Клегг громко произнес этот монолог, бурно жестикулируя, к просвещению носильщиков и огорчению мистера Бультона, только и сказавшего:
   Езжайте своей дорогой. Вы пьяны.
   - Пьян?! - гневно возопил Клегг, вставая с козел.- Вы только полюбуйтесь на этого юношу, который смеет упрекать отличного семьянина в пьянстве! Это после того, как он возил его папашу в дождь и стужу добрых пятнадцать лет! Он еще скажет, что эта вот лошадь тоже пьяна! С него станется! Чтобы ноги вашей отныне не ступало в мой кеб. Я так и скажу вашему папаше. Юный негодяй и коварный змей! Пьян! Это же надо такое сказануть!
   Продолжая ругаться и ворчать, Клегг взял в руки вожжи и отбыл восвояси, поскольку Боулер заранее ему заплатил.
   - Куда прикажете, сэр? - осведомился носильщик, успевший за это время положить коробки Поля на тележку.
   - Никуда,- отрезал мистер Бультон.- Я не еду. Найдите мне кеб с трезвым извозчиком.
   Носильщик оглянулся. Еще недавно у вокзала разгружалось несколько экипажей. Сейчас, как назло, укатил пустым послед-ний из них.
   - Вы найдете извозчика внутри, у платформы прибытия,- сказал носильщик,- но если вы готовы немного подождать, то и сюда вот-вот кто-нибудь подъедет.
   Поль решил подождать. Он вошел в зал, где находились кас-сы и стал слушать, не раздастся ли стук колес кеба, расположившись возле большого жаркого камина.
   Зал был полон отъезжающими. В нем царила обычная вокзальная суматоха. Поль заметил, что из этой толпы за ним следит маленький мальчик в костюме из толстого синего сукна и несоразмерным с его ростом цилиндре. Наконец мальчуган решился и подошел к Полю.
   - Привет, Бультон,- развязно проговорил он.- Значит, опять все сначала, а? - и мерзко захихикал.
   У него было бледное лицо с веснушками, зеленые глаза, длинные, плохо расчесанные черные волосы, неуклюжая походка и глуповато-нахальная ухмылка.
   Мистеру Бультону пришлась очень не по душе фамильярность юнца, и он счел за благо промолчать.
   - Тебе нечего сказать товарищу,- укоризненно продолжал мальчишка.Послушай, тебе надо сдать багаж.
   - Не надо,- сухо отозвался Поль, поскольку больше молчать было нельзя.- Я еду домой.
   Его собеседник громко присвистнул.
   - Снова, значит, на каникулы? Короткий же у тебя семестр. Ну ты даешь, Бультон! Если бы я заявился домой вот так, мой папаша устроил бы дикий скандал! А ты не разыгрываешь?
   Сохраняя невозмутимость, Поль отошел от приставучего мальчишки. Еще не хватало ему общаться с соучениками сына!
   - Скверно себя чувствуешь? - не унимался тот, следуя за Полем и взяв его за руку.- Расстроился, что надо возвращаться к старику Гримстону? Конечно, приятного мало. Хороню хоть из-за снегопада мы задержались дома. Вот было бы здорово, если бы сейчас был первый день каникул! Но что с тобой? Чем я тебя обидел?
   - Пока ничем,- отвечал Поль.- Я молчу просто потому, что не имею удовольствия быть с вами знакомым.
   - Ну как. знаешь,- обиженно проговорил школьник.- .Просто я решил, что раз мы с тобой дружили и сидели на одной парте... Ты меня что, не помнишь?
   - Нет,- сказал Поль.- Говорю вам, что понятия не имею, кто вы такой.Произошла ошибка, о которой мне некогда распространяться. Но вот подошел кеб, а потому прошу извинить меня, любезнейший...
   Он попытался освободить свою руку от объятий мальчика, смотревшего на него с неподдельным восхищением.
