Ефимов Игорь Маркович. Пурга над 'карточным домиком'

   Димон с Лаврушей, не дослушав его причитаний, выскочили из кафе в вестибюль и, перепрыгивая через ступеньки, понеслись вверх по лестнице.
   9
   - "Карточный домик"?! Ну, наконец-то! А мы уж тут места себе не находим от беспокойства. Чуть ли не танковую колонну хотели посылать на помощь. Что у вас там произошло? Докладывайте.
   Голос звучал из репродуктора негромко, хотя было понятно, что человек там почти кричит от радости. Димон оглянулся на Лаврушу, тот протянул руку и переключил на передатчике нужный тумблер.
   - Видите ли... - начал Димон. - Мы сами не можем понять, что тут произошло. Вроде бы праздновали Новый год, все было нормально, а потом что-то случилось.
   - Перехожу на прием, - подсказал Лавруша.
   - Перехожу на прием, - повторил Димон и теперь уже сам щелкнул тумблером.
   - С кем я говорю? - Тон голоса в репродукторе заметно изменился - вместо радостных в нем зазвучали тревожные ноты. - Это Сева? Радист?
   - Нет. Это Дима. Школьник.
   - Какой Дима? Фамилия?
   - Дима Снегирев.
   Там некоторое время молчали. Было слышно, как человек спросил кого-то: "Снегирев? Кто это?" - и женский голос ответил: "Ну, не могу же я всех помнить. Может, кто-нибудь из механиков?"
   На цыпочках вошли Стеша и Киля, стали по обе стороны от двери.
   - Скажите, Дима Снегирев, а что у вас с голосом? Вы всегда так говорите?
   - Не понимаю.
   - По голосу можно подумать, что вам лет тринадцать-четырнадцать.
   - Не, тринадцати еще нет. Летом будет. Но это неважно. Вы подождите, не отключайтесь. Я вам сейчас все объясню. Мы на лыжах сюда пришли, понимаете? У нас каникулы, и Алексей Федотыч разрешил нам автобуса не ждать, а напрямки на лыжах, и мы с утра как вышли, так ветра еще совсем не было, мы бы запросто успели, напрямки до Зипунов наших километров восемнадцать...
   - Дима, не волнуйся так, - попросила Стеша, подходя сзади и кладя ему руку на плечо.
   - Ничего я не волнуюсь. Но надо же людям объяснить, как мы сюда забрели, а то они еще подумают, что это мы все тут натворили. А мы просто заблудились понимаете? - когда пурга началась, и случайно в этот дом попали. Мы и не слыхали раньше про него, и ничего тут не делали, никаких кнопок не трогали, только поели на кухне. Если кто чего тут натворил, так это Сазонов. Из ракетницы точно он стрелял. Может, он до этого еще чего-нибудь выкинул - как вы считаете? Перехожу на прием.
   - Сазонов? Что с Сазоновым? Он там, с вами? Позовите его к аппарату.
   - Я могу позвать, но нет смысла. Он прямо как пятилетний. То плачет, то грозится, то бормочет, не поймешь его. Мы у него еле ракетницу отобрали. Так позвать?
   Там снова повисло тягостное молчание. Потом несколько голосов заговорили быстро между собой. Можно было разобрать только: "Сущая бессмыслица... Какие там лыжи? Впали в детство... Бред". А женщина несколько раз произнесла: "Вот она, ваша "Мнемозина", - и кто-то ей ответил: "Да, несомненно, утрата памяти налицо". Наконец, голос снова прозвучал из репродуктора, но не тот раскатистый, что раньше, - другой. Посуше и потверже.
   - Дима Снегирев. Слушайте меня внимательно и отвечайте быстро и кратко. В каком состоянии здание? Разбитых окон, поломанных дверей нет? Электричество горит, тепло?
   - Да, все нормально. Даже подвесная дорога работает.
   - Никаким газом не пахнет, следов огня незаметно?
   - Нет.
   - Что с людьми? Говорите только про тех, кого видели своими глазами.
   - Трое лежат в вестибюле. Похоже, что без сознания. Да нас четверо. Еще Сазонов, но он совсем как малый ребенок.
   - А вы сами - как большой, что ли?
   - Если вы считаете, что двенадцать лет...
