Ефимов Игорь Маркович. Пурга над 'карточным домиком'

   - С детьми гуляет?
   - Холодно.
   - С женой в кино?
   - Еще холодней. Причем, холоднее в буквальном смысле. На подледной рыбалке - вот где. Пять километров вверх по реке. Попробуйте-ка отыскать его там, попробуйте оторвать от лунки этого маньяка, когда у него, видите ли, как раз начался клев.
   - Ну, Тамара Евгеньевна, полно вам. Какой же Сазонов маньяк. Вполне солидный, надежный человек, опытнейший водитель...
   - А когда вызванный вертолет наконец вернулся и еле смог приземлиться под начавшимся ветром, - по-вашему, надо было немедленно отправлять его в новый полет? Навстречу пурге? Или оставить все другие попытки установить связь, а вместо этого преспокойненько усесться в кресле и, постукивая ложечкой по чашке, начать искать виноватых?
   Капитан покраснел и отбросил ложечку так, что она скатилась с ватмана на полированную поверхность стола.
   - Извините. Я, кажется, схлопотал выговор. Впрочем, вполне справедливый. Еще раз прошу простить.
   - Давайте не будем отвлекаться, - смущенно теребя бороду, вмешался директор. - Мы рассматривали первую версию: случайные технические неполадки в передатчике. Какие у пас "за", какие "против"?
   - Случайности, конечно, бывают на свете, и любая техника может отказать. Но почему тогда замолчало радио вездехода? Совпадение случайностей?
   - Последнее сообщение от Сазонова мы получили часа в три. Он сказал, что добрался благополучно, остановился, как положено, за полкилометра. Ничего необычного в "Карточном домике" не заметил, если не считать, что в некоторых окнах горит свет. Днем - немного странно? Правда, издали из-за начинавшейся пурги видно было плохо. Последние слова его были: "Оставляю вездеход, иду в сторону домика". И все.
   - Вот видите. Значит, радио у этого рыболова работало нормально. То есть нет сомнения, что и с ним что-то случилось. Поэтому я считаю, что первую версию можно отбросить.
   - Что же остается?
   - Второе возможное объяснение: случилось что-нибудь серьезное. Взрыв. Пожар. Там хранилось что-нибудь взрывоопасное? Ядохимикаты? Радиоактивные вещества? Припомните подробно.
   - Да, во второй лаборатории был уран. Но очень немного и вполне надежно упакованный. Бактериологи, вирусологи - эти слишком опытны и осторожны. Они вне подозрений. У химиков, кажется, нитроглицерин, но тоже чуть-чуть - в лабораторных дозах.
   - А у Сильвестрова? - вмешалась Тамара Евгеньевна.
   - Нет, у него ничего опасного.
   - Но сам его аппарат? Эта мерзопакостная "Мнемозина"?
   - Тамара Евгеньевна, - директор старался говорить подчеркнуто спокойно, не поднимая глаз от сцепленных пальцев. - Я вынужден третий или четвертый раз напомнить вам: ученый секретарь большого научного городка не может позволить себе поддаваться чувству личной антипатии к кому бы то ни было.
   - Да я не личной! То, что этот Сильвестров мне малосимпатичен, не играет здесь никакой роли. Сама идея - вот что меня возмущает. И кто бы ни занялся ее разработкой, пусть даже вы, - я все равно была бы против. Залезать в человеческую память! Стирать в мозгу "ненужные" воспоминания. Ненужные?! - да кто это может определить, какие нужные, каткие - нет. И как только разрешили заниматься подобными исследованиями!
   - Кто этот Сильвестров? - спросил капитан.
   - Заведующий четвертой лабораторией в "Карточном домике". От Академии медицинских наук. Тамара Евгеньевна сильно преувеличила - никто не собирается вторгаться в человеческую память. Речь идет лишь о лечении психических травм или душевных расстройств, вызванных тяжелыми воспоминаниями. Об ослаблении отрицательных эмоций, когда они делаются опасными для здоровья.
