Эллиот Аронсон. Жгучая ложь

века коровяки стали мирным народом и подрастеряли боевые навыки. Возможно,
она была права, но мне незлобивость коровяков представлялась скорее
достоинством, чем недостатком.
Самому мне тряпичная голова не требовалась. Пустив в ход талант
Панихиды, я увеличился в размерах, восстановил нормальную плотность и
превратил свою голову в коровью. Не слишком большую, но увенчанную довольно
острыми рогами.
На все ушло около часа. Коровяки взирали на мое преображение с
удивлением, едва ли, однако, большим, чем удивление самой Панихиды.
- Как это у тебя получается?! - воскликнула она. - Ты проделал это
втрое быстрее меня!
- Метод прост, - ответил я, гордясь своим открытием, - сначала я начал
превращаться в великана вдвое выше тебя ростом, но прекратил это, как только
достиг твоего размера. На это ушло десять минут. Затем я собрался увеличить
вес в восемь раз, но остановился через четверть часа, когда он только-только
удвоился. Ну а под конец я превратил голову в коровью, оставив все прочее
таким, как было. Эта работа оказалась самой долгой - на нее потребовалось
полчаса.
- Но как же так? Преображаться должно все тело!
- Ничего подобного. Ты можешь изменять, что хочешь, хоть руки, вроде
как у гарпий, кентавров или коровяков, достаточно изменить те части тела,
которые должны отличаться от человеческих.
- Никогда бы не поверила, что такое возможно, но ты проделал это у меня
на глазах. Невероятно. Всего за три дня ты узнал о моем собственном таланте
больше, чем я за всю жизнь.
- Мне просто повезло, - отмахнулся я. Глаза Панихиды сузились.
- Я всегда считала варваров тупицами, но ты гораздо смышленее, чем... -
Она пожала плечами: - Ты... далеко не прост.
В ответ плечами пожал я:
- Дело тут не в уме, а в том, что мы, варвары, гораздо ближе к природе.
Мне удалось освоить твой демонический дар, поскольку он является природным.
- Нашел природное явление, - со смешанным чувством хмыкнула Панихида.
Поужинали мы свежим мхом, поскольку никакой другой пищи у коровяков не
водилось. Лакомством это, конечно, не назовешь, но все лучше, чем ложиться с
пустым желудком. Зато отведенное нам стойло коровяки устлали старой соломой
- материалом по здешним понятиям прямо-таки драгоценным. Панихида не
зря упомянула о своем происхождении - нас принимали, как особ королевской
крови.
Проснувшись поутру, мы решили незамедлительно отправиться навстречу
судьбе. Вообще-то коровяки должны были посылать на убой очередную пару
только в следующем месяце, но полагали, что рыцари не станут привередничать.
Чтобы встретиться с ними, следовало просто идти вниз по тоннелю и время от
времени громко мычать, привлекая к себе внимание. Что мычать да как - не
имело ни малейшего значения. Надменные завоеватели не утруждали себя
изучением языка побежденных.
- Мдо мвиданья, - промычала на прощание Мула, и из ее глаз закапали
слезы.
- До свиданья, Мула, - ответил я и обнял ее как подругу.
Я и относился к ней как к подруге, хотя был сейчас гораздо выше ее
ростом. Нам предстояла схватка, а в схватках и рост, и вес играют порой не
последнюю роль. Малый рост безусловно затрудняет женщинам жизнь... хотя и не
во всем.
Мы двинулись по указанному Мулой пути. Дорогой я осваивал коровью
голову, ибо многое казалось мне непривычным. Угол зрения был гораздо шире
человеческого - я мог видеть, что происходит позади, почти не поворачивая
головы, но вот четкость деталей оставляла желать лучшего. Очень скоро мы
вступили на запретную территорию и принялись мычать, дабы известить рыцарей
о своем прибытии. Нам сказали, что коровяков, забредающих в их владения без
предупреждения, рыцари попросту закалывают, - тоже без предупреждения.
