Страница:
Тэсс посмотрела на его грудь. Он проследил за ее взглядом и вспомнил, что до сих пор до пояса обнажен. Она была от него всего лишь в двух шагах, не дальше. Сначала протянул было руки, но затем уронил их, будто обжегся.
Он не позволит себе опять проявить слабость. Пора было уходить, пока не поздно. Пока он окончательно не потерял над собой контроль.
— Сегодня утром тебе пришлось несладко, ты, конечно, устала. А я не даю отдохнуть. Завтра к тебе придет Хелен.
Кенрик вдруг заторопился, быстро пошел к двери, уже взялся за ручку… и в таком положении застыл, когда она произносила его имя. Как часто он раньше слышал свое имя из ее уст! Но тогда ее губы обычно были рядом с его губами.
— Да — отозвался он не оборачиваясь.
— Ты придешь еще?
Он закрыл глаза, убеждая себя, что в этом мягком голосе вовсе нет никакой тоски, а только простое любопытство. Затем открыл глаза и с усилием произнес.
— Возможно.
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Он не позволит себе опять проявить слабость. Пора было уходить, пока не поздно. Пока он окончательно не потерял над собой контроль.
— Сегодня утром тебе пришлось несладко, ты, конечно, устала. А я не даю отдохнуть. Завтра к тебе придет Хелен.
Кенрик вдруг заторопился, быстро пошел к двери, уже взялся за ручку… и в таком положении застыл, когда она произносила его имя. Как часто он раньше слышал свое имя из ее уст! Но тогда ее губы обычно были рядом с его губами.
— Да — отозвался он не оборачиваясь.
— Ты придешь еще?
Он закрыл глаза, убеждая себя, что в этом мягком голосе вовсе нет никакой тоски, а только простое любопытство. Затем открыл глаза и с усилием произнес.
— Возможно.
Глава 22
Подули теплые ветра, повеяло весной. Тусклый серо-белый зимний ландшафт расцветился яркими красками. Всего-то неделя минула с того злополучного поединка, а Тэсс казалось, что прошел по меньшей мере год. Внезапная смена сезона только усугубила впечатление, что время в ее уютной тюрьме остановилось. Каждый день для нее начинался с надежды, что сегодня наконец придет Кенрик. Но он все не приходил и не приходил. Может быть, его «возможно» просто-напросто означало вежливое «нет»? Единственными ее визитерами были Хелен и Мириам, да иногда она открывала дверь и, если было настроение, болтала с Саймоном и Эвардом.
Каждый вечер, ложась спать, Тэсс предвкушала завтрашнее посещение Хелен. С ней время летело быстрее. Придет, посидит, и полдня как ни бывало. Обычно та начинала с перечисления событий, происшедших в замке, причем вспоминала, конечно, и самые незначительные. Управляющий и люди Роберто были захвачены через несколько часов после событий на поле для турниров, однако их дальнейшая судьба Хелен была неизвестна. Она говорила о том о сем, но имени Фитц Элана не произносила. Только на третий день Хелен вскользь упомянула его. Потом стала упоминать чаще, а дальше ее словно прорвало. На Тэсс обрушился водопад слов, и он казался бесконечным. В конце концов Хелен призналась, что влюбилась.
Надо ли говорить о том, как широко при этом раскрылся у Тэсс рот. В первый момент она даже не поверила, думала, та ее дурачит. Но вскоре она смогла убедиться, что это сущая правда. А Хелен только что жаловалась на Фитц Элана, а уже в следующую секунду вздыхала о нем. Тэсс с трудом могла представить, что перед ней сидит та же самая женщина, холодная как лед, которая встречала ее на пороге Монтегю.
Сегодня Хелен вела себя не так, как обычно. Уже час прошел, как она явилась, а имя Фитц Элана еще не упоминалось.
— Ты собираешься что-нибудь делать со своими платьями? — спросила вдруг она, делая очередной стежок на своей вышивке.
Рассматривать свои платья Тэсс не надо было. Она знала — их лучшие дни миновали.
— Ты знаешь, с тех пор, как я приехала в Монтегю, было так много разных дел и забот, что до платьев как-то руки не доходили. Я и сама думаю: стирать их нельзя — расползутся в руках. Надо подождать до мая, когда начнут приезжать купцы с товаром и откроются ярмарки.
Раньше она, конечно, ожидала, что Кенрик сам обратит внимание на плачевное состояние ее гардероба, но он так и не обратил. А клянчить у него деньги на туалеты ей не хотелось.
— Как жаль, что у меня не осталось ни одного куска материи, — опечалилась Хелен. — Осенью я сшила себе кучу платьев. Но, — она оживилась, — штук пять из них по крайней мере вполне подойдут тебе.
Предложение было соблазнительное, но не для Тэсс. Она считала плохой приметой, носить одежду с чужого плеча, неважно с чьего. Она отрицательно покачала головой.
— А знаешь, Кенрик думает, что ты нарочно носишь старые платья. Вчера вечером он спросил, одеваешь ли ты это платье с желтым корсажем. Когда я ответила, что да, он нахмурился и сказал, что, видно, у тебя плохой вкус.
— Так почему ты не сказала этому благородному милорду, что мне не из чего выбирать? Он, конечно, обеднеет, но ведь не станет же нищим, если купит мне материи на платье.
Хелен улыбнулась.
— Ладно, я скажу ему сегодня за ужином. Затем, помолчав, добавила.
— Скажи, когда люди помолвлены, они… они должны быть… могут быть в близких отношениях?
— А почему ты об этом спрашиваешь? Хелен покраснела и склонилась над вышивкой.
— Да ничего. Просто так.
— Ты что, с Фитц Эланом в близких отношениях?
— Он говорит, что это так принято, если помолвлены. То есть можно заниматься любовью. — Хелен не поднимала головы, чтобы не глядеть на Тэсс.
Тэсс улыбнулась, представив, как Фитц Элан обхаживает упирающуюся Хелен.
— Я считаю, что большинство помолвленных пар так и поступают. То есть вступают в интимные отношения до свадьбы. Собственно, так родился и Фитц Элан.
— Что значит — «так родился»?
— Кенрик рассказывал, что родители Фитц Элана были помолвлены, но его отец был убит в сражении, за день до свадьбы. Он был наследником огромных владений, но его родственники уничтожили все документы о помолвке. Матери ничего доказать не удалось. Родители матери Фитц Элана объявили войну, которая длилась много лет, но не дала перевеса ни одной из сторон. В конце концов заключили мир, по условиям которого Фитц Элан лишился права наследования владений своего отца.
— Какой лжец! — возмутилась Хелен. — А он рассказывал мне, что его мать кухарка в деревенской таверне, и что она не уверена, кто его отец — то ли торговец рыбой, то ли свинопас.
