Ефимов Игорь Маркович. Пурга над 'карточным домиком'

   - Стой! - завопил вдруг Киля. - Нашел! Сюда! Чуть не проехали. Вон глядите.
   Отворачивая лица от ветра, они столпились вокруг него, вгляделись в то место, куда он в возбуждении тыкал варежкой, и тут же испустили радостный вопль.
   Колея!
   Свежая тракторная колея, едва занесенная снегом! Они чуть не проскочили ее в темноте.
   Киля, от радости забыв про больную ногу, привстал на своих "нартах" и, дергая то одного, то другого, с сияющими глазами принимал град похвал и новых прозвищ: тракторный следопыт, открыватель дорог, проводник на прицепе, одноногий спаситель.
   И действительно - по колее лыжи пошли гораздо легче.
   Правда, она вела не совсем в ту сторону, куда, как им казалось, следовало идти. Но не могло же быть, чтобы трактор отправился в тайгу просто так, на прогулку. Даже если он ехал не к ним в Зипуны, то куда? Конечно же, к какому-нибудь человеческому жилью, где тракторист смог бы отдохнуть и обогреться. И прошел он совсем недавно - выпавший снег едва покрывал отпечатки гусеничных траков. Нет, надо идти и идти по этой невесть откуда свалившейся на них тракторной тропе. Куда-то ведь она должна привести!
   Через полчаса Лавруша сменил Димона в "упряжке", потом они поменялись снова, потом - еще раз.
   Кругом было все так же черно и мутно.
   Ветер по-прежнему давил на них, как плотная и холодная резина, обтягивая лицо, грудь, ноги. По изменившемуся шуму они догадались, что кругом опять лес, хотя самих деревьев не было видно. Закоченевшими пальцами Димон нащупал фонарик и посветил на часы. Обе стрелки, вытянувшись в прямую линию, делили циферблат пополам: шесть. Если бы невидимый трактор ехал в Зипуны, они давно должны были быть дома. А раз ни Зипунов, ни другой деревни не видно, значит...
   Он решил пока не говорить остальным, но они и сами уже все поняли. Им доводилось, конечно, слушать рассказы взрослых о людях, заблудившихся зимой в тайге, но истории эти казались тогда какими-то далекими, вроде приключений из книжки. И всегда думалось: что ж он компас не взял? Или: надо было ему зарубки делать на деревьях, чтобы не возвращаться на то же место. Или: вырыл бы себе в снегу пещеру и переждал.
   Что такое может случиться и с ними - это как-то не укладывалось в голове.
   Но вот оно случилось, и все спасительные планы, выглядевшие такими простыми у теплого печного бока, оказались совершенно непригодными, когда кругом свистящая чернота, пальцы ног и рук будто уже отвалились - не чувствуются, плечи разламываются, колени не сгибаются... И когда единственная ниточка, связывающая тебя с миром людей и теплоты - неверная колея, ведущая неизвестно куда, да и та постепенно исчезающая под падающим снегом.
   Через час они сбились в кучку и съели все, что у них нашлось: булочку от завтрака, Стешину плитку шоколада и пригоршню семечек, которую Лавруша вез своему ручному хомяку.
   Разговаривать не хотелось. Только Киля время от времени бормотал себе под нос: "Ох, из-за меня это все, верно вам говорю, из-за меня, бросьте вы меня здесь, может, утром кто проедет и подберет". На него шикали, просили "не травить душу".
   Дальше шли, не глядя на часы, не глядя по сторонам, почти механически.
   Они уже были в том состоянии, когда даже думать не остается сил. Только вслушиваешься в то, что происходит внутри, в нытьё и жалобы всех мышц.
   "Куда! Куда вы снова взвалили на меня эту тяжесть, - будто восклицает левая нога. - Уберите ее немедленно! Я не выдержу".
   И ты послушно убираешь, переносишь вес тела на правую, но и правая тут же начинает вопить, чтоб убрали, что она не железная, что хватит! И тогда переносишь на руки, повисаешь на ходу на палках, давая короткую передышку ногам. И снова: на левую, на правую, на руки. На левую... На правую... На руки...
