Не сказав больше ни слова и даже не посмотрев на нее, Кенрик покинул комнату. Тэсс стояла не двигаясь, тупо глядя на дверь. До нее никак не доходило, что же все-таки произошло. Значит, он ее отпускает. Она вроде бы победила. Но почему же тогда она не чувствует себя победительницей? Почему ей кажется, что она побеждена?
   Глаза ее бесцельно блуждали по комнате.
   Теперь эта комната больше не была тюрьмой. Ей следовало радоваться. Ее заключение завтра кончалось.
   Но нет, не следовало себя обманывать. Ее страдания — настоящие страдания — только начинались. Кенрик, наверное, со временем ее простит. Ребенок, которого она носит под сердцем, смягчит его. Он еще не знает о ребенке. Это станет заметно только через месяц или два. Если она будет молчать, он так и не узнает, пока брак не будет расторгнут. А если и узнает, это ничего не изменит.
   Тэсс сложила руки на животе, как бы защищая то место, где находилось дитя.
   Конечно, аннулировать брак — самый лучший выход. Она это знала с самого начала. С этим согласен и король. И Кенрик тоже. Итак, ее замужеству пришел конец, Мак-Ли заставят покинуть Ремингтон. Каждый начнет жить своей жизнью, как будто ничего и не было. Да, нет же, было. И свидетельство этого здесь, в ней.
   А что будет потом? Потом она уйдет в монастырь, наверное, в тот, что рядом с Кельским аббатством. Ее дитя родится там. Если это будет девочка, то ее разрешат оставить с матерью, а если мальчик… то… его отправят к отцу сколько бы она ни молилась о девочке, она знала — родится мальчик. И значит, его отберут, и у нее не останется от Кенрика ничего… ничего. А он получит наследника. В Ремингтоне все будет хорошо, люди будут защищены — он позаботится об этом. Пройдут годы, и никто даже не вспомнит жила, ли она вообще на этом свете. Она не увидит, ни как растет ее дитя, ни своего мужа. Вот какую цену она заплатила, чтобы спасти Ремингтон.
   Тэсс встала, уперев руки в бока. Цена очень высока. Очень! А стоит ли ей платить такую цену? Неужели она не заслужила лучшей судьбы? А если Мак-Ли решит не отдавать Ремингтон независимо от того, что скажет церковь? В таком случае все жертвы Тэсс вообще будут напрасными — войны не избежать.
   А если сказать Кенрику о ребенке? Может быть, он изменит свое решение? Может быть, он не захочет, чтобы его сын родился бастардом?
   Тэсс начала возбужденно ходить по комнате. Он может тогда оставить ее при себе. Позволить растить ребенка, по крайней мере первые несколько лет. Возможно, позволит заниматься хозяйством, не сидеть же ей без дела. Да, это много лучше, чем монастырь. Со временем, может быть, Кенрик и простит ее.
   Нет, конечно, он не захочет, чтобы его дитя родилось бастардом. И поэтому будет против аннулирования брака. Но король? Если король Эдуард будет настаивать, сможет ли Кенрик пойти против его воли? И зачем? Только ради ребенка? И ради постылой жены? К тому же этот ребенок, когда вырастет, будет претендовать на Монтегю. А это обострит конфликт с Гаем. Пойдет ли на все это Кенрик?
   Надежды Тэсс начали быстро улетучиваться. И тут в поле ее зрения попал свиток с королевским посланием. Он лежал на каминной доске, там, где его оставил Кенрик. Он так торопился уйти, что забыл его. Да и не нужен теперь ему этот свиток, когда он его уже прочитал. К тому же он и не подозревал, что Тэсс умеет читать.
   Она все же решила посмотреть что там. Первый раздел целиком состоял из приветствий, а во втором речь шла о деле. Родственники Тэсс (имелись в виду Мак-Ли) обвиняли Кенрика в ее похищении и требовали немедленного аннулирования брака. Но что заставило Тэсс удивиться, так это третий раздел. Первое предложение она прочитала три раза.
