Страница:
Перемена третья: суп итальянский "минестроне",
суп рыбный французский "буабес", суп мясной кавказский "харчо"
Рассказывает Гарри Филимор, сотрудник
рекламного отдела корпорации "Уайт и Хорнсби"
- Эти двое работали в небольшой фирме бок о бок несколько лет. Он администратором, отвечавшим за выполнение заказов, она вела финансовую отчeтность. То есть выполняла функции бухгалтера. У обоих были семьи, у обоих недавно родился первый ребeнок. И надо же такое совпадение: дети у них родились в один и тот же день. У него - девочка, у неe - мальчик.
Естественно, такие вещи сближают. Когда она снова появилась на работе, им было о чeм поговорить. "Моя вчера первый раз улыбнулась..." - "А мой, знаете, уже сам держит головку и пытается ползать..." - "А моя хватает протянутый ей палец и пытается его сосать..." - "А мой плакал вчера так горько, и мы не можем понять, в чeм дело... Наверное, газы... Или режутся зубки... В общем, не давал спать всю ночь".
И вот эта тема - "не давал спать" - стала постепенно главной. Встречая друг друга по утрам, они спрашивали: "Ну, сколько часов вам удалось поспать сегодня?.. Только четыре?.. Бедная вы, бедная... А я всe же ухитрился урвать почти шесть". Потом они решили устроить шуточное соревнование на эту тему. Они записывали число часов сна каждого, в конце недели подводили итог. И тот, кто поспал дольше, должен был пригласить недоспавшего в пятницу на ланч. Недоспавший получал в качестве компенсации маленький пир в ресторане. Конечно, не такой, как у нас сегодня. Но всe же это было приятное разнообразие.
Они играли в эту игру почти полгода. Как правило, проигрывал он. Понятное дело, мать более чутко откликается на детские вздохи, всхлипы и пуки. Но иногда всe же платить за ланч приходилось ей. И однажды еe проигрыш пришелся на канун Рождества. Фирма их успешно выполнила все предпраздничные заказы, так что им не было нужды возвращаться на рабочие места. Они рассказывали друг другу, какие подарки заготовили для своих детей и супругов, для родственников и друзей.
- А вы какой подарок хотели бы получить? - спросил он.
- Шесть часов крепкого сна! - смеясь, ответила она.
- Но это ведь можно устроить. Разрешите, я сделаю вам такой подарок.
И она согласилась. И они поехали в ближайший мотель, где он снял для неe номер. Поздравил с Рождеством и уехал довольный собой.
Потом, после праздников, она горячо благодарила его за чудесный подарок. Потому что такого сладкого, такого крепкого сна у неe не было давно-давно. И в следующий раз, проиграв, она захотела одарить его тем же. Но он заявил, что и ланч, и мотель - это будет слишком дорого для неe. Почему бы им не поделить расходы и не взять номер с двумя кроватями? Ведь разница в цене - пустяковая. Зато они смогут наконец утолить, одолеть, смыть свой тягостный нескончаемый недосып.
Так они и сделали. Они крепко и сладко выспались в разных кроватях. Разделeнные только тумбочкой с Библией. Проснулись освеженные, беззаботные, счастливые. И после этого невозможно было просто разъехаться по домам. От полноты чувств они должны были кого-то обнять и поцеловать. Но так как поблизости не было ни любимых детей, ни любимых супругов, они стали обнимать и целовать друг друга. Нет, я решительно возражаю против понимающих улыбок на лицах моих слушателей. Их объятия поначалу были вполне невинными. И то, что они потом перешли в нечто другое, никак, ни в уме, ни в сердце не было запланировано моими недосыпающими героями.
Во всяком случае - в тот первый раз.
Но, конечно, все последовавшие разы не были окрашены такой спонтанной непреднамеренностью. Невиноватость, как и невинность, теряют только один раз. Не будем скрывать - им это понравилось. Они вошли во вкус. Будучи администратором, он легко мог перестраивать ход работ таким образом, чтобы в пятницу им не нужно было возвращаться в фирму после ланча. А потерянное время они компенсировали на следующей неделе, работая по вечерам. Но, несмотря на эти вечерние рабочие часы, они теперь совсем не чувствовали себя усталыми. Они стали заметно бодрее, выглядели лучше, работали успешнее.
Они обсуждали теперь не только детей, но и супругов. Она рассказывала, каким заботливым отцом оказался еe муж, как чутко он прислушивается к мимолeтным сменам настроения их сына. Нет, вовсе не для того, чтобы всегда им подыгрывать и потакать. Он вспоминает себя в детстве, вспоминает, чего ему хотелось тогда, и находит правильную дозу соучастия в детских играх и необходимой строгости. А он рассказывал, что его жена совершенно лишена обычной материнской паники в отношении здоровья их дочки. Что он в семье главный паникeр и готов был бы мчаться к врачу со всяким прыщиком, если бы жена не удерживала его и не успокаивала.
Так эта тесная дружба и эти еженедельные встречи продолжались почти два года. И хотя оба старались быть предельно осторожными, они не могли скрыть той радости, которой загорались их лица при виде друг друга. Которая безотказно отзывается в сердцах окружающих уколом зависти. И если уколы эти следуют один за другим, они накапливаются, сливаются в непрерывную ниточку злобы, которая делается всe прочнее, которая может заставить человека забросить свои дела и заняться исключительно утолением злых чувств и порывов. Например, взять и выследить, куда поехали на ланч эти необъяснимо ликующие сотрудники. А потом проследить, куда они поехали после ланча. А потом сообщить обо всeм этом кому-нибудь из супругов.
Так или иначе, в одну солнечную пятницу эта пара шла уже, взявшись за руки, от автомобиля к дверям снятого номера в мотеле. И путь им преградила его жена. И пятница сразу сильно почернела у них в глазах. И жена, действительно, оказалась женщиной очень твeрдой и решительной. И без всякой паники подала на развод.
Напрасно он говорил ей, что любит еe и готов немедленно прекратить эти встречи с сотрудницей. Что встречались они больше в медико-терапевтических целях, а отнюдь не любовных. Что если бы она была вовлечена во что-то подобное, он отнeсся бы с полным пониманием и не реагировал бы так драматично. Но жена его придерживалась взглядов твeрдых и старомодных. Не желала видеть тонких оттенков цветущих вокруг неe чувств и всe называла грубым и плоским словом. Измена.
Он мне изменял, ваша честь. Да, ребeнка я хочу оставить себе. Да, мне нужны будут средства на его воспитание.
