— Слушайте!
— Что там такое? — спросил Лоран с беспокойством.
— Какой-нибудь дикий зверь забежал? — вполголоса предположил Мигель.
— Если бы так, — пожал плечами проводник. — Слушайте, говорю вам.
Вскоре явственно послышался глухой, непрерывный шум, похожий на отдаленные раскаты грома; он приближался с необычайной быстротой.
— Что это значит? — спросил опять Лоран.
— Топот двух лошадей, пущенных во весь опор! Не говорите ни слова и смотрите; если не ошибаюсь, мы узнаем кое-что любопытное.
Все молча стали смотреть в направлении, откуда слышался топот, раздававшийся все ближе и ближе.
Прошло несколько минут, потом затрещали и раздвинулись ветви кустарника, и два всадника вихрем промчались мимо притаившихся авантюристов, скрывшись опять в чаще леса.
— Видели? — спросил проводник.
— Разумеется.
— И узнали?
— Еще бы! Это дон Хесус Ордоньес и дон Пабло Сандоваль.
— Действительно, это они и были, вы не ошиблись.
— Что им понадобилось в Панаме сегодня и почему они так спешат?
— Это мы узнаем сегодня же вечером.
— Но ведь они хотели выехать только завтра!
— Вероятно, дон Хесус ночью вернется на асиенду, у него лучшие лошади во всей колонии — арабской породы, способные на одном дыхании проскакать двадцать миль и даже не вспотеть.
— Странно! — пробормотал Лоран.
— Не правда ли?
— Как бы нам узнать причину?
— Это уж мое дело, — перебил проводник, — мы будем в Панаме за два часа до них.
— Ты в этом уверен?
— Ручаюсь головой! Хорошие ли вы ездоки?
— За себя я отвечаю.
— А ваш товарищ?
— И тот не оплошает.
— Так дело в шляпе! Скорей на лошадей!
— Но ты-то как же?..
— А вот как! — ответил проводник, одним прыжком очутившись за спиной Лорана, который передал ему поводья. — Теперь держитесь, сеньоры, вы попробуете езду, какой век не испытывали, и вдобавок по дорогам, где любое падение — смертельно! Ведь вы хотите быть в Панаме во что бы то ни стало?
— Во что бы то ни стало!.. Но как же лошади?
— Сами увидите, на что они способны. Вы готовы?
— Готовы, — ответили в один голос авантюристы. Проводник тихо свистнул, лошади вздрогнули, точно их пронизал электрический разряд, пригнули уши и разом понеслись с такой стремительностью, что всадники, низко наклонившись вперед, порой задыхались, а временами точно дышали огнем.
Описать эту бешеную скачку нет возможности, дать о ней понятие нельзя никакими словами. Несмотря на преграды, на каждом шагу возникавшие под их ногами, лошади, точно демоны, неслись то через опрокинутые деревья и через рвы, то по крутизне и вдоль оврагов, где едва хватало места, куда им ступать.
Время от времени проводник тихо щелкал языком. При этом знаке благородные животные удваивали свои усилия, и сверхъестественный и стремительный их бег принимал размеры страшного наваждения.
Всадники больше ничего не видели и не слышали; без мыслей, почти без дыхания они все мчались и мчались вперед, как бы увлекаемые вихрем, и деревья, овраги, горы мелькали мимо них с головокружительной быстротой.
Лошади летели, пыша огнем из раздувавшихся ноздрей, великолепные в своей дикой красоте, с развевающимися хвостами и взъерошенной гривой, по временам испуская ржание, никогда не спотыкаясь, не замедляя своего фантастического бега и не выказывая ни малейшего признака усталости.
Сколько длилась эта дьявольская скачка, во время которой всадники сто раз рисковали слететь в овраг или разбиться на дне разверзнутых у их ног пропастей, не мог бы сказать ни один из них; они с трудом давали себе отчет в своем собственном существовании и пассивно, без всякого сознания подчинялись увлекающему их урагану.
Вдруг проводник тихо свистнул.
Лошади остановились как вкопанные.
Остановка произошла так мгновенно и неожиданно, что Мигель перелетел через голову лошади и грохнулся оземь.
— Премного благодарен! — вскричал он, встав на ноги и потирая бок.
— Приехали, — сказал проводник голосом спокойным и ровным, как ни в чем не бывало.
— Уже?! — воскликнул Лоран, осматриваясь вокруг и видя одни столетние деревья окружающего их густого леса.
— Я не жалею об этом, — заметил Мигель, — долго мне не забыть этой маленькой прогулки! Вот черти-то, пропасть их возьми! Дерут со всех ног!
— Теперь вы знаете моих лошадей. Что скажете о них?
— Благородные животные! — вскричал Лоран. — И тени усталости не заметно!
— Они могли бы бежать таким образом еще часа три, если бы понадобилось.
— А дон Хесус со своим спутником?
— Далеко позади нас. Разве вы можете предположить, чтобы их лошади могли сравниться с моими?
— Действительно, всякое сравнение невозможно… Но зачем же нам останавливаться в этом лесу?
— Наше прибытие в Панаму пока должно оставаться тайной, завтра утром мы чинно въедем в город, как подобает честным путешественникам, сегодня же мы изберем другой путь.
— Ты прав; какой же?
— Вот этот.
И проводник разобрал хворост, за которым скрывался вход в пещеру.
— Дон Хесус, — продолжал он, — знает один из потайных ходов, ведущих в его дом, мне же известно много других.
Входите, я введу лошадей и скрою следы нашего прохода: никто не должен подозревать, что существует это подземелье, со временем оно пригодится нам.
— Справедливо, — сказал Лоран и вошел в пещеру, а вслед за ним — Мигель.
Подземелье, должно быть, освещалось искусно сделанными скважинами — в него попадало столько света, что можно было легко продвигаться вперед без малейших опасений.
Проводник ввел лошадей одну за другой, потом тщательно замел все следы на земле и, как и прежде, заложил вход грудой хвороста.
Тропинка в подземелье, усыпанная песком, постепенно вела вниз и была достаточно широкой, чтобы двое могли идти по ней рядом. После двадцати минут ходьбы авантюристы наткнулись на скалу, которой, по-видимому, заканчивалось подземелье.
— Вот, посмотрите, — указал проводник на пружину, искусно скрытую в трещине каменной глыбы.
Он надавил на пружину, и глыба тихо повернулась на своих невидимых шарнирах, потом, когда все прошли, проводник надавил на другую пружину, и скала приняла свое прежнее положение.
Еще две подобные гранитные глыбы встретили они на своем пути.