   И поверить невозможно, что где-то люди сидят в светлых комнатах. И от батарей пышет таким жаром, что кто-то может сказать "ух, жара" и стянуть свитер через голову. Что в интернатской спальне рядами стоят кровати под синими одеялами. Такие кровати, что повалиться бы на них и лежать, лежать... То-то блаженство!
   А какие мягкие кресла расставлены внизу в вестибюле.
   А как хорошо в зале!
   Там сейчас, наверно, сдвинули елку в сторону, чтоб не мешала показывать кино, и можно было бы усесться в ряду за проходом и сидеть, расслабившись, никуда не брести, не сжиматься от холода, не нащупывать онемевшими ногами узкую полоску твердой колеи, которая...
   Лавруша, шедший впереди, едва успел затормозить.
   Лыжи его проехали немного по инерции и уперлись в какую-то темную громаду, выросшую внезапно из снежной свистопляски.
   - Ребята! - завопил он что было сил. - Скорее! Здесь трактор! Я чуть не врезался.
   Но нет - на трактор это было мало похоже.
   Скорее - на танк. Только без башни и без пушки.
   Остальные бросились вперед так, будто спешили на поезд, который мог вот-вот уйти.
   - Вездеход! Ясное дело, это вездеход, - прокричал подоспевший Димон.
   Он сбросил с плеча буксирную веревку, отстегнул лыжи и взобрался на левую гусеницу. Луч фонарика скользнул по заснеженным стеклам кабины, лязгнула железная дверца.
   Трое внизу ждали, затаив дыхание.
   Потом светлое пятно появилось снова и до них донесся упавший голос Димона:
   - Никого... Пусто.
   Тут же ветер, будто набрав новые силы, завыл еще сильнее, еще гуще наполнился снегом и понес его засыпать, сглаживать, топить цепочку оставленных ими следов.
   4
   - Но не мог же он сам! Сам заехать сюда.
   - Почему не мог? А если он с телеводителем? Управляется по радио, очень просто. Телекамера показывает, что впереди, перед фарами, оператор сидит себе за сто километров у пульта и управляет. Как луноход - видала?
   - А где же у него телекамера? Или этот - телеводитель? Ну где?
   - Не знаю. Может, вот здесь?
   - Не-е, это ящик для инструментов.
   - Лавруша, попробуй все же - нажми какую-нибудь педаль.
   - Ты что?
   - Мотороллер же ты умеешь водить.
   - Сравнил тоже.
   - Вездеход, конечно, труднее, зато правил никаких не нужно. Развернулся бы и пошел-поехал.
   - Говорят тебе - мотор не завести. Зажигание - вот оно, а ключа нет.
   - Да, хорошо бы на таком въехать в деревню. Шикарно.
   - Перестаньте. Если все начнут разъезжать на оставленных вездеходах, знаете, что получится?
   Киля вдруг засопел, потянулся вниз, просунул руку между сиденьем и дверцей и поднял с пола какой-то предмет. В луче фонаря мелькнули крупно напечатанные цифры: 1877.
   - Что ты мне тычешь? - спросил Димон.- Сигарет не видел? Обыкновенная пачка "Шипки".
   - А ты? - Лавруша протянул к пачке руку. - Ты видел когда-нибудь курящего телеводителя?
   Ребята затихли.
   Вой ветра за окнами кабины из монотонного сделался зловещим. Неясное предчувствие беды повисло в воздухе.
   - Может, он где-нибудь недалеко, - тихо сказала Стеша. - Никакой не "теле", а настоящий - живой. Может, лежит сейчас в снегу и замерзает.
   - Если недалеко - почему же он тогда не вернулся? Включил бы мотор, отопление и согрелся.
   - Мало ли что могло случиться. Провалился в яму. Ногу подвернул, как Киля. Придавило упавшим деревом. Я не знаю, но может быть...
   - Что?
   - Может, все-таки пойти поискать?
   Никто ей не ответил.