Да, мой бывший муж зарабатывает неплохо. Да, трети его зарплаты будет довольно. Плюс половина того, что он зарабатывает игрой на бирже. Он, видите ли, очень умелый игрок. Все эти акции, которые поднимаются и падают волна за волной, - для него родная стихия.
Вот так наш недосыпавший администратор остался без жены и ребeнка. Его недосыпающая подруга вовсе не хотела разрушать свою семью. И чтобы быть от беды подальше, она перешла в другую фирму. Таков был печальный конец их счастливых совместных сновидений.
Перемена четвeртая: форель с цветной капустой,
пирожки с печeнкой, утка со спаржей
Рассказывает непризнанный писатель Лорренбах
- Что приходит нам в голову, когда мы смотрим на взлетающий самолeт? Мысль о далeких странах? О разлуке? О чудесах технического прогресса? Не знаю, как вам, а мне в последние годы всe чаще при этом зрелище вспоминается кинотеатр. Да-да, с тех пор как они начали показывать фильмы во время полeта. Я вижу взлетающий "боинг" и думаю: "Вот полетел очередной кинотеатр... Переполненные кинотеатры один за другим поднимались над аэродромом..."
Вообще-то, я не прочь посмотреть иногда случайный фильм. Но в тот раз показывали что-то, мною уже виденное. И мой сосед-попутчик тоже не смотрел на экран. Поэтому мы разговорились. И я довольно скоро сознался ему, что я пишу.
Мне кажется, есть профессии, в которых человек должен заранее сознаваться при знакомстве с новыми людьми. Например, судья, прокурор, налоговый инспектор, полицейский - они должны предупреждать нового знакомого. Чтобы тот не вздумал рассказать о какой-нибудь своей противозаконной проделке. Ведь это всех поставит в неловкое положение. То же самое и писатели. Окружающие должны знать, с кем имеют дело. Потому что они всегда рискуют попасть навеки в какой-нибудь опубликованный рассказ. А это не каждому по вкусу.
Но мой попутчик ничуть не испугался моей профессии. Наоборот, начал рассказывать о главной печали своей жизни. О том, что он с годами теряет взаимопонимание с женой. Может быть, его откровенность была подогрета теми бутылочками, которые неустанно разносили стюардессы. Его лeгкий акцент, как иностранная этикетка, придавал его речи какую-то заморскую убедительность.
- Если бы некий писатель захотел описать нашу семейную жизнь, - говорил он, - у него получилась бы повесть о двух людях совершенно разной судьбы. Жили-были он и она. Под одной крышей, в одних стенах, но совершенно по-разному. Он жил в чудесном доме. Дом стоял на тихой улице, под старинными липами. Перед ним была лужайка, а сзади - большой зелeный двор, окруженный цветущими кустами и деревьями. В этом дворе устраивались пикники, и многочисленные друзья засиживались за полночь за расставленными столами. В доме было достаточно места для всей семьи и приезжавших гостей. Гости любили бывать в этом доме, хвалили его, и их похвалы грели ему сердце. Он мечтал прожить в этом доме до конца дней своих.
Ей дом достался старый и неказистый. В нeм протекала крыша, осыпалась краска со стен, рассохшиеся рамы пропускали внутрь холод с улицы. Муравьи и моль гнездились в деревянном буфете и проедали доски. После сильных дождей подвал заливало водой. Комнаты нуждались в ремонте, но на ремонт денег не было. Она мечтала о том времени, когда можно будет выйти на пенсию, продать дом и переехать в городскую квартиру.
У него были чудесные дети. Каждая встреча с ними доставляла ему радость. Он был бесконечно благодарен судьбе за то, что дети выросли и стали его друзьями. Это так редко случается в жизни. Он помнил, как они росли на его глазах, созревали в коконе его трудов и забот, и эти воспоминания наполняли его горячей радостью. Он даже позволял себе немного гордиться тем, что дети выросли такими красивыми, умными, достойными людьми.
Она считала, что в годах прошедших нельзя гордиться ничем, а в годах, неделях, днях грядущих полезно бояться всего. Поэтому дети доставляли ей сплошные тревоги и огорчения. Они постоянно болели. Если не болели, то делали что-нибудь беспечное и опасное, что могло обернуться болезнью. Они лечились, но лечились у дешевых врачей, потому что на дорогих не было денег. Они учились, но опять же в дешeвых школах и колледжах. С дипломами таких колледжей у человека не было шансов преуспеть в жизни. Ей было стыдно, что они с мужем не смогли дать детям приличное - то есть дорогое - образование. А муж при этом отказывался разделять еe чувства. Он отказывался войти вслед за ней в уютный шалашик, выстроенный ею из веточек страха, украшенный цветочками стыда. Порой она чувствовала себя бесконечно одинокой.
Странное волнение начало охватывать меня во время этого рассказа. Так бывает во сне: кто-то появляется на окраине сновидения, ты ещe не знаешь имени, не видишь лица, только чувствуешь приближение кого-то бесконечно родного и близкого. Именно такое ощущение рождал во мне рассказ попутчика о его жене. Я узнавал в ней себя, свои страхи, стыды, тревоги, свою боль. А что может быть роднее, чем собственная боль, угаданная в другом?
Мой попутчик продолжал.
Он жил в чудесной стране. Страна была покрыта цветущими городами и парками, удобные дороги текли по еe горам и долинам, красивые церкви белели на холмах, тучные стада паслись на зелeных лугах, симфонические оркестры играли по вечерам под открытым небом. Магазины в этой стране ломились от товаров, даже цветы и фрукты продавались в изобилии в любое время года. Электричество сияло во всех домах, помогало стирать бельe, мыть посуду, готовить еду, подметать пол. Стоило протянуть руку к телефону, и тебя соединяли с близким и нужным человеком в любой точке мира. За двадцать лет жизни в этой стране никто ни разу не напал на него, не оскорбил, не ударил. Иногда ему снились сны про его прежнюю страну - и это всегда были тягостные кошмары, из которых он вырывался со вздохом облегчения.
Ей досталось жить в стране загнивающей, разваливающейся на глазах. Люди работали из последних сил и всe равно не могли свести концы с концами, разорвать кольцо тревог. Разрешенное воровство и разрешенная ложь пронизывали все стороны жизни. Уродство городской архитектуры погружало в тоску. Улицы были завалены мусором, стены загажены разводами краски и похабными надписями. Молодeжь интересовалась только нарядами, сексом, наркотиками, спортом, деньгами. Редко кто прочитывал в год одну-две книги, да и то это были, по большей части, дешевые детективы или "ужастики". Бездомные и сумасшедшие бродили по улицам, спали на вентиляционных решeтках, валялись на скамейках в парках и скверах. Насильники и грабители рыскали ночью повсюду, и она, ложась спать, клала рядом с постелью большой нож. Хотя и понимала, что защитить себя не сумеет. Ей казалось, что в прежней стране всe было лучше, чище, достойнее, и воспоминания о жизни там наполняли еe сердце отрадой.