— Скоро ли мы будем у цели? — спросил Лоран.
— Через четверть часа.
Опять нажав пальцем на некое место в стене, проводник отворил скрытую дверь в конюшню, где совершенно свободно мог поместиться десяток лошадей.
Проводник поставил туда своих лошадей, снял с них сбрую и, засыпав им корму, оставил там.
— Таких конюшен здесь целых пять, — сказал Хосе, — не считая той, которая при доме.
— Эге! Это не вредно знать! — заметил Лоран.
— Со временем я покажу их вам, а теперь пойдемте скорее. Он затворил за собой дверь, и все пошли дальше.
— Теперь мы в вашем саду, — сказал проводник спустя некоторое время.
— Так мы, значит, уже в Панаме? — с любопытством спросил Мигель.
— С добрых четверть часа.
— Превесело расхаживать таким образом инкогнито.
— Ба! Вы еще ничего не видели.
Покатость подземного хода мало-помалу становилась ощутимее. Пройдя еще минут двадцать пять, они очутились перед стеной, которая отворилась перед ними, как отодвигались до этого глыбы гранита.
За стеной начиналась узкая лестница, которая шла спиралью.
— Вот мы и дома, — сказал Хосе, запирая за собой проход. — Эта лестница охватывает весь дом, она ведет во все комнаты, от самых маленьких до самых больших, а также выходит в тайники, которых всего девять, — все они большие и с хорошей вентиляцией, из них можно слышать все, что происходит в открытых комнатах дома, и, кроме того, есть еще ход к службам с таким же точно устройством.
— Какое странное здание! — вскричал Мигель. — Напрасно дон Хесус давал нам ключи, не много же пользы они нам принесли!
— Правда, — сказал проводник, — но они нам послужат, когда мы пожелаем войти в настоящий дом, где мы находимся, — это только его двойник. Пойдемте.
Авантюристы последовали за индейцем, и он ввел их в довольно большую комнату, обставленную хорошей мебелью.
— Расположимся здесь на первое время. Кабинет дона Хесуса рядом, отсюда мы увидим и услышим двух наших приятелей, когда они приедут.
— А нам как быть? — спросил Лоран.
— Мы услышим их, но они нас не услышат.
— Это весьма приятно, — заметил Мигель. — А знаете ли, — вскричал он вдруг, — ведь домовладелец-то оставил вторые ключи у себя!
— Вероятно.
— Будьте спокойны, я потребую их у него, — сказал Лоран.
— Он не станет доводить дело до этого и сам отдаст ключи, — возразил проводник. — И оставил-то он их у себя только потому, что имел намерение приехать сюда сегодня, я полагаю.
— Что же нам теперь делать?
— Ждать и, чтобы скоротать время, поесть. Вероятно, вы проголодались?
— Признаться, от этой дьявольской скачки я совсем отощал, — улыбаясь, согласился Лоран.
— У меня также живот подвело, — подхватил Мигель.
— Через минуту я доставлю вам все, что нужно. Тут в шкафу лежит белье, есть и посуда; накройте пока что стол.
С этими словами он вышел.
— Что ты скажешь обо всем этом, Мигель? — спросил капитан Лоран у своего спутника, как только они остались Наедине.
— Скажу, что все это презабавно, лишь бы дольше продлилось.
— Но продлится ли?
— Вы хотите знать слишком много, любезный Лоран, вам должно быть известно мое правило: пусть все идет своим ходом; подождем и посмотрим, как советует проводник. Впрочем, теперь жаловаться нечего, все удается нам как нельзя лучше, если не ошибаюсь.
— Даже что-то уж чересчур хорошо.
— Вечно у вас все заботы! Забота убьет даже кошку.
— Правда, давай накрывать на стол.
— Это самое лучшее, что можно сделать.
Управившись, они сели к столу и принялись ждать.
Через четверть часа проводник вернулся со всеми припасами для превосходной и обильной трапезы; он не забыл даже напитков.
Возвращение его авантюристы приветствовали радостными возгласами.
ГЛАВА VII. Где доказывается, что иногда полезно подслушивать беседу некоторых особ
— Что там такое? — спросил Лоран с беспокойством.
— Какой-нибудь дикий зверь забежал? — вполголоса предположил Мигель.
— Если бы так, — пожал плечами проводник. — Слушайте, говорю вам.
Вскоре явственно послышался глухой, непрерывный шум, похожий на отдаленные раскаты грома; он приближался с необычайной быстротой.
— Что это значит? — спросил опять Лоран.
— Топот двух лошадей, пущенных во весь опор! Не говорите ни слова и смотрите; если не ошибаюсь, мы узнаем кое-что любопытное.
Все молча стали смотреть в направлении, откуда слышался топот, раздававшийся все ближе и ближе.
Прошло несколько минут, потом затрещали и раздвинулись ветви кустарника, и два всадника вихрем промчались мимо притаившихся авантюристов, скрывшись опять в чаще леса.
— Видели? — спросил проводник.
— Разумеется.
— И узнали?
— Еще бы! Это дон Хесус Ордоньес и дон Пабло Сандоваль.
— Действительно, это они и были, вы не ошиблись.
— Что им понадобилось в Панаме сегодня и почему они так спешат?
— Это мы узнаем сегодня же вечером.
— Но ведь они хотели выехать только завтра!
— Вероятно, дон Хесус ночью вернется на асиенду, у него лучшие лошади во всей колонии — арабской породы, способные на одном дыхании проскакать двадцать миль и даже не вспотеть.
— Странно! — пробормотал Лоран.
— Не правда ли?
— Как бы нам узнать причину?
— Это уж мое дело, — перебил проводник, — мы будем в Панаме за два часа до них.
— Ты в этом уверен?
— Ручаюсь головой! Хорошие ли вы ездоки?
— За себя я отвечаю.
— А ваш товарищ?
— И тот не оплошает.
— Так дело в шляпе! Скорей на лошадей!
— Но ты-то как же?..
— А вот как! — ответил проводник, одним прыжком очутившись за спиной Лорана, который передал ему поводья. — Теперь держитесь, сеньоры, вы попробуете езду, какой век не испытывали, и вдобавок по дорогам, где любое падение — смертельно! Ведь вы хотите быть в Панаме во что бы то ни стало?
— Во что бы то ни стало!.. Но как же лошади?
— Сами увидите, на что они способны. Вы готовы?
— Готовы, — ответили в один голос авантюристы. Проводник тихо свистнул, лошади вздрогнули, точно их пронизал электрический разряд, пригнули уши и разом понеслись с такой стремительностью, что всадники, низко наклонившись вперед, порой задыхались, а временами точно дышали огнем.
