Энн Бишоп
Дочь Крови
Посвящается Блэр Бун и Чарльзу де Линту
Драгоценные Камни
Белый
Желтый
Тигровый Глаз
Розовый
Небесно-голубой
Лиловый Сумрак
Опал[1]
Зеленый
Сапфир
Красный
Серый
Эбеново-серый
Черный
Приносящий Жертву Тьме может опуститься не более чем на три ступени от Камня, носимого по Праву рождения.
Например, если Камень по Праву рождения – Белый, то носящий может опуститься до Розового.
Желтый
Тигровый Глаз
Розовый
Небесно-голубой
Лиловый Сумрак
Опал[1]
Зеленый
Сапфир
Красный
Серый
Эбеново-серый
Черный
Приносящий Жертву Тьме может опуститься не более чем на три ступени от Камня, носимого по Праву рождения.
Например, если Камень по Праву рождения – Белый, то носящий может опуститься до Розового.
Иерархия Крови (касты)
Мужчины
Лэнден – представитель любой из рас, не принадлежащий к Крови.Мужчина Крови – общее название для любого мужчины, принадлежащего к Крови; относится также к тем, кто не носит Камни.
Предводитель – мужчина, носящий Камень, равный по статусу ведьме.
Князь – мужчина, носящий Камень, равный по статусу Жрице или Целительнице.
Верховный Князь – опасный, крайне агрессивный представитель мужского пола, носящий Камень, по статусу чуть ниже Королевы.
Женщины
Лэнден – представительница любой из рас, не принадлежащая к Крови.Женщина Крови – общее название для любой женщины, принадлежащей к Крови; обычно относится к тем, кто не носит Камни.
Ведьма – женщина Крови, носящая Камень, но не принадлежащая при этом к другим кастам; также может относиться к любой женщине, носящей Камень.
Целительница – ведьма, способная исцелять телесные раны и болезни, по статусу равна Жрице или Князю.
Жрица – ведьма, отвечающая за алтари, Святилища и Алтари Тьмы; заключает помолвки и браки, совершает жертвоприношения, по статусу равна Целительнице или Князю.
Черная Вдова – ведьма, исцеляющая разум, сплетающая сложные паутины снов и видений, обучена творить иллюзии и превосходно разбирается в ядах.
Королева – ведьма, которая правит Кровью, считается сердцем страны и душой Крови, а потому является центральной фигурой в их обществе.
Пролог
Террилль
– Терса Ткачиха, Терса Обманщица, Терса Пересмешница.
Когда лорды и леди Крови, носящие Камни, устраивают приемы, мой черед развлекать гостей наступает после того, как умолкает музыка, когда гибкие девушки и юноши устают танцевать, а лорды, выпив слишком много вина, желают услышать предсказание.
– Расскажи нам свои сказки, Ткачиха! – кричат они, ощупывая прелести юных служанок, пока леди пожирают глазами юношей, решая, кому из них будет суждено испытать болезненное наслаждение в их постели.
Я была одной из них – женщиной Крови, ничем не хуже других.
Впрочем, это не совсем верно. Я не была Кровью, ибо отличалась от них. Поэтому я сломалась той ночью, стоило мне оказаться в объятиях одного из Предводителей – моя сущность разбилась на части, сохранив лишь осколки того, что могло бы быть.
Нелегко сломить мужчину Крови, носящего Камень, но жизнь ведьмы целиком зависит от ее невинности. То, что происходит в ее Первую ночь, определяет, станет ли она заниматься Ремеслом или же превратится в треснувший сосуд, бесконечно скорбящий о том, что потеряно навеки. Конечно, толика магии остается всегда – с ней можно существовать и даже показывать фокусы на приемах лордов, но этого слишком мало для Ремесла, бывшего для каждого из нас средоточием силы.
Но Дар можно вернуть – если, конечно, желающий готов заплатить за это.
В юности я боролась изо всех сил, не желая скатываться в Искаженное Королевство. Лучше уж оказаться сломленной, но сохранить разум, чем лишиться еще и этого последнего сокровища. Лучше уж видеть мир таким, какой он есть, и знать, что дерево – это дерево и цветы на нем – настоящие, чем смотреть сквозь дымчатую завесу на серые, призрачные силуэты и видеть лишь осколки самой себя.
Так я думала тогда.
Направляясь к низкому сиденью, я из последних сил удерживаюсь на краю Искаженного Королевства и в последний раз четко смотрю на реальный мир. Я осторожно ставлю деревянную раму, удерживающую спутанную паутину снов и видений, на маленький столик возле своей скамьи.
Лорды и леди ждут, когда я начну предсказывать их судьбы, и обычно я не обманываю ожиданий – мне помогает не магия, но умение видеть и слышать. Поэтому я всегда говорю то, что люди хотят знать.
Это просто. Никакой магии.
Но только не сегодня.
Уже много дней я слышу смутные, неясные отголоски грома – далекий зов. Прошлой ночью я поддалась безумию, чтобы вернуть свой дар и стать Черной Вдовой, ведьмой ковена Песочных Часов. Прошлой ночью я соткала новую паутину, чтобы узреть сны и видения.
Сегодня мне не придется гадать о чужих судьбах. У меня хватит силы, чтобы сказать это – но лишь однажды. И мне нужно быть уверенной в том, что те, кому предназначено услышать мои слова, окажутся здесь, прежде чем я начну говорить.
Я жду. Они ничего не замечают. Вновь и вновь наполняются бокалы, пока я из последних сил удерживаюсь на границе Искаженного Королевства.
А, вот и он. Деймон Сади из Края под названием Хейлль. Он красив, суров, жесток. Он обладает улыбкой обольстителя и телом, к которому хочется прикоснуться любой женщине, но душа его наполнена холодной, непримиримой яростью. Когда леди обсуждают его разнообразные таланты, то чаще всего описывают ночь с ним как «мучительное удовольствие». У меня не было ни малейших сомнений в том, что садизм свойствен его натуре – наряду с умением смешивать боль и наслаждение в равных пропорциях. Однако ко мне Деймон всегда был добр, поэтому сегодня в моей власти озарить его жизнь лучиком надежды – так же, как псу кидают обглоданную кость. Это больше, чем кто-либо когда-нибудь стремился ему дать.
Лорды и леди понемногу теряли терпение. Обычно я не жду так долго, чтобы начать свое выступление. Волнение и раздражение нарастает, но я жду. После сегодняшней ночи ничто уже не будет иметь значения.
