Страница:
Пану было велено оставаться на кухне, он судорожно схватил меня за руку.
–Ты чувствуешь ребенка?
Я кивнула:
–Он где-то в доме.
Форма, которую мне выделили, болталась на мне, как на вешалке, рукава пришлось подогнуть, а завязки фартука обмотать два раза вокруг талии. Елена проводила меня обратно в банкетную залу, не останавливаясь ни на мгновение, она вручила мне огромную вазу с сиренью и ткнула пальцем куда поставить. У меня в висках стучала кровь, меня, словно, оглушили – Анук здесь, стоит протянуть руку и можно дотронуться до него. Ко мне подскочила какая-то девушка с маленьким подносом со стаканом воды и баночкой с белым порошком.
–Нанятая? – я неуверенно кивнула. Ко мне в руки моментально перекочевал поднос. – Отнеси наверх к молодой хозяйке, – велела она, развернулась и, очевидно, собралась исчезнуть в толпе.
–А куда нести-то? – девушка посмотрела на меня, как на слабоумную.
–На второй этаж.
Вот он мой шанс! От волнения меня затрясло, и задергалась щека, на подносе затрясся стакан, по черной глянцевой поверхности расплескалась вода. Надо было взять в себя в руки. Я три раза глубоко вздохнула, руки дрожать перестали, зато стали ватными ноги, а в желудке загорелось адское пламя. Я выползла в холл и сразу столкнулась с Петром, он смотрел на меня своими мертвыми рыбьими глазами.
–Мне бы хозяйке порошки отнести, – я бросила выразительный взгляд на поднос в своих руках.
–Второй этаж, розовая дверь, – фыркнул дворецкий, – кстати, не хозяйка, а Прасковья Ивановна.
Я поднялась по широкой мраморной лестнице наверх. Весь коридор был завален цветами, удушающий запах роз и лилий смешался с запахом тушеного мяса, распространяющегося из кухни на весь дом. Обитая розовым бархатом, дверь кричала роскошью и отсутствием вкуса. Я осторожно постучалась.
–Войдите! – послышался из комнаты высокий резкий голос.
Я тихо приоткрыла дверь и прошмыгнула в спальню. Перед глазами все плыло от ощущения, что Наследник где-то рядом. Я слышала, как он дышит, вдох-выдох-вдох, его осторожные шаги. Каждое движение давалось мне с трудом, тело стало чужим, и само по себе хотело бежать туда, где слышатся тихие детские вздохи.
Комната оказалась огромной, посреди на возвышении стояла большая кровать с балдахином, изящный столик ручной работы с маленьким круглым зеркальцем завален баночками. В спальне витал удушающий запах ненавистной розовой воды, и у меня сразу разболелась голова. Мне стало душно, по спине, прочерчивая дорожку от лопаток до поясницы, поползли ручейки пота.
В комнате везде были раскиданы платья всех цветов радуги. Посреди этого безобразия в одном пеньюаре стоял белокурый ангел и рассматривал меня огромными голубыми глазами. Она была маленькой фарфоровой статуэткой, хрупкой и прелестной, но с колючим недовольным взглядом.
–Ты лекарство принесла? – рявкнул ангел грубым, прокуренным голосом.
Я кивнула и протянула поднос. Девушка не сдвинулась с места.
–Неси сюда свою отраву!
Я осторожно подошла к хозяйке, глядя на подрагивающий на подносе стакан. Шаг, и комнату огласил дикий визг; маленькая собачка с розовой шерстью отскочила от меня, а потом со скоростью молнии подбежала и впилась крепкими острыми клыками в мою лодыжку. Я заорала и уронила поднос, тот прихлопнул собачку, от неожиданности животное расслабило хватку и с тихим повизгиванием спряталось под кровать. Справившись с мелким чудовищем, я посмотрела на ангела, вместо святого лика передо мной стояло чудовище покрупнее.
–Ты бродяжка безрукая! – она начала наступать на меня, я отходила назад. В какой-то момент моя нога скользнула по гладкому шелку, в беспорядке разбросанному по полу, я не удержала равновесие и мягко села на пол, судорожно взмахнув руками; в воздухе мелькнули маленькие звездочки.
Девушка заметила их и застыла.
–Как ты меня нашла? – угрожающе прорычала она, почему-то мне показалось, что у нее за рядом белых ровных зубов прячется змеиное жало, а зрачки-точки вот-вот станут вертикальными. – Ты за Наследником пришла! – она обличительно ткнула в меня пальцем.
Я некоторое время рассматривала подпиленный розовый ноготок, потом решила, что хватит строить из себя овечку, резко встала на ноги, потеснив ненормальную, и молча кивнула:
–Ты сможешь мне помешать забрать его?
От такой наглости у девицы отвисла челюсть, ее лицо на глазах наливалось бордовым цветом, она несколько раз судорожно вздохнула, а потом заголосила, что есть мочи:
–Охрана!
–Ну, я пойду, – «хорошего помаленечку, пора и честь знать»
–Стой, Аська Вехрова, я тебя узнала! – продолжала голосить та.
Она железной хваткой вцепилась в мою руку тонкими пальцами. Я начала вырываться, в это время в комнату влетела перепуганная до смерти Елена.
–Ленка, дура! – завизжала Прасковья, брызжа мне в лицо слюной и пытаясь меня удержать. – Ты впустила в дом ведьму данийскую?
–Данийскую?! – взревели мы с Еленой в два голоса.
Толстушка моментально оценила ситуацию, глаза у нее покруглели, она сделала великолепный разворот и мягко осела в дверях в глубоком обмороке, широко раскинув руки. Ангел зело удивился такому пассажу и на секунду ослабил мертвую хватку. Воспользовавшись этим, я вырвалась и кинулась вон из комнаты, но споткнулась о недвижимое тело служанки, приземлилась на пузо, проехала по скользкому паркету и ударилась головой о ножку крохотного столика, увенчанного старинной вазой. Перед глазами закружились звездочки, а потом ваза накрыла меня сверху, обдав фонтаном из роз и застоявшейся воды. По коридору, заглушая аромат цветов, разнесся гнилостный запах протухшей воды. Не покалечусь, так задохнусь!
Ангел захохотал жутким голосом. «Нет, положительно, у нее не все дома!»
Я из последних сил вскочила на ноги, Прасковья кинулась за мной, в азарте позабыв про изображающую обморок Елену, подобно птице Парашка пролетела пару сажень и схватилась за подол моего платья; тот жалобно затрещал, оторвался и упал к моим ногам. Я попыталась бежать дальше, но ноги запутались в оторванной тряпке, и я опять с грохотом рухнула на пушистый ковер, ловко лягнув Прасковью.
–Не уйдешь! – прошипела девушка, хватая меня за волосы.
–Отпусти! – заорала я, пытаясь ударить ее локтем.
