Эксбрайа Шарль. Ее все любили

   Следователь был не столь уверен.
   - Мне хотелось бы, чтобы вы оказались правы, мсье комиссар. Однако не могу не сказать, что ваши впечатления о мадам Димешо совершенно не соответствуют моим представлениям об этой женщине.
   - Позвольте напомнить, мсье следователь, что нарисованный вами портрет мадам Арсизак оказался совершенно непохожим на оригинал.
   - Тут мне сказать нечего, и я сам готов протянуть вам розги и подставить спину. И все-таки замечу вам, что мадам Димешо - доктор филологических наук.
   - Ну и что?
   - Просто я думаю, что женщина такого интеллектуального уровня не может сразу впасть в панику.
   - Это еще ни о чем не говорит. Нет абсолютно никакой связи между интеллектуальной мощью, необходимой при расшифровке текстов, и твердостью духа, которой так часто не хватает тем, кто оказался замешан в судебное дело.
   - Время - и самое ближайшее - покажет, насколько вы правы, мсье комиссар.
   От бессилия у Гремилли опускались руки, и он уже никому не верил в этом городе, где каждый его жест, каждый его шаг были под бдительным наблюдением, комментировались и немедленно передавались по кругу. Именно по этой причине он и сказал следователю, что собирается нанести визит мадам Димешо завтра, хотя на самом деле решил это сделать сегодня же вечером.
   В половине седьмого полицейский устроился за столиком небольшого кафе, из которого хорошо просматривалась дверь интересующего его дома, и стал ждать появления нотариуса.
   Ровно в семь часов на пороге появился опирающийся на трость с резиновым набалдашником Димешо. Запрокинув голову, он зашагал в сторону центра старого города. Гремилли выждал минуть десять, опасаясь непредвиденного возвращения того, чье присутствие могло спутать все его планы. Затем он решительно направился к двери, над которой была прикреплена вывеска нотариальной конторы. Ему открыла Берта Димешо все с тем же видом смертельно напуганного человека.
   - Мой муж только-только ушел.
   - Я пришел поговорить не с ним, а с вами, мадам.
   - Со мной? Но...
   Тоном, в который он постарался вложить как можно больше теплоты, полицейский продолжал настаивать:
   - Уверяю вас, мадам, мне крайне необходимо с вами переговорить.
   Все еще колеблясь, она наконец развела руки, выражая тем самым одновременно непонимание и вынужденное смирение.
   - Если вы так настаиваете... Пройдемте в салон.
   Комната, в которой хозяйка дома усадила гостя, была, как и остальные апартаменты, музеем в миниатюре. От каждой вещицы и каждого предмета мебели веяло стариной, за которой супруги Димешо, казалось, решили раз и навсегда укрыться от внешнего мира.
   - Итак, мсье?
   - Мадам, вы дали мне понять сегодня утром, что кругом все врут...
   - Я этого не помню.
   - Послушайте, мадам, я не думаю, что вы будете уподобляться тем, кто... Одним словом, после того как вы высказали мне свою обеспокоенность возможно даже, это были угрызения совести, - вы уже не можете идти на попятную! Итак, кто врал?
   Гремилли нетрудно было заметить, что глаза мадам Димешо были наполнены заячьим страхом.
   - Говорите же, мадам, говорите! Ваше молчание может усугубить и без того нелегкое положение вашего мужа.
   - Вы так считаете?
   - Еще бы!
   - Но если я вам скажу...
   - Тогда я забуду сегодняшний мой визит к мадам Димешо и приду завтра, позвонив в вашу дверь с таким видом, будто я это делаю впервые в жизни.
   - Вы даете мне слово?
   - Считайте, что оно у вас уже есть.
   - В таком случае... В тот вечер доктор Музеролль ушел от нас около одиннадцати вечера.
   - Вам известно, куда он ходил?
   - К мадам Арсизак.
