Страница:
носителем таланта. Ежели разуплотнялось серое платье, то самое, которое
сейчас на мне, значит, и зажатый в моей руке черный клинок мог...
Ну а дальше что? Не могу же я вечно оставаться парообразным. И меч
тоже. Я его выпущу, он затвердеет и, сообразив, что его провели, изрубит на
части и это тело. От него не убежишь, потому что он умеет летать. Наверное,
со временем придающие ему силу чары ослабнут, но, судя по продолжительности
действия других заклятий, это произойдет весьма не скоро.
Однако, не избавившись от меча, я не мог ничего сделать для своего
тела, а от одного вида таращившейся в небо отсеченной головы мне становилось
не по себе. Вдруг, пока я тут рассусоливаю, придет какой-нибудь хищник, да и
схрумкает ее как ни в чем не бывало. Однако в новом теле я соображал
довольно быстро, может потому, что в голове Панихиды не было ни песка, ни
грязи. А почему бы, подумалось мне, не попробовать сначала разуплотнить меч,
а потом засадить его в какую-нибудь штуковину потверже, из которой ему не
выбраться?
Затея казалась многообещающей, но прежде всего следовало узнать, в
состоянии ли я воспользоваться талантом Панихиды. У меня не было ни
малейшего представления о том, как пустить его в ход. Достаточно ли просто
захотеть истончиться, или надо вообразить себя чем-то вроде призрака, или
необходимо изречь ключевое слово? Мой собственный талант не требовалось
специально приводить в действие - он работал сам по себе, когда возникала
нужда. Ладно, решил я, чем гадать, лучше попробовать. Сосредоточусь на
бесплотности и посмотрю, что из этого выйдет.
- Почему бы нам не прогуляться, дружок? - сказал я черному мечу, держа
его рукоять в маленькой ручке Панихиды. Конечно, клинок был слишком тяжел
для такой руки, но он сам поддерживал себя на весу, видимо, не желая
затруднять красивую женщину, кажется, я уже говорил, что у него явно была
мужская натура. Должен признать, что выглядел меч великолепно и на его
лезвии не было ни единой зарубки. Прочностью и закалкой он превосходил мой -
но не был моим, и доверять ему я не мог. Ни сейчас, ни, особенно, после
того, как исцелится мое тело.
Интересно, откуда он вообще взялся? Вряд ли волшебник Ян сам выковал
клинок, скорее всего раздобыл где-нибудь, п потом заколдовал. То же могло
относиться и к другим его заклятиям, равно как и к заклятиям Иня.
Удивительно, что у этих двойняшек столь схожие таланты. Близнецы в Ксанфе не
редкость, но таланты у них, как правило, разные.
Я обернулся и увидел Пуку. Уши его были прижаты к голове, ноздри
раздувались, глаза побелели от гнева. Он злобно скалил зубы.
Ох, этого-то я и не учел. Верный друг считал меня погибшим, а перед
собой видел Панихиду, дружески беседующую с погубившим меня черным клинком.
- Пука, - начал было я, - не делай глупостей. Дай мне объяснить...
К счастью, у меня хватило ума не продолжать. Черный меч все слышал, и,
узнай он правду, я не смог бы удержать его слабыми ручонками Панихиды.
Возможно, и собственными не удержал бы - этот клинок обладал дьявольской
силой.
Нужно было придумать, как разъяснить обстановку Пуке, не разоблачив
себя перед черным мечом. К счастью, - кажется, я об этом уже упоминал, - в
теле Панихиды я соображал быстрее. Может, мозги у нее лучше моих?
- Стой на месте, животное! - выкрикнул я. - Ибо сей доблестный меч
расправится со всяким, кто попытается доставить меня в замок Ругна. Отныне я
свободе... свободна! Видишь, что случилось с этим невеждой? - я бросил
взгляд на искромсанное тело.
Пука напрягся, дрожа от ярости. Я понял, что еще миг, и он бросится в
бой, не страшась черного меча. Таким другом действительно можно гордиться.
- Подумай, животное, кого ты видишь перед собой, - продолжал я, глядя
Пуке прямо в глаза. Держа меч в правой руке у правого бедра, я подмигнул
коню левым глазом, так, чтобы черный клинок не заметил.
Пука и сам моргнул, не иначе как от удивления, но его напряжение не
ослабло. Он знал, что Панихида лгунья, и не ждал от нее ничего, кроме
подвоха.
- Вспомни, какими чарами набита сума, что нацепил на тебя этот
бездельник, - сказал я. - Какие из них пущены в ход, а какие нет.
Сказать больше значило навлечь на себя подозрение - мало ли что могло
быть известно на сей счет мечу. Но Пука знал о заклятиях все - по пути к
дому Панихиды я рассказал ему о них, поскольку они могли подействовать и на
него.
Увы, мой намек не был понят. Пук, похоже, забыл про обменное заклятие,
а может, гнев мешал ему сосредоточиться.
- Припомни, сколько горя тебе пришлось хлебнуть из-за этого варвара.
Разве не он виной тому, что ты едва не налетел на огненную стену, с трудом
ускакал от гоблинов и еле выбрался из Пещеры свинопотамов?
Я снова подмигнул, и Пука снова моргнул. Все эти приключения мы
пережили вдвоем, когда Панихиды с нами не было. Конь-призрак не помнил,
чтобы я ей о них рассказывал. Сейчас он пребывал в растерянности.
- А эльфы? - не унимался я. - Этот лоботряс три дня увивался за
Колокольчик, а о тебе и думать забыл. Чем ты ему обязан? Тем, что тебя едва
не сожрали драконы, после чего тебе же пришлось лезть в самое логовище
огров, чтобы выполнить работу за погибшего аиста? - Я со значением уставился
ему в глаза. - И что вообще может связывать коня-призрака с варваром?
Дружба, вот что. Кто-кто, а Пука знал ответ. Я незаметно подмигнул ему
в третий раз и увидел, как уши его вновь встали торчком. Конь фыркнул и
мотнул головой. Он понял, что случилось, и признал меня мною, а стало быть,
я мог рассчитывать на его помощь.
- Думаю, ты и без меня сообразишь, что делать с этим никчемным трупом,
- сказал я, указывая на свое тело. - Займись им, а у меня есть кое-какие
дела.
Пука отступил в сторону, а я, держа меч перед собой, двинулся мимо него
по галерейной роще. Сейчас ее великолепие и разнообразие производили на меня
еще большее впечатление, чем когда я пребывал в собственном теле. Оно и
понятно, я любовался ею глазами королевской дочки, а принцессы, как правило,
обладают более развитым художественным вкусом, чем неотесанные варвары.
Шагая между деревьями, я изо всех сил пытался разуплотниться. Ничего не
получалось, но меня это не останавливало. Со слов Панихиды мне было
известно, что нельзя стать бесплотным, как туман, быстрее чем за час.