Но Прасковья не отпускала, больно тянула меня за косу и пыталась подняться. Я перевернулась на спину и ткнула ей кулаком в нос. От боли девушка взвыла и отпустила мои космы, я попыталась встать, но та быстро пришла в себя и сделала мне точную подсечку под колени. Я упала обратно на пол и потянула за собой противницу, вцепившись в трещащий по швам пеньюар. Мы катались по полу, царапаясь и кусаясь, как две дикие кошки, сбивая вазы с цветами и хрупкие старинные столики со статуэтками. Незаметно мы докатились до лестницы; Парашка уселась на меня сверху и попыталась удушить, вцепившись тонкими пальцами с острыми ноготками в мою тонкую шейку. В этот момент она подняла голову и застыла, холл был полон все прибывающим народом. Сейчас они с ехидным любопытством, которым обладают только истинные аристократы, следили за потасовкой. Я быстро представила, как завтра во всех высокородных салонах и гостиных города будут обсуждать «сумасшедшую Парашку». Девушка подумала то же самое, потому как тоненько захихикала и попыталась встать. Но не тут-то было: я со всей силой, на которую была способна, пнула ногой по ее подтянутой филейной части. Ангел выругался матом, как матрос, и полетел головой вперед вниз по лестнице. То, что было отражено на лицах гостей в тот момент, описать было невозможно, они кивали на каждый удар о ступеньку и легко ахали. Прасковья орала, как чокнутая, и звала стражу, только добры молодцы, удивленные непривычным видом хозяйки застыли на месте. Я вскочила на ноги и заголосила:
–Па-а-ан!
Тут у меня закружилась голова, и чувство, что Анук совсем рядом захлестнуло с такой силой, что я согнулась пополам, словно получила удар в солнечное сплетение и жадно хватала воздух открытым ртом. Он был наверху, здесь, он услышал крики, но не мог выйти из комнаты. Я развернулась и кинулась вверх по лестнице. Пока Петр помогал встать больше униженной и оскорбленной, нежели побитой и потрепанной Прасковье, она визжала:
–Девку держите, идиоты! Она за ребенком пришла!
Петр бросился за мной по лестнице, за ним доблестная охрана, но не тут-то было: я летела, как ласточка, перепрыгивая ступеньки, а дыхание опасности в спину придавало темпа. Я увидела темной коридор. «Анук где-то здесь!»
Я повернулась, на площадке лестницы застыла охрана, боясь подойти ко мне. Я хотела задорно улыбнуться, но не могла, словно что-то сковало все мышцы лица, получился жуткий звериный полуоскал. Дверь, за которой был Анук, оказалась заперта, я легко ее толкнула и осознала, что она не сорвалась с петель, а развалилась в щепки.
Мальчик сидел на ковре совершенно один, в неярком цвете керосиновой лампы блестели черные глаза-лужицы. Он смотрел на меня, испуганный звереныш, крепко сжимающий кулачки и готовый защищаться. Узнавание пришло в один миг:
–Мама!
Через секунду я уже подхватила его на руки. Какое это было блаженство прижимать его маленькое хрупкое тельце к своей груди, ощущать тонкие косточки под своими пальцами, жаркое тепло, стук сердца, ручонки на своей шее! Я глубоко вдохнула его сладкий детский запах, и погладила узкую спинку. Анук прижимался ко мне всем телом, как котенок; я почувствовала, как легкая струйка энергии уходит у меня из груди.
– Отдай ребенка! – услышала я голос Прасковьи, стоявшей в дверном проеме.
Я развернулась, резко вскинула голову, и внезапно почувствовала, как волна ярости красной пеленой застилает глаза. Из груди едва не вырвался звериный рык: да, как она ПОСМЕЛА?!
– А ты забери, тварь!
Уж не знаю, что увидели мои преследователи, но они явно испугались. Молодые стражи шарахнулись в стороны, а Петр со странным стоном рухнул на пол. Прасковья побледнела.
– Я сказала тебе: попробуй – забери! – прорычала я и спокойно пошла к двери.
Молодцы сбились в кучку в глубине коридора, с животным ужасом поглядывая в мою сторону. Хозяйка дома осталась стоять, казалось, она не могла сделать ни шагу, ее трясло, а на лбу появилась испарина.
–Откуда ты меня знаешь? – прошипела я в лицо Прасковье.
–Мне мой любовник сказал, он принес ребенка ночью, а потом описал тебя.
–Кто он?
–Он? – нервы у нее были действительно слабенькие, а потому не выдержали, и она с совсем не благородным грохотом устроилась на полу рядом с Петром.
–О, как, мальчики, – вдруг не понятно отчего (видимо я тоже становилась немного чокнутой) произнесла я, – от моей неземной красоты все штабелями ложатся.
Уж, не знаю, чего я ожидала увидеть, может, что и они сваляться в глубоком обмороке, но мальчики только отошли подальше, и я свободно прошла к лестнице, крепко держа на руках ребенка, никто и не думал меня останавливать. Уже спускаясь в ярко освещенный, наполненный людьми холл, я заорала:
– Пан, гном чертов, ты где?! Ты все пропустил! Пан!
Гости с ужасом и неприкрытым любопытством рассматривали меня, уже принимаясь шушукаться. Теперь я могла сказать со всей пугающей откровенностью: от репутации Прасковьи, если таковая, вообще, была, остался одни пшик.
Гном выскочил в холл, как черт из табакерки. Пола его жилетки топорщилась, а из кармана высовывались вершки позолоченных ложек.
– Ты нашла его? Нашла? – он неловко наклонился, и на пол со звоном упал серебряный подсвечник.
– Да, не видишь что ли?
Люди разбежались, освобождая нам дорогу. Интересно, а Парашка уже очнулась?
– Ась, а что с твоим красивым платьем? – спросил гном, когда мы вышли на улицу и нырнули в маленький темный переулок.
– Оно мне мешалось, Пан! – рявкнула я. – Побежали уже, а то за нами, наверное, послали погоню.
Уходили мы темными переулками, где обычно проводили вечера «ночные бабочки» и продавцы дурман-травы. За нами все же выслали погоню, мы слышали топот ног, цоканье подкованный лошадиных копыт и крики на пустынных улицах. «С девчонкой осторожнее! – раздавался из темноты гнусавый голос, отдающий приказы. – Она та тварь, про которую даниец говорил!», «Стрекоза?» – вторил ему другой, «Какая к черту стрекоза! Бабочка! – вопил третий. – Увидишь, убегай, что есть мочи!» «А как же мы ее тогда выловим?» – снова изумлялся голос. «Да, к черту, все! Она здесь нас всех порешит!»
Мы стояли в темноте, прижимаясь к холодным камням стены здания, подальше от фонарного света, пытаясь перевести дыхание. «Что за Бабочка?» – мелькнуло у меня в голове, но времени додумать мысль не оставалось. Шаги смолкли, и мы снова кинулись вперед. Через некоторое время мы стояли у светящейся вывески «Райского блаженства».