   «Король будет очень опечален, если брак барона Монтегю будет аннулирован».
   Она внимательно прочла послание до конца и больше нигде упоминания об аннулировании брака не обнаружила. Кенрик ее обманул. Он собирается идти против воли короля. С другой стороны, он мог солгать, будто хочет аннулировать брак, просто чтобы она без возражений приехала с ним к королю. Она решительно встала. Надо узнать правду — чего он добивается. Тэсс свернула пергамент и направилась к двери. Дорогу преградили Саймон и Эвард.
   — Миледи, — взмолился Саймон, взяв ее за руку, — вам запрещено выходить отсюда.
   — Убери руку и отойди. — Голос Тэсс звучал непривычно холодно, даже враждебно.
   — Но вы же знаете, миледи, что я не могу вам позволить!
   — Да, миледи, — вмешался Эвард, — барон лишит нас жизни, если мы позволим вам уйти.
   — Тогда проводите меня к нему. Я должна предупредить его о грозящей опасности. Если мы еще хоть немного задержимся, произойдет непоправимое.
   Саймон недолго колебался.
   — Пошли, Эвард, — хмуро проворчал он. — Мы проводим баронессу к супругу.
   Тэсс шла, и ее мучили сомнения. Наверное, было глупо пытаться вернуть все назад. Это ничего не даст ей, кроме напрасных унижений.
   Но Саймон уже стучал в дверь. Услышав отклик Кенрика, он открыл ее.
   Кенрик сначала увидел Саймона и тут же вскочил, схватившись за меч. Но тот предупреждающе поднял руку.
   — Милорд, с баронессой все в порядке. Но она считает, что вам угрожает опасность. — Саймон посторонился и пропустил Тэсс вперед. — Мы осмелились привести ее к вам.
   — Хорошо, Саймон, выйди и закрой дверь, — произнес Кенрик не сводя глаз с Тэсс.
   Она скользнула взглядом по комнате. Здесь мало что изменилось.
   — Ты забыл вот это, — сказала она, показывая свиток. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы взять его. Тогда она подошла и положила свиток на стол. Кенрик был настроен явно недружелюбно, но Тэсс старалась этого не замечать.
   — Что, опять какое-нибудь видение? — Он вопросительно посмотрел ей в глаза.
   Тэсс покачала головой.
   — Нет, я просто прочитала послание короля.
   — Что ты сделала? — по его тону было ясно, что он этому не верит.
   — Это правда. Отец Беннет научил меня читать. — Тэсс чувствовала, что Кенрик по-прежнему ей не верит. Тогда она взяла свиток и начала читать: — От Эдуарда, короля Англии, наместника Божьего на земле, мудрого в своем милосердии и безжалостного в гневе, слова эти, что записаны точно так, как он сказал их Альфреду Карлису на двадцать четвертый день от…
   Кенрик вырвал у нее свиток и швырнул в огонь.
   — Это послание адресовано не тебе, и нечего было его читать. Ты очень хотела аннулировать наш брак, Тэсс. Ты этого добилась. Я не обманул тебя, Когда говорил об этом. И я уже сказал, что признаю твою правоту и постараюсь убедить в этом и Эдуарда.
   Кенрик резко повернулся и замер. Что ей еще нужно? Она что, хочет, чтобы он бесконечно повторял эти приятные для нее слова?
   На него повеяло запахом цветов. Он закрыл глаза.
   Выносить ее присутствие здесь было выше его сил.
   — Возвращайся к себе, Тэсс. Тебе не следовало сюда приходить.
   — Нет. Свою последнюю ночь в Монтегю я хочу провести в твоей постели.
   Кенрик медленно развернулся, чтобы видеть ее лицо.
   — Что ты затеваешь на этот раз, Тэсс?
   — Если ты действительно желаешь расторжения нашего брака, значит, это последняя ночь, когда мы можем быть вместе. Я хочу использовать эту последнюю ночь, чтобы убедить тебя изменить решение.