Значит, надо тянуть время.
Только сейчас я начал по-настоящему осознавать, в какое тело меня
занесло. Оно весьма отличалось от того, к которому я привык. Ноги казались
толстоватыми в бедрах, ступни непропорционально маленькими, а уж ручонки...
Ничего похожего на мускулы. Центр тяжести находился непривычно низко, к чему
мне не сразу удалось приспособиться. Похлопав себя левой рукой, я обнаружил
несколько явно лишних выпуклостей - ягодицы были слишком округлыми, а уж о
груди и говорить нечего. Грудными мышцами там и не пахло, а... то, что
находилось на их месте, дрожало и подпрыгивало на каждом шагу.
Мало того, что я ощущал себя до крайности неуклюжим, так еще и длинные
черные волосы все время норовили упасть на лицо, так что приходилось идти,
задрав подбородок. Причем мелкими, семенящими шажками, потому как при
нормальной походке бедра невообразимо вихляли.
М-да, а прежде я никогда не задумывался, каково приходится женщинам,
постоянно пребывающим в таких телах. Неудивительно, что они завидуют
мужчинам.
Примерно через полчаса, к превеликому своему облегчению, я
почувствовал, что талант Панихиды действует. Тело стало заметно легче, а
сопротивление воздуха ощущалось сильнее. Пришло время подумать, куда
засунуть этот проклятый меч.
Дерево не годилось - рано или поздно стальной клинок вырвется на волю.
Закопать в глубокую нору? Нет, пожалуй, он сам же и откопается. Что бы такое
найти, покрепче да потверже...
И тут на самом краю галерейкой рощи я увидел здоровенный, высотой в
половину человеческого роста валун. Кажется, это был кусок мрамора. Как раз
то, что нужно.
Тем временем и я, и меч сделались бесплотными, как туман. Направляясь к
валуну, я пнул попавшееся по пути деревце, и нога моя прошла насквозь без
всякого сопротивления. Мне оставалось лишь осуществить свой замысел.
Подойдя к валуну вплотную, я перехватил меч так, чтобы острие было
направлено вниз, обеими руками поднял над головой и изо всех сил вонзил в
камень. Клинок погрузился в мрамор по самую рукоять. Я выпустил его,
отступил на шаг, любуясь делом своих рук, и удовлетворенно проговорил:
- Здесь тебе самое место.
И кто меня, дурака, за язык тянул? Меч услышал мои слова, заподозрил
неладное и стал подниматься, высвобождаясь из камня.
Я поспешно схватился за рукоять и принялся запихивать его обратно,
ласково приговаривая:
- Куда ты, доблестный клинок? После таких славных трудов надо как
следует отдохнуть, ты это заслужил. Нельзя же все время рубить варваров.
Вкрадчивый голос и обворожительный взгляд Панихиды сделали свое дело -
меч успокоился. Однако теперь я не решался выпустить его из рук - вдруг он
снова выберется из валуна и взлетит? Поймать его и провести во второй раз
явно не удастся. Оставалось лишь убаюкивать его, поглаживая рукоять, как,
помнится, поглаживала меня Панихида в ту ночь, когда ни с того ни с сего
припала к моим губам.
Итак, я оставался возле валуна, и мы оба - я и меч - постепенно
твердели. Возможно, это происходило слишком быстро - клинок что-то
заподозрил и начал беспокойно ворочаться. Чтобы утихомирить его, я запел.
Никогда прежде мне не приходилось делать ничего подобного. Я не знал мелодии
и слов ни единой песни, а потому с огромным воодушевлением напевал
"ля-ля-ля", но дело спас прелестный печальный голосок Панихиды. Смертоносное
оружие заслушалось и успокоилось. Ох уж эти мне женские уловки!
Петь пришлось целый час, но за это время и мое тело, и меч восстановили
нормальную плотность. Лишь тогда я осмелился выпустить рукоять, надеясь, что
клинок прочно застрял в камне.
Кажется, он и вправду завяз основательно. Я отступил на шаг... еще на
шаг - меч оставался на месте. Неожиданно мне пришло в голову, что этот валун
может появиться в другом месте, в неведомой мне земле, и кто-то извлечет из
него меч с помощью магии. Лезут же порой в башку всякие глупости. Какой
дурак станет вытаскивать меч из камня? В Ксанфе таких не было, нет и не
будет.
Повернувшись, я зашагал туда, где оставалось мое расчлененное тело, но
неожиданно приметил крылатую тень. Неужто это... Надо же, так и есть.
Я машинально потянулся за мечом - и хлопнул себя слабой ручонкой по
мягкому бедру. Ну конечно, черный меч застрял в камне, а мой собственный
валялся рядом с моим же телом. Я был безоружен. Крылатое существо мягко
спланировало на поляну передо мной. Грифон. Точнее, грифоница - я понял это
по невзрачному коричневому оперению. У большинства живых существ самцы
выглядят куда эффектнее самок, как правило, они не только крупнее, но и
лучше сложены и ярче окрашены. Исключение составляет лишь род человеческий -
женщины несомненно привлекательнее мужчин. Мне это всегда казалось
неправильным. Возможно, на людей до сих пор действует какое-то древнее
проклятие. Самки других живых существ прекрасно охотятся и сражаются, а наши
красавицы только строят глазки да морочат головы мужчинам. Вот и мое
нынешнее тело со стороны выглядело куда как завлекательнее прежнего, но,
пребывая в нем, я чувствовал себя совершенно беспомощным. Грифоница имела и
клюв, и когти, тогда как я...
Прятаться было слишком поздно - хищница приземлилась потому, что
углядела легкую добычу. Сражаться я не мог, ибо не имел ни меча, ни
мускулов, чтобы с ним управляться, а смена облика требовала времени. Теперь
я понял, каково быть женщиной. Неудивительно, что Панихида не хотела
отправляться домой одна, - она не прожила бы и нескольких часов. Хищники,
кроме разве что драконов, знают, что с вооруженными варварами шутки плохи, и
предпочитают с ними не связываться. Иное дело беззащитная женщина. Впрочем,
так ли уж она беззащитна? Естественное оружие женщины - всяческие хитрости и
уловки. Панихида пыталась использовать это оружие против меня, а мне с его
помощью удалось отделаться от черного меча. Надо попробовать обвести
грифоницу вокруг когтя. Но на что она может клюнуть - так, чтобы не
заклевала меня?
Ага! Грифоны мнят себя существами аристократического происхождения,
похваляются древностью своего рода и, в отличие от гарпий, славятся
аккуратностью и чистоплотностью. И самцы, и самки часами чистят перышки,
вылизывают мех и полируют когти. Подобно птицам рок едят они только
свежатину и никогда не прикасаются к падали. Не было случая, чтобы грифон
отравился пищей или подцепил заразу. Оно и понятно, будучи умелыми
охотниками, эти хищники могут позволить себе выбирать в качестве добычи
только здоровых особей.
