Энок Сюзанна. Нечто греховное

   – Рубин я вам не верну! – отрезала Сарала. – Но могу снизить цену товара до пяти тысяч.
   – Не ждите благодарности, – сказал Шей и добавил, понизив голос: – Почему бы нам не продолжить этот разговор в более спокойном месте, например в утренней гостиной?
   Сарала негодующе фыркнула и прошептала:
   – Лучше признайтесь, Шей, что вам захотелось еще раз меня поцеловать. Только у вас ничего не выйдет, я не позволю вам зацеловать меня до беспамятства и заставить отдать вам шелк даром.
   – Что же мне делать? Мне так понравилось целоваться с вами!
   Шей тяжело вздохнул:
   – Угадайте, что пришло мне сейчас в голову? Сарала усмехнулась:
   – Я не умею читать чужие мысли. Но могу предположить, что серьезного встречного предложения мне от вас не дождаться.
   Завороженный ее влажными от пунша губами, он сказал.
   – Так и быть, я сам вам это скажу: мне подумалось, что вы, не только дьявольски хитры, но и чертовски темпераментны.
   На щеках Саралы вспыхнул румянец.
   – Вы говорите так, потому что злитесь на меня за то, что я вас переиграла, – сказала она. – Признаться, большого ума для этого не потребовалось.
   – Однако же вам стало стыдно за свои колкости, вы даже покраснели! – возразил Шей, борясь с желанием вновь погладить ее по щеке.
   – Вовсе нет! – парировала она. – Я раскраснелась, потому что отчаялась дождаться от вас дельного предложения. Давайте возвратимся на свои места, пока не возникло никаких пересудов в связи с нашим затянувшимся отсутствием.
   – А вам не приходило в голову, Сарала, что вы бы лишились оправданий своих оскорблений в мой адрес, если бы получили, наконец, от меня разумное предложение?
   – Раз уж вы додумались до этого, объясните, что вам мешает предотвратить любые мои нападки! Пока что вы ничего для этого не сделали.
   И в самом деле, подумал Шарлемань, почему бы ему не принять защитные меры? Быть может, его останавливает то, что она впервые очутилась на лондонском музыкальном вечере? Никогда не бывала на королевских балах и приемах? И явно не знает, что, при всей экзотичности, загар считается просто неприличным для благовоспитанной английской девушки?
   Или же его смущает значительная разница в их общественном положении? Он изобразил на лице искреннюю улыбку и наконец ответил:
   – А мне доставляют удовольствие ваши колкости! Я нахожу интересным пикироваться с таким очаровательным созданием. Но если вы скажете, что вам это неприятно, тогда мы продолжим наш торг там, где его следовало бы начать, – в кабинете вашего отца.
   Сарала подошла к нему поближе и заявила:
   – Не смейте запугивать меня, Шей! Продажа шелка – это моя привилегия. Только попробуйте поступить так со мной, и я буду называть вас обманщиком и трусом.
   На Шарлеманя пахнуло ароматом корицы. Проглотив слюнки, он мягко произнес:
   – В таком случае предлагаю возобновить наш торг завтра на пикнике, согласитесь, что это будет оптимальным решением проблемы.
   Пока Сарала, наморщив лоб, молча размышляла над его предложением, Шарлемань стоически боролся с искушением заключить ее в объятия и поцеловать.
   – Хорошо, я согласна, – наконец сказала она. – Отложим наши переговоры до завтрашнего утра.
   Сарала взяла четыре бокала и хотела повернуться, чтобы уйти. Но Шарлемань раскусил ее хитрость и, положив ей ладонь на плечо, повернул к себе лицом.
   – Раз мы покончили с деловым разговором, – сказал он, – то почему бы нам просто не поболтать? Расскажите мне, как вы обычно проводили дни в Индии.
   Взглянув на него с нескрываемым удивлением, Сарала напомнила ему, что им пора вернуться в зал.
   – Поверьте, им до нас сейчас нет дела, – возразил Шарлемань.