Описать эту бешеную скачку нет возможности, дать о ней понятие нельзя никакими словами. Несмотря на преграды, на каждом шагу возникавшие под их ногами, лошади, точно демоны, неслись то через опрокинутые деревья и через рвы, то по крутизне и вдоль оврагов, где едва хватало места, куда им ступать.
Время от времени проводник тихо щелкал языком. При этом знаке благородные животные удваивали свои усилия, и сверхъестественный и стремительный их бег принимал размеры страшного наваждения.
Всадники больше ничего не видели и не слышали; без мыслей, почти без дыхания они все мчались и мчались вперед, как бы увлекаемые вихрем, и деревья, овраги, горы мелькали мимо них с головокружительной быстротой.
Лошади летели, пыша огнем из раздувавшихся ноздрей, великолепные в своей дикой красоте, с развевающимися хвостами и взъерошенной гривой, по временам испуская ржание, никогда не спотыкаясь, не замедляя своего фантастического бега и не выказывая ни малейшего признака усталости.
Сколько длилась эта дьявольская скачка, во время которой всадники сто раз рисковали слететь в овраг или разбиться на дне разверзнутых у их ног пропастей, не мог бы сказать ни один из них; они с трудом давали себе отчет в своем собственном существовании и пассивно, без всякого сознания подчинялись увлекающему их урагану.
Вдруг проводник тихо свистнул.
Лошади остановились как вкопанные.
Остановка произошла так мгновенно и неожиданно, что Мигель перелетел через голову лошади и грохнулся оземь.
— Премного благодарен! — вскричал он, встав на ноги и потирая бок.
— Приехали, — сказал проводник голосом спокойным и ровным, как ни в чем не бывало.
— Уже?! — воскликнул Лоран, осматриваясь вокруг и видя одни столетние деревья окружающего их густого леса.
— Я не жалею об этом, — заметил Мигель, — долго мне не забыть этой маленькой прогулки! Вот черти-то, пропасть их возьми! Дерут со всех ног!
— Теперь вы знаете моих лошадей. Что скажете о них?
— Благородные животные! — вскричал Лоран. — И тени усталости не заметно!
— Они могли бы бежать таким образом еще часа три, если бы понадобилось.
— А дон Хесус со своим спутником?
— Далеко позади нас. Разве вы можете предположить, чтобы их лошади могли сравниться с моими?
— Действительно, всякое сравнение невозможно… Но зачем же нам останавливаться в этом лесу?
— Наше прибытие в Панаму пока должно оставаться тайной, завтра утром мы чинно въедем в город, как подобает честным путешественникам, сегодня же мы изберем другой путь.
— Ты прав; какой же?
— Вот этот.
И проводник разобрал хворост, за которым скрывался вход в пещеру.
— Дон Хесус, — продолжал он, — знает один из потайных ходов, ведущих в его дом, мне же известно много других.
Входите, я введу лошадей и скрою следы нашего прохода: никто не должен подозревать, что существует это подземелье, со временем оно пригодится нам.
— Справедливо, — сказал Лоран и вошел в пещеру, а вслед за ним — Мигель.
Подземелье, должно быть, освещалось искусно сделанными скважинами — в него попадало столько света, что можно было легко продвигаться вперед без малейших опасений.
Проводник ввел лошадей одну за другой, потом тщательно замел все следы на земле и, как и прежде, заложил вход грудой хвороста.
Тропинка в подземелье, усыпанная песком, постепенно вела вниз и была достаточно широкой, чтобы двое могли идти по ней рядом. После двадцати минут ходьбы авантюристы наткнулись на скалу, которой, по-видимому, заканчивалось подземелье.
— Вот, посмотрите, — указал проводник на пружину, искусно скрытую в трещине каменной глыбы.
Он надавил на пружину, и глыба тихо повернулась на своих невидимых шарнирах, потом, когда все прошли, проводник надавил на другую пружину, и скала приняла свое прежнее положение.
Еще две подобные гранитные глыбы встретили они на своем пути.
— Скоро ли мы будем у цели? — спросил Лоран.
— Через четверть часа.
Опять нажав пальцем на некое место в стене, проводник отворил скрытую дверь в конюшню, где совершенно свободно мог поместиться десяток лошадей.
Проводник поставил туда своих лошадей, снял с них сбрую и, засыпав им корму, оставил там.
— Таких конюшен здесь целых пять, — сказал Хосе, — не считая той, которая при доме.
— Эге! Это не вредно знать! — заметил Лоран.
— Со временем я покажу их вам, а теперь пойдемте скорее. Он затворил за собой дверь, и все пошли дальше.
— Теперь мы в вашем саду, — сказал проводник спустя некоторое время.
— Так мы, значит, уже в Панаме? — с любопытством спросил Мигель.
— С добрых четверть часа.
— Превесело расхаживать таким образом инкогнито.
— Ба! Вы еще ничего не видели.
Покатость подземного хода мало-помалу становилась ощутимее. Пройдя еще минут двадцать пять, они очутились перед стеной, которая отворилась перед ними, как отодвигались до этого глыбы гранита.
За стеной начиналась узкая лестница, которая шла спиралью.
— Вот мы и дома, — сказал Хосе, запирая за собой проход. — Эта лестница охватывает весь дом, она ведет во все комнаты, от самых маленьких до самых больших, а также выходит в тайники, которых всего девять, — все они большие и с хорошей вентиляцией, из них можно слышать все, что происходит в открытых комнатах дома, и, кроме того, есть еще ход к службам с таким же точно устройством.
— Какое странное здание! — вскричал Мигель. — Напрасно дон Хесус давал нам ключи, не много же пользы они нам принесли!
— Правда, — сказал проводник, — но они нам послужат, когда мы пожелаем войти в настоящий дом, где мы находимся, — это только его двойник. Пойдемте.
Авантюристы последовали за индейцем, и он ввел их в довольно большую комнату, обставленную хорошей мебелью.
— Расположимся здесь на первое время. Кабинет дона Хесуса рядом, отсюда мы увидим и услышим двух наших приятелей, когда они приедут.
— А нам как быть? — спросил Лоран.
— Мы услышим их, но они нас не услышат.
— Это весьма приятно, — заметил Мигель. — А знаете ли, — вскричал он вдруг, — ведь домовладелец-то оставил вторые ключи у себя!
— Вероятно.
— Будьте спокойны, я потребую их у него, — сказал Лоран.
