Емцев Михаил. Море Дирака

   - Эти деньги получены из банков разных городов Союза, куда они попали в основном через торговую сеть. Не исключено, что какая-то часть таких фальшивок до сих пор находится в обращении. Следственные органы недавно направили их к нам на экспертизу.
   - Они совсем как настоящие, - сказал Черныш, пощупав хрустящие бумажки.
   - Это самые странные фальшивки, какие попадались мне за всю мою практику, - сказал Гладунов. - Они идеально сработаны. Как правило, фальшивомонетчикам не удаются некоторые детали узора, отсутствуют водяные знаки, бумага не та или еще что-нибудь. Здесь же все в полном порядке. За исключением номера. На сотню бумажек шлепнуть один и тот же номер! Очевидная глупость, ведь номер-то сделать проще пареной репы.
   - Запад? - спросил Черныш.
   - Вряд ли. Там тоньше работают. И номер и серия были бы подобраны, правильно. Здесь что-то другое. Надо разобраться. Это дело поручается вам; конечно, не одному вам, но все же основную работу выполнять будете вы.
   Черныш согласно кивнул.
   - Ну и отлично, приступайте. В деталях вам поможет разобраться Захаров.
   Гладунов пожал Чернышу руку и величественно удалился.
   - Ну как старикан? Не придирается? - спросил Захаров.
   - Он неплохой.
   - Кто говорит? Конечно, славный. Но не без чудинки. А?
   - Может быть... Ну ладно, расскажи, что ты делал с деньгами?
   - Как положено, все анализы и полная экспертиза.
   - Ну и что?
   - А ничего. Деньги настоящие.
   - Как настоящие? - Черныш сделал ударение на слове "как".
   - Да какой черт "как"! Если б не номер, они бы считались подлинными.
   - Давай документацию.
   Прочитав заключение Захарова, Черныш удивленно уставился на него.
   - Ты что? - наконец произнес он.
   - А? - с отсутствующим видом отозвался Захаров.
   - Послушай, ты в уме? Что ты пишешь? Билеты достоинством в пятьдесят рублей, изготовлены на бумаге, применяемой для производства билетов Государственного банка СССР. Состав краски... Посредством обычного технологического процесса, принятого на предприятии "Гознак"...
   - А что я, по-твоему, должен делать?! - взорвался Захаров. - Врать? Изобретать? Искать невидимок? Я уверен, что они напечатаны на "Гознаке"... Ведь все совпадает: состав, краска!
   Черныш не знал, что возразить.
   - Успокойся, - сказал он, помедлив.
   - А мне нечего волноваться, - отрезал Захаров. - Я свое мнение высказал. Поэтому Гладунов тебя сюда и привел. Для вторичного контроля. Он уже не верит в мою объективность и с "Гознаком" не хочет связываться.
   Черныш улыбнулся.
   - Ладно, капитан, не волнуйся, - сказал он, - будет и у тебя попутный ветер.
   - Не нужны мне твои утешения, - сказал Захаров. - Смотри сам не набей себе шишек на этом деле.
   С этого дня у Черныша началась жизнь настоящего исследователя. Он заново повторил все анализы. Все было взято на вооружение: химия, полиграфические характеристики, электронная микроскопия, рентген и даже анализ изотопного состава.
   К Алексею Степановичу ходить было некогда. Все время отнимала беготня по лабораториям. Приходилось много разговаривать, убеждать, добиваться, просить, протестовать. Жизнь была что надо. Без отдыха и срока.
   Через несколько дней пришли результаты анализов. Черныш засел за проверку. Но хорошее настроение исчезло. Им овладело предчувствие неминуемого поражения. Так и вышло. Данные в точности подтверждали вывод Захарова: деньги изготовлены фабрикой "Гознак".
   Черныш вновь и вновь сопоставлял анализы. Все то же. И никуда от этого не уйдешь. Все словно сговорились во что бы то ни стало подтвердить нелепую, невозможную версию о государственном предприятии, производящем фальшивки.