А вот и второй, в противоположном углу комнаты. Люцивар Яслана, эйрианец-полукровка из Края, называемого Аскави.
Хейлль не питает особой любви к Аскави, и эта неприязнь взаимна, но Деймон и Люцивар связаны друг с другом, хотя и сами не понимают почему. Это странная дружба. Они сражались в легендарных битвах, уничтожили столько дворов, что теперь люди Крови боятся видеть их вместе.
Я поднимаю руки, а затем безвольно опускаюсь на колени. Деймон наблюдает за мной. В его поведении ничего не меняется, но я знаю, что он ждет и слушает. И разумеется, Люцивар следует его примеру.
– Она идет.
Сначала собравшиеся даже не осознают, что я заговорила. Когда слова наконец достигают их сознания, поднимается вихрь сердитых выкриков.
– Тупая сука! – кричит кто-то из лордов. – Скажи мне лучше, с кем сегодня я окажусь в постели!
– Какое это имеет значение? – отвечаю я. – Она идет. Королевство Террилль будет разорвано на части собственной жадностью. Те, кто выживут, послужат ей, но выживут немногие.
Я начинаю скользить по краю пропасти. Слезы разочарования катятся по щекам. Еще рано. Святая Тьма, слишком рано. Я должна сказать все.
Деймон опускается рядом со мной на колени, накрывая мои руки своими. Я говорю только для него и с ним и, через него, с Люциваром.
– Кровь Террилля презрела старые пути и смеется над тем, что мы есть. – Я жестом указываю на тех, что правят сейчас. – Они извращают и искажают нашу суть, чтобы им было удобно. Носят маски, лицемерят. Они носят Камни Крови, но не понимают, что значит принадлежать к Крови. Они говорят, что чтят Тьму, но это ложь. Они не чтят ничего, кроме своих собственных амбиций. Люди Крови были созданы для того, чтобы стать хранителями Королевств. Поэтому нам была дана сила. Поэтому мы происходим и вместе с тем отделены навеки от простых людей, живущих в каждом Крае. Извращение, искажение того, что мы есть, больше не должно продолжаться. Наступит день, когда долг придется уплатить, и тогда Кровь ответит за то, во что превратилась.
– Терса, те, кто у власти, – тоже люди Крови, – грустно произнес Деймон. – Кто останется, чтобы вернуть этот долг? Ублюдки-рабы вроде меня?
Я скольжу вниз. Ногти впиваются в его ладони, но Деймон не отстраняется. Я понижаю голос. Теперь ему приходится напрягать слух, чтобы услышать мои слова.
– У Тьмы очень, очень долгое время был Князь. Но теперь грядет Королева. Могут пройти десятилетия, даже века, но она идет. – Я киваю в сторону лордов и леди, сидящих за столами. – К тому времени они обратятся в прах, но ты и эйрианец останетесь и будете служить ей.
Его золотистые глаза наполняются раздражением и разочарованием.
– Какая еще Королева? Кто идет?
– Живая легенда, – шепчу я. – Мечта во плоти.
Потрясение, на мгновение промелькнувшее на его лице, сменилось отчаянной, яростной жадностью.
– Ты уверена?
Комната превратилась в крутящийся вихрь теней. Теперь я четко видела только Деймона. Он – единственное, что мне сейчас нужно.
– Я видела ее в спутанной паутине, Деймон. Я видела ее.
Я слишком устала, чтобы цепляться за реальный мир, но все равно отказываюсь отпускать его руки. Мне нужно сказать еще одну вещь.
– Эйрианец, Деймон.
Он бросает быстрый взгляд на Люцивара:
– А что насчет его?
– Это твой брат. Вы оба сыновья одного отца.
Я больше не могу сдерживаться и ныряю в безумие, которое зовется Искаженным Королевством. Я падаю, лечу в пропасть среди осколков собственной сущности. Мир вращается и трескается. В его частичках я вижу тех, кто некогда были моими Сестрами, идущих мимо столов, перепуганных и целеустремленных, и рука Деймона тянется вперед и, словно случайно, разбивает хрупкую раму моей спутанной паутины.
Невозможно заново сплести спутанную сеть. Черные Вдовы Террилля могут потратить на это многие годы, но все их попытки ни к чему не приведут. Это будет уже не та сеть, и никому не суждено увидеть то, что вижу я.
В сером мире надо мной я слышу, как захожусь в безумном смехе. Подо мной расступается пропасть, часть бескрайней Тьмы. Я снова слышу безумный хохот, полный радости и боли, гнева и торжества.
Грядет не просто еще одна ведьма, мои глупые Сестры, но Ведьма.
Когда лорды и леди Крови, носящие Камни, устраивают приемы, мой черед развлекать гостей наступает после того, как умолкает музыка, когда гибкие девушки и юноши устают танцевать, а лорды, выпив слишком много вина, желают услышать предсказание.
– Расскажи нам свои сказки, Ткачиха! – кричат они, ощупывая прелести юных служанок, пока леди пожирают глазами юношей, решая, кому из них будет суждено испытать болезненное наслаждение в их постели.
Я была одной из них – женщиной Крови, ничем не хуже других.
Впрочем, это не совсем верно. Я не была Кровью, ибо отличалась от них. Поэтому я сломалась той ночью, стоило мне оказаться в объятиях одного из Предводителей – моя сущность разбилась на части, сохранив лишь осколки того, что могло бы быть.
Нелегко сломить мужчину Крови, носящего Камень, но жизнь ведьмы целиком зависит от ее невинности. То, что происходит в ее Первую ночь, определяет, станет ли она заниматься Ремеслом или же превратится в треснувший сосуд, бесконечно скорбящий о том, что потеряно навеки. Конечно, толика магии остается всегда – с ней можно существовать и даже показывать фокусы на приемах лордов, но этого слишком мало для Ремесла, бывшего для каждого из нас средоточием силы.
Но Дар можно вернуть – если, конечно, желающий готов заплатить за это.
В юности я боролась изо всех сил, не желая скатываться в Искаженное Королевство. Лучше уж оказаться сломленной, но сохранить разум, чем лишиться еще и этого последнего сокровища. Лучше уж видеть мир таким, какой он есть, и знать, что дерево – это дерево и цветы на нем – настоящие, чем смотреть сквозь дымчатую завесу на серые, призрачные силуэты и видеть лишь осколки самой себя.
