюме.
- Ярецкий,- пробасил клиент.- Влодзимеж Ярецкий к вашим услугам. Вот мое удостоверение личности.- Сказав это, он положил на стол зеленую книжечку.
- Слушаю вас,- прервал его Рушинский, пытаясь остановить поток слов и сократить до минимума визит клиента.
- Прошу вас, посмотрите удостоверение, пусть все будет как положено.
Из вежливости адвокат раскрыл документ. С фотографии, сделанной, по-видимому, несколько лет тому назад, на него смотрел владелец удостоверения. На страничке рядом Рушинский прочел, что Влодзимеж Ярецкий родился в Млаве в 1918 году. В графе «гражданское состояние» значилось «женат», в графе «профессия» - «ремесленник». Печать и соответствующая запись свидетельствовали, что удостоверение было выдано одним из отделений милиции города Варшавы.
Рушинский вернул документ клиенту, и тот засунул его в большой, изрядно потрепанный бумажник.
- Итак, слушаю вас,- повторил вопрос адвокат.
- Я относительно завещания. Если человеку уже стукнуло пять десятков, ему в самую пору подумать о смерти и навести порядок в своих делах, до того как глаза закроет.
- Ну, положим, вам еще рановато спешить на тот свет. Да и не кажетесь вы человеком болезненным,- возразил из вежливости адвокат, а про себя подумал: «Если бы тебя, зануду, сейчас кондрашка хватила, можно было бы только благодарить провидение господне».
- Никому не ведомо, что нас ждет,- назидательно изрек меж тем Ярецкий.- Посему я решил сделать завещание и с тем пришел к вам.
- Разве у вас нет своего адвоката? Вам было бы лучше обратиться по этому вопросу к адвокату, который уже вел какие-либо ваши дела.
- Адвокат адвокату рознь. О вас же я столько хвалебного и в газетах читал, и от людей слышал. Вот и подумал - пожалуй, лучше адвоката Рушинского никто мне этого дела не уладит. Так прямиком и пришел к вам.
- Весьма польщен,- произнес Рушинский с миной страдальца, которому бормашина прошлась по открытому нерву.
- Я знаю, вы очень спешите. Понимаю - важные дела.
- Да, очень важные,- подтвердил Рушинский.
- Ну, так я коротко.
На сей раз, адвокат промолчал, дабы не затягивать разговора.
- Решил написать завещание…
- Существует три формы,- прервал Рушинский клиента, желая поскорее ввести его в курс дела,- собственноручное, нотариальное и, наконец, особое, изложенное устно и записанное третьим лицом в присутствии двух свидетелей.
- Это я знаю. Прежде чем прийти к вам, я заглянул в семейный кодекс. Завещание у меня готово. Я хочу, чтобы вы прочитали его и сказали, не упустил ли я чего из виду.
Многословный Ярецкий достал большой серый конверт, открыл его и протянул адвокату сложенный лист бумаги. Рушинский развернул и углубился в чтение. Разговоры кончились, и он, наконец, смог приступить к делу. Завещание было напечатано на машинке и только подпись и дата проставлены от руки.
- Завещание должно быть написано вамп собственноручно,- объяснил адвокат.
- Да я ведь пишу как курица лапой. Кажется, теперь разрешается печатать завещание на машинке, лишь бы подпись была подлинная? А то, что это моя подпись, вы и сами видите. Если нужно, могу еще раз подписаться, в вашем присутствии.
Сказав это, Ярецкий вынул из кармана ручку и вывел внизу: «Подписал еще раз в присутствии адвоката Рушин-ского - Влодзимеж Ярецкий».
Действительно, почерк клиента оставлял желать лучшего. Когда Ярецкий подписывался, у него чуть завернулся рукав, и адвокат увидел на запястье большой шрам. Он мог быть от пули или ножа. Похоже, что рана нанесена недавно, рубец был еще красный.
- Теперь порядок? - Клиент протянул завещание. Оно было напечатано на большом листе, сложенном вдвое, но весь текст умещался на одной четвертой листа.