   – Я в этом не уверена, – заявила Сарала. – И зачем вам знать, чем я занималась в Индии?
   – Мне просто интересно, – заверил он ее.
   Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
   Шей с очевидным восхищением посмотрел на ее бюст. Его интерес к ней был неподдельным, ему действительно хотелось знать о прошлом Саралы. Проведай об этом его младший брат, он бы покатился со смеху: ведь прежде Шарлемань слыл противником пустой болтовни и не скрывал, что равнодушен к обычным темам женских разговоров.
   – Летом совершать прогулки там можно только рано утром, – сказала Сарала. – Мы с Нахи, моей подругой, обычно прогуливались по улице между дворцом Ред Форт и мечетью Джама Масджид, одними из красивейших зданий в мире, потом мы шли дальше, в старый город, чтобы сделать там на Рынке покупки.
   – Вы разгуливали по городу вдвоем?
   – Нет, нас сопровождали слуги, а иногда и двое солдат.
   – Слава Богу, – сказал Шарлемань.
   Сарала мягко улыбнулась.
   – Честно говоря, в охране мы не нуждались, нам с Нахи было нечего бояться, она индианка, я же владею хинди свободно. К тому же меня там многие знали благодаря влиятельному положению моего отца в Ост-Индской компании и его обширным связям с местными чиновниками.
   Взгляд ее вдруг стал печальным.
   – Расскажите мне, пожалуйста, поподробнее об индийских рынках! – попросил Шарлемань. – Очевидно, это экзотическое зрелище.
   – Да, очутившись там, испытываешь странное ощущение, что ты попала в сказочную страну. Чего только там не продают! И кур, и коз, и посуду, и гашиш, и пряности, и ткани, и разнообразные украшения – бусы, браслеты, перстни, кольца, серьги. Воздух пропитан смесью пыли и ароматических смол и трав, от зноя даже трудно дышать.
   – Разве индусы едят мясо? – спросил Шарлемань, пытаясь представить себе Саралу в национальной индийской одежде, покупающую козленка.
   – Да, вопреки расхожему мнению большинство индусов едят и мясо, и яйца, а также пьют козье молоко. И не забывайте, что в Дели живет еще много англичан.
   – А вы носили там сари? – спросил Шарлемань, с вожделением глядя на ее ротик.
   Она усмехнулась и прикрыла рот ладошкой, словно бы опасаясь, что ее может услышать мать.
   – Однажды я надела сари на свадьбу Нахи. Когда мама увидала меня в таком наряде и босой, она пришла в ярость.
   – Так вы перестали после этого надевать сари? – спросил Шарлемань, пытаясь представить ее себе в процессе переодевания.
   – Нет, конечно, я надевала сари еще много раз, но только тайком, – сказала Сарала. – Не пора ли нам вернуться к нашим родственникам?
   – Да, пожалуй, пора, – согласился Шарлемань, забирая со столика бокалы, наполненные пуншем.
   Когда они, наконец, вернулись на свои места, Сарала с очаровательной улыбкой отдала четыре бокала дамам, а Шей, угостив остальных, сел рядом с Элеонорой. Леди Хелен усадила дочь на стул между собой и герцогом Мельбурном.
   Музыкальный вечер шел своим чередом, но Шарлемань мысленно перенесся в другой, экзотический мир, с ярко-оранжевым солнцем на пронзительно-синем небе, пением райских птиц и воздухом, пропитанным пряными запахами. Это был тот самый загадочный мир делийских базаров, который так любила Сарала. Она до сих пор вспоминала о нем с легкой грустью во взгляде, потому что понимала, что ей уже не суждено возвратиться в него из холодного чопорного Лондона.
   Музыка смолкла, Шарлемань встрепенулся и вместе со всеми захлопал в ладоши, отдавая дань уважения исполнителю. Когда все слушатели повставали с мест, он шепнул Сарале:
   – А вы совсем не такая, как я думал. Вы вселили в меня мечту обязательно побывать в Индии.
