– Эх, лучше бы сидел я сейчас в родимом гнезде с моей Тамарой!
   – Вероятно, Тамара – еще одна твоя жена? – осведомился Мяуро. Но Якоб не ответил.

 
   Хим-колдун и бизнес-ведьма снова уселись в кресла – им надо было отдышаться. То и дело один из них злорадно посмеивался. Вельзевул протер рукавом балахона запотевшие стекла очков, Тирания осторожно, стараясь не размазать косметику, вытерла кружевным платочком пот со лба.
   – Да, маленький мой, вот еще что, – сказала она как бы между прочим, – ты тут часто говорил «мы» да «мы с тобой». Так вот, чтобы не возникло недоразумений, скажу тебе прямо. Мне, конечно, нужна твоя половина пергамента. Понадобится и твое содействие в качестве эксперта. Но я тебе щедро заплатила и за то и за другое. Так или нет? А пить волшебный пунш и загадывать желания я, разумеется, буду сама. Твоя помощь не потребуется.
   – Ошибаешься, тетушка, – сказал Бредовред. – Одна ты, чего доброго, наклюкаешься. Напиток-то алкогольный. Как бы ты не окосела. Ведь ты уже не молоденькая. Предоставь дело мне и ни о чем не беспокойся. Можешь сказать мне о своих желаниях, я их загадаю вместо тебя. Только на таких условиях я соглашусь участвовать в предприятии.
   От возмущения Тирания подскочила.
   – Может быть, я ослышалась?! – закричала она. – Ты поклялся Черным Дворцом финансов самого Плутоса, что продашь мне свою половину пергамента!
   Бредовред потер руки.
   – Неужели? А я и не помню. Начисто забыл.
   – Ради самого Нечистого, малыш! – взвизгнула тетка. – Нет, ты не посмеешь нарушить такую страшную клятву!
   – Да не давал я никакой клятвы, – Бредовред ухмыльнулся. – Должно быть, тебе померещилось.
   – И до чего же докатился наш древний род, – Тирания скорбно закрыла лицо руками, – если даже безобидная старая тетка уже не может доверять своему любимому племяннику…
   – Прошу тебя, тетя Тираша, хватит городить чепуху!
   Минуту-другую ведьма и колдун с ненавистью сверлили друг друга взглядами. Затем Тирания сказала:
   – Если мы будем продолжать в таком духе, то просидим тут без толку до наступления Нового года и останемся каждый при своем интересе.

 
   И бизнес-ведьма снова взглянула на часы. Было ясно, что она с трудом сохраняет самообладание. Обвислые щеки Тирании тряслись, тройной подбородок вздрагивал.
   Бредовред испытывал тайное наслаждение от этого зрелища, хотя сам чувствовал себя ничуть не лучше. Много долгих лет он находился в зависимости от бизнес-ведьмы, и она при каждом удобном случае напоминала ему о его зависимом положении – теперь колдун злорадствовал и предвкушал, как наконец-то расквитается с тетушкой.
   Он был бы не прочь растянуть это удовольствие подольше, но до полуночи оставалось всего несколько часов, нельзя было терять времени.
   – Новый год наступит довольно скоро, – пробормотал он с рассеянным видом.
   – Вот именно! – выпалила Тирания. – И знаешь ли ты, идиот, что тогда случится? Ровно в полночь с первым ударом церковного колокола волшебный пунш утратит свою способность исполнять желания шиворот-навыворот.
   – Ты, наверное, как всегда, преувеличиваешь, тетя Тираша, – довольно неуверенно возразил колдун. – Я, конечно, тоже терпеть не могу колокольный звон, как услышу – непременно изжога начинается. Но что бы ты ни говорила, я не поверю, что какой-то удар колокола может свести на нет всю инфернальную (Инфернальный – адский.) волшебную силу чудодейственного напитка.
   – Ах, да не всю силу, – раздраженно ответила ведьма. – Не всю. Только его способность все переворачивать с ног на голову. А это гораздо хуже для нас. Ведь ложь станет правдой, понимаешь ты или нет? И все наши желания исполнятся в буквальном смысле.