   - Не будем отвлекаться. Дима, поймите хорошенько: то, что я сейчас скажу, - приказ. Приказ Научного городка и милиции. Возьмите карандаш и записывайте.
   - Я запомню.
   - Нет, запишите. И не выпускайте записанного из рук. На память вашу надежды сейчас почти никакой. Первое: собрать всех, кто может ходить и немедленно покинуть здание.
   - А куда же мы денемся? В лес, что ли?
   - Нет. Выйдите из главных дверей и сверните налево. Метров через сто будет дом лесника. Записали? Там переждете до утра. Утром прибудет спасательный отряд. Помощь. Если в доме холодно, затопите печь. Сумеете? Кажется, там есть собака - не пугайтесь. Вы все поняли? Повторите.
   - Собрать всех... Покинуть здание... Ждать в доме лесника... Но скажите хоть, в чем опасность?
   - В здании установлен аппарат, испускающий сильное радиоизлучение. Подавляющее память. Боюсь, что и ваша память уже сильно пострадала. Вы забыли многое и каждую секунду продолжаете забывать.
   - Так может выключить его?.. Или расколотить?
   - Ни в коем случае. Он должен поддерживать жизнь тех, кто уже уснул. Пока вас тоже не свалил сон - торопитесь. Выполняйте приказ.
   - Есть.
   - Как можно быстрее. Бегом. Все - прочь из здания!
   Репродуктор умолк.
   Ребята в растерянности смотрели на Димона. Но тот сидел не двигаясь, уставясь в исписанную бумажку.
   - Дима, - позвала Стеша. - Ведь сказали - бегом.
   Димон потер лоб, прикрыл глаза.
   - Да, да. Только, по правде говоря...
   - Они решили, что мы такие же чокнутые, - сказал Лавруша. - Как Сазонов.
   - А может, они правы? Может, мы тоже забыли? И это нам только кажется, что сегодня утром мы вышли из интерната, что Киля подвернул ногу, что сидели в вездеходе. Может, на самом деле это было давно-давно, много лет назад. Но все, что в промежутке, мы забыли.
   - Да ведь бегом же! - повторила Стеша.- Сказано - ни минуты не медля. Потом будем рассуждать.
   Димон посмотрел на нее, потом на записку с приказом и, стряхнув наконец странное оцепенение, напавшее на него, вскочил на ноги.
   - Приказано бегом, но приказано еще и всех. Всех, кто может ходить.
   - Если Сазонов заупрямится, нам его не вытащить.
   - Киля, Лавруша, быстро на третий этаж. Проверьте, нет ли кого-нибудь ходячего. И если попадется теплая одежда, тащите вниз. Встретимся внизу у главных дверей.
   Сазонова все же пришлось оставить в здании. Он не заупрямился, он просто спал. Спал не так, как те в вестибюле, а по-настоящему: подстелив себе на полу у плиты Стешин полушубок, подложив под голову Лаврушин рюкзак и посапывая вымазанными кремом губами. Растолкать его так и не удалось.
   - Ну, что там? - крикнул Димон, увидев спускавшихся сверху ребят.
   - Никого. То есть спят все. И в запертые двери стучали - не откликаются.
   Одевались быстро и молча.
   - Готовы? - спросил Димон, в последний раз пробежав бумажку с приказом: налево, сто метров, дом лесника. - Тогда пошли.
   Дверь поддалась только после того, как на нее навалились втроем, - столько снега намело снаружи. Ветер сразу по-разбойничьи выскочил из ночной черноты, ворвался в вестибюль, полоснул холодом по лицам. Зато около домика лесника, укрытого в ельнике, было затишье.
   Они набились в тесные сени, топали, стряхивали друг с друга снег. Радостный собачий лай раздался за дверью, и стоило Димону откинуть наружную щеколду, как пушистая черно-белая лайка вылетела из горницы, не задумываясь кинулась к Лавруше лапами на плечо и несколько раз лизнула в лицо.
   - Ребята, - сказал Лавруша, - там в сенях поленница. А мне пса не выпустить бы. Ну, куда? Куда ты тянешь? Чего скулишь? Что, с хозяином твоим беда? Знаем - знаем, что беда. Потерпи. До утра придется тебе потерпеть, утром помощь придет. Понял? Усек?
