Эллиот Джеймс. Холодное, холодное сердце

   Водитель встречной машины вильнул в сторону, чтобы объехать «порш», оглянулся и, увидев двух людей с револьверами в руках, громко шурша шинами, умчался прочь.
   — Садись, — крикнул Калли. — До сих пор ты гоняла, как самоубийца, просто так. Употреби же свои способности на что-нибудь дельное. Он не может далеко уйти.
   — Нам его не догнать, — сказала Хаузер. — Порвана левая передняя покрышка.
   Хаузер встала и облокотилась на крышу машины. Она держала пистолет так, будто он был продолжением ее руки. Калли заметил, что она спокойна и собранна, происшедшее ничуть не лишило ее хладнокровия.
   — Малик? — спросила она, заранее зная, каков будет ответ.
   Калли кивнул.
   — У него другой цвет «джипа», — сказала она. — Вероятно, он его перекрасил. Чего же стоит твоя теория, будто он не знает, что ты тоже участвуешь в игре?
   Гнев и замешательство, выражавшиеся на лице Калли, сменились вдруг ужасом: его глаза расширились, тело словно окоченело.
   — В чем дело?
   — Малик, должно быть, следил за нами и видел, как мы ездили к Спирко.
   — О, Боже мой!
   Хаузер увела «порш» с дороги, и Калли вытащил свой сотовый телефон. Ожидая, пока телефонистка сообщит домашний номер Спирко, он ритмично стучал кулаком по приборной доске. Набрав названный телефонисткой номер, он стал ждать ответа. Через шесть гудков ему ответил грубый голос:
   — Шериф Маханес.
   Хаузер слышала только то, что говорил Калли, но этого было достаточно; она поняла, что Спирко мертв.
   — Трубку снял местный шериф, — сказал Калли, закончив разговор. — Он ничего не захотел мне сказать, но я слышал плач. Этот маньяк убил Спирко. И навел его на след я.
   — Они подумают, что это мы убили его, — сказала Хаузер.
   — Они не знают, кто мы такие. Я не называл своего имени, и очень сомнительно, чтобы студенты, у которых мы спрашивали, как найти Спирко, запомнили твой номер.
   — Но мы, вероятно, последние, кто видел его перед смертью.
   — Нет. Когда мы отъезжали, с ним разговаривали трое студентов. Они видели, как мы уехали, а он был в это время еще жив.
   — На месте шерифа я захотела бы поговорить с нами.
   — Мы не можем позволить себе этого.
   Хаузер заметила, как дрожат ее руки, и поняла, что адреналин, который бурно циркулировал в ее жилах, убывает. Она испытывала подобное состояние множество раз и знала, что через несколько минут худшее будет позади.
   — Он мог убить нас обоих, — сказала она. — Почему же не убил?
   — Он слишком высокомерен и безумен, а потому уверен, что выиграет любую игру.
   — Что он делал в КГБ? — спросила Хаузер. — Что-то подсказывает мне, что он не был кабинетным ученым.
   — Он делал там все, — сказал Калли. И пока они доставали из багажника запаску и меняли колесо, рассказывал ей о прошлом Малика.