   Вылезать снова наружу - об этом и думать не хотелось. Кабина тоже успела промерзнуть, но в ней хоть не дуло. Одно из стекол ослабло под снежным напором и теперь отзывалось на каждый новый удар жалобным дребезжанием.
   Димон наконец не выдержал - вздохнул и полез к выходу.
   - Только не отходи далеко. - Стеша придержала его за полушубок. - Покричи немного и сразу возвращайся.
   Казалось, она сама уже была не рада, что завела разговор про поиски.
   - Ладно, - отмахнулся Димон. - Держи вот спички. Будешь зажигать их по одной. Вместо маяка.
   Снежный бурун ворвался в приоткрывшуюся дверцу. Заслонившись локтем, Димон нырнул в него, как в воду, и исчез. Два раза до них слабо донесся его голос, мелькнул луч фонаря, потом все пропало.
   Стеша чиркнула спичкой. Огонек осветил приборы, зажмурившегося Килю, цветную картинку, наклеенную рядом со спидометром, - бегун с факелом в руке. Спичка горела, постепенно выгибая из пламени головку на черной шее, и Стеша держала ее, сколько хватило сил терпеть. Будто ее обожженный палец мог кому-то помочь.
   - Киля, ты чего? - тихо спросил Лавруша.
   - Чего?
   - Сопишь как-то жалобно. Нога болит?
   - Не.
   - А что тогда?
   - Мать жалко. Извелась, поди.
   - А моя, думаешь, нет? Твоя-то смелая, виду не покажет. А моя небось молиться уже начала. Если я заболею, или что, она сразу - бух рядом с бабкой на колени. И крестятся, и бормочут, и лбом в пол стучат. Ужас...
   Стеша успела сжечь полкоробка, прежде чем они услышали лязг дверной ручки и облепленный снегом Димон ввалился в кабину.
   - Ребята... там... внизу... - голос его дрожал от еле сдерживаемого ликования. - Только, чур, спокойно... На пол не падать... Сознания не терять...
   - Ну, что?
   - Говори!
   - Водителя нашел?
   - Нет!
   - Дорога? Шоссе?
   - Да не томи!..
   - Там... - Димон для пущего эффекта сделал торжественную паузу, потом вдруг надвинул Киле и Лавруше козырьки шапок на глаза и заорал во все горло: Там дом! Слышите - до-о-о-ом! Настоящий! Трехэтажный! И окна!.. Светятся!..
   Их будто подбросило.
   Давясь в дверях и тузя друг друга, они посыпались вниз, подхватили валявшиеся лыжи и палки и поперлись вслед за Димоном напрямик через снежную целину. Даже Киля забыл про боль в ноге и отталкивал протянутые руки - сам, сам! Ни жуткий вой, ни чернота, ни ветер, хлещущий по лицу, как прутья, не казались больше страшными, раз поблизости была такая великая, такая прекрасная, такая обычно не замечаемая вещь - ДОМ! Человеческое жилье!
   И действительно, продравшись по пояс в снегу через кусты на опушке леса, они увидели внизу сквозь несущуюся муть ряд светящихся пятен. Пологий склон, уходивший в темноту, был вылизан ветром дочиста, зато у самой подошвы намело так, что можно было провалиться по шею.
   - Вплавь! Айда вплавь! - орал Лавруша, гребя по снегу руками.
   - Киля, греби брассом!
   - Ой, тону!
   - Сюда, ребята, здесь мелко...
   - А я уже выбрался...
   - И я...
   - Здесь стена какая-то.
   - А казалось - еще далеко.
   - Нет, это склад, наверно. Без окон.
   - Дом-то вон где.
   - Гляди - трехэтажный!
   - Куда это нас занесло?
   - Может, Ночлегово?
   - Сказал тоже. В Ночлегове и домов-то таких громадных нет.
   - Эй, здесь какой-то окоп.
   - Тропинка засыпанная, а не окоп.
   - И дверь в конце.
   - Cтучи, Димон!
   - Откройте, пожалуйста!
   - Да она не заперта.
   - Вали, ребята!