Через некоторое время мы увидели внушительную фигуру в металлических
латах. Ростом рыцарь не уступал любому варвару и при этом с головы до пят
был закован в броню.
- Му-у, - промычали мы дружным дуэтом.
Примерно с минуту воитель молча рассматривал нас сквозь узенькие щели в
закрывавшей лицо стальной пластине. Рука его покоилась на рукояти висевшего
у бедра длинного меча. Хотелось верить, что мы будем признаны достойными
жертвами и получим такие же клинки для самозащиты. Затем рыцарь повернулся,
знаком приказал нам следовать за ним и, лязгая железом, зашагал вперед.
Вскоре мы оказались в лабиринте, но совсем не таком, какой я ожидал
увидеть. Он ничуть не походил на лабиринт тараска. Рыцарь привел нас на
открытую площадку, обнесенную концентрическими кольцами стен, с проходами
между ними. Пока мы растерянно озирались по сторонам, в проходах стали
появляться облаченные в доспехи фигуры, которые рассаживались по этим самым
стенам. И тут до меня дошло, что это никакие не стены, а скамьи,
расположенные ярусами, каждый следующий выше предыдущего. Таким образом
зрители на задних рядах могли видеть все происходящее на площадке не хуже
тех, кто сидел на передних. Будучи пустым, это сооружение и впрямь
напоминало своеобразный лабиринт, но когда ряды заполнялись, оно становилось
похожим на зал для собраний.
На площадке находился пандус. Довольно широкий, он начинался у самой
земли и становился все выше по мере того, как пересекал арену. У
противоположного конца пандус изгибался, пересекал площадку в обратном
направлении, вновь поворачивал и вновь возвращался. С каждым изгибом высота
его увеличивалась и в конце концов становилась такой, что вряд ли
кому-нибудь захотелось бы свалиться вниз.
Верхний конец пандуса упирался в стену пещеры, и там, высоко над нашими
головами, виднелись металлические ворота, из-за которых пробивался дневной
свет. То был выход на поверхность, путь к избавлению. Пятнышко солнечного
света манило к себе, ведь пещера освещалась лишь чадящими факелами.
Но что все это значило? Конечно, нам ничего не стоило взбежать по
пандусу к воротам, но они были закрыты и наверняка заперты. Сломать такие
ворота не под силу ни человеку, ни самому здоровому бугаю, а как раздобыть
ключ, мы не знали. Выбраться наружу без дозволения рыцарей не имелось ни
малейшей возможности.
Я не мог взять в толк, зачем сооружен этот пандус. Он не был дорогой
наверх, которой пользуются сами рыцари, - они не стали бы делать такую
дорогу извилистой, как змея, да еще и помещать ее посреди арены. Едва ли они
заполняли ряды всякий раз, когда кому-то из них приходило в голову
прогуляться по поверхности.
Однако довольно скоро все прояснилось. Как только зрители расселись,
вперед выступил рыцарь с ключом в руках. Громыхая латами, он поднялся по
пандусу к воротам, вставил ключ в замок и распахнул тяжелые створки. Затем
вновь захлопнул ворота, запер их и спустился вниз. Вопросов не было. Пандус
действительно представлял собой путь к свободе, но свободу следовало
заслужить. Заслужить, завладев ключом.
Достигнув подножия пандуса, рыцарь повесил цепь с ключом на
бронированную шею, подошел к дальней стене и, открыв дверь, выпустил на
площадку лошадь, почти до самых копыт закованную в сталь.
Затем он сел на коня и взял в руку длинное, острое копье.
- Что-то я не вижу никаких мечей, - беспокойно пробормотала Панихида.
- Кажется, коровяков попросту провели, - отозвался я. У меня хватило
ума, превращая голову в коровью, оставить язык человеческим, иначе мы с
Панихидой не смогли бы разговаривать.
Рыцарь пришпорил коня и двинулся вперед. Чудовищное копье склонилось,
нацеливаясь на нас.