Чем больше мой попутчик рассказывал о своей жене, тем большую нежность и сочувствие она у меня вызывала. Я так понимал еe! Ведь мне тоже досталось всe воспринимать в мрачном свете. Там, где другие видят прелестное лицо, мой глаз немедленно отыскивает прыщ, испарину, торчащий из носа волосок. Посредине весeлого пикника я с тоской начинаю думать о скуке подступающего вечера. Когда все умиляются первым шагам ребeнка, мне может прийти в голову дикая мысль, что ведь и показанный вчера по телевизору убийца тоже когда-то был младенцем и сделал свой первый невинный шаг по земле.
Поэтому в жене моего попутчика мне почудилась родная душа. Которой, наверное, так же приходится страдать от всех этих оптимистов кругом. От весельчаков, которые лезут к тебе с ободряющими советами. Поют про светлую подкладку любого облака. Про пользу позитивных эмоций. Не понимают, идиоты, что человек рождается с таким взглядом. Что ничего тут поделать нельзя. Что лезть к нам с этими увещаниями так же бестактно, как уговаривать одноногого ступать на обе ноги. О, как я слышал эту женщину, как проникался ею!
В общем, хотите верьте, хотите нет - я как бы заочно влюбился в жену моего попутчика. Только по его рассказам. Еe печаль затекала в меня так же неудержимо, как Миссури втекает в Миссисипи. И мне страшно захотелось встретиться с ней. Но как это сделать? Мой попутчик был со мной так откровенен только потому, что знал: мы скоро расстанемся и его исповедь растает на высоте тридцати тысяч футов. Спросить у него адрес и телефон теперь было просто невозможно. Мы даже не представились друг другу.
И тогда я решился. Назовите это жульничеством, обманом, даже воровством. Стыдно сознаться, но я сделал это. Мы стояли рядом в ожидании багажа. Мой попутчик снял один чемодан с ползущей ленты и начал искать глазами второй. Этой минуты мне было довольно. Я незаметно отступил, нагнулся и прочитал его имя и адрес на ярлычке, прикрепленном к ручке чемодана.
Не буду утомлять вас рассказом о том, как я отыскал их дом. Как караулил, спрятавшись в машине по утрам. Как впервые увидел эту женщину - именно с таким печальным и нежным лицом, как я и ожидал. Как любовь моя стала крепнуть и разрастаться. Как я ломал себе голову, придумывая предлог для знакомства. Как превратился в доморощенного детектива и пытался незаметно следовать за еe автомобилем. И как мне, в конце концов, неслыханно повезло: она подъехала к большому зданию без окон, на крыше которого сияла реклама - ботинок с двумя колесиками внизу.
Роликовый каток! Что может быть лучше для непринуждeнного случайного знакомства?
Я дождался, когда она войдeт в здание. Последовал за ней. Взял напрокат пару роликов. Натянул их. С колотящимся сердцем вышел в зал, заполненный штраусовским вальсом. И тут меня постигло ужасное разочарование. Одно из самых горьких в моей жизни.
Я сразу увидел еe. Она была в компании друзей. Еe невозможно было не заметить. Это был какой-то вихрь непристойного веселья. Еe непотребно короткая юбчонка летала вокруг крутых бeдер. Еe смех разлетался до софитов на потолке и до ларьков с воздушной кукурузой. Друзья и знакомые отзывались на еe приветственные оклики, махали в ответ руками. Они смотрели на неe с обожанием. Она ликовала и сверкала зубами, как какая-нибудь идиотка в рекламе новейшей пасты. Ясно, что она была центром компании. Друзья в любой момент могли почерпнуть в ней заряд бодрости и оптимизма. Она проносилась мимо меня раз за разом, сияя самоуверенной дурацкой улыбкой. Ни следа драгоценной печали не осталось на еe пылающем лице.
Моя любовь стремительно испарялась. Она испускала дух, как дирижабль, напоровшийся на шпиль ярмарочной вышки. Мне ничего не оставалось, как тихо удалиться. Стараясь не стучать роликами по деревянным ступеням. И эта женщина никогда не узнала, что она была объектом такой любви. А потом - предметом такого горького разочарования.
И всe же я думаю, что еe муж не обманывал меня и ничего не выдумывал. Что с ним она была именно такой, как он описал. Ведь брак - это как лодка с двумя гребцами. Когда одному кажется, что другой слишком перегнулся в сторону бодрости, он инстинктивно пытается уравновесить опасный крен, перегибаясь в сторону грусти. И если они вовремя не спохватятся, то это перегибание в разные стороны приведeт в какой-то момент к такому крену, что они - один за другим или оба вместе - вывалятся из лодки. Что и происходит с тысячами браков, распадающихся каждый день вокруг нас.
Перемена пятая: филе миньон, брокколи на пару,
грибной соус, маринованные патиссоны
Рассказ Кипера Райфилда, режиссeра
рекламных фильмов фирмы "Крылатый Гермес"
- Эта история приключилась с моей доброй бабушкой Дженни. Бабушку Дженни я любил больше всех остальных родственников. Ей одной слал открытки к праздникам. "Это потому, что она всe время снабжает тебя деньгами", - ревниво говорила мне мать. Но это было не так. То есть деньги она слала. И много. И в школе, и в колледже я всегда имел в кармане сотню-другую. Но бабушку Дженни любил не за это. А за то, что она понимала, какая это мука для человека расти. Любому человеку - мука, а некоторым - особенно. Наверное, она избаловала меня этими деньгами. Я не научился правильно считать доллары и пенсы. Но всe равно бабушка у меня была золотая.
А история с ней приключилась в молодые годы. Она уже была замужем за дедушкой Гилбертом. И у них уже был один сын. Тот, который потом стал моим отцом. А бабушка забеременела снова. Но на этот раз как-то не совсем удачно. Врачи за неe тревожились. И советовали лечь в роддом заранее. Чуть ли не за три месяца до родов. Это называлось "лечь на сохранение". Сохранение ребeнка от беды. И бабушка согласилась.
Но нельзя же было бросить без присмотра маленького сына и дедушку Гилберта. Тогда у них ещe было очень туго с деньгами, и они не могли нанять домоправительницу. Поэтому бабушка уговорила свою школьную подругу Пегги. Упросила пожить в их квартире и взять на себя все домашние заботы. А уж какие там заботы, она не уточняла.