   — Но ведь это ты с первого же момента хотела расторгнуть наш брак, — тихо произнес он. — Не хочешь ли ты сказать, что изменила намерения?
   — Да, — еще тише проговорила Тэсс, — я была не права.
   Кенрик покачал головой, отказываясь ей верить. Она кивнула.
   — У меня была уйма времени, чтобы обдумать все, как следует. Я много размышляла о нашем браке и о том, что будет для меня значить его расторжение. Цена очень высока, милорд. Чтобы спасти Ремингтон от кровопролития, я намеревалась принести себя в жертву. Но скорее всего она может оказаться напрасной, ибо Мак-Ли ничего не стоит проигнорировать решение церкви. Для этих людей нет ничего святого. Я перед Богом поклялась уважать супруга и повиноваться ему, но очень плохо выполняла эту клятву. Ремингтон — принадлежит тебе с момента заключения нашего брачного союза. Он останется твоим, даже если наш брак будет аннулирован. Я не хотела признавать тот факт, что там хозяин ты, и тебе виднее, что для Ремингтона полезно, а что вредно. Я хочу остаться твоей женой, милорд. И делаю это по доброй воле.
   В одно мгновение Кенрик оказался рядом с ней и совсем не нежно взял ее за плечи. Тэсс испуганно поежилась, но вырваться из его рук ей все равно бы не удалось.
   — Ты полагаешь, я настолько глуп, что поверю этим сказкам? — Он встряхнул ее. — Чего ты хочешь добиться всем этим, Тэсс? Отвечай. Скажи мне правду, Тэсс, чего ты хочешь?
   — Я хочу остаться с тобой — вот чего я хочу. Даже если это будет означать, что я должна жить наверху и под охраной. Я отказываюсь от Ремингтона — не нужен мне никакой Ремингтон, — за право видеть тебя хотя бы иногда. Вряд ли я этим заслужу твое прощение, но все равно хочу остаться с тобой.
   Он ослабил хватку, а затем и вовсе отпустил ее, оттолкнув шага на два.
   — А я тебя все же недооценил, с твоим умением лгать. Тут ты достигла совершенства.
   — Пожалуйста, — прошептала она, и слезы внезапно хлынули у нее из глаз, — скажи мне, что должна сказать, и я с радостью это скажу. Если я ущемила твою гордость, то возьми сейчас мою. Она мне не нужна без тебя.
   — Очень красивые слова, — прорычал он, стараясь не показать, какое смятение царило в его душе.
   Она сказала ему больше, чем он мог мечтать когда-либо услышать. Но он будет трижды дураком, если поверит ей. Он снова скрестил на груди руки и мрачно посмотрел на Тэсс.
   — Не надо ничего говорить. Если хочешь остаться здесь, оставайся. Я не возражаю. Все равно завтра это никакого значения иметь не будет.
   Это наверняка должно было заставить ее убраться отсюда. Какую бы игру Тэсс ни затевала, свое бесценное тело она просто так не станет дарить, зная, что решения он все равно не изменит. Она хочет, чтобы он поверил, будто она уже не желает аннулировать брак, хотя мечтала об этом все время. Нет, он ей не верил. За этой ее ложью, конечно, скрывается какой-то хитрый план. Сейчас она уйдет к себе наверх и начнет сочинять новую сказку, чтобы добиться того, чего хочет. Сочинит новую ложь, лишь бы терзать его.
   Тэсс начала медленно расстегивать платье.
   — Какого черта! Что ты делаешь? — вырвалось у него. Он глядел на ее руки, а они дрожали, путаясь в кружевах.
   — Я хочу иметь еще одно воспоминание, — произнесла она срывающимся голосом. — Если ты желаешь меня хотя бы немного, я твоя.
   Кенрик схватил ее за руку и притянул к себе.
   — Я же сказал тебе: это ничего не изменит! Зачем же тогда ты это делаешь?
   — Потому что я люблю тебя, — прошептала она, чувствуя, что несчастнее ее на свете женщины нет.