   Наконец-то! Вот оно!.. Теперь все строение, возведенное с такой тщательностью ради сокрытия убийцы мадам Арсизак, рушилось прямо на глазах, потому что архитекторы не учли одну деталь - хрупкую мадам Димешо.
   - Он вам сам это сказал?
   - Ему незачем было мне об этом сообщать, потому что она сама ему позвонила. Все были увлечены бриджем, и я сняла трубку, не желая их беспокоить.
   Гремилли был настолько счастлив от всего услышанного, что даже не подумал попросить дополнительных разъяснений. Он спешно простился с хозяйкой и помчался к доктору Музероллю.
   Врач долго не открывал, и когда наконец он появился в дверях, весь его вид красноречиво говорил о крайнем неудовольствии.
   - Не буду отрицать, мсье комиссар, вы очень любезный человек, но неужели даже в такое время нельзя оставить людей в покое? Я как раз готовлю себе ужин, и вот...
   - Я сожалею, доктор, что отрываю вас от дела, но боюсь, что теперь мне придется это делать гораздо чаще... Короче, должен вам сообщить, что вы попали в хорошенький переплет.
   - Быть того не может!
   - Может, еще как может!
   - В таком случае устраивайтесь в моем кабинете, а я пока пойду убавлю огонь. Благодаря вам, мсье комиссар, можно считать, что сегодняшний мой ужин испорчен.
   - Я в этом просто убежден, доктор.
   Музеролль отсутствовал всего несколько секунд, и когда он вернулся, лицо его сияло, как обычно.
   - Я слушаю вас, мсье комиссар.
   - Доктор, я обвиняю вас в убийстве мадам Арсизак.
   - Этого еще недоставало!
   - Вы признаете теперь, что игра в прятки окончена?
   - Признаю? Что за шутки! Ничего я не признаю! Что вы все пытаетесь пришить мне это дело?
   - Потому что начиная с нашей первой с вами встречи и вплоть до сегодняшнего дня вы не перестаете лгать.
   - Легковесное утверждение, вам не кажется?
   - И потому еще, что в ночь преступления, практически в момент преступления, вы находились в доме убитой.
   - Вам решительно все известно.
   - И из надежных источников. Мне сама мадам Димешо обо всем рассказала.
   - Ох уж эта доверчивая Берта... Да она может рассказать все, что душе угодно.
   - Не старайтесь, доктор. На сей раз этот номер у вас не пройдет. Отвечайте - да или нет: ходили ли вы к мадам Арсизак в ночь убийства и находились ли вы там в час убийства?
   - Она позвонила на квартиру нотариуса, зная, что я нахожусь там, поскольку это был день нашей традиционной встречи. Она начала с того, что спросила меня, с нами ли ее муж. Я вынужден был ответить ей, что нет. Затем она мне пожаловалась, что чувствует себя очень плохо, а в доме никого нет. Я не мог уклониться от своих обязанностей. Я - врач. Она сама мне открыла, мы поднялись в ее спальню, где я ее осмотрел. Верите ли вы мне, мсье комиссар, или нет, но задушил ее не я.
   - Чем вы это докажете?
   - Около полуночи я вернулся в дом нотариуса.
   - А мне показалось, что вы пошли навестить мадемуазель Танс и пробыли у нее до двух часов ночи...
   - Я действительно пошел к ней, но только после того, как предупредил Димешо о возвращении Элен. Я пришел на улицу Кляртэ как раз в тот момент, когда Жан и Арлетта выходили из машины. Они ужинали в Сен-Сиприене, что в пятидесяти восьми километрах от Перигё. И мы на самом деле пробыли вместе почти до двух часов ночи, обсуждая наше ближайшее будущее.
   - А потом?
   - А потом я вернулся к себе.
   - Вы можете чем-нибудь доказать, что Элен Арсизак была еще жива до того, как вы встретились с ее мужем?