— Он не станет доводить дело до этого и сам отдаст ключи, — возразил проводник. — И оставил-то он их у себя только потому, что имел намерение приехать сюда сегодня, я полагаю.
— Что же нам теперь делать?
— Ждать и, чтобы скоротать время, поесть. Вероятно, вы проголодались?
— Признаться, от этой дьявольской скачки я совсем отощал, — улыбаясь, согласился Лоран.
— У меня также живот подвело, — подхватил Мигель.
— Через минуту я доставлю вам все, что нужно. Тут в шкафу лежит белье, есть и посуда; накройте пока что стол.
С этими словами он вышел.
— Что ты скажешь обо всем этом, Мигель? — спросил капитан Лоран у своего спутника, как только они остались Наедине.
— Скажу, что все это презабавно, лишь бы дольше продлилось.
— Но продлится ли?
— Вы хотите знать слишком много, любезный Лоран, вам должно быть известно мое правило: пусть все идет своим ходом; подождем и посмотрим, как советует проводник. Впрочем, теперь жаловаться нечего, все удается нам как нельзя лучше, если не ошибаюсь.
— Даже что-то уж чересчур хорошо.
— Вечно у вас все заботы! Забота убьет даже кошку.
— Правда, давай накрывать на стол.
— Это самое лучшее, что можно сделать.
Управившись, они сели к столу и принялись ждать.
Через четверть часа проводник вернулся со всеми припасами для превосходной и обильной трапезы; он не забыл даже напитков.
Возвращение его авантюристы приветствовали радостными возгласами.
ГЛАВА VII. Где доказывается, что иногда полезно подслушивать беседу некоторых особ
Положение капитана Лорана было довольно странно в эту минуту: он снял дом и внес плату за целый год вперед, следовательно, по праву был хозяином Цветочного дома. Между тем он тайком прокрался в него через подземный ход и потайные двери с пружинами, тогда как, напротив, владелец, который не должен был уже входить в дом без разрешения того, кому уступил его, вскоре на виду у всех войдет в него через парадный ход и отопрет внутренние двери оставленными им у себя против всякого законного права вторыми ключами.
Как это часто бывает в жизни, случай все устроил по своей прихоти, и два этих человека невольно поменялись ролями.
Не руководил ли перст Божий всеми событиями, с первого взгляда такими нелогичными?
Как бы то ни было, авантюристы, совершенно не заботясь о будущем, жили только настоящим, усердно отдавая должное добытым Хосе запасам.
В течение всего времени пути индеец был верен, предан и находчив. Буканьеры невольно поддавались чувству, которое влекло их к нему, и, сами того не подозревая, мало-помалу начинали испытывать к нему искреннюю дружбу.
Хосе, однако, со своей стороны, оставался неизменен, он не выходил из своей роли подчиненного, но без раболепства и без заискивания, готовый на все, чтобы услужить, он, тем не менее, не делал никаких попыток более тесно сойтись с флибустьерами и, зная, что нужен, даже необходим, с редким тактом, которым был наделен в высшей степени, заставлял добродушием, простой и заразительной веселостью прощать себе это досадное с точки зрения гордых и щепетильных людей положение зависимости.
На этот раз трапеза длилась долго и сопровождалась забавными рассказами. Авантюристам нечего было торопиться, они убивали время, осушая стакан за стаканом и разговаривая обо всем, что приходило в голову.
Однако к концу ужина разговор принял более серьезный оттенок — в сущности, буканьеры играли в опасную игру и в случае проигрыша могли поплатиться головой; тут было над чем призадуматься.
— Вот мы и в Панаме, благодарение Богу, целые и невредимые! — сказал наконец капитан Лоран.
— Пока нас не повесят, — прибавил Мигель Баск, прихлебывая вино из громадного стакана.
— Ну тебя к черту с такими разговорами! Подумаем лучше о наших делах. Хосе, друг мой, десять человек из наших захвачены в плен этой зеленой рожей — доном Пабло Сандовалем.
— Хотел бы я в отместку захватить его корвет, — заметил Мигель.
— Терпение, брат, дойдет и до этого очередь.
— Надеюсь.
— Ты слышал, что наши товарищи попались в руки испанцев, друг Хосе?
— Слышал, капитан, — ответил проводник. — Здесь никто нас не услышит, и я могу называть вас таким образом.
— Называй как хочешь, любезный друг, лишь бы ты сообщал нам приятные вести, — вмешался Мигель, — и я ведь капитан, черт возьми!
— Знаю; ваша слава настолько велика, что не знать вас нельзя.
— Благодарю. Итак, ты говорил капитану Лорану…
— Что слышал о ваших товарищах, захваченных в плен, и это опечалило меня.
— Надо спасти их! — вскричали в один голос оба авантюриста.
— Об этом-то я и думаю… Здесь все делается за деньги, но дело не шуточное, даже очень опасное, ведь речь идет о Береговых братьях.
— Возможно ли спасти их? — спросил Лоран взволнованно.
— Все возможно, — со значением ответил проводник.
— Так мы сделаем это!
— Но обойдется не дешево.
— Велика беда, был бы успех!
— У вас есть деньги?
Капитан Лоран усмехнулся с пренебрежением.
— Деньги? — повторил он. — Мы с товарищем имеем векселя на первых банкиров в городе на сумму свыше двух миллионов пиастров.
— О-о! Так много!
— Даже больше. Умеешь ты читать?
— Умею, — улыбаясь, ответил проводник. — Вас удивляет, что индеец обучен грамоте?
— Ничто в тебе не удивит меня, любезный друг. Смотри. Капитан достал из кармана бумажник, раскрыл его и разложил перед краснокожим все находившиеся в нем бумаги.
Тот стал рассматривать их с величайшим вниманием.
— Все эти векселя действительны, — сказал он наконец.
— Еще бы!
— Ваши товарищи будут спасены.
— Ты мне ручаешься?
— Ручаюсь.
— Тогда я спокоен! Во сколько нам это обойдется?
— В пятьдесят тысяч пиастров, по меньшей мере.
— Это пустяки. Вот вексель на сто тысяч на фирму Олибарьета.
— Первую и, следовательно, богатейшую в Панаме.
— Завтра же получи деньги и приступай к действиям.
— Не замедлю.
— Какова будет наша роль во всем этом?
— Сам еще не знаю, смотря по обстоятельствам.
— Очень хорошо; итак, это дело решенное.
— Вполне.
— Где мы спрячем их?
— Здесь же.
— Правильно, таким образом они будут у нас под рукой, когда настанет минута действовать.
— Нам нельзя терять времени, — заметил Мигель. — Задача наша не шуточная; двадцать восьмого марта должен быть дан сигнал эскадре, месяц на подготовку наших батарей — этого маловато.