Глава 21

   Калли и Хаузер остановились впотьмах у задней двери дома Малика, натягивая купленные ими в аптеке тонкие хлопчатобумажные перчатки. Калли хотел открыть дверь мощным пинком, но Хаузер шагнула вперед и стала открывать замок кредитной карточкой.
   — Очень типично для мужчины, — сказала она с игривой улыбкой. — Только дайте ему в руки молоток, и он начнет крушить все кругом.
   — Сила экономит время. И дает ощущение уверенности в себе.
   — Но иногда все же полезно применять умение.
   Они вошли в темную кухню, и Калли включил фонарь, который взял из бардачка «порша». Хаузер достала из сумки маленький, величиной с толстый карандаш, фонарик. Дом был окружен со всех сторон густым кустарником, но, переходя из комнаты в комнату и задергивая везде шторы, они прикрывали фонари руками.
   — Я думаю, ты знаешь, как обследовать дом, — сказала Хаузер.
   — Как-нибудь справлюсь.
   — Я обследую первый этаж, — сказала она.
   Перепрыгивая сразу через две ступеньки, Калли взбежал вверх по лестнице; тем временем Хаузер стала систематически, с дотошностью опытного эксперта осматривать первый этаж. Все в безукоризненном порядке. Ничто не сдвинуто с места. Журналы сложены аккуратными стопками на кофейных столиках в гостиной и в рабочем кабинете. На обоих столах — книжные полки книги в них расставлены так, что их названия бросаются в глаза; старые журналы разложены по датам их выпуска, самые последние — наверху.
   Везде царили безупречная опрятность и порядок. Вся одежда в шкафах наверху, как убедился Калли, была убрана в полиэтиленовые чехлы, висевшие с промежутками в два дюйма, а внизу стояла, также в полиэтиленовых пакетах, обувь. Содержимое аптечки над умывальником в ванной напомнило ему воинское подразделение в ожидании инспекции. На вешалке ровными рядами висели полотенца. Такой же порядок был и в ящиках комода: носки разложены по цвету и толщине: летние в одном ящике, зимние — в другом; все нижнее белье выглажено и аккуратно сложено; накрахмаленные рубашки также сложены и убраны в полиэтиленовый чехол.
   К тому времени, когда Калли кончил свой осмотр, все комнаты выглядели так, будто в них метнули ручные гранаты. Одежда валялась на полу. Окантованные литографии сброшены со стен, картонки сзади оторваны. С полок в спальне все книги скинуты на пол. Простыни и одеяла сорваны с кроватей, матрасы перевернуты и прислонены к стенам.
   Часовой обыск не дал никаких результатов; в руках у него был лишь обрывок старой кинопленки, валяющийся в пустой мусорной корзинке. Кроме неестественного порядка, о характере жившего здесь человека позволяли судить лишь учебники по анатомии и хирургии и обширная коллекция порнографических видеофильмов, сложенных на верхней полке шкафа для белья, между чистыми простынями и наволочками.
   Не более успешными оказались и усилия Хаузер. Однако после ее тщательного обыска все на первом этаже выглядело так, будто никто ни к чему не прикасался. Затем они оба спустились по лестнице в полуподвал, где не было ничего, кроме водонагревателя, газовой плиты и предохранительного щита. На всем тут лежал густой слой пыли, в углах висела паутина; видимо, никто не спускался сюда долгие годы.
   Они уже хотели выйти из кухонной двери, когда Калли вдруг заметил автоответчик рядом с телефоном. На нем горел красный огонек, а небольшой экран свидетельствовал о том, что сделаны три записи. Он нажал кнопку обратной перемотки и выслушал все записанные послания. Первое было от хозяина химчистки, который напоминал, что сданные вещи готовы и их можно забрать. Второе — от электрической компании с просьбой уплатить по просроченным счетам.
   Третье — от женщины с очень отчетливым, негромким и хрипловатым голосом с французским акцентом. Калли прокрутил эту запись три раза.
   Говорит Одетт. Завтра я вернусь в Джорджтаун и буду ждать от вас известий.
   — Одетт с французским акцентом из Вашингтона, — сказала Хаузер. — Понадобится года два только на то, чтобы ее отыскать.
   Калли ничего не сказал: он был уверен, что Джорджтаун, упомянутый женщиной, отнюдь не район Вашингтона. Нажатием кнопки он стер записи.
   — Зачем ты это сделал? — спросила Хаузер.
   — Сила привычки.
   — Возможно, его очередная жертва.
   — Судя по тому, что ты мне рассказала, он не назначает свидания женщинам: просто похищает их на улицах.
   — Ты поступил не подумав, Калли. Эта запись могла бы пригодиться.
   — Ты права, виноват. Но пошли, у нас еще много дел.