   - Ну и молодчина ты, Бультон,- сказал он.- Всегда выдумываешь что-нибудь такое! Ты же меня прекрасно помнишь. Я Джолланд. Ладно, повеселились и хватит валять дурака. Давай лучше поговорим. Много жратвы везешь с собой, а?
   Совет перестать валять дурака и неуместный вопрос насчет ."жратвы" окончательно взбеленили нечастного мистера Буль-тона. К вокзалу подъехал кеб и нужно было торопиться, а не объясняться с этим несносным типом.
   Он двинулся к выходу, волоча на буксире Джолланда, по-прежнему державшего его за руку. К счастью, кеб еще не уехал, а его недавний пассажир, высокий и широкоплечий, стоял спи-ной в Полю, расплачиваясь с извозчиком. Поль успел вовремя.
   - Носильщик! - крикнул он.- Где носильщик? Поставьте мой багаж в кеб. Да бог с ним с багажом! Займите кеб! А ты, юный нахал, перестань держать меня за руку. Не видишь, мне некогда.
   - Ну ты вообще! - одобрительно воскликнул он.- Давай, беря кеб.
   Получив свободу, Поль подбежал к кебу как раз, когда пассажир рассчитался е извозчиком и резко обернулся. Свет газового фонаря упал на его лицо, и Поль узнал знакомые черты человека, которого он менее всего желал бы сейчас встретить - это был директор школы его сына доктор Грим
   Неожиданная встреча ошеломила его. В обычных обстоятельствах в такой встрече не было бы ничего ужасного, но теперь Поль отдал бы все на свете за возможность успеть забраться в кеб и обрести свободу, прежде чем Доктор поймет его намерения,- или же дружески поздороваться с ним, отвести в сторонку и спокойно поведать ему о приключившемся.
   Но оба варианта оказались невозможными. Поль стоял перед доктором Гримстоном и испуганно глядел на него, дрожа всем телом, напоминая скорее морскую свинку, увидевшую удава, нежели: британского коммерсанта, встретившего учителя своего сына. Он еле стоял на ногах, у него от страха кружилась голова, и он чувствовал, что его вид не внушает никакого доверия. В появлении доктора на вокзале не было ничего неожиданного. Поль Бультон вполне мог бы предположить, что такая встреча более чем вероятна, ибо доктор имел обыкновение в последний день каникул появляться в Лондоне и забирать учеников, ехавших тем поездом, который был рекомендован.на доске объявлений. Поль и сам настаивал, чтобы Дик возвращался в школу под присмотром директора и не озорничал в пути.
   Беда кажется нам особенно тяжкой, когда по размышлении мы сознаем, как легко было бы избежать ее, прояви мы необходимый минимум благоразумия а потому мистер Бультон стоял и мысленно ругал себя на чем свет стоит за собственную глупость, наблюдая как экипаж - корабль свободы - уехал, а он остался один на один с несчастьем.
   Доктор воззрился на него и подошедшего тем временем Джолланда. Это был высокий внушительного вида джентльмен с окладистой черной бородой и сердитыми серыми глазками с кровяными прожилками. По манере одеваться он походил на священника, хотя и не имел сана. Он поочередно пожал руку каждому из них с видом весьма доброжелательным.
   - Бультон, мой мальчик, как дела? Как поживаешь, Джол-ланд? Отдохнули душой и телом и снова за науку, а? Очень хорошо. Билеты купили? Нет еще? Тогда за мной. Так, держите. Не потеряйте.
   И не успел Поль опомниться, как доктор купил и вручил каждому по билету, а потом, положив властную руку на плечо мистеру Бультону, повел его через билетный зал к платформе. "Ужас,- думал Поль, страдая всем сердцем.Сущий кошмар! Если я еще промешкаю, то и оглянуться не успею, как окажусь в Крайтоне. Как бы мне улучить момент и объясниться с ним наедине?"
