– Покажи мне, пожалуйста, – начала Стелла медленно, словно наслаждаясь своей властью, – Уральские горы, Алтайские и Кавказские.
– Зачем же все горы сразу? – заговорили в классе.
– Так надо.
Клава подумала немножко и решительно ткнула указкой в Алтайские.
– Это какие? Уральские? – спросила Стелла.
– Вот ты и сбиваешь! – крикнула Настя.
Но Стелла даже не обернулась к ней.
– Ага, не знаешь? – протянула она, с усмешкой глядя на Клаву. – А какие реки текут в Черное море?
– Мало ли какие! – ответила Клава. – Тоже еще учительница выискалась! Не буду отвечать – и все!
– И этого не знаешь! – торжествующе сказала Стелла и, подбежав к столу, поставила в тетради такую большую, жирную двойку, что даже близорукая Лена Ипполитова увидела ее со своей парты. – Очень плохо. Два!
– Пусть хоть двадцать два, – сказала Клава и пошла на место, нарочно громко топая.
Пока Стелла спрашивала Клаву, Катя то и дело поглядывала на свою соседку – Наташу, хмурилась и покусывала губы. Ей уже давно хотелось сказать Стелле, что не надо вызывать и спрашивать, что гораздо интереснее было бы что-нибудь читать или рассказывать. Она молчала только потому, что не хотела мешать Стелле следить за порядком. Но внутри у нее все так и кипело.
«Рада влепить двойку! – думала Катя. – Да еще не какую-нибудь, а побольше, пожирней. Людмила Федоровна подумала бы раньше, сколько вопросов задала бы наводящих, а уж потом только вздохнула бы и поставила маленькую двоечку, а эта воображала рада поиздеваться».
Должно быть, Наташа понимала Катины мысли – она сочувственно кивала ей головой и бросала в сторону Стеллы неодобрительные, осуждающие взгляды.
А между тем Стелла уже вызвала другую ученицу, Тоню Зайцеву – тихую, робкую девочку, соседку Иры Ладыгиной по парте.
– О чем мы говорили на прошлом уроке? – спросила Стелла.
– О Северном Ледовитом океане, – чуть слышно ответила Тоня, испуганно глядя на Стеллу своими круглыми глазами.
– А на позапрошлом?
– О Великом Тихом океане, – еще тише сказала Тоня.
– А на позапозапрошлом?
– Тоже об океане, только о каком – не помню. Забыла.
– Почему забыла?
– У меня память плохая.
– Это неуважительная причина, – заметила Стелла.
– Как это – «неуважительная»? – спросила Настя. – Почему?
– Потому что неуважительная.
Тут уж Катя не выдержала. Она вскочила с места.
– Уж если спрашиваешь, – сказала она, задыхаясь от возмущения, – спрашивай справедливо! Людмила Федоровна напомнила бы, о чем говорилось даже на прошлом уроке, а тебе еще зачем-то понадобилось вспомнить позапрошлые…
– Тише, Снегирева! – остановила ее Стелла. – Я тебя не вызывала.
– Ну так вызови!
– В другой раз.
– Другого раза не будет, – сказала Катя, села на свое место и решительно отвернулась к окну.
– Нарочно слабых учениц вызывает, – сказала она вполголоса. – Хороших труднее сбить.
Еще одна двойка появилась в Стеллиной тетрадке – против фамилии «Зайцева». Но Стелле и этого показалось мало. В скобках она приписала: «По неуважительной причине».
Видно, ей приятно было разыгрывать из себя учительницу, да еще такую строгую.
Играть в школу Катя и сама любила. Но сейчас ей было не до игры. Кому охота играть, когда на душе так грустно! Еще и Аня не выздоровела, а уже заболела Людмила Федоровна, да так опасно! Шутка ли – горло резать… Нет, играть не хотелось. Да это и не была игра. Не игра и не урок.
Только сейчас поняли девочки, как интересно было на уроках у Людмилы Федоровны. Каждый день в последнее время, даже каждый час, каждая минута приносили что-нибудь новое.
Кате и в голову не приходило раньше, что самая большая гора на земном шаре – это все равно что пылинка на мяче, а самая глубокая впадина – все равно что царапина на арбузе, и что на Южном полюсе вовсе не жарко, а очень холодно…
И вот теперь Людмилы Федоровны нет. Во всех классах по-прежнему идут уроки, а у них, в четвертом «А», все словно остановилось.
Так бывает, когда в пути, на маленьком полустанке, внезапно остановится скорый поезд. Мимо деловито проносятся другие поезда, а этот стоит, и неизвестно, когда двинется дальше…
Уже и Стелла не знала, что ей делать теперь – кого вызывать и что спрашивать.
Но тут, к счастью, вернулась Надежда Ивановна.
– Простите, девочки, – сказала она, – мне пришлось задержаться. Вера Александровна вызвала меня по очень важному делу. Оно касается вас…
– Нас?.. – Все так и впились глазами в Надежду Ивановну.
– Да, девочки. Вы же сами понимаете – Людмила Федоровна вернется не скоро, а вам нельзя долго оставаться без учительницы.
– Кто же у нас будет?
– Новая учительница, тоже очень хорошая.
– А может быть, Людмила Федоровна еще поправится?
– Конечно, она поправится. Но чем дольше она будет отдыхать, тем лучше для нее.
– И хуже для нас, – сказал кто-то.
Надежда Ивановна слегка нахмурилась:
– Ну а что вы без меня делали? Успели что-нибудь?
– Нет, – ответили девочки. – Ничего не успели.
– А надо было хоть что-нибудь успеть. Взяли бы да почитали какую-нибудь книжку. Или порисовали.
– Я спрашивала их, – немного смущенно сказала Стелла.
– Что спрашивала?
– То, что уже прошли…
Надежда Ивановна посмотрела вокруг и увидела по лицам девочек, что они не очень довольны Стеллиным уроком.
– Спрашивать – это не такое простое дело, – сказала она. – Иной раз потрудней, чем отвечать.
Стелла опустила глаза и слегка покраснела. Но Надежда Ивановна этого как будто не заметила.
– Ну, ничего! – сказала она успокоительно. – Сейчас у вас будет рукоделие, потом английский. Все пойдет своим порядком.
– А завтра приходить?
– Конечно, приходите. Обязательно. Завтра у вас – пение, физкультура.
– А уроки кто нам задаст? Вы, Надежда Ивановна?
– Да, я. Леночка, дай-ка мне сюда твои книжки.
Надежда Ивановна села за стол и, перебирая страницы учебников, стала говорить девочкам, что им прочесть, что переписать и какую решить задачу.
Лучшее название
Анна Сергеевна
– Зачем же все горы сразу? – заговорили в классе.
– Так надо.
Клава подумала немножко и решительно ткнула указкой в Алтайские.