   Все приходит в свой черед. Обязательно приходит. Неминуемо. Вот и Черныш познает всю горечь неудачи. Не такая уж она победная, эта профессия исследователя-криминалиста. Вечерние бдения, тысячекратное пересматривание знакомых материалов, проверка проверенного, нудное, кропотливое копание в мелочах, когда уже заранее известно, что ничего не выйдет. Появляется ощущение особого постоянного отупения, которое можно снять только чашкой горячего кофе или долгим, глубоким сном. Домой теперь Черныш возвращался поздно, когда тетя Наташа и дядя Максим уже сладко похрапывали в своей комнате.
   В коридоре горела потемневшая от пыли сорокаваттная лампочка, зажженная специально для него. Черныш осторожно, на цыпочках пробрался к вешалке, разделся, затем прошел на кухню. На пластмассовом столике, покрытом желтой в голубых яблоках клеенкой, его дожидался еще теплый кофе, черный хлеб, молоко и мед в стеклянном бочонке.
   Черныш ел, пил и думал. Запах пчелиного меда смешивался с ароматом болгарской сигареты "Джебел", мысли становились спокойнее, упорядоченное. Они уже не налезали друг на друга, ими можно было управлять.
   Черныш отодвинул посуду на край столика и положил перед собой маленькую книжечку в глянцевитом переплете. На ней через все поле протянулись немецкие слова, а за ними темно-зеленое худущее лицо узника, перечеркнутое линиями колючей проволоки.
   Книжка попала к нему совершенно неожиданно. Третьего дня он зашел к Алексею Степановичу. Библиотекарь, как всегда, встретил его очень приветливо и пригласил к себе за перегородочку.
   Черныш подумал-подумал, да и рассказал библиотекарю о своих неудачах.
   - Самое неприятное, что это первое мое дело. Очень хотелось бы оправдать доверие Гладунова, но никак не могу отыскать концов. Мне непонятно, за что здесь следует ухватиться.
   - Да, так, как правило, и бывает. Хочешь, но... - задумчиво сказал Яриков. - Такая уж это работа. Нужно терпение, дорогой Гришенька. Вы своего добьетесь.
   Он помолчал немного, потом добавил:
   - Жаль, конечно, что это задание отвлекает вас от высоких теоретических исследований. Но что ж, это случается почти со всеми, всегда находятся серьезные практические задачи, которые нужно...
   Яриков не окончил мысли и вдруг сказал:
   - Слушайте, Гриша, давайте по вашему делу запросим "Анну"?
   - Зачем? - удивился Черныш. - Я пересмотрел всю литературу, начиная от Адама, ей-богу, это мне мало помогло.
   - Э-э, не говорите так, - покачал головой Яриков. - Вы смотрели только материалы, имеющие отношение к подделке денежных знаков. Для диссертации этого, может быть, и достаточно, но для дела мало. Многое выпало из вашего поля зрения; например, особенности технологии или распространения фальшивок. Наша "Анна" обладает не только фактической памятью, но и ассоциативной. Она умеет сопоставлять и может выдать справку по любому мало-мальски интересному признаку. Есть у вас такой вопрос к "Анне"?
   - Как же, - оживился Черныш, - вот хотя бы история с одинаковым номером на всех бумажках. Я нигде не встречал ничего подобного. Начиная еще с 1808 года, когда император Наполеон выпустил первые фальшивые ассигнации в двадцать пять и пятьдесят рублей. Запросите-ка вашу "Анну". Может, что и узнаем.
   Через несколько дней ответ был получен. Это было название немецкой книги. Машина дала русский перевод. "Стена". Воспоминания немецкого антифашиста Августа Карстнера. "Анна" сообщила, что книга имеется только в Ленинградской библиотеке имени Салтыкова-Щедрина.
   Черныш пожал плечами.