   Словно угадав его желание, доктор сказал Джолланду: "Я бы хотел поговорить с Ричардом с глазу на глаз. А ты пока пойди к газетному киоску и, если увидишь там наших учеников, скажи, пусть ждут меня там".
   Они остались одни. Доктор некоторое время шагал, сохраняя мрачное молчание, а Поль, привыкший в любых обстоятельствах рассматривать себя хозяином положения, испытал неведомое ранее чувство своей полнейшей незначительности на огромном коричневом поле платформы под высокими сводами крыши, фермы которой терялись в тумане и паре.
   Но в душе Поля еще теплилась надежда. А вдруг доктор уга-дал его секрет и теперь обдумывал, как бы тактичнее выразить соболезнования?
   - Я хотел сказать тебе, Бультон, следующее,- начал доктор, и первая же его фраза уничтожила все надежды Поля.- Я бы очень хотел, чтобы ты в этом семестре наконец взялся за ум и не огорчал, как прежде, своего достойнейшего отца. Ты не представляешь, какие огорчения доставляет нерадивый ученик своим родителям.
   "Очень даже представляю",- подумал Поль, но промолчал.
   - Надеюсь, ты оставил его в добром здравии, Ричард? У тебя заботливый отец, золотое сердце!
   В другое время мистер Бультон весьма обрадовался бы столь лестному отзыву, но теперь все изменилось. Золотое сердце перешло к Дику, а он сам никак не походил на заботливого отца.
   - Во время каникул я получил от него письмо,- продолжал доктор Гримстон.- Прекрасное письмо, проникнутое родительской заботой.
   Это сильно удивило Поля. Письмо его никак не заслуживало эпитета "прекрасное". Он всего-навсего вложил в конверт чек за обучение сына и записку с возражением по поводу счета за место в церкви и научные лекции с диорамой, сочтя эти расходы лишними.
   - Но я хочу особо подчеркнуть, Бультон, его родительская любовь не слепа. Он просил меня ради твоего же блага не проявлять ненужной снисходительности, если ты покинешь стезю долга и обязанностей, и я с ним согласен.
   Еще недавно Полю казалось несложным изложить доктору Гримстону обстоятельства, приключившиеся с ним в этот вечер. Но слова почему-то застряли у него в горле. Учитель выглядел таким грозным и могучим, а он, Поль, маленьким и беззащитным, что он решил: общественное место, вроде вокзала, не годится для обсуждения столь деликатного вопроса. Поль решил оставить мысль о сопротивлении на некоторое время. "Пожалуй, я не буду ни в чем убеждать его, пока мы не сядем в поезд,- подумалось ему,- там мы избавимся от докучливого мальчишки, и я смогу спокойно растолковать доктору, что к чему".
   - Ну а теперь,- молвил доктор, взглянув на большие станционные часы, на которых отразился желтый отблеск фонаря, -нам нора в нуть. Но помни, о чем я тебя предупредил.
   И они двинулись мимо газетных киосков, витрины которых пестрели разноцветными обложками книг и журналов, мимо сияющего буфета на платформу, где под фонарем уныло стояло полдюжины школьников разного возраста и роста.
   - Ага,- сказал доктор Гримстон с радостью людоеда.- Вот и еще мои питомцы! Неплохая подбирается комнания. Как поживаете, дети? Приятно снова видеть вас отдохнувшими.
   Все шестеро, пребывавших в удрученном состоянии, шагнули ему навстречу и приподняли свои цилиндры с заученной учтивостью.
   - Встречай старых знакомых, Бультон,- сказал доктор, подталкивая Поля к мальчикам.- Ты прекрасно знаешь их -вот Типпинг, Кокер, Коггс. Как дела, Сиггере? Выглядишь ты неплохо. А вот и новое лицо. Киффин, если не ошибаюсь? Киф-фин, это Бультон, который будет теперь твоим наставником и познакомит с нашими обычаями и традициями.