Смех Тэсс только усилил ее возмущение.
— Успокойся, Хелен, — все еще улыбаясь, тихо произнесла Тэсс. — Просто он хочет, чтобы ты любила его независимо от того, где он родился и от кого. Тем более что он знал, как ты относишься к своему брату бастарду. Ты ведь не делала из этого секрета. Верно? Фитц Элан и думал, что ты его тоже презираешь.
— Ну зачем он врал мне, зачем? — продолжала кипятиться Хелен. — Он уверял меня, что родился в грехе, а на самом деле помолвку его родителей благословила церковь.
— А какая разница? — спросила Тэсс. — Благословила, не благословила, если ребенок все равно родился. Что, он от этого лучше стал или хуже? Тем более в случае с Фитц Эланом. Он имел полное право наследовать земли своего отца, а его объявили бастардом.
— Это так несправедливо!
— Да, я согласна, несправедливо. А разве справедливо, что ты называешь Кенрика бастардом, хотя твой отец согласился признать его своим сыном и женился на твоей матери? Это еще более несправедливо, Хелен.
— Это не одно и то же. Кенрик не отказался от наследства, а, наоборот, принял его.
— А ты подумай о другом, Хелен. Тебе никогда не приходило в голову, что Кенрик на десять лет старше сына короля Эдуарда от королевы? Как ты думаешь, что произошло бы, если бы церковь официально признала союз его родителей? Ага! Вот какого наследства он лишился. Перед ним Монтегю с Ремингтоном — это только жалкие крохи.
— Но их союз церковь не благословила, — пробормотала Хелен
Тэсс пожала плечами.
— Их союз благословил Господь, наградив сыном.
— Ой, Тэсс, ты меня совсем запутала. Скоро от вас троих я сойду с ума. Тэсс помолчала с минуту, а затем тихо заговорила, спрятав голову в шитье, чтобы Хелен не видела ее лица.
— Я слушала тебя все эти дни, когда ты говорила о человеке, за которого собираешься выйти замуж, и поняла ты любишь его. Так вот, Хелен, ведь мы друзья, не правда ли? И как подруга я говорю тебе ты любишь его, и это всё. Остальное ничего не значит. Как другие называют его, от кого он рожден… бастард он или нет. Неважно. Фитц Элан обладает не меньшей гордостью, чем мой муж. И, если ты не будешь его уважать, он это рано или поздно поймет. И тогда… тогда…
Дальше продолжать Тэсс не могла, слезы ее душили.
— Извини, Тэсс, извини, — шептала Хелен, вытирая салфеткой слезы с ее щек. — Ты хочешь, чтобы я ушла?
Тэсс покачала головой.
— Нет. Это я должна извиниться перед тобой. Что так распустилась, расплакалась, как дитя.
Она виновато посмотрела на Хелен и слабо улыбнулась.
— Я просто хотела тебя предупредить: брак может быть либо жутким адом, либо райским блаженством. Кстати, вы уже дату бракосочетания назначили?
— Нет, — ответила Хелен, желая поскорее сменить тему. — Фитц Элан говорит, что торопиться некуда.
— А мне кажется, он, наоборот, очень торопится если заговаривает с тобой о постели. На твоем месте я бы подождала с этим, тогда бы он быстро назвал день свадьбы.
— Что значит подождала? С чем подождала? — наивно спросила Хелен.
— А вот с этим самым, с близкими отношениями, — ответила Тэсс, многозначительно округлив глаза.
Каждый вечер, ложась спать, Тэсс предвкушала завтрашнее посещение Хелен. С ней время летело быстрее. Придет, посидит, и полдня как ни бывало. Обычно та начинала с перечисления событий, происшедших в замке, причем вспоминала, конечно, и самые незначительные. Управляющий и люди Роберто были захвачены через несколько часов после событий на поле для турниров, однако их дальнейшая судьба Хелен была неизвестна. Она говорила о том о сем, но имени Фитц Элана не произносила. Только на третий день Хелен вскользь упомянула его. Потом стала упоминать чаще, а дальше ее словно прорвало. На Тэсс обрушился водопад слов, и он казался бесконечным. В конце концов Хелен призналась, что влюбилась.
Надо ли говорить о том, как широко при этом раскрылся у Тэсс рот. В первый момент она даже не поверила, думала, та ее дурачит. Но вскоре она смогла убедиться, что это сущая правда. А Хелен только что жаловалась на Фитц Элана, а уже в следующую секунду вздыхала о нем. Тэсс с трудом могла представить, что перед ней сидит та же самая женщина, холодная как лед, которая встречала ее на пороге Монтегю.
Сегодня Хелен вела себя не так, как обычно. Уже час прошел, как она явилась, а имя Фитц Элана еще не упоминалось.
— Ты собираешься что-нибудь делать со своими платьями? — спросила вдруг она, делая очередной стежок на своей вышивке.
Рассматривать свои платья Тэсс не надо было. Она знала — их лучшие дни миновали.
— Ты знаешь, с тех пор, как я приехала в Монтегю, было так много разных дел и забот, что до платьев как-то руки не доходили. Я и сама думаю: стирать их нельзя — расползутся в руках. Надо подождать до мая, когда начнут приезжать купцы с товаром и откроются ярмарки.
Раньше она, конечно, ожидала, что Кенрик сам обратит внимание на плачевное состояние ее гардероба, но он так и не обратил. А клянчить у него деньги на туалеты ей не хотелось.
— Как жаль, что у меня не осталось ни одного куска материи, — опечалилась Хелен. — Осенью я сшила себе кучу платьев. Но, — она оживилась, — штук пять из них по крайней мере вполне подойдут тебе.
Предложение было соблазнительное, но не для Тэсс. Она считала плохой приметой, носить одежду с чужого плеча, неважно с чьего. Она отрицательно покачала головой.
— А знаешь, Кенрик думает, что ты нарочно носишь старые платья. Вчера вечером он спросил, одеваешь ли ты это платье с желтым корсажем. Когда я ответила, что да, он нахмурился и сказал, что, видно, у тебя плохой вкус.
— Так почему ты не сказала этому благородному милорду, что мне не из чего выбирать? Он, конечно, обеднеет, но ведь не станет же нищим, если купит мне материи на платье.
Хелен улыбнулась.
— Ладно, я скажу ему сегодня за ужином. Затем, помолчав, добавила.
— Скажи, когда люди помолвлены, они… они должны быть… могут быть в близких отношениях?
— А почему ты об этом спрашиваешь? Хелен покраснела и склонилась над вышивкой.
— Да ничего. Просто так.
— Ты что, с Фитц Эланом в близких отношениях?