   Она обернулась и сказала, глядя ему в глаза:
   – И вы тоже оказались не таким, каким поначалу мне представлялись.
   – Надеюсь, это вас приятно поразило, – с полупоклоном произнес он.
   – Да! – подтвердила она. – И хорошо бы вы не заставили меня изменить мнение о вас в худшую сторону.
   Их разговор прервала леди Ганновер, громко обратившаяся к герцогу Мельбурну:
   – Позвольте мне выразить вам, ваша светлость, искреннюю благодарность за то, что вы взяли нас под свое крыло на этот вечер.
   Мельбурн ответил ей, улыбаясь одними губами:
   – Это доставило мне удовольствие, леди Ганновер, надеюсь, что леди Саре понравился этот маленький концерт в салоне Френфилдов.
   – Чрезвычайно понравился! – воскликнула Сара. – Особенно же приятно было познакомиться с вами и вашей семьей. – Леди Хелен выразительно взглянула на нее, и она добавила: – Мне бы хотелось продолжить это знакомство. На лице ее при этом не было уже и тени улыбки.
   – Благодарю вас, – поклонившись ей, сказал Мельбурн. И все Гриффины чинно удалились.
   – В этом году Хатти играла заметно лучше, чем в прошлом, – выйдя на улицу, произнесла Элеонора и поцеловала на прощание Каролину и братьев в щечку, а Валентайна в губы. – Спасибо, что пришли.
   – Вечер был довольно милым, – сказал Деверилл, поглядывая на Элеонору, – однако я бы предпочел провести его за карточной игрой и с бокалом доброго хереса.
   – Какой же ты мужлан! – со вздохом заметила она.
   – Именно поэтому ты и находишь меня неотразимым, – сказал он, осклабившись.
   Закери молча пожал Себастьяну руку, а Шарлеманя чмокнул в ушную раковину.
   – Проклятие! – воскликнул тот, потирая ухо. – И как только тебе удается терпеть его, Каролина! Я тебе сочувствую.
   Деверилл подозвал рукой свой экипаж и спросил у герцога:
   – Ты поедешь с нами или с Закери?
   – Нет, только не с ним! – Мельбурн взял под руку Каролину и помог ей сесть в карету.
   Шарлемань взглянул на затянутое тучами небо.
   – Кажется, дождя больше не будет. Прогуляюсь-ка я лучше пешком.
   – Я составлю тебе компанию, – предложил его старший брат.
   – Не стоит, я, возможно, загляну в клуб по дороге. А тебе пора возвращаться домой, уже довольно-таки поздно, – сказал Шарлемань, зная, что Мельбурн захочет успеть вернуться к тому времени, когда слуги будут укладывать спать его дочь, чтобы почитать ей библейскую притчу на сон грядущий. Помимо того, ему хотелось проветрить мозги и выработать план действий на завтрашний день, что в обществе брата было бы затруднительно. А главное, ему требовалось отделаться от навязчивых мыслей об Индии, равно как и от грез об индийской принцессе, которая с каждой минутой все больше его очаровывала. Вот почему помочь ему взбодриться могла только одинокая прогулка.
   Проводив удаляющегося брата задумчивым взглядом, Себастьян обернулся к сестре и сказал:
   – Что ж, можно считать, что день закончился. По-моему, музыкальный вечер прошел удачно.
   – С твоей стороны было очень любезно пригласить семейство Ганновер сесть рядом с нами, – беря его под руку, сказала Элеонора.
   – Да, я счел разумным поближе познакомиться с ними, – кивнув, сказал Мельбурн.
   – У тебя имелись на то особые причины? – спросила сестра.
   – А почему ты задаешь мне такой вопрос? – в свою очередь, поинтересовался Себастьян, заподозрив, что ей что-то известно о тайном общении Шарлеманя с Сарой.
   – Просто так, – сказала Элеонора и высвободила свою руку.