- Выходит, эти рыцари чести бесчестно нарушили ими же установленные
правила, - с горечью промолвила Панихида. - Неудивительно, что ни один
коровяк не победил в бою.
- Однако предполагается, что без чести они ничто, - заметил я. -
Следует ли из этого...
Закончить мне не удалось. Рыцарь устремился на нас, и мы едва успели
отскочить в разные стороны, упав на землю и чуть не угодив под копыта.
Скорость и вес брони увлекли всадника и коня вперед, так что к тому
времени, когда рыцарь остановился, мы успели подняться на ноги.
- Вот так состязание! - воскликнула Панихида. - Нас привели на
заклание, как ягнят. Рыцарь развернул коня.
- Беги вверх по пандусу, а я попробую его задержать.
- Что толку, у меня ведь нет ключа.
Стальная махина с лязгом налетела на нас, и мы снова попадали на землю.
Ловкость выручила нас и на сей раз, однако становилось ясно, что рано или
поздно каждый будет пронзен смертоносным рыцарским копьем.
- Надо избавиться от этой жердины! - крикнул я, вскакивая на ноги, в то
время как рыцарь тормозил и разворачивал коня.
- Надо-то надо! Но как?
- Отвлеки его. Я брошусь на него сверху.
Рыцарь, громыхая железом, понесся к нам, но на сей раз мы, не дожидаясь
его приближения, разделились. Панихида отбежала в сторону, а я вскочил на
пандус. Преследователю пришлось выбирать между двумя мишенями, и он помчался
за Панихидой. Она убегала и уворачивалась со всей быстротой и ловкостью, на
какую было способно мое тело. Увлекшись погоней, рыцарь совершенно позабыл
обо мне. Неожиданно я понял, в чем состояла эта рыцарская забава, - она
представляла собой не сражение, а некую разновидность охоты. Закованный в
латы всадник был охотником, и нас он рассматривал не как противников, а как
добычу. Однако охота на одного коровяка казалась рыцарям слишком уж простой
- то ли дело погоняться за двумя одновременно. Создавалась иллюзия, что
жертва может спастись, а это делало жестокое развлечение особенно азартным.
Пока я бежал по пандусу к первому повороту, мне пришло в голову, что
рыцарь скорее всего не убьет нас сразу. Покончить с жертвами слишком быстро
означало бы испортить забаву. Охотник должен поиграть с добычей,
повеселиться сам, поразвлечь зрителей и, возможно, удостоиться их
аплодисментов. Скорее всего он не станет наносить смертельный удар при
первой возможности, а постарается выбрать момент, когда сможет сразить
жертву наиболее эффективно. Что ж, это давало нам время, а стало быть, и
надежду.
- Панихида! - крикнул я на бегу. - Раздевайся! Сбрось одежду!
- Ух? - выдохнула она, ловко уворачиваясь от острого наконечника
тяжеленной рыцарской пики. Следует признать, что она хорошо освоилась в моем
теле.
- Сбрось платье!
На моем теле оставалось все то же коричневое платье Панихиды.
- Попробуй отвлечь его платьем!
- Не понимаю! - выкрикнула она, в очередной раз уходя от удара.
Возможно, бычья голова мешала ей как следует слышать; в любом случае у
меня не было времени растолковывать, что да как. Но если нет возможности
рассказать, надо показать.
Не замедляя бега, я стал снимать свое серое платье. Замечу, что после
изменения размера мне пришлось распустить его в швах, - несмотря на складки,
оно оказалось тесноватым. Теоретически платье должно было увеличиться вместе
со мной. Возможно, так и случилось, однако мне пришлось изменить не только
рост, но и пропорции тела, а покрой платья оставался прежним.