   - О да! Покончить с любым человеческим горем радио-механическими средствами. Прекрасная мысль!
   - А что за аппарат у него? Как вы его назвали?
   - "Мнемозина". Так звали богиню памяти у древних греков. Он работает на принципе биорадиоволн. Вы, наверное, слыхали о биотоках мозга? Это связано одно с другим, но биологическое радио - область новая и очень мало изученная. Идея Сильвестрова заключалась в том, чтобы при помощи своего аппарата устанавливать радиосвязь с клетками головного мозга, как бы нащупывать их частоты и затем включать глушащее устройство, добиваться того, что Павлов называл торможением некоторых участков коры больших полушарий.
   - Действительно - выглядит довольно рискованно. Удалось ему чего-нибудь добиться?
   - Безусловно. Правда, много времени ушло на отладку системы, монтаж, первые пробные опыты на животных. И все же прошлой весной он смог уже кое-что показать. Сильвестров демонстрировал любопытные феномены: собаку, дружно живущую с котом, лису - с курами.
   - Дрессировка?
   - В том-то и дело, что нет. Это сразу бросалось в глаза. Животные вели себя так, будто у них... Будто они снова вернулись в младенчество, стали щенком и котенком, лисенком и цыплятами. Видели в зоопарке площадку молодняка? Вот и у этих была точно такая дружба. Доклад произвел большое впечатление, но сам Сильвестров не выглядел довольным. "Да, - говорил он, - я могу снять память слой за слоем. Да, могу остановиться в любой момент и оставить животное в заданном возрасте - год, шесть месяцев, два. Но ведь задача состоит не в подавлении всей памяти - это было бы преступлением, - а в выборочном нащупывании болезненных мучительных воспоминаний. И до этого так же далеко, как в начале пути". Помню, сам он показался мне тогда очень усталым и измученным. Более подробно о его работе рассказать не смогу - не специалист. Да и вряд ли здесь в научном городке кто-нибудь сможет.
   - Если не считать Русадзе, - негромко произнесла Тамара Евгеньевна. - Она прилетела позавчера последним рейсом вертолета.
   - Этери прилетела? Что ж вы сразу не сказали! Это ассистентка Сильвестрова, работает вместе с ним в "Карточном домике".
   Капитан быстро повернулся к Тамаре Евгеньевне.
   - А нельзя ее пригласить сюда? Где она остановилась?
   - В этом же здании, в другом крыле. Но боюсь, она уже легла спать.
   - Даже если спит - придется разбудить.
   Голос его почти не изменился, лишь паузы между словами стали чуть подлиннее. Тамара Евгеньевна молча кивнула и вышла из кабинета.
   Директор вытащил новую сигарету из пачки, вставил ее под усы и сказал:
   - Мы пока рассмотрели лишь две версии. И почему-то упорно не хотим касаться третьей. А ведь она бы все объяснила.
   - Вы имеете в виду нападение неизвестных злоумышленников?
   -Да.
   - Действительно - и выстрелы, и молчание передатчика, и пропажа вездехода с водителем... Все укладывается в эту версию, и никаких противоречий не остается.
   - Формально мы не имеем права полностью ее отбрасывать.
   Директор встал, подошел к окну и некоторое время всматривался в летящую белесую муть с каким-то подобием надежды - не слабеет ли? Потом, пробормотав "у-у, стихия чертова!", быстро вернулся к столу
   - Слушайте, товарищ капитан...
   - Сергей Тимофеевич.
   - Сергей Тимофеевич, а не слишком ли мы затянули наши обсуждения? Не пора ли нам кончить размышлять да прикидывать и перейти к делу. Собрать всю снегоочистительную технику, которая ползает сейчас по улицам, выстроить ее в колонну и бросить в поход во-о-он к тому маленькому квадратику в углу карты.
   - Прямо сейчас? Ночью?
   - Ночью, конечно, по бездорожью не дойдут. Но хоть первую четверть пути по шоссе. Чтобы к рассвету были за мостом. Так сказать, на исходных позициях.