– Это какие? Уральские? – спросила Стелла.
– Вот ты и сбиваешь! – крикнула Настя.
Но Стелла даже не обернулась к ней.
– Ага, не знаешь? – протянула она, с усмешкой глядя на Клаву. – А какие реки текут в Черное море?
– Мало ли какие! – ответила Клава. – Тоже еще учительница выискалась! Не буду отвечать – и все!
– И этого не знаешь! – торжествующе сказала Стелла и, подбежав к столу, поставила в тетради такую большую, жирную двойку, что даже близорукая Лена Ипполитова увидела ее со своей парты. – Очень плохо. Два!
– Пусть хоть двадцать два, – сказала Клава и пошла на место, нарочно громко топая.
Пока Стелла спрашивала Клаву, Катя то и дело поглядывала на свою соседку – Наташу, хмурилась и покусывала губы. Ей уже давно хотелось сказать Стелле, что не надо вызывать и спрашивать, что гораздо интереснее было бы что-нибудь читать или рассказывать. Она молчала только потому, что не хотела мешать Стелле следить за порядком. Но внутри у нее все так и кипело.
«Рада влепить двойку! – думала Катя. – Да еще не какую-нибудь, а побольше, пожирней. Людмила Федоровна подумала бы раньше, сколько вопросов задала бы наводящих, а уж потом только вздохнула бы и поставила маленькую двоечку, а эта воображала рада поиздеваться».
Должно быть, Наташа понимала Катины мысли – она сочувственно кивала ей головой и бросала в сторону Стеллы неодобрительные, осуждающие взгляды.
А между тем Стелла уже вызвала другую ученицу, Тоню Зайцеву – тихую, робкую девочку, соседку Иры Ладыгиной по парте.
– О чем мы говорили на прошлом уроке? – спросила Стелла.
– О Северном Ледовитом океане, – чуть слышно ответила Тоня, испуганно глядя на Стеллу своими круглыми глазами.
– А на позапрошлом?
– О Великом Тихом океане, – еще тише сказала Тоня.
– А на позапозапрошлом?
– Тоже об океане, только о каком – не помню. Забыла.
– Почему забыла?
– У меня память плохая.
– Это неуважительная причина, – заметила Стелла.
– Как это – «неуважительная»? – спросила Настя. – Почему?
– Потому что неуважительная.
Тут уж Катя не выдержала. Она вскочила с места.
– Уж если спрашиваешь, – сказала она, задыхаясь от возмущения, – спрашивай справедливо! Людмила Федоровна напомнила бы, о чем говорилось даже на прошлом уроке, а тебе еще зачем-то понадобилось вспомнить позапрошлые…
– Тише, Снегирева! – остановила ее Стелла. – Я тебя не вызывала.
– Ну так вызови!
– В другой раз.
– Другого раза не будет, – сказала Катя, села на свое место и решительно отвернулась к окну.
– Нарочно слабых учениц вызывает, – сказала она вполголоса. – Хороших труднее сбить.
Еще одна двойка появилась в Стеллиной тетрадке – против фамилии «Зайцева». Но Стелле и этого показалось мало. В скобках она приписала: «По неуважительной причине».
Видно, ей приятно было разыгрывать из себя учительницу, да еще такую строгую.
Играть в школу Катя и сама любила. Но сейчас ей было не до игры. Кому охота играть, когда на душе так грустно! Еще и Аня не выздоровела, а уже заболела Людмила Федоровна, да так опасно! Шутка ли – горло резать… Нет, играть не хотелось. Да это и не была игра. Не игра и не урок.
Только сейчас поняли девочки, как интересно было на уроках у Людмилы Федоровны. Каждый день в последнее время, даже каждый час, каждая минута приносили что-нибудь новое.
Кате и в голову не приходило раньше, что самая большая гора на земном шаре – это все равно что пылинка на мяче, а самая глубокая впадина – все равно что царапина на арбузе, и что на Южном полюсе вовсе не жарко, а очень холодно…
И вот теперь Людмилы Федоровны нет. Во всех классах по-прежнему идут уроки, а у них, в четвертом «А», все словно остановилось.
Так бывает, когда в пути, на маленьком полустанке, внезапно остановится скорый поезд. Мимо деловито проносятся другие поезда, а этот стоит, и неизвестно, когда двинется дальше…
Уже и Стелла не знала, что ей делать теперь – кого вызывать и что спрашивать.
Но тут, к счастью, вернулась Надежда Ивановна.
– Простите, девочки, – сказала она, – мне пришлось задержаться. Вера Александровна вызвала меня по очень важному делу. Оно касается вас…
– Нас?.. – Все так и впились глазами в Надежду Ивановну.
– Да, девочки. Вы же сами понимаете – Людмила Федоровна вернется не скоро, а вам нельзя долго оставаться без учительницы.
– Кто же у нас будет?
– Новая учительница, тоже очень хорошая.
– А может быть, Людмила Федоровна еще поправится?
– Конечно, она поправится. Но чем дольше она будет отдыхать, тем лучше для нее.
– И хуже для нас, – сказал кто-то.
Надежда Ивановна слегка нахмурилась:
– Ну а что вы без меня делали? Успели что-нибудь?
– Нет, – ответили девочки. – Ничего не успели.
– А надо было хоть что-нибудь успеть. Взяли бы да почитали какую-нибудь книжку. Или порисовали.
– Я спрашивала их, – немного смущенно сказала Стелла.
– Что спрашивала?
– То, что уже прошли…
Надежда Ивановна посмотрела вокруг и увидела по лицам девочек, что они не очень довольны Стеллиным уроком.
– Спрашивать – это не такое простое дело, – сказала она. – Иной раз потрудней, чем отвечать.
Стелла опустила глаза и слегка покраснела. Но Надежда Ивановна этого как будто не заметила.
– Ну, ничего! – сказала она успокоительно. – Сейчас у вас будет рукоделие, потом английский. Все пойдет своим порядком.
– А завтра приходить?
– Конечно, приходите. Обязательно. Завтра у вас – пение, физкультура.
– А уроки кто нам задаст? Вы, Надежда Ивановна?
– Да, я. Леночка, дай-ка мне сюда твои книжки.
Надежда Ивановна села за стол и, перебирая страницы учебников, стала говорить девочкам, что им прочесть, что переписать и какую решить задачу.
Лучшее название
На следующий день в классе было так же неуютно, как и накануне. Все было как будто в порядке: класс проветрен, доска протерта начисто, мел приготовлен. Но не хватало чего-то самого важного и главного – будто хозяйка ушла из дому.