   – Погоди-ка, – колдун был сбит с толку. – Как это понимать?
   – Да так, что нам надо непременно успеть сварить пунш до двенадцати часов, и чем раньше он будет готов – тем лучше. Я должна успеть выпить его до последней капли и высказать все мои желания до того, как начнется новогодний колокольный трезвон. Если не допить хоть капельку зелья, все пойдет насмарку. Ты только представь себе, что тогда будет: мои якобы добрые-предобрые пожелания не превратятся в свою противоположность, а будут исполнены в точности, слово в слово. Исполнятся и все пожелания, которые я выскажу вначале, и тоже – не шиворот-навыворот, а в буквальном смысле.
   Кошмар! Ужас! – застонал Бредовред. – Чудовищно! Жуть!
   – Ну вот, теперь ты понял, – кивнула Тирания. – Но если мы поторопимся, все будет хорошо.
   – Хорошо?! – Колдуна перекосило, точно от судороги. – То есть как это «хорошо»?!
   – Я хотела сказать «плохо», – поправилась тетка. – Хорошо для нас, а для всех остальных плохо. Так плохо, что хуже и желать нельзя.
   – Великолепно! Превосходно! Блистательно! Изумительно! – Бредовред пришел в восторг.
   – Вот это ты верно говоришь, золотко, – сказала Тирания и потрепала племянника по колену. – Ну а теперь давай-ка берись за работу.
   Однако племянник медлил в нерешительности. Увидев это, бизнес-ведьма снова принялась вытаскивать из сейфа-ридикюля пачки банкнот и выкладывать их на стол перед Вельзевулом.
   – Может быть, это поможет твоему хилому рассудку окрепнуть, набраться сил и принять наконец решение. Вот тебе двадцать тысяч, пятьдесят, восемьдесят, сто! Сто тысяч. Все, это мое последнее слово. Ну, иди, принеси вторую половину свитка. Быстро, бегом! Не то я передумаю.
   Но Бредовред даже не пошевелился.
   У него не было никакой уверенности, что тетка не выполнит угрозу: ей ничего не стоило и впрямь передумать. Не было уверенности в том, что он выиграет последний раунд, поставив на карту все. И все-таки Бредовред рискнул. С каменной миной он объявил:
   – Убери свои деньги, тетя Тираша. Они мне не нужны.
   Тут ведьму прорвало. Она запыхтела и, вне себя от ярости швырнув в лицо племяннику еще несколько пачек, завопила:
   – Вот! Вот, вот! Чего тебе еще нужно? Сколько ты хочешь. Говори, сын гиены! Миллион? Три? Пять, десять миллионов? Ну? Сколько? – Она запустила руки в гору денежных пачек и, словно обезумев, стала швырять деньги в воздух. Купюры запорхали под потолком, как мотыльки.
   Наконец Тирания в изнеможении поникла в кресле и жалобно пропищала:
   – Да что же с тобой такое творится, Вельзевульчик! Раньше тебя было так легко подкупить, ты был такой жадненький и такой вообще милый, славный мальчик. Отчего ты так изменился?
   – Брось, тетя, не стоит. Или ты отдашь мне свою половину свитка, или расскажешь откровенно, для чего тебе нужен рецепт волшебного пунша.
   Нужен? неуверенно переспросила ведьма, делая последнюю попытку обвести племянника вокруг пальца. – С какой стати ты решил, что он мне нужен? На что он мне? Я просто хотела побаловать себя вкусненьким под Новый год.
   – Это уже не смешно, – сурово сказал Вельзевул. – У нас с тобой разное чувство юмоpa, драгоценнейшая тетя. Пожалуй, самое лучшее – бросить всю эту ерунду. Итак, кончено. Точка. Ну а теперь, не хочешь ли выпить чашечку чайку из головастиков?
   Однако вместо того чтобы поблагодарить племянника за предложенное угощение, Тирания лишь больше рассвирепела. Под толстым слоем розовой – цвета поросенка – пудры ее лицо сделалось желтее охры. Тетка издала нечленораздельный возглас и взвыла, как корабельная сирена, вскочила и, будто капризный карапуз, затопала ногами.
