Ефимов Игорь Маркович. Суд да дело

   Но все эти три особенности присущи и горгонам, вылетающим из вулкана.
   Тут я призадумался и пришел к выводу, что вулканолог, скорее всего, прав. Наверное, его гипотеза рано или поздно будет подтверждена и научно доказана. Но как ни странно меня это совсем не порадовало. Мне вдруг стало грустно-грустно. Как любит говорить Гвендолин, меньше стало чему удивляться на свете. Так мы жили и тешили себя этими тайнами: летающие тарелки, инопланетные корабли. Пришельцы из космоса прилетят и научат нас, дураков, жить по-человечески, не мучить друг друга. А тут оказывается, что никаких инопланетян как не было, так и нет. И светящиеся шары - это всего лишь какой-то бездушный, заряженный электричеством газ. Ужас! Дикое разочарование!
   После лекции я подошел к вулканологу и сказал, что он меня убедил, что его замечательное открытие когда-нибудь признают, но что книгу его еще долго никто не напечатает. Потому что кому же охота расставаться с мечтой? Он смотрел на меня с грустной улыбкой, кивал, как-то странно хихикал. И глядя на него, на всю его растрепанную вулканами и издателями фигуру, я себе мотал на ус, что в наших изобретательских делах надо быть поосторожнее. В том смысле, что если придет в голову новое изобретение или открытие, я сначала хорошенько погляжу кругом: не разрушает ли оно чьи-то привычные дорогие мечты?
   Нет, не то чтобы у меня хватило терпения заткнуться и промолчать про свое открытие несколько десятков лет. На это я не способен. А то, что ни в коем случае нельзя давать себе распускаться, ждать немедленного признания, надеяться, что тебя тут же забросают цветами и премиями. Вот такой урок я извлек из своей вулканической встречи, это хочу зарубить себе на носу.
   Костер обид
   - Все смотрят на меня - значит, моя очередь? - спросила Гвендолин. - Ну, пока другие рассказывали, я честно пыталась вспомнить чего-нибудь похожее, крест на сердце. Но мимолетные встречи - кто их помнит? Никакой головы не хватит. Помнишь длинные, большие, когда тебя успевали так наобижать, что из головы уже не выкинуть. И все-таки одна маленькая история вспомнилась. Это когда не меня, а я сама сильно обидела.
   Было мне тоже, как и Роберту на его охоте, лет пятнадцать. Самый у девчонок стервячий возраст. Если вы только знаете, о чем я толкую. Весь свет против них, все их обижают - значит, можно всем мстить без разбору. А у нас, черных, это вдвойне. У нас ведь нынче как: белые нас за три века так наобижали, что с ними расплачиваться - двадцати веков не хватит.
   И вот иду я однажды ночью по нашему кварталу. Эдакая подвыпившая ведьмочка, разобиженная насмерть. Потому что мой Луис опять два раза танцевал с этой тощей Бригиттой. Иду не то чтобы шатаясь, но нет-нет и запнусь на ровном месте. А квартал у нас был не очень спокойный. Всякое случалось по ночам. И потасовки, и стрельба, и ограбят - глазом моргнуть не успеешь. Но я-то к тому времени ничего не боялась. Всех главных разбойников уже знала, и они меня знали. А мелкой сошке и сама могла врезать как следует. Так что шла себе, ни о чем не заботясь. И думала только о том, кому из этих двоих глаза нужно выцарапать в первую очередь: ей или ему?
   Вдруг подкатывает к тротуару машина. В марках я не понимаю, но вижу недешевая. И выходит из нее такой белый толстячок. В галстуке бабочкой, как у оркестрантов. И спрашивает, не подвезти ли меня до дому.
   Ну, тут я ему задала!
   "Ах ты, - кричу, - сволочь белопузая! Отыграл на своей скрипочке - теперь развлечься захотелось? Попробовать остренького, запить солененьким? Надоели беленькие - захотелось черненьких? Думаешь, за деньги всех нас можно купить? Или потянуло на малолетних? Эх, кастрировать бы вас всех - и дело с концом!"
   Долго я так разорялась. Ору на него и сама собой любуюсь. И на сердце легчает. Ведь злоба - от обиды лучшее лекарство. Но вдруг замечаю, что в машине кто-то есть. Вижу лицо в боковом стекле. Какая-то старушка, вся в морщинах и седых кудряшках. Видимо, мать его или тетка. И смотрит на меня так печально-печально. Наверное, это она подбила его остановиться и подвезти домой бедную заблудшую девчушку.