В других классах двери уже закрылись, стало тихо, и только в четвертом «А» дверь все еще стояла распахнутая, точно поджидая кого-то. Девочки поминутно выбегали на цыпочках за порог, чтобы поскорей узнать, придет ли к ним опять Надежда Ивановна или, может быть, уже явилась новая учительница. Какая она? Старая или молодая? Добрая или строгая? Никто ничего не знал, но все были уверены, что она будет, конечно, хуже Людмилы Федоровны.
– Ой, идет! – вдруг пронеслось по классу.
Катя вместе с другими выглянула за дверь, но в конце коридора показалась не учительница, а какая-то стриженая длинноногая девочка с сумкой в руках…
– Аня!..
Аня – это и в самом деле была она – вбежала в класс и, бросив сумку на парту, принялась по очереди здороваться с подругами. Ее обступили со всех сторон. Кто мерился с ней ростом, кто проводил ладонью по ее стриженой голове, кто просто тормошил, прыгая возле и приговаривая: «Ой, Анечка вернулась!»
– Катя, – сказала наконец Аня, освободившись от дружеских объятий, – ты, значит, не сердишься на меня? Нисколько-нисколько? А я, знаешь, простить себе не могла, что вела себя тогда так глупо. Но ведь я сама не знала, что уже заболела. Мне все казалось, что меня обижают, не любят, а это было просто от болезни.
– Да что ты, Анечка! – говорила Катя. – Я так и поняла. И Наташа тоже.
– Нет, вы не знаете, – сказала Аня, прижимая оба кулака к груди и обращаясь сразу к Наташе и Кате, – нет, вы не знаете!.. У меня тогда все так запуталось! Если бы меня не взяли в больницу, я бы могла все распутать, поправить в тот же самый день. Или хоть на другой день. В школу бы пришла и все объяснила бы. А вот когда я заболела и меня в больницу забрали, да еще в заразное отделение, – тут уж я ничего не могла сделать. Хотела вам письмо написать – говорят: нельзя. Хотела, чтобы кто-нибудь ко мне пришел, – опять: нельзя. Все нельзя да нельзя! Хорошо еще, что вы сами догадались мне письмо написать!.. Разворачиваю посылочку – и вдруг на колени мне падает твоя Дюймовочка, Наташа. Я сразу поняла, что вы не сердитесь, и так обрадовалась, так обрадовалась! Только одно досадно – обратно ее уж не выпустили, твою Дюймовочку. Такое отделение!
– Да я уж знаю, – спокойно ответила Наташа. – Из этого отделения ни книжек, ни игрушек не отдают. Ну что ж, пусть себе наша Дюймовочка так и будет больничной куклой – недаром ей моя мама вместо платья белый халатик сшила. Достанется она какой-нибудь другой девочке, потом третьей…
Аня улыбнулась.
– Уже досталась, – сказала она. – Одной маленькой девчушке, первокласснице. Я дала ей поиграть, а она как взяла, так потом из рук ее и не выпускала. Только ни за что не хочет называть твою куколку Дюймовочкой. Ты уж извини, Наташа, теперь ее Люсей зовут.
– Все равно. Люсей так Люсей!
– Постойте, девочки, – вдруг сказала Аня, оглядываясь по сторонам. – А почему у нас урок пустой? Я уж думала, что опоздаю, а Людмилы Федоровны еще нет…
– И не будет, – сказала Клава Киселева, потряхивая бантами.
– Как это – «не будет»?
– Заболела. А вместо нее придет другая учительница. Новая.
– Ой, девочки! – Аня грустно покачала головой. – Как же так? А я-то думала – все будет, как прежде. И вас увижу и Людмилу Федоровну…
– Нет, теперь все по-другому, – серьезно сказала Валя Ёлкина.
Как раз в эту минуту кто-то легко, почти неслышно ступая, прошел по коридору, и на пороге класса появилась Надежда Ивановна. Она строго посмотрела по сторонам и спросила:
– Что у вас тут за шум? В других классах уроки идут…
– Надежда Ивановна, Аня выздоровела!.. Аня Лебедева вернулась!.. – заговорили все разом.
– Ну, очень хорошо. Здравствуй, Анечка!
Надежда Ивановна улыбнулась, и ее большие карие глаза, которые только что казались такими темными и серьезными, даже как будто посветлели.
– А шуметь все-таки не следует. Завтра у вас будет новая учительница. Мы ждали ее сегодня, но придется подождать еще денек. А пока стройтесь и потихоньку идите в зал. У вас будет урок пения.
– Пения?
Девочки очень удивились. Пение у них всегда бывало последним уроком, а первым – никогда. И, кроме того, уж если из-за болезни Людмилы Федоровны отменили урок арифметики и русского письменного, так неужели же после этого можно петь? Но они все-таки пели и даже разучили довольно веселую песню: «В саду ягода-малинка, калинка моя».
На втором уроке, когда по расписанию должна была быть арифметика, в класс вошла вожатая Оля и сказала:
– Девочки, второго урока у вас не будет. А третий – физкультура.
– А что мы будем делать сейчас? Надежда Ивановна придет?
– Нет. С вами останусь я.
– Тоже спрашивать будешь? – сказала Настя задорно.
Оля усмехнулась, а Стелла искоса посмотрела на Настю. По Настиному вопросу она поняла, что Оля уже все знает от своей младшей сестры.
– Нет, – сказала Оля, – спрашивать вас будет ваша новая учительница, а мы с вами займемся нашими пионерскими делами.
Она осторожно поправила свою прическу (наверно, для того чтобы казаться постарше, она сегодня подобрала свои толстые косы и уложила их на затылке кренделем), тряхнула головой и подошла к столу.
– А сегодня Аня пришла из больницы, – сказала Валя Ёлкина.
Оля поглядела в ту сторону, куда повернулись все девочки.
– Ну вот и хорошо, Анечка, – сказала Оля. – Да тебя прямо не узнать. Настоящий мальчишка!.. Так вот, девочки, нам пора выпустить отрядную газету, а у нас еще ничего не готово, нет даже названия. Сейчас весь отряд в сборе, и мы можем все вместе придумать это название. Только помните, оно должно быть короткое, звучное, простое и должно выражать самое главное. Понятно?
– Попятно, – не совсем уверенно отозвался кто-то.
– Ну вот. Подумайте и скажите, что вы предлагаете.
В классе стало тихо.
Оля раза два прошлась по классу, потом присела на минуту у стола.
– Ну что, девочки?
Все молчали.
– Я не тороплю. Думайте, думайте.
Она подошла к окошку и несколько минут постояла, глядя на школьный двор.
А за спиной у нее тем временем началось какое-то легкое движение, шорох, шепот…
Оля обернулась:
– Ну, придумали? Кто хочет сказать? Лена Ипполитова, ты у нас редактор, скажи первая ты.
Лена поднялась с места, поправляя на своем маленьком носу большие очки.
– Я придумала два названия. Только они, кажется, не подходят…
– Почему же? Посмотрим.