Я испустил громкий, жалобный стон. Приближавшаяся грифоница
остановилась, склонив набок птичью голову. Она не спешила, понимая, что мне
не удрать, и хотела присмотреться к добыче. Грифоны плотоядны, но не
кровожадны и убивают лишь тех, кого собираются съесть. В отличие от
драконов, они не лезут в драку ради драки, но если уж убивают, то быстро,
четко и умело. Жертва дракона, как правило, превращается в кровавое месиво,
тогда как добыча грифона и вскрикнуть не всегда успевает.
- О-о-о! - истошно завопил я. - О, какой ужас! Как я страдаю! Если б я
только знала, что эти ягоды ядовиты!
Ушей у грифонов вроде бы нет, но слышат они превосходно. Стоило мне
упомянуть про яд, как хищница насторожилась.
- Такие красивые, такие сочные ягоды, - кричал я, - и надо же,
оказались пурпурными гнилушками! Теперь меня распирает пурпурный гной. Убей
меня, добрая грифоница, убей скорее, пока я не лопнула!
Я качнулся вперед, и грифоница попятилась
- но не далеко. Своим глазам она доверяла больше, чем чужим словам, а с
виду я вовсе не походил на больно... на больную. Тело, в котором я сейчас
пребывал, выглядело более чем привлекательным
- на любой вкус. Будь у меня время, я непременно вымазался бы гадким
соком детской зеленки, чтобы выглядеть отталкивающе, как зомби. Увы, любая
идея хороша, лишь если ее удается воплотить в жизнь своевременно.
Однако отчаяние стимулирует работу мысли.
- Ты не поверишь, - воскликнул я, - но на самом деле перед тобой
мужчина! Да-да, мужчина! Я выгляжу так ужасно, потому что вся моя плоть
разложилась и гной рвется наружу. Посмотри, - я приподнял на ладони
прекрасную грудь Панихиды, - ты только посмотри, во что превратились мои
грудные мышцы!
Грифоница отступила еще на шаг. Я снова шагнул к ней:
- Умоляю, разорви меня, выпусти гной! У меня нет больше сил терпеть!
Я сделал вид, будто пытаюсь разорвать грудь руками.
Грифоница развернулась, распростерла крылья и улетела. Возможно, она не
совсем мне поверила, но решила не испытывать судьбу.
Я с облегчением вздохнул - хитрость удалась. Возможно потому, что это
была не совсем женская хитрость, - настоящая женщина едва ли стала бы
говорить о себе подобные вещи. Наверное, и грифонице пришло в голову то же
самое. Интересно, как Панихиде удалось прожить так долго в уединенной лесной
хижине? Угроза броситься в... - куда там она грозилась сигануть? - могла
подействовать на Иня с Яном, но не на хищных зверей. Впрочем, у нее в запасе
наверняка имелись и другие уловки. Теперь я лучше понимал, почему она
прибегла к яду, - как еще отделаться от незваного гостя, ежели нет сил
вытолкать его взашей?
Она называла себя лгуньей - и на самом деле была таковой, - но что
остается существу, неспособному постоять за себя в честном бою? Понимая это,
я мог понять, почему она готова на всяческие ухищрения, лишь бы не
возвращаться в замок и не выходить замуж за волшебника, которого интересует
только корона. Будь я на ее месте - хм, кажется, именно на нем я и нахожусь,
- мне, наверное, больше понравилось бы иметь дело с мужчиной, которого
привлекает мое... ее тело. Во всяком случае это было бы честнее.
Однако сейчас меня заботило другое, я поспешил к собственному телу.
Прошло более двух часов, за это время могло случиться все что угодно.
К счастью, ничего страшного не произошло. Пука собрал мои останки на
большом зеленом листе, причем на этот раз ухитрился не перемешать их с
грязью.
- От меча удалось отделаться, - сказал я, - но есть и другая проблема.
Я нахожусь в чужом теле.
Пука понимающе кивнул.
К тому же это тело мало на что годится. Ну... не совсем так, но
варвару-воителю оно не подходит. И вообще, я предпочитаю свое.
Конь-призрак снова кивнул, выражая полное согласие. В отличие от меня
или, скажем, грифонов он никогда не находил тело Панихиды привлекательным ни
с какой точки зрения.
- Разумеется, - продолжил я, - могло быть и хуже. Окажись ты ближе, мы
обменялись бы личностями с тобой.
Пука фыркнул.
Я рассмеялся и склонился над собственным телом, которое уже начало
исцеляться. Пук подкатил голову к шее и руки к плечам, они приросли, и часть
вытекшей крови втекла обратно. Глаза больше не пялились в небо, веки были
опущены, как во сне. Еще несколько часов, и тело будет в полном порядке -
обезглавливание не так уж страшно, главное при этом не потерять голову.
Пожалуй, лишь сейчас, глядя со стороны, я смог по-настоящему оценить
свой талант. Изнутри все воспринимается по-другому. Однако день клонился к
вечеру, и стоило подумать о безопасном убежище на ночь...
- Дружище, здесь водятся грифоны, а в ночи могут появиться и твари
похуже. Будь я самим собой, мы бы с ними сладили, но в этом обличье... - Я
посмотрел на нежные, слабые руки и стройные щиколотки. Тело Панихиды
выглядело превосходно, но я решительно предпочел бы смотреть на него со
стороны.
Пук кивнул в третий раз. Он явно чуял присутствие хищников.
- Так вот, в нынешнем состоянии мы для тебя только обуза. Один ты
наверняка выживешь, а с нами вряд ли. Не лучше ли тебе пойти своей дорогой?
Пука негодующе ударил копытом. Я понял, что верный друг не покинет меня
в беде и, к собственному удивлению, чуть не расплакался. Впрочем, чему тут
удивляться - для тела Панихиды это была естественная реакция. Сумев сдержать
слезы, я девичьей рукой обнял его за шею. Пука перенес это стоически.
- До поры до времени мне придется заботиться об обоих телах, - сказал
я. - Где бы укрыться? Может, на дерево залезть?
Но достаточно было взглянуть на мои тонкие руки и на валявшееся на
земле могучее мужское тело, чтобы понять: этакого громилу женщине на дерево
не втащить. И почему варвары такие здоровенные?
Я с тоской посмотрел на свой меч, сознавая, что он слишком тяжел для
женской руки, и разразился бранью. Крепкие словечки казались неуместными на
нежных губах. Будучи лгуньей и отравительницей, Панихида не была замечена в
сквернословии. От отчаяния я вцепился в свои, точнее, в ее черные волосы и
едва не вырвал клок. Что делать?
И тут - уже во второй раз за день - взгляд мой упал на дупло мертвого
дерева.
- Пожалуй, - сказал я, - стоит затащить туда свое тело и залезть
самому. Ежели ты останешься на страже снаружи, нам, возможно, удастся
пережить ночь. Ну а к утру мое тело малость оправится, так что станет
полегче.