   - Ну и что? - спросил он. - При чем тут антифашист Карстнер?
   Яриков смутился.
   - Да, это что-то... Если б еще дело шло о старых деньгах, а тут ведь две реформы... Может быть, она и ошиблась. Но вы все же посмотрите книжицу. Я выпишу ее для вас по межбиблиотечному абонементу.
   Вот и лежит перед Чернышом эта самая немецкая книга с красными, кровавыми буквами на тающем лице узника нацистских лагерей. Он вооружился немецко-русским словарем и погрузился в незнакомый текст.
   А спать-то хочется. Как-никак с утра на ногах. Минут через тридцать он все-таки отбросил книгу.
   - Нет, все это чепуха, - пробормотал он. - "Анна" ошиблась, книга не имеет никакого отношения к проблеме фальшивых денег. Нужно идти спать.
   Может, оно и не чепуха, конечно... Но глаза уж больно слипались.
   На другой день у него состоялся разговор с Гладуновым. Тот некоторое время расспрашивал Черныша, затем махнул рукой.
   - Ладно, придется, очевидно, порекомендовать направить следователя на "Гознак" - пусть он их малость пощекочет.
   - Я хотел говорить с главным инженером, - сказал Черныш.
   - И не думайте, - сердито отрезал Гладунов. - Всегда помните, что вы не следователь, а эксперт, и только. Мы научные работники... Мы помогаем следствию, но не ведем его. Пока все вы свободны.
   Черныш возвратился к себе. Он работал теперь в одной комнате с Захаровым. Тот и ехидничал и посмеивался, но в общем сочувствовал.
   Теперь на столе Черныша возвышался мощный бинокулярный микроскоп. Его приволок Захаров.
   - Смотри сам, - сказал он, ловя солнце круглым вогнутым зеркальцем.
   Черныш благодарно кивнул головой.
   Что толку смотреть? Ведь ясно как божий день, что ничего не ясно. И все же он еще раз положил пятидесятирублевую бумажку и принялся рассматривать ее в отраженном свете.
   Просмотрев штук десять, он в изнеможении откинулся на спинку стула.
   - Одно и то же, одно и то же...
   Внезапно Чернышу пришла странная мысль. А почему, собственно, одно и то же? Почему они так удивительно одинаковы? Так похожи друг на друга, что их нельзя отличить? У них не только общий номер, у них все общее, даже случайные дефекты. Это деньги-близнецы!
   Еще не додумав свою мысль, Черныш бросился ее проверять.
   Внешне, на глаз, все бумажки отличаются друг от друга. Многие сильно измяты и потерты, некоторые выглядят как новенькие. Но микроструктура одинакова. На всех бумажках тот же правильный узор, то же распределение цвета и расположение водяных знаков. Даже у подлинных банкнотов нет такого поразительного единообразия.
   И вот, наконец. Черныш нашел дефект. На полупрозрачном силуэте нижняя линия слегка размыта, она как бы сдвоена. Черныш проверил все бумажки и везде видел эту сдвоенную линию. На водяных знаках такое случается. Но чтобы на всех одно и то же...
   - Захарыч, дай пятьдесят рублей.
   - Ты что, с ума сошел? Где я тебе возьму? Вот рубль, хочешь - бери.
   - Иди ты!..
   Чернышу пришлось обегать почти всех сотрудников, прежде чем он раздобыл нужную сумму. Ее удалось обменять в кассе института на одну бумажку. Конечно, он мог бы взять контрольный образец. Он брал его уже раз десять. Но нет, ему нужна случайная бумажка! Авось выйдет.
   Он сверил настоящий и фальшивый билеты. Так и есть! На настоящем все же нет этой сдвоенной линии внизу.
   Одно открытие влечет за собой поток других. Черныш обнаружил крохотное чернильное пятнышко на одной из фальшивок, проверил остальные, и оказалось, что эта точка с удивительной правильностью и постоянством повторяется на всех. Согнутый правый верхний уголок так же повторен на всех денежных знаках.