   Он ничего мне не ответил. Сел в машину, и они уехали.
   На следующий день я вспомнила про них. Думаете, стало мне стыдно, что я зря накричала на человека? Ничуть. Я тогда стыдиться вообще не умела. Была кругом права, всегда и во всем. А виноваты - все другие. Знаем мы их! Не в этот раз, так в другой этот музыкантик свое сыграет. Если вы соображаете, что я имею в виду.
   Но все равно - было как-то неприятно вспоминать. Очень было печальное лицо у этой старушки. Вспомнишь его - и начинает гаснуть любимый костер обид. Как их, драгоценных, ни вороши - прежнего жару не выходило. Словно отсыревшие дрова - чадят, шипят, да и только.
   И теперь я думаю: не с того ли случая стала я реже обижаться? Как-то мне стало скучно этим заниматься. Ведь когда каждый живет со своим костерочком обид, все получаются одинаковые. И не то даже страшно, что все костерочки вдруг сольются и получится настоящий большой пожар злобы. А то, что никого ты своими обидами уже не удивишь. Я обиженная, ты обиженная, он, она, они - все! И того хуже: самой уже никому удивляться не получается. Кругом все одинаковые, досмерти разобиженные, друг другу неинтересные, на самих себя закрученные. Такая скукота.
   Вторая жизнь
   - Должен извиниться, - начал Ларри, - потому что моя мимолетная встреча возвращает нас обратно к тому, с чего начался наш круг историй: к теме смерти. Или, скорее, к проблеме возвращения из царства мертвых. Впрочем, судите сами.
   В те годы я еще только начинал свою карьеру. И наша адвокатская контора, как и все другие в нашем штате, должна была отдавать какое-то количество рабочих часов на бесплатное обслуживание бедных клиентов. Конечно, меня, как самого молодого, посылали на эти дела чаще других.
   Я очень хорошо понимал тех бедняков, которым мне приходилось помогать. Каждый из них, наверное, думал про меня: "Работает из-под палки, по принуждению - разве он станет стараться ради меня? разве будет вкладывать душу в поиски спасительной лазейки? Наверное, захочет отбарабанить положенные часы и смыться поскорее". Но я тогда еще был полон юношеских идеалов и пытался делать свое дело на совесть. Не буду хвастать, но скажу, что вскоре мое имя стало более или менее известным среди бедной клиентуры. Так что я не удивился, когда мне сказали, что со мной - именно со мной и ни с кем другим! - хочет посоветоваться один пожизненно заключенный.
   Я посетил его в тюрьме, и он рассказал мне свою историю. С детства он был очень тихим, неповоротливым, послушным. Звезд с неба не хватал, в учебе сильно отставал. Вырос, стал работать почтальоном. Честно разносил по домам письма, пакеты, счета. Допускал иногда ошибки, отдавал, например, заказное послание не в те руки или еще что-то такое. Но не чаще других. Однако начальник отделения придирался к нему за каждую мелочь. Устраивал громкие разносы, оскорблял прилюдно, урезал зарплату, штрафовал. И, в конце концов, добился увольнения.
   Вот этого мой почтальон не выдержал. Он тихо раздобыл где-то пистолет, тихо вошел посреди белого дня в почтовое отделение и тихо застрелил начальника. Потом послушно сдался полиции, на суде признал свою вину, послушно отбывал пожизненный срок.
   Он отсидел уже шесть или семь лет, когда Бог вдруг послал ему удачу. По крайней мере, так он считал. У него случился инфаркт. Потребовалась срочная операция на сердце. И во время этой операции он ненадолго умер. Пережил так называемую клиническую смерть. Увидел темные вихрящиеся облака и яркий просвет в них и все такое, о чем рассказывают люди, переступавшие этот порог. Но врачам удалось вернуть его к жизни. Теперь он вернулся в этот мир. Видимо, Бог решил, что ему еще не пора. Даровал вторую жизнь. И он хочет прожить ее достойно. Поэтому ему нужна моя помощь.
   - В чем именно? - спросил я.