Пука кивнул в знак согласия. Я подхватил свое тело подмышки и потянул -
с весьма плачевным результатом. Пришлось напомнить себе, что Панихида сумела
отволочь то же самое тело к люку, чтобы сбросить... неважно куда, главное,
что у нее хватило на это сил. И пребывала она при этом в том самом теле,
которое нынче досталось мне. Я поднатужился, и дело, то есть тело сдвинулось
с места. Задыхаясь и обливаясь потом, я подтащил собственные останки к
дереву, заглянул в дупло и увидел нечто не замеченное раньше - там была
лестница. Вниз, во тьму подземелья, вели ступени. Это и впрямь было не
дупло, а вход в...
Куда? - задумался я. Наличие ступеней означало присутствие людей или
каких-то человекоподобных существ. Но человекоподобные существа, обитающие
под землей, могут оказаться опасными. Стоит ли спускаться вниз?
Тем временем Пука настороженно нюхал воздух и поводил ушами, ловя
каждый звук, недоступный моему восприятию. Не знаю, кто создал человека, но
этот малый явно дал маху с ушами - у людей они с виду не так хороши, как у
большинства живых существ, и толку от них гораздо меньше. Скажем, Пуковы уши
бесспорно превосходили мои во всех отношениях.
- Какая-то опасность? - спросил я, приметив его обеспокоенность.
Конь-призрак кивнул.
- Вроде дракона? Снова кивок.
- Коли так, выбора у нас нет. Беги, дружище, постарайся его отвлечь да
завести куда подальше. Думаю, у тебя получится, ты на такие штуки мастер. А
я попробую спуститься вниз и спустить это... свое тело.
К сожалению, Пука не мог последовать за мной - коню по лестнице не
спуститься.
Я снова склонился над тяжеленным трупом, но остановился и покачал
головой:
- Ох, Пук, ежели у меня ничего не выйдет...
Не закончив фразу, я обнял коня за шею, поцеловал в ухо и уронил ему на
гриву две-три девичьих слезы. После чего поволок бесчувственное тело вниз.
Это оказалось полегче, чем тащить его по ровной земле, ибо мне помогала
сила тяготения. Откуда берется и что собой представляет эта волшебная сила,
толком никто не знает, но порой она оказывается весьма полезной.
Миновав несколько ступеней, я помедлил, бросил прощальный взгляд на
маячивший в проеме силуэт Пуки и двинулся дальше. Лестница изогнулась, дупло
пропало из виду, и нас - меня и мое тело - окружила тьма.
Без Пука я чувствовал себя наполовину раздетым, что вдвойне неприятно,
когда находишься в чужом теле. Но временная разлука была единственным
разумным выходом для нас обоих, оставаясь наверху, Пука мог оберегать дупло
от мелких хищников, а в случае появления чудовища ничто не помешало бы ему
убежать. Я, спрятавшись в подземелье, мог отдохнуть, а мое тело - привести
себя в порядок в относительной безопасности. Конечно, едой внизу скорее
всего не разживешься, но сейчас это не главное. Подкрепиться можно будет и
поутру. Но куда ведет этот ход? - гадал я, медленно спуская свое тело по
лестнице. Судя по отсутствию паутины в углах, им пользовались, но кто и
зачем - об этом я не имел ни малейшего представления. Впрочем, и не
стремился выяснить. Мне только и хотелось, что найти удобное местечко, где
можно спокойно провести ночь.
И такие места были - в проход, на лестницу, открывались вырубленные в
плотном грунте ниши. Некоторые из них были достаточно просторны, чтобы я мог
поместиться там вместе со своим все еще бесчувственным телом. Приглядев одно
из таких помещений, я поволок тело туда. Ох и паршивая же работенка таскать
варварские туши/ Врагу не пожелаешь!
Неожиданно я ощутил постороннее присутствие. В тоннеле было темно, свет
из дупла почти не пробивался вниз, но там впереди, появился желтоватый
огонек. Кто-то приближался. Конечно, следовало поскорее спрятаться в нишу,
но я не мог бросить свое тело и был слишком слаб, чтобы быстро затащить его
в укрытие. Я все еще пыхтел и потел, когда свет фонаря упал на мое лицо.
- Так-так, - послышался хриплый, сердитый голос. - И кого же это мы
нашли?
По голосу я понял, что попал в обиталище гномов, и это меня отнюдь не
обрадовало. Живущие под землей гномы славятся как умелые рудокопы - они без
устали роют длиннющие тоннели, добывая драгоценные металлы и камня. Любовь к
драгоценностям сделала этот народ скупым и подозрительным - гномы терпеть не
могут, когда в их шахты заглядывают чужаки. Незваных гостей они зачастую
просто съедают, а с молодыми красивыми женщинами... тоже обходятся неучтиво.
Конечно, гномы не столь злобны и дики, как гоблины, ибо они восприняли
некоторые элементы цивилизации, тем не менее разумный человек предпочел бы
держаться от них подальше. Правда, некоторые считают их безобидным маленьким
народцем вроде эльфов, но это ошибочная точка зрения, и те, кому приходилось
иметь дело с гномами, отнюдь ее не разделяют.
- Моя... мой друг и я... мой спутник ранен и нуждается в убежище, -
запричитал я, надеясь разжалобить гнома.
Надежда моя оказалась тщетной.
- Ага, чужаки! - гневно воскликнул гном. Я приметил, что в руке он
сжимал кирку. Этот инструмент, легко прорубавший ходы р твердом базальте,
мог при случае легко превратиться в опасное оружие. - Сейчас вы испытаете на
себе силу гнева гнома Гнуси из племени гневливых гномов! - С этими словами
он замахнулся своей смертоносной киркой.
Будь я в своем теле да с мечом в руках, мне не стоило бы большего труда
успокоить этого негостеприимного грубияна. Гном едва достигал трети моего
нормального роста, да и кирка при всех ее достоинствах слабовата против
варварского меча. Но в теле Панихиды, без оружия я был совершенно
беспомощен. Как и в случае с грифоницей, оставалось полагаться только на
хитрость.
- Почтенный гном, достойный сэр! - воскликнул я. - Нет никакой нужды
убивать нас, да еще столь поспешно. Мы можем принести пользу вашему славному
племени. Мы... - я уже совсем было впал в отчаяние, ибо решительно не знал,
какой толк от нас подземным рудокопам, но неожиданно для себя, по какому-то
наитии закончил: - Мы умеем петь.
- Знаю я ваши человеческие песни, - угрюмо пробурчал Гнуси. - Хиханьки
да хаханьки, бодрость да веселье! Нашему народу такая музыка не нужна. - Он
с суровым видом поправил высокий темный колпак.