–Пан, – едва дыша, протянула я, – это ход конем! В борделе нас точно искать не станут.
–Слушай, – вдруг плаксиво протянул гном, – я перетащил на кухню целый пуд муки, и что же за работу мы ничего не получим?
–Оставь себе в качестве премиальных украденные ложки! – хмыкнула я.
Утром мы были уже далеко от Краснодола. Дорога шла вдоль реки, крутые берега, обрамленные ветвистыми зелеными кустами, высились над серой гладью. В воде отражались белые облака, плавно дрейфующие по небу. Где-то трещали цикады и резко выкрикивали свое хрипловатое «ква» лягушки. Дорога вильнула, впереди показалась небольшая деревенька, на перекрестке стояла большая таверна ярко красного цвета с буквой "Б" на крыше вместо петушка.
–Ой, – запричитал Ваня, – «Бутербродная Илюшки»! Давайте заедем!
«Бутербродная Илюшки» – сеть таверн по всей Словении, их фирменным знаком был красный цвет, витиевато нарисованная буква "Б" и отвратительные бутерброды, больше похожие на стельки от ботинок. Дети эту дрянь, признаюсь честно, обожали до беспамятства. Бутерброды подавались в маленьких красных ящичках, выложенных пергаментной бумагой. Напитки разливались по деревянным стаканчикам, внутри плавали кусочки подкрашенного льда, но самое главное в каждый стакан клалась маленькая деревянная трубочка, через которую можно было бесконечно тянуть охлажденную подслащенную воду.
–Ваня, – строго сказала я, – ты не читал «Вестник Словении»? Там написали, что такие бутерброды – это не здоровая пища!
–А я сам не здоровый! – буркнул Петушков.
С таким аргументом было просто невозможно не согласиться, мы завернули к таверне, привязали лошадей к специальным стойкам и вошли в помещение.
Маленькие столики из светлого дерева, раскиданные по залу, огромная стойка с тремя кассами, выходящая прямо на кухню, на стене приколочена фанера с названиями кушаний. Народ толпился у стойки, и близоруко рассматривал мелкие кривые буквы в общем меню.
–Касса свободна! – заголосила пигалица в красном колпаке, больше похожем на клоунский.
Мы выбрали бутерброды с самыми невероятными названиями: «Большой Бутер», «Бутер с Сыром и Луком по Илюшевски», «Илюшка курица». Уложили все ящички на огромный поднос и уселись за столик.
Ваня набросился на еду, словно голодный волк, а я начала рассказывать о наших ночных приключениях.
–Знаешь, что, – произнес Пан, не отрывая взгляда, от Вани, откусывающего огромный кусок от хлеба с луком, сыром и котлетой, – мне кажется, что Парашка такая баба, которая только с богатыми данийцами или приближенными к Арвилю Фатиа общаться будет.
В это время Петушков прожевал, пошире раздвинул челюсти и отхватил еще одну треть бутерброда.
–Значит, – продолжал строить логическую цепочку гном, – даниец, похитивший у нас ребенка, достаточно богат и обладает некоторой властью.
Ваня подавился, закашлялся и поспешно отхлебнул коричневой жидкой мути «Кофейное чудо».
–Но ведь она меня узнала, – заметила я, – значит, кто-то меня подробно описывал.
Гном кивнул:
–У тебя есть влиятельные данийские друзья? – он внимательно посмотрел в мою сторону. Я замотала головой:
–Откуда? У меня, вообще, данийских знакомых отродясь не было, да Анук первый увиденный мной даниец.
–А влиятельные маги? – он окинул меня пытливым взглядом.
Я опять замотала головой.
–Это большая политика, – начал гном. В это время Ваня снова глотнул «Кофейное чудо», подавился напитком и начал судорожно кашлять, стараясь вздохнуть. – Петушков, – не выдержал гном, – ты жрешь, как свинья!
Глава 6
Представьте себе прекрасную девушку с густыми золотистыми волосами и пухленькими губками и огромными сияющими глазами, но с огромной отвратительной бородавкой или язвой на носу. Представили? Так вот, на теле Словении была такая же язва со звучным женским именем – Петенки.
Официально города не существовало, на картах между вотчиной Пяти островов и приграничными землями Нови чернели болота «Непролазные топи», но знающие люди и без условных обозначений обходили заповедное место за сто верст. Всем известно, Петенки – маленькое бандитское государство.
Не смотря на недолгое существование, история крохотного городка-царства оказалась насыщенной многочисленными событиями. Основал его и единолично царствовал здесь знаменитый разбойник со звучным именем Александр Графовский, в народе просто Граф. Александр, в свое время, прославился ужасными и леденящими душу злодеяниями, его банда орудовала на Большом Торговом пути к Стольному граду, сотни разграбленных обозов и тысячи невинно загубленных жизней лежали на нем смертным грехом. В один распрекрасный момент банду сумели изловить, но Графу удалось сбежать и затаиться. Магистр Ануфрий рвал на себе длинные седины, стараясь отыскать мерзавца, но все было тщетно, казалось, разбойник, как сквозь землю провалился, а на свои именины уважаемый Глава Совета получил похоронный венок и черную скорбную открытку с пожеланиями скорейшей кончины с короткой подписью «Граф». Круговерть началась по новой, во всей Словении на доски прибили портреты Графовского, обещали большие деньги за его голову, но даже среди готовых на все наемников не оказалось ни одного сумасшедшего, готового потягаться с самим Графом.
Через несколько лет между приграничной зоной и неспокойным районом Пяти остравов появился город Петенки, названный в честь любимой женщины Графа. Все здесь было устроено в насмешку над великим Стольным градом, все улицы вымощены красным кирпичом, все стражники носили плащи с гербом города в виде перекрещенных мечей и черепа.
Было здесь и свое Училище, где подрастающее поколение разбойников обучали хитрому мастерству грабежа, сие заведение работало под девизом: «Научить делать так, чтоб все было, а за это ничего не было!» Когда Словению облетел Указ Совета о запрещении дуэлей и кровавых боев на выживание, здесь построили арену и казармы, где готовили самых беспощадных, жаждущих крови бойцов. Но самым страшным в городе был рынок рабов. Даже когда эльфов и гномов признали цивилизованной расой, здесь их продавали, как товар, а потом ассортимент разбавился и людьми. Данийцев и вурдалаков не трогали, очевидно, первых уважали, вторых боялись до полусмерти.
Совет, конечно, на такое безобразие закрывать глаза не мог, Петенки стирали с лица земли два раза, и оба раза он возрождался из пепла, как птица Феникс, краше и лучше прежнего. Тогда решили, что коль его нельзя уничтожить, можно просто не замечать, и город зарисовали на карте болотами. И только Магистр Ануфрий, несчастная жертва бессовестных нечестивцев, каждое пятое число марта продолжал получать похоронный венок и ласковые пожелания смерти.