   - Около половины первого ночи она снова позвонила нотариусу и сообщила, что ей никак не удается уснуть. И потом, мсье комиссар, врачи редко имеют склонность убивать своих клиентов, разве что по недосмотру, но я не думаю, что удушение можно списать на неосмотрительность.
   - Арсизак ушел вместе с вами?
   - Нет, он решил остаться у Арлетты до утра.
   - Почему же он изменил свои планы?
   - Наверняка из-за необходимости объясниться с женой.
   - Скорее всего, это и имело место.
   - Нет, мсье комиссар! Когда Жан пришел на бульвар Везон, его жена была уже мертва, что и подтвердил ваш судебно-медицинский эксперт. Вы удовлетворены, мсье комиссар?
   - А насчет ужина в Сен-Сиприене...
   - Ресторан "Монастырь", мсье комиссар. Жан хорошо знаком с его хозяйкой. Они ели там кролика "по-королевски" и поджаренную в собственном соку утку. Вам нетрудно это проверить.
   - Что я непременно и сделаю. А к чему тогда все предыдущие истории?
   - Вероятно, нам хотелось оценить ваши способности.
   - Я нахожу странным, доктор, что вы могли забавляться в подобной ситуации.
   - О, вы знаете, мне слишком часто приходится сталкиваться со смертью, чтобы принимать ее близко к сердцу.
   В очередной раз Гремилли вынужден был испытать разочарование. Стоило ему только подумать, что наконец-то он достиг цели, как оказывалось, что он к ней даже и не приближался. Почти без всякой надежды он отправился к нотариусу.
   В отличие от доктора, мэтр Димешо, похоже, не очень удивился позднему визиту полицейского.
   - Моя жена, мсье комиссар, покаялась передо мной за свой слишком длинный язык, и я ждал вашего прихода.
   - Почему же слишком длинный?
   - Потому что ей не следует рассказывать посторонним обо всем, что происходит у нас дома.
   - Даже ради того, чтобы снять подозрения с невиновного?
   - Насколько мне известно, вы сами были далеки от мысли, что убийство мог совершить Музеролль, не так ли?
   - Как бы там ни было, вы подтверждаете, что мадам Арсизак звонила доктору около одиннадцати вечера?
   - Сначала в одиннадцать, а затем в половине первого ночи или чуть позже. Правда, Музеролль к этому времени уже ушел.
   - Раньше вы мне этого не говорили.
   - А к чему мне было это говорить, если все газеты сообщали о том, что, по словам судебно-медицинского эксперта, смерть наступила около половины первого ночи? Ее последний телефонный звонок лишь подтверждал официальное заключение. Вероятно, ее убили сразу после этого второго звонка.
   - В то время как доктор и прокурор находились в гостях у мадемуазель Танс, а трое остальных были здесь, рядом с вами?
   - Вовсе нет.
   - А? Что, кто-то из троих отсутствовал?
   - Все трое.
   - Они не пришли играть в бридж в тот вечер?
   - Напротив, но, представьте себе, произошла довольно комичная сцена, которая напомнила мне те времена, когда я присматривал за мальчишками в лицее. Сразу после того как Музеролль ушел, мы возобновили игру, которая без доктора оказалась не столь увлекательна. Кое-как дотянув до конца партию, скучающие Сонзай и Катенуа сцепились вдруг из-за того, кому из них удалось лучше сохранить спортивную форму. Дружеская перебранка не оставила безучастным и Лоби, и теперь все трое пытались убедить друг друга в своей молодецкой удали. В итоге все закончилось заключением пари, и, поскольку в этот поздний час улицы Перигё практически безлюдны, они решили немедленно устроить состязание.
   - И что же это было за состязание?