   К своему ужасу, мистер Бультон обнаружил, что его приветствуют какие-то сорванцы с фамильярностью поистине невыносимой. Ему страшно захотелось вознегодовать и прямо объя вить, кто он такой на самом деле; если это не получилось наедине с доктором, под часами, то теперь об этом и вовсе нечего было мечтать, и ему пришлось волей-неволей выслушать их глу пости.
   Типпинг, высокий, рыжий, костлявый, в костюме, из кото рого он вырос давным-давно, и огромных ботинках, сжал, как клещами, руку Бультона и гаркнул "здорово" с интонациями грубо-покровительственным, но и отчасти глуповатыми.
   Коггс и Кокер приветствовали его как равного, а Сиггерс, невысокий, худенький и остролицый, в щегольской шляпе, рубашке с воротничком и подковообразной заколкой, протянул: "Как дела, старина?" с томными интонациями завзятого денди.
   Кроме того, там еще были Биллком, мальчик с розовыми щеками и сладким голосом, и Киффин, который чувствовал себя в обществе школьников столь же неуютно, что и мистер Буль-тон. Он держался в стороне и сильно нервничал.
   Поль понял, что если он не сделает над собой усилие, его так и будут считать Диком, и эта угроза заставила его принять такое
   решение. Хотя его внешность и фигура могут сбивать с телку окружающих, он должен вести себя и говорить, как и подобает джентльмену его лет и положения. Следовательно, он должен преодолеть страх перед доктором и вести себя во время путешествия в Родвелл Маркет так, словно он по-прежнему Поль Буль-тон, коммерсант, дабы подготовить доктора к тем признаниям, что он услышит от Поля по приезде. Купе вагона с мальчишками, которые будут глазеть и подслушивать - не самое удобное место для таких признаний.
   Станционный служащий попросил пассажиров занять свои места. Возник и Джолланд, все это время неизвестно где пропадавший. Появился он со стороны буфета и украдкой смахивал с себя крошки. Ему удалось присоединиться к товарищам незаметно для доктора, после чего все сели в вагон первого класса - в том числе и Поль.
   4. МИНОГА СРЕДИ ТРИТОНОВ
   Поезд набирал скорость. Доктор читал вечернюю газету с видом сурового неодобрения. Поль Бультон, сидевший как раз напротив наставника, вдруг испытал прилив нового и весьма неприятного чувства робости.
   Он понимал, что если хочет обрести свободу, то должен побороть в себе это чувство. Теперь или никогда ов обязав доказать, что является вовсе не зеленым юнцом, как может показаться ва первый взгляд. Надо было говорить и действовать. Слова и поступки должны полностью соответствовать его внутреннему "я", спрятанному под столь нелепой наружностью. И все же с каждым новым телеграфным столбом, пробегавшим в окне, сердце опускалось в пятки.
   "Пусть сначала он что-то скажет сам,- подумал про себя Поль,- а я уж пойму, что ответить". Но в этом его решении было куда больше страха, чем осторожности.
   Наконец доктор доложил газету и, по-хозяйски оглядев своих питомцев, заметил:
   - На сей раз, дети, каникулы у вас получились необычайно длинными погода оказалась на редкость неблагоприятной. Теперь придется трудиться изо всех сил, чтобы наверстать упу ценное. Я намерен сократить пасхальные каникулы на неделю, чтобы компенсировать потерю.
   Это сообщение было выслушано школьниками с явным унынием, а Полем с удовлетворением. Он даже на время забыл о своих горестях.
   - Я в высшей степени рад это слышать,- сказал он самым искренним тоном. - Отлично придумано. У школьников и так слишком большие каникулы. Ума не приложу, почему родители должны страдать из-за какого-то снегопада. Приятного мало, когда здоровый верзила слоняется по дому, не знает, чем заняться, и только ест в три горла.
   Грабитель, горячо отстаивающий частную собственность, или овца, осуждающая вегетарианство, не произвели бы на слушателей более ошеломляющего эффекта.