   - Оставить город без защиты? Он к утру будет завален снегом по самые окна. Завтра рабочий день - никто не сможет попасть на работу. Прекратится подача воды, электричества, "скорая помощь" не приедет к больному, в магазины не привезут хлеб. Да что мне вам объяснять... Жизнь остановится.
   - А если там остановится чья-то жизнь? Может, уже сейчас останавливается. И не одна. Там сорок человек.
   Капитан помолчал, посмотрел на карту, на белый экран, потом отпил глоток остывшего кофе и задумался, разглядывая узор на чашке - серебряные листья по темно-синему фону.
   - Знаете, Андрей Львович, я вспомнил сейчас одну историю военных времен. Может, она не совсем к месту, но все-таки... Начало второй мировой войны, 1940 год. Фашистская Германия захватила уже Австрию, Чехословакию, Польшу. И явно не собирается остановиться на этом, готовит новые удары. Но где? В каком месте ждать нападения? И вот английская разведка получает сообщение: завтра, 9 апреля, немцы высадятся в Норвегии. Что ж, английский флот гораздо сильнее немецкого. Стоит только перебросить его от берегов Англии к берегам Норвегии и любой немецкий десант будет разгромлен. Но сообщение о высадке только одно от одного-единственного агента. А что, если он ошибся? Или подкуплен? И удар на самом деле готовится по самим Британским островам? Вот я назначаю вас командующим английским флотом. Отдали бы вы приказ идти к Норвегии? Рискнули бы оставить без защиты свой берег?
   - Не знаю. Ответственность, конечно, ужасная, но... Наверно, я... Впрочем, нет. Приказал бы не двигаться с места.
   - Вот и английское адмиралтейство поступило так же.
   - И что?
   - 9 апреля 1940 года все основные города и порты Норвегии были захвачены немцами одновременным ударом с моря и с воздуха.
   - Ага! - вот видите. Пример оборачивается против вас.
   - Возможно. Я только хочу сказать: что бы мы ни решили, ответственность все равно ляжет на нас. И огромная. Но до утра мы всё равно бессильны. Единственное, что нам пока остается - думать. Перебрать все возможные варианты. Чтобы те, кто утром отправится на помощь, хотя бы знали, что их может ждать. Чтобы, по крайней мере, их не постигла судьба водителя вездехода.
   - Что значит "те, кто отправится"? Да я сам...
   В это время дверь открылась и директор быстро пошел навстречу вошедшей вслед за Тамарой Евгеньевной девушке - маленькой, черноволосой, шубка наброшена на плечи, тоненькая рука сжимает меховой воротник у горла.
   - Этери, до чего вы кстати! Вы просто не представляете, как вы нам нужны.
   Девушка, щурясь на яркий свет, слабо улыбнулась ему, но вдруг, заметив за столом капитана, чуть отшатнулась.
   - Милиция? Что-нибудь случилось? Почему вы меня не предупредили про милицию?
   Тамара Евгеньевна молча пожала плечами, взяла пустой кофейник и вышла из комнаты.
   6
   До сих пор Стеша считала, что на свете нет и не может быть ничего страшнее, чем выйти на сцену и за быть слова роли. Когда такое снилось, просыпалась, как от кошмара. Лавруше нынешним летом пришлось своими руками пристрелить истерзанного совой зайчонка - в его жизни это было пока самое страшное. Димон боялся зубного врача, но в сто раз сильнее боялся, что Стеша узнает об этом. Киля уже привык ко всем своим несчастьям и боялся лишь одного: подбежит он однажды утром к своим новым друзьям, а они ему снова скажут "не ходи за нами". То есть каждый из них уже имел какое-то понятие о том, что значит "страшно", "очень страшно", "мороз по коже".
   Однако такого переживать им еще не приходилось.
   Они попятились обратно в кафе, задвинули дверь и замерли там в полутьме, тяжело дыша и стараясь хоть локтем, хоть костяшками пальцев касаться друг друга.
   -...ак он... ак он на меня... оглядел... - прошептал Киля, проглатывая половину согласных.
