Эфендиев Ильяс. Кизиловый мост

   После ужина я усадил жену около себя.
   - Знаешь, Сария, мне все-таки очень неудобно гонять каждый день в город, утомительно это. Я думаю, нам стоит поселиться в райцентре - лето в этом году не жаркое. Как ты считаешь?
   Сария внимательно посмотрела на меня и пожала плечами.
   - Это все верно, но как же моя работа?
   - Ах ты, мой работник! - Я похлопал ее по плечу. - Как-нибудь достроят мост без тебя.
   - Нет, Адиль, это исключено. Пока мост не будет закончен, я отсюда никуда не уеду.
   - Но ведь тебе здесь неудобно, - возразил я, стараясь сохранить спокойствие, - живем в палатке, ты женщина...
   - Не понимаю, о чем ты... Я не испытываю ни малейшего неудобства. И потом, работа же!
   Я заставил себя улыбнуться:
   - Неужели работа для тебя дороже мужа?
   - Ты так говоришь только потому, что тебя моя работа совершенно не интересует!
   - Почему же?
   - Для тебя важно только то, что ты делаешь,
   - Сария! - воскликнул я. - Как ты можешь говорить обо мне подобные вещи?!
   - Я не могу говорить иначе, Адиль, потому что так думаю. А лицемерить не умею - ты знаешь.
   - Хорошо. Оставим это. Но скажи, разве моя судьба - не твоя судьба?
   - Не знаю, Адиль... Ведь после этого моста мы будем строить еще один, выше, в горах. Ты же сам говорил...
   - Говорил! Конечно, говорил! Но разве я мог вообразить, что этот проклятый мост встанет между нами? Ты уходишь, ускользаешь из моих рук, Сария, а я ничего не могу сделать, чтобы удержать тебя. Какой уж тут мост, будь он трижды проклят!
   САРИЯ
   После того как я решительно заявила, что из бригады не уйду, Адиль больше не заговаривал о переезде в город.
   Наоборот, он стал еще внимательней. Он шутил со мной, по вечерам мы ходили в лес гулять. Ни о мосте, ни о бригаде больше не было речи.
   Прошло несколько дней. Мы с ребятами только что собрались обедать, как послышался треск мотоцикла. Мотоциклист подкатил к нам, выключил мотор и, спросив товарища Велиева, подал Гарибу письмо.
   Все с интересом наблюдали, как Гариб вытащил из синего конверта маленькую бумажку, молча прочел ее и пожал плечами. Потом прочел еще раз и протянул Солтану.
   Это был приказ начальника строительства о переводе Гариба Велиева на другой участок. Солтан и Керемхан вопросительно смотрели на меня.
   - Ничего не понимаю, - недоумевающе протянул наконец Керемхан. - Разве нам здесь не нужен бульдозерист?
   - Да. . . Вроде бы можно было и нас спросить, - мрачно добавил Солтан.
   - Начальство лучше знает, кого спрашивать, кого не спрашивать, насмешливо сказал Гариб.
   - Ну, знаешь ли, я с тобой совершенно не согласен!- взорвался Керемхан. Они там, понимаешь, дурака валяют, а мы будем выполнять их дурацкие приказы! На этот мост, если хочешь знать, меньше семи человек не положено, а мы вчетвером управляемся! И они еще хотят взять человека! Что это в самом деле? Мы же тут сработались! Да разве только тут? Еще на Кирдмане мост клали, вместе тонули, вместе награды получали. А тут, здорово живешь, отдай им Гариба!
   - Вообще-то говоря, все это, конечно, совершеннейшая чушь, - спокойно произнес Гариб. Он подписал приказ, положил его в конверт и вернул посыльному.
   Я подошла к мотоциклисту.
   - Вы сейчас в район? Меня не захватите?
   - Почему же? Пожалуйста.
   Я шутливо козырнула Керемхану:
   - Товарищ начальник, разрешите на несколько часов отлучиться в райцентр. Есть важные дела. По исполнении доложу.
   Керемхан, ничего не понимая, заморгал.
   - Раз важные, поезжай...