   Черныш снова и снова сверил между собой деньги и быстро записал свои наблюдения. В конце дня он ворвался в кабинет Гладунова.
   - Тихон Саввич, у меня получаются совершенно потрясающие вещи!
   Гладунов отложил в сторону толстую, желтую от времени книгу.
   - Я вас не вызывал, товарищ Черныш.
   Григория как из ведра окатили. Попятился к двери.
   - Ну что, остыл немного? Теперь показывай.
   - Интереснейшее наблюдение, - вновь загорелся Черныш. - Во-первых, все признаки, которыми характеризуются фальшивки, можно разбить на две группы. Одни постоянные, неизменные, они без какого-либо нарушения повторяются на всех денежных знаках. Другие - случайные - индивидуальны для каждой бумажки. К постоянным относятся такие приметы, как сдвоенная линия на водяном знаке, чернильное пятнышко, загнутый угол, отпечаток жирного пальца и еще несколько мелких пятен. К случайным - степень износа, измятость, потертость, пятна, которые не повторяются. Все дело в этих постоянных признаках.
   Черныш запнулся от волнения и замолк.
   - Ну и что? - сказал Гладунов.
   - Как что? - удивился Черныш.
   - Я хочу вас спросить, что следует из ваших наблюдений? Какие выводы?
   - Выводы... выводы... - Черныш задумался, собираясь с мыслями.
   Гладунов молчал.
   - У меня возникла такая мысль, - неуверенно начал Черныш, - если б они были напечатаны на "Гознаке", то их структура, отличаясь в мелких деталях, в целом удерживалась бы около какого-то среднего уровня... Создается впечатление, что постоянные признаки могут быть связаны с нарушением технологического процесса печатания денег. Так мог возникнуть один и тот же номер на всех знаках. Несколько труднее объяснить повторяемость этой сдвоенной линии. Нелегко представить, что этот дефект может быть повторен с такой фантастической регулярностью. Эта тяжелая задача для самой совершенной технологии. И совсем невозможно, чтобы чернильное пятнышко размещалось на всех бумажках точно в одном и том же месте, обладало бы одними и теми же размерами, одинаковой формой и интенсивностью. Это уже к технологии никакого отношения не имеет. То же самое относительно отпечатка пальца. Он остался после прикосновения руки, испачканной машинным маслом.
   - Скажите, разве наши аналитики не видели всех этих деталей, о которых вы говорите? - перебил его Гладунов.
   - Почему? У них все это перечислено. И отпечатки пальца и загнутый уголок. В милицейской картотеке такого отпечатка нет. Проверяли уже... Сдвоенную линию аналитики как-то просмотрели. Но с нею вопрос остается открытым. Она нечеткая. Недостаток их экспертизы лишь в том, что там свалены в кучу все признаки - и постоянные и случайные. А я их как-то классифицировал, разложил по полочкам.
   - Понятно. Продолжайте.
   - Да, собственно, и продолжать нечего. Мне кажется, что наши фальшивки не делались на "Гознаке". Кроме вообще малой вероятности такого факта, все подсказывает, что деньги сделаны типографским способом с заранее намеченными дефектами. Это деньги-"близнецы". Они сделаны с одного и того же билета, побывавшего в обращении и взятого в качестве шаблона для клише. Вот и все мои выводы.
   Гладунов некоторое время молчал, прикрыв глаза руками.
   - Хорошо, - сказал он, поднимая голову. - Хорошо, что вы ищите, соображаете, чураетесь догм и предвзятых мнений. Значит, копание в архивах не притупило в вас творческой инициативы. Теперь по существу. Что касается "Гознака", вы совершенно правы. Расследование там уже проведено, и все подозрения отпали. Соответствующие органы провели большую работу, все сделано, чтобы обнаружить распространителей этих изделий...
   - И что? - встрепенулся Черныш.