   - Как - в чем? Составить по всей форме заявление о выпуске меня из тюрьмы. Ведь я был осужден пожизненно. И та моя жизнь кончилась. Оборвалась на операционном столе. На этот счет имеется законный медицинский документ. Тот человек был осужден и отбыл свой срок. А в своей новой жизни я не совершил ничего дурного. Поэтому нет никаких оснований, чтобы держать меня дальше в тюрьме.
   Я слушал его и не мог понять - разыгрывает он меня или говорит серьезно? Он глядел на меня чуть ли не с жалостью, будто сочувствовал моей бестолковости, давал время уразуметь простую истину. Я понял, что не смогу так сразу разочаровать его. Обещал поговорить с судьей. И даже выполнил свое обещание. Но судья, конечно, только накричал на меня.
   - Еще раз явитесь ко мне с такими глупостями - и я сообщу в вашу фирму. А воскресшему почтальону передайте, чтобы оставил свои фокусы. Доживет до пароля - его счастье. И пусть скажет спасибо, что его залатали за деньги налогоплательщиков.
   Что стало с почтальоном дальше, в его второй жизни, я не знаю. Но мысль о его кончине и воскресении время от времени тревожит меня. Клиническая смерть явление малоизученное. До сих пор она происходила с людьми только случайно, чаще всего - во время операции. А что произойдет, если хирурги научатся причинять ее намеренно? Если откроется, что клиническая смерть может стереть все прошлое человека? И ее можно применять как хирургическую операцию для лечения тех, кому воспоминания о прожитой жизни невыносимы?
   Всякий человек получит возможность второй попытки, возможность начать чистую незапятнанную жизнь. Но уже имея где-то в глубине души весь опыт страданий, ошибок, разочарований первой. Если можно ампутировать пораженную раком почку, почему нельзя ампутировать прошлое, пронизанное метастазами стыда, обид, сожалений?
   Бывают, бывают у меня дни, когда я тихо мечтаю и даже молюсь о такой возможности.
   Зов одиночества
   - Папа, когда мы получили заказ от родителей той молодой художницы? спросила Эсфирь. - Года три назад? Да, мне тоже помнится, что три. Дело было нетрудное. Девушку не надо было искать, адрес ее был известен. Но она порвала всякие отношения с родными. Ни писем, ни телефонных звонков, ни поздравительных открыток. Родители уже смирились с этим. Но они хотели хотя бы убедиться, что она здорова, что человек, к которому она ушла, не держит ее взаперти, не морит голодом, не избивает.
   Никого из родных и прежних знакомых она не хотела видеть, просто не пускала в дом. Мне нужно было придумать какой-то предлог для встречи, повод для визита.
   Было известно, что девушка эта ушла к художнику, который был старше ее на много-много лет. В молодости он подавал большие надежды, приобрел известность. Но потом озлобился, замкнулся в себе, перестал выставлять картины и скульптуры, уединился в своем доме в Аппалачских горах. Однако, судя по всему, время от времени он выходил из добровольного заточения, приезжал в город, посещал галереи, интересовался картинами других художников. Потому что однажды он написал девушке письмо, в котором очень хвалил ее работы, представленные на недавней выставке.
   Между ними завязалась переписка. Художник давал ей советы, разоблачал всевозможные трюки владельцев галерей, учил не доверять ни им, ни редакторам художественных журналов, ни критикам, ни торговцам картинами. Уверял, что видит в ней зачатки нешуточного таланта. И однажды - неслыханное дело пригласил навестить его. Она навестила его раз, другой, а потом осталась у него насовсем. И сообщила родителям, что начинает новую жизнь, в которой ей никто-никто из прежней жизни не будет нужен.
   Я решила изобразить из себя поклонницу таланта, которая недавно открыла литературное агентство и хотела бы заняться пропагандой работ любимого художника. Профессия литературного агента, вообще-то, доступна каждому. Вы арендуете почтовый ящик, заказываете сотню конвертов с фирменным знаком в верхнем левом углу, бумагу с таким же знаком - вот и всех хлопот. Но я еще отыскала критика, который в свое время писал хвалебные статьи об аппалачском отшельнике. И в разговоре с ним поднабралась правильных хвалебных слов и выражений. А потом использовала их в своем письме к художнику. В котором предлагала взяться за издание нового альбома его работ. Вернее, отыскать для них издателя. Который согласился бы издать альбом точно в таком виде, составе и объеме, в каком пожелает сам художник.