- Нет-нет! - протестующе вскричал я. - Мои песни не такие! Это грустные
песни, такие печальные, что печальнее и не бывает! Ты только послушай,
сейчас на мне, значит, и зажатый в моей руке черный клинок мог...
Ну а дальше что? Не могу же я вечно оставаться парообразным. И меч
тоже. Я его выпущу, он затвердеет и, сообразив, что его провели, изрубит на
части и это тело. От него не убежишь, потому что он умеет летать. Наверное,
со временем придающие ему силу чары ослабнут, но, судя по продолжительности
действия других заклятий, это произойдет весьма не скоро.
Однако, не избавившись от меча, я не мог ничего сделать для своего
тела, а от одного вида таращившейся в небо отсеченной головы мне становилось
не по себе. Вдруг, пока я тут рассусоливаю, придет какой-нибудь хищник, да и
схрумкает ее как ни в чем не бывало. Однако в новом теле я соображал
довольно быстро, может потому, что в голове Панихиды не было ни песка, ни
грязи. А почему бы, подумалось мне, не попробовать сначала разуплотнить меч,
а потом засадить его в какую-нибудь штуковину потверже, из которой ему не
выбраться?
Затея казалась многообещающей, но прежде всего следовало узнать, в
состоянии ли я воспользоваться талантом Панихиды. У меня не было ни
малейшего представления о том, как пустить его в ход. Достаточно ли просто
захотеть истончиться, или надо вообразить себя чем-то вроде призрака, или
необходимо изречь ключевое слово? Мой собственный талант не требовалось
специально приводить в действие - он работал сам по себе, когда возникала
нужда. Ладно, решил я, чем гадать, лучше попробовать. Сосредоточусь на
бесплотности и посмотрю, что из этого выйдет.
- Почему бы нам не прогуляться, дружок? - сказал я черному мечу, держа
его рукоять в маленькой ручке Панихиды. Конечно, клинок был слишком тяжел
для такой руки, но он сам поддерживал себя на весу, видимо, не желая
затруднять красивую женщину, кажется, я уже говорил, что у него явно была
мужская натура. Должен признать, что выглядел меч великолепно и на его
лезвии не было ни единой зарубки. Прочностью и закалкой он превосходил мой -
но не был моим, и доверять ему я не мог. Ни сейчас, ни, особенно, после
того, как исцелится мое тело.
Интересно, откуда он вообще взялся? Вряд ли волшебник Ян сам выковал
клинок, скорее всего раздобыл где-нибудь, п потом заколдовал. То же могло
относиться и к другим его заклятиям, равно как и к заклятиям Иня.
Удивительно, что у этих двойняшек столь схожие таланты. Близнецы в Ксанфе не
редкость, но таланты у них, как правило, разные.
Я обернулся и увидел Пуку. Уши его были прижаты к голове, ноздри
раздувались, глаза побелели от гнева. Он злобно скалил зубы.
Ох, этого-то я и не учел. Верный друг считал меня погибшим, а перед
собой видел Панихиду, дружески беседующую с погубившим меня черным клинком.
- Пука, - начал было я, - не делай глупостей. Дай мне объяснить...
К счастью, у меня хватило ума не продолжать. Черный меч все слышал, и,
узнай он правду, я не смог бы удержать его слабыми ручонками Панихиды.
Возможно, и собственными не удержал бы - этот клинок обладал дьявольской
силой.
Нужно было придумать, как разъяснить обстановку Пуке, не разоблачив
себя перед черным мечом. К счастью, - кажется, я об этом уже упоминал, - в
теле Панихиды я соображал быстрее. Может, мозги у нее лучше моих?
- Стой на месте, животное! - выкрикнул я. - Ибо сей доблестный меч
расправится со всяким, кто попытается доставить меня в замок Ругна. Отныне я
свободе... свободна! Видишь, что случилось с этим невеждой? - я бросил
взгляд на искромсанное тело.
Пука напрягся, дрожа от ярости. Я понял, что еще миг, и он бросится в
бой, не страшась черного меча. Таким другом действительно можно гордиться.
- Подумай, животное, кого ты видишь перед собой, - продолжал я, глядя
Пуке прямо в глаза. Держа меч в правой руке у правого бедра, я подмигнул
коню левым глазом, так, чтобы черный клинок не заметил.
Пука и сам моргнул, не иначе как от удивления, но его напряжение не
ослабло. Он знал, что Панихида лгунья, и не ждал от нее ничего, кроме
подвоха.
- Вспомни, какими чарами набита сума, что нацепил на тебя этот
бездельник, - сказал я. - Какие из них пущены в ход, а какие нет.
Сказать больше значило навлечь на себя подозрение - мало ли что могло
быть известно на сей счет мечу. Но Пука знал о заклятиях все - по пути к
дому Панихиды я рассказал ему о них, поскольку они могли подействовать и на
него.
Увы, мой намек не был понят. Пук, похоже, забыл про обменное заклятие,
а может, гнев мешал ему сосредоточиться.
- Припомни, сколько горя тебе пришлось хлебнуть из-за этого варвара.
Разве не он виной тому, что ты едва не налетел на огненную стену, с трудом
ускакал от гоблинов и еле выбрался из Пещеры свинопотамов?
Я снова подмигнул, и Пука снова моргнул. Все эти приключения мы
пережили вдвоем, когда Панихиды с нами не было. Конь-призрак не помнил,
чтобы я ей о них рассказывал. Сейчас он пребывал в растерянности.
- А эльфы? - не унимался я. - Этот лоботряс три дня увивался за
Колокольчик, а о тебе и думать забыл. Чем ты ему обязан? Тем, что тебя едва
не сожрали драконы, после чего тебе же пришлось лезть в самое логовище
огров, чтобы выполнить работу за погибшего аиста? - Я со значением уставился
ему в глаза. - И что вообще может связывать коня-призрака с варваром?
Дружба, вот что. Кто-кто, а Пука знал ответ. Я незаметно подмигнул ему
в третий раз и увидел, как уши его вновь встали торчком. Конь фыркнул и
мотнул головой. Он понял, что случилось, и признал меня мною, а стало быть,
я мог рассчитывать на его помощь.
- Думаю, ты и без меня сообразишь, что делать с этим никчемным трупом,
- сказал я, указывая на свое тело. - Займись им, а у меня есть кое-какие
дела.
Пука отступил в сторону, а я, держа меч перед собой, двинулся мимо него
по галерейной роще. Сейчас ее великолепие и разнообразие производили на меня
еще большее впечатление, чем когда я пребывал в собственном теле. Оно и
понятно, я любовался ею глазами королевской дочки, а принцессы, как правило,
обладают более развитым художественным вкусом, чем неотесанные варвары.
Шагая между деревьями, я изо всех сил пытался разуплотниться. Ничего не
получалось, но меня это не останавливало. Со слов Панихиды мне было
известно, что нельзя стать бесплотным, как туман, быстрее чем за час.
Значит, надо тянуть время.