ЗАВЕЩАНИЕ
Я, нижеподписавшийся Влодзимеж Ярецкий, родившийся в Млаве 27 сентября 1918 года, проживающий в Варшаве, улица Запогодная, 24, квартира 65, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю:
Мой жене Барбаре, урожденной Квасневской, кооперативную квартиру в кооперативе «Наш якорь» на За-ногодной улице, 24, квартира 65, в которой я проживаю в данное время;
легковую машину марки «рено»; вклады на авто и обычных сберегательных книжках в государственной сберегательной кассе, а также все, что она получила при моей жизни.
Больше ей не полагается, и она хорошо знает почему.
Все остальное свое имущество, а именно: ремесленную мастерскую на улице Хелминской в доме № 17, во дворе, вместе с машинами и другим оборудованием; сырье для производства товара; автомашину «варшава»; денежные поступления от клиентов за товары, полученные от предприятия, если таковые окажутся к моменту моей смерти, завещаю Станиславу Ковальскому, проживающему в Воломине, улица Малиновая, 9. Поступаю так, чтобы отблагодарить Станислава Ковальского за то, что он во время Варшавского восстания спас мне жизнь.
Это завещание я отдаю на хранение в нотариальную контору № 104 в Варшаве в руки адвоката Мечислава Рушинского, которому также предоставляю полномочия предпринять после моей смерти соответствующие действия, имеющие целью исполнение моей последней воли.
Варшава, 14 апреля 1970 года Влодзимеж Ярецкий
Под машинописным текстом стояла собственноручная подпись завещателя. Еще ниже - его приписка о повторном подписании завещания уже в нотариальной конторе. На сером конверте красовалась надпись: «Завещание Влод-зимежа Ярецкого».
- Ничего не могу поделать, пан Ярецкий,- сказал адвокат, возвращая бумагу.- Вам придется вернуться домой и переписать от руки все завещание. Приходите, пожалуйста, в ближайшую пятницу, и мы тогда спокойно сделаем все, что нужно. Так будет даже лучше. Сегодня я очень спешу, в пятницу же буду свободен.
Ярецкий хитро ухмыльнулся.
- Признаюсь, я предвидел, что с этим машинописным завещанием может быть осечка. Поэтому подстраховался на всякий случаи.
И он извлек из кармана пиджака лист бумаги, сложенный вчетверо. Развернул и протянул адвокату.
Теперь у Рушинского в руках был лист бумаги, старательно разлинованный остро заточенным карандашом «в две линейки», как в тетрадках для чистописания. И в самом деле, Ярецкий на этом листе с исключительной старательностью вывел весь текст своего завещания. Только подпись, писанная уже знакомыми каракулями, выдавала его авторство.
- У меня такой неразборчивый почерк, никто и ничего не смог бы прочитать. Поэтому я старался каждую букву выводить отдельно, как меня когда-то в школе учили,- оправдывался смущенный Ярецкий.- Но теперь-то все как следует, пан меценат?
- По форме это завещание соответствует правовым нормам,- заключил адвокат.- Согласно семейному праву, завещание должно писаться наследодателем собственноручно, при этом ему не возбраняется текст написать каллиграфическим почерком.
- Следовательно, все в порядке? - обрадовался клиент.
- С формальной стороны - в порядке. Другое дело - содержание вашей последней воли. Здесь имеются определенные возражения…
Ярецкий, казалось, не обратил внимания на замечание адвоката и продолжал:
- Из моей бумаги вы теперь знаете, что я хочу просить вас принять на хранение мое завещание. Очень прошу вас об этом. За расходами не постою. Слава богу, не бедняк.
- У вас есть дети?
- Детей у меня нет. Моя первая жена и единственный ребенок погибли во время Варшавского восстания. Меня вытащил из-под развалин и спас мне жизнь Станислав Ковальский. Потом, когда гитлеровцы вытеснили нас с Повислья, он на собственном горбу дотащил меня до Пруткова. Только благодаря ему я и сижу здесь перед вами.
- А близких родственников нет? Родителей, братьев или сестер?
- Нет, остался один как перст. Даже дальних родственников нет.
- Если бы не было завещания,- пояснил адвокат,- то по закону все унаследовала бы ваша жена. При наследовании же по завещанию жена должна получить супружескую долю - половину того, что полагалось бы ей в том случае, если бы завещания не существовало. Значит, половину всего наследства. Не нанесет ли ущерба вашей жене указанный в завещании раздел имущества?