   И это были именно те, единственные СЛОВА. Из всего, что она могла сказать, только они были способны пробить его оборону. Он уже слышал их, и не однажды, разумеется, только в своем воображении, не допуская, что когда-нибудь она воспользуется ими как оружием. Эти слова пронзили его насквозь, словно острейший кинжал. Он медленно притянул ее к себе, пока она не оказалась у него на груди и тело сразу же откликнулось на это прикосновение.
   — Еще! Скажи это еще раз!
   — Я люблю тебя. И даже если будет война и погибнут люди, я все равно буду тебя любить.
   Кенрик настороженно вглядывался в фиалковые глаза, пытаясь разглядеть в них ложь. Но не находил ничего, кроме ее души. Она была видна там, обнаженная, такая же истерзанная, как и его.
   — Да поможет тебе Господь, Тэсс, если ты снова обманываешь меня.
   Его рот смял ее губы, и в этом порыве вырвалось наружу то, что накапливалось внутри него в те бесконечные ночи, что он провел без нее, в те дни, что он провел в предчувствии этих страшных ночей. Руки его охватили ее плечи, бедра, он оторвал ее от пола и прижал к себе так плотно, как это только было возможно. Плотнее прижать было уже нельзя. И она вернула ему поцелуи с такой же болезненной страстью, как и его страсть. Ее руки обвились вокруг его шеи, она вцепилась в его волосы так, что у него навернулись слезы. Ему было все равно. Ведь она его любила.
   Сколько ночей он мечтал, чтобы она вот так пришла к нему. Она уже три раза повторила, что любит его, а он все боялся ее отпустить. Ему казалось, что, едва закончится этот поцелуй, он проснется и окажется, что это всего лишь еще один горячечный сон. Он боялся, что она посмотрит на него сейчас и скажет, что ошиблась, что хотела сказать совсем другое. Ему захотелось еще раз убедиться. Он неохотно оторвался от губ Тэсс, уже намереваясь ее отпустить, но вместо этого зарылся лицом в ее шею, и стал целовать, а сердце его стучало, как молот по наковальне. И он прошептал ей на ухо вопрос, все еще мучивший его.
   — И тебе неважно, что я бастард?
   — Мне это безразлично, — ответила она едва дыша — так сильно он прижимал ее к себе. — Мне даже безразлично, что ты рыцарь, убивший столько людей, что и не сосчитать.
   Она высвободила руку и нежно провела ею по его лицу.
   — Кенрик, я никогда тебе насчет этого не лгала. Говорят, что у бастардов нет души. Это у человека, который растил тебя, нет души. Поэтому он и хотел отобрать твою. Я абсолютно не боюсь слова «бастард». Меня больше страшит прозвище, которое тебе дали.
   Она разгладила хмурые складки на его лице.
   — Но ты не думай… я не осуждаю тебя. Я просто не имею на это права.
   Кенрик слушал, закрыв глаза. Если это и была ложь, то самая чудесная ложь на свете. И логика у Тэсс была самая непостижимая. Он был воином, но благородные женщины сторонились его из-за того, что он бастард. Он был бастардом, но Тэсс пугало то, что он воин. А остальное ей было безразлично.
   — К сожалению, ничего во мне изменить нельзя, — прошептал он. — Когда я иду на битву, то не думаю ни о чем, кроме победы.
   — Я знаю, — прошептала она в ответ, — Но для того, чтобы это понять, мне потребовалось слишком много времени.
   Следующий поцелуй был очень долгим. Кенрик жадно впитывал в себя ее сладость, затем поднял Тэсс и понес к постели. Но не положил, а забрался туда, держа ее на коленях, и устроился в центре, скрестив ноги. Немного подождав, он улыбнулся и начал расплетать ей косу.
   — Разве ты не замечала, что последние четыре дня по утрам твои волосы были распущены?
   Тэсс вопросительно скосила на него глаза.
   — Да, да. Ты спишь, как сурок.
   Он наклонился и поцеловал ее. То есть сделал то, чего не осмеливался сделать все эти последние ночи.

Глава 25

   — Когда ты ела последний раз?