Только сейчас я начал по-настоящему осознавать, в какое тело меня
занесло. Оно весьма отличалось от того, к которому я привык. Ноги казались
толстоватыми в бедрах, ступни непропорционально маленькими, а уж ручонки...
Ничего похожего на мускулы. Центр тяжести находился непривычно низко, к чему
мне не сразу удалось приспособиться. Похлопав себя левой рукой, я обнаружил
несколько явно лишних выпуклостей - ягодицы были слишком округлыми, а уж о
груди и говорить нечего. Грудными мышцами там и не пахло, а... то, что
находилось на их месте, дрожало и подпрыгивало на каждом шагу.
Мало того, что я ощущал себя до крайности неуклюжим, так еще и длинные
черные волосы все время норовили упасть на лицо, так что приходилось идти,
задрав подбородок. Причем мелкими, семенящими шажками, потому как при
нормальной походке бедра невообразимо вихляли.
М-да, а прежде я никогда не задумывался, каково приходится женщинам,
постоянно пребывающим в таких телах. Неудивительно, что они завидуют
мужчинам.
Примерно через полчаса, к превеликому своему облегчению, я
почувствовал, что талант Панихиды действует. Тело стало заметно легче, а
сопротивление воздуха ощущалось сильнее. Пришло время подумать, куда
засунуть этот проклятый меч.
Дерево не годилось - рано или поздно стальной клинок вырвется на волю.
Закопать в глубокую нору? Нет, пожалуй, он сам же и откопается. Что бы такое
найти, покрепче да потверже...
И тут на самом краю галерейкой рощи я увидел здоровенный, высотой в
половину человеческого роста валун. Кажется, это был кусок мрамора. Как раз
то, что нужно.
Тем временем и я, и меч сделались бесплотными, как туман. Направляясь к
валуну, я пнул попавшееся по пути деревце, и нога моя прошла насквозь без
всякого сопротивления. Мне оставалось лишь осуществить свой замысел.
Подойдя к валуну вплотную, я перехватил меч так, чтобы острие было
направлено вниз, обеими руками поднял над головой и изо всех сил вонзил в
камень. Клинок погрузился в мрамор по самую рукоять. Я выпустил его,
отступил на шаг, любуясь делом своих рук, и удовлетворенно проговорил:
- Здесь тебе самое место.
И кто меня, дурака, за язык тянул? Меч услышал мои слова, заподозрил
неладное и стал подниматься, высвобождаясь из камня.
Я поспешно схватился за рукоять и принялся запихивать его обратно,
ласково приговаривая:
- Куда ты, доблестный клинок? После таких славных трудов надо как
следует отдохнуть, ты это заслужил. Нельзя же все время рубить варваров.
Вкрадчивый голос и обворожительный взгляд Панихиды сделали свое дело -
меч успокоился. Однако теперь я не решался выпустить его из рук - вдруг он
снова выберется из валуна и взлетит? Поймать его и провести во второй раз
явно не удастся. Оставалось лишь убаюкивать его, поглаживая рукоять, как,
помнится, поглаживала меня Панихида в ту ночь, когда ни с того ни с сего
припала к моим губам.
Итак, я оставался возле валуна, и мы оба - я и меч - постепенно
твердели. Возможно, это происходило слишком быстро - клинок что-то
заподозрил и начал беспокойно ворочаться. Чтобы утихомирить его, я запел.
Никогда прежде мне не приходилось делать ничего подобного. Я не знал мелодии
и слов ни единой песни, а потому с огромным воодушевлением напевал
"ля-ля-ля", но дело спас прелестный печальный голосок Панихиды. Смертоносное
оружие заслушалось и успокоилось. Ох уж эти мне женские уловки!
Петь пришлось целый час, но за это время и мое тело, и меч восстановили
нормальную плотность. Лишь тогда я осмелился выпустить рукоять, надеясь, что
клинок прочно застрял в камне.
Кажется, он и вправду завяз основательно. Я отступил на шаг... еще на
шаг - меч оставался на месте. Неожиданно мне пришло в голову, что этот валун
может появиться в другом месте, в неведомой мне земле, и кто-то извлечет из
него меч с помощью магии. Лезут же порой в башку всякие глупости. Какой
дурак станет вытаскивать меч из камня? В Ксанфе таких не было, нет и не
будет.
Повернувшись, я зашагал туда, где оставалось мое расчлененное тело, но
неожиданно приметил крылатую тень. Неужто это... Надо же, так и есть.
Я машинально потянулся за мечом - и хлопнул себя слабой ручонкой по
мягкому бедру. Ну конечно, черный меч застрял в камне, а мой собственный
валялся рядом с моим же телом. Я был безоружен. Крылатое существо мягко
спланировало на поляну передо мной. Грифон. Точнее, грифоница - я понял это
по невзрачному коричневому оперению. У большинства живых существ самцы
выглядят куда эффектнее самок, как правило, они не только крупнее, но и
лучше сложены и ярче окрашены. Исключение составляет лишь род человеческий -
женщины несомненно привлекательнее мужчин. Мне это всегда казалось
неправильным. Возможно, на людей до сих пор действует какое-то древнее
проклятие. Самки других живых существ прекрасно охотятся и сражаются, а наши
красавицы только строят глазки да морочат головы мужчинам. Вот и мое
нынешнее тело со стороны выглядело куда как завлекательнее прежнего, но,
пребывая в нем, я чувствовал себя совершенно беспомощным. Грифоница имела и
клюв, и когти, тогда как я...
Прятаться было слишком поздно - хищница приземлилась потому, что
углядела легкую добычу. Сражаться я не мог, ибо не имел ни меча, ни
мускулов, чтобы с ним управляться, а смена облика требовала времени. Теперь
я понял, каково быть женщиной. Неудивительно, что Панихида не хотела
отправляться домой одна, - она не прожила бы и нескольких часов. Хищники,
кроме разве что драконов, знают, что с вооруженными варварами шутки плохи, и
предпочитают с ними не связываться. Иное дело беззащитная женщина. Впрочем,
так ли уж она беззащитна? Естественное оружие женщины - всяческие хитрости и
уловки. Панихида пыталась использовать это оружие против меня, а мне с его
помощью удалось отделаться от черного меча. Надо попробовать обвести
грифоницу вокруг когтя. Но на что она может клюнуть - так, чтобы не
заклевала меня?
Ага! Грифоны мнят себя существами аристократического происхождения,
похваляются древностью своего рода и, в отличие от гарпий, славятся
аккуратностью и чистоплотностью. И самцы, и самки часами чистят перышки,
вылизывают мех и полируют когти. Подобно птицам рок едят они только
свежатину и никогда не прикасаются к падали. Не было случая, чтобы грифон
отравился пищей или подцепил заразу. Оно и понятно, будучи умелыми
охотниками, эти хищники могут позволить себе выбирать в качестве добычи
только здоровых особей.
