Папик сказал, что он уже в полной мере насладился моими кулинарными изысками и хочет оставить кусочек, чтобы насладиться им перед сном. Мамик ласково посмотрела на меня и сказала, что она вот как раз сегодня утром решила сесть на диету, которая продлится еще минимум часа два, поэтому ей вполне достаточно изумительного запаха, который издает это замечательное блюдо. Я сильно обиделся и сел за стол, чтобы своим примером вдохновить их на подвиг. Зачерпнул полной вилкой, сунул это дело в рот, задумчиво посидел пару минут, а потом сообразил, что мне нужно срочно проверить – не завелись ли тараканы в мусорном ведре. Тараканов там не оказалось, поэтому я спокойно оставил ведру кусок моей гранд-яичницы, чтобы тараканов там больше не заводилось никогда. После этого сказал, что готов сопровождать родителей в ресторан, раз уж им так не терпится, и что их сыночек готов на любые подвиги во имя спокойствия семьи.
   А как было приятно всей семьей идти в ресторан! Ласково светило солнышко, мамик улыбался папику, папик улыбался мне, а я улыбался мамику. Впервые за несколько лет семья чувствовала себя объединенной перед лицом внешних врагов. И в этом была исключительно моя заслуга. Короче, я так понял, что в следующие выходные мне нужно будет приготовить седло барана с трюфелями из редьки и жареных бананов, вот тогда наша семья объединится окончательно.
 
   25 мая: Пришел из школы. Опять делать нечего, тоска смертная. То есть делать есть чего – уроки, будь они неладны. Но не хочется. Вообще у меня какая-то меланхолия началась. Как у Хемингуэя. Тот говорил, что у него вызывает ужас чистый лист бумаги. Я тоже тетрадь раскрыл и ощутил такой кошмар при виде этого белого безмолвия, что сам Хемингуэй уже просто от разрыва сердца умер. Пытался делать математику – черта с два. Не идут эти квадратные уравнения, хоть вешайся. Дискриминант какой-то придумали. Это она нарочно нас, школьников, дискриминируют, чтобы мозги закомпостировать. Посидел я полчасика, написал в тетрадке крупными буквами: «Дискриминант – маст дай», а потом целый час развлекался тем, что на калькуляторе умножал разные цифры на ноль и следил – с какой скоростью они исчезают. Получилось, что число 385 исчезает быстрее остальных.
   Затем попробовал Мурзика дрессировать, чтобы этот тунеядец научился тапки приносить. Разбудил эту пушистую заразу, несколько раз показал – как надо делать. А эта негодяйская животная стояла с тупым выражением на лице, смотрела на меня прищуренными глазами, потом зевнула огромным зевком, свалилась на бок и опять заснула. Ну как тут работать в такой обстановке? Плюнул я на это дело и отправился во двор погулять.
   А во дворе – чудо из чудес. Стоит Михась с новым мотоциклом "Минск". Оказывается, ему отец пообещал купить мотоцикл, если Михась получит хоть одну пятерку в четверти. Тот, правда, ничего такого не получил, зато весьма кстати засек отца на улице в интимной компании с сослуживицей. Отец правильно рассудил, что пятерки в дневнике – полная фигня по сравнению с тем, что с ним сделает Михасева мамаша, если сынок станет распускать язык. Поэтому мотоцикл был немедленно куплен в какие-то два дня. Подошел я к счастливому владельцу нового транспортного средства и говорю:
   – Мсье Мишель! Категорически приветствую. Как стальная лошадка? Уже обкатал?
   – Здорово, Пупкинаки! – отвечает Михась. – Пока не обкатал. Только собираюсь. Ты же видишь, я теперь – Харлей Дэвидсон и Ковбой Марльборо!
   – Вижу, вижу, – говорю. – Только ты больше похож на Мотоцикл Минск и Ковбой "Наша марка".
   – Сам ты "наша марка", – обиделся Михась. – Будешь обзываться, я тебе прокатиться не дам.