   Дверь распахнулась, плеснула им в лицо ярким светом, и такие вот полуослепленные, полузадохнувшиеся, полузакоченевшие они ввалились в дом, в комнату, в зал - не понять было сначала, что это такое, но главное - тепло.
   - Здравствуйте! - сказала Стеша, приоткрывая один глаз. - Можно войти?
   Никто ей не ответил.
   Они стояли на пороге, с ног до головы обсыпанные снегом, и первые темные струйки талой воды скапливались на полу. Способность различать цвета и звуки постепенно возвращалась к ним, и скоро стало понятно, что большой стол посредине вовсе не стол, а плита, что белые шкафы вдоль стен скорее всего холодильники, и вся комната не может быть ничем другим, как кухней ресторана или кафе. И верно - в стене напротив темнело узкое горизонтальное окно со стопками пустых тарелок.
   Лавруша первый подошел и просунул в него голову.
   - Есть кто-нибудь?
   Голос его облетел полутемное кафе, заставленное рядами столиков, увешенное новогодними гирляндами, и одиноко вернулся обратно. Рядом с окном-раздачей была дверь, соединявшая кухню с кафе, но она оказалась запертой.
   - Куда же все подевались?
   - Может, поужинали и разошлись. А кухню заперли снаружи. В санаториях рано ужином кормят.
   - С чего ты взял, что это санаторий?
   - Ну, дом отдыха. Стоит себе посреди леса, а мы и не слыхали о нем. На первом этаже столовая, наверху спальни, библиотека, телевизор. Может, даже кинозал есть. Дом-то огромный, - видала?
   Они прислушались.
   Кинозал - такое объяснение вполне годилось. Все ушли смотреть фильм, и поэтому И пусто, и голосов не слышно, вообще никаких человеческих звуков. Только воет за окнами и под потолком в неоновых трубках верещит электричество. А фильм, наверно, такой интересный, что все сидят затаив дыхание. И в нем нет ни взрывов, ни стрельбы, ни громкой музыки, поэтому сюда в кафе и не доносится ни звука. Такой мягкий лирический фильм с летними пейзажами, может, с морем, и на море яхты, красный надувной матрац качается на волне, на нем сидит белая птица, вертит головой по сторонам, оглядывается...
   - Киля! - воскликнула вдруг Стеша. - Как тебе не стыдно?
   - А фто такое? - Киля от неожиданности чуть не выронил бутерброд с ветчиной.
   Он стоял у холодильника спиной к остальным, но даже сзади было видно, как у него оттопырились щеки.
   - Немедленно положи назад. И не смей ничего брать без разрешения.
   - А ефли я уже укусил?
   - Все равно.
   Киля перестал жевать, покосился на них, потом сунул руку в карман и прошамкал что-то такое, из чего можно было понять, что он не просто берет, а заплатит деньги, у него есть "вубль" - вот, пожалуйста.
   - Все равно, это нехорошо, - не совсем уверенно сказала Стеша. Некрасиво.
   Киля немного подумал - хорошо или нет? - потом решительно положил рубль на -полочку, запустил руку в холодильник и извлек еще один бутерброд.
   - А правда, ребята, - протянул Лавруша. - От холода спаслись, не погибать же теперь от голода. У меня, например, тоже есть полтинник.
   - Быка жареного - не знаю, а овечку бы я сейчас съел, - подтвердил Димон.
   Они умоляюще посмотрели на Стешу.
   Некоторое время она крепилась, но тут коварный Киля будто случайно распахнул - нет, не дверцу, а настоящие ворота огромного холодильника. Этого они не могли выдержать.
   Чего там только не было!
   Целые подносы с пирожными, блюда студня, украшенные нарезанными цветами из морковки, жареные котлеты, сыр, банки компота, горшочки со сметаной, золотистые копчушки, гирлянды сарделек, бутылки лимонада - и все это сверкало, манило переливалось. Ну у кого хватило бы сил стерпеть такое? Во всяком случае, не у тех, кто завтракал в девять, а на обед съел кусок булки с семечками.
   Десять минут спустя они уже пировали вовсю.