   Стеша нашла руку Димона, вцепилась в нее и с надеждой заглянула в лицо:
   - Дим?... А они живые?
   - Не знаю. Надо бы посмотреть.
   - Ой, не смей! А вдруг нас заметят?.. Те, Другие.
   - Кто?
   - Которые это сделали.
   - Ты думаешь, что кто-то пришел раньше нас и...
   Они прислушались.
   Полумрак и тишина кафе, казавшиеся раньше уютными, теперь грозно надвинулись на них; от воющей черноты за окном опять повеяло жутью. Даже елочные украшения превратились в десятки злых глаз, мерцающих из угла.
   Лавруша тем временем, согнувшись и бормоча что-то себе под нос, возился с дверной ручкой - приматывал проволокой к крюку в стене.
   - Готово. Теперь не войдут. Димон скептически покосился на его работу и прошептал:
   - Дернут посильнее - и отлетит. Все же за запертой дверью было спокойнее. На всякий случай они отошли подальше.
   - Никогда не думала, что от страха может быть так больно внутри, созналась Стеша. - Хуже, чем операция без наркоза.
   - Без наркоза сейчас не делают.
   - Мне делали, - сказал Киля. - В горле. Но там быстро, раз - и все. А тут...
   - Эх, ружьишко бы какое-нибудь. Хоть подводное. Или дедушкину двустволку.
   - Зачем тебе?
   - Попугать, если кто войдет.
   - А может, они просто отравились все? Может, съели за ужином какую-нибудь дрянь и не заметили.
   - Ага. Или сонная болезнь. Может, здесь какого-нибудь снотворного газу напущено. И мы тоже через пять минут повалимся все и будем лежать так на полу. Без-ды-хан-но.
   - Вот и надо что-то предпринимать. Пока еще не поздно.
   - А что? Убежать? Опять в лес, на ветер?
   - Ну, нет. Еще неизвестно, что страшнее. Замерзнуть или тихонько заснуть от газа.
   - Тсс-с-с... Слышите?
   Они замерли, подняв лица к потолку.
   - Что там?
   - Кто-то ходит.
   - Ерунда... Послышалось.
   - Ну, хватит, - Димон встал и задернул "молнию" на своей куртке. - Чем сидеть здесь и трястись без толку... Я пойду посмотрю.
   - И я с тобой, -подпрыгнул Киля. - Можно?
   - Ишь какой прыткий стал. А нога?
   - Плевать я на нее хотел, на ногу.
   - Нет, - подумав, объявил Димон. - Раненые и женщины останутся здесь. Лавруша, идешь?
   - Раз я не раненый и не женщина...
   - А вы - заприте снова за нами. И никого - слышите? - никого чужого не пускайте.
   Стеша хотела что-то возразить, но они замахали на нее и поспешно, словно боясь растерять свою решимость, отмотали дверную ручку и выскользнули в вестибюль.
   ...Человек лежал все так же - одна рука подогнулась под туловище, другая вытянута вперед. Будто плыл посуху кролем и голову вывернул специально набок, чтобы глотнуть воздуха. От начинавшейся лысины лоб казался вдвое больше нормального. Димон, стараясь не глядеть на двух других, присел рядом и ощупал эту выброшенную вперед руку.
   - Не знаешь, где пульс должен быть?
   - Не знаю, - прошептал Лавруша. - У меня вот здесь: на запястье под часами.
   - Ага, нащупал. Сла-а-абенький...
   - Все-таки живой.
   Набравшись духу, Димон взял лежащего за плечо и сильно потряс.
   - Эй, очнитесь, пожалуйста. Что с вами? Вы ранены, да?
   Тот даже не пошевелился. Только голова его безвольно перекатилась по полу со скулы на ухо и вывернулась еще сильнее. Правда, никаких следов крови ни на одежде, ни на полу вокруг не было заметно.
   - У Стеши в рюкзаке есть одеколон, - сказал Лавруша. - Она всегда вместо йода с собой одеколон носит. И стрептоцид. Может, сходить?