   Дорожный отдел располагался на втором этаже здания райисполкома. Секретарша Адиля, хорошенькая блондинка лет восемнадцати, окинув меня взглядом, монотонно произнесла: "Начальник занят", - и отвернулась.
   - Чем же он занят?
   - Я не обязана сообщать об этом каждому. Начальник не вам одной нужен. - И она кивнула на троих мужчин, терпеливо ожидавших в углу на диване.
   Парень-мотоциклист подошел к секретарше и что-то шепнул ей на ухо. Та моментально изобразила на лице улыбку и, вскочив с места, открыла мне дверь кабинета:
   - Прошу вас. Извините, не догадалась. . .
   Я хорошо знаю, что Адиль любит устраиваться с комфортом, но такого великолепия все-таки не ожидала. Роскошный, массивный письменный стол. Хрустальный графин на круглом полированном столике. Ковер. Тяжелые шторы...
   Когда я вошла, он писал, не замечая меня. Потом поднял голову и несколько секунд недоумевающе смотрел на меня. Наконец, словно спохватившись, улыбнулся и положил ручку.
   - Как ты здесь очутилась?
   - Да вот. . . приехала. - Я села.
   - На чем?
   - На мотоцикле. Меня привез тот парень, которого ты прислал с приказом.
   Адиль покраснел.
   - Нехорошо, Сария. Неужели ты не можешь этого понять? Если у тебя срочное дело, надо сообщить мне - я пришлю машину. Неудобно получилось.
   - Не вижу ничего неудобного.
   - Для тебя, может быть, и нет, но для меня...
   - Ладно, Адиль. Дело в том, что наша бригада не согласна с твоим приказом
   - С каким приказом?
   - С приказом о переводе Гариба Велиева на другой участок.
   - Ты одна приехала?
   - Одна.
   Адиль вздохнул и, не отрывая от меня взгляда, откинулся на спинку стула. Потом сказал спокойным, бесцветным голосом:
   - Каково бы ни было мнение бригады, приказ должен быть выполнен. Анархии я не допущу!
   - Ты прав, Адиль. Анархии не место на строительстве, как и в любом другом деле. Но опротестовать неправильный приказ имеет право каждый член коллектива.
   - Почему вы решили, что приказ неправильный?
   - Ты сам знаешь, почему он неправильный. Но если хочешь, я объясню.
   - Ты лучше объясни, по какому праву вмешиваешься в мои дела? И что тебе за дело до этого бульдозериста, тебе лично? Почему ты так волнуешься за него?
   - Я волнуюсь не за него. Я волнуюсь за бригаду. Он - член нашей бригады. И если ты не отменишь свое распоряжение, я буду звонить в министерство и добьюсь, чтобы назначили комиссию для разбора нашего конфликта. Мы вместе начинали работу, вместе и кончим ее. Без бульдозериста на нашем участке делать нечего - ты знаешь это лучше меня.
   - Я пришлю другого.
   - Зачем же тогда нужно переводить Гариба?
   Он помолчал.
   - Скажи, Сария, тебя послали ко мне твои товарищи?
   - Нет. Они не знают, что я поехала к тебе. Я просто сказала, что мне нужно в район.
   Адиль молчал, сосредоточенно глядя в угол комнаты. Тонкие морщинки резче обозначились у него на лбу. Мне показалось, что-то мучает его. Мне стало жаль мужа. Я подошла к нему и тихо сказала:
   - Адиль, ведь ты должен заботиться о том, чтобы в бригадах была настоящая дружба, чтобы людям хотелось работать друг с другом. Наша бригада, мы четверо...
   - Ничего ты еще не понимаешь, Сария, - сказал Адиль, устало прикрыв глаза. - Ладно, пусть будет по-твоему.
   - Да это не по-моему, Адиль. Это желание бригады.
   - Я понял.
   - Спасибо, Адиль. Мы все очень благодарны тебе.
   Я обрадованно схватила его руку и прижала ее к себе. Он коротко взглянул мне в лицо и отнял руку. Меня не обидело это, но я уже не сомневалась - он что-то от меня скрывает. Мне стало одиноко и тоскливо в его роскошном кабинете.
   - Зачем тебе летом такие шторы, Адиль?