   Желудок Тэсс живо отреагировал на первое же упоминание о пище. Она была голодна, да и время ужина уже наступило. Теперь ее аппетитом управляло дитя. Пришло время сказать об этом Кенрику. В течение часа, не переставая, они занимались любовью, и Тэсс все еще не могла опомниться. Они лежали сейчас на боку, друг против друга, лицом к лицу. Упершись локтем одной руки в подушку, каждый свободной рукой продолжал ласкать другого. Рука Тэсс путешествовала вдоль его бедра, а он — где-то в районе ее грудей, тщательно изучая пальцами их округлости.
   — Я ела только утром, — отозвалась она и застонала, когда Кенрик охватил ее грудь ладонью. — А сейчас я должна тебе сказать еще кое-что.
   Он проделал поцелуями дорожку к ее рту и затем прошептал прямо в уста.
   — Скажи лучше снова, что любишь меня.
   Она повторила, а он через каждое слово ее целовал. Его желание снова и снова слышать признание Тэсс означало, что он чувствует то же самое, хотя этих слов он пока не произносил.
   — Хорошо, хорошо, хорошо, — повторял он, покрывая поцелуями уголки ее губ. — И все же надо пойти узнать насчет ужина. Ночь предстоит трудная, тебе необходимо подкрепиться.
   Тэсс с улыбкой наблюдала, как он, заботливо накрыл ее одеялом и отворил дверь. Там стояли Саймон и Эвард, но не только они. Там был и Фитц Элан.
   — Принеси сюда наш ужин, — приказал Кенрик Эварду осевшим голосом, затем повернулся к Фитц Элану. — Что случилось?
   — Отсутствие у тебя скромности, барон, порой шокирует даже меня. — Фитц Элан округлил глаза. Саймон в это время смотрел в потолок.
   Кенрик сообразил, что вышел к ним совершенно голый. Он только хотел обернуться одеялом, но в последний момент забыл.
   — У меня нет времени ублажать твою чувствительную натуру. Говори, что тебе надо?
   — Я просто хотел узнать, едем ли мы завтра в Лондон, или нет?
   Кенрик почесал подбородок.
   — Нет. Мы едем через три дня. Все равно к сроку успеем.
   — А как насчет посланника? Он соскучился по твоему обществу в большом зале.
   Кенрик приуныл. О королевском посланнике он совсем забыл. Но на эти глупости просто нет времени.
   — Понимаешь, дело в том, что мы с женой утром поели рыбы, а она оказалась тухлая. В общем, отравились, встать с постели не можем. Так и передай де Гилю — и извинись, конечно.
   — Хорошо, милорд, — ответил Фитц Элан, пряча улыбку. Дело в том, что рыбу в Монтегю не подавали уже по крайней мере две недели.
   — Саймон, проследи, чтобы, пока мы больны, нам своевременно приносили пищу. Однако пусть не входят. Пусть только постучат, — я сам возьму поднос. Понял? А ванну… ванну пусть готовят по утрам. И еще… ни при каких обстоятельствах не выпускай мою жену за дверь. Надеюсь, мы поняли друг друга?
   Саймон посмотрел на носки своих сапог.
   — Да, милорд.
   — Вот и отлично.
   Он сделал шаг назад, захлопнул дверь и в два прыжка оказался у постели.
   — Ну, где ты тут прячешься?
   Он стянул с Тэсс одеяло, и восхищенно обласкал взглядом всю ее прелестную фигурку. Затем наклонился и покрыл нежными поцелуями то, чем только что любовался.
   — Пора начать нагуливать аппетит.
   Кенрик опустился на постель и прилег рядом с Тэсс Она взяла его руку в свои и нежно поцеловала. Он придвинулся ближе, этот поцелуй чрезвычайно его взволновал, но она неожиданно отстранилась.
   — Все же я хочу тебе кое-что сказать.
   Кенрик заметил серьезность в ее глазах и понял, что к еде и прочим пустякам это отношения не имеет.
   — Что же ты хочешь сказать? — спросил он тихо.