— Он говорит, что это так принято, если помолвлены. То есть можно заниматься любовью. — Хелен не поднимала головы, чтобы не глядеть на Тэсс.
Тэсс улыбнулась, представив, как Фитц Элан обхаживает упирающуюся Хелен.
— Я считаю, что большинство помолвленных пар так и поступают. То есть вступают в интимные отношения до свадьбы. Собственно, так родился и Фитц Элан.
— Что значит — «так родился»?
— Кенрик рассказывал, что родители Фитц Элана были помолвлены, но его отец был убит в сражении, за день до свадьбы. Он был наследником огромных владений, но его родственники уничтожили все документы о помолвке. Матери ничего доказать не удалось. Родители матери Фитц Элана объявили войну, которая длилась много лет, но не дала перевеса ни одной из сторон. В конце концов заключили мир, по условиям которого Фитц Элан лишился права наследования владений своего отца.
— Какой лжец! — возмутилась Хелен. — А он рассказывал мне, что его мать кухарка в деревенской таверне, и что она не уверена, кто его отец — то ли торговец рыбой, то ли свинопас.
Смех Тэсс только усилил ее возмущение.
— Успокойся, Хелен, — все еще улыбаясь, тихо произнесла Тэсс. — Просто он хочет, чтобы ты любила его независимо от того, где он родился и от кого. Тем более что он знал, как ты относишься к своему брату бастарду. Ты ведь не делала из этого секрета. Верно? Фитц Элан и думал, что ты его тоже презираешь.
— Ну зачем он врал мне, зачем? — продолжала кипятиться Хелен. — Он уверял меня, что родился в грехе, а на самом деле помолвку его родителей благословила церковь.
— А какая разница? — спросила Тэсс. — Благословила, не благословила, если ребенок все равно родился. Что, он от этого лучше стал или хуже? Тем более в случае с Фитц Эланом. Он имел полное право наследовать земли своего отца, а его объявили бастардом.
— Это так несправедливо!
— Да, я согласна, несправедливо. А разве справедливо, что ты называешь Кенрика бастардом, хотя твой отец согласился признать его своим сыном и женился на твоей матери? Это еще более несправедливо, Хелен.
— Это не одно и то же. Кенрик не отказался от наследства, а, наоборот, принял его.
— А ты подумай о другом, Хелен. Тебе никогда не приходило в голову, что Кенрик на десять лет старше сына короля Эдуарда от королевы? Как ты думаешь, что произошло бы, если бы церковь официально признала союз его родителей? Ага! Вот какого наследства он лишился. Перед ним Монтегю с Ремингтоном — это только жалкие крохи.
— Но их союз церковь не благословила, — пробормотала Хелен
Тэсс пожала плечами.
— Их союз благословил Господь, наградив сыном.
— Ой, Тэсс, ты меня совсем запутала. Скоро от вас троих я сойду с ума. Тэсс помолчала с минуту, а затем тихо заговорила, спрятав голову в шитье, чтобы Хелен не видела ее лица.
— Я слушала тебя все эти дни, когда ты говорила о человеке, за которого собираешься выйти замуж, и поняла ты любишь его. Так вот, Хелен, ведь мы друзья, не правда ли? И как подруга я говорю тебе ты любишь его, и это всё. Остальное ничего не значит. Как другие называют его, от кого он рожден… бастард он или нет. Неважно. Фитц Элан обладает не меньшей гордостью, чем мой муж. И, если ты не будешь его уважать, он это рано или поздно поймет. И тогда… тогда…
Дальше продолжать Тэсс не могла, слезы ее душили.
— Извини, Тэсс, извини, — шептала Хелен, вытирая салфеткой слезы с ее щек. — Ты хочешь, чтобы я ушла?
Тэсс покачала головой.
— Нет. Это я должна извиниться перед тобой. Что так распустилась, расплакалась, как дитя.
Она виновато посмотрела на Хелен и слабо улыбнулась.
— Я просто хотела тебя предупредить: брак может быть либо жутким адом, либо райским блаженством. Кстати, вы уже дату бракосочетания назначили?
— Нет, — ответила Хелен, желая поскорее сменить тему. — Фитц Элан говорит, что торопиться некуда.
— А мне кажется, он, наоборот, очень торопится если заговаривает с тобой о постели. На твоем месте я бы подождала с этим, тогда бы он быстро назвал день свадьбы.
— Что значит подождала? С чем подождала? — наивно спросила Хелен.
— А вот с этим самым, с близкими отношениями, — ответила Тэсс, многозначительно округлив глаза.
Глава 23
— Итак?
Кенрик пристально глядел на Хелен, желая, чтобы она поскорей перестала дергаться. Уже несколько дней как он стал требовать от нее полного отчета о визитах к Тэсс, конечно, строго предупредив, чтобы она в разговоре с той об этом ни в коем случае не упоминала. Пять минут, а то и дольше, Хелен обычно краснела, упиралась, путалась, но потом все равно он заставлял ее более или менее складно рассказать о том, как она провела первую половину дня.
— Ей бы хотелось иметь новые платья, — выдавила из себя Хелен. — Но не из чего сшить. Не осталось ни единого куска материи. Я думаю…
— Что, у тебя нет ни одного платья, которое бы подошло ей?
— Но она…
— И не надо возражать. У тебя достаточно платьев, чтобы одеть десяток женщин. Так… что еще?
— А еще мы говорили о погоде. Она заметила, что у меня появились веснушки, и советовала держаться подальше от солнца.
«Интересно, по-прежнему ли Тэсс такая же бледная, — подумал Кенрик. — Выйти бы ей на свежий воздух, на солнышко. Это бы ей совсем не помешало. Пожалуй, следует разрешить ей гулять по саду, хотя бы час в день».
— А как она ест?
— Сегодня я снова обедала с ней. По-моему, аппетит у нее хороший.
— А обо мне она сегодня не говорила? Хелен молчала, пожалуй, слишком долго.
— Ну говори же, что она сказала?
— Она ничего плохого о тебе не говорила, милорд.
Хелен понимала, что Кенрик устраивает эти ежевечерние допросы с какой-то целью. Но не была уверена с какой именно. Если хочет просто порадоваться жалкому состоянию Тэсс, то тут он от нее ничего не добьется. Если же он ждет намека, что Тэсс уже достаточно настрадалась, в этом случае Хелен ничего скрывать не намерена. Ходить вокруг да около с каждым днем становилось все труднее и труднее, потому что Кенрик требовал на свои вопросы точных ответов. И вот что странно: в первые дни, когда Хелен посетила Тэсс, та выглядела ужасно. Как говорится, краше в гроб кладут. Но потом стала быстро поправляться, набирать вес, и вообще расцвела. А вот Кенрик, наоборот, хирел на глазах. Сейчас он сидел перед ней совершенно изможденный, словно не спал несколько дней, и соответственно столько же не брился. Это о чем-то говорило. Но о чем?