   - Гардины? - Он рассеянно взглянул на окно. - От пыли. Пыльно очень.
   - Ну я пошла, Адиль. Схожу пока на базар, куплю кое-что, раз уж попала в город. Ты вечером во сколько приедешь?
   - Ты не дождешься меня? - с горечью и недоумением спросил он.
   - Нет, почему же? - смутилась я. - Поедем вместе, если хочешь.
   На базаре я прежде всего купила большую плетеную корзину и с удовольствием стала наполнять ее продуктами. Все было такое свежее, аппетитное: и огурцы, и помидоры, и солидный кусок баранины на кебаб. С рынка я зашла еще в книжный магазин, взяла несколько новых журналов. Кроме того, успела забежать к своей знакомой Сатаник Айрапетовне, которую в прошлое воскресенье встретила на базаре. Даже пообедала у нее.
   Чрезвычайно довольная покупками, веселая, хоть и усталая, притащила в райисполком свою корзину. Адиль, увидев меня, засмеялся:
   - Да куда ты столько накупила? Нам же за месяц не съесть!
   - Что ты, разве много? Ведь пять человек, за день ничего не останется.
   Улыбка сразу же исчезла с лица Адиля.
   - Они, что же, просили тебя купить им продуктов?
   - Сегодня не просили.
   Адиль отвернулся к окну, помолчал.
   - И ты все это время была на базаре?
   - Нет, еще в гостях была. У меня тут знакомая, Сатаник Айрапетовна. Я тебе как-то говорила - маникюрша.
   - И давно ты ее знаешь?
   - Да в прошлом году как-то маникюр делала - познакомилась. Она зимой в Баку живет, а летом - здесь.
   - И ты идешь в дом к какой-то маникюрше, малознакомой женщине?
   - Люди ведь, рождаясь, не сразу обзаводятся знакомыми!
   - Почему ты так резко отвечаешь мне, Сария?
   Адиль быстро взглянул на меня. Мне показалось, он сейчас меня ударит. Я хорошо знала, что он никогда не позволит себе ничего подобного, но сейчас...
   - Может быть, поедем, уже шестой час, - прервала я молчание.
   - Поедем.
   Он хотел взять корзину.
   - Не надо, Адиль, я сама.
   Я схватила корзину и быстро пошла к выходу. В машине я положила ее на заднее сиденье и села за руль.
   - Ты что, сама хочешь вести?
   - Да.
   - Не надо, дорога плохая. Сядь рядом.
   - Нет, Адиль, я сама. Ты же знаешь, я вожу не хуже тебя.
   Мы быстро выехали из райцентра.
   Я настояла на своем, но мне было совсем не весело. Хотелось плакать. Какие мы с Адилем стали чужие! Почему нам теперь нехорошо вместе? И все из-за того, что он так относится к моим товарищам. А что они ему сделали? Может быть, я не права, может, нельзя идти наперекор мужу? Но почему? Разве у меня нет своей головы на плечах, своего сердца? Нет, Адиль, я буду поступать так, как считаю нужным. Ни от работы, ни от товарищей я не откажусь. Ты сам должен сделать так, чтобы у нас снова было взаимопонимание, - ведь ты старше меня, умнее, опытнее. Только не советуй мне действовать осмотрительно, осторожненько... Я все равно не послушаюсь тебя. Я не ползти хочу, а летать! Понимаешь, Адиль, летать!..
   - Сбавь газ! Что ты делаешь, сумасшедшая?!
   Испуганный голос Адиля вернул меня к действительности, - я совсем забыла, что рядом муж, мой осмотрительный, осторожный, разумный муж.
   Разве он понимает, какое наслаждение в этом стремительном движении вперед, ввысь, к горным вершинам, когда ветер рвет волосы, а машина так послушна! Разве он способен испытать что-нибудь, кроме страха и опасения за собственную жизнь! Так на же тебе! . . Я снова нажала на педаль. Адиль схватил меня за руку:
   - Не смей! Девчонка! Не видишь, какая дорога? И сами покалечимся, и машину разобьем!
   - Не разобьем, - сквозь зубы ответила я, прижавшись к рулю.