* * *

   Час, проведенный ими на Элливуд-стрит, также не дал никаких результатов, и после десяти часов они вернулись в мотель «Холидей-Инн».
   — Попроси оперативный центр проверить завтра, нет ли на его имя корреспонденции, — сказала Хаузер, когда они вышли из машины. — Ни в доме, ни в магазине в почтовых ящиках ничего не было. Может, у него есть свой абонентский ящик на почте?
   — Он слишком предусмотрителен, чтобы допустить такой очевидный промах. Ручаюсь, что он распорядился прекратить доставку ему почты и дал какой-нибудь липовый адрес, а может быть, и никакого.
   — Что дальше?
   — Я должен немного поспать, — сказал Калли. — Завтра утром мы обдумаем, что делать. Увидимся в семь.
   — Ты же не можешь раскинуть палатку и бросить меня вот так, среди ночи.
   — Не могу, даже если бы хотел. Но вчера ночью я спал всего два часа.
   Номер Калли помещался с противоположной стороны здания, и, стоя возле машины, Хаузер наблюдала, как он пересекает стоянку. Она знала, что он может быть для нее источником неприятностей, но в этот момент испытывала к нему сильное влечение, естественное после пережитых вместе опасностей. И не только это. Когда их глаза встретились, он, казалось, заглянул в самую глубь ее души. И это ощущение ей понравилось. Она уже давно не испытывала ничего подобного.
   Какой сдержанный человек, подумала она. И всегда готовый к действию. По временам его острые, наблюдательные и такие немыслимо голубые глаза были лишены всяких эмоций, выражая лишь спокойную уверенность в себе и своих силах. Но он был предан людьми, которым доверял; то же, вероятно, испытывает мальчик, побитый лучшими друзьями. Снаружи кажется, будто он сделан из прочнейшей стали, но его израненная душа в постоянном напряжении и нуждается в помощи и утешении. За долгое, очень долгое время в ней впервые проснулось глубокое, почти материнское сострадание. Весь прошлый год в ее жизни не было ни одного сколько-нибудь значительного мужчины; она только позволяла себе ужинать с людьми, которых считала друзьями. Она знавала других мужчин, столь же неотразимо красивых, как Калли. Она не ждала от него ничего хорошего для себя, но это никогда не останавливало ее прежде.
   Почти целый час, подперевшись подушками, Хаузер записывала в свой портативный компьютер важнейшие события дня. Уже в двенадцатом часу она позвонила своему главному редактору.
   — Ты как раз вовремя, Джули. Я только что принял душ, — сказал Питер Дэвидсон. — Но ладно, я тебя прощаю. Ты переплюнула всех других репортеров. «Таймс» не сумела раздобыть ничего стоящего. Я очень люблю, когда мы утираем всем нос. Радуюсь целую неделю.
   — Некоторое время я не буду ничего сообщать, — предупредила Хаузер.
   — Этому есть какое-то объяснение?
   — Вам придется довериться мне, шеф.
   Дэвидсон слишком хорошо знал Хаузер, чтобы оказывать на нее нажим; к тому же такое случалось и прежде.
   — О'кей. Но я ожидаю, что ты привезешь с собой какой-нибудь потрясный материал.
   — Именно такой вы и получите.
   — Если вы копаетесь в делах САСВ, будьте осторожны, — сказал Дэвидсон, припоминая их предыдущий разговор. — Эти ребята играют только на выигрыш.
   — САСВ? — переспросила Хаузер.
   — Секретная армия северной Вирджинии. Известная также как ЦРУ.
   — Спокойной ночи, — сказала Хаузер, улыбнувшись. Выключила лампу на прикроватной тумбочке и лежала, глядя во тьме на потолок. Она вновь видела, как Калли вываливается из «порша», прячется за крылом машины и обводит дулом пистолета окружающую местность. Этот прием отработан у него до полного автоматизма. И ни малейших колебаний или каких-либо признаков страха.
   «Вот тот, кто тебе нужен, Джули. Человек, не пасующий перед насилием». Она повернулась на бок, удобнее устроилась на подушках и, продолжая припоминать события дня, незаметно уснула.