   Письмо мое подействовало - меня пригласили в горное убежище. Я провела там почти целый день, так что встреча была не совсем мимолетной. В картинах и скульптурах я понимаю мало, тут мне приходилось наугад изображать восторг, делать поспешные записи в блокноте - якобы заметки для будущего альбома. Но самого художника я не забуду до конца дней своих.
   Его кряжистая, приземистая фигура, его седая грива, его густой голос мгновенно заполняли все пространство. Рядом с ним сразу становилось тесно. Ощущение тесноты не исчезло, даже когда мы вышли из дома. Он хотел показать мне свой огород и сад. Похоже, он больше гордился своими огурцами, помидорами, клубникой, морковью, яблоками, чем своими картинами. Но это потому, что он каждое свое дело переживал как творческий акт. А каждый творческий акт у него начинался с полного отбрасывания и зачеркивания общепринятого.
   Еда? Он почти ничего не покупал в супермаркете, ел только то, что выращивал сам или что привозили на базар знакомые ему и проверенные фермеры.
   Мебель? Только по индивидуальным заказам, по его собственным эскизам.
   Архитектура? Строителям пришлось взрывчаткой пробивать толщу гранита, чтобы соединить задуманный им гараж с домом, стоявшим выше на склоне горы.
   Медицина? О, тут он не признавал никаких авторитетов. Он демонстрировал мне десятки баночек с мазями собственного изготовления, объяснял тайны гомеопатии, йоги, шаманства. Все кровати в доме стояли изголовьем на север это обеспечивало правильный лечебный эффект магнитного поля Земли. Никаких аспиринов, никаких антибиотиков, никаких снотворных. Упоминание о прозаке вызвало у него издевательский хохот.
   Очень скоро мне стало понятно, что такой человек и подругу жизни должен был вылепить, смастерить себе сам. Она присутствовала при наших разговорах, не вмешиваясь, иногда улыбалась - миниатюрная, большеглазая, рассеянная. Я могла с чистой совестью сообщить ее родителям, что дочь их выглядит хорошо, здорова и, судя по всему, довольна своим положением. Но сама исподтишка вглядывалась в это лицо, вслушивалась в ее короткие реплики, ловила преданный взгляд, который она порой бросала на своего мэтра. И пыталась понять: почему? чем мог приманить ее этот одинокий гневливый мизантроп? окруженный теснящим облаком вечного недовольства? оторванный от всего остального мира?
   Талантом?
   Но таланту можно вполне поклоняться издалека. И учиться у него можно издалека, как учатся молодые художники по шедеврам, висящим в музеях, или даже по почте, на всяких заочных курсах.
   Или манит сама безмерность предъявляемых требований? "Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником..."
   Только много дней спустя, вспоминая снова и снова этот визит, я стала смутно догадываться о том, что наше одиночество само по себе может стать для кого-то манящим зовом. Тебе начинает казаться, что только ты - единственная! можешь прорваться, спасти, преобразить. Как в сказке про красавицу и чудовище: урони на него слезинку - и чудовище превратится в прекрасного принца.
   А потом оказалось, что я и сама очень беззащитна перед зовом одиночества. Особенно, когда оно прячется за маской приветливой открытости людям. И укрывается в башне, открытой окнами на все четыре стороны света.
   Эсфирь умолкла.
   Все уставились на Кипера. И на Долли. Они оставались последними.
   - Да, у меня тоже была очень важная мимолетная встреча, - сказала Долли. Оставившая глубокий след. Но о ней я хотела бы рассказать Киперу наедине. Можно?
   Она смотрела на Роберта. Серьезно, просительно, строго. Роберт медленно встал с кресла. Уже не дюгонь, еще не жираф, в своем мимолетном человеческом обличье. Подошел к жене и крепко поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй, прижалась на минуту щекой.
   Эсфирь тоже встала и направилась к Киперу. Он шагнул ей навстречу. Они постояли, держась за руки, потом бережно обнялись.
   - Я только недавно сложила два и два, - шепнула она, - догадалась, узнала, кто она - твоя главная любовь. Но и про себя узнала что-то новое. Что где-то на седьмой, восьмой оболочке я могу быть библейской Лией. Не самой любимой, но самой преданной женой. И плодовитой. С целым выводком нерожденных, ждущих освобождения горлопанов.
   В гостиной было тихо.