   – А если не буду обзываться – дашь? – заинтересовался я.
   – Вполне может быть, – говорит Михась. – Если поможешь мне укротить стального коня.
   А мне-то что? Конечно помогу. Каждому охота на мотоцикле лихо по двору рассекать. Опять же, может быть моя подруга боевая – Ленка из окна выглянет и заценит бравого байкера Василия.
   – Вот только проблема одна есть, – сказал Миха. – Бензина у меня нет.
   – Фигня, – говорю. – У папика дома лежат две бутылочки с бензином для зажигалки. Сейчас напоим твоего зверя. Бензин – высший сорт.
   Принес я бутылочки, залили мы это дело в бензобак, пнули мотоцикл ногой, а он взял и прям так сразу завелся. Миха взгромоздился на сиденье, а я его держу с одной стороны. Вдруг Михась как газанет, я от неожиданности мотоцикл выпустил, тот вместе с Михой упал набок и стал по кругу елозить. Главное, чего делать – не знаю. К мотоциклу не подступиться. Я один раз попробовал, но быстро получил рулем чуть ли не по самому важному у мужчины месту. Наконец, мотоцикл заглох. Миха встал, внимательно посмотрел мне в глаза и как засветит по голове шлемом. Я чуть не упал, а Михась мне этот шлем натянул на уши так, что я ничего не вижу. Во дурак! Я-то чем виноват, что он газанул внезапно. Ладно, снял я шлем, помирился с Михой, опять он сел на мотоцикл, завелся, а я его держу сзади изо всей силы. Михась орет:
   – Приготовились!
   – Есть приготовились, – ору я.
   – На старт!
   – Есть на старт!
   – Поехали, – заорал Михась прям как Гагарин, резко отпустил сцепление и мотоцикл стрелой помчался вперед вместе с ним и мной (руки-то я отпустить не успел; как-то не сообразил), проехал метров десять и врезался прямо в спину дворнику Кузьмичу, который, ничего не подозревая, мел двор.
   Собственно, мне повезло больше, потому что я был сзади и успел удрать на безопасное расстояние, хотя подметки на кроссовках дымились как горящая помойка. А Миха принял на себя основные удары вполне даже негодующего Кузьмича. У меня мысли заработали со страшной силой. Надо же было как-то вызволять Миху. Поэтому я заорал громовым голосом: "Во втором подъезде – прорыв мусоропровода!". И надо же, стратегическая тактика сработала. Кузьмич бросил несчастного Михася и помчался было по направлению ко второму подъезду. Миха успел вылезти из-под мотоцикла и побежал ко мне. Кузьмич прогалопировал немного, потом сообразил, что стал жертвой провокации, помчался обратно и стал долбать метлой ни в чем не повинную мотоциклетную технику.
   Следующие пятнадцать минут ушли на восстановление отношений с дворником. Этот гад согласился не добивать мотоцикл только после того, как Миха пообещал каждый день приносить ему по пачке сигарет "Золотая ява".
   Я Михасю сказал, чтобы он сильно на газ не давил. А то еще одна такая встреча, и от мотоцикла мало что останется. Сел он снова на железную лошадку, завелся, скомандовал "Майна", я его отпустил и, как ни странно, Михась более-менее сносно поехал по двору. Вихлялся он, правда, в разные стороны, но для ковбоя "Наша марка" это смотрелось вполне терпимо. Не обошлось, конечно, без небольших катастроф дворового масштаба. Михась снес два мусорных ящика, один раз врезался в березку и наехал на бобтейля Тофика, который мирно таскал по двору своего хозяина Газанфара Мамедовича. Впрочем, больше пострадал сам Миха, потому что Тофик – огромный как теленок, и его даже машиной толком не переедешь. Камаз для этого нужен. Но Тофик все равно обиделся и довольно ощутимо куснул Михася за задницу, а потом вырвал здоровенный клок из сиденья. Так что Миха покатался довольно капитально. Конечно, всякие мелочи в виде улетания в кусты и наезда на управдома я уже не считаю. И кусты, и управдом не к такому привыкли.