Глава 22

   Малик был в превосходном настроении. В густо набитом зале музыка в стиле кантри отражалась громким эхом от потолочных балок; он поворачивался, притоптывал и покачивался вместе с шеренгой танцоров, которая протянулась во всю длину танцевальной площадки, усыпанной опилками и усеянной арахисовыми скорлупками.
   В эту субботнюю ночь, хотя было уже поздно, люди все еще прибывали. В баре пахло пролитым пивом и сигаретным дымом; музыка оглушала своими децибелами; мужчины пьяно орали, хрипло вскрикивали женщины, польщенные или оскорбленные вниманием к себе; беседовать в таком шуме было просто немыслимо, можно было лишь кричать прямо в ухо. Довольно посредственный оркестр помещался на приподнятых подмостках, отгороженных проволочной сеткой; она защищала оркестрантов от града пустых пивных бутылок и даже стульев, которые бросали в них, когда они играли какую-нибудь мелодию, вызывавшую неодобрение у иных необузданных посетителей. По всей комнате, в целях безопасности, расставили дюжину вышибал, здоровенных парней, головы у которых росли прямо из плеч; они сразу же прекращали завязывающиеся драки, бесцеремонно выбрасывая нарушителей порядка через двойную заднюю дверь, даже не потрудившись предварительно ее открыть. «Таверна и Танцзал Ханнигэна» находились в двух милях от поворота на Нью-Джерси, около Мэнсфилда. Малик обнаружил его несколько месяцев назад, во время одной из своих поездок в Нью-Йорк. С тех пор он непременно останавливался там по пути туда или обратно. В этот вечер, чтобы попасть к «Ханнигэну», он быстро, делая в среднем по девяносто миль в час, проскочил дорогу «Ай-95» и прибыл туда в одиннадцать тридцать, через четыре часа после того, как столкнул Калли и Хаузер с дороги. Он наспех перекусил в затрапезном ресторанчике в глубине здания и купил себе в тамошней лавке, где втридорога торговали соответствующими аксессуарами, ковбойскую шляпу и сапоги.
   Украшенная шитьем из поддельного серебра и несколькими убогими перьями, новая шляпа лихо сидела у него на затылке. Когда танец окончился, руководитель оркестра, волосатый, в немыслимой шляпе и начисто лишенный таланта, гнусавым голосом медленно завел деревенскую балладу. Малик тяжело отдувался, он весь вспотел в своем твидовом спортивном костюме. Партнершей его была сексапильная девица лет двадцати с упругим телом и лисьей мордочкой, по имени Тамми. Она была в плотно облегающих джинсах, розовых сапожках и открытой блузке под расстегнутой кожаной курткой. Вовсе не устав от танца, она покачивалась в такт с ритмом баллады и терлась о своего партнера, одаряя его вызывающими взглядами.
   — Чудная песня, — сказала она, медленно проводя рукой по внутренней части его бедра.
   Малик обнял ее и мысленно улыбнулся, когда она прижалась к нему лобком, и они медленно закружились среди танцующей толпы.
   Когда окончился медленный танец, Малик посмотрел на часы. Перед тем как заехать в бар, он позвонил Юрию в Бруклин и предупредил его, что может приехать в любое время ночи, а потому не спешил уезжать. Но он уже достаточно натанцевался, и ему не терпелось получить ожидавшую его, как он знал, награду.
   — У вас золотые часы «Ролекс»? — спросила Тамми.
   — Да.
   — А вы симпатяга, хотя и пожилой.
   — Спасибо на добром слове.
   Когда они пошли прочь от танцевальной площадки. Тамми повисла у него на руке. С каждой минутой, как и предвидел Малик, она становилась все развязнее и наглее. После того как музыка смолкла, стало возможно разговаривать, хотя и очень громко.
   — Вы не уезжаете?
   — К сожалению, должен уехать. Но вечер был просто замечательный, моя дорогая.
   — Мне ужасно нравится, как вы разговариваете. — Ее рука скользнула ему под ремень, в брюки; затем, похотливо подмигнув, она взяла его за руку. — Может, пойдем куда-нибудь. Вы и я. В какое-нибудь славное, спокойное местечко.
   — И чем мы там займемся? — спросил Малик, вытаскивая ее руку из своих брюк.