— Она, например, упомянула, что у Фитц Элана не меньше оснований гордиться своим происхождением чем у тебя.
— Вы говорили о Фитц Элане?
— Ну, не то чтобы… просто перебросились парой слов о нашей помолвке. Дай-ка мне вспомнить. Да, она спросила, назначена ли дата нашей свадьбы, а я сказала, что нет. Тогда она сказала, чтобы я спросила у Роджера, когда он хочет назначить нашу свадьбу, а я ответила, что Роджеру вроде бы не к спеху назначать дату, и что, возможно, назову ее сама. Вот и все, милорд.
Кенрик помрачнел еще больше.
— Ну и как Тэсс реагировала на всю эту ерунду? — Она сказала, что это отличная идея.
— Только я что-то не понял насчет гордости. Тэсс считает, что Фитц Элан слишком гордый?
— Совсем не так. Она просто предупредила меня, чтобы я не уязвляла его гордость, чтобы уважала его.
Кенрик помолчал, обдумывая сказанное. Его жена была права. Фитц Элан мог возненавидеть Хелен, если она его унизит. Да, Тэсс в мужской гордости разбирается. В этом надо отдать ей должное. По-видимому, она все-таки рассчитывала, что Кенрик ее простит. И предупреждение, которое она сделала Хелен, означало, наверное, что Тэсс поняла — этого не случится.
Он представил ее, сидящую в своей комнате, бледную, в жалком старом платье.
— Это все, о чем мы сегодня говорили с ней, милорд.
Голос Хелен заметно дрожал. Кенрик знал наверняка, что она лжет. Он не сомневался в этом. Поэтому, слушать ее не стоило. Теребя ладонью подбородок, другой рукой он сделал ей знак удалиться.
В этот день он не пошел ужинать в большой зал. Не стал есть, не стал пить. Он думал о своей жене. Надо было с ней что-то решать, так продолжаться не могло. Он хотел, чтобы она страдала, — она страдает. Он хотел, чтобы она заплатила за свое предательство, — и она спасла ему жизнь. Он хотел, чтобы сознание того, что она никогда его больше не увидит, стало для нее пыткой, но это оказалось пыткой для него самого. Что же дальше? Он хотел, чтобы она пришла к нему, отдала себя ему так, как это было в ночь накануне ее неудавшегося побега. Он хотел слышать слова, которые она еще никогда не произносила. В бессонные ночи, уткнувшись лицом в подушку, он уже десятки раз вспомнил и заново пережил каждый момент той ночи. Что дальше? Он чувствовал, что сходит с ума.
Он откинулся на спинку кресла и открыл сундучок стоящий рядом. Туда он положил вещи, которые она прятала в сумке, там, в кустах у южной стены. Он взял ее зеркальце и всмотрелся в свое отражение.
До чего же мерзкая картина. Неудивительно, что она захотела сбежать. Нет, хватит каждый вечер без толку допрашивать сестру. Надо посмотреть самому. Она, конечно, его не ждет. Хотя неизвестно. Он ведь тогда сказал «может быть».
Он поскреб щеку и осмотрел ее в зеркале. Такое лицо кого хочешь испугает. Он приказал подать горячей воды, достал бритву и начал бриться. Медленно и сосредоточенно. Подумал, во что бы переодеться, и решил, что бриджей и льняной рубахи вполне достаточно. Иначе она решит, что он специально нарядился для визита. Затем он начал обдумывать, о чем будет с ней говорить.
Раньше у них не было недостатка в темах для беседы. А сейчас… Можно, конечно, молчать, но это ничего не даст.
Он придвинул кресло к столу и упер подбородок в ладони, пытаясь придумать какую-нибудь тему, что-нибудь интересное. Может быть, рассказать, как он провел сегодня день? Но какое ей до этого дело. Как какое? Ведь каждая минута этого дня пронизана ею. Даже занимаясь на поле для турниров, он не мог отвлечься. Все время видел Роберто, как он, наклонив копье, мчится на нее.
Кенрик поворошил горячую золу в камине. Было уже поздно. Пожалуй, около полуночи. Наверное, она уже спит. Я-то помню, как крепко она спит. Так что говорить вряд ли придется.
Вдруг на его губах возникла легкая тень улыбки. Он встал из-за стола и вышел из комнаты.
У ее двери несли стражу трое. Дрожащее пламя свечи Саймона и Эварда. Они крепко спали на подстилках в проходе. Бодрствовал Бертран. Он сидел играл сам с собой в кости. Завидев барона, он вскочил готовый разбудить товарищей.
Кенрик приложил к губам палец и быстро покачал головой. Бертран кивнул в знак того, что понял. Кенрик открыл дверь и тихо вошел в темную комнату. Единственным источником света здесь был огонь в камине. В эту ночь луны на небе не было. А он хотел видеть Тэсс.
«Да, спать она не разучилась», — подумал он и подбросил в камин еще несколько поленьев, взяв их из кучи, приготовленной на утро. На дворе уже было довольно тепло, но каменные стены замка еще долго будут хранить зимний холод. Может быть, месяц, а может, и больше. Кенрик пошуровал кочергой угли в камине, оживил их, и вскоре поленья дружно запылали. Затем он неслышно подошел к постели и встал на колени рядом. Она лежала на боку, лицом к огню, подложив ладонь под щеку. Он принялся изучать ее лицо, с жадным вниманием выискивая следы болезни или просто страдания. Но видно было плохо. Он едва ее различал.
Одно из поленьев в камине треснуло и ярко запылало. Лицо Тэсс осветилось золотым сиянием, и у него вдруг перехватило дыхание. Кенрик откинулся назад, испуганный внезапно вспыхнувшим сиянием ее красоты. Он уже начал забывать, насколько она хороша. Он протянул руку и провел пальцем линию вдоль ее щеки. Губы ее задергались, а потом сложились в подобие улыбки. Другой щекой она потерлась о подушку точно так же, как когда-то терлась о его грудь. Кенрик погладил ее еще раз. Она пошевелилась. Он замер, она пробормотала его имя и снова затихла. Он уже забыл, как это божественно — слышать от нее свое имя.
Боясь разбудить ее, он убрал руку, коснувшись перед этим ее обнаженного плеча. Затем наклонился и нежно поцеловал кисть, жадно втягивая ее запах. Она опять потерлась щекой о подушку, пробормотала что-то неразборчивое и придвинулась ближе. Медленно, сантиметр за сантиметром, он просунул под нее сначала одну руку, потом другую, осторожно поднял и уселся с ней на руках посреди постели. Это была пытка, изощренная пытка — держать это теплое, нежное спящее тело. Она доверчиво прикорнула у него на груди, что-то бормоча во сне и устраиваясь поудобнее. Он наклонился и прижал губы к ее лбу, затем окунул лицо в блаженство ее волос, касаясь атласной нежности щек.