– Первое: «Пионерки», – неуверенно сказала Лена и тут же возразила сама себе: – Но ведь есть журнал «Пионер», и «Пионерскую правду» все называют «Пионеркой». Будет очень похоже.
– Да, да, – заговорили все разом. – Очень похоже! Не годится.
– Ну а второе название? – спросила Оля.
– Второе – «Звезда».
Это название всем понравилось.
– Красиво! – сказала Зоя Алиева. – Пусть так и будет. Хорошо, Оля?
– Такое название тоже есть. Журнал для взрослых, – сказала, не поднимаясь с места, Стелла Кузьминская.
Оля кивнула головой:
– Да, есть. Подумаем еще.
– Ну и что ж, что есть? – крикнула Валя Ёлкина. – Пускай у больших будет «Звезда», а у нас «Звездочка».
– Нет, не годится. Это уж очень для маленьких.
– А если так назвать: «Отличницы» или «Лучший класс»? – предложила Зоя.
– Нет, – подумав, ответила Настя. – Какие же мы отличницы? У нас и троечниц довольно много, да и двоечницы водятся. А уж «Лучший класс» совсем не подходит. Что ж ты думаешь, Зоя, лучше нас никого нет?
Зоя покраснела.
– Совсем не так думаю. Я думаю, что надо стараться быть самым хорошим классом.
– Значит, так и надо сказать.
– А как же это сказать?
Настенька задумалась:
– Не знаю… Может быть, «Вперед, за хорошую учебу!»
– Лена Ипполитова! – вызвала Оля. – Подойди к доске и записывай все названия, какие предлагают. Бывает, что название-то и неудачное, а наведет на хорошую мысль.
Лена вышла к доске и начала аккуратно записывать все названия: «Будущая жизнь», «Все вместе», «Салют», «Ступенька за ступенькой», «Учеба и отдых»…
– Нет, девочки, – сказала Ира Ладыгина. – Это все как-то скучно. Назовем газету «Кузнечик» или просто «Скакалка»!
Все с удивлением переглянулись. Кто-то засмеялся.
– Как же так? – сказала Лена. – Ведь название должно выражать самое главное, и вдруг – «Кузнечик»!
– А как же у больших есть журнал «Крокодил»? И очень даже интересный.
– Можно мне? – Катя подняла руку.
– Говори, Катюша.
– Я вот что думаю, – медленно сказала Катя, склонив голову набок и накручивая, по обыкновению, кончик косы на палец. – «Кузнечик» – хорошее название. Только оно подходит для веселого журнала, а не для газеты. Ведь тут мы будем писать и про школьные дела, и про учебу, и про все самое главное. А вот если бы в конце газеты у нас был такой отдел – смешной, с разными шутками и карикатурами, вроде приложения, – его хорошо было бы назвать «Кузнечик».
– Верно, – согласилась Оля. – Давайте так и сделаем. Запиши, Лена.
Лена аккуратно записала:
«Кузнечик» – веселый отдел».
Но тут с места поднялась Настя.
– Что ж это получается? – сказала она, разводя руками.
И Оля невольно улыбнулась. Точно так же говорит и разводит руками их бабушка.
– Что же это получается? Для приложения название есть, а для газеты нету.
– Не все сразу, – суховато ответила Оля, но лицо у нее сделалось озабоченным. Она привыкла прислушиваться к тому, что говорит ее маленькая сестренка. Да и не она одна. Все в семье Егоровых знали, что десятилетняя Настенька – рассудительный, серьезный человек. Даром слова не скажет. А уж что скажет, то и сделает.
«На меньшую нашу, – говорила часто бабушка, – как на каменную гору положиться можно».
Оля иной раз даже подшучивала над сестрой: «Ну ты, каменная гора!»
Но в душе она знала, что в Настеньке есть что-то, чего в ней самой не хватает: спокойная неторопливость, уменье не заботиться слишком о том, что подумают и скажут о ней другие, и какая-то, редкая даже для взрослых, проницательность. Сама Оля каждый год увлекалась новой подругой, без конца рассказывала о ней, расхваливала на все лады. Дома только и слышали: «Тося, Тося, Тося» или «Зиночка, Зиночка, Зиночка»…
А Настя, бывало, посмотрит и сразу скажет: «Эта твоя черненькая – умная и простая. А та – с локонами – просто фасон держит».
«Да она же не завивается! – с раздражением говорит Оля. – У нее от природы волосы красивые».
Настя только пожимает плечами:
«А я и не говорю, что она завивается. Я только говорю, что тебе с ней скоро надоест».
И в самом деле, через месяц Оле уже не о чем было говорить с кудрявой красавицей.
Зная все это – может быть, даже не столько зная, сколько чувствуя, – Оля во время собрания искоса поглядывала на младшую сестру. Не то чтобы она искала у нее одобрения, но по ее лицу, словно по барометру, следила за тем, все ли в порядке. Ведь и теперь она была, пожалуй, права, Настенька. Сначала надо сделать главное дело, а потом заботиться о приложениях и прибавлениях.
– Ну, девочки, кто еще хочет сказать?
Лена Ипполитова положила на полочку мел и, вытирая пальцы, задумчиво сказала:
– Отчего это так получается, что все самые хорошие названия уже придуманы? Вот я хотела предложить «Дружные ребята», потому что наш класс не очень-то дружный, а было бы хорошо, если бы мы крепче дружили. Да вот и такое название уже есть.
Стелла Кузьминская насмешливо фыркнула и отвернулась к окну.
Этот смешок почему-то ужасно задел Олю. С самого начала собрания она следила за Стеллой. Ей хотелось знать, как будет вести себя эта девочка, прекрасная ученица, пятерочница, которую она, Оля, довольно-таки опрометчиво выдвинула в председатели совета отряда.
За все время Стелла не предложила ни одного названия. Только однажды она вставила свое словцо: напомнила, что журнал с названием «Звезда» уже есть. Зато каждое предложение ее подруг вызывало легкую усмешку на ее красивом личике. Она слегка пожимала плечами, морщилась, презрительно выпячивала нижнюю губу.
Оля видела это, и ее досада на себя и на Стеллу становилась все сильнее.
Стараясь говорить как можно спокойнее, она повернулась к Стелле:
– Ты, кажется, что-то хочешь сказать, Кузьминская?
Стелла удивленно поглядела на нее:
– Нет.
Оле очень хотелось вызвать Стеллу на разговор, но в это время Катя опять подняла руку:
– Оля, можно мне предложить?
– Да, да, говори.
– Мне кажется, – начала Катя, – Лена очень правильно сказала: нам непременно надо стать дружнее. В прошлом году мы очень часто ссорились, да и в этом году случалось. И, по-моему, для нас самое главное – наладить хорошую пионерскую дружбу. Вот я и подумала: а что, если так и назвать газету – «Пионерская дружба»?