С Петенками были связаны самые страшные, скандальные, а порой и курьезные случаи. Не давеча, как месяц назад в газетном листке «Стольноградский вестник» написали занимательную историю «Маруся Распрекраснова против рабства». Честно говоря, когда я ее читала, то давилась от смеха и просто мечтала пожать руку этой самой Маруси. Дело было так. Каждый год по осени в Словении во всех вотчинах проводят конкурсы самой красивой девки. Девушки, обряженные в национальные костюмы с разноцветными венками на очаровательных головках, поют, танцуют, водят хороводы и готовят каши, а победительницы едут в Стольный град, где и выбирается несомненная «Краса Словении». В этом, Х.Х.Х. году, конкурс выиграла та самая Маруся Распрекраснова, тогда ее лубяные изображения на каждом углу прибивали, девка – кровь с молоком. После конкурса она должна была путешествовать по всей необъятной матушки Словении, дабы нести людям вечное и прекрасное. Подошло время отправляться в путь, а «Краса Словении» исчезла в неизвестном направлении. Искали ее тщательно, с ног сбились и лапти поистоптали, и тут объявилась она в Петенках на рынке живым товаром в кандалах. Сбыли ее за огромные деньги, только жалость – покупатель так и не смог снять сливок с ентого молока. Маруся в свое время окончила Училище борьбы свободным стилем и скрутила мерзавца еще на подходах к своей опочивальне. Когда она появилась в Совете под руку с новоиспеченным хозяином, Магистры так и ахнули, глядя на синяки и переломы несчастного. Спросили, почему раньше не скрутила мерзавца, сказала, что хотела почувствовать себя, как в романе, и все ждала, когда ее кто-нибудь спасет. Не дождалась, поэтому начала действовать сама. Но история на этом не закончилась, прекрасное и вечное, конечно же, победило, и Маруся Распрекраснова вышла замуж за своего богатенького приобретателя. Поговаривают, что теперь в его семиэтажном тереме все прежние наложницы зубными щетками моют полы, а молодой супруг ходит по лестнице на цыпочках, дабы не потревожить благоверную.
Я Марусей Распрекрасновой не была, а всего лишь Аськой Вехровой, и Училищ борьбы вольным стилем не заканчивала. Вернее я, вообще, ничего не заканчивала, правда можно, если что, поварешкой помахать в разные стороны, чему я блестяще научилась в Поварском Училище, но думается мне, бандитов это не впечатлит. Поэтому я предпочитала, сею дыру Петенки объехать ни за сотню, а за тысячу верст. Нет, не поймите меня превратно, я боялась не за себя, чего с меня взять: роста два вершка и локоть и четыре пегих кудряшки, а вот маленький Наследник мог стать лакомой добычей для подонков всех мастей. Один раз мы его уже потеряли, и второго я никак не могла допустить.
Но по какой-то неизвестной мне причине, гном, к нашему дружному удивлению, заплутал, и мы оказались в восьми часах езды от города.
В маленькой деревеньке, где мы решили остаться на ночлег, постоялый двор оказался переполненным, более того списки прибывающих расписывались на трое суток вперед, и знающие люди, среди который были довольно известные Словенские деятели, заранее присылали курьеров с нижайшими просьбами оставить закуточик для ночлега. Не помогли даже грамоты Петушкова с внушительной печатью Совета Магов. Как нам объяснил хмурый и уставший хозяин постоялого двора, был бы Ванятка хотя бы магом второй ступени, то, может быть, нам бы и выделили место для ночлега в конюшнях в стойлах собственных лошадей. Но так как Ваня имел только пятую ступень, то нам прямая без поворотов дорога в лес под открытое небо. Спорить мы не стали, Петушкову до второй ступени учиться еще полжизни, и не факт, что он ее получит, а поэтому, понурив головы, мы отправились на свежий воздух. Пред нами встал нелегкий выбор: ночевать в чистом поле или у реки в молодом леске. Альтернатива, прямо скажем, не блестящая, и мы предпочли последнее, рассудив, что в лесу все-таки не так ветрено, как в поле.
Напрасно. Ровно через пять минут у нас началась битва не на жизнь, а на смерть с маленькими оголодавшими рыжими кровопийцами, противно пищащими над ухом. Они нападали стайками, сразу со всех сторон, отыскивали обнаженные места и впивались, впивались. Тогда мы развели костер, но комары быстро раскусили наш хитрый маневр и нападали на ту жертву, на которую не попадал дым, нам не помогали даже специальные травки, брошенные в огонь. От их вони мы едва не задохнулись сами, а пищащим гадам хоть бы что, пищат себе по-прежнему, даже с большим энтузиазмом.
После того, как я согнулась пополам от приступа кашля, а потом с громким шлепком убила очередного комара, то взвыла:
– Ваня, в конце концов, мы из-за тебя сюда попали, так что давай, отпугивай комаров!
– Это еще, почему мы из-за меня сюда попали?
– А это ж ты не пошел на курсы повышения квалификации, думаешь, получил диплом Училища Магов, попал на службу в Совет и все, можно про учебники забыть? Если бы не твоя лень мы сейчас спали на мягких чистых постелях и ели копченые ребрышки, а так мы коптимся сами, и жрут нас!
– Не справедливо! Как я, по-твоему, могу их отогнать? Расставить руки и с бешеным криком бегать по полянке, приговаривая: брысь, брысь, брысь? – обиделся Петушков.
– Можно и так, – одобрила я, – мне пришло в голову всего лишь охранное заклятье.
– Ну, чисто бабья логика, – отозвался гном, которому явно надоела наша перепалка, – Аська, не бурчи, лучше усыпи их всех, у тебя это отлично получается.
Ваня противно захохотал.
– Да идите вы! – обиделась я, и, взяв полотенце и чистую рубаху, пошла к реке, искупаться и смыть дорожную пыль.
– Аська! – крикнул мне вдогонку гном. – Если утонешь, обратно не приходи – не приму!
Скинув всю одежду, я с визгом плюхнулась в реку. Теплая ночь, оказалась всего лишь обманной уловкой природы, вода была не просто холодная, а ледяная. Завизжала я еще громче и выскочила обратно на берег. Клацая зубами, я начала растираться: вот и искупалась. От холода сердце зашлось в бешеном ритме, чтобы хоть как-то согреться я решила побегать вокруг куста, на котором висела моя одежда. На четвертом круге я уколола ногу о скошенную травинку, едва не расплакалась от боли, поскользнулась на мокрой гладкой дорожке, упала и поняла, что не только не согрелась, а замерзла еще сильнее и перепачкалась еще больше, но чувство оскорбленной женской гордости не позволяло вернуться к приятелям так скоро.