   Димон набрал уже полную охапку дров, когда в полутьме сеней до него донесся Стешин голос:
   - Дима?
   - Да.
   - Ты помнишь, я летом уезжала на неделю?
   - Помню. Вы с концертами по деревням ездили.
   - Да. А когда возвращались, ты на дороге сидел. С корзинкой.
   - Ну, сидел.
   - И я застучала в кабину, чтоб остановили, и спрыгнула, и ты сказал, что за грибами ходил.
   - Я помню.
   - Только в корзинке у тебя пусто было. И грибов в июле у нас не бывает никогда.
   - Чего ты вдруг вспомнила?
   - Так...
   - Нет, скажи.
   - Я подумала тогда... Подумала, что ты меня ждал. Это правда?
   - Угу.
   - Знаешь, когда тот в репродукторе сказал, что мы многое забыли и продолжаем забывать, я больше всего за это испугалась. Что забуду когда-нибудь, как ты сидел там на дороге. И как смотрел на меня. И как мы шли потом пешком до деревни.
   - Я не забыл. Я даже помню, в каком платке ты была. В зелененьком.
   - А у тебя на рубашке значок был. Города Суздаля. Я еще подумала: неужели он за это время в Суздаль съездил?
   - Да нет. Я так надел. Пофорсить.
   - А помнишь, мы уже почти дошли до деревни, и ты хотел меня за руку взять
   - А ты не дала. Почему?
   - Маленькая еще была. Глупая. А ты...
   - Скоро вы там? - донеслось из-за дверей. - Замерзаем.
   Они замолчали и вошли в комнату, пряча покрасневшие лица за охапками дров.
   - А Киля где? - спросил Лавруша.
   - Киля?.. Мы думали, он здесь, в комнате.
   - А я думал - он там, с вами.
   Они оглядели бревенчатые стены, медвежью шкуру на полу, телевизор, заглянули под занавески.
   - Нет, он нас решил доконать сегодня! Димон с грохотом швырнул дрова к печке и выбежал на крыльцо.
   - Киля! Киля! Бандит бессовестный! Где ты? Иди сюда, на голос. Эгей!
   Никто не откликался.
   Ветер все так же выл и нес над крышей бесконечный снежный поток. Когда охрипший и продрогший Димон вернулся в дом, он увидел сначала изумленные глаза Стеши, потом Лаврушу, застывшего посреди комнаты и, наконец, в углу - виляющий собачий хвост и оскаленную пасть с зажатой в зубах телефонной трубкой.
   10
   Свободной рукой капитан удерживал телефон так цепко, словно это был живой собеседник, способный убежать, не дослушав самого главного.
   - Всех! - кричал он в трубку. - Вы поняли меня? Всю ночную смену водителей! Разбейте их на два отряда. В первом - два бульдозера, две снегоочистилки и обязательно один тягач. Пусть выезжают немедленно. Курс деревня Ночлегово. Не теряйте времени на заправку, горючее доставим уже в пути. Главное для них - расчистить первый этап дороги. Со вторым отрядом поеду я сам и ученые из Научного городка. Нам понадобится еще десять водителей - это как минимум. И конечно, транспорт. Еще две снегоочистилки. Заправщик с горючим. Санитарные машины. Причем с персоналом. И не только дежурных врачей. Пусть вызывают специалистов-невропатологов. Вы записываете? Свяжитесь еще с летчиками. У них есть мощный прожектор на самоходном шасси. Объясните им ситуацию, они поймут. Без такого прожектора по целине нам не пробиться. Кроме того...
   На другом конце провода что-то сказали- капитан нахмурился и возмущенно взмахнул рукой, не выпустив из нее телефонного аппарата.
   - Жители тоже поймут, уверяю вас! Если вы подготовите сообщение и утром объявите по радио, что случилось, куда была послана снегоуборочная техника, у вас не будет ни одной жалобы. Да-да - от мала до велика выйдут с лопатами на улицу разгребать снег вручную. Вот увидите... А не надо так бояться сообщать людям о несчастьях. Если объяснить им прямо и честно - они поймут. Плохо же вы их знаете...
   Там, видимо, сказали что-то примирительное. Капитан успокоился и поставил аппарат на стол.