   В дальнем углу Лавруша обнаружил ящик на колесиках и в нем термосы с горячим и сладким чаем. Какое это было блаженство! - сидеть, поскидав куртки и полушубки, за кухонным столом, чувствовать, как теплота разливается внутри широкой волной, как начинают зудеть под притоком вернувшейся крови окоченевшие пальцы на руках и ногах, как расслабляются одеревеневшие мышцы. Деньги, какие у кого нашлись, лежали тут же рядом, - если кто войдет, пусть у него и мысли не мелькнет, что они какие-нибудь нахалы-налетчики.
   - Нет, вы только представьте себе, что бы с нами было, если б не Киля! разглагольствовал Димон, подливая себе чаю из термоса.- Разве кто-нибудь из нас сумел бы так вовремя подвернуть ногу? Да никогда. Мы бы тихо-мирно доплелись до своих Зипунов, и что? Стеша бы сейчас с выражением читала в клубе "Выхожу один я на дорогу", я бы по дружбе подсказывал ей пропущенные слова, а бабка Агафья опять рыдала на строчке "но не тем холодным сном могилы" (нет, нет, Стеша, драться нечестно!). Лавруша кормил бы своего хомяка и мечтал бы, мечтал...
   - О чем?
   - Ну, не знаю. О слоненке. Об удавчике. О домашнем зверинце. Я хочу сказать, что все было бы, как в прошлом году и в позапрошлом...
   - Разве в прошлом плохо было?
   - Подожди. Представьте теперь, что тот же Киля, усаженный на рюкзак и едущий по снежной пустыне, не глядит зорко по сторонам, а только плачет, стонет и охает. Что получится? Мы проходим мимо волшебной колеи и пропадаем в дикой чаще. Мы не попадаем в этот волшебный дворец.
   - Что в нем волшебного?
   - Все! Все, начиная от скатерти-самобранки...
   - Холодильника-самобранца.
   -...кончая тем, что тепло. Как в Крыму. Но знаешь ли ты, великий ломатель ног и открыватель путей, что на твоем месте я бы не торопился радоваться. Я бы не сидел с набитым ртом, не сиял глазами и носом, а вспомнил кое-какие сказочные истории, читанные в детстве.
   - Мальчик-с-пальчик?
   - Или Баба-Яга. А еще лучше - Аленький цветочек. Помнишь, что там бывает обычно, когда заблудившийся путник набредет в лесу на сказочный замок, на такой вот санаторий на курьих ножках? Да-да, обычно появляется чудовище.
   - Рр-ы-ы! Ррр-ры! - Лавруша состроил такую страшную гримасу, что Киля даже взвизгнул - то ли от страха, то ли от восторга.
   - И добро, если над ним нужно только поплакать, - продолжал Димон. - Стеша с этим справится, их в театральном кружке специально обучают лить слезы по заказу. А если это чудовище...
   - Ну, хватит, - сказала Стеша. - Тебе обязательно нужно меня обидеть.
   - Чудовище или нет, а хорошо бы все-таки найти хозяина. Или хозяев, поправился Лавруша.
   - Успеется. Мы же убегать не собираемся. Я, по крайней мере, с места не двинусь.
   - Не убегать, а попросить, чтобы они позвонили нашим в Зипуны. У них здесь должен быть телефон или что-нибудь.
   - Ой! Мои, наверно, с ума сходят.
   - И мои.
   - А мы сидим тут, пируем, как в ресторане.
   - Я сейчас, - сказал Киля и захромал к раздаточному окну. Туловище его исчезло в полутемной щели, мелькнули ботинки, едва не сбив стопку тарелок. Через минуту он уже звякал то ли ключом, то ли задвижкой и открывал им дверь с другой стороны.
   - Прошу!
   Лицо его, несмотря на запугивания Димона, по-прежнему сияло.
   Ребята встали из-за стола и один за другим пошли к дверям. Перед тем как перешагнуть порог, каждый задерживался на секунду - поправить волосы, вытереть губы, застегнуться. Кухня уже казалась им своей, домашней, само же кафе полутемное и пустое - немножко пугало.
   - Ого, вот это елочка!