"Ведь дедушка Гилберт тогда вовсе не был дедушкой, - объясняла бабушка. Хотя он был намного старше меня, но всe ещe очень горячий. И за три месяца без меня у него вполне могла начаться опухоль там, где она начинается у немолодых одиноких мужчин, лишeнных любви и нежности. Операция просто разорила бы нас".
А подруга Пегги была очень милая. И только что развелась. Она была очень предана бабушке. И заботилась о семье подруги, как будто это была еe собственная семья. Так что сохранение сработало на всех фронтах.
Бабушка Дженни сохранила и благополучно родила тeтю Присциллу.
Новорожденная Присцилла из роддома смогла приехать в сохранившуюся семью, прямо в руки хорошо сохранившемуся папе Гилберту.
Подруги Дженни и Пегги сохранили нежную дружбу.
Правда, Пегги вскоре родила дядюшку Эванса. Но нам, детям, не разрешали называть Эванса "дядюшкой". Только "мистер Криптон". А бабушка Дженни иногда проговаривалась и называла Эванса "племянником". И новые знакомые могли на это заметить: "Как же так? Вы говорили, что у вас не было братьев и сестeр?" На что бабушка Дженни только махала рукой и говорила, что нынче племянники ухитряются появляться из самых непредсказуемых сочетаний.
Я приношу извинения за то, что моя короткая история не содержит ни драматического поворота, ни интриги, ни сюрприза. Но мне хотелось как-то отдать должное настоящей женской дружбе и мудрости, которых всe меньше и меньше становится в нашем печальном мире.
Перемена шестая: мороженое, фрукты, коньяк, ликeры
Рассказывает Натан Розенталь, гость из Израиля
(корректор настоял на том, чтобы его акцент был удален)
- Эта история произошла в американском университете, в котором училась моя дочь. У них был молодой профессор французской литературы, большой чаровник. И внешне очень привлекательный. Я буду называть его Рауль. Студентки и аспирантки влюблялись в него без памяти. Но он вeл себя очень сдержанно. У него была жена и ребeнок. А в ваших университетах сейчас большие строгости. Романы профессоров со студентками вызывают крайнее неодобрение. В два счeта можно потерять работу. А то и попасть под суд за попытку изнасилования. Если преподавателю-мужчине нужно побеседовать со студенткой, он постарается, чтобы это происходило при свидетелях. И уж обязательно оставит дверь кабинета открытой.
Профессор Рауль соблюдал все эти предосторожности. Студентки влюблялись в него, страдали, плакали по ночам в подушку. Но потом курс обучения кончался, и они уезжали. Они находили себе других молодых людей, выходили замуж, рожали детей. И лишь какая-нибудь ария из оперы Бизе, или песенка Эдит Пиаф, или какие-нибудь шербурские зонтики могли случайно напомнить им, как они были когда-то в юности влюблены в прекрасного профессора французской литературы.
Всe шло хорошо. Но не совсем. Ибо Рауль не замечал опасности, выраставшей у него под боком. Ибо в него незаметно и страстно влюбилась дама, работавшая на той же кафедре. Его коллега. Она была старше Рауля на несколько лет. Не очень хороша собой. Честно говоря, просто дурнушка. С нескладной костлявой фигурой. Она понимала, что у неe нет никаких шансов добиться взаимности. Но она была женщиной тонкой, проницательной и волевой. И знала ходы, которыми можно завоевать если не сердце, так ум мужчины. Что она и вознамерилась сделать. Надеясь, видимо, что ум и сердце не так уж отделены друг от друга, как принято считать.
А дело в том, что, как всякий университетский профессор, Рауль писал научные статьи и публиковал книги по своему предмету. Каковым была французская литература XIX века. И вот Сюзанна решила притвориться неизвестной читательницей его научных трудов. И стала писать ему восторженные письма. Подписываясь вымышленным именем, отправляя их из другого города, где она арендовала почтовый ящик, выдавая себя за аспирантку другого университета.
Она писала Раулю, что его статья о драме Виктора Гюго "Рюи Блаз" была для неe настоящим откровением. Что проведeнное им сравнительное исследование романа Бальзака "Отец Горио" и шекспировского "Короля Лира" (ведь в обоих произведениях один и тот же сквозной мотив - стареющий отец и неблагодарные дочери) по тонкости и глубине мысли не сравнимо ни с чем. Что она абсолютно согласна с его оценкой и разбором ранних стихов Бодлера. А математический анализ распределения ударных слогов в новелле Мериме "Кармен", наложенный на аналогичный анализ нотных знаков в одноименной опере, открывает перед литературоведением уже такие новые горизонты, что просто захватывает дух.
И письма эти начали оказывать своe действие. Не только ум, но и сердце Рауля стало откликаться на них. Ведь в глубине души каждый пишущий (это может подтвердить присутствующий здесь писатель) лелеет свои строчки и воображает их бесценными и неповторимыми. Умная Сюзанна знала, как играть на этих струнах. И вскоре была вознаграждена. Рауль начал отвечать ей длинными письмами. Их переписка делалась всe горячее. Вскоре он стал просить еe о свидании. Ведь с аспиранткой из другого университета можно было вести себя более раскованно, чем со своими.
Она поначалу отказывалась, выдумывала всякие проблемы и препоны. Ибо сложившаяся ситуация доставляла ей много радостных минут. Она видела своего возлюбленного каждый день. Видела, как по-новому блестят его глаза, каким отрешeнным взором он порой смотрит в окно, на собеседника, на телефонную трубку.
Но она не могла тянуть.
Ей было уже сильно за тридцать. И она мечтала о ребeнке. О ребeнке от любимого человека. И готова была на всe ради исполнения этой мечты. Наш обед начался с похожей истории, которую рассказал наш армянский друг. Но там женщине нужен был любой мужчина - лишь бы он был армянином. И она была хороша собой. Насколько же труднее было положение Сюзанны. Она была некрасива, немолода, и ей нужен был только Рауль - и никто другой. Немудрено, что она решилась на крайние меры.
Она написала Раулю, что согласна встретиться с ним. Назначила день и час, дала название мотеля. Записка с номером комнаты будет ждать его у портье. Он выполнил все еe указания. Приехал вовремя, в правильное место, получил записку. С волнением приблизился к заветной двери и постучал.
Дверь открылась.
Но вместо неведомой влюблeнной аспирантки он увидел перед собой дуло пистолета. Пистолета, который держала в руках его немолодая, изрядно надоевшая сотрудница Сюзанна.