–Ты чувствуешь ребенка?
Я кивнула:
–Он где-то в доме.
Форма, которую мне выделили, болталась на мне, как на вешалке, рукава пришлось подогнуть, а завязки фартука обмотать два раза вокруг талии. Елена проводила меня обратно в банкетную залу, не останавливаясь ни на мгновение, она вручила мне огромную вазу с сиренью и ткнула пальцем куда поставить. У меня в висках стучала кровь, меня, словно, оглушили – Анук здесь, стоит протянуть руку и можно дотронуться до него. Ко мне подскочила какая-то девушка с маленьким подносом со стаканом воды и баночкой с белым порошком.
–Нанятая? – я неуверенно кивнула. Ко мне в руки моментально перекочевал поднос. – Отнеси наверх к молодой хозяйке, – велела она, развернулась и, очевидно, собралась исчезнуть в толпе.
–А куда нести-то? – девушка посмотрела на меня, как на слабоумную.
–На второй этаж.
Вот он мой шанс! От волнения меня затрясло, и задергалась щека, на подносе затрясся стакан, по черной глянцевой поверхности расплескалась вода. Надо было взять в себя в руки. Я три раза глубоко вздохнула, руки дрожать перестали, зато стали ватными ноги, а в желудке загорелось адское пламя. Я выползла в холл и сразу столкнулась с Петром, он смотрел на меня своими мертвыми рыбьими глазами.
–Мне бы хозяйке порошки отнести, – я бросила выразительный взгляд на поднос в своих руках.
–Второй этаж, розовая дверь, – фыркнул дворецкий, – кстати, не хозяйка, а Прасковья Ивановна.
Я поднялась по широкой мраморной лестнице наверх. Весь коридор был завален цветами, удушающий запах роз и лилий смешался с запахом тушеного мяса, распространяющегося из кухни на весь дом. Обитая розовым бархатом, дверь кричала роскошью и отсутствием вкуса. Я осторожно постучалась.
–Войдите! – послышался из комнаты высокий резкий голос.
Я тихо приоткрыла дверь и прошмыгнула в спальню. Перед глазами все плыло от ощущения, что Наследник где-то рядом. Я слышала, как он дышит, вдох-выдох-вдох, его осторожные шаги. Каждое движение давалось мне с трудом, тело стало чужим, и само по себе хотело бежать туда, где слышатся тихие детские вздохи.
Комната оказалась огромной, посреди на возвышении стояла большая кровать с балдахином, изящный столик ручной работы с маленьким круглым зеркальцем завален баночками. В спальне витал удушающий запах ненавистной розовой воды, и у меня сразу разболелась голова. Мне стало душно, по спине, прочерчивая дорожку от лопаток до поясницы, поползли ручейки пота.
В комнате везде были раскиданы платья всех цветов радуги. Посреди этого безобразия в одном пеньюаре стоял белокурый ангел и рассматривал меня огромными голубыми глазами. Она была маленькой фарфоровой статуэткой, хрупкой и прелестной, но с колючим недовольным взглядом.
–Ты лекарство принесла? – рявкнул ангел грубым, прокуренным голосом.
Я кивнула и протянула поднос. Девушка не сдвинулась с места.
–Неси сюда свою отраву!
Я осторожно подошла к хозяйке, глядя на подрагивающий на подносе стакан. Шаг, и комнату огласил дикий визг; маленькая собачка с розовой шерстью отскочила от меня, а потом со скоростью молнии подбежала и впилась крепкими острыми клыками в мою лодыжку. Я заорала и уронила поднос, тот прихлопнул собачку, от неожиданности животное расслабило хватку и с тихим повизгиванием спряталось под кровать. Справившись с мелким чудовищем, я посмотрела на ангела, вместо святого лика передо мной стояло чудовище покрупнее.
–Ты бродяжка безрукая! – она начала наступать на меня, я отходила назад. В какой-то момент моя нога скользнула по гладкому шелку, в беспорядке разбросанному по полу, я не удержала равновесие и мягко села на пол, судорожно взмахнув руками; в воздухе мелькнули маленькие звездочки.
Девушка заметила их и застыла.
–Как ты меня нашла? – угрожающе прорычала она, почему-то мне показалось, что у нее за рядом белых ровных зубов прячется змеиное жало, а зрачки-точки вот-вот станут вертикальными. – Ты за Наследником пришла! – она обличительно ткнула в меня пальцем.
Я некоторое время рассматривала подпиленный розовый ноготок, потом решила, что хватит строить из себя овечку, резко встала на ноги, потеснив ненормальную, и молча кивнула:
–Ты сможешь мне помешать забрать его?
От такой наглости у девицы отвисла челюсть, ее лицо на глазах наливалось бордовым цветом, она несколько раз судорожно вздохнула, а потом заголосила, что есть мочи:
–Охрана!
–Ну, я пойду, – «хорошего помаленечку, пора и честь знать»
–Стой, Аська Вехрова, я тебя узнала! – продолжала голосить та.
Она железной хваткой вцепилась в мою руку тонкими пальцами. Я начала вырываться, в это время в комнату влетела перепуганная до смерти Елена.
–Ленка, дура! – завизжала Прасковья, брызжа мне в лицо слюной и пытаясь меня удержать. – Ты впустила в дом ведьму данийскую?
–Данийскую?! – взревели мы с Еленой в два голоса.
Толстушка моментально оценила ситуацию, глаза у нее покруглели, она сделала великолепный разворот и мягко осела в дверях в глубоком обмороке, широко раскинув руки. Ангел зело удивился такому пассажу и на секунду ослабил мертвую хватку. Воспользовавшись этим, я вырвалась и кинулась вон из комнаты, но споткнулась о недвижимое тело служанки, приземлилась на пузо, проехала по скользкому паркету и ударилась головой о ножку крохотного столика, увенчанного старинной вазой. Перед глазами закружились звездочки, а потом ваза накрыла меня сверху, обдав фонтаном из роз и застоявшейся воды. По коридору, заглушая аромат цветов, разнесся гнилостный запах протухшей воды. Не покалечусь, так задохнусь!
Ангел захохотал жутким голосом. «Нет, положительно, у нее не все дома!»
Я из последних сил вскочила на ноги, Прасковья кинулась за мной, в азарте позабыв про изображающую обморок Елену, подобно птице Парашка пролетела пару сажень и схватилась за подол моего платья; тот жалобно затрещал, оторвался и упал к моим ногам. Я попыталась бежать дальше, но ноги запутались в оторванной тряпке, и я опять с грохотом рухнула на пушистый ковер, ловко лягнув Прасковью.
–Не уйдешь! – прошипела девушка, хватая меня за волосы.
–Отпусти! – заорала я, пытаясь ударить ее локтем.