   - Нужен ему сейчас твой одеколон. Давай, лучше посмотрим, что с другими.
   Они перешли к тому, который сидел у стены с открытыми глазами. Он тоже был жив и негромко дышал сквозь стиснутые зубы. Пижамная куртка с вышитой на кармашке буквой "Д", мягкие домашние брюки, шлепанцы на босу ногу. Казалось, человек только что встал с кровати и спустился вниз посмотреть, что происходит.
   Высоко поднятые брови придавали выражению его лица что-то детское.
   Возникало впечатление, будто он просто очень крепко задумался и достаточно лишь чему-нибудь живому попасть под его остановившийся взгляд, как он придет в себя. Но нет, - Димон и Лавруша по очереди, преодолевая жуть, заглядывали ему в глаза, но они оставались такими же неподвижными, смотрели сквозь них в пустоту.
   Около третьего, лежавшего на лестничной площадке, можно было не задерживаться. Та же неловкая поза, то же детски-удивленное выражение лица. Одет он был в ватник и сапоги, и рядом валялась меховая шапка с блестящим значком - скрещенные дубовые листья.
   - Лесник, - прошептал Лавруша.
   - А вот и двустволка, - обрадовался Ди мон
   Действительно - подальше, из-под самых ступеней выглядывал обшарпанный приклад старой "тулки". Димон поднял ее, нажал на рычаг, надломил ствол. Блеснула красная медь двух нестреляных капсюлей.
   - Заряжена...
   Они переглянулись.
   Лавруша сжал губы и решительно замотал головой. Димон вздохнул, положил "тулку" на место и прикрыл ее краем лестничного ковра. - Мне отец наказывал, как бы извиняясь, объяснил Лавруша. - Руки трясутся - за ружье не берись.
   Димон вытянул руку и посмотрел на пальцы. Они заметно дрожали.
   От площадки, где они стояли, лестница делала поворот и поднималась дальше к стеклянным дверям второго этажа. За ними налево и направо уходил пустой коридор, выглядывала ярко-зеленая ветвь какого-то растения. Пока они медленно, одну за одной одолевали оставшиеся ступени, растение открывало им все новые и новые ветви и на самом верху показало, как подарок, как приз за восхождение, роскошную гроздь желтых цветов.
   - Если и там одни полутрупы валяются... - пробормотал Димон.
   - Тогда что?
   - Не знаю... Уж лучше бы хоть чудовище - только, чтоб живое.
   Они подошли к стеклянным дверям и осторожно выглянули - один направо, другой налево. Направо ничего не было видно из-за растения, из-за этого экзотического, назло пурге цветущего дерева в кадке; Лавруша повернулся и тоже стал смотреть налево.
   Почему-то с первого взгляда делалось ясно:
   нет, это не санаторий. И не дом отдыха.
   Хотя и дальше по стенам вилась всевозможная зелень, и кое-где висели картины, и пол застлан ковром, невозможно было усомниться в том, что все здесь устроено для дела, что здесь - работают.
   Самым не санаторным были два никелированных рельса, проложенных под потолком по всей длине коридора. Под ними через ровные интервалы темнели проемы дверей, обитых кожей, на каждой - табличка. То ли полка, то ли подвесная скамейка застыла в воздухе неподалеку от лестницы. Она была зацеплена двумя роликами за рельсы. Получалось что-то вроде маленькой подвесной железной дороги.
   И ни души.
   Ни на полу, ни у стены, ни за цветущим деревом вплоть до окна, темневшего в дальнем конце коридора, не было ни одного человека - ни лежащего без чувств, ни сидящего, ни идущего.
   - Никого, - прошептал Лавруша. - Слушай, а вообще-то мы хотим кого-нибудь найти? Или наоборот - хотим, чтоб никого не оказалось? Я уже не знаю, чего хотеть.
   - Конечно, найти.
   - Кого?
   - Кого угодно. Пусть даже не совсем живого, но чтобы говорил. Чтоб объяснил, что у них происходит.
   - Может, за этой дверью... Или за той?
   - Может быть.