   - Не хуже, чем у нас в интернате.
   - И картинки по стенам.
   - Сатира и юмор.
   - Смотри, какой старикан.
   - Умора!
   - А посредине-то круг, как стеклянный.
   - Неужели для танцев?
   - А то нет!
   Они переговаривались почему-то шепотом и осторожно пересекали полутемный зал. Свет сюда падал только сзади, из кухни, и еще впереди светилась вертикальная полоска. Они дошли до нее, Димон подергал рукоятку и не сразу понял, что эта дверь не на петлях, а на роликах - откатывается. Лавруша толкнул ее вбок, дверь неслышно отъехала, и они так и застыли на пороге, прижавшись друг к другу и невольно отшатнувшись от того, что увидели.
   В ярко освещенном вестибюле, на полу, почти у их ног ничком лежал человек в белом халате.
   Немного подальше, привалившись спиной к стене, - глаза широко открыты, остановившийся взгляд, - еще один.
   Наверх шла лестница, и на верхней площадке, свесив руку в щель между прутьями перил,- третий.
   5
   То, что карта была цветная, особенно бросалось в глаза рядом с белым экраном, висевшим тут же на стене. Коричневые многоугольника города, синяя полоса реки и над ней - восходящими клубами зеленые пятна - лес. Паутина проселочных дорог редела к краям, но и там даже маленькие деревеньки, мостки через ручей или островки на реке были вырисованы очень тщательно, некоторые названия подчеркнуты красной чертой.
   Такая же красная пунктирная черта шла от города в правый верхний угол.
   Дымящаяся сигарета, зажатая в цепких пальцах, описав дугу вдоль этой черты, застыла на секунду в воздухе, затем вернулась в светлую гущу бороды и усов. Человек затянулся и продолжал с середины фразы:
   -...обычная трасса нашего вертолета. При спокойной погоде долетаем за тридцать-сорок минут. Можно было бы, конечно, и по прямой, но выигрыш времени пустяковый, а с наземными ориентирами гораздо хуже. Да и опуститься негде в случае чего - сплошной лес и сопки.
   Бородач изобразил ладонью в воздухе, какие они неровные, эти сопки.
   Его собеседник кивнул и что-то записал в блокнот. На нем была милицейская форма с новенькими погонами - капитан.
   - Ну, а если буран? Снегопад? Такое, наверное, уже бывало раньше? И не раз.
   - Тогда - вездеход. Он идет, конечно, не так быстро, но часа за три доползает. Груза поднимает столько же и вообще надежнее, но мы пользуемся им только в крайнем случае. Ближе чем на полкилометра к "Карточному домику" подъезжать ему запрещено. Так что приходится все перегружать в обычные сани и дальше тащить так - когда лошадью, когда вручную. Удовольствие, сами понимаете, маленькое.
   - Да, кстати, я с самого начала хотел спросить: почему так далеко от города и от шоссе? И почему нельзя близко подъезжать? И откуда такое название: "Карточный домик"?
   - Вы правы - это существенно. Если бы позволяло время, я прочел бы вам подробную лекцию. Но времени нет - постараюсь покороче.
   Оба вернулись к длинному столу, делившему кабинет на две равные части. Один конец стола был застелен листом ватмана и уставлен пепельницами, коробками с сахаром и печеньем, бутылками минеральной воды. Пожилая женщина с пышными седыми волосами, сидевшая там же, разлила по чашкам дымящийся кофе.
   - Спасибо, Тамара Евгеньевна. Нет, сахара не надо. Может, товарищу капитану... Тоже нет? Боюсь, что за эту ночь нам предстоит опорожнить не один кофейник.
   Он опустился в кресло и так сильно расправил плечи, что олени на его свитере словно бы отбежали один от другого.
   - Вы спрашиваете, почему "Карточный домик"? Видите ли, за последние десять лет в науке все чаще приходится пользоваться сверхчувствительными приборами. И, с точки зрения этих приборов, жизнь в городах - сплошная тряска. Проедет груженый самосвал, заработает где-нибудь по соседству отбойный молоток, и стрелки приборов немедленно начнут прыгать из стороны в сторону. Установите их на самом прочном, массивном фундаменте, им все равно будет казаться, что он постоянно дрожит, вибрирует, вздрагивает. И они отказываются работать в подобных условиях с нужной точностью.