Но Прасковья не отпускала, больно тянула меня за косу и пыталась подняться. Я перевернулась на спину и ткнула ей кулаком в нос. От боли девушка взвыла и отпустила мои космы, я попыталась встать, но та быстро пришла в себя и сделала мне точную подсечку под колени. Я упала обратно на пол и потянула за собой противницу, вцепившись в трещащий по швам пеньюар. Мы катались по полу, царапаясь и кусаясь, как две дикие кошки, сбивая вазы с цветами и хрупкие старинные столики со статуэтками. Незаметно мы докатились до лестницы; Парашка уселась на меня сверху и попыталась удушить, вцепившись тонкими пальцами с острыми ноготками в мою тонкую шейку. В этот момент она подняла голову и застыла, холл был полон все прибывающим народом. Сейчас они с ехидным любопытством, которым обладают только истинные аристократы, следили за потасовкой. Я быстро представила, как завтра во всех высокородных салонах и гостиных города будут обсуждать «сумасшедшую Парашку». Девушка подумала то же самое, потому как тоненько захихикала и попыталась встать. Но не тут-то было: я со всей силой, на которую была способна, пнула ногой по ее подтянутой филейной части. Ангел выругался матом, как матрос, и полетел головой вперед вниз по лестнице. То, что было отражено на лицах гостей в тот момент, описать было невозможно, они кивали на каждый удар о ступеньку и легко ахали. Прасковья орала, как чокнутая, и звала стражу, только добры молодцы, удивленные непривычным видом хозяйки застыли на месте. Я вскочила на ноги и заголосила:
–Па-а-ан!
Тут у меня закружилась голова, и чувство, что Анук совсем рядом захлестнуло с такой силой, что я согнулась пополам, словно получила удар в солнечное сплетение и жадно хватала воздух открытым ртом. Он был наверху, здесь, он услышал крики, но не мог выйти из комнаты. Я развернулась и кинулась вверх по лестнице. Пока Петр помогал встать больше униженной и оскорбленной, нежели побитой и потрепанной Прасковье, она визжала:
–Девку держите, идиоты! Она за ребенком пришла!
Петр бросился за мной по лестнице, за ним доблестная охрана, но не тут-то было: я летела, как ласточка, перепрыгивая ступеньки, а дыхание опасности в спину придавало темпа. Я увидела темной коридор. «Анук где-то здесь!»
Я повернулась, на площадке лестницы застыла охрана, боясь подойти ко мне. Я хотела задорно улыбнуться, но не могла, словно что-то сковало все мышцы лица, получился жуткий звериный полуоскал. Дверь, за которой был Анук, оказалась заперта, я легко ее толкнула и осознала, что она не сорвалась с петель, а развалилась в щепки.
Мальчик сидел на ковре совершенно один, в неярком цвете керосиновой лампы блестели черные глаза-лужицы. Он смотрел на меня, испуганный звереныш, крепко сжимающий кулачки и готовый защищаться. Узнавание пришло в один миг:
–Мама!
Через секунду я уже подхватила его на руки. Какое это было блаженство прижимать его маленькое хрупкое тельце к своей груди, ощущать тонкие косточки под своими пальцами, жаркое тепло, стук сердца, ручонки на своей шее! Я глубоко вдохнула его сладкий детский запах, и погладила узкую спинку. Анук прижимался ко мне всем телом, как котенок; я почувствовала, как легкая струйка энергии уходит у меня из груди.
– Отдай ребенка! – услышала я голос Прасковьи, стоявшей в дверном проеме.
Я развернулась, резко вскинула голову, и внезапно почувствовала, как волна ярости красной пеленой застилает глаза. Из груди едва не вырвался звериный рык: да, как она ПОСМЕЛА?!
– А ты забери, тварь!
Уж не знаю, что увидели мои преследователи, но они явно испугались. Молодые стражи шарахнулись в стороны, а Петр со странным стоном рухнул на пол. Прасковья побледнела.
– Я сказала тебе: попробуй – забери! – прорычала я и спокойно пошла к двери.
Молодцы сбились в кучку в глубине коридора, с животным ужасом поглядывая в мою сторону. Хозяйка дома осталась стоять, казалось, она не могла сделать ни шагу, ее трясло, а на лбу появилась испарина.
–Откуда ты меня знаешь? – прошипела я в лицо Прасковье.
–Мне мой любовник сказал, он принес ребенка ночью, а потом описал тебя.
–Кто он?
–Он? – нервы у нее были действительно слабенькие, а потому не выдержали, и она с совсем не благородным грохотом устроилась на полу рядом с Петром.
–О, как, мальчики, – вдруг не понятно отчего (видимо я тоже становилась немного чокнутой) произнесла я, – от моей неземной красоты все штабелями ложатся.
Уж, не знаю, чего я ожидала увидеть, может, что и они сваляться в глубоком обмороке, но мальчики только отошли подальше, и я свободно прошла к лестнице, крепко держа на руках ребенка, никто и не думал меня останавливать. Уже спускаясь в ярко освещенный, наполненный людьми холл, я заорала:
– Пан, гном чертов, ты где?! Ты все пропустил! Пан!
Гости с ужасом и неприкрытым любопытством рассматривали меня, уже принимаясь шушукаться. Теперь я могла сказать со всей пугающей откровенностью: от репутации Прасковьи, если таковая, вообще, была, остался одни пшик.
Гном выскочил в холл, как черт из табакерки. Пола его жилетки топорщилась, а из кармана высовывались вершки позолоченных ложек.
– Ты нашла его? Нашла? – он неловко наклонился, и на пол со звоном упал серебряный подсвечник.
– Да, не видишь что ли?
Люди разбежались, освобождая нам дорогу. Интересно, а Парашка уже очнулась?
– Ась, а что с твоим красивым платьем? – спросил гном, когда мы вышли на улицу и нырнули в маленький темный переулок.
– Оно мне мешалось, Пан! – рявкнула я. – Побежали уже, а то за нами, наверное, послали погоню.
Уходили мы темными переулками, где обычно проводили вечера «ночные бабочки» и продавцы дурман-травы. За нами все же выслали погоню, мы слышали топот ног, цоканье подкованный лошадиных копыт и крики на пустынных улицах. «С девчонкой осторожнее! – раздавался из темноты гнусавый голос, отдающий приказы. – Она та тварь, про которую даниец говорил!», «Стрекоза?» – вторил ему другой, «Какая к черту стрекоза! Бабочка! – вопил третий. – Увидишь, убегай, что есть мочи!» «А как же мы ее тогда выловим?» – снова изумлялся голос. «Да, к черту, все! Она здесь нас всех порешит!»
Мы стояли в темноте, прижимаясь к холодным камням стены здания, подальше от фонарного света, пытаясь перевести дыхание. «Что за Бабочка?» – мелькнуло у меня в голове, но времени додумать мысль не оставалось. Шаги смолкли, и мы снова кинулись вперед. Через некоторое время мы стояли у светящейся вывески «Райского блаженства».