   - Кто быстрее добежит до того места, где кончается улица Кампньяк. Однако у каждого должен быть свой маршрут. Сонзай, который считал себя более сильным, выбрал довольно сложный путь: проспект Торни, проспект Монтеня, площадь Франшвилль, бульвар Везон и улица Кампньяк. У Лоби маршрут был не таким длинным: улица Плантье, где мы с вами сейчас находимся, площадь Клотр, улица Фарж, площадь Франшвилль, бульвар Везон и улица Кампньяк. Ну и последний, Катенуа, решил бежать по улице Нотр-Дам, улице Ламмари, площади Кодерк, улице Тайферу, бульвару Везон, чтобы, как и остальные, финишировать на улице Кампньяк.
   - Несколько странная затея, принимая во внимание зрелый возраст мужчин и их положение в обществе... Вы не находите?
   - Разумеется, но у меня они обретали свою молодость. Впрочем, они выбрали это место финиша только потому, что именно там они встречались в свои лицейские годы и именно оттуда начинали свой забег на длинную дистанцию в будущем.
   - И как бы случайно все трое пробегали по бульвару Везон практически в одно и то же время, то есть тогда, когда произошло убийство.
   С плохо скрываемым притворством нотариус изобразил на лице удивление.
   - А ведь верно! Я даже и не подумал об этом...
   Гремилли ответил ему в том же тоне:
   - Я в этом и не сомневался. И каким же образом, мэтр, вы рассчитываете убедить меня в том, что эти гонки не являются хорошо разыгранным вами фарсом?
   - Вы мне не верите, мсье, но свидетели мои - ваши друзья, то есть, я хочу сказать, полиция.
   - Вот как?
   - Дело в том, что с каждым из соперников, жаждущих победы, случилось досадное приключение. Сонзай, не остановившийся на проспекте Монтеня по требованию двух полицейских на мотоциклах, принявших его за скрывающегося от погони, был ими в конце концов задержан и вынужден предъявить свои документы. Со злости он сказал им пару ласковых, за что и оказался в участке. К Лоби прицепилась какая-то молодежь, от которой ему пришлось отбиваться, и он также побывал в участке. А что до Катенуа, то он, споткнувшись, растянулся прямо у ног компании шедших в ночную рабочих парней, которые помогли ему подняться, проводили в еще работающее бистро и угостили стаканчиком. Думаю, вам не составит труда найти в комиссариате составленные протоколы, кроме, конечно, случая с Катенуа, но, обратившись к хозяину кафе...
   Наступило молчание. Оба выжидающе смотрели друг на друга. Гремилли понимал, что потерпел очередное поражение и что мадам Димешо так же ловко, как и остальные, провела его. Ему следовало бы прислушаться к мнению Бесси. Она просто прикинулась дурочкой, а в итоге он сам оказался в дурацком положении...
   Полицейский встал.
   - Хочу сделать вам, мэтр, маленькое признание: по-моему, никому и никогда не удастся найти убийцу мадам Арсизак.
   - Поверьте, мне больно это слышать.
   Лгать с большей наглостью вряд ли кому было под силу.
   Солнечные лучи переполняли строгий кабинет следователя Бесси, где все выглядело празднично, включая бюст, олицетворяющий Республику. Бесси потеплевшим взором разглядывал стоящего с унылым видом комиссара Гремилли.
   - Вы действительно решили отступиться, мсье комиссар?
   - Да, я отказываюсь от дальнейшего расследования, мсье следователь, и использую этот последний день на составление отчета. Завтра утром я возвращаюсь в Бордо.
   - Ваше решение меня удивляет.
   - Любой бы на моем месте поступил точно так же. Меня направили в Перигё, чтобы я нашел убийцу замечательной женщины, чью смерть оплакивает весь город. Мне удается установить, что этот спустившийся на землю ангел был на самом деле самой настоящей стервой. Рядом с ней муж, с которым она, если сказать мягко, не ладит, и несколько мсье, причем не исключено, что все они были ее любовниками и каждый из них вполне мог испытывать желание разделаться с ней. К тому же любое мое вмешательство рискует вызвать нежелательный скандал, которого все боятся, включая обитателей Дворца правосудия, не правда ли, мсье следователь? Я знал, что мне не будут мешать проводить расследование...