   Тэсс взяла его руку и прижала к своей груди.
   — Я хочу сказать, что еще до конца этого года ты станешь отцом. Вот что я хочу тебе сказать, милорд.
   Кенрик медленно расплывался в улыбке, пока она не завладела его лицом полностью.
   — И как давно ты об этом знаешь?
   — Несколько дней. Я стала по утрам плохо себя чувствовать. — Значит, ты из-за этого пришла сегодня сюда?
   — Нет! Я даже не знала, как ты воспримешь эту новость. Начнутся сложности с братом. Я вообще ничего не знала, не думала… Ведь ребенок будет наследником и Монтегю и Ремингтона. А как же твое обещание, данное Гаю?
   Он приложил палец к ее губам.
   — Наш ребенок претендовать на Монтегю не будет.
   — Но…
   — При дворе меня ждет наказание. За то, что я похитил тебя и женился без королевского позволения — причем ты была помолвлена с другим, — я буду лишен титула барона Монтегю и всех прав на эти владения.
   Глаза Тэсс от ужаса округлились.
   — Это чудовищно! Ведь жениться тебе приказал сам король! Против твоей воли! И тебя за твою же верность наказывают?
   — Тэсс, все совсем не так, об этом наказании попросил сам.
   — Но почему?..
   Кенрик кивнул, подтверждая мелькнувшую в ее глазах догадку.
   — Да, Тэсс, именно так. Титул должен принадлежать Гаю. Да мне и не нужен этот титул, я никогда к нему не стремился. У меня есть все, что мне нужно — моя армия и… ты. Хотя, когда-нибудь в знак благодарности за прежние заслуги король, возможно, и дарует мне титул, принадлежавший твоему отцу. А вот сын мой, независимо ни от чего, получит этот титул обязательно. То есть он будет выше меня по рангу.
   — Этого я представить себе не могу, — честно призналась Тэсс и добавила: — А я боялась, что ты рассердишься, что я не сказала тебе раньше.
   — Ну конечно, я не в восторге от того, что ты тогда на поле рисковала жизнью. Ведь он уже был там, в тебе. Или ты еще не знала?
   — Тогда еще не знала.
   — Обещай мне впредь таких глупостей не делать. Тэсс зажмурилась и прошептала.
   — Обещаю, милорд.
   — Дай-ка мне посмотреть на тебя, — неожиданно попросил он и внимательно осмотрел ее живот. — А ты уверена в этом, Тэсс? Я что-то никаких изменении не вижу. Правда, может быть, груди стали чуть полнее.
   Тэсс взяла его руку и приложила к животу.
   — Вот здесь, уже по крайней мере два месяца, расцветает твое семя. Пройдет еще немного времени, и всем станет заметно, не только тебе.
   — Да, да, ты права, дорогая. — С этими словами Кенрик стал покрывать поцелуями место, где созревало его семя.
   — Кто-то стучится в дверь, — пробормотала Тэсс.
   — Это принесли ужин. — Кенрик направился к дверям.
   Он вернулся с двумя огромными подносами и поставил их на стол. Кенрика позабавило, с какой жадностью Тэсс набросилась на еду. Он ни разу еще не видел, чтобы она так ела.
   — Тебя что, там не кормили?
   — Но мы же пропустили обед, — ответила она с набитым ртом. — А потом, ведь твое дитя — оно требует пищи.
   Она улыбнулась и погладила свой живот.
   — Я не знаю, в чем мне ехать ко двору, милорд, — сказала Тэсс, когда они покончили с ужином. — Хелен любезно предлагает мне свои платья, может быть…
   — Тебе нет нужды брать платья у моей сестры.
   — К тому же, она выше меня…
   — У меня тоже есть для тебя небольшой сюрприз. Кенрик встал из-за стола и, взяв ее за руку, подвел в одному из сундуков, который всегда был заперт. Вытащил резной ключ из тайника и вставил в замочную скважину.
   — Открывай.