–Пан, – едва дыша, протянула я, – это ход конем! В борделе нас точно искать не станут.
–Слушай, – вдруг плаксиво протянул гном, – я перетащил на кухню целый пуд муки, и что же за работу мы ничего не получим?
–Оставь себе в качестве премиальных украденные ложки! – хмыкнула я.
* * *
Утром мы были уже далеко от Краснодола. Дорога шла вдоль реки, крутые берега, обрамленные ветвистыми зелеными кустами, высились над серой гладью. В воде отражались белые облака, плавно дрейфующие по небу. Где-то трещали цикады и резко выкрикивали свое хрипловатое «ква» лягушки. Дорога вильнула, впереди показалась небольшая деревенька, на перекрестке стояла большая таверна ярко красного цвета с буквой "Б" на крыше вместо петушка.
–Ой, – запричитал Ваня, – «Бутербродная Илюшки»! Давайте заедем!
«Бутербродная Илюшки» – сеть таверн по всей Словении, их фирменным знаком был красный цвет, витиевато нарисованная буква "Б" и отвратительные бутерброды, больше похожие на стельки от ботинок. Дети эту дрянь, признаюсь честно, обожали до беспамятства. Бутерброды подавались в маленьких красных ящичках, выложенных пергаментной бумагой. Напитки разливались по деревянным стаканчикам, внутри плавали кусочки подкрашенного льда, но самое главное в каждый стакан клалась маленькая деревянная трубочка, через которую можно было бесконечно тянуть охлажденную подслащенную воду.
–Ваня, – строго сказала я, – ты не читал «Вестник Словении»? Там написали, что такие бутерброды – это не здоровая пища!
–А я сам не здоровый! – буркнул Петушков.
С таким аргументом было просто невозможно не согласиться, мы завернули к таверне, привязали лошадей к специальным стойкам и вошли в помещение.
Маленькие столики из светлого дерева, раскиданные по залу, огромная стойка с тремя кассами, выходящая прямо на кухню, на стене приколочена фанера с названиями кушаний. Народ толпился у стойки, и близоруко рассматривал мелкие кривые буквы в общем меню.
–Касса свободна! – заголосила пигалица в красном колпаке, больше похожем на клоунский.
Мы выбрали бутерброды с самыми невероятными названиями: «Большой Бутер», «Бутер с Сыром и Луком по Илюшевски», «Илюшка курица». Уложили все ящички на огромный поднос и уселись за столик.
Ваня набросился на еду, словно голодный волк, а я начала рассказывать о наших ночных приключениях.
–Знаешь, что, – произнес Пан, не отрывая взгляда, от Вани, откусывающего огромный кусок от хлеба с луком, сыром и котлетой, – мне кажется, что Парашка такая баба, которая только с богатыми данийцами или приближенными к Арвилю Фатиа общаться будет.
В это время Петушков прожевал, пошире раздвинул челюсти и отхватил еще одну треть бутерброда.
–Значит, – продолжал строить логическую цепочку гном, – даниец, похитивший у нас ребенка, достаточно богат и обладает некоторой властью.
Ваня подавился, закашлялся и поспешно отхлебнул коричневой жидкой мути «Кофейное чудо».
–Но ведь она меня узнала, – заметила я, – значит, кто-то меня подробно описывал.
Гном кивнул:
–У тебя есть влиятельные данийские друзья? – он внимательно посмотрел в мою сторону. Я замотала головой:
–Откуда? У меня, вообще, данийских знакомых отродясь не было, да Анук первый увиденный мной даниец.
–А влиятельные маги? – он окинул меня пытливым взглядом.
Я опять замотала головой.
–Это большая политика, – начал гном. В это время Ваня снова глотнул «Кофейное чудо», подавился напитком и начал судорожно кашлять, стараясь вздохнуть. – Петушков, – не выдержал гном, – ты жрешь, как свинья!
Глава 6
Петенки
Представьте себе прекрасную девушку с густыми золотистыми волосами и пухленькими губками и огромными сияющими глазами, но с огромной отвратительной бородавкой или язвой на носу. Представили? Так вот, на теле Словении была такая же язва со звучным женским именем – Петенки.
Официально города не существовало, на картах между вотчиной Пяти островов и приграничными землями Нови чернели болота «Непролазные топи», но знающие люди и без условных обозначений обходили заповедное место за сто верст. Всем известно, Петенки – маленькое бандитское государство.
Не смотря на недолгое существование, история крохотного городка-царства оказалась насыщенной многочисленными событиями. Основал его и единолично царствовал здесь знаменитый разбойник со звучным именем Александр Графовский, в народе просто Граф. Александр, в свое время, прославился ужасными и леденящими душу злодеяниями, его банда орудовала на Большом Торговом пути к Стольному граду, сотни разграбленных обозов и тысячи невинно загубленных жизней лежали на нем смертным грехом. В один распрекрасный момент банду сумели изловить, но Графу удалось сбежать и затаиться. Магистр Ануфрий рвал на себе длинные седины, стараясь отыскать мерзавца, но все было тщетно, казалось, разбойник, как сквозь землю провалился, а на свои именины уважаемый Глава Совета получил похоронный венок и черную скорбную открытку с пожеланиями скорейшей кончины с короткой подписью «Граф». Круговерть началась по новой, во всей Словении на доски прибили портреты Графовского, обещали большие деньги за его голову, но даже среди готовых на все наемников не оказалось ни одного сумасшедшего, готового потягаться с самим Графом.
Через несколько лет между приграничной зоной и неспокойным районом Пяти остравов появился город Петенки, названный в честь любимой женщины Графа. Все здесь было устроено в насмешку над великим Стольным градом, все улицы вымощены красным кирпичом, все стражники носили плащи с гербом города в виде перекрещенных мечей и черепа.
Было здесь и свое Училище, где подрастающее поколение разбойников обучали хитрому мастерству грабежа, сие заведение работало под девизом: «Научить делать так, чтоб все было, а за это ничего не было!» Когда Словению облетел Указ Совета о запрещении дуэлей и кровавых боев на выживание, здесь построили арену и казармы, где готовили самых беспощадных, жаждущих крови бойцов. Но самым страшным в городе был рынок рабов. Даже когда эльфов и гномов признали цивилизованной расой, здесь их продавали, как товар, а потом ассортимент разбавился и людьми. Данийцев и вурдалаков не трогали, очевидно, первых уважали, вторых боялись до полусмерти.
Совет, конечно, на такое безобразие закрывать глаза не мог, Петенки стирали с лица земли два раза, и оба раза он возрождался из пепла, как птица Феникс, краше и лучше прежнего. Тогда решили, что коль его нельзя уничтожить, можно просто не замечать, и город зарисовали на карте болотами. И только Магистр Ануфрий, несчастная жертва бессовестных нечестивцев, каждое пятое число марта продолжал получать похоронный венок и ласковые пожелания смерти.