   - Так вы должны еще радоваться!
   - ...но я также знал, что никто палец о палец не ударит, чтобы оказать мне содействие в этом нелегком деле.
   - Вы преувеличиваете, мсье комиссар!
   - Вы искренне так считаете, мсье следователь? Все эти мсье принадлежат к мощному политическому клану. Бесчестие одного из них моментально отражается на всех и дает лишний козырь в руки их противников, которые не преминут им пойти в первый же день предвыборной кампании.
   - Даже если вы правы и перспектива действительно столь безрадостна, все равно ничто не мешает нам выполнять свой служебный долг.
   - Конечно, мсье следователь, но вы же сами прекрасно понимаете, что никто не сможет выполнить свой долг в подобных условиях.
   - Почему же?
   - Потому что виновный никогда не будет обнаружен. Доказательств никаких, зато у каждого из подозреваемых есть свое алиби, и его невозможно поставить под сомнение без того, чтобы не бросить тень на честь и достоинство какой-нибудь важной особы города. Муж? Дудки! В момент убийства он как раз вставал из-за стола в пятидесяти восьми километрах отсюда. Доктор? Жертва пыталась связаться с ним по телефону сразу после того, как он от нее ушел. Преподаватель? Аптекарь? Адвокат? Они скакали наперегонки вокруг дома убитой, о чем свидетельствуют протоколы полиции. Все их алиби неопровержимы и настолько перепутаны между собой, что, атаковав одного, обязательно заденешь остальных. Наконец, главное действующее лицо и странная личность одновременно - человек, который, вероятно, и организовал весь этот спектакль, как он организовывал когда-то приключенческие встречи веселой банды, за которой он присматривал в лицее. И вот игра, начатая двадцать пять лет назад, достигла своей кульминационной точки...
   - Мне понятна ваша горечь, но не слишком ли далеко она вас уносит?
   - Они основательно поизмывались надо мной, мсье следователь. Они заставили меня искать там, где им этого хотелось. Даже жена нотариуса, напоминающая жирного и трясущегося от любого шороха кролика, - и та умудрилась меня одурачить.
   - Я вас предупреждал.
   - Она направила меня именно туда, куда ей было приказано меня направить. Сообщая мне об отсутствовавшем Музеролле, она давала возможность своему мужу поведать мне об отсутствии всех остальных и о втором телефонном звонке мадам Арсизак, сняв таким образом с доктора все подозрения. Одна мысль, что нотариус и его жена посмеялись надо мной, приводит меня в бешенство.
   - Однако, мсье комиссар, у вас наверняка есть свое мнение относительно личности убийцы?
   - Разумеется, у меня есть такое мнение, но я считаю совершенно бесполезным высказывать его. Ведь я не могу подкрепить его хоть какими-нибудь доказательствами. Необычность ситуации заключается в том, что случившееся является одновременно и преступлением и игрой. А нас играм не обучали. Сожалею.
   - Итак, вы отказываетесь от дальнейшего расследования. Ваше решение окончательно?
   - Окончательно, мсье следователь. С вашего позволения, я закроюсь в одном из ваших кабинетов и займусь составлением рапорта, оригинал которого я вручу вам. Я выскажусь в пользу версии о грабителе, застигнутом мадам Арсизак врасплох и решившем вернуть украденные деньги, потому что он испугался. Глупость, конечно, несусветная, но другого выхода не вижу, чтобы хоть как-то избежать позора.
   - Сомневаюсь, чтобы общественность Перигё была этим удовлетворена.
   - Ничего не поделаешь, придется ей довольствоваться тем, что есть. К тому же через некоторое время она предпочтет снова благоговейно произносить имя жертвы, а не ломать себе голову над личностью какого-то другого возможного убийцы.