   — Ну, всякими играми.
   Малик рассмеялся и, сопровождаемый прилипшей к нему Тамми, протиснулся сквозь толпу на тускло освещенную стоянку, заставленную легковыми машинами и пикапами. «Джип» стоял в отдаленном темном углу, и Малик оглянулся, чтобы убедиться, одни ли они. Передняя часть стоянки была полностью занята, и новоприбывшие проезжали в самый ее конец, где их даже не удавалось разглядеть. Пьяные то входили в бар, то выходили из него, но «джип» был скрыт от них четырьмя рядами машин. Лукавая усмешка на лице Малика не имела никакого отношения к сопровождавшей его шлюхе; он еще раньше заметил вышедшего перед ними высокого костлявого парня и теперь увидел, что он прячется в тени.
   Малик с нетерпением предвкушал дальнейшее развитие событий. Он приметил эту парочку еще возле ковбойской лавки. Они вели себя так неопытно, по-любительски, что он чуть не рассмеялся. Забавы ради он пощеголял перед ними своим туго набитым пятидесятками и кредитными карточками бумажником и постарался, чтобы они обратили внимание на его часы. Как только он заказал первый бокал в баре, Тамми приблизилась к нему с характерными повадками неопытной проститутки. Сейчас Малик с трудом сдержал смех, увидев, как ее костлявый спутник с видом крутого парня отбросил сигарету и пошел через стоянку, покачиваясь и пытаясь держаться уверенно и угрожающе.
   Парень подкрался сзади и вытащил из сапога складной нож. Выкинув лезвие, он замахал ножом перед лицом Малика.
   Тамми возбужденно захихикала.
   — Пырни его, Дуэйн. Пырни его.
   — А ну-ка отдавай, старый козел, свой «Ролекс», бумажник и ключи от машины, и может, я только пощекочу тебя ножом. — Это были последние слова, сказанные Дуэйном.
   Малик усмехнулся, сделал вид, будто вытаскивает бумажник, и выхватил пистолет. Прежде чем парень понял, что происходит, он дважды выстрелил ему в голову, затем, спокойно перешагнув через его тело, прижал Тамми к борту «джипа» и сунул глушитель ей под подбородок.
   — А ну-ка тихонько полезай в машину.
   Тамми в ужасе уставилась на своего дружка, лежащего в луже крови. Она была слишком испугана, чтобы двигаться или кричать. Малик открыл дверь «джипа» и впихнул ее внутрь. Она хотела бежать, но Малик вскочил в машину и заломил ей руку.
   — Отпустите меня, мистер, это он меня заставил.
   — Конечно, он.
   — Вы же не отвезете меня в полицию?
   — Думаю, это не понадобится.
   — Я никогда не делала ничего такого, честное слово.
   — Конечно, не делала. Ты у нас сама добродетель. Я понял это в тот самый момент, когда положил на тебя глаз.
   — Я не хотела в этом участвовать, но он меня бьет.
   — Теперь уже не будет.
   — Что вы собираетесь сделать со мной, мистер? Только не делайте мне больно. Пожалуйста.
   — Ты что-то там говорила насчет игр, — напомнил Малик и, захлопнув дверь, завел двигатель.
   — Да, конечно, конечно. Я в этом деле мастак, — сказала Тамми, отчаянно пытаясь как-то ублажить Малика. — Ребята говорят, у меня просто талант. Я могу сделать все, что вы скажете. Все-все.
   — Это просто замечательно.
   — Вы получите большое удовольствие. Обещаю вам.
   — Очень хорошо, Тамми. Ты хотела игр. Ну что ж, будут тебе игры.
   Малик взял ее за затылок и пригнул ее голову к своим коленям. Когда она расстегнула его брюки и взяла пенис в рот, он тихо застонал.
   — Ну, а теперь покажи, на что ты способна, — сказал он, выезжая на шоссе, — Соответственно я и поступлю с тобой.
   За несколько миль от бара Малик нашел наконец то, что искал: большую стройку; по случаю уик-энда здесь никого не было. Он остановился за бульдозером, так, чтобы его не было видно с дороги, заглушил двигатель и выключил свет.
   Тамми подняла глаза, встревоженная.
   — Я еще не кончила свое дело. Твоя штучка только-только помягчела.
   Малик схватил ее за волосы и ударил головой о дверь.
   — Я тоже еще с тобой не покончил, чертова сучка.