Так я думала тогда.
Направляясь к низкому сиденью, я из последних сил удерживаюсь на краю Искаженного Королевства и в последний раз четко смотрю на реальный мир. Я осторожно ставлю деревянную раму, удерживающую спутанную паутину снов и видений, на маленький столик возле своей скамьи.
Лорды и леди ждут, когда я начну предсказывать их судьбы, и обычно я не обманываю ожиданий – мне помогает не магия, но умение видеть и слышать. Поэтому я всегда говорю то, что люди хотят знать.
Это просто. Никакой магии.
Но только не сегодня.
Уже много дней я слышу смутные, неясные отголоски грома – далекий зов. Прошлой ночью я поддалась безумию, чтобы вернуть свой дар и стать Черной Вдовой, ведьмой ковена Песочных Часов. Прошлой ночью я соткала новую паутину, чтобы узреть сны и видения.
Сегодня мне не придется гадать о чужих судьбах. У меня хватит силы, чтобы сказать это – но лишь однажды. И мне нужно быть уверенной в том, что те, кому предназначено услышать мои слова, окажутся здесь, прежде чем я начну говорить.
Я жду. Они ничего не замечают. Вновь и вновь наполняются бокалы, пока я из последних сил удерживаюсь на границе Искаженного Королевства.
А, вот и он. Деймон Сади из Края под названием Хейлль. Он красив, суров, жесток. Он обладает улыбкой обольстителя и телом, к которому хочется прикоснуться любой женщине, но душа его наполнена холодной, непримиримой яростью. Когда леди обсуждают его разнообразные таланты, то чаще всего описывают ночь с ним как «мучительное удовольствие». У меня не было ни малейших сомнений в том, что садизм свойствен его натуре – наряду с умением смешивать боль и наслаждение в равных пропорциях. Однако ко мне Деймон всегда был добр, поэтому сегодня в моей власти озарить его жизнь лучиком надежды – так же, как псу кидают обглоданную кость. Это больше, чем кто-либо когда-нибудь стремился ему дать.
Лорды и леди понемногу теряли терпение. Обычно я не жду так долго, чтобы начать свое выступление. Волнение и раздражение нарастает, но я жду. После сегодняшней ночи ничто уже не будет иметь значения.
А вот и второй, в противоположном углу комнаты. Люцивар Яслана, эйрианец-полукровка из Края, называемого Аскави.
Хейлль не питает особой любви к Аскави, и эта неприязнь взаимна, но Деймон и Люцивар связаны друг с другом, хотя и сами не понимают почему. Это странная дружба. Они сражались в легендарных битвах, уничтожили столько дворов, что теперь люди Крови боятся видеть их вместе.
Я поднимаю руки, а затем безвольно опускаюсь на колени. Деймон наблюдает за мной. В его поведении ничего не меняется, но я знаю, что он ждет и слушает. И разумеется, Люцивар следует его примеру.
– Она идет.
Сначала собравшиеся даже не осознают, что я заговорила. Когда слова наконец достигают их сознания, поднимается вихрь сердитых выкриков.
– Тупая сука! – кричит кто-то из лордов. – Скажи мне лучше, с кем сегодня я окажусь в постели!
– Какое это имеет значение? – отвечаю я. – Она идет. Королевство Террилль будет разорвано на части собственной жадностью. Те, кто выживут, послужат ей, но выживут немногие.
Я начинаю скользить по краю пропасти. Слезы разочарования катятся по щекам. Еще рано. Святая Тьма, слишком рано. Я должна сказать все.
Деймон опускается рядом со мной на колени, накрывая мои руки своими. Я говорю только для него и с ним и, через него, с Люциваром.
– Кровь Террилля презрела старые пути и смеется над тем, что мы есть. – Я жестом указываю на тех, что правят сейчас. – Они извращают и искажают нашу суть, чтобы им было удобно. Носят маски, лицемерят. Они носят Камни Крови, но не понимают, что значит принадлежать к Крови. Они говорят, что чтят Тьму, но это ложь. Они не чтят ничего, кроме своих собственных амбиций. Люди Крови были созданы для того, чтобы стать хранителями Королевств. Поэтому нам была дана сила. Поэтому мы происходим и вместе с тем отделены навеки от простых людей, живущих в каждом Крае. Извращение, искажение того, что мы есть, больше не должно продолжаться. Наступит день, когда долг придется уплатить, и тогда Кровь ответит за то, во что превратилась.
– Терса, те, кто у власти, – тоже люди Крови, – грустно произнес Деймон. – Кто останется, чтобы вернуть этот долг? Ублюдки-рабы вроде меня?
Я скольжу вниз. Ногти впиваются в его ладони, но Деймон не отстраняется. Я понижаю голос. Теперь ему приходится напрягать слух, чтобы услышать мои слова.
– У Тьмы очень, очень долгое время был Князь. Но теперь грядет Королева. Могут пройти десятилетия, даже века, но она идет. – Я киваю в сторону лордов и леди, сидящих за столами. – К тому времени они обратятся в прах, но ты и эйрианец останетесь и будете служить ей.
Его золотистые глаза наполняются раздражением и разочарованием.
– Какая еще Королева? Кто идет?
– Живая легенда, – шепчу я. – Мечта во плоти.
Потрясение, на мгновение промелькнувшее на его лице, сменилось отчаянной, яростной жадностью.
– Ты уверена?
Комната превратилась в крутящийся вихрь теней. Теперь я четко видела только Деймона. Он – единственное, что мне сейчас нужно.
– Я видела ее в спутанной паутине, Деймон. Я видела ее.
Я слишком устала, чтобы цепляться за реальный мир, но все равно отказываюсь отпускать его руки. Мне нужно сказать еще одну вещь.
– Эйрианец, Деймон.
Он бросает быстрый взгляд на Люцивара:
– А что насчет его?
– Это твой брат. Вы оба сыновья одного отца.
Я больше не могу сдерживаться и ныряю в безумие, которое зовется Искаженным Королевством. Я падаю, лечу в пропасть среди осколков собственной сущности. Мир вращается и трескается. В его частичках я вижу тех, кто некогда были моими Сестрами, идущих мимо столов, перепуганных и целеустремленных, и рука Деймона тянется вперед и, словно случайно, разбивает хрупкую раму моей спутанной паутины.