суп рыбный французский "буабес", суп мясной кавказский "харчо"
Рассказывает Гарри Филимор, сотрудник
рекламного отдела корпорации "Уайт и Хорнсби"
- Эти двое работали в небольшой фирме бок о бок несколько лет. Он администратором, отвечавшим за выполнение заказов, она вела финансовую отчeтность. То есть выполняла функции бухгалтера. У обоих были семьи, у обоих недавно родился первый ребeнок. И надо же такое совпадение: дети у них родились в один и тот же день. У него - девочка, у неe - мальчик.
Естественно, такие вещи сближают. Когда она снова появилась на работе, им было о чeм поговорить. "Моя вчера первый раз улыбнулась..." - "А мой, знаете, уже сам держит головку и пытается ползать..." - "А моя хватает протянутый ей палец и пытается его сосать..." - "А мой плакал вчера так горько, и мы не можем понять, в чeм дело... Наверное, газы... Или режутся зубки... В общем, не давал спать всю ночь".
И вот эта тема - "не давал спать" - стала постепенно главной. Встречая друг друга по утрам, они спрашивали: "Ну, сколько часов вам удалось поспать сегодня?.. Только четыре?.. Бедная вы, бедная... А я всe же ухитрился урвать почти шесть". Потом они решили устроить шуточное соревнование на эту тему. Они записывали число часов сна каждого, в конце недели подводили итог. И тот, кто поспал дольше, должен был пригласить недоспавшего в пятницу на ланч. Недоспавший получал в качестве компенсации маленький пир в ресторане. Конечно, не такой, как у нас сегодня. Но всe же это было приятное разнообразие.
Они играли в эту игру почти полгода. Как правило, проигрывал он. Понятное дело, мать более чутко откликается на детские вздохи, всхлипы и пуки. Но иногда всe же платить за ланч приходилось ей. И однажды еe проигрыш пришелся на канун Рождества. Фирма их успешно выполнила все предпраздничные заказы, так что им не было нужды возвращаться на рабочие места. Они рассказывали друг другу, какие подарки заготовили для своих детей и супругов, для родственников и друзей.
- А вы какой подарок хотели бы получить? - спросил он.
- Шесть часов крепкого сна! - смеясь, ответила она.
- Но это ведь можно устроить. Разрешите, я сделаю вам такой подарок.
И она согласилась. И они поехали в ближайший мотель, где он снял для неe номер. Поздравил с Рождеством и уехал довольный собой.
Потом, после праздников, она горячо благодарила его за чудесный подарок. Потому что такого сладкого, такого крепкого сна у неe не было давно-давно. И в следующий раз, проиграв, она захотела одарить его тем же. Но он заявил, что и ланч, и мотель - это будет слишком дорого для неe. Почему бы им не поделить расходы и не взять номер с двумя кроватями? Ведь разница в цене - пустяковая. Зато они смогут наконец утолить, одолеть, смыть свой тягостный нескончаемый недосып.
Так они и сделали. Они крепко и сладко выспались в разных кроватях. Разделeнные только тумбочкой с Библией. Проснулись освеженные, беззаботные, счастливые. И после этого невозможно было просто разъехаться по домам. От полноты чувств они должны были кого-то обнять и поцеловать. Но так как поблизости не было ни любимых детей, ни любимых супругов, они стали обнимать и целовать друг друга. Нет, я решительно возражаю против понимающих улыбок на лицах моих слушателей. Их объятия поначалу были вполне невинными. И то, что они потом перешли в нечто другое, никак, ни в уме, ни в сердце не было запланировано моими недосыпающими героями.
Во всяком случае - в тот первый раз.
Но, конечно, все последовавшие разы не были окрашены такой спонтанной непреднамеренностью. Невиноватость, как и невинность, теряют только один раз. Не будем скрывать - им это понравилось. Они вошли во вкус. Будучи администратором, он легко мог перестраивать ход работ таким образом, чтобы в пятницу им не нужно было возвращаться в фирму после ланча. А потерянное время они компенсировали на следующей неделе, работая по вечерам. Но, несмотря на эти вечерние рабочие часы, они теперь совсем не чувствовали себя усталыми. Они стали заметно бодрее, выглядели лучше, работали успешнее.
Они обсуждали теперь не только детей, но и супругов. Она рассказывала, каким заботливым отцом оказался еe муж, как чутко он прислушивается к мимолeтным сменам настроения их сына. Нет, вовсе не для того, чтобы всегда им подыгрывать и потакать. Он вспоминает себя в детстве, вспоминает, чего ему хотелось тогда, и находит правильную дозу соучастия в детских играх и необходимой строгости. А он рассказывал, что его жена совершенно лишена обычной материнской паники в отношении здоровья их дочки. Что он в семье главный паникeр и готов был бы мчаться к врачу со всяким прыщиком, если бы жена не удерживала его и не успокаивала.
Так эта тесная дружба и эти еженедельные встречи продолжались почти два года. И хотя оба старались быть предельно осторожными, они не могли скрыть той радости, которой загорались их лица при виде друг друга. Которая безотказно отзывается в сердцах окружающих уколом зависти. И если уколы эти следуют один за другим, они накапливаются, сливаются в непрерывную ниточку злобы, которая делается всe прочнее, которая может заставить человека забросить свои дела и заняться исключительно утолением злых чувств и порывов. Например, взять и выследить, куда поехали на ланч эти необъяснимо ликующие сотрудники. А потом проследить, куда они поехали после ланча. А потом сообщить обо всeм этом кому-нибудь из супругов.
Так или иначе, в одну солнечную пятницу эта пара шла уже, взявшись за руки, от автомобиля к дверям снятого номера в мотеле. И путь им преградила его жена. И пятница сразу сильно почернела у них в глазах. И жена, действительно, оказалась женщиной очень твeрдой и решительной. И без всякой паники подала на развод.
Напрасно он говорил ей, что любит еe и готов немедленно прекратить эти встречи с сотрудницей. Что встречались они больше в медико-терапевтических целях, а отнюдь не любовных. Что если бы она была вовлечена во что-то подобное, он отнeсся бы с полным пониманием и не реагировал бы так драматично. Но жена его придерживалась взглядов твeрдых и старомодных. Не желала видеть тонких оттенков цветущих вокруг неe чувств и всe называла грубым и плоским словом. Измена.
Он мне изменял, ваша честь. Да, ребeнка я хочу оставить себе. Да, мне нужны будут средства на его воспитание.