— Но достаточно, если подходить к делу с умом и храбростью, — сказал Лоран.
— Ни в том, ни в другом у вас недостатка не окажется, капитан, — заметил Хосе.
— Но кто же даст сигнал эскадре?
— Я, если хотите, — ответил Хосе.
— Посмотрим, — продолжал Лоран. — Прежде всего надо овладеть асиендой дель-Райо — это сильная позиция.
— И хорошо укрепленная; она неприступна, — прибавил Мигель.
— Есть у тебя там связи, Хосе?
— Очень мало, капитан, ведь я бедный индеец и ничего больше.
— Ну, мне так ты кажешься королем, — весело сказал Мигель, — разумеется, королем без владений.
Индеец улыбнулся, но ничего не ответил.
— Я собираюсь во что бы то ни стало завладеть асиендой, — сказал Лоран, — она будет в моей власти, хотя бы пришлось брать ее приступом.
— Мы примем меры, дружище, когда настанет время; с тех пор как мы попали в эти края, с нами случилось столько удивительных вещей, и в особенности таких полезных для наших целей, что я спрашиваю себя, не откроет ли нам добрая фея двери асиенды, когда мы захотим завладеть ею.
Теперь была очередь капитана Лорана улыбаться, хотя он не счел нужным возражать.
— Что касается меня, — заключил Мигель, — то больше всего я жажду захватить корвет.
— И он будет твоим!
— Вы обещаете?
— Честное слово, до истечения недели.
— Благодарю, — ответил Мигель искренне.
Эти два льва никогда не сомневались друг в друге, обещанное одним было в глазах другого все равно что сделано.
— Скажи, пожалуйста, Хосе, поскольку тебе известен край, не можешь ли ты разыскать некоего Педро Серано? — спросил Лоран.
— Чем он занимается и кто он, капитан?
— Кто? Самый натуральный мошенник, а что делает — право, не знаю. Одно я знаю достоверно — он должен жить в Панаме или в окрестностях.
— Как давно?
— Лет тринадцать или четырнадцать.
— И вам необходимо отыскать его?
— Больше всего на свете. Для него одного я предпринял эту свою отчаянную экспедицию.
— Хорошо, капитан, я отыщу его, хоть бы он скрывался в недрах земли.
— Запомни хорошенько, друг Хосе, что в тот день, когда ты отыщешь мне этого человека… ведь ты знаешь меня, не правда ли?
— Знаю, капитан, очень люблю вас и удивляюсь вам.
— Ну, Хосе, в тот день обратись ко мне с любой, даже самой невозможной просьбой, и — клянусь честью дворянина и Берегового брата! — она будет исполнена.
— Вы не шутите, капитан? — вскричал проводник, и в глазах его сверкнула молния.
— Никогда в жизни не говорил вернее! Вот моя рука, Хосе.
— Решено, капитан, я найду этого человека.
— Сдержи свое слово, а я сдержу свое.
— Вот тебе и моя рука, Хосе, — вмешался Мигель, — раз капитан Лоран берет на себя обязательство, я также беру его. Хотя я понятия не имею, о ком он говорит, это имя для меня ровно ничего не значит, отыщи этого мерзавца и полагайся на меня.
— Благодарю, капитан Мигель, — ответил проводник с волнением, странным для человека, который всегда владел собой.
— Однако как долго не едут наши молодцы, — заметил Лоран, набивая трубку.
— Сейчас шесть часов, капитан, не пройдет и получаса, как они будут здесь. Но позвольте, здесь курить нельзя, запах табака может нас выдать.
— Это правда, ей-Богу! А ведь мне и в голову не пришло. С этими словами Лоран положил трубку на стол.
— Как же мы увидим их? — прибавил он. Проводник выдвинул и убрал во внутренние пазы две-три
тоненькие дощечки.
— Отсюда видна вся комната, где они будут находиться. Щели, которые я открыл, находятся в украшениях потолка и совершенно незаметны снаружи, поглядите.
Капитан наклонился к отверстиям, которые находились почти наравне с его плечом, и стал всматриваться.
Отверстия достаточной величины просверлены были так, чтобы одним взглядом можно было легко охватить всю комнату.
Комната эта, просторная и хорошо, даже роскошно меблированная, была скорее гостиной, чем кабинетом.
Несколько небольших свертков лежало на столе.
— Что это за свертки? — спросил капитан.
— Жемчуг.
— Гм! Должно быть, на громадную сумму!
— Из-за этих-то свертков дон Хесус Ордоньес сюда и скачет.
— Возможно, — с приливом надменности ответил Лоран. — Между тем, стоило ему только потребовать, и я счел бы за долг немедленно возвратить их.
— И вместе с тем вы узнали бы, что дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро занимается контрабандой, чего именно он и хотел избежать.
— Это правдоподобно, но, думаю, здесь кроется еще что-то.
— Об этом мы скоро узнаем, надеюсь.
— Терпение!
— Самое главное сделано, капитан… Э! А вот и наши друзья! Слышите? Минут через десять они будут здесь.
Действительно, со двора донесся сильный шум, слышался звук отпираемых и затворяемых дверей, шаги стали раздаваться все ближе, наконец дверь кабинета растворилась и в нее вошли дон Хесус и дон Пабло в сопровождении третьего лица.
— Так я и знал! Тут кроется что-то еще, — прошептал проводник. — По местам, сеньоры, и ни слова!
Все трое приникли к отверстиям.
У дона Хесуса и дона Пабло одежда была в беспорядке и вся в пыли, как бывает после дальнего переезда верхом.
Сопровождал их высокий старик невзрачного вида, с хитрым лицом и блестящими маленькими бегающими серыми глазками. Он был с ног до головы одет в черное, в шляпе того смешного фасона, который веком позднее, после представления Фигаро, прозвали «доном Базилио».
— Сеньоры, — произнесла эта мрачная личность, — я имел честь получить ваше извещение всего полчаса назад и поспешил явиться на зов. Вероятно, речь идет о чем-то важном.
— И даже очень, сеньор коррехидор16, — ответил капитан Сандоваль. — Прошу садиться, сеньор дон Кристобаль Брибон-и-Москито, нам надо переговорить о серьезном деле.
— Весь к вашим услугам, любезные сеньоры, — ответил, садясь, коррехидор дон Кристобаль Брибон-и-Москито, фамилия которого метко обрисовывала его, если душа соответствовала внешности.17
— Что нового у нас здесь, сеньор дон Кристобаль? — спросил дон Хесус.