Стоило мне стянуть через голову свое одеяние, как голова рыцаря
повернулась в мою сторону. Ну конечно, я и думать забыл, что пребываю в
облике женщины, причем женщины огромного роста с чрезвычайно пышными
формами. Мне пришлось изменить телосложение, чтобы управляться с выросшим
телом, - стройная фигурка Панихиды никак не соответствовала столь высокому
росту. Недаром великаны сложены иначе, чем нормальные люди. Словом, сейчас
рыцарь видел перед собой бегущую по пандусу обнаженную женщину. Все, что
могло трястись, подпрыгивать и качаться на бегу, тряслось, подпрыгивало и
качалось.
Но мне было не до того, какое я произвожу впечатление. Схватив
сорванное платье, я растянул его на руках и развел руки в стороны.
- Сделай вот так! Это будет вторая мишень! Пусть он целится не в тебя,
а в платье!
Не знаю, разобрала ли Панихида мои слова, но смысл моего жеста от нее
не укрылся. Она мгновенно сорвала с себя коричневое платье, и стальные шлемы
зевак, как по команде, повернулись в ее сторону. Создавалось впечатление,
что рыцарей возбуждает вид обнаженного человека; видимо, сами они никогда не
снимали доспехов. Во всяком случае на людях.
Чудной народ.
Панихида остановилась, растянула платье перед собой и стала дожидаться
атаки. Узкие щели забрала предоставляли не очень-то хороший обзор, но серое
пятно перед собой рыцарь видел отчетливо, а потому на него и нацелился. Он
помчался вперед, и Панихиде осталось лишь в последний момент слегка
отступить в сторону - вместо нее стальное острие пронзило серую ткань.
Теперь Панихиде не приходилось отпрыгивать и падать, что давало некоторое
облегчение.
- Замани его сюда! - крикнул я с пандуса. - Пусть проскачет подо мной!
На сей раз Панихида расслышала мои слова и, размахивая серым платьем,
стала завлекать всадника к тому месту, где стоял я. С первого захода
осуществить задуманное не удалось - рыцарь промчался слишком далеко. Но,
развернувшись, он поскакал назад вдоль самого пандуса и в один прекрасный
момент оказался прямо подо мной.
В то же мгновение я прыгнул с пандуса и угодил на конскую спину, как
раз перед рыцарским седлом. Мы оказались сидящими лицом к лицу, точнее лицом
к забралу. Кажется, мое неожиданное появление его не обрадовало.
Воспользовавшись растерянностью противника, я сорвал с его шеи цепь.
Цепь, на которой висел ключ! Затем я решил сбросить рыцаря с коня, но
жестоко просчитался. Его замешательство длилось лишь долю секунды. Я
обхватил закованное в сталь тело, силясь прижать руки к бронированным бокам,
однако рыцарь легко вывернулся из моей хватки. Разве могут женские руки
удержать сильного мужчину? Если только в объятиях...
Но это к делу не относится.
Рыцарь выронил копье, обеими руками стиснул меня так, что перехватило
дух, и сбросил с коня.
Приземлился я на ноги, но не удержал равновесия и шлепнулся на мягкое
место. Замечу, что в последнее время этому месту доставалось как никогда
раньше - однако на сей раз я почувствовал себя так, словно получил пинка от
огра.
Но несмотря ни на что, мне удалось добиться определенного успеха -
рыцарь лишился и ключа, и копья. Ключ оказался у меня, а упавшее копье
подобрала Панихида.
- Беги и открой ворота! - крикнула она мне. - Я отобьюсь от него!
- Как же, отобьешься! Можно подумать, ты умеешь обращаться с этой
штуковиной. Ты и пикнуть не успеешь, как он снесет тебе голову мечом.
Рыцарь и вправду обнажил длинный острый меч. Поблескивавший в свете
факелов вороненый клинок заставил меня вспомнить о магическом мече
волшебника Яна.
- Если мне не хватит умения, - отозвалась Панихида, - то тебе силенок.
С твоими мускулами этакой орясиной не помашешь.
тут она угодила в точку - рыцарское копье было очень тяжелым. Чтобы
управляться с таким оружием, требовалась недюжинная сила - неудивительно,
что рыцарь легко сбросил меня с коня.