Да, мой бывший муж зарабатывает неплохо. Да, трети его зарплаты будет довольно. Плюс половина того, что он зарабатывает игрой на бирже. Он, видите ли, очень умелый игрок. Все эти акции, которые поднимаются и падают волна за волной, - для него родная стихия.
Вот так наш недосыпавший администратор остался без жены и ребeнка. Его недосыпающая подруга вовсе не хотела разрушать свою семью. И чтобы быть от беды подальше, она перешла в другую фирму. Таков был печальный конец их счастливых совместных сновидений.
Перемена четвeртая: форель с цветной капустой,
пирожки с печeнкой, утка со спаржей
Рассказывает непризнанный писатель Лорренбах
- Что приходит нам в голову, когда мы смотрим на взлетающий самолeт? Мысль о далeких странах? О разлуке? О чудесах технического прогресса? Не знаю, как вам, а мне в последние годы всe чаще при этом зрелище вспоминается кинотеатр. Да-да, с тех пор как они начали показывать фильмы во время полeта. Я вижу взлетающий "боинг" и думаю: "Вот полетел очередной кинотеатр... Переполненные кинотеатры один за другим поднимались над аэродромом..."
Вообще-то, я не прочь посмотреть иногда случайный фильм. Но в тот раз показывали что-то, мною уже виденное. И мой сосед-попутчик тоже не смотрел на экран. Поэтому мы разговорились. И я довольно скоро сознался ему, что я пишу.
Мне кажется, есть профессии, в которых человек должен заранее сознаваться при знакомстве с новыми людьми. Например, судья, прокурор, налоговый инспектор, полицейский - они должны предупреждать нового знакомого. Чтобы тот не вздумал рассказать о какой-нибудь своей противозаконной проделке. Ведь это всех поставит в неловкое положение. То же самое и писатели. Окружающие должны знать, с кем имеют дело. Потому что они всегда рискуют попасть навеки в какой-нибудь опубликованный рассказ. А это не каждому по вкусу.
Но мой попутчик ничуть не испугался моей профессии. Наоборот, начал рассказывать о главной печали своей жизни. О том, что он с годами теряет взаимопонимание с женой. Может быть, его откровенность была подогрета теми бутылочками, которые неустанно разносили стюардессы. Его лeгкий акцент, как иностранная этикетка, придавал его речи какую-то заморскую убедительность.
- Если бы некий писатель захотел описать нашу семейную жизнь, - говорил он, - у него получилась бы повесть о двух людях совершенно разной судьбы. Жили-были он и она. Под одной крышей, в одних стенах, но совершенно по-разному. Он жил в чудесном доме. Дом стоял на тихой улице, под старинными липами. Перед ним была лужайка, а сзади - большой зелeный двор, окруженный цветущими кустами и деревьями. В этом дворе устраивались пикники, и многочисленные друзья засиживались за полночь за расставленными столами. В доме было достаточно места для всей семьи и приезжавших гостей. Гости любили бывать в этом доме, хвалили его, и их похвалы грели ему сердце. Он мечтал прожить в этом доме до конца дней своих.
Ей дом достался старый и неказистый. В нeм протекала крыша, осыпалась краска со стен, рассохшиеся рамы пропускали внутрь холод с улицы. Муравьи и моль гнездились в деревянном буфете и проедали доски. После сильных дождей подвал заливало водой. Комнаты нуждались в ремонте, но на ремонт денег не было. Она мечтала о том времени, когда можно будет выйти на пенсию, продать дом и переехать в городскую квартиру.
У него были чудесные дети. Каждая встреча с ними доставляла ему радость. Он был бесконечно благодарен судьбе за то, что дети выросли и стали его друзьями. Это так редко случается в жизни. Он помнил, как они росли на его глазах, созревали в коконе его трудов и забот, и эти воспоминания наполняли его горячей радостью. Он даже позволял себе немного гордиться тем, что дети выросли такими красивыми, умными, достойными людьми.
Она считала, что в годах прошедших нельзя гордиться ничем, а в годах, неделях, днях грядущих полезно бояться всего. Поэтому дети доставляли ей сплошные тревоги и огорчения. Они постоянно болели. Если не болели, то делали что-нибудь беспечное и опасное, что могло обернуться болезнью. Они лечились, но лечились у дешевых врачей, потому что на дорогих не было денег. Они учились, но опять же в дешeвых школах и колледжах. С дипломами таких колледжей у человека не было шансов преуспеть в жизни. Ей было стыдно, что они с мужем не смогли дать детям приличное - то есть дорогое - образование. А муж при этом отказывался разделять еe чувства. Он отказывался войти вслед за ней в уютный шалашик, выстроенный ею из веточек страха, украшенный цветочками стыда. Порой она чувствовала себя бесконечно одинокой.
Странное волнение начало охватывать меня во время этого рассказа. Так бывает во сне: кто-то появляется на окраине сновидения, ты ещe не знаешь имени, не видишь лица, только чувствуешь приближение кого-то бесконечно родного и близкого. Именно такое ощущение рождал во мне рассказ попутчика о его жене. Я узнавал в ней себя, свои страхи, стыды, тревоги, свою боль. А что может быть роднее, чем собственная боль, угаданная в другом?
Мой попутчик продолжал.
Он жил в чудесной стране. Страна была покрыта цветущими городами и парками, удобные дороги текли по еe горам и долинам, красивые церкви белели на холмах, тучные стада паслись на зелeных лугах, симфонические оркестры играли по вечерам под открытым небом. Магазины в этой стране ломились от товаров, даже цветы и фрукты продавались в изобилии в любое время года. Электричество сияло во всех домах, помогало стирать бельe, мыть посуду, готовить еду, подметать пол. Стоило протянуть руку к телефону, и тебя соединяли с близким и нужным человеком в любой точке мира. За двадцать лет жизни в этой стране никто ни разу не напал на него, не оскорбил, не ударил. Иногда ему снились сны про его прежнюю страну - и это всегда были тягостные кошмары, из которых он вырывался со вздохом облегчения.
Ей досталось жить в стране загнивающей, разваливающейся на глазах. Люди работали из последних сил и всe равно не могли свести концы с концами, разорвать кольцо тревог. Разрешенное воровство и разрешенная ложь пронизывали все стороны жизни. Уродство городской архитектуры погружало в тоску. Улицы были завалены мусором, стены загажены разводами краски и похабными надписями. Молодeжь интересовалась только нарядами, сексом, наркотиками, спортом, деньгами. Редко кто прочитывал в год одну-две книги, да и то это были, по большей части, дешевые детективы или "ужастики". Бездомные и сумасшедшие бродили по улицам, спали на вентиляционных решeтках, валялись на скамейках в парках и скверах. Насильники и грабители рыскали ночью повсюду, и она, ложась спать, клала рядом с постелью большой нож. Хотя и понимала, что защитить себя не сумеет. Ей казалось, что в прежней стране всe было лучше, чище, достойнее, и воспоминания о жизни там наполняли еe сердце отрадой.