Невозможно заново сплести спутанную сеть. Черные Вдовы Террилля могут потратить на это многие годы, но все их попытки ни к чему не приведут. Это будет уже не та сеть, и никому не суждено увидеть то, что вижу я.
В сером мире надо мной я слышу, как захожусь в безумном смехе. Подо мной расступается пропасть, часть бескрайней Тьмы. Я снова слышу безумный хохот, полный радости и боли, гнева и торжества.
Грядет не просто еще одна ведьма, мои глупые Сестры, но Ведьма.
Часть первая
Глава 1
1. Террилль
Люцивар Яслана, эйрианец-полукровка, наблюдал за тем, как охранники тащат всхлипывающего мужчину к лодке. Он не чувствовал жалости к приговоренному человеку, лидеру подавленного восстания рабов. В Крае под названием Прууль сочувствие было роскошью, которую не мог себе позволить ни один подневольный человек.
Люцивар отказался участвовать в восстании. Предводители были хорошими людьми, но им недоставало силы, отваги – а то и просто мозгов, чтобы сделать то, что нужно. Вид крови не приносил им удовольствия.
Он не участвовал. Но Зуультах, Королева Прууля, наказала его вместе с остальными.
Тяжелые оковы на шее и запястьях уже стерли кожу до мяса, а спина пульсировала от ударов плетью. Он расправил свои темные, кожистые крылья, пытаясь облегчить боль.
Охранник тут же ткнул его дубинкой, а потом трусливо отступил, услышав злобное шипение.
В отличие от взглядов других рабов, неспособных скрыть отчаяние или страх, в золотистых глазах Люцивара не отражалось никаких чувств.
Охранники тем временем запихивали всхлипывающего человека в старую одноместную лодку. Она давно отплавала свое, и выходить в море на таком судне было бы безумием – в прогнивших бортах зияли дыры, которые в данном случае были весьма кстати.
Приговоренный был невысокого роста и выглядел полумертвым от голода. Но, несмотря на это, потребовались усилия шести охранников, чтобы запихнуть его в лодку. Один из них щедро размазал свиной жир по половым органам мужчины, а затем начал задвигать деревянную крышку. В ней имелись отверстия для головы и рук. Как только запястья пленника оказались надежно привязаны к железным кольцам на внешней стороне борта лодки, деревянная крышка со щелчком встала на место, и теперь только стражники могли убрать ее.
Один из них задумчиво изучил взглядом связанного и с притворным беспокойством покачал головой. Повернувшись к другим, он сказал:
– Эх, надо бы накормить его в последний раз перед отправлением.
Стражники рассмеялись. Пленник принялся звать на помощь.
Один за другим охранники принялись осторожно запихивать еду в рот несчастного, а затем загнали остальных рабов в сараи, служившие им жильем.
– Сегодня вам предстоит немного развлечься, парни! – со смехом крикнул один из стражников. – Вспомните о нем в следующий раз, когда решите самовольно оставить службу у леди Зуультах.
Люцивар оглянулся через плечо, но тут же отвел взгляд.
Привлеченные запахом еды, в зияющие на бортах лодки дыры проворно пробирались крысы.
Обреченный человек закричал.
Облака заслонили луну. Серые тучи скрыли ее свет. Мужчина в лодке не шевелился. Его колени сбиты в кровь – он колотил ими по крышке, тщетно пытаясь отогнать крыс. Голосовые связки сорваны от крика.
Люцивар опустился на колени за лодкой, двигаясь медленно и осторожно, чтобы приглушить звяканье цепей.
– Я не сказал им, Яси, – хрипло прошептал пленник. – Они пытались заставить меня говорить, но я не стал. По крайней мере, на это у меня еще хватило чести.
Люцивар поднес чашку к губам человека.
– Выпей, – прошептал он. Его голос сливался с привычными звуками ночи.
– Нет, – простонал тот. – Нет.
Несчастный снова начал плакать – из его сорванной глотки вырывались резкие, хриплые рыдания.
– Тише, тише. Это поможет. – Поддерживая одной рукой голову мужчины, Люцивар осторожно поднес чашку к распухшим губам пленника. Тот сделал два глотка, и эйрианец убрал сосуд, погладив голову мужчины кончиками пальцев. – Это поможет, – тихо повторил он.
– Я же Воин Крови. – Когда Люцивар снова поднес чашку к его губам, пленник покорно сделал еще один глоток. Его голос немного окреп, но слова стали путаться. – А ты Верховный Князь. Почему они так поступают с нами, Яси?
– Потому что у них нет чести. Потому что они уже не помнят, что значит быть человеком Крови. Власть Верховной Жрицы Хейлля – настоящая чума, которая уже много веков распространяется по Королевству, медленно пожирая каждый Край, которого коснется.
– Может, лэндены правы. Может, Кровь и есть Зло.
Люцивар по-прежнему легонько поглаживал виски пленника кончиками пальцев.
– Нет. Мы – то, что мы есть. Ни больше ни меньше. В каждом человеке есть и добро и зло. Просто зло сейчас правит нами всеми.
– А где же тогда добро? – сонно спросил мужчина.
Люцивар поцеловал его в макушку.
– Либо уничтожено, либо порабощено. – С этими словами он вновь поднес чашку к губам обреченного человека. – Допивай, Брат, и все закончится.
Когда тот сделал последний глоток, Люцивар прибег к Дару, чтобы заставить чашку исчезнуть.
Мужчина в лодке хрипло рассмеялся:
– Я чувствую себя очень храбрым, Яси.
– Ты и впрямь очень храбр.
– Крысы… У меня теперь нет яиц.
– Я знаю.
– Я плакал, Яси. Плакал перед ними.
– Это не имеет значения.
– Я – Воин Крови. Я не должен был плакать.
– Ты ничего не сказал. Храбрость не покинула тебя.
– Зуультах все равно убила остальных.
– Она заплатит за это, младший Брат. Однажды она и остальные вроде нее заплатят за все. – Люцивар мягко помассировал шею человека.
– Яси, я…
Движение было резким, и хруст вспорол ночную тишь.