   - Пока сколько-нибудь значительных результатов нет.
   "Работа, не приносящая результатов, не может считаться большой, подумал Черныш, - объемистой, пожалуй, ее еще можно назвать..."
   - Одно мне показалось ошибочным в ваших рассуждениях, - заметил Гладунов. - Это ожидание, или, вернее, поиски, каких-то необычных условий, в которых свершаются преступления. Как правило, все происходит крайне просто. До смешного просто. Нужно искать ясную, я бы сказал, даже примитивную схему, а уж затем усложнять, если понадобится.
   - Возможно, вы и правы, Тихон Саввич, - кивнул Черныш, - только у меня все время какая-то путаница. Понимаете, странное впечатление... С одной стороны, все сделано очень умно и на высоком уровне. Фальшивки напечатаны отлично, ведь даже гознаковцы не могут отличить их от своей продукции. А с другой стороны, какая-то глупость... С номером там, с приметами.
   - Как будто слон в посудной лавке?
   - Вот именно. Словно варвар получил в личное распоряжение электронную машину.
   - А я о чем говорю? - сказал Гладунов. - Низкий уровень культуры. Воровской стиль. Это их всегда и выдает.
   - Но что же делать дальше?
   - Вам нужно связаться со следователем, который ведет это дело. Он с нетерпением ждет наших результатов. Пожалуй, вас надо будет к нему официально прикрепить... Должна же ваша диссертация, как это говорят, получить выход в практику?
   Черныш записал номер телефона следователя Еремина Ивана Сергеевича и простился с шефом.
   Выходя из института, он столкнулся с Яриковым.
   - Слушайте, Гришенька, меня не было, когда вы принесли назад немецкую книжку... В чем там дело? Она не подошла вам?
   - Да, Алексей Степанович, я перевел несколько страниц и вижу, что никакого отношения к нашим делам это не имеет.
   - Странно, - задумчиво сказал Яриков, - значит, "Анна" все-таки ошиблась.
   - Выходит, так.
   - Это на нее не похоже. А может, вы слишком мало прочли?
   Черныш промолчал. Яриков подумал и, тряхнув головой, сказал:
   - Ладно. Сделаем вот что. Я отдам эту книгу для перевода в иностранный отдел, там есть такая Варенька. Она загружена, конечно, но ничего. Эта девица в свободное время переведет воспоминания немецкого антифашиста.
   - Ваша вера в "Анну" непоколебима!
   Яриков улыбнулся, как всегда, застенчиво и светло.
   Что было потом? Ага, этот звонок к Еремину. Прошло два дня после разговора с Гладуновым. Или один? Неважно. Иван Сергеевич сказал, что он ждет, что у него есть кое-что новенькое, пусть Черныш приезжает.
   Еремин встретил его в коридоре.
   - Взяли двоих из этой компании! - воскликнул он.
   - Из какой? - удивился Черныш.
   - "Капелла" фарцовщика Вовы. Мы подозреваем, что они распространяли фальшивки. Есть кое-какие данные...
   У Черныша лихорадочно заблестели глаза. Ах, черт возьми, как бы это было здорово!
   - Нет, пока ничего определенного, - охладил его пыл Еремин. - Парни буянили в ресторане. Устроили небольшой шум, и я, конечно, воспользовался предлогом, чтобы пощупать мальчиков. Придраться не к чему. Но вам стоит посмотреть.
   - Сначала бумаги, протокол, - быстро сказал Черныш и тут же смущенно добавил: - Если можно, конечно.
   - Хорошо.
   И вот Черныш сидит у следователя. Он быстро пробежал глазами показания свидетелей, за его спиной о чем-то негромко разговаривали Еремин и дежурный.
   Страницы, исписанные твердым почерком участкового, промелькнули, не принеся ничего интересного. Два парня слегка повздорили, ну и все. Один студент, второй - телевизионный мастер.