* * *

   Через час полицейский из Нью-Джерси покинул место убийства около бара «Ханнигэна». Расследование проводила местная полиция во главе с шерифом, и ему нечего было там делать. Он продолжал свое обычное патрулирование и подъехал к стройке за несколько миль от бара, проверить, не воруют ли там строительные материалы, как это было на прошлой неделе.
   Патрульный медленно осмотрел территорию стройки и уже собирался уехать, когда заметил, что за рычагами бульдозера кто-то сидит. Он подъехал ближе и выставил фонарь из окна. На бульдозере сидел кто-то голый и, видимо, спал. Какая-нибудь пьянь, подумал он и вылез из машины.
   Взобравшись на бульдозер, он посветил фонарем. При виде варварски изувеченного тела он вскрикнул и свалился на землю. Когда он поднялся на колени, его стошнило; лишь после этого он побежал к машине, чтобы доложить по радио о найденном трупе.

Глава 23

   Донесение из Хэмпден-Сидни поступило в шарлоттсвильскую группу расследования менее чем через час после убийства Джорджа Спирко. Спецагент Джек Мэттьюз тут же отмел его как не имеющее отношения к их делу. Убит мужчина, нанесенные ему увечья не носят сексуального характера, и в предыдущих четырех убийствах преступник не пользовался пистолетом. Вскоре после одиннадцати Мэттьюз собирался уже прекратить работу, когда один из офицеров Брейди явился со списком темно-зеленых, с металлическим отливом автомобилей, произведенных Крайслером и купленных в Шарлоттсвиле и его окрестностях.
   Список насчитывал триста шестьдесят восемь машин, но им посчастливилось со сто двенадцатым номером. Офицер стучался в дом Джона Малика, владельца «джипа-чероки», но никто не открыл ему дверь. Пожилой сосед, вернувшийся с поздней вечерней прогулки, сообщил ему, что вот уже целый месяц не видит Малика. Он исчез. И слава Богу, что исчез, потому что всю ночь слушал проклятую музыку в стиле кантри, включая свой маг на полную катушку, так, что мог бы разбудить и мертвых. Они могут, сказал он, проверить его магазин на Элливуд-стрит, но, кажется, и он закрыт целый месяц; шесть месяцев назад он заказал книгу о елизаветинских драматургах, но так ее и не получил.
   Офицер стал расспрашивать других соседей, поднимая некоторых уже с постели, но никто не мог добавить ничего существенного. Все в один голос заявляли, что Малик держался уединенно, не проявлял особого дружелюбия и даже не отвечал на приветствия при редких встречах с ним.
   Исчез месяц назад, повторил про себя Мэттьюз, выслушивая доклад офицера. Время исчезновения крайне подозрительно. Цвет машины — тот самый. И эта любовь к музыке в стиле кантри. Вскоре после того, как начальник полиции Брейди оставил стадион, он вспомнил, что видел знакомые слова в нотах: он бессознательно напевал старую песню в стиле кантри, когда вдруг понял, что это та самая песня.
   Мэттьюз хорошо понимал, что располагает очень неубедительными косвенными доказательствами — разрозненными уликами, которые, возможно, никогда не объединятся в одно целое, необходимое для успешного завершения расследования.
   Теперь в руках у них было водительское удостоверение трехлетней давности, с фотографией, где Малик был снят с густой бородой и усами, по всей вероятности, давно уже сбритыми, если он в самом деле убийца. Мэттьюз с интересом отметил, что, получая вирджинское водительское удостоверение, Малик наверняка не сдал прежнее удостоверение, полученное в другом штате. Трудно было представить себе, чтобы мужчина сорока трех лет не имел водительского удостоверения, — Мэттьюз сразу заподозрил, что фамилия Малик вымышленная.
   Тотчас же была отправлена машина за клерком из налоговой конторы. Его доставили в муниципалитет, чтобы он проверил заявление Малика о выдаче ему лицензии на открытие дела, квитанции об уплате налога на недвижимость. Но это ничего не прояснило, только добавило загадок. Малик приехал в Шарлоттсвиль три года назад и сразу же купил себе дом и магазин, расплатившись наличными. Доход, полученный им от магазина, за три года составлял около восемнадцати тысяч долларов; значит, Малик жил не на эти деньги. Крупная сумма, четыреста тысяч долларов, затраченная на покупку дома и магазина, вероятно, нажита уголовным путем, подумал Мэттьюз, однако не исключено, что она получена вполне законно. Завтра же утром ФБР совместно с налоговой службой начнут расследовать источник доходов этого Малика.
   В два часа ночи в одной из комнат полицейского участка, где разместилась группа расследования, все еще горел свет. Развалившись в кресле, Джек Мэттьюз, с осунувшимся лицом и красными от переутомления глазами, выслушивал информацию, полученную из Куантико, где находилась другая группа: в это время ночи и они не спали.
   Положив трубку, Мэттьюз встал из-за большого стола, за которым обычно проводились совещания, и стал расхаживать взад и вперед, чтобы размять затекшие ноги. Он взял чашку кофе, но затем, так и не выпив его, поставил ее на место; это была уже седьмая чашка за последние три часа, и кофе казался едким, как электролит, заливаемый в аккумуляторы. Его глаза скользнули по большой доске в передней части комнаты: к ней были прикноплены фотографии изувеченных тел девушек; среди прикрепленных к доске бумаг был и отрывок из песни кантри, который он прочитал в сотый раз, пытаясь проникнуть в его тайный, еще не раскрытый ими смысл.
   — Национальный криминальный информационный центр не располагает какими-либо сведениями об этом человеке, — сказал Мэттьюз Брейди, отложив присланный из Куантико документ. — И в наших уголовных досье тоже ничего нет.
   — Никто не использовал это имя как вымышленное.
   — Никто. Имя Малик не всплывает ни в одном досье. Полное отсутствие данных.
   — Может, имеет смысл получить ордер на обыск дома и магазина? — предложил Брейди. — Мы наверняка найдем отпечатки его пальцев. Если Джон Малик — имя вымышленное, на него должно быть криминальное досье, и где-нибудь да найдутся отпечатки его пальцев.
   — Для получения ордера на обыск нам нужно хоть какое-то обоснование. А у нас ничего нет.
   — А как насчет банковских счетов, кредитных карт, телефонных разговоров?