   – Вот и у меня не было особых причин поступить таким образом, – ответил он.
   – Умоляю тебя, Себастьян, только не вмешивайся в их отношения, – попросила она.
   – О чем вы тут без меня секретничаете? – спросил Закери.
   – Мы предполагаем, что Шей заинтересовался леди Сарой, – сказала Элеонора.
   – Шей положил глаз на эту очаровательную крошку? – Закери озабоченно наморщил лоб. – Но мы в это вмешиваться не станем. Послушай, Мельбурн, я, пожалуй, сообщу ему эту радостную новость! Ты точно не будешь совать нос в их отношения?
   – Я предпочел бы воздержаться от комментариев, – сказал герцог, не желая, чтобы его снова обвинили в неуемном желании всех опекать и поучать. – Быть о чем-либо осведомленным еще не означает, что нужно в это вмешиваться.
   – Правильно! – воскликнула Элеонора. – Следовательно, я смогу со спокойной душой пригласить леди Сару к себе на обед в конце недели. Это тоже нельзя рассматривать как вмешательство в ее личную жизнь. А тебе, Мельбурн, я ничего не расскажу потом о нашем с ней разговоре!
   – Поступай как знаешь, – вскинув вверх руки, сказал он, недоумевая, почему все родственники вдруг ополчились на него, хотя он и не произнес ни слова. Над этим следовало поразмышлять.

Глава 7

   – Да, пожалуй, я дойду пешком до дома и умру от воспаления легких. Великолепно! – пробормотал себе под нос Шарлемань, бредя в одиночестве под моросящим дождем по Пэлл-Мэлл-стрит.
   Его беда заключалась в том, что обычно все решения он принимал, предварительно проанализировав сопутствующие факторы, свой опыт и знания, различные гипотезы, связанные с данной проблемой. И лишь после этого действовал. Однако в течение нескольких последних дней, а также сегодня вечером он чересчур глубоко погрузился в рефлексию. А перенапряжение мозгов, как известно, чревато безумием.
   Шарлемань содрогнулся и плотнее запахнул полы пальто, промокшего насквозь. Нет, подумалось ему, не надо было гулять в такую погоду. Оправдывало его только то, что он был вынужден отправиться домой пешком, поскольку не желал выслушивать суждения Мельбурна о Карлайлах.
   Он заранее знал, что сказал бы о них Себастьян: что лорд Ганновер неплохо выглядит для своего возраста, леди Ганновер почти помешалась на почве стремления попасть в окружение Мельбурна, а Сарала – ну, она, разумеется, сменила свое имя на Сару, чтобы казаться настоящей англичанкой.
   При ее-то загаре и броской внешности она могла бы и сохранить настоящее имя, пусть даже иностранное, хотя, честно говоря, ни одно из имен ничего не говорило об ее характере. В целом же Ганноверы были вполне симпатичными людьми, хотя и со странностями, но особых причин приближать их к себе не усматривалось. Всяк сверчок знай свой шесток!
   Так с какой же стати герцог Мельбурн любезно пригласил их сесть рядом с Гриффинами? В свете личных особых отношений Шарлеманя с Саралой поступок брата выглядел подозрительным. И даже нежелательным, если принять во внимание неудачное развитие торга из-за партии китайского шелка.
   Внезапно вдоль стены прошмыгнула какая-то подозрительная темная фигура и свернула в проулок.
   Шарлемань замедлил шаг и прислушался. Зря он не захватил с собой пистолет. Отбиться теперь он мог только тростью, которая в умелых руках вполне могла стать грозным оружием, так как была полой и служила ножнами для находившейся внутри ее рапиры.
   Готовый в любой момент вступить в бой, Шарлемань осторожно продолжил путь. Охваченное тревожным предчувствием, его сердце забилось быстрее. Но страха он не испытывал, потому что был неплохо натренирован в искусстве рукопашного боя. На одно только богатство он не полагался, зная, что порой требуется применить силу и сноровку ради спасения своей жизни.