- Ей и этого не следует… Этакой…
- Недоразумения между вами к делу никакого отношения не имеют. Если нет законных оснований для лишения вашей жены наследства, она должна получить свою часть.
- Я поделил справедливо. Она много получит. Только за кооперативную квартиру я заплатил более ста тысяч злотых.
- Все, что вы нажили за время вашего супружества, считается общим достоянием обоих супругов, и поэтому половина всего нажитого является собственностью жены и не включается в наследственную массу. Вам это понятно?
- Понятно. Знаю я об этом. Квартиру я купил на свое имя еще до нашей свадьбы. Ремесленным предприятием - я занимаюсь производством предметов религиозного культа - обзавелся в пятьдесят шестом году, то есть еще до женитьбы. Тогда оно было даже больше, чем теперь. Тогда у меня работали четыре подмастерья и три ученика. А сейчас только три помощника и два ученика. Но я не жалуюсь. С тех пор как существует мир, лучше всего можно заработать на предметах культа. Во время престольных праздников я поставляю свой товар в палатки, ларьки, лоточникам в «святые места». Кроме того, в моей мастерской изготовляются отдельные высокохудожественные предметы для приходских ксендзов. Скажу вам по секрету, что на массовой продукции я зарабатываю больше. А что касается этих чаш, блюд, дароносиц, то я нх делаю, чтобы потешить свое самолюбие.
Адвокат с отчаянием посмотрел на часы. Прошло уже полчаса. Станут ли, в самом деле, его так долго ждать?
- Я знаю, вы спешите. Ну да мы уже заканчиваем.- Ярецкий, кажется, наконец понял, что строго регламентированным временем известного адвоката злоупотреблять не следует.
Ярецкий вынул из кармана сургучную палочку и спички, намереваясь запечатать завещание.
- Подождите, подождите. Ведь еще не решено, примем ли мы ваше завещание. На это следует получить согласие руководства конторы.
- А почему бы ему быть против? Нужную сумму я уплачу. Такую, какую прикажете. Я уже говорил, что деньги у меня есть.
- Вы уплатите столько, сколько положено по таксе, в канцелярии конторы.
- Можно и так.- Ярецкий зажег спичку, растопил сургуч и сделал на конверте большое красное пятно, а потом прижал к нему злотый.
- Вот так-то будет лучше,- сказал клиент, с удовлетворением глядя на четкий отпечаток орла.- Может, еще и дату поставить?
- Не нужно. В канцелярии все равно будет составлен краткий протокол о принятии вашего завещания.
- У меня есть еще одна просьба к вам.
- Слушаю.
Влодзимеж Ярецкий извлек из своих бездонных карманов конверт. На этот раз обычный, белый. Конверт, как сразу же заметил адвокат, был уже запечатан: в четырех его углах и в середине краснели сургучные печати. Кроме того, в центре под печатью, конверт был прошит скрепкой.
- Я хотел бы, пан меценат, чтобы после моей смерти этот конверт был доставлен по указанному на нем адресу.
На конверте прописными буквами было напечатано: «В отделение милиции (вскрыть после моей смерти)». На оборотной стороне конверта указывались фамилия, имя и адрес Ярецкого как отправителя.
- Такого депозита я принять не могу.
- Почему? Ведь вы не знаете, о чем я там пишу. Может, я признаюсь в тяжком преступлении, желая покаяться, снять, как говорится, грех с души перед смертью. Ни чего нет плохого в том, что, отдавая вам на хранение свое завещание, я одновременно вручаю и это письмо для милиции.
Если бы в «Шанхае» Мечислава Рушинского никто не ждал, он, вероятно, сумел бы воспротивиться столь необычному депозиту. Но стрелка часов неумолимо двигалась вперед, п адвокат нервничал, все более опасаясь, что его дама уйдет или, того хуже, найдет себе иное общество.
- Будет ли принят этот депозит, окончательно решит наше начальство,- сказал адвокат, желая поскорее закончить дело.
- Поскольку вы торопитесь,- Влодзимеж Ярецкий умело использовал свои козыри,- я не стану вас больше задерживать. Сколько с меня причитается?
- Это подсчитают в канцелярии. Там же вы подпишете соответствующий протокол о внесении и принятии депозита.
- Прошу вас, пан меценат, пусть возьмут по высшей ставке, ну, набавят, скажем, «за сложность дела».