— Да немного, сеньор.
— Хорошего?..
— Ровно ничего.
— А дурного?
— Много.
— Черт возьми, как видно, дело дрянь! — вскричал дон Пабло.
Судья благоговейно перекрестился.
— Не поминайте проклятого, любезный капитан, прошу вас, — заметил он с притворным лицемерием, — это приносит несчастье.
— К черту ваши гримасы! — возразил запальчиво капитан. — Я просто выхожу из себя, когда вижу такого старого плута, как вы, вечно бормочущего молитвы.
— Дела делами, капитан, — возразил судья тоном оскорбленного достоинства, — но они не должны мешать мне спасать мою душу!
— Спасать вашу душу! Да будет вам вздор-то молоть, поговорим о деле. Ей-Богу! Мы здесь не для того, чтобы терять время на ваше смешное жеманство, ведь вы даже хуже нас.
— Сохрани меня от этого Господь! — вскричал судья, осенив себя два-три раза крестным знамением и круто переменив тон. — Ведь контрабанда — не преступление!
— Нет, но воровство — грех, да еще величайший из смертных грехов, — грубо перебил его капитан. — Вам, как судье, должно быть хорошо известно — преступление ли кража или нет, — посмеиваясь, заключил он.
— Капитан! — воскликнул с гневом коррехидор. — Да простит мне Бог, что я не в силах дольше владеть собой, но подобные оскорбления…
Ссора была неминуема между грубым моряком и лицемерным чиновником, дон Хосе понял это и вмешался, чтобы положить ей конец.
— Полноте, сеньоры! — вскричал он повелительно. — Что это за речи между друзьями и товарищами? Мы здесь для того, чтобы заниматься нашим делом, и ни для чего другого.
— Правда, дон Хесус, — ответил капитан. — Сеньор коррехидор, я погорячился и прошу у вас извинения.
— Все оскорбительное я слагаю к ногам моего Господа, — ответил злопамятный судья.
— Итак, вы говорили, дон Кристобаль, — продолжал дон Хесус, — что из новостей имеются только дурные.
— И не мелочь — увы, сеньор, не мелочь!
— В каком смысле?
— Нас подозревают! Наше товарищество было выдано правительству.
— Кто изменник?
— Не знаю, но разыщу его. Губернатор призвал меня к себе четыре дня тому назад.
— Ага! Дон Рамон де Ла Крус против нас?
— Самой ожесточенный наш противник.
— Он, видно, не может простить нам барышей последней сделки, которые он считал в своих руках, а мы так искусно увели у него из-под носа, — заметил капитан, посмеиваясь.
— Именно так, он не может перенести своего поражения.
— Я это понимаю, сто тысяч пиастров у собаки под хвостом не валяются, как говорят простолюдины.
Все трое рассмеялись.
— Что же сказал вам губернатор? — продолжал дон Хесус спустя некоторое время.
— Вот его собственные слова: «Сеньор дон Кристобаль Брибон-и-Москито, вы — главный коррехидор в городе; при этом звании долг велит вам не только печься о безопасности жителей, но и соблюдать выгоды казны. Вы же постыдно пренебрегаете своими обязанностями: контрабанда принимает чудовищные размеры. Я подозреваю несколько весьма высокопоставленных лиц в городе; берегитесь, чтобы я не напал на доказательства вашего сообщничества с ними и не потребовал вашего отстранения от должности!» С этими словами он отпустил меня.
— Положение стало опасным. Что же вы сделали, сеньор? Обычно вы изворотливы.
— Увы! — ответил судья своим протяжным и льстивым голосом. — Я понял, что все пропало, если не прибегнуть к решительным мерам. Я велел схватить первых попавшихся презренных индейцев, по моему приказанию им сунули на пятнадцать тысяч пиастров жемчуга в пояс, и таким образом я сам привел их к губернатору.
— Ага! Что же он сделал? Пятнадцать тысяч пиастров — большая сумма.
— Надо было покориться неизбежному, любезный сеньор, я записал их на общий расход общества.
— Гм! Что же дальше?
— Как я ожидал, сеньор, так и случилось: губернатор взял жемчуг и отослал меня, осыпав похвалами и рассыпаясь в извинениях. Таким образом я удостоверился, что подозрения его основаны лишь на одних неопределенных доносах и ни одного имени ему не известно.
Как это часто бывает в жизни, случай все устроил по своей прихоти, и два этих человека невольно поменялись ролями.
Не руководил ли перст Божий всеми событиями, с первого взгляда такими нелогичными?
Как бы то ни было, авантюристы, совершенно не заботясь о будущем, жили только настоящим, усердно отдавая должное добытым Хосе запасам.
В течение всего времени пути индеец был верен, предан и находчив. Буканьеры невольно поддавались чувству, которое влекло их к нему, и, сами того не подозревая, мало-помалу начинали испытывать к нему искреннюю дружбу.
Хосе, однако, со своей стороны, оставался неизменен, он не выходил из своей роли подчиненного, но без раболепства и без заискивания, готовый на все, чтобы услужить, он, тем не менее, не делал никаких попыток более тесно сойтись с флибустьерами и, зная, что нужен, даже необходим, с редким тактом, которым был наделен в высшей степени, заставлял добродушием, простой и заразительной веселостью прощать себе это досадное с точки зрения гордых и щепетильных людей положение зависимости.
На этот раз трапеза длилась долго и сопровождалась забавными рассказами. Авантюристам нечего было торопиться, они убивали время, осушая стакан за стаканом и разговаривая обо всем, что приходило в голову.
Однако к концу ужина разговор принял более серьезный оттенок — в сущности, буканьеры играли в опасную игру и в случае проигрыша могли поплатиться головой; тут было над чем призадуматься.
— Вот мы и в Панаме, благодарение Богу, целые и невредимые! — сказал наконец капитан Лоран.
— Пока нас не повесят, — прибавил Мигель Баск, прихлебывая вино из громадного стакана.
— Ну тебя к черту с такими разговорами! Подумаем лучше о наших делах. Хосе, друг мой, десять человек из наших захвачены в плен этой зеленой рожей — доном Пабло Сандовалем.
— Хотел бы я в отместку захватить его корвет, — заметил Мигель.
— Терпение, брат, дойдет и до этого очередь.
— Надеюсь.
— Ты слышал, что наши товарищи попались в руки испанцев, друг Хосе?
— Слышал, капитан, — ответил проводник. — Здесь никто нас не услышит, и я могу называть вас таким образом.
— Называй как хочешь, любезный друг, лишь бы ты сообщал нам приятные вести, — вмешался Мигель, — и я ведь капитан, черт возьми!