   Наконец, накатался наш крутой байкер, подъехал ко мне и говорит:
   – Ну чего, Пупкис? Теперь ты седлай стального зверя.
   А я посмотрел на этого зверя… Мама моя! Не зверь, а драная кошка какая-то. Прям, как мой Мурзик после суточного сна под кроватью во время уборки. Спицы на колесах погнуты (дворник постарался), от сиденья после Тофиковых зубов мало что осталось, руль принял своеобразную форму березки, крылья от встречи с кустами все в каких-то вмятинах. А на самого Михася – просто без слез взглянуть нельзя. С правой стороны все разодрано (это когда он лежа на боку катался), от кроссовок после торможения по асфальту остались какие-то онучи, перевязанные шнурками, а шлем… Я вас умоляю! Как будто по нему часа два бегала сборная США по регби. Я как представил, что в подобном виде заявлюсь домой… Папик меня наверняка кофемолкой выпорет. Короче, я Михасю вежливо говорю:
   – Спасибо, дорогой друг, но я права дома забыл, а без прав не езжу принципиально.
   Миха насупился и попросил помочь ему дотащить смертельно раненого стального коня домой. А я во имя дружбы – на все готов. Подняли мы этот харлейный дэвидсон к дверям его квартиры, и я быстро раскланялся, потому что встреча с Михасевыми родителями в мои планы не входила. А чего? Хорошо погуляли, между прочим.
 
   7 июня: Блин, а я сегодня в школу не хотел отправляться. Кто же знал, что будет такой полный пердимонокль? Короче, прихожу сегодня на занятия, а так – все как обычно. Сначала была математика. Тоска – смертная. Математичка, загогулина старая, пишет свою формулы и что-то бормочет под нос. Класс затих, потому что знают ее манеру: самого шумного тут же к доске вызывать, чтобы чего-то там извлекать из квадратного уравнения. Садюга, одно слово. Я полчаса потерпел, потом не выдержал, сказал громко на весь класс: «Прошу минуточку внимания!», после чего достал платок и трубно высморкался. Шутка. Обычная шутка. Все засмеялись, а эта математичка, зараза, сказала, что я обсопливил память великой Софьи Ковалевской и выгнала меня из класса. Без портфеля, между прочим. А у меня там какой-то детектив хороший лежал. Так что конец урока пришлось провести в Туалете На Третьем Этаже, где от дыма просто не продохнуть. Остальные уроки тоже прошли с переменным успехом. А тут вдруг на последнем уроке объявили, что у нас сегодня будет шестой урок по новой дисциплине – сексопсихуэтике, которую читает знаменитый профессор Сексопаталогоанатом. Или у него какая-то другая фамилия была, не помню.
   Мы, конечно, сразу развеселились. Всем охота профессора в дурацкое положение поставить. Собрались в классе, ждем этого деятеля и рассказываем истории из своей богатой половой жизни. Я, конечно, рассказываю. Кому же еще? Вдруг дверь открывается и вползает профессор. Класс так и обалдел! И это пескоструйное явление будет нас просвещать по поводу тонкостей сексуальной жизни среди молодежи! Классический старичок – божий задиванчик. Еле идет, голова вся плешивая, руки трясутся, взгляд безумный – прям, половой агрессор пушкинских времен. Добрел старикашка до учительского стола и говорит: – Здравствуйте, детки.
   Мы, детки, так и заржали. Ни фига себе детки. Да у нас у половины – усищи растут вовсю, не говоря уже о других местах.
   – А что вы смеетесь? – заерепенился профессор. – Задача сексуального воспитания молодежи сейчас актуальна – как никогда! И половая грамотность должна быть даже в вашем возрасте. Между прочим, спид стучится в каждую дверь!