Люцивар бережно опустил обмякшую голову и медленно поднялся на ноги. Он должен был сказать им, что план не сработает, что Кольцо Повиновения можно настроить так, что владелец почувствует любое проявление целеустремленности и своеволия. Он мог сказать, что ростки зла, держащие их в рабстве, давно укоренились и распространились слишком далеко, что принести свободу может лишь крайняя жестокость, на которую не способен ни один человек. Он мог сказать, что существуют и более мучительные способы, нежели Кольцо, чтобы заставить раба повиноваться, что их беспокойство друг за друга приведет к гибели всех, что единственный способ обрести свободу и бежать (пусть и ненадолго) – не заботиться ни о ком, кроме себя.
Он мог сказать им все это.
И все же, когда они робко, осторожно впервые подошли к нему, желая получить совет человека, который вырывался на свободу вновь и вновь на протяжении веков, но по-прежнему носил оковы, Люцивар сказал лишь одно:
– Пожертвуйте всем.
Они ушли, разочарованные, неспособные понять, что совет был дан всерьез. Нужно жертвовать всем. Однако была одна вещь, которой сам Люцивар пожертвовать не мог. И не стал бы.
Сколько раз он поддавался вновь и вновь, позволяя связать себя этим жестоким кольцом, надевавшимся на мужской орган, и сколько раз Деймон, обнаружив друга и пришпилив к стене, называл его дураком и трусом за очередную неудачу?
Лжец. Изворотливый, привыкший к дворцовым интригам лжец.
Как-то раз госпожа Доротея Са-Дьябло отчаянно пыталась отыскать Деймона Сади после того, как выяснилось, что ее раба для утех нет ни при одном дворе. На его поиски ушло сто лет, две тысячи Предводителей пали, пытаясь взять его в плен. Он мог бы использовать небольшой, полудикий Край, который захватил, и завоевать пол-Террилля, мог бы стать ощутимой угрозой власти Хейлля. Вместо этого Деймон прочел письмо, которое Доротея отправила с одним из своих гонцов. Прочел его – и сдался.
В письме говорилось лишь это: «Сдайся до новолуния. После этого каждый день, потраченный на розыски, будет стоить твоему брату какой-нибудь части тела – в расплату за твое высокомерие».
Люцивар вздрогнул, пытаясь отогнать непрошеные мысли. В каком-то смысле воспоминания еще хуже ударов плетью, поскольку они неизбежно вели к образу Аскави с горными вершинами, вспарывающими небо, и долинами, где раскинулись города, фермы и леса. Сейчас, правда, этот Край уже далеко не так плодороден, и неудивительно: слишком долго его выворачивали наизнанку и использовали те, кто привык брать, ничего не давая взамен. И все же там его дом, и века изгнания, проведенные в рабстве, принесли только тупую боль и тоску по чистому горному воздуху, вкусу сладковатой ледяной воды, тишине вековых лесов и, больше всего, горным кручам, где реяли в воздухе эйрианцы.
Но Люцивар находился в Прууле, на жарком, песчаном пустыре, в услужении у этой суки Зуультах, потому что не сумел скрыть отвращение к Притиан, Верховной Жрице Аскави. Не сумел усмирить свой вздорный нрав, чтобы служить ведьмам, которых презирал.
Среди людей Крови мужчины должны были служить, а не править. Он никогда не бросал вызов заведенным порядкам, несмотря на то что за прошедшие века убил немало ведьм. Он уничтожал их потому, что служить им было настоящим оскорблением – он ведь был Верховным Князем эйрианцев, носившим Эбеново-серый Камень, а потому не желал верить, будто служение и раболепие – одно и то же. Будучи бастардом, полукровкой, Люцивар не имел ни малейшей надежды однажды получить важный пост при дворе, несмотря на высокую ступень его Камня. Будучи прекрасно обученным эйрианским воином и обладая слишком несдержанным нравом – даже для Верховного Князя, он окончательно утратил надежду на то, чтобы жить вне оков того или иного двора.
И его поймали в силки, как ловили всех мужчин Крови. В них было заложено нечто, заставлявшее страстно желать службы, что побуждало связывать себя, так или иначе, с женщиной Крови, носящей Камни.
Люцивар неловко дернул плечом и со свистом втянул воздух сквозь зубы. Снова открылась едва зажившая рана, оставшаяся от удара плетью. Он коснулся ее, и пальцы окрасились свежей кровью.
Эйрианец оскалил зубы в горькой ухмылке. Что там гласит старая поговорка? Желание, омытое кровью, – это молитва самой Тьме.
Он закрыл глаза, простер руку к ночному небу и устремился вовнутрь, спускаясь в бездну своего сознания к тому уровню, где покоились Эбеново-серые Камни. Тогда произнесенное желание будет принадлежать только ему и останется тайной – никто из придворных Зуультах не сумеет прочесть эту мысль.
Однажды – когда-нибудь – я хотел бы служить Королеве, которую смогу уважать, которой смогу верить до конца. Сильной Королеве, которую не будет пугать моя мощь. Королеве, которую я смогу называть не только своей госпожой, но и другом.
Суховато посмеявшись над собственной глупостью, Люцивар вытер окровавленную руку о мешковатые хлопковые штаны и вздохнул. Какая жалость, что предсказание, сделанное Терсой семьсот лет назад, оказалось лишь бредом безумной женщины. На время оно подарило ему надежду. Потребовалось слишком много дней и лет, чтобы осознать: это очень горькое чувство.
«Кто здесь?»
Люцивар быстро повернулся к хлевам, где держали рабов. Уже скоро стражники выйдут на очередной обход. Еще одну минуту он будет наслаждаться ночным воздухом – пусть даже слишком жарким и пыльным, – а потом покорно вернется в свою вонючую клетку с постелью из грязной соломы, кишащей паразитами, вернется к запаху страха, немытых тел и человеческих нечистот.
«Кто здесь?»
Люцивар медленно обернулся, насторожившись и пытаясь силой своего разума отыскать спрашивавшего. Мысленную речь можно направлять всем присутствующим – это то же самое, как, например, громко закричать в переполненной людьми комнате, – или же сузить до определенной ступени Камня, или пола, или вообще сделать получателем сообщения один конкретный разум. Похоже, эта мысль была предназначена только для Люцивара.
Ничего нового он не увидел. Что бы это ни было, теперь оно исчезло.
Люцивар покачал головой. Он становится таким же трусливым, как лэндены, не принадлежащие к Крови, – жалкие создания любой расы, скованные суевериями о том, что в ночи рыскает зло.
«Ты меня слышишь?»
Люцивар резко развернулся, взмахнув крыльями, чтобы сохранить равновесие, и невольно принял боевую стойку.