- Возьмут согласно таксе.
- Понимаю. Но в таксе ведь перечислены разные виды услуг. Могут же они провести по высшей расценке? А вот это вам на возможные в случае моей смерти хлопоты по моему делу.- В подкрепление своих слов Ярецкий выложил на стол туго набитый конверт.
- Что это? - спросил адвокат.
- Пять тысяч злотых. Но если вы считаете, что этого мало, я охотно добавлю.
- Эти деньги вы также внесете в кассу конторы как аванс на возможные расходы по реализации ваших дел.
- Лучше бы лично, без формальностей, как говорится, из рук в руки.
- У нас так не принято. Все платежи клиент вносит непосредственно в кассу. Подождите минутку, я схожу к начальнику, посоветуюсь с ним относительно принятия ваших бумаг.
Адвокат вышел в соседнее помещение. Ярецкий же вынул из кармана вечернюю газету и, казалось, погрузился в чтение. Газета в его руках чуть заметно дрожала, видимо, его волновало, как решится вопрос с завещанием.
- Шеф дал согласие принять в депозит оба ваши пакета,- объявил адвокат, довольно быстро вернувшись после недолгого разговора с руководителем конторы.
- Большое вам спасибо.- Клиент сорвался с места и протянул руку Рушинскому.- Не торопись вы на этот ваш суд, я осмелился бы пригласить вас поужинать. А может, рискнете, пан меценат?.. Ведь «Будапешт» и «Шанхай» почти рядом. Прошу вас, хоть на часочек!
- Благодарю, но, право же, сегодня не могу. Может, как-нибудь в другой раз…
- Другой оказии может и не случиться. Кто знает, может, я помру…
- Ну что вы такое говорите! Совсем еще молодой мужчина, крепкий как дуб.
- Бывает и так, что дерево кажется могучим, а внутри трухлявое. Чуть ветерок подует, оно и рухнет. Так и со мной может статься. Выгляжу я браво - не спарю, а состояние здоровья таково, что хочется побыстрее привести в порядок свои земные дела. Еще раз большое спасибо. Ну, побегу. Прошу прощенпя, что отнял у вас столько ценного времени. Скажите только, где канцелярия, чтобы я смог расплатиться.
- Прямо по коридору. В конце дверь в канцелярию. Секретаря я уже предупредил, и она все, что нужно, сделает.
- До свидания, пан меценат. На днях снова наведаюсь к вам. У меня есть еще одно маленькое дельце. Один клиент нагрел меня на несколько тысяч злотых, и мне совсем не хочется давать спуску этому прощелыге.
- Приходите, пожалуйста. Всегда к вашим услугам. Принимаю я, как уже говорил, по понедельникам, средам и пятницам, с шестнадцати до восемнадцати. Только приходите пораньше, не так, как сегодня. До свидания, пан Ярецкий.
Клиент вышел из «бокса» адвоката и направился в канцелярию 104-й нотариальной конторы, адвокат же Рушинский в спешке собрал оставшиеся на столе папки с документами и засунул их в шкаф. Тут только он заметил, что Ярецкий оставил машинописный экземпляр своего завещания.
В первый момент Рушинский хотел было пойти в канцелярию и отдать Ярецкому. Но, вспомнив, что в «Шанхае» вот уже почти целый час его ожидает очаровательная красотка, адвокат передумал. Дорога была каждая минута. А вдруг этот нудный мужик вновь прицепится к нему с каким-нибудь вопросом и задержит еще минут на десять, а эти десять минут переполнят чашу терпения его дамы? Нет уж, лучше не рисковать.
Рушинский открыл свой видавший виды коричневый портфель и сунул туда завещание Ярецкого.
«Нет худа без добра,- успокоил он свою совесть.- Пусть и у меня будет копия завещания, к тому же подписанная самим завещателем».