   В этом момент в дверь раздался громовой стук. Мы даже обалдели, а тут створка распахивается и появляется Толян, сияющий, как огни на дискотеке. Ну, мы, конечно, зашумели: дескать, здорово, спид! Как жисть протекает в борьбе с иммунитетом?
   Толян на шутки отреагировал сурово, пару раз треснул в бубен особенно ярым шутникам и все потихоньку затихли. Профессор усадил Толяна на свободное место и продолжил:
   – Вот вы, дети, недооцениваете ценность полового воспитания. Занимаетесь – черт знает чем, разрушая молодой организм.
   В классе довольно заорали:
   – Ага! Ага! Вон, математика наш молодой организм – ох, как разрушает. Вы скажите, товарищ профессор, чтобы нам ее отменили!.
   Старичок подслеповато похлопал глазками и наивно сказал:
   – Я же не про математику! Я про ваши молодые организмы, которые вы заставляете искусственно возбуждаться, что противно человеческой природе.
   – Почему искусственно? – удивился кто-то из класса. – Мы – вполне естественно. Читаем всякие книги умные! Декамерон, например.
   – Тьфу, какая гадость! – возмутился профессор. – Разве можно эту бредятину читать? Что за серость? Есть же современные издания! На хорошей бумаге. С прекрасными, научными иллюстрациями. Вон, "Плейбой", например. Наша кафедра его очень уважает. Серьезный, проблемный журнал. Хорошие статьи. Прекрасный подбор сопроводительного материала.
   – Мы больше "Пентхауз" нравится, – прямо заявил Толян.
   – Тоже хорошее пособие, – согласился старикан и масляно повел глазками по классу. – Вы не смотрите, что его американцы выпускают. Их ученые – тоже понимают толк в этом деле.
   – Все это – теория, – рубанул Колян. – Нам бы практике обучиться.
   – Ну, что ж, – согласился профессор. – Практика – оно дело полезное. Но очень хлопотное. Пока какую-нибудь практикантку уговоришь – можно инфаркт получить. Впрочем, вы – ребята молодые. У вас это дело быстро делается.
   – Ага! Быстро! Как же! – протянул класс. – Нас всерьез и не воспринимают. Так и живем без полового воспитания. Вон, один Пупкин в этом деле и понимает. Но практикой делиться не хочет с боевыми товарищами.
   – Главное, ребята, – протянул старичок, – это предохранение. Потому что – мало ли что. Любовь, она штука тонкая. Секс – еще более тонкая. У некоторых. Практикантку уговорить – это вам не квадратное уравнение решить. А когда уговорил, надо предохраняться со страшной силой. Потому что могут случиться неприятности. Вон, у меня, – разоткровенничался профессор, – только кандидатом стал, прикрепили к одной дипломнице. Я еще тогда молодой был. Лет сорок. Я к ней прикрепился несколько раз, а потом она и заявляет: "Залетели мы с вами, Ерофей Кузьмич". Я думал, что диплом в неправильную сторону пошел. Оказалось – диплом в правильную сторону пошел, как и мои гены. Короче, ожидает она ребенка. А что делать? В старые времена с этим делом было строго. Женись – и все дела. Я и женился. Ребеночек родился – вылитый херувимчик. Один в один – наш начальник кафедры Рувим Петрович. Он, видать, тоже свою руку к этому диплому приложил. Так что я вас, ребятки, заклинаю – предохранение, предохранение и еще раз – предохранение. А если под рукой ничего нет из современных средства, то плюнуть на это дело и заниматься любовью к родине, к партии, к родному институту или школе.
   Ну, поплыл наш старикан. Собственно, его никто уже и не слушал. Думали, расскажет что-нибудь интересное, а он нудит про всякие анахронизмы. Даже про методику предохранения толком не рассказал, хотя все так надеялись. Толян от скуки даже учебник по математике раскрыл, хотя это с ним бывает раз в год.