   - Вот это другое дело. Значит, все ясно? Первый отряд - немедленно, второй - не позже чем через час. Мы прибудем к вам даже раньше. Готовить лопаты и сообщение для радио начнете после нашего отъезда.
   Он бросил трубку на рычаг и обернулся к директору.
   - Я ничего не упустил?
   - Похоже, что нет. Теперь весь вопрос в том, за сколько часов мы сможем пробиться к "Карточному домику".
   - Точно не скажешь. Снежные заносы - штука коварная. Вездеход на полной скорости доходит за три часа? Значит, нам с разгребанием снега, ночью... В лучшем случае - за шесть часов. Пять - это рекордно.
   - А сколько у нас в запасе?
   - Сейчас двенадцать ночи. Без пяти минут. Если Сильвестров тоже начал опыт под утро...
   - Надо узнать длину тонкой магнитофонной ленты.
   - Боюсь, мы это сейчас узнаем, - сказала Тамара Евгеньевна, кивнув на дверь радиорубки.
   Вошел запыхавшийся радист. Наушники свободно болтались у него на шее, а в руках были зажаты две бобины с магнитофонной лентой - одна побольше, другая поменьше.
   - Вот. На складе только такие. Не знаю, какие они брали для своей "Мнемозины".
   Все молча уставились на Этери.
   Она виновато потупилась и ткнула пальцем в меньшую.
   Казалось, от тягостной тишины в радиорубке стало еще теснее.
   - Эх, девушка! - не выдержал радист. - Не знаете, что ли, как шьют на подрастающих? С запасом, с припуском. А ваша-то "Мнемозина" самая подрастающая и есть.
   - Подрастающая кобра, - пробурчала Тамара Евгеньевна.
   Капитан повернул бобину в руках и поднял глаза на радиста.
   - На сколько она?
   - А скорость у них какая в "Мнемозине"?
   - Маленькая, совсем маленькая. - В голосе Этери мелькнула надежда. - Пять метров в час.
   - Значит, двадцать часов будет вертеться. От щелчка до щелчка.
   Все головы повернулись к настенным часам. Большая стрелка переползла уже цифру "12" и с равнодушным тиканьем продолжала отсчитывать секунды следующего дня - второго дня нового года.
   - Не успеть.
   Директор замотал головой и, запустив обе ладони под ворот свитера, оттянул его так широко, словно хотел захватить весь воздух в маленькой комнатке.
   - Если он начал вчера в пять, - сказала Тамара Евгеньевна, - тонкая лента будет поддерживать жизнь спящих до часу ночи. Это все, что есть в нашем распоряжении: час, не больше. Но если...
   - Больше никаких "если". - Капитан оттолкнул стул и поднялся. - Мы сделаем все возможное, чтобы успеть. Все равно других путей нет. Остается только надеяться, что он начал позже, где-нибудь на рассвете.
   - Нет! Так нельзя! - Этери тоже вскочила на ноги и, схватив телефонный аппарат, протянула его капитану. - Позвоните на аэродром. Нужно найти летчика-добровольца. Хоть одного! Чтоб доставили меня туда... Я бы подклеила ленту... Ведь это все из-за меня случилось. Если бы я не удрала... Пусть сбросят с парашютом! Правда, я никогда не прыгала, но вдруг получится...
   - Успокойтесь, Этери. Добровольцы, конечно, найдутся. Но техника не всесильна. Нет еще таких летательных аппаратов, которые могли бы подняться в воздух при десятибалльном ветре. Придется ползти по земле. Андрей Львович, вы с нами?
   - Разумеется. Тамара Евгеньевна, оставайтесь здесь в радиорубке. Я буду вызывать вас с дороги каждые пятнадцать минут.
   - Хорошо. Счастливо вам. И не надо отчаиваться раньше времени.
   Капитан, за ним Этери, последним - директор выбрались из тесной рубки, пошли по коридору.
   Они уже начали спускаться по лестнице, когда до них донесся вопль радиста - то ли изумленный, то ли радостный - не понять.
   - Эгей! Домик! Домик снова заговорил!
   Капитан изогнулся всем корпусом назад,напрягся и вдруг рванул по коридору, как по стометровой дорожке.
   Когда Этери и директор добежали до дверей рубки, он уже сидел рядом с радистом, оттеснив назад Тамару Евгеньевну, прижав ухо к репродуктору.