   Черныш просмотрел список личных вещей. Ах, как все скромно! Да оно и понятно. Студенты народ небогатый. А этот мастер... тоже не очень. Денег маловато. На ресторан в самый обрез. Студенческий билет у одного. Удостоверение у второго. Проездной билет, ключи, записные книжки с множеством телефонов, возле которых значатся бесчисленные Оли, Розы, Веры и даже какая-то Калифорния Ивановна. Все не то, не-то. А вот... вот это интересно! У обоих мальчиков найдены квитанции комиссионных магазинов. Ребята решили продать по одной паре женских часов.
   Это очень интересно... Часы золотые, швейцарской фирмы. Откуда у бедного студента золотые часы? Откуда у холостого техника такие же часы? Откуда у них, бедных, дорогие вещи? И почему именно женские?
   Черныш мельком оглядел провинившихся. Такие часто встречаются. Полуспортивная внешность. Трусоватая развязность манер. Ребята какие-то безликие. Будто штампованные.
   Черныш слышал глуховатый голос Еремина, но от него ускользал смысл задаваемых следователем вопросов. Впрочем, все это неважно. Главное квитанции. Вот они.
   Несколько минут Черныш сосредоточенно рассматривал помятые серые бумажки. Они исписаны сверху донизу. Здесь и название марки, и степень износа, и еще какие-то пометки. Почерк на квитанциях разный. Это понятно, часы сданы в разные магазины - значит, и приемщицы, должны быть...
   И тут Черныш остолбенел. С радостным ужасом перевел он взгляд с одной квитанции на другую. Номера, заводские номера часов одинаковы! Опять одинаковые номера! Что это? Совпадение? Случайность? Что же это такое наконец? Что происходит в мире?
   Черныш торопливо и нервно написал записку Еремину:
   "Кончайте допрос, Иван Сергеевич, кажется, в ваших сетях рыбка, которую мы искали!"
   Еремин вроде не очень остался доволен таким вмешательством. Но виду не показывает. Продолжает свое дело.
   Когда задержанных увели, Иван Сергеевич набросился на Черныша. Что тот себе думает? Или криминалисты все такие? А может быть. Черныш по молодости лет страдает хроническим нахальством?
   Но Черныш не обижался, он почти не слушал следователя. Он показал Еремину квитанции. Вот они, звенья одной цепи! Вот!
   - Задержанные говорят, что эти часы они с рук купили для своих девушек, - пояснил Еремин, - а затем поссорились и решили продать, вот и снесли на комиссию.
   - Откуда у них такие деньги? - спросил Черныш.
   - Копили.
   - Ах, копили? Вот оно что! - иронизировал Черныш. - Ну, тогда мы тоже кое-что накопили для наших друзей. Им придется подготовиться к более серьезному разговору.
   Он выпалил свое открытие. Еремин слегка покраснел.
   - Как?! Здесь тоже одинаковые номера?
   - Точно!
   - Как же я этого не заметил? - недоумевал Еремин.
   После двухчасового допроса парни "раскололись", выдали "хазу", где устраивал оргии фарцовщик Вова по кличке Патлач.
   С большими трудностями удалось извлечь из комиссионных женские часики. Они были препровождены для изучения в Институт криминалистики.
   Черныш заслуженно гордился. Его теория как будто подтверждалась.
   - Смотрите, - говорил он Гладунову, - опять все тот же сон. Каждый дефект на этих швейцарских часах воспроизведен с ошарашивающей точностью. Это такие же часы-"близнецы", как и наши фальшивки.
   - Абсолютной идентичности не существует в природе, - сердился Гладунов. - Неоднородность, неравномерность - это такое же свойство материи, как и движение. Не следует забывать материалистическую философию, мой милый. По крайней мере в макромире это так, - добавляет он. - Только атомы да частицы все на одно лицо.
   - Да, но факт, так сказать, налицо, - шутил Черныш. - Вес часиков совпадает до шестого знака. Вещь неслыханная!