Метек спешил не напрасно, она еще ждала его. Конечно, не обошлось без соответствующей сцены. Как он мог позволить, чтобы она… одна в таком кабаке ждала его битый час, подвергаясь всякого рода наглым приставаниям мужчин…
НРУД, ЛЕБЕДИ И СМЕРТЬ
Все могло рушиться и огнем гореть, срочные дела откладывались, но Мечислав Рушинский ни за что не отступал от своего свято соблюдаемого уже много лет правила - в середине мая выезжал на три недели в Наленчов. Еще никому не удавалось уговорить его хотя бы на день-два съездить в какое-либо другое место. Например, в Закопане. Если приятели звали его поехать вместе с ними за границу, Метек с огромным энтуаиазмом принимал приглашение, но уже через несколько дней приводил тысячу доводов, не позволяющих ему именно сейчас покинуть Варшаву, либо утверждал, что наверняка не получит визы, так как паспорт у него очень старый и потрепанный. И посему лучше он отправится в… Наленчов.
Так было и в этом году.
Майское солнышко уже припекало. Метек расположился на удобной скамеечке у берега пруда и с наслаждением подставил лицо ласковым лучам солнца. В гнезде на пруду одна из лебедушек высиживала птенцов. Ее супруг - крупный белый лебедь - плавал вблизи. Остальные стайкой, во главе со старым самцом, переваливаясь с ноги на ногу, с достоинством шествовали по тропинке, огибающей пруд.
Птицы уже давно вели себя настолько беспардонно, что отдыхающим, желали они того или нет, приходилось уступать им дорогу, обходя их по газонам стороной. Вот и сейчас, стоило какой-то парочке чуть зазеваться и вовремя не свернуть с тропинки, как старый самец раскрылатился, воинственно зашипел и, пригнув к земле шею, изготовился к атаке. Девушка первая бросилась наутек, а за ней и парень. А лебеди как ни в чем не бывало проследовали дальше, «своей» тропой.
Адвокат улыбнулся, наблюдая эту сцену. Он хорошо знал всю эту стайку. Каждая птица имела свое имя, а все вместе они были предметом особой заботы дирекции дома отдыха. Избалованные и закормленные, лебеди никого и ничего не боялись.
С блаженным чувством полной отрешенности сидел адвокат на берегу пруда, даже не в состоянии развернуть газету, лежащую на коленях. Лениво размышлял он о том, что сегодня в доме отдыха новый заезд отдыхающих и после обеда ему необходимо заглянуть на «пятачок», произвести смотр пополнения. Не приехал ли кто из знакомых…
А может, среди курортниц он обнаружит что-нибудь интересное? В ресторане, здание которого виднелось на противоположной стороне пруда, рядом с водолечебницей, сегодня обещали на обед вкусную гусятину, натертую чесноком и майораном.
«Наверное, уже жарится? С румяной корочкой… Не слишком жирная…» - мечтал Метек и, взглянув на часы, установил, что через часок можно будет, пожалуй, и отведать ее.
Наконец адвокат раскрыл газету. Взгляд его упал на коротенькую заметку, и в одно мгновение померкло все очарование прекрасного солнечного дня. Улетучились мечты о хорошеньких курортницах и румяной гусятине. Заметка была озаглавлена: «Убийство или самоубийство?»
Немногословное сообщение было для адвоката значительным:
«Два дня назад под мостом Понятовского был обнаружен изуродованный труп мужчины в возрасте около пятидесяти лет. Убитый не имел при себе ни документов, ни денег. Следствием установлено, что погибшим является Влодзимеж Ярецкий, проживавший в Варшаве, улица За-погодная, 24, владелец ремесленного предприятия на улице Хелминской, дом 17.
Всех, кто был свидетелем происшествия или кто может сообщить что-либо по этому поводу, просят явиться лично или позвонить в городское управление милиции, дворец Мостовских, комната 307, либо в ближайшее отделение милиции».
«Черт бы его побрал, втравил-таки меня в паскудную историю,- возмутился адвокат.- Такая прекрасная погода: солнечно, тепло,- и на тебе, придется возвращаться в Варшаву! Удастся ли второй раз вырваться - неизвестно. А как мне не хотелось принимать этого Ярецкого! Этот Францишек уговорил. Придется завтра утром выезжать».
Как ни огорчен был Рушинский внезапно прерванным отдыхол, он решил все же заглянуть в ресторан и удостовериться, так ли вкусна жареная гусятина, как это рекламировали.
За столиком он встретился еще с одним страстным энтузиастом Наленчова, своим старым приятелем адвокатом Гарошем, который только что приехал из Варшавы.