   Тэсс повернула ключ, но тяжелую крышку ей одолеть было не под силу. Помог Кенрик. Первое, что она увидела, был пояс, искусно расшитый золотом, усыпанный аметистами и сапфирами. Кенрик достал пояс, чтобы она увидела его зубчатые края — с каждого зубца на короткой золотой цепочке свешивался сапфир или аметист. А следом пошли ожерелья, браслеты, серьги и диадема с таким избытком драгоценностей, что Тэсс на нее было больно смотреть.
   — А к таким вещицам очень подойдет вот это, — добавил он и достал платье.
   Такого материала ей просто никогда еще не приходилось видеть. Пурпур с черным, сотканный из тончайших ниток так искусно, что цвет его напоминал вечернее небо перед закатом.
   — Ты узнаешь цвета? Аметисты — это цвет твоих глаз, когда ты улыбаешься, сапфиры — когда ты сердита. А платье? — Кенрик заключил ее в свои объятия, губы их соприкоснулись. — Платье цвета твоих глаз, когда ты полна страсти и желания.
   Он завладел ее губами и, целуя, наблюдал за глазами, убеждаясь, что был прав насчет цвета платья. А затем Кенрик забыл о цвете ее глаз. Его внимание полностью поглотил сладостный вкус ее рта. Неожиданно он отпустил Тэсс, и она бы упала, если бы не успела схватиться за крышку сундука. А он дрожащими руками положил платье и диадему на постель и быстро вернулся к сундуку. Ему не терпелось показать ей все подарки.
   — А вот это мои самые любимые, — сказал он, доставая другие украшения и платья. — У тебя будет большой выбор, дорогая. Здесь двенадцать платьев, а к ним украшения, туфли и белье.
   Тэсс молча наблюдала, как он разгружает сундук. Скоро комната стала похожа на выложенную из драгоценных камней радугу: украшения, чулки, туфли, платья всех цветов и оттенков…
   — Помнишь, тебя не пускали в западную башню? Саймон еще говорил, что там содержатся преступники.
   Тэсс кивнула.
   — Так вот, там работали портные и ювелиры. Я вызвал их из Лондона сразу же после нашего прибытия в Монтегю. У них были твои размеры… Но что с тобой? Я хотел удивить тебя, обрадовать, а ты чуть ли не плачешь. Что-нибудь не так? Большую часть драгоценностей и материи я привез из Крестового похода. Остальное — это призы, полученные на турнирах и состязаниях. Если тебе что-то не нравится, можно переделать.
   Тэсс очнулась от оцепенения.
   — Ничего переделывать не нужно. Никогда еще я не видела подобной красоты, милорд. Я чувствую себя недостойной подобного богатства. Как я могу принимать их, не дав тебе фактически ничего? Даже земли мои тебе придется отвоевывать.
   — А ребенок? Разве это — ничто? Нет, это много, очень много. А кроме того… кроме того, эти драгоценности, эти платья…, когда наденешь их ты, они станут еще красивее. Они…
   Он заключил плачущую жену в объятия.
   — В чем дело, дорогая? С тобой все в порядке? Тэсс покачала головой и, уткнувшись лицом в его грудь, прошептала.
   — Ты… я… действительно так тебе нравлюсь?
   — Я люблю тебя, Тэсс.
   Она вскинула голову, чтобы встретиться с ним взглядом. А он, чувствуя, как сжимается горло, продолжал, всматриваясь в огромные фиолетовые озера.
   — Думаю, я полюбил тебя сразу, с того самого момента, как увидел тогда в аббатстве, с дядей. И с каждым днем ты становилась для меня все дороже. Я просто не мог вообразить, как жил без тебя раньше.
   — Мне трудно в это поверить. Ведь я принесла тебе столько неприятностей и хлопот. Из-за меня тебе придется воевать с Мак-Ли. Наверное, ты так говоришь, потому что жалеешь меня.
   — Я не сказал ничего, кроме правды. Еще ни одной женщине я не говорил, что люблю ее. Такими словами не бросаются, дорогая. Слышишь, как бьется мое сердце? Оно твое.