Ухватившись за тяжелое древко, мы вдвоем подняли его с одного конца,
нацелив острие на противника, но тот небрежным взмахом меча отсек наконечник
вместе с частью древка, а нам снова пришлось самым постыдным манером падать
на землю.
- Ну, и что теперь? - прохрипела Панихида, когда мы поднялись на ноги
по обе стороны от разрубленного копья.
- Все к лучшему, - заявил я. - Теперь у нас есть оружие.
Я подхватил с земли отрубленный наконечник длиной в половину моего
роста - его можно было использовать как меч. Панихида подняла оставшуюся
часть древка, - став короче, оно превратилось в довольно удобную дубинку.
Сам того не желая, рыцарь оказал нам услугу.
Когда он устремился на нас с мечом, мы атаковали его с обеих сторон,
размахивая своим оружием. Увы, результат оказался плачевным. Слегка
приподняв щит, рыцарь отвел в сторону мой удар и одновременно рубанул черным
клинком Панихиду. Она отпрянула, но слишком поздно. На арену упала
отсеченная мечом кисть левой руки. Пальцы спазматически сжались.
- Проклятье! - воскликнула Панихида, прижимая обрубок руки к телу,
чтобы остановить кровотечение. Впрочем, в этом не было особой нужды, ибо мой
талант уже начал действовать. А вот черный меч рыцаря, разворачивавшегося
для новой атаки, окрасился кровью.
Но тут Панихида предприняла совершенно неожиданный ход. Она
наклонилась, подобрала отрубленную руку, а когда рыцарь приблизился,
швырнула эту руку ему в лицо.
Наш противник был умелым воином, но даже он на какое-то время опешил.
Рука угодила прямо в забрало, да еще и один палец проскочил в смотровую
щель. Создавалось впечатление, будто в шлем пытается забраться огромный
паук.
Рыцарь, конечно, знал, что отрубленная ладонь не опасна, но она
заслоняла ему обзор, поэтому он остановил коня и левой, закованной в
перчатку рукой потянулся к забралу.
В тот же момент я прыгнул, набросил на шлем свое серое платье и стянул
концы так, что на голове рыцаря образовался глухой капюшон без прорезей. Наш
недруг был ослеплен.
- Меч! - крикнул я. - Отбери у него меч!
Однако рыцарь продолжал размахивать мечом и вслепую, так что Панихида
не решалась к нему приблизиться. В конце концов я сам вцепился в сжимавшую
клинок руку, но из-за этого пришлось выпустить платье. Серый капюшон начал
соскальзывать. Рыцарь поднял перчатку и отпихнул меня с такой силой, что я
вновь приземлился на пятую точку. Ох и досталось же ей, бедняжке, в этом
бою. Платье слетело со шлема. Рыцарь удержал свой меч, а теперь снова мог
видеть.
Но Панихида и тут не растерялась. Не имея возможности подступиться к
всаднику, она подскочила к коню и со всей мочи крикнула прямо в конское ухо:
- Бу-у!
Конь отреагировал, как и следовало, - заржал и вскинулся на дыбы.
Рыцарь с грохотом полетел на землю. В тот же миг Панихида всем телом упала
на державшую меч правую руку, прижимая ее к площадке, а я прыгнул, целя
обеими ногами в стальной шлем. Вообще-то я рассчитывал разве что оглушить
противника, но результат превзошел все ожидания. Мой удар сбил шлем, и он
откатился в сторону от бронированного тела. Тело это мгновенно обмякло, так
что Панихида без труда вырвала меч из неожиданно ослабевшей хватки. Однако
главная неожиданность заключалась в другом. Со звоном откатившийся шлем был
пуст. Как и доспехи. Под стальной скорлупой ничего не было. Решительно
ничего.
Панихида растерянно уставилась на меня.
- Пусто, - в недоумении пробормотала она. - Как же так? Ведь он
сражался с нами...