— Знаю; ваша слава настолько велика, что не знать вас нельзя.
— Благодарю. Итак, ты говорил капитану Лорану…
— Что слышал о ваших товарищах, захваченных в плен, и это опечалило меня.
— Надо спасти их! — вскричали в один голос оба авантюриста.
— Об этом-то я и думаю… Здесь все делается за деньги, но дело не шуточное, даже очень опасное, ведь речь идет о Береговых братьях.
— Возможно ли спасти их? — спросил Лоран взволнованно.
— Все возможно, — со значением ответил проводник.
— Так мы сделаем это!
— Но обойдется не дешево.
— Велика беда, был бы успех!
— У вас есть деньги?
Капитан Лоран усмехнулся с пренебрежением.
— Деньги? — повторил он. — Мы с товарищем имеем векселя на первых банкиров в городе на сумму свыше двух миллионов пиастров.
— О-о! Так много!
— Даже больше. Умеешь ты читать?
— Умею, — улыбаясь, ответил проводник. — Вас удивляет, что индеец обучен грамоте?
— Ничто в тебе не удивит меня, любезный друг. Смотри. Капитан достал из кармана бумажник, раскрыл его и разложил перед краснокожим все находившиеся в нем бумаги.
Тот стал рассматривать их с величайшим вниманием.
— Все эти векселя действительны, — сказал он наконец.
— Еще бы!
— Ваши товарищи будут спасены.
— Ты мне ручаешься?
— Ручаюсь.
— Тогда я спокоен! Во сколько нам это обойдется?
— В пятьдесят тысяч пиастров, по меньшей мере.
— Это пустяки. Вот вексель на сто тысяч на фирму Олибарьета.
— Первую и, следовательно, богатейшую в Панаме.
— Завтра же получи деньги и приступай к действиям.
— Не замедлю.
— Какова будет наша роль во всем этом?
— Сам еще не знаю, смотря по обстоятельствам.
— Очень хорошо; итак, это дело решенное.
— Вполне.
— Где мы спрячем их?
— Здесь же.
— Правильно, таким образом они будут у нас под рукой, когда настанет минута действовать.
— Нам нельзя терять времени, — заметил Мигель. — Задача наша не шуточная; двадцать восьмого марта должен быть дан сигнал эскадре, месяц на подготовку наших батарей — этого маловато.
— Но достаточно, если подходить к делу с умом и храбростью, — сказал Лоран.
— Ни в том, ни в другом у вас недостатка не окажется, капитан, — заметил Хосе.
— Но кто же даст сигнал эскадре?
— Я, если хотите, — ответил Хосе.
— Посмотрим, — продолжал Лоран. — Прежде всего надо овладеть асиендой дель-Райо — это сильная позиция.
— И хорошо укрепленная; она неприступна, — прибавил Мигель.
— Есть у тебя там связи, Хосе?
— Очень мало, капитан, ведь я бедный индеец и ничего больше.
— Ну, мне так ты кажешься королем, — весело сказал Мигель, — разумеется, королем без владений.
Индеец улыбнулся, но ничего не ответил.
— Я собираюсь во что бы то ни стало завладеть асиендой, — сказал Лоран, — она будет в моей власти, хотя бы пришлось брать ее приступом.
— Мы примем меры, дружище, когда настанет время; с тех пор как мы попали в эти края, с нами случилось столько удивительных вещей, и в особенности таких полезных для наших целей, что я спрашиваю себя, не откроет ли нам добрая фея двери асиенды, когда мы захотим завладеть ею.
Теперь была очередь капитана Лорана улыбаться, хотя он не счел нужным возражать.
— Что касается меня, — заключил Мигель, — то больше всего я жажду захватить корвет.
— И он будет твоим!
— Вы обещаете?
— Честное слово, до истечения недели.
— Благодарю, — ответил Мигель искренне.
Эти два льва никогда не сомневались друг в друге, обещанное одним было в глазах другого все равно что сделано.
— Скажи, пожалуйста, Хосе, поскольку тебе известен край, не можешь ли ты разыскать некоего Педро Серано? — спросил Лоран.
— Чем он занимается и кто он, капитан?
— Кто? Самый натуральный мошенник, а что делает — право, не знаю. Одно я знаю достоверно — он должен жить в Панаме или в окрестностях.
— Как давно?
— Лет тринадцать или четырнадцать.
— И вам необходимо отыскать его?
— Больше всего на свете. Для него одного я предпринял эту свою отчаянную экспедицию.
— Хорошо, капитан, я отыщу его, хоть бы он скрывался в недрах земли.
— Запомни хорошенько, друг Хосе, что в тот день, когда ты отыщешь мне этого человека… ведь ты знаешь меня, не правда ли?
— Знаю, капитан, очень люблю вас и удивляюсь вам.
— Ну, Хосе, в тот день обратись ко мне с любой, даже самой невозможной просьбой, и — клянусь честью дворянина и Берегового брата! — она будет исполнена.
— Вы не шутите, капитан? — вскричал проводник, и в глазах его сверкнула молния.
— Никогда в жизни не говорил вернее! Вот моя рука, Хосе.
— Решено, капитан, я найду этого человека.
— Сдержи свое слово, а я сдержу свое.
— Вот тебе и моя рука, Хосе, — вмешался Мигель, — раз капитан Лоран берет на себя обязательство, я также беру его. Хотя я понятия не имею, о ком он говорит, это имя для меня ровно ничего не значит, отыщи этого мерзавца и полагайся на меня.
— Благодарю, капитан Мигель, — ответил проводник с волнением, странным для человека, который всегда владел собой.
— Однако как долго не едут наши молодцы, — заметил Лоран, набивая трубку.
— Сейчас шесть часов, капитан, не пройдет и получаса, как они будут здесь. Но позвольте, здесь курить нельзя, запах табака может нас выдать.
— Это правда, ей-Богу! А ведь мне и в голову не пришло. С этими словами Лоран положил трубку на стол.
— Как же мы увидим их? — прибавил он. Проводник выдвинул и убрал во внутренние пазы две-три
тоненькие дощечки.
— Отсюда видна вся комната, где они будут находиться. Щели, которые я открыл, находятся в украшениях потолка и совершенно незаметны снаружи, поглядите.
Капитан наклонился к отверстиям, которые находились почти наравне с его плечом, и стал всматриваться.
Отверстия достаточной величины просверлены были так, чтобы одним взглядом можно было легко охватить всю комнату.
Комната эта, просторная и хорошо, даже роскошно меблированная, была скорее гостиной, чем кабинетом.