   Долли взяла Кипера за руку и повела его наверх.
   Начинающий ясновидец
   Боже какое счастье никуда не спешить
   не считать минутки не смотреть на часы
   а только на тебя
   ты не хочешь прилечь
   мне нужно время я буду заново к тебе привыкать
   Давай я правда тебе расскажу про свою мимолетную
   встречу
   она длилась целых два дня но все равно
   ее можно считать мимолетной
   потому что она была с моим сыном моим первенцем
   он пробыл с нами так мало
   но я-то пробыла с ним гораздо дольше
   я-то его любила давно заранее все эти месяцы
   пока он плыл ко мне внутри меня
   повторял весь путь происхождения видов
   стучал своими пяточками по ступенькам эволюции
   сначала личинка потом головастик
   дальше плавал как рыбка
   а мне оставалось только удивляться
   какой он умный как знает дорогу
   и когда он с криком выпрыгнул наружу
   и наш воздух хлынул ему в легкие
   легкие настоящего млекопитающего
   я была в полном восторге
   начала хвалить и поздравлять его
   он уже проделал такой большой и серьезный путь
   совсем один без помощи взрослых
   стал цветочком в венце Творения
   но видимо что-то случилось на последней ступеньке
   он как-то запнулся на входе
   или ему что-то не понравилось у нас с первых шагов
   вернее с первых вздохов
   может быть воздух был слишком сух для него
   недаром сейчас советуют рожать в ванну с водой
   а он все время задумывался
   наверное о том куда же я попал
   и забывал при этом дышать
   и врачи встревожились забрали его у меня
   пытались помочь своими аппаратами
   потом мне сказал главный врач
   что есть такой надувной матрасик из трубок
   воздух идет от насоса по трубкам попеременно
   и младенец лежит на матрасике как на волнах
   эти волны прокатываясь под ним помогают ему дышать
   но на Аляску таких матрасиков тогда еще не завезли
   а старые аппараты не помогали
   и врач просто убивался
   что у них в больнице до сих пор
   нет такой нужной вещи
   но я-то догадывалась что и матрасик не помог бы
   просто мальчик увидел что он явился раньше времени
   никто не готов принять его таким как он есть
   и с тех пор у меня это осталось глубоко-глубоко
   чтобы быть готовой
   быть готовой когда он придет в следующий раз
   это и есть мой глубокий след от нашей короткой
   встречи
   и к концу второго дня мой мальчик так загляделся
   на собственные пальчики
   они были такие интересные такие подвижные
   что он забыл дышать совсем
   это случилось в соседней палате
   но я сразу почувствовала и закричала
   и сестры кинулись меня успокаивать
   а я им кричу со мной все в порядке
   но мальчик но мальчик но мальчик
   Да я могу слышать и видеть на расстоянии это правда
   цветы слышат только то что рядом
   а мы часто можем слышать далеко-далеко
   не только в пространстве но и во времени
   мы просто обычно не верим тому что слышим
   смешно верить в ненаучные чудеса
   поэтому я обычно не сознаюсь
   но тебе одному могу сознаться
   тебе нужно знать об одной вещи
   ты к ней будешь причастен да-да
   я слышу знаю точно
   что сегодня понесу от тебя
   потому так волнуюсь
   как девочка в первую брачную ночь
   И еще я хочу сознаться тебе рассказать
   какое это счастье
   быть любимой
   все эти тягостные месяцы что мы были врозь
   я знала слышала что ты продолжаешь любить меня
   это грело спасало давало силы
   было тяжело только в конце октября
   ты забывал меня любить на что-то отвлекся
   потом я узнала что ты ездил в Калифорнию
   а у меня в эти недели едва хватало сил
   дотянуть день до конца
   Роберт совсем извелся он видел
   что мне опять мало одной его любви
   а мне ее мало потому что он любит меня
   вместе с нашим домом детьми автомобилем страховкой
   почтовым ящиком у входа
   а ты любишь отдельно меня только одну меня
   безвозмездно меня слепо меня
   вопреки мне самой меня
   ведь я себя не очень люблю
   я порой повисаю на ниточке твоей любви
   как альпинист на последнем канате
   даже когда гоню тебя и ухожу между столиков
   жизнь моя висит все на том же канате-волоске
   и я слышу все что с тобой происходит
   где бы ты ни был знаю когда канат делается тоньше