– Верно, – сказала Настенька. – Чего там еще голову ломать! Хорошее название.
– Хорошее, хорошее!.. Подходит!.. – заговорили все разом.
– Ну что ж, – сказала Оля, – как будто название выбрали. Кому нравится, поднимите руки.
Все живо подняли. Только Стелла подняла руку вяло, как-то нехотя, и сейчас же опустила. Потом опять подняла, но лениво и небрежно. Даже нельзя было понять толком, голосует она за это название или нет.
Оля, прищурившись, посмотрела в ее сторону:
– Ну а ты, Кузьминская, за или против? То поднимаешь руку, то опускаешь.
Стелла пожала плечами:
– А я ни за, ни против… Уж очень это название какое-то такое… обыкновенное.
– А тебе еще какое нужно? – крикнула с места Ира Ладыгина. – Подумаешь, «обыкновенное»! Сама-то ты уж очень необыкновенная.
– Тише, Ира! – сказала Оля, невольно взглянув на Стеллину необыкновенную сумку, лежавшую на парте, и на ее какой-то особенно нарядный передник.
Она вышла на середину класса и сказала спокойно:
– Девочки! У нас еще есть время. Если кто-нибудь не согласен с предложением Кати, можно поспорить, предложить другое название. Ну-ка, Стелла, мы ждем.
Но Стелла, видимо, не собиралась спорить и воевать.
– Пусть называют газету как хотят, – процедила она обиженно. – Я не редактор. Какое мне дело…
Тут уж загудел весь класс:
– Не редактор, а председатель отряда! Председателю до всего должно быть дело.
А кто-то из середины класса добавил:
– Только умеешь учительницу из себя разыгрывать!
Оля подняла руку:
– Тише, девочки! – и опять повернулась к Стелле. – Вот что, Кузьминская: это ты, конечно, сказала не подумавши. Как же так? Решается общее дело. Всем интересно, тебе одной все равно. Не может этого быть. Просто ты, должно быть, не совсем довольна предложениями своих подруг, у тебя, наверно, есть получше. Я ведь заметила, что ты посмеивалась, когда говорили другие. Ну, смело! Выкладывай, что ты придумала. Нам всем очень интересно послушать.
Стелла испуганными глазами посмотрела на Олю и уставилась себе под ноги.
– Ну?..
Стелла молчала.
Она чувствовала на себе насмешливые, выжидающие взгляды одноклассниц, и багровая краска заливала ее щеки.
– Ага, – сказала Валя Ёлкина, – смеяться над другими легче, чем самой придумывать!
Стелла прикусила губу и отвернулась.
«Это ты у меня надолго запомнишь», – с удовлетворением подумала Оля и краешком глаза посмотрела на сестру.
Настенька ответила ей одобрительным и даже каким-то удивленным взглядом, и это заставило Олю гордо и радостно улыбнуться.
Но она сейчас же подавила улыбку и сказала серьезно:
– Ну, значит, новых и лучших предложений у нас нет. Садись, Кузьминская. Газета нашего отряда будет называться: «Пионерская дружба».
В других классах двери уже закрылись, стало тихо, и только в четвертом «А» дверь все еще стояла распахнутая, точно поджидая кого-то. Девочки поминутно выбегали на цыпочках за порог, чтобы поскорей узнать, придет ли к ним опять Надежда Ивановна или, может быть, уже явилась новая учительница. Какая она? Старая или молодая? Добрая или строгая? Никто ничего не знал, но все были уверены, что она будет, конечно, хуже Людмилы Федоровны.
– Ой, идет! – вдруг пронеслось по классу.
Катя вместе с другими выглянула за дверь, но в конце коридора показалась не учительница, а какая-то стриженая длинноногая девочка с сумкой в руках…
– Аня!..
Аня – это и в самом деле была она – вбежала в класс и, бросив сумку на парту, принялась по очереди здороваться с подругами. Ее обступили со всех сторон. Кто мерился с ней ростом, кто проводил ладонью по ее стриженой голове, кто просто тормошил, прыгая возле и приговаривая: «Ой, Анечка вернулась!»
– Катя, – сказала наконец Аня, освободившись от дружеских объятий, – ты, значит, не сердишься на меня? Нисколько-нисколько? А я, знаешь, простить себе не могла, что вела себя тогда так глупо. Но ведь я сама не знала, что уже заболела. Мне все казалось, что меня обижают, не любят, а это было просто от болезни.
– Да что ты, Анечка! – говорила Катя. – Я так и поняла. И Наташа тоже.
– Нет, вы не знаете, – сказала Аня, прижимая оба кулака к груди и обращаясь сразу к Наташе и Кате, – нет, вы не знаете!.. У меня тогда все так запуталось! Если бы меня не взяли в больницу, я бы могла все распутать, поправить в тот же самый день. Или хоть на другой день. В школу бы пришла и все объяснила бы. А вот когда я заболела и меня в больницу забрали, да еще в заразное отделение, – тут уж я ничего не могла сделать. Хотела вам письмо написать – говорят: нельзя. Хотела, чтобы кто-нибудь ко мне пришел, – опять: нельзя. Все нельзя да нельзя! Хорошо еще, что вы сами догадались мне письмо написать!.. Разворачиваю посылочку – и вдруг на колени мне падает твоя Дюймовочка, Наташа. Я сразу поняла, что вы не сердитесь, и так обрадовалась, так обрадовалась! Только одно досадно – обратно ее уж не выпустили, твою Дюймовочку. Такое отделение!
– Да я уж знаю, – спокойно ответила Наташа. – Из этого отделения ни книжек, ни игрушек не отдают. Ну что ж, пусть себе наша Дюймовочка так и будет больничной куклой – недаром ей моя мама вместо платья белый халатик сшила. Достанется она какой-нибудь другой девочке, потом третьей…
Аня улыбнулась.
– Уже досталась, – сказала она. – Одной маленькой девчушке, первокласснице. Я дала ей поиграть, а она как взяла, так потом из рук ее и не выпускала. Только ни за что не хочет называть твою куколку Дюймовочкой. Ты уж извини, Наташа, теперь ее Люсей зовут.
– Все равно. Люсей так Люсей!
– Постойте, девочки, – вдруг сказала Аня, оглядываясь по сторонам. – А почему у нас урок пустой? Я уж думала, что опоздаю, а Людмилы Федоровны еще нет…
– И не будет, – сказала Клава Киселева, потряхивая бантами.
– Как это – «не будет»?
– Заболела. А вместо нее придет другая учительница. Новая.
– Ой, девочки! – Аня грустно покачала головой. – Как же так? А я-то думала – все будет, как прежде. И вас увижу и Людмилу Федоровну…
– Нет, теперь все по-другому, – серьезно сказала Валя Ёлкина.