Я испустил громкий, жалобный стон. Приближавшаяся грифоница
остановилась, склонив набок птичью голову. Она не спешила, понимая, что мне
не удрать, и хотела присмотреться к добыче. Грифоны плотоядны, но не
кровожадны и убивают лишь тех, кого собираются съесть. В отличие от
драконов, они не лезут в драку ради драки, но если уж убивают, то быстро,
четко и умело. Жертва дракона, как правило, превращается в кровавое месиво,
тогда как добыча грифона и вскрикнуть не всегда успевает.
- О-о-о! - истошно завопил я. - О, какой ужас! Как я страдаю! Если б я
только знала, что эти ягоды ядовиты!
Ушей у грифонов вроде бы нет, но слышат они превосходно. Стоило мне
упомянуть про яд, как хищница насторожилась.
- Такие красивые, такие сочные ягоды, - кричал я, - и надо же,
оказались пурпурными гнилушками! Теперь меня распирает пурпурный гной. Убей
меня, добрая грифоница, убей скорее, пока я не лопнула!
Я качнулся вперед, и грифоница попятилась
- но не далеко. Своим глазам она доверяла больше, чем чужим словам, а с
виду я вовсе не походил на больно... на больную. Тело, в котором я сейчас
пребывал, выглядело более чем привлекательным
- на любой вкус. Будь у меня время, я непременно вымазался бы гадким
соком детской зеленки, чтобы выглядеть отталкивающе, как зомби. Увы, любая
идея хороша, лишь если ее удается воплотить в жизнь своевременно.
Однако отчаяние стимулирует работу мысли.
- Ты не поверишь, - воскликнул я, - но на самом деле перед тобой
мужчина! Да-да, мужчина! Я выгляжу так ужасно, потому что вся моя плоть
разложилась и гной рвется наружу. Посмотри, - я приподнял на ладони
прекрасную грудь Панихиды, - ты только посмотри, во что превратились мои
грудные мышцы!
Грифоница отступила еще на шаг. Я снова шагнул к ней:
- Умоляю, разорви меня, выпусти гной! У меня нет больше сил терпеть!
Я сделал вид, будто пытаюсь разорвать грудь руками.
Грифоница развернулась, распростерла крылья и улетела. Возможно, она не
совсем мне поверила, но решила не испытывать судьбу.
Я с облегчением вздохнул - хитрость удалась. Возможно потому, что это
была не совсем женская хитрость, - настоящая женщина едва ли стала бы
говорить о себе подобные вещи. Наверное, и грифонице пришло в голову то же
самое. Интересно, как Панихиде удалось прожить так долго в уединенной лесной
хижине? Угроза броситься в... - куда там она грозилась сигануть? - могла
подействовать на Иня с Яном, но не на хищных зверей. Впрочем, у нее в запасе
наверняка имелись и другие уловки. Теперь я лучше понимал, почему она
прибегла к яду, - как еще отделаться от незваного гостя, ежели нет сил
вытолкать его взашей?
Она называла себя лгуньей - и на самом деле была таковой, - но что
остается существу, неспособному постоять за себя в честном бою? Понимая это,
я мог понять, почему она готова на всяческие ухищрения, лишь бы не
возвращаться в замок и не выходить замуж за волшебника, которого интересует
только корона. Будь я на ее месте - хм, кажется, именно на нем я и нахожусь,
- мне, наверное, больше понравилось бы иметь дело с мужчиной, которого
привлекает мое... ее тело. Во всяком случае это было бы честнее.
Однако сейчас меня заботило другое, я поспешил к собственному телу.
Прошло более двух часов, за это время могло случиться все что угодно.
К счастью, ничего страшного не произошло. Пука собрал мои останки на
большом зеленом листе, причем на этот раз ухитрился не перемешать их с
грязью.
- От меча удалось отделаться, - сказал я, - но есть и другая проблема.
Я нахожусь в чужом теле.
Пука понимающе кивнул.
К тому же это тело мало на что годится. Ну... не совсем так, но
варвару-воителю оно не подходит. И вообще, я предпочитаю свое.
Конь-призрак снова кивнул, выражая полное согласие. В отличие от меня
или, скажем, грифонов он никогда не находил тело Панихиды привлекательным ни
с какой точки зрения.
- Разумеется, - продолжил я, - могло быть и хуже. Окажись ты ближе, мы
обменялись бы личностями с тобой.
Пука фыркнул.
Я рассмеялся и склонился над собственным телом, которое уже начало
исцеляться. Пук подкатил голову к шее и руки к плечам, они приросли, и часть
вытекшей крови втекла обратно. Глаза больше не пялились в небо, веки были
опущены, как во сне. Еще несколько часов, и тело будет в полном порядке -
обезглавливание не так уж страшно, главное при этом не потерять голову.
Пожалуй, лишь сейчас, глядя со стороны, я смог по-настоящему оценить
свой талант. Изнутри все воспринимается по-другому. Однако день клонился к
вечеру, и стоило подумать о безопасном убежище на ночь...
- Дружище, здесь водятся грифоны, а в ночи могут появиться и твари
похуже. Будь я самим собой, мы бы с ними сладили, но в этом обличье... - Я
посмотрел на нежные, слабые руки и стройные щиколотки. Тело Панихиды
выглядело превосходно, но я решительно предпочел бы смотреть на него со
стороны.
Пук кивнул в третий раз. Он явно чуял присутствие хищников.
- Так вот, в нынешнем состоянии мы для тебя только обуза. Один ты
наверняка выживешь, а с нами вряд ли. Не лучше ли тебе пойти своей дорогой?
Пука негодующе ударил копытом. Я понял, что верный друг не покинет меня
в беде и, к собственному удивлению, чуть не расплакался. Впрочем, чему тут
удивляться - для тела Панихиды это была естественная реакция. Сумев сдержать
слезы, я девичьей рукой обнял его за шею. Пука перенес это стоически.
- До поры до времени мне придется заботиться об обоих телах, - сказал
я. - Где бы укрыться? Может, на дерево залезть?
Но достаточно было взглянуть на мои тонкие руки и на валявшееся на
земле могучее мужское тело, чтобы понять: этакого громилу женщине на дерево
не втащить. И почему варвары такие здоровенные?
Я с тоской посмотрел на свой меч, сознавая, что он слишком тяжел для
женской руки, и разразился бранью. Крепкие словечки казались неуместными на
нежных губах. Будучи лгуньей и отравительницей, Панихида не была замечена в
сквернословии. От отчаяния я вцепился в свои, точнее, в ее черные волосы и
едва не вырвал клок. Что делать?
И тут - уже во второй раз за день - взгляд мой упал на дупло мертвого
дерева.
- Пожалуй, - сказал я, - стоит затащить туда свое тело и залезть
самому. Ежели ты останешься на страже снаружи, нам, возможно, удастся
пережить ночь. Ну а к утру мое тело малость оправится, так что станет
полегче.