За час до рассвета дверь комнаты отворилась, и Кенрик тихо выскользнул наружу. Все трое стражников уже не спали, дожидаясь его. Не обращая на них внимания, он быстро зашагал к себе.
— Я же тебе говорил, что он все равно не выдержит, — сказал Эвард после ухода Кенрика. — Завтра он заберет ее к себе, и все — кончатся наши мучения. Будем спать в собственных постелях и, может быть, с какой-нибудь теплой девахой под боком.
— Посмотрим, — пробормотал Саймон с сомнением. Тэсс пробудилась необычно посвежевшей. Она не отдыхала так уже много недель. В это утро все казалось ей не таким, как прежде, но в чем тут дело, она не понимала, да и понимать не очень хотела. Лежа в постели опершись на локоть, она обнаружила, что коса у нее ночью расплелась. Ну и что? Отбросив одеяло, Тэсс подошла к гардеробу и начала одеваться. И только теперь поняла: тошнота, болезненное неприятное состояние, которое в последнее время сопутствовало каждому ее пробуждению, исчезли. Наконец-то!
Улыбаясь, она отворила дверь. Там, как всегда, были Саймон и Эвард. Оба как-то странно на нее смотрели. С каким-то ожиданием. Как обычно, она пожелала им доброго утра, а потом с аппетитом позавтракала.
— Она ведет себя так, будто ничего не случилось, — прошептал Эвард. — И вроде вовсе не собирает вещи.
Саймон кивнул.
— Возможно, этой ночью он ей ничего еще не пообещал. Наш барон не так-то легко отступает. Ему нужно время, много времени. Его намерения мы узнаем за ужином.
К тому времени, когда Тэсс кончила ужинать, ее стражники сильно приуныли. Они вообще весь день вели себя не как всегда — были непривычно тихи, молчаливы, словно все время чего-то ждали. Тэсс пожала плечами и закрыла за слугами, которые готовили ванну, дверь.
Хелен тоже сегодня была какая-то тихая. В основном они говорили о ее помолвке и о будущей супружеской жизни. Тэсс давно обнаружила, что ее знания некоторых сторон человеческих отношений далеко превосходят то, что знала Хелен. Врожденные способности к врачеванию дали Тэсс возможность очень рано познакомиться со многими вещами, о существовании которых Хелен только подозревала. В Ремингтоне, а позднее в Ленгстоне, Тэсс лечила людей и животных. Не раз ей приходилось принимать и роды. Хелен засыпала ее вопросами.
Уже лежа в постели и прокручивая в памяти разговор с Хелен, она снова вспомнила обстоятельства своего замужества, вспомнила поцелуи и ласки Кенрика. А вспоминать было нельзя, от этого становилось только хуже. Долго ворочалась она с боку на бок, пока наконец не забылась глубоким сном.
Барон появился опять заполночь. Стражники, конечно же, были на ногах. Не отвечая на их приветствия, он скрылся за дверью. Под утро дверь тихо отворилась, и барон, не проронив ни слова, удалился, оставив воинов в полном недоумении.
Утром их снова приветствовала баронесса, и весь день прошел, как обычно. На четвертые сутки Саймона наконец осенило, что леди Тэсс не подозревает о ночных визитах супруга.
— Я заметил, миледи, что вы начали ночью подбрасывать в камин дрова, — обратился он к ней после завтрака. — Сказали бы мне, я бы загодя положил больше дров. Да мне и самому следовало догадаться, ведь ближе к середине ночи становится холоднее. Это мешает вам спать…
— Саймон, о чем ты говоришь? — Тэсс это замечание крайне удивило. — Я ни разу не подкладывала в камин дрова ночью.
— Дело в том, что я всегда готовлю дрова заранее. А их почему-то к утру становится меньше.
— Я уверена, что ты ошибаешься. Тех поленьев, которые ты накладываешь в камин перед сном, вполне достаточно до самого утра.
Саймон кивнул. То, что надо было узнать, он узнал. Леди Тэсс понятия не имеет о том, что барон придумал для себя новое истязание.
Кенрик пристально глядел на Хелен, желая, чтобы она поскорей перестала дергаться. Уже несколько дней как он стал требовать от нее полного отчета о визитах к Тэсс, конечно, строго предупредив, чтобы она в разговоре с той об этом ни в коем случае не упоминала. Пять минут, а то и дольше, Хелен обычно краснела, упиралась, путалась, но потом все равно он заставлял ее более или менее складно рассказать о том, как она провела первую половину дня.
— Ей бы хотелось иметь новые платья, — выдавила из себя Хелен. — Но не из чего сшить. Не осталось ни единого куска материи. Я думаю…
— Что, у тебя нет ни одного платья, которое бы подошло ей?
— Но она…
— И не надо возражать. У тебя достаточно платьев, чтобы одеть десяток женщин. Так… что еще?
— А еще мы говорили о погоде. Она заметила, что у меня появились веснушки, и советовала держаться подальше от солнца.
«Интересно, по-прежнему ли Тэсс такая же бледная, — подумал Кенрик. — Выйти бы ей на свежий воздух, на солнышко. Это бы ей совсем не помешало. Пожалуй, следует разрешить ей гулять по саду, хотя бы час в день».
— А как она ест?
— Сегодня я снова обедала с ней. По-моему, аппетит у нее хороший.
— А обо мне она сегодня не говорила? Хелен молчала, пожалуй, слишком долго.
— Ну говори же, что она сказала?
— Она ничего плохого о тебе не говорила, милорд.
Хелен понимала, что Кенрик устраивает эти ежевечерние допросы с какой-то целью. Но не была уверена с какой именно. Если хочет просто порадоваться жалкому состоянию Тэсс, то тут он от нее ничего не добьется. Если же он ждет намека, что Тэсс уже достаточно настрадалась, в этом случае Хелен ничего скрывать не намерена. Ходить вокруг да около с каждым днем становилось все труднее и труднее, потому что Кенрик требовал на свои вопросы точных ответов. И вот что странно: в первые дни, когда Хелен посетила Тэсс, та выглядела ужасно. Как говорится, краше в гроб кладут. Но потом стала быстро поправляться, набирать вес, и вообще расцвела. А вот Кенрик, наоборот, хирел на глазах. Сейчас он сидел перед ней совершенно изможденный, словно не спал несколько дней, и соответственно столько же не брился. Это о чем-то говорило. Но о чем?
— Она, например, упомянула, что у Фитц Элана не меньше оснований гордиться своим происхождением чем у тебя.