   Старичок еще немножко погудел, позудел про сексапильное воспитание у молодежи, посетовал на то, что нынешние дипломницы не ценят старческой мудрости и опыта, а потом заявил, что ему еще нашим девушкам лекцию читать – и свалил.
   Короче, полная лажа получилась из этой лекции по сексопсихуэтике. А чего я так радовался? А просто мне Толян, пока старикан балаболил, такой анекдот на сексуальную тему рассказал – это что-то. Говорит, приезжает муж из командировки… Ой! Папик шурует по коридору. Не хочу, чтобы он у меня свет увидел. А то пристанет с просьбой Кама-Сутру дать почитать. А мне она самому еще пригодится. Надо же изучать классиков.
 
   28 июня: Свершилось! Наконец-то я перестану глотать пыль в Москве и отправляюсь в летний лагерь. Причем не один, а со всей нашей роковой группой. Собственно, в лагерь таких переростков обычно не берут, но мы пообещали начальнику, что будем устраивать концерты и обязательно победим на смотре лагерной самодеятельности. Тот долго думал, сомневался, но потом взял с нас слово не пить, не курить, не хулиганить иным образом (что он имел в виду – я так и не понял) и разрешил поехать.
   Сегодня с ансамблем ходили на медкомиссию для лагеря. Смех один. Зачем она делается – не понятно. Меня особенно этот… как его… нервный патолог развеселил. Такой странный дядька. Дергает плечом, головой и периодически криво улыбается. Он долго и осторожно колотил меня молотком по коленке, добиваясь, чтобы нога дернулась. Но то ли он все время не туда попадал, то ли у меня нервы – как канаты, нога все никак не дергалась. Наконец, патолог подошел поближе и как вдарит в коленку изо всей дури. Нога у меня резко выпрямилась и попала врачу прямо по этим… в смысле, по достоинствам. Тот завыл как раненый удод и заорал: "Вот! Опять! Сколько можно?". Но потом успокоился и меня отпустил с миром, написав на бумажке, что я здоров.
   А с Толяном ему не повезло еще больше. Толян же – бандитское дитя улицы и на таком осмотре практически в первый раз. Раньше он все эти осмотры имел в виду далеко и надолго, но начальник лагеря предупредил, что без справки никого в лагерь не пустит. Толян, ничего плохого не подозревая, сел на стул, а этот пряник, памятуя печальный опыт со мной, загородил верх своих брюк подносом, подошел к Толяну и как вдарит ему молотком по коленке! А Толян же – нервный, как и все трудные подростки. Нога у него не дернулась, а вот кулак дернулся со страшной силой, и этот нервный патолог улетел, опережая свой молоток, прямо в шкаф со всякими медикаментами. Разбил стекло головой, упал и затих. Толян даже немного испугался. Он и так еле избежал колонии для малолетних негодяев, после того как уронил свой портфель с ящиком пива прямо на голову директору со второго этажа школы, а тут еще – на тебе: патолог дохлый у разбитого шкафа лежит.
   Толян с испугу начал доставать из разбитого шкафа всякие склянки и совать их под нос доктору. Где-то на пятом пузырьке с надписью "C2H5OH" патолог очнулся, выдрал пробку зубами, опорожнил весь пузырек, посмотрел мутными глазами на Толяна и спросил: – Где я?
   – Вы, дяденька, в районной поликлинике, – вежливо ответил Толян, который жутко обрадовался, что доктор все-таки очнулся.
   – А что я тут делаю? – слабым голосом спросил доктор. – Я что – заболел?
   – Нет, – сказал Толян. – Вы тут доктором работаете. По коленкам детям стучите.
   – Господи! Какое счастье! – возвел глаза к небу доктор. – А я еще собирался учителем в школу пойти работать. Как хорошо, что мамочка, царствие ей небесное, меня отговорила!
   – Простите, доктор, – напомнил о себе Толян. – А вы мне справочку дадите, что я здоров?