   Детский голос, доносившийся оттуда, был не похож на тот, который они слышали раньше.
   - Але. Але, вы меня слышите? Говорят из дома с лабораториями. Со второго этажа я с вами говорю. Ответьте, пожалуйста. Перехожу на прием.
   Капитан схватил микрофон, переключил тумблер.
   - Да, мы вас слышим. Кто говорит? Почему не выполнили приказ, не покинули здание?
   - Говорит Коля Ешкилев. Я вам хотел объяснить... Вы думаете, наверно, что мы ребята-старички, а мы обыкновенные ребята. Настоящие. И ничего мы не забыли. Если не верите, позвоните в Большой поселок, школа-интернат номер восемь, спросите директора Алексея Федотыча. Мы утром сегодня еще там были. Мы шли на лыжах, потом заблудились и попали сюда.
   - Проверить, - негромко сказал капитан. - Быстро.
   Радист кивнул и, чтобы не мешать, выбрался с телефоном в коридор Длинный красный шнур, скользнув с полки, лег капитану на плечо - он даже не заметил.
   - Коля Ешкилев, во всяком случае, ты забыл самое главное: что старших надо слушаться. Почему ты остался? Где остальные?
   - Остальные все ушли. Кроме Сазонова. Сазонов на кухне уснул, а нам его не поднять.
   - Уснул? Сазонов?
   - Неужели излучение все еще действует?- директор резко повернулся к Этери. - Вы же говорили: широкая лента - двенадцать часов. Когда она кончается, тормозящий сигнал должен отключиться автоматически.
   - При нормальной скорости - да. А вдруг он включил на более медленную? Мы же ничего толком не знаем.
   - В конце концов, Сазонов мог и просто уснуть, - сказал капитан, не поворачивая головы. - От усталости.
   - Вы когда сказали, что мы все забываем, - снова раздался из репродуктора Килин голос, - они очень перепугались. У них много хорошего в жизни было, они давно дружат, вот и испугались забыть. А у меня хорошего мало - только с лета, когда они меня взяли в свою компанию. Я пробовал вспоминать и вижу: нет, все помню. Как за раками ходили - помню. Как костер меня учили разжигать - тоже. Даже помню, сколько штук поймал - вот. Может, у меня память какая-нибудь бронированная, ее излучение не берет, а? Я и решил вернуться.
   - Да зачем?
   - Ну эти тут... Валяются без присмотра... Дышат тяжело. Я подумал: проснется кто-нибудь, пить попросит, а никого нет. Можно я здесь подежурю? А если не верите, что я здоров, хотите, стихи прочитаю? Из нашей компании одна девочка их все время читает, я и запомнил. "Мчатся тучи, вьются тучи..."
   В это время в дверях появился радист.
   - Есть! Точно - они. Вечером вышли из интерната, а до дому не дошли. И Ешкилев этот - с ними был.
   Капитан испытующе посмотрел на директора, потом на Этери. Та секунду помедлила, потом молча кивнула несколько раз.
   - Вы что? - Тамара Евгеньевна испуганно взмахнула рукой, будто защищалась. - Что вы задумали? Он же ребенок.
   - Это наш единственный шанс, - сказал капитан. - Поспеть туда вовремя надежды почти никакой.
   - Да не шанс это! А живой ребенок. Немедленно прикажите ему покинуть здание. Вы слышали - Сазонов уже свалился. Излучение действует!
   - "Сбились мы, что делать нам?" - неслось из репродуктора. - "В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам"...
   - Там сорок человек, - сказал капитан.- И жизнь их на волоске.
   - А вы хотите добавить к ним сорок первого? Ему, наверное, одиннадцати нет. Стоит ему приблизиться к этой чертовой "Мнемозине" - она.слижет его коротенькую память в несколько секунд.
   - Мы не вправе упустить такую возможность.
   - Он справится! - воскликнула Этери. - Там не так уж сложно. Я ему буду объяснять каждое движение, каждый шаг, поворот каждой ручки.
   - Замолчите! Сразу видно, что своих детей у вас нет. А вы... Вам я вот что скажу. Если вы немедленно не прикажете мальчику бежать в дом лесника... И если случится несчастье - вам не удастся предстать потом героем, который сделал все, что мог, для спасения людей. Нет! Я всем, всем скажу, что сорок человек погибли от несчастного случая, а сорок первого погубили вы - вы! Вас будут судить! Да, судить. За убийство!..