   После того как Гремилли ушел, следователь тут же отправился к председателю суда с намерением поставить его в известность относительно неожиданного заявления комиссара. Выслушав рассказ Бесси, председатель заключил:
   - С точки зрения закона, дружище, нас, возможно, не все должно устраивать в этом деле, однако в глазах горожан такой вывод, несомненно, будет казаться справедливым. Жертва не заслуживает того, чтобы мы ее оплакивали. И все-таки никогда бы не подумал, что мои соотечественники окажутся способными преподнести мне перед пенсией подобный подарок. Я думал, что знал людей как самого себя, но, оказывается, заблуждался на этот счет.
   Свой последний - светлый и тихий - вечер в Перигё Гремилли решил использовать на очередную прогулку по старому городу. Неспешно шагая, словно турист, по старым кварталам, он вспоминал о тех чувствах, которые охватили его несколько дней назад, когда он впервые оказался в этом уголке. Если бы кто-нибудь тогда сказал ему, что впереди его ждут непреодолимые препятствия, он бы посмотрел на него с улыбкой человека, за плечами которого богатый тридцатилетний опыт. И вот тебе...
   Он ходил долго. На улице Эгийри он прошел около дома преподавателя Лоби, затем по Сажес спустился к жилищу слабовольного Суже и его мстительной супруги. Пройдя по проспекту Домениль и по бульвару Жорж-Соманд, полицейский вышел на улицу л'Абревуар и поприветствовал дверь Агаты Роделль. Через некоторое время, поднявшись по Барбекан и свернув на Плантье, он оказался рядом с домом нотариуса как раз в тот момент, когда тот из него выходил.
   - Добрый вечер, мэтр.
   - Бог мой, это вы, мсье! В такой час! Сыщикам покой неведом?
   - Я на каникулах.
   - Действительно?
   - Свою работу я сделал, дело Арсизак закрыто. Завтра утром я уезжаю, а сейчас вот решил подарить себе последнюю прогулку по старому городу, в который я влюбился.
   - Вы его искренне полюбили, мсье?
   - Думаю, что да.
   - В таком случае вы не должны отказываться от стаканчика, которым я хочу вас угостить. Я угощаю вас не как полицейского, а как ценителя этого прошлого, которое, к сожалению, не вызывает никаких чувств у большинства наших современников.
   В кабинете, смакуя коньяк многолетней выдержки, мэтр Димешо объяснил:
   - Я вот уже лет десять не выхожу, так сказать, за пределы моего старого города. Сегодняшний мир меня не интересует. Он неведом мне, равно как и я ему. Я ничего не требую, и у меня ничего не просят. Но я изо всех сил защищаю старый Перигё и тех, кто его любит. Только и всего. А ваши законы, указы да положения меня не волнуют. Их просто для меня не существует. У меня, к счастью, есть верная мне клиентура, которая избавляет меня от необходимости покидать дом. Я выхожу лишь дважды в день, чтобы пройтись по своим владениям. Мне шестьдесят пять, мсье комиссар. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы иметь возможность позволить себе все то, что вы видите вокруг себя. Я решил вовсю попользоваться этим в течение последних лет, которые мне остались. Вот почему я придумал себе эти границы: бульвары Турни, Монтеня, Фенелона и Жорж-Соманд. И если я выхожу за пределы этого района, то только в исключительных и, к счастью, редких случаях. Я, мсье комиссар, чувствую себя уставшим и ставшим на прикол кораблем.
   - Я завидую вам, мэтр, и не обижаюсь на вас за то, что вы оставили меня в дураках.
   - За ваши слова я ответственности не несу.
   - Сейчас, конечно, поздно и поэтому бессмысленно сожалеть, и все-таки я испытываю это чувство, когда думаю, что, если бы вы в свое время согласились мне помочь, мне удалось бы решить загадку, связанную со смертью мадам Арсизак.
   - И кому бы это было нужно? К тому же я не полицейский. Каждый должен заниматься своим делом.