И почувствовал себя круглым дураком, увидев девочку, глядящую на него расширенными глазами.
Она была совсем худенькой и маленькой – не старше семи лет. Слово «простушка» такая девчушка должна воспринимать как комплимент. Однако даже в лунном свете ее глаза невольно завораживали. Они напомнили Люцивару небо в сумерках и глубокие горные озера. На девочке было хорошее, дорогое платье – в любом случае лучше тех, что носят нищенки или попрошайки. Золотистые волосы тщательно и заботливо уложены – собраны наверху в пучок. Короткие кудряшки обрамляли личико с острыми чертами и смотрелись довольно нелепо.
– Что ты здесь делаешь? – грубо спросил Люцивар.
Девочка переплела пальцы и сгорбилась.
– Я… я слышала тебя. Ты просил о друге.
– Ты слышала меня?! – Люцивар уставился на девочку. Как, во имя Ада, она могла услышать его? Да, он действительно выпустил на волю это желание, но только на Эбеново-серой нити. Кроме Люцивара, этот Камень в Террилле не носил никто. Единственный Камень темнее его – это Черный, а его обладателем в Королевстве был только один человек – Деймон Сади. Если только…
Нет. Не может быть.
В это мгновение девочка перевела взгляд с него на мертвое тело в лодке, а потом вновь посмотрела на Люцивара.
– Мне нужно идти, – прошептала она.
– Вовсе нет. – Он направился к ней, мягко ступая, как хищник, выслеживающий добычу.
Девочка со всех ног помчалась прочь.
Люцивар нагнал ее через несколько секунд, не обращая внимания на яростно звякающие оковы. Перекинув цепь через девчонку, он схватил ее за талию и поднял в воздух, зарычав, когда та пнула его в колено. Эйрианец проигнорировал ее яростные попытки оцарапать его, а удары, хотя и оставляли синяки, были все же не настолько эффективны, как хороший пинок в нужное место. Когда малявка начала кричать, он зажал ей рот ладонью.
Та немедленно впилась зубами ему в палец.
Люцивар с трудом удержался от вопля и только выругался себе под нос. Опустившись на колени и потянув девчонку за собой, он яростно шепнул:
– Тихо ты. Что, хочешь стражу накликать? – Возможно, именно этого она и добивалась. Люцивар ожидал, что она начнет вырываться с удвоенной энергией, зная, что помощь неподалеку.
Вместо этого девочка замерла.
Люцивар прижался к ее щеке своей и тяжело вздохнул.
– Ах ты, маленькая дрянная кошка! – тихо произнес он, пытаясь удержаться от смеха.
– Зачем ты его убил?
Ему показалось или ее голос действительно изменился? Теперь в его детском звучании слились гром, эхо пещер и полуночное небо.
– Он страдал.
– Разве ты не мог отвести его к Целительнице?
– Целительницы не занимаются рабами, – рявкнул тот в ответ. – К тому же после крыс исцелять там особо нечего. – Он крепче прижал девчонку к груди, надеясь, что она немного согреется и перестанет дрожать. На фоне его загорелых рук малышка выглядела совсем бледной, и Люцивар знал, что дело не только в цвете ее кожи. – Прости. Это было слишком жестоко.
Когда она вновь попыталась освободиться, эйрианец поднял руки, позволяя девчонке проскользнуть под цепью кандалов. Она тут же отскочила подальше, обернулась и упала на колени.
Они посмотрели друг на друга.
– Как тебя зовут? – наконец спросила девочка.
– Меня называют Яси. – Люцивар рассмеялся, когда малышка сморщила нос. – И не надо так на меня смотреть, я тут ни при чем. Выбирал не сам.
Люцивар отказался участвовать в восстании. Предводители были хорошими людьми, но им недоставало силы, отваги – а то и просто мозгов, чтобы сделать то, что нужно. Вид крови не приносил им удовольствия.
Он не участвовал. Но Зуультах, Королева Прууля, наказала его вместе с остальными.
Тяжелые оковы на шее и запястьях уже стерли кожу до мяса, а спина пульсировала от ударов плетью. Он расправил свои темные, кожистые крылья, пытаясь облегчить боль.
Охранник тут же ткнул его дубинкой, а потом трусливо отступил, услышав злобное шипение.
В отличие от взглядов других рабов, неспособных скрыть отчаяние или страх, в золотистых глазах Люцивара не отражалось никаких чувств.
Охранники тем временем запихивали всхлипывающего человека в старую одноместную лодку. Она давно отплавала свое, и выходить в море на таком судне было бы безумием – в прогнивших бортах зияли дыры, которые в данном случае были весьма кстати.
Приговоренный был невысокого роста и выглядел полумертвым от голода. Но, несмотря на это, потребовались усилия шести охранников, чтобы запихнуть его в лодку. Один из них щедро размазал свиной жир по половым органам мужчины, а затем начал задвигать деревянную крышку. В ней имелись отверстия для головы и рук. Как только запястья пленника оказались надежно привязаны к железным кольцам на внешней стороне борта лодки, деревянная крышка со щелчком встала на место, и теперь только стражники могли убрать ее.
Один из них задумчиво изучил взглядом связанного и с притворным беспокойством покачал головой. Повернувшись к другим, он сказал:
– Эх, надо бы накормить его в последний раз перед отправлением.
Стражники рассмеялись. Пленник принялся звать на помощь.
Один за другим охранники принялись осторожно запихивать еду в рот несчастного, а затем загнали остальных рабов в сараи, служившие им жильем.
– Сегодня вам предстоит немного развлечься, парни! – со смехом крикнул один из стражников. – Вспомните о нем в следующий раз, когда решите самовольно оставить службу у леди Зуультах.
Люцивар оглянулся через плечо, но тут же отвел взгляд.
Привлеченные запахом еды, в зияющие на бортах лодки дыры проворно пробирались крысы.
Обреченный человек закричал.
Облака заслонили луну. Серые тучи скрыли ее свет. Мужчина в лодке не шевелился. Его колени сбиты в кровь – он колотил ими по крышке, тщетно пытаясь отогнать крыс. Голосовые связки сорваны от крика.
Люцивар опустился на колени за лодкой, двигаясь медленно и осторожно, чтобы приглушить звяканье цепей.
– Я не сказал им, Яси, – хрипло прошептал пленник. – Они пытались заставить меня говорить, но я не стал. По крайней мере, на это у меня еще хватило чести.