   а когда бескорыстно крепнет
   это не тот канат которым тянут к себе предмет любви
   я долго была в детстве таким предметом
   притянутым намертво натерпелась нахлебалась
   знаю разницу и от радости порой качаюсь на твоем
   канате
   как на качелях
   прости
   Конечно меня могут спросить
   если ты так все видишь и слышишь
   своим ясновидящим глазом и ухом
   как ты могла так долго не отыскать собственного сына
   но это видимо потому
   что я слышу только луч чужого чувства
   когда оно есть
   как новейший самолет чувствует луч радара
   а у Грегори нет такого луча ко мне
   он весь нацелен прочь и вперед
   поэтому я так скучно назойлива с ним
   хочу все время держать его под боком
   но теперь я справлюсь я поняла
   я не сержусь на него как я могу сердиться
   на сына который согласился остаться в нашем воздухе
   не ушел как мой первый
   а уж где он там будет бродить со своим рюкзачком
   это не так уж важно не так уж
   если знаешь что время от времени он позвонит
   или даже появится вновь на пороге
   как появился неделю назад
   и поверь Стелле легче со мной чем ему
   я многому научилась например одной важной хитрости
   столь трудной для молодых родителей
   когда ребенок прибегает к тебе полный ужаса
   или боли или с полным мешком обид
   не нужно пытаться залить их утешениями
   или мороженым из холодильника
   или вареньем из буфета
   а нужно поверить принять разделить
   и даже обогнать его в ужасе боли обиде
   так чтобы он сам
   сам постепенно начал утешать и подбадривать тебя
   и говорить что не так уж все страшно
   А еще я хотела спросить тебя
   веришь ли ты теперь
   что все это было послано нам не случайно
   что судьба вела нас друг к другу
   такими извилистыми путями
   безжалостно отняла у тебя все-все
   выбросила из дома нищим и безработным
   и все для того чтобы ты оказался у нас в доме
   под одной крышей со мной
   судьбе нельзя перечить
   смотри как рано она послала тебе первый знак
   когда ты первый нарушил моногамный порядок
   пусть бескорыстно по одной доброте
   чтобы помочь сестре
   но это оставило на тебе свою полигамную метку
   и я узнала ее увидела ясно
   что и тебе тесна любовь если она одна-единственная
   и если бы не было на тебе этого тайного знака
   никакие твои сказки про ледяной воротник на горле
   и про мишени на песке для небесных стрелков
   на меня бы не подействовали
   ни за каким шпинатом в "Крогер" я бы не помчалась
   но вообще я теперь думаю
   что сколько бы судьба ни подарила нам дней и часов
   впереди
   есть другой отсчет времени как верит Роберт
   отсчет наших прежних смертей и рождений
   и по этому отсчету наша встреча останется
   мимолетной
   но оставляющей след на века след на века
   Слышишь в доме все стихло все разошлись на ночлег
   места хватит всем завтра мы будем думать
   обсуждать и расспрашивать кто захочет остаться
   в нашем доме надолго
   я согласна на всех и даже на Гвендолин
   хотя мне показалось что на нее загляделся
   мистер Розенталь
   но сегодня сейчас на свете остались только ты и я
   и мне даже трудно сказать что нас двое
   настолько я не чувствую преград и границ между нами
   настолько могу говорить тебе все-все
   и делать с тобой все как с собой
   а то что немного смущена
   так ведь и перед зеркалом иногда трудно начать
   раздеваться
   Нет можно я сегодня все буду делать сама
   впервые сама с тобой и с собой
   это раньше я вцеплялась в тебя как утопающая
   боялась выпустить хоть на секунду
   и тебе приходилось раздевать нас обоих
   а сегодня когда вся ночь наша
   не нужно никуда спешить
   не нужно прятаться и притворяться
   я так благодарна им обоим
   так люблю и Роберта и Эсфирь
   за то что они разрешили нам больше не лгать
   а ты если хочешь просто показывай движением пальца
   у нас в лаборатории появился новый аппарат
   называется компьютер
   там подводишь стрелку к нужному квадратику
   на телевизионном экране
   нажимаешь на кнопку и сразу открывается картинка
   с нужным растением или красивым цветком
   значит ты хочешь начать отсюда
   с цветка руки скромный притворщик
   это легко не нужно преодолевать застенчивость