— Вы говорили о Фитц Элане?
— Ну, не то чтобы… просто перебросились парой слов о нашей помолвке. Дай-ка мне вспомнить. Да, она спросила, назначена ли дата нашей свадьбы, а я сказала, что нет. Тогда она сказала, чтобы я спросила у Роджера, когда он хочет назначить нашу свадьбу, а я ответила, что Роджеру вроде бы не к спеху назначать дату, и что, возможно, назову ее сама. Вот и все, милорд.
Кенрик помрачнел еще больше.
— Ну и как Тэсс реагировала на всю эту ерунду? — Она сказала, что это отличная идея.
— Только я что-то не понял насчет гордости. Тэсс считает, что Фитц Элан слишком гордый?
— Совсем не так. Она просто предупредила меня, чтобы я не уязвляла его гордость, чтобы уважала его.
Кенрик помолчал, обдумывая сказанное. Его жена была права. Фитц Элан мог возненавидеть Хелен, если она его унизит. Да, Тэсс в мужской гордости разбирается. В этом надо отдать ей должное. По-видимому, она все-таки рассчитывала, что Кенрик ее простит. И предупреждение, которое она сделала Хелен, означало, наверное, что Тэсс поняла — этого не случится.
Он представил ее, сидящую в своей комнате, бледную, в жалком старом платье.
— Это все, о чем мы сегодня говорили с ней, милорд.
Голос Хелен заметно дрожал. Кенрик знал наверняка, что она лжет. Он не сомневался в этом. Поэтому, слушать ее не стоило. Теребя ладонью подбородок, другой рукой он сделал ей знак удалиться.
В этот день он не пошел ужинать в большой зал. Не стал есть, не стал пить. Он думал о своей жене. Надо было с ней что-то решать, так продолжаться не могло. Он хотел, чтобы она страдала, — она страдает. Он хотел, чтобы она заплатила за свое предательство, — и она спасла ему жизнь. Он хотел, чтобы сознание того, что она никогда его больше не увидит, стало для нее пыткой, но это оказалось пыткой для него самого. Что же дальше? Он хотел, чтобы она пришла к нему, отдала себя ему так, как это было в ночь накануне ее неудавшегося побега. Он хотел слышать слова, которые она еще никогда не произносила. В бессонные ночи, уткнувшись лицом в подушку, он уже десятки раз вспомнил и заново пережил каждый момент той ночи. Что дальше? Он чувствовал, что сходит с ума.
Он откинулся на спинку кресла и открыл сундучок стоящий рядом. Туда он положил вещи, которые она прятала в сумке, там, в кустах у южной стены. Он взял ее зеркальце и всмотрелся в свое отражение.
До чего же мерзкая картина. Неудивительно, что она захотела сбежать. Нет, хватит каждый вечер без толку допрашивать сестру. Надо посмотреть самому. Она, конечно, его не ждет. Хотя неизвестно. Он ведь тогда сказал «может быть».
Он поскреб щеку и осмотрел ее в зеркале. Такое лицо кого хочешь испугает. Он приказал подать горячей воды, достал бритву и начал бриться. Медленно и сосредоточенно. Подумал, во что бы переодеться, и решил, что бриджей и льняной рубахи вполне достаточно. Иначе она решит, что он специально нарядился для визита. Затем он начал обдумывать, о чем будет с ней говорить.
Раньше у них не было недостатка в темах для беседы. А сейчас… Можно, конечно, молчать, но это ничего не даст.
Он придвинул кресло к столу и упер подбородок в ладони, пытаясь придумать какую-нибудь тему, что-нибудь интересное. Может быть, рассказать, как он провел сегодня день? Но какое ей до этого дело. Как какое? Ведь каждая минута этого дня пронизана ею. Даже занимаясь на поле для турниров, он не мог отвлечься. Все время видел Роберто, как он, наклонив копье, мчится на нее.
Кенрик поворошил горячую золу в камине. Было уже поздно. Пожалуй, около полуночи. Наверное, она уже спит. Я-то помню, как крепко она спит. Так что говорить вряд ли придется.
Вдруг на его губах возникла легкая тень улыбки. Он встал из-за стола и вышел из комнаты.
У ее двери несли стражу трое. Дрожащее пламя свечи Саймона и Эварда. Они крепко спали на подстилках в проходе. Бодрствовал Бертран. Он сидел играл сам с собой в кости. Завидев барона, он вскочил готовый разбудить товарищей.
Кенрик приложил к губам палец и быстро покачал головой. Бертран кивнул в знак того, что понял. Кенрик открыл дверь и тихо вошел в темную комнату. Единственным источником света здесь был огонь в камине. В эту ночь луны на небе не было. А он хотел видеть Тэсс.
«Да, спать она не разучилась», — подумал он и подбросил в камин еще несколько поленьев, взяв их из кучи, приготовленной на утро. На дворе уже было довольно тепло, но каменные стены замка еще долго будут хранить зимний холод. Может быть, месяц, а может, и больше. Кенрик пошуровал кочергой угли в камине, оживил их, и вскоре поленья дружно запылали. Затем он неслышно подошел к постели и встал на колени рядом. Она лежала на боку, лицом к огню, подложив ладонь под щеку. Он принялся изучать ее лицо, с жадным вниманием выискивая следы болезни или просто страдания. Но видно было плохо. Он едва ее различал.
Одно из поленьев в камине треснуло и ярко запылало. Лицо Тэсс осветилось золотым сиянием, и у него вдруг перехватило дыхание. Кенрик откинулся назад, испуганный внезапно вспыхнувшим сиянием ее красоты. Он уже начал забывать, насколько она хороша. Он протянул руку и провел пальцем линию вдоль ее щеки. Губы ее задергались, а потом сложились в подобие улыбки. Другой щекой она потерлась о подушку точно так же, как когда-то терлась о его грудь. Кенрик погладил ее еще раз. Она пошевелилась. Он замер, она пробормотала его имя и снова затихла. Он уже забыл, как это божественно — слышать от нее свое имя.
Боясь разбудить ее, он убрал руку, коснувшись перед этим ее обнаженного плеча. Затем наклонился и нежно поцеловал кисть, жадно втягивая ее запах. Она опять потерлась щекой о подушку, пробормотала что-то неразборчивое и придвинулась ближе. Медленно, сантиметр за сантиметром, он просунул под нее сначала одну руку, потом другую, осторожно поднял и уселся с ней на руках посреди постели. Это была пытка, изощренная пытка — держать это теплое, нежное спящее тело. Она доверчиво прикорнула у него на груди, что-то бормоча во сне и устраиваясь поудобнее. Он наклонился и прижал губы к ее лбу, затем окунул лицо в блаженство ее волос, касаясь атласной нежности щек.