   - Только давай не стучаться. Послушаем и и все.
   Димон пожал плечами - там видно будет - и ступил в коридор. Нога его сразу утонула в чем-то очень мягком. Видимо, весь пол был устлан толстенным поролоновым ковром. Лавруша вошел вслед за ним, невольно заулыбался от этой неожиданной мягкости под ногами, потом приблизился к подвесной скамейке и прочел написанное на ней объявление (почти в стихах):
   "Любой груз весом больше пяти килограмм ты нести не должен сам. Положи его сюда и доедешь без труда".
   "Без труда" кто-то зачеркнул и написал сверху карандашом: "вовсюда".
   Мягкий пол, зелень и тишина кругом, шутливое объявление - от всего этого Лавруша так осмелел, что сам уселся на скамейку-сиденье и легонько оттолкнулся ногой. Ролики зашуршали по блестящим рельсам. Сиденье стронулось и беззвучно понесло Лаврушины "больше пяти килограмм" вдоль стены, мимо дверей с табличками: "ЛАБ. ВИБР.", "ЛАБ. СЕЙСМ.", "ЛАБ. ХИМ.", "РАДИОЛАБ." и так далее.
   Димон, утопая по щиколотку в ковре, шел рядом и пробовал нажимать на дверные ручки.
   Ни одна не поддавалась.
   Картины, висевшие по стенам, оказались по большей части фотографиями в рамках: цветок одуванчика, сосульки со сверкающими каплями, гроздь еловых шишек, лось в кустах, летящий тетерев. По-видимому, люди, работавшие во всех этих ЛАБах, так уставали за день возиться со своими колбами, приборами, окулярами и проводами, что им хотелось, чтобы уже в коридоре глаз их отдыхал на чем-то другом - живом, солнечном, растущем.
   Темное окно по мере приближения к нему начинало отсвечивать морозными узорами. Димон нажимал на ручки дверей все решительней. Он было уже совсем уверился, что на этом этаже никого нет, поэтому, когда последняя дверь внезапно поддалась, невольно вздрогнул.
   Лавруша, ехавший следом, тихо ахнул, зажал себе рот рукой, сполз со скамейки. Оба замерли, уставясь на табличку "ЛАБ. БИОКОНТР.".
   Но нет, ничего дурного пока не произошло.
   Наоборот, в образовавшуюся щель потянуло таким нестрашным животным запахом (конюшня? коровник?), что они почему-то с облегчением вздохнули и почти без страха переступили порог.
   Маленький домашний зоопарк - вот чем казалась эта комната на первый взгляд. По стенам одна на другой стояли клетки, вернее, просторные деревянные ящики, обтянутые с открытой стороны проволочной сеткой. Большинство животных спало. Несколько птиц наверху перепорхнули с планки на планку, но как-то неумело. Одна даже сорвалась и судорожно попыталась взлететь обратно, испуская негромкое жалобное щебетанье.
   - Гляди, - ахнул вдруг Лавруша и потянул Димона к нижней клетке справа.
   - Чего? - не понял Димон. - Лиса как лиса.
   - А там, в глубине.
   Они присели на корточки и ясно увидели в полумраке за свернувшейся кольцом лисой двух кур, преспокойно клевавших зерна, засыпанные в деревянный желобок. Рядом же, через стенку от них, в пушистом посапывающем комке из лап, хвостов и голов ясно можно было разглядеть нечто еще более поразительное: двух кошек, спящих в обнимку с довольно здоровой дворняжкой.
   - Чудеса дрессировки, - пробормотал Димон.
   - Да, если только... - начал было Лавруша, но так и застыл, скруглив губы на букве "о".
   Ибо в этот самый момент они, наконец, услышали у себя над головами то, чего все время ждали и надеялись не дождаться, хотели услышать и боялись-явственные человеческие шаги.
   Одних этих шагов было бы достаточно, чтобы заставить их сердца колотиться с сумасшедшей скоростью. Но будто кто-то решил испытать предел их храбрости, самообладания и выдержки: сразу вслед за шагами наверху раздался неясный шум, стукнуло распахнувшееся окно и грохнул выстрел.