Несколько небольших свертков лежало на столе.
— Что это за свертки? — спросил капитан.
— Жемчуг.
— Гм! Должно быть, на громадную сумму!
— Из-за этих-то свертков дон Хесус Ордоньес сюда и скачет.
— Возможно, — с приливом надменности ответил Лоран. — Между тем, стоило ему только потребовать, и я счел бы за долг немедленно возвратить их.
— И вместе с тем вы узнали бы, что дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро занимается контрабандой, чего именно он и хотел избежать.
— Это правдоподобно, но, думаю, здесь кроется еще что-то.
— Об этом мы скоро узнаем, надеюсь.
— Терпение!
— Самое главное сделано, капитан… Э! А вот и наши друзья! Слышите? Минут через десять они будут здесь.
Действительно, со двора донесся сильный шум, слышался звук отпираемых и затворяемых дверей, шаги стали раздаваться все ближе, наконец дверь кабинета растворилась и в нее вошли дон Хесус и дон Пабло в сопровождении третьего лица.
— Так я и знал! Тут кроется что-то еще, — прошептал проводник. — По местам, сеньоры, и ни слова!
Все трое приникли к отверстиям.
У дона Хесуса и дона Пабло одежда была в беспорядке и вся в пыли, как бывает после дальнего переезда верхом.
Сопровождал их высокий старик невзрачного вида, с хитрым лицом и блестящими маленькими бегающими серыми глазками. Он был с ног до головы одет в черное, в шляпе того смешного фасона, который веком позднее, после представления Фигаро, прозвали «доном Базилио».
— Сеньоры, — произнесла эта мрачная личность, — я имел честь получить ваше извещение всего полчаса назад и поспешил явиться на зов. Вероятно, речь идет о чем-то важном.
— И даже очень, сеньор коррехидор16, — ответил капитан Сандоваль. — Прошу садиться, сеньор дон Кристобаль Брибон-и-Москито, нам надо переговорить о серьезном деле.
— Весь к вашим услугам, любезные сеньоры, — ответил, садясь, коррехидор дон Кристобаль Брибон-и-Москито, фамилия которого метко обрисовывала его, если душа соответствовала внешности.17
— Что нового у нас здесь, сеньор дон Кристобаль? — спросил дон Хесус.
— Да немного, сеньор.
— Хорошего?..
— Ровно ничего.
— А дурного?
— Много.
— Черт возьми, как видно, дело дрянь! — вскричал дон Пабло.
Судья благоговейно перекрестился.
— Не поминайте проклятого, любезный капитан, прошу вас, — заметил он с притворным лицемерием, — это приносит несчастье.
— К черту ваши гримасы! — возразил запальчиво капитан. — Я просто выхожу из себя, когда вижу такого старого плута, как вы, вечно бормочущего молитвы.
— Дела делами, капитан, — возразил судья тоном оскорбленного достоинства, — но они не должны мешать мне спасать мою душу!
— Спасать вашу душу! Да будет вам вздор-то молоть, поговорим о деле. Ей-Богу! Мы здесь не для того, чтобы терять время на ваше смешное жеманство, ведь вы даже хуже нас.
— Сохрани меня от этого Господь! — вскричал судья, осенив себя два-три раза крестным знамением и круто переменив тон. — Ведь контрабанда — не преступление!
— Нет, но воровство — грех, да еще величайший из смертных грехов, — грубо перебил его капитан. — Вам, как судье, должно быть хорошо известно — преступление ли кража или нет, — посмеиваясь, заключил он.
— Капитан! — воскликнул с гневом коррехидор. — Да простит мне Бог, что я не в силах дольше владеть собой, но подобные оскорбления…
Ссора была неминуема между грубым моряком и лицемерным чиновником, дон Хосе понял это и вмешался, чтобы положить ей конец.
— Полноте, сеньоры! — вскричал он повелительно. — Что это за речи между друзьями и товарищами? Мы здесь для того, чтобы заниматься нашим делом, и ни для чего другого.
— Правда, дон Хесус, — ответил капитан. — Сеньор коррехидор, я погорячился и прошу у вас извинения.
— Все оскорбительное я слагаю к ногам моего Господа, — ответил злопамятный судья.
— Итак, вы говорили, дон Кристобаль, — продолжал дон Хесус, — что из новостей имеются только дурные.
— И не мелочь — увы, сеньор, не мелочь!
— В каком смысле?
— Нас подозревают! Наше товарищество было выдано правительству.
— Кто изменник?
— Не знаю, но разыщу его. Губернатор призвал меня к себе четыре дня тому назад.
— Ага! Дон Рамон де Ла Крус против нас?
— Самой ожесточенный наш противник.
— Он, видно, не может простить нам барышей последней сделки, которые он считал в своих руках, а мы так искусно увели у него из-под носа, — заметил капитан, посмеиваясь.
— Именно так, он не может перенести своего поражения.
— Я это понимаю, сто тысяч пиастров у собаки под хвостом не валяются, как говорят простолюдины.
Все трое рассмеялись.
— Что же сказал вам губернатор? — продолжал дон Хесус спустя некоторое время.
— Вот его собственные слова: «Сеньор дон Кристобаль Брибон-и-Москито, вы — главный коррехидор в городе; при этом звании долг велит вам не только печься о безопасности жителей, но и соблюдать выгоды казны. Вы же постыдно пренебрегаете своими обязанностями: контрабанда принимает чудовищные размеры. Я подозреваю несколько весьма высокопоставленных лиц в городе; берегитесь, чтобы я не напал на доказательства вашего сообщничества с ними и не потребовал вашего отстранения от должности!» С этими словами он отпустил меня.
— Положение стало опасным. Что же вы сделали, сеньор? Обычно вы изворотливы.
— Увы! — ответил судья своим протяжным и льстивым голосом. — Я понял, что все пропало, если не прибегнуть к решительным мерам. Я велел схватить первых попавшихся презренных индейцев, по моему приказанию им сунули на пятнадцать тысяч пиастров жемчуга в пояс, и таким образом я сам привел их к губернатору.
— Ага! Что же он сделал? Пятнадцать тысяч пиастров — большая сумма.
— Надо было покориться неизбежному, любезный сеньор, я записал их на общий расход общества.
— Гм! Что же дальше?
— Как я ожидал, сеньор, так и случилось: губернатор взял жемчуг и отослал меня, осыпав похвалами и рассыпаясь в извинениях. Таким образом я удостоверился, что подозрения его основаны лишь на одних неопределенных доносах и ни одного имени ему не известно.