   – А у тебя реакция нормальная? – вернулся к своим обязанностям нервный патолог.
   – Вполне, – скромно сказал Толян. – Вон, вы от моей реакции даже в шкаф влетели.
   – А, – ответил доктор. – Ну тогда – все в порядке. Вот тебе справка, деточка. Иди, милый, и больше сюда никогда не приходи. А то у других деточек не будет доктора.
   – Базара нет, – сказал Толян, взял справку и отправился искать нас с Коляном.
   А мы в этот момент развлекались и терапевта. Там сидела такая симпатичная молоденькая практикантка – это что-то. Она еще больше нас смущалась. Точнее, это я еще смущался, а вот Коляну все было по-барабану. Зашли мы туда, докторша на нас посмотрела и сказала: – Разденьтесь до пояса.
   Колян, недолго думая, снял брюки вместе с трусами. То есть, все нормально, парень разделся до пояса. Впрочем, снизу, а не сверху. Но все формальности были соблюдены. Практикантка в этот момент что-то писала и в нашу сторону не смотрела. Потом положила ручку, обернулась к нам и…
   – Это что такое? – визгливым голосом закричала она, тыча пальцем в сторону Колянового… ну… короче, в ту сторону, где должны были быть трусы.
   – А вас в медучилище разве не учили – что это такое? Или вы просто двоечница? – ласково поинтересовался Колян.
   – Я вам велела раздеться до пояса, – возмутилась докторша. – А вы докуда разделись?
   – Именно до пояса я и разделся, – возмутился Колян. – Как просили, так и сделал. И я не понимаю – чего это вы так возмутились. Давайте, быстро делайте осмотр, а то нам еще кучу врачей проходить.
   В этот момент распахнулась дверь, в проеме появился улыбающийся Толян, в руках которого была пятилитровая банка с какой-то желтой жидкостью.
   – Где тут на анализ сдают? – заорал Толян.
   – Что это вы принесли? – совсем озверела докторша.
   – Как это – что? – удивился Толян. – На анализ принес. Вас разве в медучилище не учили – что на анализ сдают, или вы просто двоечница?
   – Учили меня, учили! – разоралась практикантка. – Я спрашиваю – зачем так много?
   – Так Пупкин с Коляном свою дома забыли, вот мне и пришлось за всех отдуваться, – объяснил Толян.
   В этот момент он заметил, что Колян стоит в своеобразном неглиже.
   – О! – закричал Толян. – Нас осматривать будут! Будьте со мной нежны, – заявил он докторше и мигом скинул брюки с трусами.
   Практикантка, вся трясясь, выскочила из кабинета. Через минуту туда зашел пожилой доктор, который нас довольно хорошо знал.
   – Мужской стриптиз показываем? – поинтересовался он.
   Колян сразу начал объяснять, что он все делал – как было велено. Доктор понимающе кивнул головой, сказал: "Одевайтесь", сел за стол и быстро заполнил какие-то документы.
   – Все, шутники, – сказал он. – Забирайте ваши бумаги и хватит мне практикантку пугать. Она и так у меня какая-то нервная попалась. Сам с ней мучаюсь уже неделю. То одно ей не так, то другое не эдак. Я вчера закрыл кабинет на ключ, хотел ей дружескую лекцию прочитать, так она заорала на всю поликлинику и кислотой в меня плеснула. Хорошо еще, что я в бутылке с надписью "Соляная кислота" спирт держу. А то изуродовала бы. Так что я вас понимаю. А осматривать вас не буду. И так вижу по некоторым признакам, что здоровы, а некоторые даже очень.
   – А что насчет анализа? – спросил Толян.
   – У тебя, парень, явно что-то не в порядке с почками, – спокойно ответил доктор. – Первый раз вижу, чтобы анализ был газированный. Лимонаду туда набухал, а как следует поболтать банку забыл?
   – Ага, – сказал сияющий Толян.