   - Знаете, мэтр, несмотря на то что у меня нет никаких доказательств чьей бы то ни было виновности, мне кажется, что я понял все или почти все, если не считать - и это не дает мне покоя - мотивов содеянного.
   Вместо ответа нотариус принялся снова наполнять бокалы. Наконец он поставил на стол бутылку и сказал:
   - Вы сказки любите, мсье комиссар?
   - Ну...
   - Если вы не против, я вам сейчас одну расскажу.
   - Послушаю вас с удовольствием.
   Мэтр Димешо раскурил трубку и приступил к рассказу.
   - Однажды в одном неизвестном нам городе жили-были пятеро молодых людей. Все они были знатны, но с разной степенью одаренности. Самым заметным среди них... так, как же мы его назовем? Что вы скажете, если это будет Жан? Итак, Жан решил отдать себя государственной службе. Работал он самозабвенно, стараясь при этом быть замеченным, поскольку мечтал подняться как можно выше по служебной лестнице. Несмотря на то что их профессиональные интересы были совершенно различны, эти пятеро молодых людей, оставаясь верными давней дружбе, каждую неделю собирались у своего бывшего наставника. Под его строгим и дружеским оком они окунались на несколько часов в воссоздаваемый ими рай былой молодости. Все у них было ладно, да вот незадача: судьба распорядилась так, что Жан женился на ведьме... Я вам не говорил, что мои сказочные герои жили в средние века в одном из городков Лангедока?
   - Нет, но я бы догадался.
   - Так вот. Чтобы получше дурманить людей, колдунья принимает облик весьма очаровательной женщины. Ясность ее очей скрывала неведомую по своему коварству душу. Эта женщина была убеждена, что в ее власти творить все, что ей вздумается, с бедным Жаном, ослепленным любовью и не способным увидеть ее истинное нутро. Однако друзья Жана проявляют больше здравомыслия и, невзирая на его заклинания, отказываются принять ее в свой круг. Тогда ведьма, распираемая злобой, решает отомстить и заводит себе любовника. Боясь разонравиться королю и, как следствие, поставить крест на своем будущем, Жан не решается устроить скандал. К тому же никто бы ему не поверил - настолько двор находится под воздействием чар ведьмы. Жан испытывает невыносимые страдания от этой неверности, но находит убежище и обретает покой среди своих друзей. Тогда злодейка решает покарать последних.
   - И к чему сводилась ее кара?
   - Один из них, Франсуа...
   - У него было такое же имя, как у доктора Музеролля?
   - Смотри-ка, и вправду!.. Так вот, у этого Франсуа была девушка, в которой он души не чаял и на которой хотел жениться. Колдунье удается добиться расположения этой девушки и ложными доказательствами убедить ее в том, что ее друг изменяет ей. Та ей верит и в конце концов покидает Перигё, уезжая в Пуатье, где в отместку выходит замуж. Франсуа до сих пор не находит себе места.
   - А каким образом ему стало известно, что причиной его несчастья была ведьма, как вы ее называете?
   - Она кичилась этим перед мужем, который вынужден был пойти к своему другу и просить у него прощения.
   - Стало быть, у Франсуа имелись резоны ненавидеть ведьму?
   - Вне всякого сомнения.
   - До такой степени, чтобы лишить ее жизни?
   - Почему бы нет? Спустя некоторое время после этого жена друга Жана, Ренэ...
   - Имя, как у Лоби...
   - Какое это имеет значение? Так вот, Ивонна тяжело заболевает, ее госпитализируют и проводят серьезные обследования. Ведьма тут как тут. Она ее убеждает в том, что у нее рак и что врачи скрывают это от нее из жалости. Ивонна впадает в такую депрессию, что никто уже не видел в ней жильца на этом свете. Три года ей понадобилось на то, чтобы прийти в себе, три года, в течение которых Ренэ трясло, особенно после того как он узнал, что она пыталась покончить жизнь самоубийством.