Чем больше мой попутчик рассказывал о своей жене, тем большую нежность и сочувствие она у меня вызывала. Я так понимал еe! Ведь мне тоже досталось всe воспринимать в мрачном свете. Там, где другие видят прелестное лицо, мой глаз немедленно отыскивает прыщ, испарину, торчащий из носа волосок. Посредине весeлого пикника я с тоской начинаю думать о скуке подступающего вечера. Когда все умиляются первым шагам ребeнка, мне может прийти в голову дикая мысль, что ведь и показанный вчера по телевизору убийца тоже когда-то был младенцем и сделал свой первый невинный шаг по земле.
Поэтому в жене моего попутчика мне почудилась родная душа. Которой, наверное, так же приходится страдать от всех этих оптимистов кругом. От весельчаков, которые лезут к тебе с ободряющими советами. Поют про светлую подкладку любого облака. Про пользу позитивных эмоций. Не понимают, идиоты, что человек рождается с таким взглядом. Что ничего тут поделать нельзя. Что лезть к нам с этими увещаниями так же бестактно, как уговаривать одноногого ступать на обе ноги. О, как я слышал эту женщину, как проникался ею!
В общем, хотите верьте, хотите нет - я как бы заочно влюбился в жену моего попутчика. Только по его рассказам. Еe печаль затекала в меня так же неудержимо, как Миссури втекает в Миссисипи. И мне страшно захотелось встретиться с ней. Но как это сделать? Мой попутчик был со мной так откровенен только потому, что знал: мы скоро расстанемся и его исповедь растает на высоте тридцати тысяч футов. Спросить у него адрес и телефон теперь было просто невозможно. Мы даже не представились друг другу.
И тогда я решился. Назовите это жульничеством, обманом, даже воровством. Стыдно сознаться, но я сделал это. Мы стояли рядом в ожидании багажа. Мой попутчик снял один чемодан с ползущей ленты и начал искать глазами второй. Этой минуты мне было довольно. Я незаметно отступил, нагнулся и прочитал его имя и адрес на ярлычке, прикрепленном к ручке чемодана.
Не буду утомлять вас рассказом о том, как я отыскал их дом. Как караулил, спрятавшись в машине по утрам. Как впервые увидел эту женщину - именно с таким печальным и нежным лицом, как я и ожидал. Как любовь моя стала крепнуть и разрастаться. Как я ломал себе голову, придумывая предлог для знакомства. Как превратился в доморощенного детектива и пытался незаметно следовать за еe автомобилем. И как мне, в конце концов, неслыханно повезло: она подъехала к большому зданию без окон, на крыше которого сияла реклама - ботинок с двумя колесиками внизу.
Роликовый каток! Что может быть лучше для непринуждeнного случайного знакомства?
Я дождался, когда она войдeт в здание. Последовал за ней. Взял напрокат пару роликов. Натянул их. С колотящимся сердцем вышел в зал, заполненный штраусовским вальсом. И тут меня постигло ужасное разочарование. Одно из самых горьких в моей жизни.
Я сразу увидел еe. Она была в компании друзей. Еe невозможно было не заметить. Это был какой-то вихрь непристойного веселья. Еe непотребно короткая юбчонка летала вокруг крутых бeдер. Еe смех разлетался до софитов на потолке и до ларьков с воздушной кукурузой. Друзья и знакомые отзывались на еe приветственные оклики, махали в ответ руками. Они смотрели на неe с обожанием. Она ликовала и сверкала зубами, как какая-нибудь идиотка в рекламе новейшей пасты. Ясно, что она была центром компании. Друзья в любой момент могли почерпнуть в ней заряд бодрости и оптимизма. Она проносилась мимо меня раз за разом, сияя самоуверенной дурацкой улыбкой. Ни следа драгоценной печали не осталось на еe пылающем лице.
Моя любовь стремительно испарялась. Она испускала дух, как дирижабль, напоровшийся на шпиль ярмарочной вышки. Мне ничего не оставалось, как тихо удалиться. Стараясь не стучать роликами по деревянным ступеням. И эта женщина никогда не узнала, что она была объектом такой любви. А потом - предметом такого горького разочарования.
И всe же я думаю, что еe муж не обманывал меня и ничего не выдумывал. Что с ним она была именно такой, как он описал. Ведь брак - это как лодка с двумя гребцами. Когда одному кажется, что другой слишком перегнулся в сторону бодрости, он инстинктивно пытается уравновесить опасный крен, перегибаясь в сторону грусти. И если они вовремя не спохватятся, то это перегибание в разные стороны приведeт в какой-то момент к такому крену, что они - один за другим или оба вместе - вывалятся из лодки. Что и происходит с тысячами браков, распадающихся каждый день вокруг нас.
Перемена пятая: филе миньон, брокколи на пару,
грибной соус, маринованные патиссоны
Рассказ Кипера Райфилда, режиссeра
рекламных фильмов фирмы "Крылатый Гермес"
- Эта история приключилась с моей доброй бабушкой Дженни. Бабушку Дженни я любил больше всех остальных родственников. Ей одной слал открытки к праздникам. "Это потому, что она всe время снабжает тебя деньгами", - ревниво говорила мне мать. Но это было не так. То есть деньги она слала. И много. И в школе, и в колледже я всегда имел в кармане сотню-другую. Но бабушку Дженни любил не за это. А за то, что она понимала, какая это мука для человека расти. Любому человеку - мука, а некоторым - особенно. Наверное, она избаловала меня этими деньгами. Я не научился правильно считать доллары и пенсы. Но всe равно бабушка у меня была золотая.
А история с ней приключилась в молодые годы. Она уже была замужем за дедушкой Гилбертом. И у них уже был один сын. Тот, который потом стал моим отцом. А бабушка забеременела снова. Но на этот раз как-то не совсем удачно. Врачи за неe тревожились. И советовали лечь в роддом заранее. Чуть ли не за три месяца до родов. Это называлось "лечь на сохранение". Сохранение ребeнка от беды. И бабушка согласилась.
Но нельзя же было бросить без присмотра маленького сына и дедушку Гилберта. Тогда у них ещe было очень туго с деньгами, и они не могли нанять домоправительницу. Поэтому бабушка уговорила свою школьную подругу Пегги. Упросила пожить в их квартире и взять на себя все домашние заботы. А уж какие там заботы, она не уточняла.