   Хорошо известно, что подобные взрывы гнева у ведьм и колдунов имеют совсем иные последствия, чем у капризных маленьких детей. Пол под ногами у Тирании затрещал и треснул с громовым треском. Из трещины рванулись языки пламени, поползли клубы дыма, и вдруг как бы из-под земли вырос гигантский пылающий красным огнем верблюд. Его голова на длинной и гибкой, как змея, шее разинула пасть, и верблюд громовым голосом заревел на Тайного советника по колдовским делам Вельзевула Бредовреда.
   Но тот и глазом не моргнул.
   – Очень прошу тебя, тетя, – сказал он устало. – Не надо портить паркет. И мои барабанные перепонки тоже пощади.
   Тирания махнула рукой, и верблюд скрылся. Трещина в полу исчезла, не осталось даже следа. Но теперь тетка решила поразить колдуна выходкой совершенно иного рода.
   Ведьма заплакала.
   Вернее, она сделала вид, будто плачет. Потому что не только злые волшебники, но и ведьмы не могут плакать настоящими слезами. Ведьма изо всех сил сморщилась, отчего ее лицо стало похоже на высохший лимон. Она терла глаза кружевным платочком и причитала:
   – Ах, золотко мое, ну какой же ты нехороший мальчик! Фу, какой злой мальчик! Почему ты не слушаешься своей тети? Ты же знаешь, какая я нервная…
   Бредовред поглядел на нее с отвращением.
   – Неприятно, – сказал он. – В самом деле, крайне неприятно.
   Тирания наудачу выдавила из себя парочку-другую рыданий, но затем решила, что не стоит дальше разыгрывать спектакль, и, всхлипнув еще разок для порядка, объявила:
   – Ну, хорошо. Если я открою тебе все без утайки, ты со стопроцентной гарантией согнешь родную тетку в бараний рог. Ты бессовестно воспользуешься своим превосходством, знаю я тебя. Эх, да что толку рассуждать. Все равно я пропала. Слушай. Сегодня ко мне в дом явился некий Могилус Трупп, инфернальный чиновник. Пришел он по поручению моего покровителя, инфернального министра финансов Маммоны. И объявил, что сегодня ночью в двенадцать часов с наступлением Нового года я – именно я! – понесу тяжкое наказание. А виноват во всем только ты, Вельзевул! Я по уши в долгах из-за того, что я твоя начальница. Потому что это ты – ты! кругом и всюду опоздал. Ты не справился с объемом работ, вот и застопорились все мои сделки, и я не успела натворить столько злых дел, сколько обязалась по контракту. И поэтому Низшие сферы там, под землей, предъявили мне счет. Меня ждет расплата! Вот какую награду я получила за приверженность родственным чувствам, за то, что субсидировала неспособного и ленивого племянника! И если ты хоть чуточку осознаешь свою вину, ты должен сейчас же отдать мне вторую половину свитка с рецептом. Тогда я сварю волшебный пунш. Это моя последняя надежда на спасение. Не отдашь – будешь предан самому страшному проклятью, какое есть на свете – проклятью богатой тетки, лишающей племянника наследства.
   Бредовред встал и выпрямился во весь свой огромный рост. Пока Тирания говорила, кончик носа у колдуна налился ярко-зеленым.
   – Стой! – крикнул Бредовред и, словно защищаясь, поднял руку. – Остановись, не делай того, о чем потом будешь жалеть. Если все действительно так, как ты говоришь, то нам обоим не остается ничего другого – надо делать дело сообща. Ведь мы с тобой, милая тетя Тираша, повязаны намертво. У меня тоже побывал сегодня этот инфернальный судебный исполнитель. И меня тоже в полночь накажут, если я не наверстаю все упущенное за год. Мы с тобой сидим в одной лодке, милая тетя, и либо вместе спасемся, либо вместе погибнем.
   Тирания тоже встала и, задрав голову, поглядела на племянника. В следующую секунду она простерла объятия и засюсюкала:
   – Золотко мое, дай я тебя поцелую!