   Адиль отпихнул меня и, перегнувшись, схватил руль.
   - Ладно, Адиль,- сказала я, как-то сразу сникнув.- Пусти, я не буду гнать. На этот раз пусть будет по-твоему.
   - Что значит "на этот раз"?
   - А это значит, что я вовсе не собираюсь всегда поступать так, как ты считаешь нужным. Особенно если уверена, что ты не прав.
   Адиль странно смотрел на меня. Кажется, он меня не узнавал. В то же время я чувствовала, что очень нравилась ему сейчас. Вообще-то последнее время Адиль обычно смотрел на меня ласково, спокойно и покровительственно. Сейчас в его глазах светились восторг, нежность и, пожалуй, страх за меня, но почему-то это не радовало, а раздражало меня.
   Если говорить честно, он был прав, тысячу раз прав: дорога шла по самому краю пропасти, и, одно неосторожное движение... Вот эта громыхающая пятитонка, неожиданно вырвавшаяся из-за скалы, могла стать последней машиной, которую мы видели в своей жизни. Хорошо, что я успела прижать газик к скале и резко затормозить. Ну и лицо было у водителя, когда, остановив машину, он выглянул из кабины! Как он кричал! И поделом - я ведь даже не сигналила на поворотах. Я тихонько подала машину назад. Почему-то опять вспомнила в этот момент Гариба и его улыбку тогда, на краю пропасти.
   Адиль сидел молча. Он будто бы успокоился, только лицо побледнело под загаром.
   - Извини, Адиль! - Я повернулась к мужу и взяла его за руку.
   Не отвечая, Адиль смотрел прямо перед собой. Рука лежала спокойная, безучастная.
   Гнать машину мне уже больше не хотелось. Я тихо вела газик, раздумывая о том, почему мой муж так редко дает волю гневу, волнению... Многие хвалят его как раз за выдержку. Неужели меня начинают раздражать даже явные достоинства Адиля? Господи, может быть, я просто не люблю его?!
   Я быстро взглянула на мужа: красивое, загорелое лицо, крепкая, сильная шея, сосредоточенно сдвинутые густые брови. Какая глупость! Ведь можно позавидовать, какой у меня муж, и не любить его невозможно!
   Хорошо, что приехали, а то бог знает до чего бы я еще додумалась.
   Теперь Адиль совершенно потерял интерес к нашему мосту. Он не только не появлялся на стройплощадке, но даже ни разу не спросил меня, как у нас дела. Мне кажется, за последний месяц он даже не взглянул на мост. Наш "малыш"! Я не могла скрыть обиды, словно это касалось моего собственного ребенка. И перед товарищами мне было стыдно. Они не говорили об Адиле, но было бы легче, если бы они на чем свет ругали его. Я и сама бы, наверное, присоединилась к ним: моя обида искала выхода, а устраивать семейную сцену не хотелось.
   Я часто думала о том, почему Адиль хотел тогда перевести от нас Гариба. Не могла взять в толк, почему бульдозерист как будто и не возражал против перевода. Не понимала и злилась...
   После всей этой истории Гариб ходил совсем мрачный, замкнутый. Он не смотрел на меня и, кажется, больше всего боялся остаться со мной наедине. Одним словом, он вел себя так, что мне уже не приходило в голову донимать его шутками. Мы почти не разговаривали.
   ...Мост же наш рос не по дням, а по часам, словно его строил сказочный герой, которому грозный шах приказал сделать это за одну ночь. Укладку железобетона мы закончили на месяц раньше срока.
   Мы все сильно загорели, а у Гариба, от природы смуглого, лицо стало совсем бронзовое. Только зубы сверкали, когда он улыбался. Правда, последнее время это было очень редко.
   Теперь мы даже в перерыв не уходили к себе в палатки, а, расположившись под большим каштаном, вместе готовили обед. Я была главным поваром. Керемхан оказался неплохим помощником. Самым большим праздником был слоеный пирог, который, как они говорили, я готовила очень вкусно. Надо было видеть, какие были глаза у Керемхана, когда я, обжарив пирог в масле, отрезала ему кусочек на пробу. Ответ дегустатора был неизменен: "Никогда в жизни не ел ничего подобного".