   Лиса открыла глаза и вскочила на ноги, насторожив уши.
   Куры заклохтали и забегали вокруг, ее лап, будто ища защиты.
   Прошло еще несколько секунд, заполненных бешеным стуком сердец и прерывистым дыханием, и наверху грохнуло еще раз.
   Этот второй выстрел хлестнул по их натянутым нервам как кнутом. Не помня себя, не взглянув друг на друга, Димон и Лавруша бросились бежать, вылетели из комнаты-зоопарка, краем глаза заметили какое-то странное красное свечение за морозными узорами окна, но, не успев даже задуматься - откуда оно? - вихрем пронеслись по коридору мимо фотографий, мимо дверей, мимо самоходной скамейки и выскочили на лестницу как раз в тот момент, когда по ней сверху - да-да! прямо на них! и уже не спрятаться, - в расстегнутом комбинезоне и унтах, меховой капюшон откинут назад с молодого усмехающегося лица, спускался человек - огромный, широкоплечий, - с большим черным пистолетом в опущенной руке.
   7
   - Я слышал, что бывают еще такие темные бабки - пугают маленьких детей милиционером. - Капитан встал от стола и пошел навстречу вошедшим. - И если ребенок впечатлительный, такой испуг может остаться у него на всю жизнь.
   - Нет, меня не пугали,-сказала Этери.- Да и бабку свою я почти не помню. Но я подумала: раз милиция, да еще так поздно - не случилось ли чего?
   - Кроме пурги, ничего существенного. - Капитан взял ее за рукав шубки и мягко потянул к столу, делая остальным знаки, чтоб не вмешивались. - Просто нам очень нужна одна консультация, а с "Карточным домиком" связи по-прежнему нет. Может, вы нам поможете? Дело такое срочное, что мы решились разбудить вас посреди ночи.
   - Я не спала, - сказала Этери, присаживаясь на краешек стула, придвинутого директором.
   Остальные тоже уселись на прежние места.
   - Андрей Львович сказал мне, что вы работаете в "Карточном домике" вместе с доктором Сильвестровым. Над этой машиной памяти... или антипамяти - как ее?..
   - "Мнемозина".
   - Вот-вот. Расскажите нам о ней поподробней.
   - Но что же я могу рассказать? - Она снова окинула всех тревожным взглядом. - Ведь мне поручена только техническая часть - монтаж схем, наладка, настройка. Я кончала радиотехнический факультет. Физиология мозга, биоэлектроника - в этом я почти не смыслю.
   - Я - тем более. Расскажите просто, как проходили опыты, с чего вы начинали, на чем спотыкались. Так сказать, краткую биографию "Мнемозины".
   - Начинали мы с простейшего - вырабатывали условный рефлекс у подопытных животных. Сажали морскую свинку в металлическую клетку, включали звоночек и одновременно- электрический ток. Слабенький, конечно, недостаточный, чтобы зверек недовольно подпрыгнул.
   - И не жалко было? - улыбнулся капитан.
   - Жалко. Но, по сравнению с тем, что началось потом... Впрочем, надо по порядку. Через несколько дней рефлекс становился таким прочным, что свинка подпрыгивала от одного звонка, без тока. Тогда ее помещали рядом с "Мнемозиной" и устраивали короткий сеанс тормозящей радиосвязи с ее мозгом. Пятнадцать-двадцать секунд - и животное начисто забывало о своем испуге. Можно было звонить над самой клеткой - она только с любопытством задирала мордочку.
   - Из чего вы заключили, что условный рефлекс снят, нарушен?
   - Да. Но научиться отключать самые "свежие воспоминания" - это далеко не все. Сможем ли мы при желании вернуть память - вот в чем было главное условие задачи. Мы попробовали записывать весь радиосеанс на магнитофонную ленту и потом пускать обратно. Сначала ничего не получалось. Требовалась очень высокая точность и чистота записи, а в городе все время помехи. Но когда нам дали место в "Карточном домике"...