Как раз в эту минуту кто-то легко, почти неслышно ступая, прошел по коридору, и на пороге класса появилась Надежда Ивановна. Она строго посмотрела по сторонам и спросила:
– Что у вас тут за шум? В других классах уроки идут…
– Надежда Ивановна, Аня выздоровела!.. Аня Лебедева вернулась!.. – заговорили все разом.
– Ну, очень хорошо. Здравствуй, Анечка!
Надежда Ивановна улыбнулась, и ее большие карие глаза, которые только что казались такими темными и серьезными, даже как будто посветлели.
– А шуметь все-таки не следует. Завтра у вас будет новая учительница. Мы ждали ее сегодня, но придется подождать еще денек. А пока стройтесь и потихоньку идите в зал. У вас будет урок пения.
– Пения?
Девочки очень удивились. Пение у них всегда бывало последним уроком, а первым – никогда. И, кроме того, уж если из-за болезни Людмилы Федоровны отменили урок арифметики и русского письменного, так неужели же после этого можно петь? Но они все-таки пели и даже разучили довольно веселую песню: «В саду ягода-малинка, калинка моя».
На втором уроке, когда по расписанию должна была быть арифметика, в класс вошла вожатая Оля и сказала:
– Девочки, второго урока у вас не будет. А третий – физкультура.
– А что мы будем делать сейчас? Надежда Ивановна придет?
– Нет. С вами останусь я.
– Тоже спрашивать будешь? – сказала Настя задорно.
Оля усмехнулась, а Стелла искоса посмотрела на Настю. По Настиному вопросу она поняла, что Оля уже все знает от своей младшей сестры.
– Нет, – сказала Оля, – спрашивать вас будет ваша новая учительница, а мы с вами займемся нашими пионерскими делами.
Она осторожно поправила свою прическу (наверно, для того чтобы казаться постарше, она сегодня подобрала свои толстые косы и уложила их на затылке кренделем), тряхнула головой и подошла к столу.
– А сегодня Аня пришла из больницы, – сказала Валя Ёлкина.
Оля поглядела в ту сторону, куда повернулись все девочки.
– Ну вот и хорошо, Анечка, – сказала Оля. – Да тебя прямо не узнать. Настоящий мальчишка!.. Так вот, девочки, нам пора выпустить отрядную газету, а у нас еще ничего не готово, нет даже названия. Сейчас весь отряд в сборе, и мы можем все вместе придумать это название. Только помните, оно должно быть короткое, звучное, простое и должно выражать самое главное. Понятно?
– Попятно, – не совсем уверенно отозвался кто-то.
– Ну вот. Подумайте и скажите, что вы предлагаете.
В классе стало тихо.
Оля раза два прошлась по классу, потом присела на минуту у стола.
– Ну что, девочки?
Все молчали.
– Я не тороплю. Думайте, думайте.
Она подошла к окошку и несколько минут постояла, глядя на школьный двор.
А за спиной у нее тем временем началось какое-то легкое движение, шорох, шепот…
Оля обернулась:
– Ну, придумали? Кто хочет сказать? Лена Ипполитова, ты у нас редактор, скажи первая ты.
Лена поднялась с места, поправляя на своем маленьком носу большие очки.
– Я придумала два названия. Только они, кажется, не подходят…
– Почему же? Посмотрим.
– Первое: «Пионерки», – неуверенно сказала Лена и тут же возразила сама себе: – Но ведь есть журнал «Пионер», и «Пионерскую правду» все называют «Пионеркой». Будет очень похоже.
– Да, да, – заговорили все разом. – Очень похоже! Не годится.
– Ну а второе название? – спросила Оля.
– Второе – «Звезда».
Это название всем понравилось.
– Красиво! – сказала Зоя Алиева. – Пусть так и будет. Хорошо, Оля?
– Такое название тоже есть. Журнал для взрослых, – сказала, не поднимаясь с места, Стелла Кузьминская.
Оля кивнула головой:
– Да, есть. Подумаем еще.
– Ну и что ж, что есть? – крикнула Валя Ёлкина. – Пускай у больших будет «Звезда», а у нас «Звездочка».
– Нет, не годится. Это уж очень для маленьких.
– А если так назвать: «Отличницы» или «Лучший класс»? – предложила Зоя.
– Нет, – подумав, ответила Настя. – Какие же мы отличницы? У нас и троечниц довольно много, да и двоечницы водятся. А уж «Лучший класс» совсем не подходит. Что ж ты думаешь, Зоя, лучше нас никого нет?
Зоя покраснела.
– Совсем не так думаю. Я думаю, что надо стараться быть самым хорошим классом.
– Значит, так и надо сказать.
– А как же это сказать?
Настенька задумалась:
– Не знаю… Может быть, «Вперед, за хорошую учебу!»
– Лена Ипполитова! – вызвала Оля. – Подойди к доске и записывай все названия, какие предлагают. Бывает, что название-то и неудачное, а наведет на хорошую мысль.
Лена вышла к доске и начала аккуратно записывать все названия: «Будущая жизнь», «Все вместе», «Салют», «Ступенька за ступенькой», «Учеба и отдых»…
– Нет, девочки, – сказала Ира Ладыгина. – Это все как-то скучно. Назовем газету «Кузнечик» или просто «Скакалка»!
Все с удивлением переглянулись. Кто-то засмеялся.
– Как же так? – сказала Лена. – Ведь название должно выражать самое главное, и вдруг – «Кузнечик»!
– А как же у больших есть журнал «Крокодил»? И очень даже интересный.
– Можно мне? – Катя подняла руку.
– Говори, Катюша.
– Я вот что думаю, – медленно сказала Катя, склонив голову набок и накручивая, по обыкновению, кончик косы на палец. – «Кузнечик» – хорошее название. Только оно подходит для веселого журнала, а не для газеты. Ведь тут мы будем писать и про школьные дела, и про учебу, и про все самое главное. А вот если бы в конце газеты у нас был такой отдел – смешной, с разными шутками и карикатурами, вроде приложения, – его хорошо было бы назвать «Кузнечик».
– Верно, – согласилась Оля. – Давайте так и сделаем. Запиши, Лена.
Лена аккуратно записала:
«Кузнечик» – веселый отдел».
Но тут с места поднялась Настя.
– Что ж это получается? – сказала она, разводя руками.
И Оля невольно улыбнулась. Точно так же говорит и разводит руками их бабушка.
– Что же это получается? Для приложения название есть, а для газеты нету.
– Не все сразу, – суховато ответила Оля, но лицо у нее сделалось озабоченным. Она привыкла прислушиваться к тому, что говорит ее маленькая сестренка. Да и не она одна. Все в семье Егоровых знали, что десятилетняя Настенька – рассудительный, серьезный человек. Даром слова не скажет. А уж что скажет, то и сделает.