Люцивар поднес чашку к губам человека.
– Выпей, – прошептал он. Его голос сливался с привычными звуками ночи.
– Нет, – простонал тот. – Нет.
Несчастный снова начал плакать – из его сорванной глотки вырывались резкие, хриплые рыдания.
– Тише, тише. Это поможет. – Поддерживая одной рукой голову мужчины, Люцивар осторожно поднес чашку к распухшим губам пленника. Тот сделал два глотка, и эйрианец убрал сосуд, погладив голову мужчины кончиками пальцев. – Это поможет, – тихо повторил он.
– Я же Воин Крови. – Когда Люцивар снова поднес чашку к его губам, пленник покорно сделал еще один глоток. Его голос немного окреп, но слова стали путаться. – А ты Верховный Князь. Почему они так поступают с нами, Яси?
– Потому что у них нет чести. Потому что они уже не помнят, что значит быть человеком Крови. Власть Верховной Жрицы Хейлля – настоящая чума, которая уже много веков распространяется по Королевству, медленно пожирая каждый Край, которого коснется.
– Может, лэндены правы. Может, Кровь и есть Зло.
Люцивар по-прежнему легонько поглаживал виски пленника кончиками пальцев.
– Нет. Мы – то, что мы есть. Ни больше ни меньше. В каждом человеке есть и добро и зло. Просто зло сейчас правит нами всеми.
– А где же тогда добро? – сонно спросил мужчина.
Люцивар поцеловал его в макушку.
– Либо уничтожено, либо порабощено. – С этими словами он вновь поднес чашку к губам обреченного человека. – Допивай, Брат, и все закончится.
Когда тот сделал последний глоток, Люцивар прибег к Дару, чтобы заставить чашку исчезнуть.
Мужчина в лодке хрипло рассмеялся:
– Я чувствую себя очень храбрым, Яси.
– Ты и впрямь очень храбр.
– Крысы… У меня теперь нет яиц.
– Я знаю.
– Я плакал, Яси. Плакал перед ними.
– Это не имеет значения.
– Я – Воин Крови. Я не должен был плакать.
– Ты ничего не сказал. Храбрость не покинула тебя.
– Зуультах все равно убила остальных.
– Она заплатит за это, младший Брат. Однажды она и остальные вроде нее заплатят за все. – Люцивар мягко помассировал шею человека.
– Яси, я…
Движение было резким, и хруст вспорол ночную тишь.
Люцивар бережно опустил обмякшую голову и медленно поднялся на ноги. Он должен был сказать им, что план не сработает, что Кольцо Повиновения можно настроить так, что владелец почувствует любое проявление целеустремленности и своеволия. Он мог сказать, что ростки зла, держащие их в рабстве, давно укоренились и распространились слишком далеко, что принести свободу может лишь крайняя жестокость, на которую не способен ни один человек. Он мог сказать, что существуют и более мучительные способы, нежели Кольцо, чтобы заставить раба повиноваться, что их беспокойство друг за друга приведет к гибели всех, что единственный способ обрести свободу и бежать (пусть и ненадолго) – не заботиться ни о ком, кроме себя.
Он мог сказать им все это.
И все же, когда они робко, осторожно впервые подошли к нему, желая получить совет человека, который вырывался на свободу вновь и вновь на протяжении веков, но по-прежнему носил оковы, Люцивар сказал лишь одно:
– Пожертвуйте всем.
Они ушли, разочарованные, неспособные понять, что совет был дан всерьез. Нужно жертвовать всем. Однако была одна вещь, которой сам Люцивар пожертвовать не мог. И не стал бы.
Сколько раз он поддавался вновь и вновь, позволяя связать себя этим жестоким кольцом, надевавшимся на мужской орган, и сколько раз Деймон, обнаружив друга и пришпилив к стене, называл его дураком и трусом за очередную неудачу?
Лжец. Изворотливый, привыкший к дворцовым интригам лжец.
Как-то раз госпожа Доротея Са-Дьябло отчаянно пыталась отыскать Деймона Сади после того, как выяснилось, что ее раба для утех нет ни при одном дворе. На его поиски ушло сто лет, две тысячи Предводителей пали, пытаясь взять его в плен. Он мог бы использовать небольшой, полудикий Край, который захватил, и завоевать пол-Террилля, мог бы стать ощутимой угрозой власти Хейлля. Вместо этого Деймон прочел письмо, которое Доротея отправила с одним из своих гонцов. Прочел его – и сдался.
В письме говорилось лишь это: «Сдайся до новолуния. После этого каждый день, потраченный на розыски, будет стоить твоему брату какой-нибудь части тела – в расплату за твое высокомерие».
Люцивар вздрогнул, пытаясь отогнать непрошеные мысли. В каком-то смысле воспоминания еще хуже ударов плетью, поскольку они неизбежно вели к образу Аскави с горными вершинами, вспарывающими небо, и долинами, где раскинулись города, фермы и леса. Сейчас, правда, этот Край уже далеко не так плодороден, и неудивительно: слишком долго его выворачивали наизнанку и использовали те, кто привык брать, ничего не давая взамен. И все же там его дом, и века изгнания, проведенные в рабстве, принесли только тупую боль и тоску по чистому горному воздуху, вкусу сладковатой ледяной воды, тишине вековых лесов и, больше всего, горным кручам, где реяли в воздухе эйрианцы.
Но Люцивар находился в Прууле, на жарком, песчаном пустыре, в услужении у этой суки Зуультах, потому что не сумел скрыть отвращение к Притиан, Верховной Жрице Аскави. Не сумел усмирить свой вздорный нрав, чтобы служить ведьмам, которых презирал.
Среди людей Крови мужчины должны были служить, а не править. Он никогда не бросал вызов заведенным порядкам, несмотря на то что за прошедшие века убил немало ведьм. Он уничтожал их потому, что служить им было настоящим оскорблением – он ведь был Верховным Князем эйрианцев, носившим Эбеново-серый Камень, а потому не желал верить, будто служение и раболепие – одно и то же. Будучи бастардом, полукровкой, Люцивар не имел ни малейшей надежды однажды получить важный пост при дворе, несмотря на высокую ступень его Камня. Будучи прекрасно обученным эйрианским воином и обладая слишком несдержанным нравом – даже для Верховного Князя, он окончательно утратил надежду на то, чтобы жить вне оков того или иного двора.