   – Потом, потом, уклонился Бредовред. – Сейчас есть более важные дела. Надо немедленно приступать к нашей общей работе – приготовлению катастрофанархисторияз-вандалкогорючего кунштюк-пунша. А потом вместе его выпьем – бокал я, бокал ты, и так далее, и будем по очереди высказывать пожелания – сперва я, потом ты, потом снова я…
   – Нет, – перебила его тетка, – лучше сперва я, потом ты.
   – Можно кинуть жребий, – предложил колдун.
   – Жребий так жребий.
   И каждый про себя подумал, что найдет способ одурачить другого, когда они станут тянуть жребий. И каждый знал, что другой так думает. Ничего удивительного: ведь они как-никак были родственниками.
   – Так я пойду, принесу мою половину пергамента.
   – И я с тобой, малыш, – сказал тетка. – Доверяй, но проверяй, правильно я говорю?
   Бредовред быстро зашагал к дверям, Тирания с удивительным проворством припустила следом.

 
   Едва стихли вдали шаги этой парочки, котишка стремглав выскочил из мусорного бака. Голова у него кружилась, чувствовал он себя хуже некуда. Вылетел и ворон, которому было ничуть не лучше.
   – Ну что, все слышал? – спросил он.
   – Да, – ответил Мяуро.
   – И все понял?
   – Нет.
   Зато я все понял, – заявил ворон. – Ну, кто выиграл спор?
   – Ты выиграл, – признал Мяуро.
   – Как насчет того, чтобы слопать ржавый гвоздь, коллега? Кто его должен съесть?
   – Я, – сказал кот и тут же патетически воскликнул: – Да будет так! Все равно меня ждет смерть!
   – Ерунда! – прокаркал Якоб. – Это же просто шутка. Забудем о нашем споре. Главное, теперь ты убедился, что я всегда прав.
   – Именно поэтому я и хочу умереть, – с трагическим видом заявил Мяуро. – Рыцарь и лирический тенор не может пережить такого позора. Тебе этого не понять.
   – Э, брось, нечего тут так напыщенно выражаться, – сердито сказал Якоб. – Окочуриться всегда успеешь. Сейчас надо подумать о более важных вещах.
   И Якоб запрыгал на своих тоненьких ножках по лаборатории.
   – Правильно. Отложим мою гибель на более поздний срок, рассудил Мяуро. Прежде я скажу этому бессовестному негодяю, которого я называл раньше «моим дорогим маэстро», все, что я о нем думаю. Брошу ему в лицо все мое презрение! Пусть он узнает, что…
   – Ничего такого ты не сделаешь, – оборвал его Якоб. – Или опять хочешь все дело изгадить?
   Глаза Мяуро горели отчаянной решимостью.
   – Я не боюсь! Я непременно должен дать выход моему негодованию! Иначе я сгорю со стыда. Пусть он узнает, какого мнения о нем Мяуро ди Мурро!
   – Ну, ну, ну! Очень ему интересно знать твое мнение, – сухо возразил Якоб. – Вот что, послушай меня наконец внимательно, ты, гомерический (Гомерический – необычайный по силе, богатырский) тенор! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы эти двое пронюхали, что мы знаем, что у них на уме.
   – Почему нельзя? – удивился котишка.
   – Потому что пока они не знают, что мы все знаем, мы еще, может быть, сумеем им помешать, понял?
   – Помешать? Но как?
   Ну, хотя бы… Ох, я и сам еще не знаю, как. Надо как-то устроить, чтобы они не успели вовремя приготовить свое колдовское пойло. Станем валять дурака, прыгать, опрокинем посудину, в которой они сварят это зелье. Или… Э, чего там! Что-нибудь придумаем. Главное, нам надо все время держать их на мушке.
   – На чем держать?
   – Эх, желторотый ты птенец, несмышленыш! Мы должны очень внимательно за ними следить. Глаз с них не спускать – кумекаешь? За каждым шагом следить. А для этого надо, чтобы они не поняли, что мы подслушали их разговор. Ведь сейчас это наш единственный козырь, коллега. Теперь, наконец, сообразил, куда ветер дует?
   Якоб взлетел на письменный стол.