   Обычно в это время суток лондонские улочки еще были довольно-таки оживленными: аристократы возвращались из театра либо из клуба, фланировали праздные искатели ночных развлечений, возле фонарей порхали «ночные бабочки». Сегодня же погода в городе была настолько отвратительной, Что, казалось, Лондон вымер. Но Шарлемань знал, что это впечатление обманчиво, и не терял бдительности.
   До перекрестка он дошел без приключений, не заметив ничего подозрительного. Где-то неподалеку проехала карета, но цоканье лошадиных копыт вскоре стихло, остался только пронизывающий до костей холодный, сырой ветер, завывающий в печных трубах на крышах и в темных подворотнях, да шелест сорной травы, растущей по обочинам дороги у стен кирпичных домов, серых и мрачных. Тем не менее, Шарлеманя не покидало ощущение, что за ним наблюдают.
   Это мерзостное чувство сопровождало его на протяжении всего пути. Неплохо, конечно, было бы зайти в клуб и взбодриться рюмкой бренди, но последствия такого шага могли оказаться печальными, разумнее было быстрее добраться до своей крепости и там позвать кого-то на помощь.
   И вот, наконец, он благополучно достиг семейного особняка Гриффинов и постучался в дверь. Открыл ему дворецкий.
   – Вы снова промокли до нитки, милорд, – с укоризной произнес он, окинув вошедшего взглядом с головы до ног.
   – Скорее затвори дверь, – сказал ему Шарлемань. Дворецкий захлопнул дверь и запер ее на засов.
   – Что-то стряслось, милорд? – спросил он.
   – Мельбурн дома?
   – Да, милорд. Но в чем дело?
   – Будь начеку! – бросил ему Шарлемань и, взбежав наверх по лестнице и миновав коридор, вошел в темную бильярдную и выглянул в окно. На улице не было ни души. Он чертыхнулся.
   – В чем дело, Шей? – спросил у него Себастьян, бесшумно вошедший в комнату.
   – Так, пустяки. Какое-то смутное тревожное предчувствие.
   – И чем же оно вызвано? Себастьян тоже подошел к окну.
   – Мне показалось, что кто-то втайне следует за мной. Шарлемань отвернулся от окна. Герцог внимательно посмотрел на него и произнес:
   – Не исключено, что все это только померещилось тебе. В последнее время ты стал подвержен фантазиям и раздражительности. Но все-таки, что именно ты видел?
   – Какую-то тень, промелькнувшую в проулке. Нужно отменить тревогу и успокоить Стэнтона, пусть ложится спать, – сказал Шарлемань с тяжелым вздохом.
   – Я сам с ним поговорю, а ты ступай, переоденься во все сухое, – сказал герцог и задернул занавески.
   Они вышли из бильярдной в коридор, и Шарлемань спросил у брата:
   – А что, на твой взгляд, хуже – оказаться в заблуждении относительно преследования либо в доме, осажденном шайкой разбойников?
   – Хуже, конечно же, подвергнуться разбойному нападению, – хлопнув его ладонью по плечу, сказал брат. – Хотя только безумцам может прийти в голову напасть на этот особняк.
   Однако же не далее как этим утром какой-то злоумышленник предпринял попытку проникнуть в другой их дом – Гастон-Хаус. Явилось ли это случайным совпадением? Было над чем подумать! Герцог наморщил лоб.
   – Наверное, это пролетела сова либо просто мелькнула тень раскачивающегося дерева, – не совсем уверенно предположил Шарлемань.
   В окна снова застучали капли дождя.
   – Я, наверное, старею и становлюсь излишне мнительным.
   – Этого не может быть, – усмехнулся герцог. – Я старше тебя на пять лет, однако в здравом уме и твердой памяти Я навещу тебя утром. Спокойной ночи.
   – Спокойной ночи. – Шарлемань пошел в свои покои.