Пука кивнул в знак согласия. Я подхватил свое тело подмышки и потянул -
с весьма плачевным результатом. Пришлось напомнить себе, что Панихида сумела
отволочь то же самое тело к люку, чтобы сбросить... неважно куда, главное,
что у нее хватило на это сил. И пребывала она при этом в том самом теле,
которое нынче досталось мне. Я поднатужился, и дело, то есть тело сдвинулось
с места. Задыхаясь и обливаясь потом, я подтащил собственные останки к
дереву, заглянул в дупло и увидел нечто не замеченное раньше - там была
лестница. Вниз, во тьму подземелья, вели ступени. Это и впрямь было не
дупло, а вход в...
Куда? - задумался я. Наличие ступеней означало присутствие людей или
каких-то человекоподобных существ. Но человекоподобные существа, обитающие
под землей, могут оказаться опасными. Стоит ли спускаться вниз?
Тем временем Пука настороженно нюхал воздух и поводил ушами, ловя
каждый звук, недоступный моему восприятию. Не знаю, кто создал человека, но
этот малый явно дал маху с ушами - у людей они с виду не так хороши, как у
большинства живых существ, и толку от них гораздо меньше. Скажем, Пуковы уши
бесспорно превосходили мои во всех отношениях.
- Какая-то опасность? - спросил я, приметив его обеспокоенность.
Конь-призрак кивнул.
- Вроде дракона? Снова кивок.
- Коли так, выбора у нас нет. Беги, дружище, постарайся его отвлечь да
завести куда подальше. Думаю, у тебя получится, ты на такие штуки мастер. А
я попробую спуститься вниз и спустить это... свое тело.
К сожалению, Пука не мог последовать за мной - коню по лестнице не
спуститься.
Я снова склонился над тяжеленным трупом, но остановился и покачал
головой:
- Ох, Пук, ежели у меня ничего не выйдет...
Не закончив фразу, я обнял коня за шею, поцеловал в ухо и уронил ему на
гриву две-три девичьих слезы. После чего поволок бесчувственное тело вниз.
Это оказалось полегче, чем тащить его по ровной земле, ибо мне помогала
сила тяготения. Откуда берется и что собой представляет эта волшебная сила,
толком никто не знает, но порой она оказывается весьма полезной.
Миновав несколько ступеней, я помедлил, бросил прощальный взгляд на
маячивший в проеме силуэт Пуки и двинулся дальше. Лестница изогнулась, дупло
пропало из виду, и нас - меня и мое тело - окружила тьма.
Без Пука я чувствовал себя наполовину раздетым, что вдвойне неприятно,
когда находишься в чужом теле. Но временная разлука была единственным
разумным выходом для нас обоих, оставаясь наверху, Пука мог оберегать дупло
от мелких хищников, а в случае появления чудовища ничто не помешало бы ему
убежать. Я, спрятавшись в подземелье, мог отдохнуть, а мое тело - привести
себя в порядок в относительной безопасности. Конечно, едой внизу скорее
всего не разживешься, но сейчас это не главное. Подкрепиться можно будет и
поутру. Но куда ведет этот ход? - гадал я, медленно спуская свое тело по
лестнице. Судя по отсутствию паутины в углах, им пользовались, но кто и
зачем - об этом я не имел ни малейшего представления. Впрочем, и не
стремился выяснить. Мне только и хотелось, что найти удобное местечко, где
можно спокойно провести ночь.
И такие места были - в проход, на лестницу, открывались вырубленные в
плотном грунте ниши. Некоторые из них были достаточно просторны, чтобы я мог
поместиться там вместе со своим все еще бесчувственным телом. Приглядев одно
из таких помещений, я поволок тело туда. Ох и паршивая же работенка таскать
варварские туши/ Врагу не пожелаешь!
Неожиданно я ощутил постороннее присутствие. В тоннеле было темно, свет
из дупла почти не пробивался вниз, но там впереди, появился желтоватый
огонек. Кто-то приближался. Конечно, следовало поскорее спрятаться в нишу,
но я не мог бросить свое тело и был слишком слаб, чтобы быстро затащить его
в укрытие. Я все еще пыхтел и потел, когда свет фонаря упал на мое лицо.
- Так-так, - послышался хриплый, сердитый голос. - И кого же это мы
нашли?
По голосу я понял, что попал в обиталище гномов, и это меня отнюдь не
обрадовало. Живущие под землей гномы славятся как умелые рудокопы - они без
устали роют длиннющие тоннели, добывая драгоценные металлы и камня. Любовь к
драгоценностям сделала этот народ скупым и подозрительным - гномы терпеть не
могут, когда в их шахты заглядывают чужаки. Незваных гостей они зачастую
просто съедают, а с молодыми красивыми женщинами... тоже обходятся неучтиво.
Конечно, гномы не столь злобны и дики, как гоблины, ибо они восприняли
некоторые элементы цивилизации, тем не менее разумный человек предпочел бы
держаться от них подальше. Правда, некоторые считают их безобидным маленьким
народцем вроде эльфов, но это ошибочная точка зрения, и те, кому приходилось
иметь дело с гномами, отнюдь ее не разделяют.
- Моя... мой друг и я... мой спутник ранен и нуждается в убежище, -
запричитал я, надеясь разжалобить гнома.
Надежда моя оказалась тщетной.
- Ага, чужаки! - гневно воскликнул гном. Я приметил, что в руке он
сжимал кирку. Этот инструмент, легко прорубавший ходы р твердом базальте,
мог при случае легко превратиться в опасное оружие. - Сейчас вы испытаете на
себе силу гнева гнома Гнуси из племени гневливых гномов! - С этими словами
он замахнулся своей смертоносной киркой.
Будь я в своем теле да с мечом в руках, мне не стоило бы большего труда
успокоить этого негостеприимного грубияна. Гном едва достигал трети моего
нормального роста, да и кирка при всех ее достоинствах слабовата против
варварского меча. Но в теле Панихиды, без оружия я был совершенно
беспомощен. Как и в случае с грифоницей, оставалось полагаться только на
хитрость.
- Почтенный гном, достойный сэр! - воскликнул я. - Нет никакой нужды
убивать нас, да еще столь поспешно. Мы можем принести пользу вашему славному
племени. Мы... - я уже совсем было впал в отчаяние, ибо решительно не знал,
какой толк от нас подземным рудокопам, но неожиданно для себя, по какому-то
наитии закончил: - Мы умеем петь.
- Знаю я ваши человеческие песни, - угрюмо пробурчал Гнуси. - Хиханьки
да хаханьки, бодрость да веселье! Нашему народу такая музыка не нужна. - Он
с суровым видом поправил высокий темный колпак.
- Нет-нет! - протестующе вскричал я. - Мои песни не такие! Это грустные
песни, такие печальные, что печальнее и не бывает! Ты только послушай,