- Он лишился чести, напав на безоружных, - сказал я. - А рыцарь без
чести - ничто!
- А как насчет остальных? Тех, которые допустили это бесчестное
состязание, да еще любовались им.
Мы окинули взглядом зрительские скамьи. Рыцари, все как один, подняли
забрала. Их шлемы были пусты.
- Все пустые! - охнул я. - У них нет тел!
- Неудивительно, что рыцари все время таскают эти железяки, - заметила
Панихида, - ведь без доспехов они... - Она помедлила, взглянула на меня и,
имея в виду мои слова насчет чести, закончила: - Они ничто!
- Давай уберемся отсюда, пока они не совершили еще что-нибудь
бесчестное, - предложил я.
- А конь? - спросила Панихида.
- Что конь?
- Он мне кажется... знакомым.
- Что за чушь, он ведь закован в броню. Может, и у него под панцирем
ничего нет.
- А копыта? Нет, это настоящий конь.
Я пожал плечами, подошел к спокойно дожидавшемуся седока коню и
отстегнул одну из покрывавших голову стальных пластин. Под ней была конская
морда. Самая обыкновенная.
- И как только живого коня занесло в такое место? - поинтересовался я.
Тем временем Панихида, действуя уцелевшей рукой, сняла с туловища одну
из пластин.
- Он не совсем живой. Это конь-призрак вроде твоего Пуки.
Действительно, вокруг конского тела были обернуты цепи.
- Ну что ж, - сказал я, - в этом есть определенный смысл. Конь-призрак
служит бронированным призракам.
- Мы победили в бою, - заметила Панихида, а значит, можем забрать себе
то, что принадлежало побежденному. Все что захотим.
- Мы возьмем его меч, - сказал я. - Что же до животного, то его можно
отпустить на волю.
- Ее, - поправила меня Панихида, отстегивая заднюю часть конского
доспеха. - Это кобыла.
- Кобыла так кобыла. Слушай, давай отведем ее за ворота, пусть себе
пасется под солнышком на свежем воздухе.
- Согласна. В конце концов, мы перед ней в долгу. Кабы она не
испугалась да не сбросила рыцаря, не видать нам победы.
Мы поснимали с рыцарской кобылы все оставшиеся железяки, и я вскочил на
нее верхом. Рыцари ни во что не вмешивались.
Возможно, они все-таки решили поступить в соответствии с правилами
чести и исполнить оставшуюся часть соглашения. Во всяком случае они не
выказывали намерения помешать победителям, то есть нам выбраться наружу.
Если так пойдет дальше, то они, пожалуй, и впрямь освободят коровяков от
кровавой дани и допустят их на нижние пастбища. Приятно было сознавать, что
мы сумели отблагодарить радушный народ, оказавший нам помощь в трудную
минуту.
- Не забудь мою руку! - крикнул я Панихиде, направляя кобылу вверх по
пандусу.
Она подобрала упавшую кисть и прижала ее к обрубленному запястью,
которое уже перестало кровоточить и начало заживать. Поначалу, с непривычки
Панихида приладила ладонь наоборот, но быстро переделала все как надо.
- Придется идти пешком, - порешила она. - Трудно ехать верхом, когда
обе руки заняты.
- Ничего, - успокоил ее я, - кисть прирастет быстро. Правда, рука
малость поболит и будет оставаться слабой около часа.
Кобыла осторожно поднималась по пандусу, а Панихида шагала следом,
прижимая отрубленную кисть к запястью. Чем выше становился пандус, тем
труднее было двигаться, однако ни кобыла, ни панихида ни разу не оступилась,
и вскоре мы достигли ворот.
Рыцари следили за нами, поворачивая пустые шлемы по мере нашего
продвижения.
- Жуть какая, - пробормотала Панихида, косясь в их сторону.
Я спешился и вставил ключ в замочную скважину. Ворота распахнулись.