   Там его поджидал лакей, но Шей отправил его спать, желая остаться в одиночестве: он слишком устал за этот день и не хотел, чтобы вокруг него суетился не в меру говорливый ирландец.
   Раздевшись и задув свечу, стоявшую на столе возле кровати, он, однако, не улегся в постель, а уселся в кресле у окна Занавески на нем были задернуты неплотно, что давало наблюдающему улицу возможность видеть только одну подъездную дорожку, ведущую на задний двор. По ней-то и предпочел бы подкрасться к их дому ночью вор или душегуб.
   За окном продолжал сыпать мелкий дождь, нагоняя на Шарлеманя дремоту. Из головы у него не выходила странная тень, промелькнувшая на фоне кирпичной стены дома и вмиг растворившаяся во мраке проулка. Нет, на сову она не была похожа. Так что же это тогда было?
   Просидев битый час у окна и не заметив на дорожке ни совы, ни кошки, Шарлемань встал, надел халат и неслышно спустился по лестнице на первый этаж, чтобы проверить, плотно ли закрыты окна. Ветер крепчал, и его порыв мог распахнуть створки. Так, во всяком случае, рассуждал Шарлемань, идя по темному коридору. Но это был самообман. Его снедала неосознанная тревога, вызывавшая мурашки на коже, не замечать которые он не мог.
   Он беззвучно вошел в утреннюю гостиную и замер, отчетливо уловив чуть слышный вздох, и едва успел уклониться от человека, прыгнувшего на него из угла. В следующий миг Шарлемань мощным ударом кулака отправил нападавшего на кушетку. Пока тот приходил в себя, Шарлемань с яростным рыком перешел в контратаку, преисполненный решимости защитить близких от наглого злоумышленника, дерзнувшего тайком проникнуть в их родовое гнездо.
   – Получи, гад! – рявкнул он, обрушивая на незнакомца град ударов. Рухнув на пол, тот задел ногой столик, с которого упала и разбилась фарфоровая ваза с цветами.
   Внезапно в темноте возникла еще одна фигура.
   – Стоять, мерзавец! – прорычал Стэнтон и взвел курок пистолета.
   – На помощь, Стэнтон! Убивают! – завопил человек, которого угощал тумаками Шарлемань.
   Откуда же ему известно имя дворецкого? И почему тот целится из пистолета не в негодяя, а в него, своего хозяина? Неужели они в сговоре?
   – Что за чертовщина здесь творится? – грозно спросил у Стэнтона Шарлемань.
   – Это вы, милорд? – Дворецкий остолбенел.
   – Да зажги ты, наконец, свечу! – сказал Шарлемань.
   На лестнице раздался топот башмаков Себастьяна, спешащего на шум. В одной руке он держал фонарь, в другой – пистолет.
   – Что случилось, Стэнтон? – воскликнул герцог, но, увидев, что Шарлемань контролирует ситуацию, немного успокоился.
   – Милорд, вы меня не узнали? Это же я, ваш слуга Том! – хрипло вскричал мужчина, которого держал за грудки Шарлемань. – Можно сказать вам два слова с глазу на глаз?
   – Том! – вмешался в разговор дворецкий. – Я все объясню господам сам. А ты выпей чашку чаю и снова заступай на пост.
   Шарлемань тяжело вздохнул и вышел в коридор.
   Герцог пошептался с дворецким и подошел к брату. Шарлемань, уже догадавшийся кое о чем, спросил:
   – Зачем ты расставил по дому посты?
   – Береженого Бог бережет, – нахмурившись, ответил герцог – Стэнтон оставил в каждой комнате засаду. Смотри не перестреляй всю прислугу!
   – Но ведь я сказал тебе, что видел сову!
   – Допустим. Однако неизвестный проник же в твой дом. У нашей семьи есть враги, возможно, кто-то из них решил действовать. И, честно говоря, мне просто не верится, что ты принял человека за птицу.
   – Все возможно, особенно когда дует северный ветер, – ухмыльнулся Шарлемань.