   – Ах вот оно что! Да ведь это значит, что судьбы всего мира в наших когтях, – изумился Мяуро.
   – Вроде того, – ответил ворон, расхаживая по столу среди бумаг. – Я, впрочем, не сказал бы «в когтях»…
   Мяуро ударил себя лапой в грудь и забормотал:
   – О великий подвиг мой! Так назначено судьбой!.. Рыцарь благородный я! Нет, не устрашат меня… – Он запнулся, силясь припомнить дальше слова знаменитой кошачьей арии, но тут Якоб закаркал:
   – Эй, скорей, скорей! Иди сюда.
   Ворон обнаружил на столе половину пергаментного свитка, которая принадлежала Тирании. Якоб внимательно рассматривал свиток, прищурив один глаз.
   Котишка мигом вскочил к нему на стол.
   – Смотри! Смотри! – каркнул ворон. – Вот бросим сейчас эту штуку в огонь, и никакого волшебного пунша просто не будет. Твой маэстро ведь сказал, что ничего не сварит, если у него будет только одна половина свитка.
   – Я знал, я был уверен, что у нас родится блестящая идея! – воскликнул Мяуро. Итак, прочь пергамент! В огонь его, скорее! А когда негодяи начнут искать свиток, мы выйдем вперед и скажем, что…
   – Что виноват ветер, – подхватил Якоб. – Именно так и скажем. Если вообще придется что-то говорить. А лучше сделаем вид, что знать ничего не знаем. Ты думаешь, мне очень хочется, чтобы они в конце концов свернули мне шею?
   – Все-таки ты очень зауряден, – спустившись с небес на землю, сказал Мяуро. – Ты чужд высоких материй.
   – Верно, – согласился Якоб. – И потому я до сих пор не издох. Ну-ка, берись с той стороны!
   Они взялись за концы пергамента, и вдруг свиток сам собой взвился и поднялся высоко вверх пергаментной спиралью, точно огромная кобра перед заклинателем змей.
   У наших героев шерсть и перья встали дыбом. Они ухватились друг за дружку и испуганно уставились на раскачивающийся высоко вверху конец свитка, который, казалось, вот-вот бросится на них.
   – А вдруг он кусается? – пискнул Мяуро.
   – Кабы знать… – клюв у Якоба тихонько постукивал.
   Прежде чем они успели сообразить, что к чему, пергаментный свиток с молниеносной быстротой обернулся вокруг обоих, плотно скрутил своими кольцами и поднял в воздух. Из тугого рулона торчали только кошачья и воронья головы. Якоб и Мяуро не могли пошевельнуться и едва дышали.
   Кольца сжимались все туже, все крепче. Кот и ворон сопротивлялись из последних силенок, но где ж им было разорвать плотный пергамент.
   – Ой! Ох-ох! А-а! – только и пропищали оба.
   И тут послышался хриплый бас Вельзевула:
   Дух своенравный, демон злой, Воле волшебника покорись! Сгинь, наваждение, с глаз долой, Покуролесил – и будет, уймись.
   И в тот же миг кольца ослабли, пергаментный свиток упал на стол, раз-другой слабо дернулся и наконец затих, снова обратившись в длинный и узкий кусок пергамента, испещренный причудливыми письменами.

 
   Покорнейше благодарим, ваша милость, – прокряхтел Якоб. – Туго нам пришлось, ох, как туго…
   Мяуро и слова вымолвить не мог – во-первых, оттого, что все кости у него ломило, а во-вторых, он, можно сказать, проглотил язык от изумления. Мяуро не понимал, как же случилось, что именно Бредовред спас им обоим жизнь, тот самый Бредовред, которого он собирался при первой же возможности облить величайшим презрением. Котишкин умишко таких сложностей одолеть не мог.
   Но тут ведьма Тирания вынырнула из-за спины колдуна и запричитала:
   – Ах, ах! Ради всех акций и облигаций! Бедненькие деточки, наверное, вам было очень больно? – И она взъерошила ворону перья на голове.