   Гладунов почесывал потный затылок, обросший неровной, кустистой порослью седых волос.
   - Но поймите, дорогой, чудес в природе нет. Все реально, все основывается на существующих законах. Во всяком деле не может быть отступления от основных законов природы, предполагать чудеса в нашем деле было бы просто неразумно. Ведь так невозможно будет раскрыть преступление!
   Гладунов задумался, потом, тряхнув головой, сказал:
   - У меня есть такое правило. Когда дело абсолютно неясно, я коплю факты. Факты, факты, факты... А потом либо эти факты сами выстраиваются в какую-то последовательность, либо исследователь найдет закономерность, которая подчиняет их все одной общей идее.
   - Вот как, - улыбнулся Черныш. - Когда мы говорили с вами первый раз, здесь звучали несколько другие основы теории криминалистики. Помните, я пришел к вам тогда проситься в аспирантуру? Профилактика преступлений и прочее.
   Гладунов улыбнулся.
   - Милый Гришенька, а зачем человеку диалектика? Она порой усложняет ему жизнь, но чаще помогает. Что тогда было на дворе? Май, весна, теплынь. А сейчас? Март, снег, мороз. Должно же что-то измениться.
   Черныш рассмеялся.
   - Ну, четыре мнения на год, в соответствии с временами года, это не так уж много. В этом есть своя определенность и постоянство. Совсем неплохо. Ничуть не хуже одной-единственной неизменной точки зрения.
   Черныш посмотрел в окно, путь к которому преграждали многочисленные шкафы и столы. За перегородками по-прежнему раздавались голоса, трещали телефонные звонки, стучали машинки. А за окном был март, которого эти озабоченные люди не замечали, не привыкли замечать. По крайней мере в рабочее время.
   Черныш вышел из института поздно вечером. Но вместо того чтобы заспешить привычной торопливой походкой к автобусу и побыстрее уехать домой, медленно поплелся по улице, оглядываясь по сторонам, вдыхая запахи, впитывая шум и свет большого города.
   Ему было хорошо и немного тревожно. Московская весна в разгаре. Сквозь асфальт и камень, сквозь бетонные основания домов-громадин, а может быть, просто с полей через многокилометровые завесы из дыма, бензиновой гари, дыханья теплоцентралей в город пробился тяжелый, пряный дух весны. Он вполз на улицы и улегся прямо на тротуарах, большой, ленивый, томный, с синими глазами. Он задирал прохожих, стучался в окна и, конечно, не пропускал ни одной юбки. Он придавал людям силы, сулил надежды на яркое, радостное лето, смеялся над бюрократами, завистниками, кляузниками, чинушами и недотепами. Он был веселым, беспечным и добрым, этот дух весны, и он нравился Чернышу.
   Странная штука человеческая память, думал Черныш. Как она работает и почему выхватывает из жизни то или иное?
   Он надолго запомнил этот мартовский вечер, хотя ничего особенного в нем не было. Светили рекламы и лампы дневного света, шуршали шины и взвизгивали тормоза, двигались люди... Свет, ночь, свет, ночь, чье-то лицо безмятежно, а рядом усталое, поникшее лицо, чей-то смех и чей-то всхлип, и нет ни в чем определенности, последовательности, порядка. Но помнишь этот вечер, всю жизнь помнишь, как смерть друга, как рождение ребенка.
   Что же было потом? Он пришел домой... и все. Почему же он до сих пор помнит этот вечер? Ведь тогда ничего не произошло, абсолютно ничего не произошло.
   На другой день его пригласил к себе Еремин. Оказывается, они решили взять фарцовщика Вову с контрабандной продукцией. Потом Черныш присутствовал при его допросе.
   Патлач оказался невыразительным, каким-то серым парнем. Но самое главное - у него не было контрабанды. Повезло Патлачу. Пришлось отпустить. Еремин только руками развел.