«На меньшую нашу, – говорила часто бабушка, – как на каменную гору положиться можно».
Оля иной раз даже подшучивала над сестрой: «Ну ты, каменная гора!»
Но в душе она знала, что в Настеньке есть что-то, чего в ней самой не хватает: спокойная неторопливость, уменье не заботиться слишком о том, что подумают и скажут о ней другие, и какая-то, редкая даже для взрослых, проницательность. Сама Оля каждый год увлекалась новой подругой, без конца рассказывала о ней, расхваливала на все лады. Дома только и слышали: «Тося, Тося, Тося» или «Зиночка, Зиночка, Зиночка»…
А Настя, бывало, посмотрит и сразу скажет: «Эта твоя черненькая – умная и простая. А та – с локонами – просто фасон держит».
«Да она же не завивается! – с раздражением говорит Оля. – У нее от природы волосы красивые».
Настя только пожимает плечами:
«А я и не говорю, что она завивается. Я только говорю, что тебе с ней скоро надоест».
И в самом деле, через месяц Оле уже не о чем было говорить с кудрявой красавицей.
Зная все это – может быть, даже не столько зная, сколько чувствуя, – Оля во время собрания искоса поглядывала на младшую сестру. Не то чтобы она искала у нее одобрения, но по ее лицу, словно по барометру, следила за тем, все ли в порядке. Ведь и теперь она была, пожалуй, права, Настенька. Сначала надо сделать главное дело, а потом заботиться о приложениях и прибавлениях.
– Ну, девочки, кто еще хочет сказать?
Лена Ипполитова положила на полочку мел и, вытирая пальцы, задумчиво сказала:
– Отчего это так получается, что все самые хорошие названия уже придуманы? Вот я хотела предложить «Дружные ребята», потому что наш класс не очень-то дружный, а было бы хорошо, если бы мы крепче дружили. Да вот и такое название уже есть.
Стелла Кузьминская насмешливо фыркнула и отвернулась к окну.
Этот смешок почему-то ужасно задел Олю. С самого начала собрания она следила за Стеллой. Ей хотелось знать, как будет вести себя эта девочка, прекрасная ученица, пятерочница, которую она, Оля, довольно-таки опрометчиво выдвинула в председатели совета отряда.
За все время Стелла не предложила ни одного названия. Только однажды она вставила свое словцо: напомнила, что журнал с названием «Звезда» уже есть. Зато каждое предложение ее подруг вызывало легкую усмешку на ее красивом личике. Она слегка пожимала плечами, морщилась, презрительно выпячивала нижнюю губу.
Оля видела это, и ее досада на себя и на Стеллу становилась все сильнее.
Стараясь говорить как можно спокойнее, она повернулась к Стелле:
– Ты, кажется, что-то хочешь сказать, Кузьминская?
Стелла удивленно поглядела на нее:
– Нет.
Оле очень хотелось вызвать Стеллу на разговор, но в это время Катя опять подняла руку:
– Оля, можно мне предложить?
– Да, да, говори.
– Мне кажется, – начала Катя, – Лена очень правильно сказала: нам непременно надо стать дружнее. В прошлом году мы очень часто ссорились, да и в этом году случалось. И, по-моему, для нас самое главное – наладить хорошую пионерскую дружбу. Вот я и подумала: а что, если так и назвать газету – «Пионерская дружба»?
– Верно, – сказала Настенька. – Чего там еще голову ломать! Хорошее название.
– Хорошее, хорошее!.. Подходит!.. – заговорили все разом.
– Ну что ж, – сказала Оля, – как будто название выбрали. Кому нравится, поднимите руки.
Все живо подняли. Только Стелла подняла руку вяло, как-то нехотя, и сейчас же опустила. Потом опять подняла, но лениво и небрежно. Даже нельзя было понять толком, голосует она за это название или нет.
Оля, прищурившись, посмотрела в ее сторону:
– Ну а ты, Кузьминская, за или против? То поднимаешь руку, то опускаешь.
Стелла пожала плечами:
– А я ни за, ни против… Уж очень это название какое-то такое… обыкновенное.
– А тебе еще какое нужно? – крикнула с места Ира Ладыгина. – Подумаешь, «обыкновенное»! Сама-то ты уж очень необыкновенная.
– Тише, Ира! – сказала Оля, невольно взглянув на Стеллину необыкновенную сумку, лежавшую на парте, и на ее какой-то особенно нарядный передник.
Она вышла на середину класса и сказала спокойно:
– Девочки! У нас еще есть время. Если кто-нибудь не согласен с предложением Кати, можно поспорить, предложить другое название. Ну-ка, Стелла, мы ждем.
Но Стелла, видимо, не собиралась спорить и воевать.
– Пусть называют газету как хотят, – процедила она обиженно. – Я не редактор. Какое мне дело…
Тут уж загудел весь класс:
– Не редактор, а председатель отряда! Председателю до всего должно быть дело.
А кто-то из середины класса добавил:
– Только умеешь учительницу из себя разыгрывать!
Оля подняла руку:
– Тише, девочки! – и опять повернулась к Стелле. – Вот что, Кузьминская: это ты, конечно, сказала не подумавши. Как же так? Решается общее дело. Всем интересно, тебе одной все равно. Не может этого быть. Просто ты, должно быть, не совсем довольна предложениями своих подруг, у тебя, наверно, есть получше. Я ведь заметила, что ты посмеивалась, когда говорили другие. Ну, смело! Выкладывай, что ты придумала. Нам всем очень интересно послушать.
Стелла испуганными глазами посмотрела на Олю и уставилась себе под ноги.
– Ну?..
Стелла молчала.
Она чувствовала на себе насмешливые, выжидающие взгляды одноклассниц, и багровая краска заливала ее щеки.
– Ага, – сказала Валя Ёлкина, – смеяться над другими легче, чем самой придумывать!
Стелла прикусила губу и отвернулась.
«Это ты у меня надолго запомнишь», – с удовлетворением подумала Оля и краешком глаза посмотрела на сестру.
Настенька ответила ей одобрительным и даже каким-то удивленным взглядом, и это заставило Олю гордо и радостно улыбнуться.
Но она сейчас же подавила улыбку и сказала серьезно:
– Ну, значит, новых и лучших предложений у нас нет. Садись, Кузьминская. Газета нашего отряда будет называться: «Пионерская дружба».
Анна Сергеевна
– Здравствуйте, девочки, я – ваша новая учительница. Зовут меня Анна Сергеевна.
Так сказала новая учительница, войдя в класс.
Все встали.
– Садитесь, девочки, – сказала Анна Сергеевна.