   - Тамара Евгеньевна!
   Директор вскочил, сделал шаг в ее сторону, потом отступил и стал боком, открывая ей проход к дверям.
   - Пожалуйста, покиньте рубку. У вас истерика. Вы мешаете нам работать.
   Та посмотрела на него то ли с изумлением, то ли с укоризной - "и вы?", но сказать уже ничего не могла. Только сжала виски ладонями и быстро вышла.
   - "Визгом жалобным и воем надрывая сердце мне..." - прокричал репродуктор. - Ну что? Теперь-то верите, что я не чокнутый, как Сазонов? Почему вы замолчали?
   Капитан встал, подвинул освободившийся стул Этери.
   Та поспешно уселась на него, повернула к себе микрофон и зачем-то погладила его. Будто успокаивала.
   - Да, Коля, мы верим. Память у тебя замечательная. И она в полном порядке. Теперь скажи - ты готов нам помочь?
   - А чего делать?
   - Я буду тебе говорить. Но ты должен исполнять каждый приказ в точности. Это очень важно - понимаешь? И все время сообщать мне по радио, что ты делаешь и что видишь перед собой.
   - Это что же? Передатчик с собой таскать? Мне его не унести.
   - Там в коридоре багажный кран. Такая скамейка, катящаяся по рельсам, видел?
   - Ага.
   - Вот тебе первый приказ: взять скамейку, закатить ее в радиокомнату и погрузить на нее передатчик.
   Послышались удаляющиеся шаги, немного погодя - постукивание, пыхтение; все напряженно вслушивались, и когда раздалось "Фу, готово", - с облегчением вздохнули.
   - Теперь выкатывай его в коридор и тяни за собой. Если антенна не пройдет в дверях, отогни - она гибкая. А электрический шнур вытягивай, не бойся. Он длинный, на катушке. Ну как? Пошло?
   - Ага. Легко катится. Вышел в коридор - куда теперь? Налево, направо?
   - Направо. Иди не спеша. Дверь шестая или седьмая, точно не помню. На ней написано: "Лаборатория Сильвестрова. "Мнемозина". Да, и пожалуйста: все время считай вслух.
   - Кого считать?
   - Никого. Просто числа по порядку: один, два, три, четыре...
   - Умница, - шепотом сказал капитан и пожал руку Этери, лежавшую на столе.
   - Зачем? - спросил Киля. - Думаете, я считать не умею?
   - Так мы сможем следить за твоей памятью. Если начнешь сбиваться, прикажу все бросить и бежать в дом лесника. Ну, давай.
   - Один, два, три, четыре...
   Киля выговаривал каждую цифру гораздо старательней и торжественней, чем слова стихотворения. На счете "четырнадцать" он вдруг умолк. В радиорубке затаили дыхание.
   - Что случилось? Почему ты замолчал?
   - Пятнадцать, шестнадцать... Дошли мы до.той двери. И табличку читали... Семнадцать, восемнадцать...
   - Кто это "мы"? Сколько вас там?
   - Да один я, один. Никого больше нет. Девятнадцать, двадцать.
   - Что на табличке?
   - "Мнемозина" какая-то... двадцать один, двадцать два, двадцать три... И снизу записка:
   "Идет опыт, прошу не входить". Двадцать четыре, двадцать пять...
   Этери беззвучно пошевелила пересохшими губами. Капитан поймал ее взгляд, достал с полки сифон с газированной водой, наполнил стакан. Она благодарно кивнула ему, задыхаясь, отпила несколько глотков. - Коля, теперь начинается самое важное и трудное. Ты войдешь в эту лабораторию...
   - А если она заперта? Двадцать шесть, двадцать семь...
   - Я скажу тебе шифр замка. Войдешь в нее - не пугайся. Возможно, на полу будет лежать человек без сознания.
   - Какой человек?
   - Ничего страшного, обыкновенный. Худой, в белом халате... У него очень высокий лоб. В общем, сам Сильвестров.
   - Двадцать восемь, двадцать девять... Нет, высоколобого там нет. Он в вестибюле лежит, на полу... Так лежит, будто хочет гребануть рукой и поплыть.