   Дети пробудились от своих грустных мыслей и не поверили своим ушам: исходи эти речи не от старого и верного соратника, они вызвали бы презрение и отпор. Но теперь этот монолог был воспринят с явным восхищением. Затаив дыхание, школьники следили, к чему же клонит их приятель.
   Доктор не сразу оправился от потрясения, в которое его привели эти слова. Затем он сказал с мрачной улыбкой:
   - Саул среди пророков! Твои чувства, Бультон, похвальны, если они, конечно, искренни. Повторяю - если они искренни. Но я вынужден отнестись к ним с подозрением.- Затем, как бы жел.ая сменить опасную тему, он спросил: - Как вы провели каникулы, дети?
   Никто и не попытался ответить на этот вопрос, воспринятый школьниками в качестве чего-то вроде "как поживаете", когда собеседник вовсе не интересуется вашими делами. Тем более, что доктор, не ожидая ответов, продолжал:
   - Я возил сына Тома в Лондон. За неделю до Рождества мы посмотрели постановку "Агамемнона" в театре "Сент Джордж Холл". Как вам, должно быть, известно, это трагедия знаменитого греческого поэта Эсхила. Мне было очень приятно, что Том выказал интерес к постановке пьесы, отрывки из которой он читал в хрестоматии.
   Никто не отозвался, за исключением мистера Бультона, который буквально ринулся вперед, отчаянно стараясь показать свою обычную покорность.
   - Возможно, я покажусь старомодным,- сказал он.- Скорее всего, так оно и есть, но я решительно против того, чтобы детям показывали драматические представления любого рода. Это выбивает их из колеи, сэр.
   Доктор Гримстон промолчал, но, оперевшись руками о колени и поджав губы, некоторое время испепелял взглядом своего юного критика. Затем, многозначительно кашлянув, снова углубился в газету.
   "Я его обидел,- мелькнуло у Поля.- Впредь надо быть осторожнее. Ничего, я с ним еще успею объясниться ". Поэтому при первом же удобном моменте он сказал:
   - У вас, я вижу, вечерняя газета. Нет ли важных новостей?
   - Нет, сэр,- коротко отозвался доктор.
   - Сегодня я читал в "Тайме",- говорил Поль, изо всех сил стараясь сочетать общительность с информативностью,- что урожай камфары в этом году будет очень скудным. Что касается камфары, то самое любопытное заключается в том, что японцы...- он решил постепенно перевести разговор на тему колониальных товаров, дабы открыть глаза доктора на то, что с ним приключилось, но успеха не имел.
   - Благодарю вас, Бультон, но я знаю, как добывается камфара,- с леденящей вежливостью отозвался доктор.
   - Я лишь хотел заметить, когда вы меня перебили,- не унимался Поль,ибо скорее всего об этом вы не знаете, что японцы... никогда не...
   - Хорошо, хорошо,- с нетерпением в голосе снова прервал его Гримстон.Может быть, японцы и впрямь никогда чего-то там ие делают, но я надеюсь найти способ сам ознакомиться с вашими познаниями о японцах.
   Прежде чем опять углубиться в чтение, он посмотрел поверх газеты на негодующего Поля, вовсе не привыкшего, чтобы его не слушали, не столько с подозрительностью, сколько с нара-стающим удивлением: что случилось с этим учеником за время каникул, почему шалун и озорник вдруг превратился в первостатейного педанта и резонера.
   "Он не вежлив, даже просто груб,- думал Поль,- но я не сдамся. Я уже пробудил его любопытство. Это шаг вперед. Он уже понял, что-то не так". И Поль снова подал голос.
   - Вы, кажется, курите, доктор Гримстон. Поезд нигде не останавливается, а сигара после обеда - великая вещь. Я мог бы предложить вам сигару, если желаете.
   И он стал нашаривать в карманах портсигар, упустив из вида, что последний, как и прочие атрибуты его прошлого существования, исчезли. Джолланд фыркнул, не в силах сдержать свое восхищение перед такой неописуемой наглостью.