"Ведь дедушка Гилберт тогда вовсе не был дедушкой, - объясняла бабушка. Хотя он был намного старше меня, но всe ещe очень горячий. И за три месяца без меня у него вполне могла начаться опухоль там, где она начинается у немолодых одиноких мужчин, лишeнных любви и нежности. Операция просто разорила бы нас".
А подруга Пегги была очень милая. И только что развелась. Она была очень предана бабушке. И заботилась о семье подруги, как будто это была еe собственная семья. Так что сохранение сработало на всех фронтах.
Бабушка Дженни сохранила и благополучно родила тeтю Присциллу.
Новорожденная Присцилла из роддома смогла приехать в сохранившуюся семью, прямо в руки хорошо сохранившемуся папе Гилберту.
Подруги Дженни и Пегги сохранили нежную дружбу.
Правда, Пегги вскоре родила дядюшку Эванса. Но нам, детям, не разрешали называть Эванса "дядюшкой". Только "мистер Криптон". А бабушка Дженни иногда проговаривалась и называла Эванса "племянником". И новые знакомые могли на это заметить: "Как же так? Вы говорили, что у вас не было братьев и сестeр?" На что бабушка Дженни только махала рукой и говорила, что нынче племянники ухитряются появляться из самых непредсказуемых сочетаний.
Я приношу извинения за то, что моя короткая история не содержит ни драматического поворота, ни интриги, ни сюрприза. Но мне хотелось как-то отдать должное настоящей женской дружбе и мудрости, которых всe меньше и меньше становится в нашем печальном мире.
Перемена шестая: мороженое, фрукты, коньяк, ликeры
Рассказывает Натан Розенталь, гость из Израиля
(корректор настоял на том, чтобы его акцент был удален)
- Эта история произошла в американском университете, в котором училась моя дочь. У них был молодой профессор французской литературы, большой чаровник. И внешне очень привлекательный. Я буду называть его Рауль. Студентки и аспирантки влюблялись в него без памяти. Но он вeл себя очень сдержанно. У него была жена и ребeнок. А в ваших университетах сейчас большие строгости. Романы профессоров со студентками вызывают крайнее неодобрение. В два счeта можно потерять работу. А то и попасть под суд за попытку изнасилования. Если преподавателю-мужчине нужно побеседовать со студенткой, он постарается, чтобы это происходило при свидетелях. И уж обязательно оставит дверь кабинета открытой.
Профессор Рауль соблюдал все эти предосторожности. Студентки влюблялись в него, страдали, плакали по ночам в подушку. Но потом курс обучения кончался, и они уезжали. Они находили себе других молодых людей, выходили замуж, рожали детей. И лишь какая-нибудь ария из оперы Бизе, или песенка Эдит Пиаф, или какие-нибудь шербурские зонтики могли случайно напомнить им, как они были когда-то в юности влюблены в прекрасного профессора французской литературы.
Всe шло хорошо. Но не совсем. Ибо Рауль не замечал опасности, выраставшей у него под боком. Ибо в него незаметно и страстно влюбилась дама, работавшая на той же кафедре. Его коллега. Она была старше Рауля на несколько лет. Не очень хороша собой. Честно говоря, просто дурнушка. С нескладной костлявой фигурой. Она понимала, что у неe нет никаких шансов добиться взаимности. Но она была женщиной тонкой, проницательной и волевой. И знала ходы, которыми можно завоевать если не сердце, так ум мужчины. Что она и вознамерилась сделать. Надеясь, видимо, что ум и сердце не так уж отделены друг от друга, как принято считать.
А дело в том, что, как всякий университетский профессор, Рауль писал научные статьи и публиковал книги по своему предмету. Каковым была французская литература XIX века. И вот Сюзанна решила притвориться неизвестной читательницей его научных трудов. И стала писать ему восторженные письма. Подписываясь вымышленным именем, отправляя их из другого города, где она арендовала почтовый ящик, выдавая себя за аспирантку другого университета.
Она писала Раулю, что его статья о драме Виктора Гюго "Рюи Блаз" была для неe настоящим откровением. Что проведeнное им сравнительное исследование романа Бальзака "Отец Горио" и шекспировского "Короля Лира" (ведь в обоих произведениях один и тот же сквозной мотив - стареющий отец и неблагодарные дочери) по тонкости и глубине мысли не сравнимо ни с чем. Что она абсолютно согласна с его оценкой и разбором ранних стихов Бодлера. А математический анализ распределения ударных слогов в новелле Мериме "Кармен", наложенный на аналогичный анализ нотных знаков в одноименной опере, открывает перед литературоведением уже такие новые горизонты, что просто захватывает дух.
И письма эти начали оказывать своe действие. Не только ум, но и сердце Рауля стало откликаться на них. Ведь в глубине души каждый пишущий (это может подтвердить присутствующий здесь писатель) лелеет свои строчки и воображает их бесценными и неповторимыми. Умная Сюзанна знала, как играть на этих струнах. И вскоре была вознаграждена. Рауль начал отвечать ей длинными письмами. Их переписка делалась всe горячее. Вскоре он стал просить еe о свидании. Ведь с аспиранткой из другого университета можно было вести себя более раскованно, чем со своими.
Она поначалу отказывалась, выдумывала всякие проблемы и препоны. Ибо сложившаяся ситуация доставляла ей много радостных минут. Она видела своего возлюбленного каждый день. Видела, как по-новому блестят его глаза, каким отрешeнным взором он порой смотрит в окно, на собеседника, на телефонную трубку.
Но она не могла тянуть.
Ей было уже сильно за тридцать. И она мечтала о ребeнке. О ребeнке от любимого человека. И готова была на всe ради исполнения этой мечты. Наш обед начался с похожей истории, которую рассказал наш армянский друг. Но там женщине нужен был любой мужчина - лишь бы он был армянином. И она была хороша собой. Насколько же труднее было положение Сюзанны. Она была некрасива, немолода, и ей нужен был только Рауль - и никто другой. Немудрено, что она решилась на крайние меры.
Она написала Раулю, что согласна встретиться с ним. Назначила день и час, дала название мотеля. Записка с номером комнаты будет ждать его у портье. Он выполнил все еe указания. Приехал вовремя, в правильное место, получил записку. С волнением приблизился к заветной двери и постучал.
Дверь открылась.
Но вместо неведомой влюблeнной аспирантки он увидел перед собой дуло пистолета. Пистолета, который держала в руках его немолодая, изрядно надоевшая сотрудница Сюзанна.