   – Ложись спать, Шей. Наш дом надежно охраняется, – сказал Себастьян. – Тебе нужно отдохнуть.
   Заметив в его глазах нешуточную озабоченность, Шарлемань понял, что с ним действительно происходит что-то неладное, и покорно последовал совету брата.
   – Ты в самом деле собираешься отправиться на пикник с лордом Гриффином сегодня? – спросила леди Ганновер, вбежав в спальню дочери. – Так мне сказала служанка.
   Сарала продолжала невозмутимо намазывать масло на гренок. Ее взволнованная мамаша воскликнула:
   – Надеюсь, ты не оглохла? Я задала тебе вопрос!
   – Да, мы условились встретиться в полдень, мама, – наконец ответила ей Сарала и откусила кусок от бутерброда. Ей не хотелось посвящать леди Хелен в свои личные дела, потому что мамаша могла превратно истолковать их с Шеем деловое свидание. – Но он хотел совершить со мной поездку по Лондону, а не на природу, – слукавила она, чтобы поскорее завершить разговор. В конце концов, твердой уверенности в том, что Шей не забыл о своем обещании, у нее не было.
   – Значит, он задумал сперва устроить для тебя экскурсию, – предположила маркиза, – а после нее – пикник. Великолепно! Как ты думаешь, доченька, его брат к вам присоединится?
   – Вряд ли. Герцог Мельбурн – очень занятой человек, ему не до пикников с юными леди, он решает государственные вопросы. И почему ты вбила себе в голову, вопреки общему мнению, что герцог непременно женится во второй раз? Говорят, что он решил остаться вдовцом.
   – Этого никто не может знать наверняка, доченька, – промолвила маркиза. – Надень зеленое муслиновое платье и жемчужное ожерелье.
   – У меня нет обыкновения надевать на пикник жемчуга, мама! Мне казалось, что вы рекомендовали мне стараться соответствовать лондонским традициям, а не становиться всеобщим посмешищем.
   – Делай как знаешь, – вздохнула маркиза и ушла, обмахиваясь веером.
   Сарала взглянула на каминные часы. До полуденной встречи с Шарлеманем оставалось чуть больше двух часов. Ее охватила нервная дрожь.
   Разумеется, ему следует прекратить с ней флиртовать и отнестись к этому делу серьезно. Пока же Сарала не была уверена, чем обернется их рандеву. Ситуация выглядела довольно курьезной, прежде ей никогда не доводилось участвовать в подобном торге. Пожалуй, отношения с Шарлеманем все больше напоминали своеобразное развлечение. И оно начинало доставлять ей удовольствие.
   К завтраку леди Хелен почему-то не вышла, отец же распорядился, чтобы яичницу с ветчиной ему подали в кабинет. Это было скверным предзнаменованием: очевидно, маркиз был огорчен ухудшающимся положением дел с покрытием семейных долгов, из-за которых им приходилось даже продавать имущество. Жизнь в Лондоне резко отличалась от той, которую они вели в Дели. Если в Индии в их доме всегда был достаток, то в Англии им стало трудно сводить концы с концами. Пополнять дырявый семейный бюджет им пока помогал оставшийся от дяди Роджера антиквариат. Вот и сегодня Сарале было поручено продать несколько ценных безделиц. В дверях возник дворецкий и доложил:
   – К вам посетитель, миледи!
   У Саралы учащенно забилось сердце. Кто бы это мог нанести ей столь ранний визит?
   – Он представился? – спросила она у Блэнкмана, зная наверняка, что это не Шарлемань, которого она ожидала только в полдень.
   Дворецкий протянул ей на серебряном подносе визитную карточку с виньеткой, посередине которой значилось витиеватыми буквами имя – леди Элеонора Деверилл, а в левом верхнем углу был изображен миниатюрный грифон, свидетельствующий о принадлежности указанной особы к королевской фамилии. Чем же она обязана вниманию знатной персоны? Что побудило леди Элеонору навестить ее в половине десятого утра?