Новая учительница была намного старше Людмилы Федоровны. Высокая, худая, в больших очках, с двумя резкими, глубокими морщинами между бровями, она казалась хмурой и суровой. Здороваясь с классом, она слегка улыбнулась, и от этого возле губ у нее тоже появились две морщинки, а глаза остались такими же строгими и суровыми. Держалась она как-то чересчур прямо. Гладкие темные волосы с проседью были крепко-накрепко стянуты на затылке в тугой маленький узелок.
Новая учительница положила на стол классный журнал и большой, туго набитый портфель и пошла по рядам. Внимательно всматриваясь в лица и спрашивая у девочек их имена и фамилии, Анна Сергеевна что-то отмечала в своей записной книжечке.
– Та-ак, та-ак, – говорила она протяжно, переходя от парты к парте. – Егорова Анастасия, Ёлкина Валентина. Киселева Клавдия…
Людмила Федоровна никогда не называла девочек полными именами, а всегда уменьшительными, по-домашнему: Клава, Валя, Настя.
И, должно быть, от непривычки, называя свое полное имя, девочки смущались и опускали глаза.
Дойдя до Лебедевой Анны, Анна Сергеевна на минутку задержалась и, поглядев на стриженые Анины волосы и на ее похудевшее лицо, спросила:
– Ты болела недавно?
– Да, – чуть слышно ответила Аня. – Скарлатиной.
– Значит, много пропустила?
– Да.
– Придется догонять, – сказала Анна Сергеевна и пошла дальше.
Ах, совсем, совсем по-другому встретила бы вернувшуюся после болезни Аню милая Людмила Федоровна!
Девочки невольно переглянулись. Анна Сергеевна заметила это. Она чуть-чуть улыбнулась и спокойно продолжала свой обход, терпеливо переспрашивая, если сразу не могла расслышать имя или фамилию.
Обойдя все парты, Анна Сергеевна сказала ровным и твердым голосом:
– Девочки! Нам с вами придется в этом году очень серьезно поработать. Мы должны помнить, что весной у нас – экзамены.
Класс встрепенулся. Поднялось несколько рук.
– А разве Людмила Федоровна не вернется к нам до экзаменов? – спросила Ира Ладыгина, встав с места.
– К сожалению, в этом году, скорее всего, нет, – все так же спокойно ответила Анна Сергеевна.
«В этом году»! – с ужасом подумала Катя. – А ведь в будущем году и наверно уже ее у нас не будет. Мы перейдем в пятый класс, а там все учителя будут другие. По всем предметам!»
И Катя с такой нескрываемой обидой посмотрела на Анну Сергеевну, как будто новая учительница была виновата и в болезни Людмилы Федоровны, и в том, что в пятом классе все учителя будут другие.
Анна Сергеевна поняла, что тревожит девочек.
– Ничего не поделаешь, – разводя руками, сказала она. – Если вы любите вашу учительницу, вы должны хотеть, чтобы она совсем выздоровела, а для этого ей нужно как следует отдохнуть. Вы же не маленькие и должны это понимать.
Анна Сергеевна села у стола, раскрыла свой толстый портфель и, достав учебную книгу, принялась ее перелистывать.
А тем временем девочки смотрели на нее, приглядывались и невольно сравнивали ее с Людмилой Федоровной.
Новая учительница ничем, ну решительно ничем не походила на их молодую, красивую и ласковую Людмилу Федоровну.
«Строгая, сердитая», – думали девочки.
Так сказала новая учительница, войдя в класс.
Все встали.
– Садитесь, девочки, – сказала Анна Сергеевна.
Новая учительница была намного старше Людмилы Федоровны. Высокая, худая, в больших очках, с двумя резкими, глубокими морщинами между бровями, она казалась хмурой и суровой. Здороваясь с классом, она слегка улыбнулась, и от этого возле губ у нее тоже появились две морщинки, а глаза остались такими же строгими и суровыми. Держалась она как-то чересчур прямо. Гладкие темные волосы с проседью были крепко-накрепко стянуты на затылке в тугой маленький узелок.
Новая учительница положила на стол классный журнал и большой, туго набитый портфель и пошла по рядам. Внимательно всматриваясь в лица и спрашивая у девочек их имена и фамилии, Анна Сергеевна что-то отмечала в своей записной книжечке.
– Та-ак, та-ак, – говорила она протяжно, переходя от парты к парте. – Егорова Анастасия, Ёлкина Валентина. Киселева Клавдия…
Людмила Федоровна никогда не называла девочек полными именами, а всегда уменьшительными, по-домашнему: Клава, Валя, Настя.
И, должно быть, от непривычки, называя свое полное имя, девочки смущались и опускали глаза.
Дойдя до Лебедевой Анны, Анна Сергеевна на минутку задержалась и, поглядев на стриженые Анины волосы и на ее похудевшее лицо, спросила:
– Ты болела недавно?
– Да, – чуть слышно ответила Аня. – Скарлатиной.
– Значит, много пропустила?
– Да.
– Придется догонять, – сказала Анна Сергеевна и пошла дальше.
Ах, совсем, совсем по-другому встретила бы вернувшуюся после болезни Аню милая Людмила Федоровна!
Девочки невольно переглянулись. Анна Сергеевна заметила это. Она чуть-чуть улыбнулась и спокойно продолжала свой обход, терпеливо переспрашивая, если сразу не могла расслышать имя или фамилию.
Обойдя все парты, Анна Сергеевна сказала ровным и твердым голосом:
– Девочки! Нам с вами придется в этом году очень серьезно поработать. Мы должны помнить, что весной у нас – экзамены.
Класс встрепенулся. Поднялось несколько рук.
– А разве Людмила Федоровна не вернется к нам до экзаменов? – спросила Ира Ладыгина, встав с места.
– К сожалению, в этом году, скорее всего, нет, – все так же спокойно ответила Анна Сергеевна.
«В этом году»! – с ужасом подумала Катя. – А ведь в будущем году и наверно уже ее у нас не будет. Мы перейдем в пятый класс, а там все учителя будут другие. По всем предметам!»
И Катя с такой нескрываемой обидой посмотрела на Анну Сергеевну, как будто новая учительница была виновата и в болезни Людмилы Федоровны, и в том, что в пятом классе все учителя будут другие.
Анна Сергеевна поняла, что тревожит девочек.
– Ничего не поделаешь, – разводя руками, сказала она. – Если вы любите вашу учительницу, вы должны хотеть, чтобы она совсем выздоровела, а для этого ей нужно как следует отдохнуть. Вы же не маленькие и должны это понимать.
Анна Сергеевна села у стола, раскрыла свой толстый портфель и, достав учебную книгу, принялась ее перелистывать.
А тем временем девочки смотрели на нее, приглядывались и невольно сравнивали ее с Людмилой Федоровной.
Новая учительница ничем, ну решительно ничем не походила на их молодую, красивую и ласковую Людмилу Федоровну.
«Строгая, сердитая», – думали девочки.