За час до рассвета дверь комнаты отворилась, и Кенрик тихо выскользнул наружу. Все трое стражников уже не спали, дожидаясь его. Не обращая на них внимания, он быстро зашагал к себе.
— Я же тебе говорил, что он все равно не выдержит, — сказал Эвард после ухода Кенрика. — Завтра он заберет ее к себе, и все — кончатся наши мучения. Будем спать в собственных постелях и, может быть, с какой-нибудь теплой девахой под боком.
— Посмотрим, — пробормотал Саймон с сомнением. Тэсс пробудилась необычно посвежевшей. Она не отдыхала так уже много недель. В это утро все казалось ей не таким, как прежде, но в чем тут дело, она не понимала, да и понимать не очень хотела. Лежа в постели опершись на локоть, она обнаружила, что коса у нее ночью расплелась. Ну и что? Отбросив одеяло, Тэсс подошла к гардеробу и начала одеваться. И только теперь поняла: тошнота, болезненное неприятное состояние, которое в последнее время сопутствовало каждому ее пробуждению, исчезли. Наконец-то!
Улыбаясь, она отворила дверь. Там, как всегда, были Саймон и Эвард. Оба как-то странно на нее смотрели. С каким-то ожиданием. Как обычно, она пожелала им доброго утра, а потом с аппетитом позавтракала.
— Она ведет себя так, будто ничего не случилось, — прошептал Эвард. — И вроде вовсе не собирает вещи.
Саймон кивнул.
— Возможно, этой ночью он ей ничего еще не пообещал. Наш барон не так-то легко отступает. Ему нужно время, много времени. Его намерения мы узнаем за ужином.
К тому времени, когда Тэсс кончила ужинать, ее стражники сильно приуныли. Они вообще весь день вели себя не как всегда — были непривычно тихи, молчаливы, словно все время чего-то ждали. Тэсс пожала плечами и закрыла за слугами, которые готовили ванну, дверь.
Хелен тоже сегодня была какая-то тихая. В основном они говорили о ее помолвке и о будущей супружеской жизни. Тэсс давно обнаружила, что ее знания некоторых сторон человеческих отношений далеко превосходят то, что знала Хелен. Врожденные способности к врачеванию дали Тэсс возможность очень рано познакомиться со многими вещами, о существовании которых Хелен только подозревала. В Ремингтоне, а позднее в Ленгстоне, Тэсс лечила людей и животных. Не раз ей приходилось принимать и роды. Хелен засыпала ее вопросами.
Уже лежа в постели и прокручивая в памяти разговор с Хелен, она снова вспомнила обстоятельства своего замужества, вспомнила поцелуи и ласки Кенрика. А вспоминать было нельзя, от этого становилось только хуже. Долго ворочалась она с боку на бок, пока наконец не забылась глубоким сном.
Барон появился опять заполночь. Стражники, конечно же, были на ногах. Не отвечая на их приветствия, он скрылся за дверью. Под утро дверь тихо отворилась, и барон, не проронив ни слова, удалился, оставив воинов в полном недоумении.
Утром их снова приветствовала баронесса, и весь день прошел, как обычно. На четвертые сутки Саймона наконец осенило, что леди Тэсс не подозревает о ночных визитах супруга.
— Я заметил, миледи, что вы начали ночью подбрасывать в камин дрова, — обратился он к ней после завтрака. — Сказали бы мне, я бы загодя положил больше дров. Да мне и самому следовало догадаться, ведь ближе к середине ночи становится холоднее. Это мешает вам спать…
— Саймон, о чем ты говоришь? — Тэсс это замечание крайне удивило. — Я ни разу не подкладывала в камин дрова ночью.
— Дело в том, что я всегда готовлю дрова заранее. А их почему-то к утру становится меньше.
— Я уверена, что ты ошибаешься. Тех поленьев, которые ты накладываешь в камин перед сном, вполне достаточно до самого утра.
Саймон кивнул. То, что надо было узнать, он узнал. Леди Тэсс понятия не имеет о том, что барон придумал для себя новое истязание.
Глава 24
По дорогам Англии двигался кортеж королевского посланника. Крестьяне окрестных деревень толпами сбегались к обочине, чтобы не пропустить редкое зрелище. Процессия двигалась в Монтегю. Ее возглавляли два пажа, за ними следовали тридцать воинов в полном вооружении. Каждый держал в руке королевское знамя на длинном древке. Этот герб знали все — три льва, вышитые золотом по малиновому шелку, окаймленному золотой бахромой.
В центре процессии ехал королевский посланник, высокий сухопарый вельможа по имени Винсент де Гиль. Этот посланец короля Эдуарда был бородат и сед. На нем был плащ, соответствующий его рангу, расшитый малиновыми и золотыми нитями, а застежками служили три золотые броши в форме львов. Он не выпускал из рук ларец, в котором помещалось королевское послание — свиток, скрепленный королевской печатью.
О приближении посланника Кенрик узнал за два дня до его прибытия. Весть о таком необычном событии летела впереди него. Кенрик отдал необходимые распоряжения и начал готовиться к поездке ко двору. Вопрос тут был вовсе не только в том, сколько чего с собой брать. Перед Кенриком стояла гораздо более важная проблема. К моменту, когда кортеж посланника въезжал во двор замка, он уже принял решение. Четыре ночи подряд он украдкой пробирался в комнату Тэсс, а теперь знал, что эти ночные приключения придется прекратить. И вообще все закончить.
Посланника проводили в большой зал, где его с глубоким почтением приветствовал Кенрик. После обычного обмена любезностями де Гиль передал ему ларец с королевским посланием.
— Если милорд не возражает, я прочту послание моего короля в одиночестве, — произнес Кенрик, принимая инкрустированный золотом и драгоценными камнями ларец.
— Да, милорд, — отозвался посланник и поклонился.
Кенрик возвратился к себе, расправил на столе пергамент и начал медленно продираться сквозь замысловатую цветистую риторику писца, которому король поручил составить послание. Подлинность документа подтверждала изысканная печать внизу. Кенрик прочитал его дважды. Мак-Ли настаивает на аннулировании брака барона Монтегю с Тэсс Ремингтон. Король предупреждает Кенрика, что, дабы оказать на него давление и вынудить аннулировать этот брак, Мак-Ли использует церковь, потому что раньше Тэсс была обручена с сыном Мак-Ли, Гордоном, и это было совершено с благословения церкви. Если церковь займет непримиримую позицию, ситуация серьезно осложнится. Король предупреждает: надо готовиться к худшему.
Кенрик откинулся на спинку кресла. Ему хотелось посмеяться над иронией судьбы.
Он свернул пергамент, взял его подмышку и прямым ходом направился наверх, к Тэсс. Дверь была полураскрыта, в проходе стояли Саймон и Эвард и о чем-то весело беседовали с Тэсс. В комнате находились также Хелен и Мириам.