   - Значит, у него хватило сил выбраться,- сказала Этери, оглянувшись. - Я больше всего боялась, что он свалился рядом с "Мнемозиной". В зоне самого сильного излучения.
   - Я войду, а чего делать?
   - Прежде всего, продолжай считать. Не делай никаких пауз. И считая, постепенно иди к окну. Там стоит большой аппарат - лампочки, переключатели, стрелки приборов. Ты что-нибудь смыслишь в радиотехнике?
   - В кружке-то я занимался... Тридцать, тридцать один, тридцать два...
   - Вот это молодец. Тогда входи. Когда дойдешь до аппарата, скажешь. Входи и считай.
   Было слышно, как скрипнула дверь, как Киля ступил с мягкого ковра в коридоре на твердый пол комнаты, как зашуршали ролики подвесной дороги. Этери поднесла руку ко рту и прикусила костяшки пальцев, капитан прибавил звук в репродукторе. Директор и радист, стоя у них за спиной, мучились вынужденным бездельем и непрерывно курили.
   -...Сорок восемь, сорок девять... Дошел до аппарата. Он, похоже, включен. Пятьдесят, пятьдесят один... Лампочки горят, гудит слегка...
   - Коля, посредине прямо перед тобой - широкая никелированная пластина. По углам две защелки. Видишь?
   - Да.
   - Отстегни защелки и открой ее.
   - А как она?.. Ага, понял... Сейчас... Во! - сама подскочила. Пятьдесят три, пятьдесят четыре...
   - Что ты видишь перед собой?
   - Вроде магнитофон... Или даже два... Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь... Один с широкой лентой, другой с тонкой... Пятьдесят восемь, пятьдесят девять... Широкая кончилась вся, катушки остановились.
   - А т о н к а я?!!
   - Еще крутится... Шестьдесят, шестьдесят один... Но тоже совсем мало осталось... Скоро остановится.
   В радиорубке произошло движение. Все словно качнулись вперед, но капитан, раскинув руки, удержал - "не мешайте ей!" Этери напряглась, откинула волосы со лба и вдруг начала говорить быстро и решительно, не обращая ни на кого внимания. Каждая фраза звучала отчетливо, как команда, и тем страннее казались просительные, умоляющие интонации, прорывавшиеся время от времени:
   - Все понятно... Считать больше не надо. Коля, тебе опасность не грозит. Но другим!.. Ты можешь спасти их. И должен! Только времени очень мало... Не перебивай. Прежде всего: справа на пульте оранжевый переключатель. И надписи: торможение, растормаживание. На что он включен? Торможение?.. Я так и думала. Поверни его против часовой стрелки до щелчка. Повернул? Широкая лента пошла в обратную сторону?.. Очень хорошо. Теперь самое главное. И самое ответственное. Сосредоточься только на деле, ни на что не отвлекайся. Слева на стене ящик. Он не заперт. Достань из него три вещи: запасную бобину с тонкой лентой, зажим, похожий на бельевой, и розовую бутылочку с клеем. Тебе приходилось склеивать магнитофонную ленту?.. Смазать кончики клеем, сжать, под пресс - все верно. Только о прессе не может быть и речи. Клеить тебе придется на ходу. Катушка не должна останавливаться ни на секунду - понял? Там, у основания вращающейся бобины, торчит свободный кончик ленты. Вот его надо подклеить к запасной. Знаю, что трудно, знаю... Но Коля - надо, чтоб вышло! Причем с первого раза. Второй попытки не будет. Ты готов? Оба конца смазал? Теперь быстро соедини их и сожми зажимом... Ну?.. Зажим пусть крутится с катушкой - ничего, он легкий. А запасную поворачивай, поворачивай, чтобы лента не перекрутилась. Много еще ее на катушке?... Следи, Коля, следи. Когда останется несколько витков, сними зажим... Не бойся, клей особый, схватывает за минуту. Запасную бобину насади на палец или на карандаш. И приготовься - тебе придется ее немного подержать вручную. Потом снимешь ту, опустевшую, насадишь на освободившийся штырек новую. Что?! Кончается? Быстро - снимай зажим! Запасную поворачивай до последнего момента!.. Коля, миленький, ну? Что там у тебя?! Что?