- Ты читал, Метек, сообщение в сегодняшней газете? - спросил Гарош, после того как закончилось пх совещание по поводу меню.- Загадочная история! Следователь рассказывал мне, что они головы ломают над этим происшествием и никак не могут вскрыть причину убийства.
- В газете не исключается и возможность самоубийства.
- Какое там самоубийство! Тело нашли в четыре часа ночи,- Гарошу были известны подробности дела, о которых в газете не сообщалось,- на мостовой под мостом. При нем не обнаружили даже носового платка. Вскрытие показало, что этот человек перед тем не только выпил изрядную порцию водки, но и заглотнул большую дозу снотворного.
- С пьяных глаз он мог свалиться с моста. Немало таких происшествий зафиксировано в истории криминалистики.
- А снотворное?
- Может, он принимал его постоянно? Каждый вечер в одно и то же время. Возможно, это стало у него уже привычкой. Появился как бы условный рефлекс. Вот он и после водки принял. А будучи нетрезвым, вместо одной таблетки хватапул целую пригоршню. На мосту голова у него закружилась, ну и свалился.
- Там высокое ограждение. Самому через него не перевалиться.
- Пусть над всем этим ломает голову милиция. Мне и без того придется расхлебывать кашу, которую этот тип заварил. Я должен прервать отдых и вернуться немедля в Варшаву.
- Почему?
- Это мой клиент. К несчастью, я принял на хранение его завещание и какое-то письмо в милицию.
- Что он пишет в письме?
- Не знаю. Принес его уже запечатанным. Мне не хотелось принимать на хранение, но он очень просил. В конечном счете вопрос был решен начальником. Он принял, а я теперь буду отдуваться.
- Богатый клиент?
- Да, производил впечатление человека с тугой мошной. Предлагал пять тысяч, только бы принял на хранение его письмо в милицию.
- Недурно.
- Удивился, когда я сказал, чтобы деньги он внес в кассу конторы. Чего ради подвергать себя риску, еще отстранят от работы или, того хуже, выставят из адвокатуры.
- Любопытная история с этим запечатанным письмом.
- Завтра передам его в милицию. Может, оно прояснит дело.
- А завещание?
- Он хотел лишить наследства жену. Мне с трудом удалось убедить его не делать этого и оставить причитающуюся ей по закону часть.- Говоря это, Метек несколько отклонился от истины, приписывая себе заслуги, которых в действительности не имел.- Все имущество записал какому-то типу, который спас ему жизнь во время Варшавского восстания.
Так было и в этом году.
Майское солнышко уже припекало. Метек расположился на удобной скамеечке у берега пруда и с наслаждением подставил лицо ласковым лучам солнца. В гнезде на пруду одна из лебедушек высиживала птенцов. Ее супруг - крупный белый лебедь - плавал вблизи. Остальные стайкой, во главе со старым самцом, переваливаясь с ноги на ногу, с достоинством шествовали по тропинке, огибающей пруд.
Птицы уже давно вели себя настолько беспардонно, что отдыхающим, желали они того или нет, приходилось уступать им дорогу, обходя их по газонам стороной. Вот и сейчас, стоило какой-то парочке чуть зазеваться и вовремя не свернуть с тропинки, как старый самец раскрылатился, воинственно зашипел и, пригнув к земле шею, изготовился к атаке. Девушка первая бросилась наутек, а за ней и парень. А лебеди как ни в чем не бывало проследовали дальше, «своей» тропой.
Адвокат улыбнулся, наблюдая эту сцену. Он хорошо знал всю эту стайку. Каждая птица имела свое имя, а все вместе они были предметом особой заботы дирекции дома отдыха. Избалованные и закормленные, лебеди никого и ничего не боялись.
С блаженным чувством полной отрешенности сидел адвокат на берегу пруда, даже не в состоянии развернуть газету, лежащую на коленях. Лениво размышлял он о том, что сегодня в доме отдыха новый заезд отдыхающих и после обеда ему необходимо заглянуть на «пятачок», произвести смотр пополнения. Не приехал ли кто из знакомых…
А может, среди курортниц он обнаружит что-нибудь интересное? В ресторане, здание которого виднелось на противоположной стороне пруда, рядом с водолечебницей, сегодня обещали на обед вкусную гусятину, натертую чесноком и майораном.