— Выйдите все.
Он не произнес больше ничего, но комната мигом опустела. Тэсс и Кенрик остались одни. Она не видела его со дня поединка. За это время он осунулся, темные круги под глазами свидетельствовали о бессонных ночах. Кенрик молча смотрел в окно, лицо его было спокойно, но Тэсс чувствовала, что каждый мускул его напряжен. Что-то случилось, и довольно серьезное. Он сейчас не сердит, а озабочен. Дурное предчувствие неприятным холодом пронзило все ее существо. Она боялась услышать то, что он сейчас будет говорить, боялась узнать, зачем он пришел. И она была права.
— Наш брак был ошибкой, — наконец произнёс он, как бы констатируя факт. — Никому от этого, ни сейчас, ни в будущем никакой пользы не будет. Единственный выход — аннулирование.
О, как страстно и долго жаждала Тэсс услышать эти слова. Она молилась об этом с первых же дней замужества. И вот молитвы ее услышаны. Но почему-то она не почувствовала сейчас ни облегчения, ни радости. Наоборот, сердце сжала острая боль, словно туда вонзили кинжал. На мгновение у нее мелькнула мысль, а почувствовал ли он такую же боль, когда она сказала ему, что хочет расторгнуть их брак. Нет, не сердце его задела она тогда, а гордость.
— Прибыл королевский посланник с предписанием нам не позднее чем через две недели явиться ко двору. — Он посмотрел на пергамент, как будто только что вспомнил о его существовании, и продемонстрировал ей королевскую печать. Затем положил его на мраморную доску над камином. — Ты была права с самого начала. Король предлагает аннулировать наш брак, он тоже считает, что так можно будет бескровно получить Ремингтон. Мак-Ли тоже добивается аннулирования. Но я хочу, чтобы прежде ты предстала перед королем. Ты расскажешь ему, как Мак-Ли издевались над тобой, как ты страдала, и он расторгнет твою помолвку с Гордоном Мак-Ли. И ты сможешь беспрепятственно уйти в монастырь. В поездке ко двору тебя будут сопровождать Хелен и Мириам. Мы отправляемся завтра.
В центре процессии ехал королевский посланник, высокий сухопарый вельможа по имени Винсент де Гиль. Этот посланец короля Эдуарда был бородат и сед. На нем был плащ, соответствующий его рангу, расшитый малиновыми и золотыми нитями, а застежками служили три золотые броши в форме львов. Он не выпускал из рук ларец, в котором помещалось королевское послание — свиток, скрепленный королевской печатью.
О приближении посланника Кенрик узнал за два дня до его прибытия. Весть о таком необычном событии летела впереди него. Кенрик отдал необходимые распоряжения и начал готовиться к поездке ко двору. Вопрос тут был вовсе не только в том, сколько чего с собой брать. Перед Кенриком стояла гораздо более важная проблема. К моменту, когда кортеж посланника въезжал во двор замка, он уже принял решение. Четыре ночи подряд он украдкой пробирался в комнату Тэсс, а теперь знал, что эти ночные приключения придется прекратить. И вообще все закончить.
Посланника проводили в большой зал, где его с глубоким почтением приветствовал Кенрик. После обычного обмена любезностями де Гиль передал ему ларец с королевским посланием.
— Если милорд не возражает, я прочту послание моего короля в одиночестве, — произнес Кенрик, принимая инкрустированный золотом и драгоценными камнями ларец.
— Да, милорд, — отозвался посланник и поклонился.
Кенрик возвратился к себе, расправил на столе пергамент и начал медленно продираться сквозь замысловатую цветистую риторику писца, которому король поручил составить послание. Подлинность документа подтверждала изысканная печать внизу. Кенрик прочитал его дважды. Мак-Ли настаивает на аннулировании брака барона Монтегю с Тэсс Ремингтон. Король предупреждает Кенрика, что, дабы оказать на него давление и вынудить аннулировать этот брак, Мак-Ли использует церковь, потому что раньше Тэсс была обручена с сыном Мак-Ли, Гордоном, и это было совершено с благословения церкви. Если церковь займет непримиримую позицию, ситуация серьезно осложнится. Король предупреждает: надо готовиться к худшему.
Кенрик откинулся на спинку кресла. Ему хотелось посмеяться над иронией судьбы.
Он свернул пергамент, взял его подмышку и прямым ходом направился наверх, к Тэсс. Дверь была полураскрыта, в проходе стояли Саймон и Эвард и о чем-то весело беседовали с Тэсс. В комнате находились также Хелен и Мириам.
— Выйдите все.
Он не произнес больше ничего, но комната мигом опустела. Тэсс и Кенрик остались одни. Она не видела его со дня поединка. За это время он осунулся, темные круги под глазами свидетельствовали о бессонных ночах. Кенрик молча смотрел в окно, лицо его было спокойно, но Тэсс чувствовала, что каждый мускул его напряжен. Что-то случилось, и довольно серьезное. Он сейчас не сердит, а озабочен. Дурное предчувствие неприятным холодом пронзило все ее существо. Она боялась услышать то, что он сейчас будет говорить, боялась узнать, зачем он пришел. И она была права.
— Наш брак был ошибкой, — наконец произнёс он, как бы констатируя факт. — Никому от этого, ни сейчас, ни в будущем никакой пользы не будет. Единственный выход — аннулирование.
О, как страстно и долго жаждала Тэсс услышать эти слова. Она молилась об этом с первых же дней замужества. И вот молитвы ее услышаны. Но почему-то она не почувствовала сейчас ни облегчения, ни радости. Наоборот, сердце сжала острая боль, словно туда вонзили кинжал. На мгновение у нее мелькнула мысль, а почувствовал ли он такую же боль, когда она сказала ему, что хочет расторгнуть их брак. Нет, не сердце его задела она тогда, а гордость.
— Прибыл королевский посланник с предписанием нам не позднее чем через две недели явиться ко двору. — Он посмотрел на пергамент, как будто только что вспомнил о его существовании, и продемонстрировал ей королевскую печать. Затем положил его на мраморную доску над камином. — Ты была права с самого начала. Король предлагает аннулировать наш брак, он тоже считает, что так можно будет бескровно получить Ремингтон. Мак-Ли тоже добивается аннулирования. Но я хочу, чтобы прежде ты предстала перед королем. Ты расскажешь ему, как Мак-Ли издевались над тобой, как ты страдала, и он расторгнет твою помолвку с Гордоном Мак-Ли. И ты сможешь беспрепятственно уйти в монастырь. В поездке ко двору тебя будут сопровождать Хелен и Мириам. Мы отправляемся завтра.