И его поймали в силки, как ловили всех мужчин Крови. В них было заложено нечто, заставлявшее страстно желать службы, что побуждало связывать себя, так или иначе, с женщиной Крови, носящей Камни.
Люцивар неловко дернул плечом и со свистом втянул воздух сквозь зубы. Снова открылась едва зажившая рана, оставшаяся от удара плетью. Он коснулся ее, и пальцы окрасились свежей кровью.
Эйрианец оскалил зубы в горькой ухмылке. Что там гласит старая поговорка? Желание, омытое кровью, – это молитва самой Тьме.
Он закрыл глаза, простер руку к ночному небу и устремился вовнутрь, спускаясь в бездну своего сознания к тому уровню, где покоились Эбеново-серые Камни. Тогда произнесенное желание будет принадлежать только ему и останется тайной – никто из придворных Зуультах не сумеет прочесть эту мысль.
Однажды – когда-нибудь – я хотел бы служить Королеве, которую смогу уважать, которой смогу верить до конца. Сильной Королеве, которую не будет пугать моя мощь. Королеве, которую я смогу называть не только своей госпожой, но и другом.
Суховато посмеявшись над собственной глупостью, Люцивар вытер окровавленную руку о мешковатые хлопковые штаны и вздохнул. Какая жалость, что предсказание, сделанное Терсой семьсот лет назад, оказалось лишь бредом безумной женщины. На время оно подарило ему надежду. Потребовалось слишком много дней и лет, чтобы осознать: это очень горькое чувство.
«Кто здесь?»
Люцивар быстро повернулся к хлевам, где держали рабов. Уже скоро стражники выйдут на очередной обход. Еще одну минуту он будет наслаждаться ночным воздухом – пусть даже слишком жарким и пыльным, – а потом покорно вернется в свою вонючую клетку с постелью из грязной соломы, кишащей паразитами, вернется к запаху страха, немытых тел и человеческих нечистот.
«Кто здесь?»
Люцивар медленно обернулся, насторожившись и пытаясь силой своего разума отыскать спрашивавшего. Мысленную речь можно направлять всем присутствующим – это то же самое, как, например, громко закричать в переполненной людьми комнате, – или же сузить до определенной ступени Камня, или пола, или вообще сделать получателем сообщения один конкретный разум. Похоже, эта мысль была предназначена только для Люцивара.
Ничего нового он не увидел. Что бы это ни было, теперь оно исчезло.
Люцивар покачал головой. Он становится таким же трусливым, как лэндены, не принадлежащие к Крови, – жалкие создания любой расы, скованные суевериями о том, что в ночи рыскает зло.
«Ты меня слышишь?»
Люцивар резко развернулся, взмахнув крыльями, чтобы сохранить равновесие, и невольно принял боевую стойку.
И почувствовал себя круглым дураком, увидев девочку, глядящую на него расширенными глазами.
Она была совсем худенькой и маленькой – не старше семи лет. Слово «простушка» такая девчушка должна воспринимать как комплимент. Однако даже в лунном свете ее глаза невольно завораживали. Они напомнили Люцивару небо в сумерках и глубокие горные озера. На девочке было хорошее, дорогое платье – в любом случае лучше тех, что носят нищенки или попрошайки. Золотистые волосы тщательно и заботливо уложены – собраны наверху в пучок. Короткие кудряшки обрамляли личико с острыми чертами и смотрелись довольно нелепо.
– Что ты здесь делаешь? – грубо спросил Люцивар.
Девочка переплела пальцы и сгорбилась.
– Я… я слышала тебя. Ты просил о друге.
– Ты слышала меня?! – Люцивар уставился на девочку. Как, во имя Ада, она могла услышать его? Да, он действительно выпустил на волю это желание, но только на Эбеново-серой нити. Кроме Люцивара, этот Камень в Террилле не носил никто. Единственный Камень темнее его – это Черный, а его обладателем в Королевстве был только один человек – Деймон Сади. Если только…
Нет. Не может быть.
В это мгновение девочка перевела взгляд с него на мертвое тело в лодке, а потом вновь посмотрела на Люцивара.
– Мне нужно идти, – прошептала она.
– Вовсе нет. – Он направился к ней, мягко ступая, как хищник, выслеживающий добычу.
Девочка со всех ног помчалась прочь.
Люцивар нагнал ее через несколько секунд, не обращая внимания на яростно звякающие оковы. Перекинув цепь через девчонку, он схватил ее за талию и поднял в воздух, зарычав, когда та пнула его в колено. Эйрианец проигнорировал ее яростные попытки оцарапать его, а удары, хотя и оставляли синяки, были все же не настолько эффективны, как хороший пинок в нужное место. Когда малявка начала кричать, он зажал ей рот ладонью.
Та немедленно впилась зубами ему в палец.
Люцивар с трудом удержался от вопля и только выругался себе под нос. Опустившись на колени и потянув девчонку за собой, он яростно шепнул:
– Тихо ты. Что, хочешь стражу накликать? – Возможно, именно этого она и добивалась. Люцивар ожидал, что она начнет вырываться с удвоенной энергией, зная, что помощь неподалеку.
Вместо этого девочка замерла.
Люцивар прижался к ее щеке своей и тяжело вздохнул.
– Ах ты, маленькая дрянная кошка! – тихо произнес он, пытаясь удержаться от смеха.
– Зачем ты его убил?
Ему показалось или ее голос действительно изменился? Теперь в его детском звучании слились гром, эхо пещер и полуночное небо.
– Он страдал.
– Разве ты не мог отвести его к Целительнице?
– Целительницы не занимаются рабами, – рявкнул тот в ответ. – К тому же после крыс исцелять там особо нечего. – Он крепче прижал девчонку к груди, надеясь, что она немного согреется и перестанет дрожать. На фоне его загорелых рук малышка выглядела совсем бледной, и Люцивар знал, что дело не только в цвете ее кожи. – Прости. Это было слишком жестоко.
Когда она вновь попыталась освободиться, эйрианец поднял руки, позволяя девчонке проскользнуть под цепью кандалов. Она тут же отскочила подальше, обернулась и упала на колени.
Они посмотрели друг на друга.
– Как тебя зовут? – наконец спросила девочка.
– Меня называют Яси. – Люцивар рассмеялся, когда малышка сморщила нос. – И не надо так на меня смотреть, я тут ни при чем. Выбирал не сам.