   - Это еще что! - обычно говорила я. - Мука немножко с запахом, вот я завтра изжарю...
   Как только кончали с обедом, я бежала в свою палатку, быстро готовила ужин Адилю, умывалась, причесывалась и снова шла работать. После обеда дело у нас шло обычно еще веселее, только Керемхан иногда вздыхал и жаловался на тяжесть в желудке, особенно если на обед был пирог.
   Мне было с ними легко, просто... Вот только Гариб... Он оставался замкнутым, молчаливым, пропускал мимо ушей шутки друзей и не замечал моих заискивающих взглядов. А мне так хотелось, чтобы все было по-прежнему. .. Гариб не шел мне в этом навстречу, и, сама не зная почему, я чувствовала себя перед ним виноватой.
   - А знаете, почему Гариб у нас такой важный, немногословный? - спросил однажды за обедом Солтан. - Ведь подумать только, даже с Сарией-ханум не разговаривает!- И сам ответил себе: - Ученый стал - зазнаётся. Я думаю, надо и нам на заочный подаваться, а то совсем презирать нас будет образованный друг. Ты на каком факультете? - обратился он к Гарибу.
   - Мосты и тоннели, - сердито буркнул тот.
   - Видали? Инженерно-строительный институт, факультет мостов и тоннелей. Ну как тут не зазнаться! Предлагаю еще раз: для ликвидации неравенства всей бригаде поступить на заочный.
   - Легко сказать! - отозвался Керемхан. - А если у меня восемь классов?
   - Это хуже. Но, между прочим, ты в техникум можешь подавать. Нет, друзья, серьезно - давайте учиться! Как ты, Сария-ханум?
   - Я вообще-то собираюсь, хотя, по правде сказать, еще от выпускных экзаменов не очухалась. Но если вся бригада решит, я не отстану.
   - Тогда поговорим всерьез. Гариб отличный математик, он обязуется подготовить нас всех по математике...
   - Мне русский ни за что не сдать, - мрачно заявил Керемхан.
   - Тут на меня можете рассчитывать, - сказала я. - У меня по русскому всегда пятерка была.
   - Товарищи,її выходит - вопросїї решен? - радостно подытожил Солтан. Начинаем учиться. Так, что ли? Гариб с недоверчивой усмешкой покрутил головой.
   - Нечего башкой вертеть! - прикрикнул на него Солтан. - Возражаешь скажи! А то как воды в рот набрал. У Гариба при Сарии-ханум прямо язык отнимается, - засмеялся он.
   Гариб быстро взглянул на меня, потом бросил свирепый взгляд на Солтана:
   - Дураку хоть палец покажи, смеяться будет!
   - Ну, зачем вы так? - вмешалась я. - Критику принимать надо.
   - Какая это критика? Зубоскальство одно!
   - Ладно, позлится - перестанет, - благодушно отозвался Солтан. - Не обращайте внимания. Поступило предложение председателем учкома выбрать Сарию. Кто против? Воздержался? Принято единогласно. Сария-ханум, поздравляю! Второе почетное назначение!
   - Ладно. Но имейте в виду, я вам теперь житья не дам. Будем заниматься по-настоящему. В воскресенье еду закупать учебники.
   - Раз так, - обрадовался Керемхан, - необходимо устроить концерт! Начинаю!
   Мы здесь горы сокрушаем,
   Прочный мост сооружаем,
   Скоро в институт пойдем,
   Все пятерки заберем.
   Только милый наш Гариб
   Почему-то все молчит...
   Он мечтает и страдает,
   Взгляд с земли не поднимает.
   Может быть, при всем при этом
   Он влюбленным стал поэтом?
   Гариб смотрел на Керемхана круглыми от ярости глазами. Тот, не обращая на него ни малейшего внимания, еще и повторил:
   Может быть, при всем при этом
   Он влюбленным стал поэтом?
   - Смотри, как бы самому не стать поэтом - больно здорово сочиняешь! - со смехом сказала я Керемхану и, схватив ракетку, подошла к Гарибу: - Сразимся, товарищ бульдозерист?