«Наверное, уже жарится? С румяной корочкой… Не слишком жирная…» - мечтал Метек и, взглянув на часы, установил, что через часок можно будет, пожалуй, и отведать ее.
Наконец адвокат раскрыл газету. Взгляд его упал на коротенькую заметку, и в одно мгновение померкло все очарование прекрасного солнечного дня. Улетучились мечты о хорошеньких курортницах и румяной гусятине. Заметка была озаглавлена: «Убийство или самоубийство?»
Немногословное сообщение было для адвоката значительным:
«Два дня назад под мостом Понятовского был обнаружен изуродованный труп мужчины в возрасте около пятидесяти лет. Убитый не имел при себе ни документов, ни денег. Следствием установлено, что погибшим является Влодзимеж Ярецкий, проживавший в Варшаве, улица За-погодная, 24, владелец ремесленного предприятия на улице Хелминской, дом 17.
Всех, кто был свидетелем происшествия или кто может сообщить что-либо по этому поводу, просят явиться лично или позвонить в городское управление милиции, дворец Мостовских, комната 307, либо в ближайшее отделение милиции».
«Черт бы его побрал, втравил-таки меня в паскудную историю,- возмутился адвокат.- Такая прекрасная погода: солнечно, тепло,- и на тебе, придется возвращаться в Варшаву! Удастся ли второй раз вырваться - неизвестно. А как мне не хотелось принимать этого Ярецкого! Этот Францишек уговорил. Придется завтра утром выезжать».
Как ни огорчен был Рушинский внезапно прерванным отдыхол, он решил все же заглянуть в ресторан и удостовериться, так ли вкусна жареная гусятина, как это рекламировали.
За столиком он встретился еще с одним страстным энтузиастом Наленчова, своим старым приятелем адвокатом Гарошем, который только что приехал из Варшавы.
- Ты читал, Метек, сообщение в сегодняшней газете? - спросил Гарош, после того как закончилось пх совещание по поводу меню.- Загадочная история! Следователь рассказывал мне, что они головы ломают над этим происшествием и никак не могут вскрыть причину убийства.
- В газете не исключается и возможность самоубийства.
- Какое там самоубийство! Тело нашли в четыре часа ночи,- Гарошу были известны подробности дела, о которых в газете не сообщалось,- на мостовой под мостом. При нем не обнаружили даже носового платка. Вскрытие показало, что этот человек перед тем не только выпил изрядную порцию водки, но и заглотнул большую дозу снотворного.
- С пьяных глаз он мог свалиться с моста. Немало таких происшествий зафиксировано в истории криминалистики.
- А снотворное?
- Может, он принимал его постоянно? Каждый вечер в одно и то же время. Возможно, это стало у него уже привычкой. Появился как бы условный рефлекс. Вот он и после водки принял. А будучи нетрезвым, вместо одной таблетки хватапул целую пригоршню. На мосту голова у него закружилась, ну и свалился.
- Там высокое ограждение. Самому через него не перевалиться.
- Пусть над всем этим ломает голову милиция. Мне и без того придется расхлебывать кашу, которую этот тип заварил. Я должен прервать отдых и вернуться немедля в Варшаву.
- Почему?
- Это мой клиент. К несчастью, я принял на хранение его завещание и какое-то письмо в милицию.
- Что он пишет в письме?
- Не знаю. Принес его уже запечатанным. Мне не хотелось принимать на хранение, но он очень просил. В конечном счете вопрос был решен начальником. Он принял, а я теперь буду отдуваться.
- Богатый клиент?
- Да, производил впечатление человека с тугой мошной. Предлагал пять тысяч, только бы принял на хранение его письмо в милицию.
- Недурно.
- Удивился, когда я сказал, чтобы деньги он внес в кассу конторы. Чего ради подвергать себя риску, еще отстранят от работы или, того хуже, выставят из адвокатуры.
- Любопытная история с этим запечатанным письмом.
- Завтра передам его в милицию. Может, оно прояснит дело.
- А завещание?
- Он хотел лишить наследства жену. Мне с трудом удалось убедить его не делать этого и оставить причитающуюся ей по закону часть.- Говоря это, Метек несколько отклонился от истины, приписывая себе заслуги, которых в действительности не имел.- Все имущество записал какому-то типу, который спас ему жизнь во время Варшавского восстания.