   Колдун в свою очередь погладил Мяуро и миролюбиво сказал:
   – Вот что, послушайте-ка меня. Это вам не игрушки. Тебе, Мяуро ди Мурро, между прочим, следовало бы об этом помнить. Без моего разрешения здесь ничего нельзя трогать. Это очень опасно. Неизвестно, что могло бы с вами стрястись, и твой добрый маэстро очень, очень расстроился бы…
   – Те-те-те! – едва слышно с насмешкой пробормотал ворон.
   Вдруг колдун и ведьма переглянулись, и Тирания спросила:
   – Якоб, миленький, а как это ты очутился здесь в лаборатории?
   – Простите, мадам, но я же прилетел сюда специально, чтобы сообщить, что вы прибудете с визитом, – с невинным видом ответил Якоб.
   – В самом деле? Что-то не припомню, чтобы я давала тебе такое поручение, моя дорогая птичка.
   – Я прилетел сюда по собственному почину. Потому что подумал, что вы меня просто пожалели, по вашей доброте. Ведь погода-то препаршивая, а при моей резьматизме… Но мне так хотелось сделать для вас что-то хорошее!
   – Ну, ну. Очень мило с твоей стороны, голубчик. Но впредь ты должен предварительно спрашивать у меня разрешения.
   – Выходит, опять я себя плохо вел? – захныкал Якоб. – Ох, что и говорить, горемыка я, несчастный я ворон…
   – Скажи-ка, – обратился тем временем колдун к Мяуро. – Где это вы так долго пропадали? Вот ведь какие озорники, прямо спасу нет!
   Мяуро уже собрался ответить, но ворон поспешил дать разъяснения:
   – Этот противный птицеед хотел затащить меня в свою каморку, ваша милость. Но я от него улетел и ринулся прямиком в подземелье. И тут он все-таки меня поймал и посадил в какой-то вонючий ящик. Вот я и просидел там битый час… Но я протестовал! Потому что это просто безобразие, так гостей не принимают! И тогда он открыл ящик и сказал, чтобы я заткнулся, а не то он меня, как цыпленка, зажарит в духовке. Да не тут-то было, я ему тоже поддал жару! В общем, драка у нас пошла, да такая, что и сам я не пойму, как это мы здесь очутились. А тут эта дурацкая бумажная змеюга на нас как бросится и давай душить. А потом вы пришли, на наше счастье. Но я вам честно должен сказать, этот ваш кот – его надо посадить в клетку, да-да, в клетку, потому что он просто ужас какой страшный хищник, просто лютый кровожадный зверь!
   Мяуро слушал этот монолог, вытаращив глаза от удивления. Раз или два он хотел вмешаться и что-то возразить, но, к счастью, Якоб не позволил себя перебить. Когда он умолк, Бредовред улыбнулся и сказал:
   – Ты молодец, Мяуро. Молодец, мой маленький отважный рыцарь! Но теперь вы должны жить мирно. Обещаете?
   – Только этого не хватало! – каркнул Якоб и повернулся к Мяуро спиной. – Я не желаю мириться с тем, кто обозвал меня жареным цыпленком. Пускай сперва извинится.
   – Но… – Мяуро хотел что-то сказать, но тут вмешалась ведьма.
   – Никаких «но»! – пропела она сладким голосом. – Ах вы, нехорошие, такие-сякие! Нельзя обижать друг дружку! Вот ведь драчуны! Разве это годится? А ведь мы придумали для вас, мои миленькие, кое-что очень хорошенькое. Если будете паиньками и послушными детками, то мы – мой прославленный племянник и я – разрешим вам присутствовать на нашем новогоднем празднике. Будет очень весело, правда ведь, Вельзевульчик, золотко мое? Очень, очень весело будет, верно я говорю?
   – Несомненно, – с кривой ухмылкой подтвердил Бредовред. – Чудесный будет праздничек. Если вы, Мяуро и Якоб, будете вести себя хорошо.
   – Ладно уж. Хоть и неохота. Но раз иначе нельзя, мы, так и быть, заключим мир, – сказал Якоб. – Ну что, принц, согласен? – И ткнул Мяуро крылом в бок. Котишка послушно кивнул, хоть и с довольно бестолковым видом.