Мы вышли наружу. Я обернулся и, прежде чем закрыть за собой железные
створки, бросил ключ на арену. Он принадлежал рыцарям, к тому же у меня не
было намерения сюда возвращаться.
Оглядевшись по сторонам, я увидел, что мы вышли на поверхность посреди
пышной зеленой рощи. То здесь, то там высились увешанные сандалетами
сандалы, а с ветвей ботвиньи гроздьями свисали ботинки и боты. Последнее
указывало на близость реки или озера - непромокаемая обувь чаще всего растет
неподалеку от воды. Плодовых деревьев тоже хватало, так что прогулка по этой
роще обещала стать приятной и необременительной.
- Ну, лошадка, - сказал я, - беги куда хочешь. Теперь ты свободна.
Кобыла ничего не ответила, только подняла на меня большие, красивые
глаза. Темные, хотя сама она была светлой масти.
- Не понимает она по-человечески, - сказала Панихида, шевеля пальцами
левой руки, которая уже приросла и теперь быстро восстанавливала
подвижность.
- Чепуха, - возразил я, - Пука понимает каждое мое слово. Пика той же
породы, так что наверняка не дурнее его.
- Пика?
- А что, по-моему, подходящее имя. В память о той длиннющей орясине, на
которую рыцарь, даром, что пустой, едва не насадил нас обоих, да и глазки у
нее... востренькие.
Взгляд у лошадки и впрямь был острый, любопытствующий и понимающий.
Надо быть дураком, чтобы считать животных глупыми и бездумными созданиями.
- Пожалуй, ты прав, - согласилась Панихида, - все она понимает. Но
может, ей просто не хочется на свободу. Наверное, рыцари приручили ее.
- А у меня мысль! - воскликнул я - Пук наверняка дожидается нас в
галерейной роще. Он конь-призрак, а эта кобылка из той же породы. Что,
если...
- Вечно у женщин сватовство на уме, - фыркнула Панихида.
- А мужчины только и думают, как отвертеться от свадьбы, - парировал я.
И мы покатились со смеху - к немалому изумлению кобылы.
Итак, было решено взять кобылу с собой. Сватовство сватовством, но
знакомство с Пукой всяко пойдет ей на пользу. Ежели она выросла в неволе, то
кому как не Пуке познакомить ее с преимуществами свободной жизни и остеречь
от сопутствующих этой жизни опасностей.
Я вернул себе нормальный рост, восстановил человеческую голову и
устранил лишнюю массу. Пика следила за этой процедурой с немалым удивлением.
Но еще более оно возросло после того, как мы сорвали с придорожной тожницы
две просторные тоги и прикрыли свою наготу. Конечно, кобылу потрясло не то,
что мы оделись, - рыцари, к которым она привыкла, вообще никогда не
раздевались. Однако я надел голубую тогу, а Панихида розовую, тогда как
каждая лошадь знает, что голубой цвет предназначен для мальчиков, а розовый
для девочек.
Заметив, что Пика неодобрительно покачала головой, я потрепал ее по
холке и сказал:
- Это трудно объяснить. Как-нибудь в другой раз.
Я вновь уселся верхом и направил лошадь на север. Панихида шла пешком -
крепкому мужчине легче топать на своих двоих, чем слабой женщине. Довольно
скоро мы добрались до галерейной рощи, где увидели верного Пуку, по-прежнему
сторожившего вход в дупло. Он приветствовал нас радостным ржанием, а увидев
Пику, заржал еще громче.
Я представил их друг другу:
- Пука, это Пика, прошу любить и жаловать. Пика, познакомься с Пукой,
моим добрым другом. Лошади обнюхали друг друга, после чего вызвонили своими
цепями что-то вроде мелодии. Кажется, они обрадовались знакомству.
- Если бы у людей все было так просто, - задумчиво промолвила Панихида.
- Вы совершенно свободны и можете отправляться вдвоем, куда вам
вздумается, - сказал я Пуке. - Правда, Пика не привыкла к лесной жизни, так