   Тот, не глядя на меня, достал из чехла ракетку и, кинув мрачный взгляд на Керемхана, пошел за мной на площадку. Играл он, как всегда, точно и уверенно, но я чувствовала, что он не в себе. Я шутила, смеялась, пыталась острить, но развеселить Гариба мне так и не удалось.
   АДИЛЬ
   Вчера вечером Сария пришла с тенниса какая-то странная. Брови у нее были чуть-чуть насуплены, лицо сосредоточенное, словно она старалась понять или вспомнить что-то. Она невпопад ответила на мои вопросы,- видимо, их смысл просто не дошел до нее. Первый раз, с тех пор как мы приехали сюда, я видел жену такой. Стена отчужденности, безразличия, давно уже вставшая между нами, поднялась и окончательно разъединила нас. А между тем она никогда еще не казалась мне такой привлекательной и желанной.
   Упрекать, требовать, угрожать было бы бессмысленно- это я понял сразу. Надо было найти те ласковые, единственно возможные слова, которые могли бы спасти положение.
   Я сидел у столика перед входом в палатку. Сария стояла неподалеку и расчесывала волосы; движения ее были медлительны, глаза глядели на орла, парящего над ущельем.
   - Сария! - окликнул я жену. - Поедем путешествовать после окончания строительства? Возьмем отпуск, попросим у папы "Волгу"...
   Сария, не отрывая взгляда от орла, отрицательно покачала головой.
   - Чем трясти головой, лучше бы языком шевельнула, - грубовато пошутил я.
   Жена не ответила. Я вскочил, схватил ее за плечи и силой усадил на табуретку.
   - Ты скажешь наконец, что с тобой происходит?!
   Она подняла на меня глаза, сняла с плеч мои руки и вздохнула:
   - Если бы я знала, Адиль!..
   Больше не о чем было спрашивать. Я отошел от жены, - она не должна видеть моего замешательства. Со мной творилось что-то непонятное. Мне хотелось схватить ее, целовать ее хрупкие плечи, нежную девичью шею, тонкие ароматные волосы! И в то же время я, кажется, мог бы сейчас ее растерзать. И как она смеет обнажать для других свою шею, руки, эти маленькие крепкие руки, которые принадлежат только мне! Мне!
   Я вдруг почувствовал, что бесконечно устал: от необходимости притворяться спокойным, от постоянного опасения потерять Сарию, от ее равнодушия.
   Я пошел в палатку и лег. Заснуть я и не пытался. Вскоре тихо легла и Сария.
   Долго я лежал в темноте с закрытыми глазами. Вдруг что-то словно толкнуло меня. Я открыл глаза и взглянул на жену.
   Сария сидела на своей постели и глядела в ночную темноту. Я проследил ее взгляд: она не отрываясь смотрела на яркую огненнуюї точку, - кажется,її около палатки рабочих. Время от времени точка эта совершала плавные движения: кто-то подносил ко рту папиросу и, затянувшись, снова опускал руку...
   Почему она не спит? Почему с такой тоской смотрит на мерцающий во мраке огонь папиросы? Понял! Кровь застучала в висках. Да. Это бульдозерист Гариб! Он один курит!
   Все было ясно. Не нужно было ни о чем допытываться... Наконец горящая точка описала кривую и исчезла- Гариб бросил папиросу в траву. Сария еще несколько минут не отводила глаз от того места, где она погасла. Потом глубоко вздохнула и легла. Лицом к стене. В мою сторону она не взглянула.
   Река внизу текла все с тем же привычным однообразным шумом, темный кусочек неба, видный в отверстие палатки, был усеян мерцающими звездами. По-прежнему пахли цветы.
   Ведь я немалого достиг в свои тридцать лет. Достиг! Что за радость в успехах по службе, в налаженной спокойной жизни, если твоя молодая жена не спит, вздыхает в темноте и с тоской смотрит, как в пятидесяти метрах от нее тоже мается молодой красивый мужчина. Вдруг у той палатки снова загорелся огонек. Сария словно ждала этого. Сейчас же повернулась и села на кровати. Видно было, как в темноте блестели ее глаза. Я вздохнул и сонным голосом, словно только чтої проснулся, спросил:
   - Ты не спишь?