С Петенками были связаны самые страшные, скандальные, а порой и курьезные случаи. Не давеча, как месяц назад в газетном листке «Стольноградский вестник» написали занимательную историю «Маруся Распрекраснова против рабства». Честно говоря, когда я ее читала, то давилась от смеха и просто мечтала пожать руку этой самой Маруси. Дело было так. Каждый год по осени в Словении во всех вотчинах проводят конкурсы самой красивой девки. Девушки, обряженные в национальные костюмы с разноцветными венками на очаровательных головках, поют, танцуют, водят хороводы и готовят каши, а победительницы едут в Стольный град, где и выбирается несомненная «Краса Словении». В этом, Х.Х.Х. году, конкурс выиграла та самая Маруся Распрекраснова, тогда ее лубяные изображения на каждом углу прибивали, девка – кровь с молоком. После конкурса она должна была путешествовать по всей необъятной матушки Словении, дабы нести людям вечное и прекрасное. Подошло время отправляться в путь, а «Краса Словении» исчезла в неизвестном направлении. Искали ее тщательно, с ног сбились и лапти поистоптали, и тут объявилась она в Петенках на рынке живым товаром в кандалах. Сбыли ее за огромные деньги, только жалость – покупатель так и не смог снять сливок с ентого молока. Маруся в свое время окончила Училище борьбы свободным стилем и скрутила мерзавца еще на подходах к своей опочивальне. Когда она появилась в Совете под руку с новоиспеченным хозяином, Магистры так и ахнули, глядя на синяки и переломы несчастного. Спросили, почему раньше не скрутила мерзавца, сказала, что хотела почувствовать себя, как в романе, и все ждала, когда ее кто-нибудь спасет. Не дождалась, поэтому начала действовать сама. Но история на этом не закончилась, прекрасное и вечное, конечно же, победило, и Маруся Распрекраснова вышла замуж за своего богатенького приобретателя. Поговаривают, что теперь в его семиэтажном тереме все прежние наложницы зубными щетками моют полы, а молодой супруг ходит по лестнице на цыпочках, дабы не потревожить благоверную.
Я Марусей Распрекрасновой не была, а всего лишь Аськой Вехровой, и Училищ борьбы вольным стилем не заканчивала. Вернее я, вообще, ничего не заканчивала, правда можно, если что, поварешкой помахать в разные стороны, чему я блестяще научилась в Поварском Училище, но думается мне, бандитов это не впечатлит. Поэтому я предпочитала, сею дыру Петенки объехать ни за сотню, а за тысячу верст. Нет, не поймите меня превратно, я боялась не за себя, чего с меня взять: роста два вершка и локоть и четыре пегих кудряшки, а вот маленький Наследник мог стать лакомой добычей для подонков всех мастей. Один раз мы его уже потеряли, и второго я никак не могла допустить.
Но по какой-то неизвестной мне причине, гном, к нашему дружному удивлению, заплутал, и мы оказались в восьми часах езды от города.
В маленькой деревеньке, где мы решили остаться на ночлег, постоялый двор оказался переполненным, более того списки прибывающих расписывались на трое суток вперед, и знающие люди, среди который были довольно известные Словенские деятели, заранее присылали курьеров с нижайшими просьбами оставить закуточик для ночлега. Не помогли даже грамоты Петушкова с внушительной печатью Совета Магов. Как нам объяснил хмурый и уставший хозяин постоялого двора, был бы Ванятка хотя бы магом второй ступени, то, может быть, нам бы и выделили место для ночлега в конюшнях в стойлах собственных лошадей. Но так как Ваня имел только пятую ступень, то нам прямая без поворотов дорога в лес под открытое небо. Спорить мы не стали, Петушкову до второй ступени учиться еще полжизни, и не факт, что он ее получит, а поэтому, понурив головы, мы отправились на свежий воздух. Пред нами встал нелегкий выбор: ночевать в чистом поле или у реки в молодом леске. Альтернатива, прямо скажем, не блестящая, и мы предпочли последнее, рассудив, что в лесу все-таки не так ветрено, как в поле.
Напрасно. Ровно через пять минут у нас началась битва не на жизнь, а на смерть с маленькими оголодавшими рыжими кровопийцами, противно пищащими над ухом. Они нападали стайками, сразу со всех сторон, отыскивали обнаженные места и впивались, впивались. Тогда мы развели костер, но комары быстро раскусили наш хитрый маневр и нападали на ту жертву, на которую не попадал дым, нам не помогали даже специальные травки, брошенные в огонь. От их вони мы едва не задохнулись сами, а пищащим гадам хоть бы что, пищат себе по-прежнему, даже с большим энтузиазмом.
После того, как я согнулась пополам от приступа кашля, а потом с громким шлепком убила очередного комара, то взвыла:
– Ваня, в конце концов, мы из-за тебя сюда попали, так что давай, отпугивай комаров!
– Это еще, почему мы из-за меня сюда попали?
– А это ж ты не пошел на курсы повышения квалификации, думаешь, получил диплом Училища Магов, попал на службу в Совет и все, можно про учебники забыть? Если бы не твоя лень мы сейчас спали на мягких чистых постелях и ели копченые ребрышки, а так мы коптимся сами, и жрут нас!
– Не справедливо! Как я, по-твоему, могу их отогнать? Расставить руки и с бешеным криком бегать по полянке, приговаривая: брысь, брысь, брысь? – обиделся Петушков.
– Можно и так, – одобрила я, – мне пришло в голову всего лишь охранное заклятье.
– Ну, чисто бабья логика, – отозвался гном, которому явно надоела наша перепалка, – Аська, не бурчи, лучше усыпи их всех, у тебя это отлично получается.
Ваня противно захохотал.
– Да идите вы! – обиделась я, и, взяв полотенце и чистую рубаху, пошла к реке, искупаться и смыть дорожную пыль.
– Аська! – крикнул мне вдогонку гном. – Если утонешь, обратно не приходи – не приму!
Скинув всю одежду, я с визгом плюхнулась в реку. Теплая ночь, оказалась всего лишь обманной уловкой природы, вода была не просто холодная, а ледяная. Завизжала я еще громче и выскочила обратно на берег. Клацая зубами, я начала растираться: вот и искупалась. От холода сердце зашлось в бешеном ритме, чтобы хоть как-то согреться я решила побегать вокруг куста, на котором висела моя одежда. На четвертом круге я уколола ногу о скошенную травинку, едва не расплакалась от боли, поскользнулась на мокрой гладкой дорожке, упала и поняла, что не только не согрелась, а замерзла еще сильнее и перепачкалась еще больше, но чувство оскорбленной женской гордости не позволяло вернуться к приятелям так скоро.