   – Забирайте свою банку и катитесь отсюда, – заявил доктор. – Мне еще не хватает, чтобы в лаборатории все с ума посходили.
   Мы с ним вежливо распрощались и отправились по другим врачам. Там, в общем, ничего особенно интересного не было. У зубного Колян впал в истерику и отказывался раскрыть рот. Но врачиха попалась опытная, поэтому она, недолго думая, воткнула ему в ногу скальпель. Колян заорал так, что ему можно было заглянуть даже в желудок.
   У окулиста Толян некоторое время дурачился, заявляя, что не видит самую верхнюю строчку. Бедная медсестра ему долго подбирала линзы, но на минус двадцати вдруг поняла, что парень просто развлекается. После этого написала мелким почерком на листочке "Будешь издеваться, справку не дам", отошла в другой конец комнаты и показала записку Толяну. Тот почитал, врубился, после чего быстро продиктовал самую нижнюю строчку таблицы и был отпущен с миром.
   Короче, справки мы получили. Через неделю уезжаем в лагерь.
 
   4 июля: Ура! Ура! Наконец-то приехали в лагерь. В дороге веселились со страшной силой. Толян к автобусу явился в детских шортиках, белой рубашечке и с пионерским галстуком, который, по его словам, одолжил у дедушки. Колян взял с собой гитару, и мы половину дороги пели молодежные песни, заменяя неприличные слова термином «ля». Водитель автобуса пару раз чуть не врезался и с восторгом аккомпанировал нам гудком.
   Через какое-то время Коляну надоело бренчать на гитаре, и он вдруг заныл, что ему название нашего ансамбля не нравится.
   – А чем тебе "Птеродактиль" не угодил? – удивился Толян.
   – Да ну, дурацкое название какое-то. Я тут с девушкой познакомился, похвастался, что в ансамбле играю, так она как называние услышала, так сразу стала хохотать и издеваться. Говорит, что птеродактили могут только клекотать и хрюкать, поэтому она сразу может представить – какую музыку мы играем.
   – И что ты предлагаешь? – раздраженно спросил Толян.
   – Давайте назовемся красиво и загранично. Например, "Лос москитос", – предложил Колян.
   – А это что значит?
   – Это Beatles по-испански.
   – Зачем нам становиться битлами по-испански, – спросил Толян, – когда этим уже была названа одна группа по-английски. Придумай уж тогда что-нибудь оригинальное.
   – Ну, – задумался Колян, – давайте назовемся "Лос портсигарос".
   – Блин, ты еще "Лос табакос" предложи, – разозлился Толян. – Сразу Марльборо предложит майки с их рекламой на выступления надевать, да?
   – Толян, ну что ты мне втюхиваешь? – в свою очередь возмутился Колян. – Я, между прочим, два года в испанской спец-школе отучился. Вот ты, к примеру, знаешь, как по-испански будет "гитара"?
   – Ну, не знаю, – признался Толян.
   – "Гитарра", – выпалил Колян и победно обвел глазами автобус.
   – Круто, – восхитился Толян. – А еще какими глубокими познаниями ты можешь блеснуть?
   – Да я этот испанский язык за два года практически полностью выучил! – раздухарился Колян. – Он, кстати, довольно простой. На русский очень похож. Берешь русские слова, прибавляешь непривычные окончания, а по пути вставляешь всякие "лос", "эл ла" и "де". И все. Вот, к примеру, как будет "урок литературы"?
   – Ну, – мрачно спросил Толян. – Ну не тяни, дубина!
   – "Урока де литература". А президент клуба?
   – Небось, "клуба де президенте", – вставил я.
   – Ты знал! – недовольно сказал Колян.
   – Ничего я не знал, – возмутился я. – Просто догадался. А вот, к примеру, как ты переведешь "Иль монументо ди Кристофоро Коломбо"?
   – Ой! – сказал Колян. – Ты тоже в испанской школе учился?