   - Нет.
   - Почему?
   - Так, не спится.
   - А ты ложись, сосчитай до пятисот - и уснешь.
   Я поднялся и вышел из палатки. Неслышно ступая в мягкой траве, направился на огонек. Несколько раз останавливался и переводил дух. Наконец, совсем близко подойдя к палатке строителей, в слабом отблеске горящей папиросы я разглядел Гариба. Бульдозерист сидел недалеко, над самой пропастью. Я обернулся к нашей палатке. Отсюда можно было лишь различить ее очертания, не больше.
   "Значит, он тоже не может спать. Ясно, он влюблен в Сарию. Но она? Может, мне только кажется, что ее влечет к этому человеку? Да нет, я же видел, как она смотрела! Только дурак может не понять, что это значит!"
   Я снова взглянул на бульдозериста. Он не видел меня. У меня в голове пронеслась шальная мысль: а что, если подняться немного выше и столкнуть один из громадных валунов... Уф! Прочь наваждение! А что потом? Сария не любит меня! Не любит, и с этим ничего невозможно поделать!
   Она не лгала, когда сказала: "Я не знаю, что со мной, Адиль". Она еще не знает, что любит этого человека. Что будет, когда она поймет это? И чем я смогу ей помешать?
   Вероятно, я бы еще долго стоял и мучился сомнениями, но бульдозерист вдруг поднялся, бросил папиросу и, взглянув на нашу палатку, тяжелыми шагами пошел к себе.
   Я вернулся. Сария лежала поверх одеяла, лицом к стене. Она не повернулась, когда я вошел, не произнесла ни слова. Может быть, она плакала... Я молча лег и до утра пролежал без сна.
   В воскресенье за завтраком Сария сказала мне:
   - Знаешь, Адиль, я сегодня еду в город за учебниками. Мы решили осенью поступать в строительный институт. На заочное.
   - Кто это "мы"?
   - Я и Солтан. Керемхан хочет в техникум, у него ведь только восьмилетка.
   - А Гариб?
   - Гариб уже на втором курсе. - Она помолчала и холодноїї взглянувїї наїї меня,її добавила: - По-моему,ї я как-то говорила тебе об этом.
   - Возможно, не помню. А зачем тебе на заочный? Осенью вернемся в Баку, поступишь на очный.
   - Нет, Адиль, я хочу работать. И потом, мы решили всей бригадой вместе работать и учиться.
   - Так... Ну, а если меня после окончания этого строительства направят в другой район?
   - Что ж. поедешь, куда тебя назначат, а я буду работать там, где бригада. Впрочем, я думаю, всегда можно договориться, чтобы нас послали на твою стройку.
   - И все это совершенно серьезно?
   - Конечно, Адиль. А что тебя удивляет?
   - Меня удивляет одно: ты как будто забыла, что ты моя жена.
   Помолчали.
   - Адиль, ты что будешь на завтрак?
   - Мне все равно.
   - Тогда я разогрею мясо. От ужина осталось.
   - Значит, хочешь сегодня поехать в город? - спросил я.
   - Да, надо съездить. Нужно купить учебники, тетради- начинаем готовиться к экзаменам. Адиль, я суп поставлю и поеду, а ты только посмотри, чтоб не выкипел, ладно?
   - Хорошо.
   Она поставила на портативную газовую плитку кастрюлю. Потом переоделась, залила бензин в газик и уехала. Уехала, а я остался у кастрюли. Черт знает что! И ведь сам согласился!
   Когда мы жили в Баку и жизнь шла своим чередом, я не представлял себе, что Сария так мне необходима. Я даже не задумывался, люблю ли я ее.
   Приходил с работы, умывался, садился ужинать с женой. Вокруг чисто, уютно, стол накрыт шуршащей белой скатертью... Все как полагается. После ужина с газетой ложился на тахту. Мог ли я представить себе тогда, что моя хорошо налаженная, плавно текущая жизнь вдруг помчится бурным потоком и я буду сходить с ума от сознания, что теряю жену...
   Теряю... Черт подери, как я мог отпустить ее одну! Она же водит машину как сумасшедшая, может сорваться в пропасть...