   - Этакие принцессы на горошине, - вставил капитан.
   - Вот-вот. Что же получается? Микроскопические колебания почвы и зданий могут исказить, свести на нет результаты тончайшего многодневного эксперимента. И добро бы только механические вибрации. А что творится в эфире! У вас есть радиоприемник?
   - Конечно.
   - Если у проезжающего троллейбуса сорвется штанга или нерадивая хозяйка в соседнем квартале устроит короткое замыкание, вы услышите потрескивание - и все. А для некоторых чувствительных радио- и телесистем это будет тем же самым, что, к примеру, для телескопа - птица, усевшаяся на его объектив. Поэтому и было решено для всех таких сверхчутких, сверхтонких, сверхчувствительных "принцесс" выстроить специальный институт. Вдали от городов и дорог. На идеально спокойной земле. С идеально чистым, непотревоженным эфиром. Наш "Карточный домик".
   - Наш? Вы все еще называете его нашим, - с раздражением сказала женщина.
   Бородач раздавил в пепельнице окурок и успокаивающе похлопал ее по руке.
   - Тамара Евгеньевна была против того, чтобы этот институт взваливали нам на шею. Действительно, тяжеловато. Но уж очень место для строительства было удобным. Промышленных предприятий поблизости никаких. Сейсмическая активность (отголоски дальних землетрясений) почти не чувствуется. И в эфире все спокойно - даже грозы редко бывают. Так что пришлось согласиться. До сих пор, кажется, справлялись, и не плохо, а тут... Тут такое дело, что без вашей помощи не обойтись.
   Капитан задумчиво пощипал себя за переносицу, потом откинулся на спинку стула и протянул:
   - Да, задача... Знаете, работа следователя даже в самых запутанных Делах сводится, в общем, к известной схеме. Дано - некое случившееся событие (чаще неприятное). Требуется определить: как, когда, по каким причинам оно произошло. А здесь... Здесь даже неизвестно, случилось ли событие. Что там произошло, в вашем "Карточном домике"? И произошло ли? Ведь пока единственное событие, достоверно известное нам, - обрыв связи.
   - И пропажа вездехода с водителем.
   - И еще выстрелы у домика лесника, услышанные Андреем Львовичем по радиотелефону.
   Капитан положил перед собой блокнот и повертел в пальцах кофейную ложечку.
   - Давайте еще раз по порядку. Первая версия, самая простая: в "Карточном домике" испортился передатчик. Радио - вещь хрупкая. Лампы, конденсаторы, питание... Раньше такое случалось?
   - Да, один раз. Этим летом. Но тогда через полчаса починили. Честно говоря, и сегодня надеялись, что то же самое.
   - Надеялись и поэтому не очень спешили что-нибудь предпринимать?
   - Видите ли... Это не так просто. Вертолет был как раз послан на задание. Там к северу у нас еще один филиал. Что же касается вездехода...
   - Андрей Львович - вы опять?! - Тамара Евгеньевна возмущенно всплеснула руками. - Опять собираетесь всю вину взять на себя?
   - С чего вы взяли?
   - Вы опять заговорили тоном провинившегося школьника, готового у всех просить прощенья.
   - Я, собственно...
   - А вы? - Тамара Евгеньевна решительно повернулась к капитану. - Что вы имеете в виду под "не спешили предпринимать"? То, что директор научного городка в выходной праздничный день немедленно бросает все семейные дела и мчится в свой кабинет по первому знаку тревоги, - это называется "не спешили"? Через полчаса вызван обратно вертолет, организовано постоянное дежурство в радиорубке, вездеход снаряжен и заправлен топливом - тоже "не спешили"? А где искать водителя? И не любого, а такого, чтоб знал дорогу к "Карточному домику"? Ну, где? Где он проводит свои выходной, первый день нового года? Догадайтесь.