 
   Тем временем ведьма свернула в рулон свою половину пергамента, а волшебник достал из широкого рукава зеленого балахона свою половину свитка. С виду она была точь-в-точь такой же, как ведьмина.
   – Во-первых, тетя Тираша, – сказал он, – мы должны поставить опыт. Проверим, действительно ли это две половины одного свитка, составляют ли они единое целое. Ты заклинание-то знаешь? И что надо делать, знаешь?
   – Все знаю.
   И колдун с ведьмой хором прочли заклинание:

 
Шестьдесят и шесть волшебных пентаграмм,
Тайну вашу страшную скорей откройте нам:
Соединимы ли две половины?
Станут ли части целым единым?
Колдовство древнейшее,
Злейшее, страшнейшее,
Грозной молнией сверкни,
Два конца соедини!
Ну-ка взяли, ну-ка разом, хоп!

 
   При слове «хоп!» колдун и ведьма подбросили в воздух свои куски пергамента. Блеснула страшная яркая молния, рассыпались миллионы сверкающих звездочек, словно разорвалась ракета фейерверка. Но ни грома, ни другого шума не было.
   Концы двух половинок пергамента точно чудовищной магнитной силой притянуло друг к другу – они соединились и срослись, как будто свиток никогда и не был разорван пополам. Ни шва, ни какой-то разделяющей линии не было видно.
   Огромная пятиметровая пергаментная змея лениво колыхалась в воздухе под потолком лаборатории. Затем она плавно опустилась на пол.
   Колдун и ведьма, довольные, кивнули друг другу. Потом Бредовред повернулся к ворону и коту.
   – А теперь, – сказал он, – вам придется на некоторое время оставить нас здесь одних. Мы будем готовиться к встрече Нового года, и вы нам пока что не нужны.
   Якоб все еще надеялся, что они с Мяуро как-нибудь сумеют помешать колдуну и ведьме до наступления Нового года приготовить волшебный пунш. Он начал просить и клянчить, чтобы ему и котишке позволили остаться. Он обещал, что будет сидеть очень тихо. Мяуро его поддержал.
   – Ах вы, любопытные малыши! Ничего не выйдет! – ответила Тирания. – Вы будете отвлекать нас бесконечными «почему» да «зачем». И потом, мы же хотим сделать вам сюрприз!
   Никакие уговоры не помогали, тогда ведьма просто схватила в охапку ворона, а колдун – кота. Они отнесли их в кошачью каморку.
   – Можете пока немножко поспать, чтобы ночью не хотелось, – сказал Бредовред. – Иначе устанете и будете клевать носом, вместо того чтобы веселиться. Ты слышишь, котик?
   – А то, поиграйте в клубок-мотокбол, так время и скоротаете, предложила Тирания. – Главное, будьте хорошими детками и не ссорьтесь больше. Когда все будет готово, мы вас позовем.
   – А чтобы вы не подглядывали и не узнали заранее про сюрприз, мы вас запрем на ключ, – сказал Бредовред.
   Он закрыл дверь и повернул в замке ключ. Вскоре шаги колдуна и ведьмы стихли вдалеке.

 
   Якоб Карр взлетел на спинку старого плюшевого дивана, из подушек которого там и сям торчали пружины – Мяуро часто точил когти об этот диван.
   – Так! – с горечью заговорил ворон. – Мы, значит, должны сидеть взаперти! Мы, два великих суперагента, оказались в дураках?
   Мяуро прежде всего побежал к своей роскошной бархатной кроватке с пологом, но потом все же принял героическое решение – он не лег спать, несмотря на то что невероятно устал и расстроился. Ситуация была слишком серьезной: тут было не до мечтаний о мягких подушках.
   – Что будем делать? – растерянно спросил он.
   – Что делать? Хорошую мину будем делать, больше ничего не остается, прокаркал Якоб. – Все, крышка. Проворонили… Никак мы им не можем помешать. Я ведь всегда говорю: «С каждым днем нам становится хуже во всем…» И это правда – не даром так складно звучит. Ох, не кончится эта история добром…