   - Если бы я не знал, что это крайне неудачная шутка, а не преднамеренное оскорбление, я бы сильно рассердился,- сказал доктор.- Но я готов извинить излишнюю веселость, вполне простительную, коль скоро она вызвана мыслью о возвращении к радостным школьным будням. Но будь внимателен впредь, Бультон!
   "Почему он так рассердился,- недоумевал про себя Поль.- Откуда мне знать, что он не курит? Боюсь, что пока он еще не понял, кто я такой". И он начал снова:
   - Насколько я понял, доктор, среди ваших учеников есть некто Киффин. Не сын ли это, часом, Джорджа Киффина из Колледж-Хилла? Господи, мы с твоим отцом старинные приятели и познакомились еще, когда тебя и на свете не было. Тогда он еле сводил концы с концами... Вам нехорошо, доктор?
   - Я вижу, к чему ты ведешь. Ты хочешь, чтобы я признал, что ошибся, оценивая твое поведение.
   - Именно,- признал Поль с облегчением.- Вы меня верно поняли, доктор. Вы правильно со мной разобрались.
   - Если так и дальше будет продолжаться,- пробормотал доктор,- я н впрямь разберусь с тобой вполне определенным способом, а громко сказал: Со временем я с тобой разберусь, а пока прошу помалкивать.
   "Не очеиь-то церемонно он выразился,- размышлял Ноль,- но, по крайней мере, он явно почувствовал что-то неладное, ну а его манера говорить может, он сделал это, чтобы сбить с толку школьников. Если это и впрямь так, то он большой молодец. Буду нем как рыба.
   Но через некоторое время его обеспокоило открытое окно в купе и он нарушил обет молчания.
   - Прошу прощения, доктор,- сказал он с интонациями человека, привыкшего ставить на своем,- но я бы попросил вас либо закрыть окно, либо поменяться со мной местами. Вечерняя прохлада, как говорит мой доктор, совершенно пагубна для человека моих лет.
   Доктор нахмурился, удивленно вскинул брови, закрыл окно и сказал:
   - Напоминаю тебе, Бультон, ты ведешь себя неразумно.
   "Верно, верно,- подумал Поль.- Хорошо, что он мне напомнил. Не надо подавать вида этим мальчишкам. Зачем лишняя огласка? Попридержу-ка я пока язык. Ну а потом Грим-стон отправит меня в Лондон первым же поездом, а заодно и одолжит денег на гостиницу. Я ведь прибуду на Сент-Панкрас уже поздно ночью. А может, он предложит мне переночевать в школе. Там будет даже лучше. Я, пожалуй, не стану отказываться.
   И он откинулся на сиденье в лучшем настроении. Разумеется, глупо было покинуть уютную столовую дома и прокатиться бог знает зачем до Родвелл-Маркета, но можно смириться со временными неудобствами, если все хорошо кончится.
   По крайней мере, слава Богу, что не возникла необходимость мучительных объяснений.
   Школьники украдкой посматривали на Бультона. Они были в восторге, что выражалось в перешептываниях и хихиканье. Они пытались поймать его взгляд и дать понять, как хотелось бы им увидеть и услышать продолжение, но мистер Бультон глядел на них так отстраненно-холодно, что они одновременно почувствовали обиду и любопытство.
   Впрочем, его выходки вскоре приняли направление, остудившее их восхищение. Рядом с Полем сидел новичок Киффин. Это был бледный мальчик с большими жалобными карими глазами, как у тюленя. В том, как он был одет, чувствовалась заботливая материнская рука. Брюки и пиджак были вычищены и отглажены так, словно предназначались не для живого мальчика, а для манекена в витрине магазина готового платья.
   Это был домашний ребенок, начисто лишенный того компанейского озорного духа, что был так присущ его соседям по купе. У него не было того умения ловко приспосабливаться к новым обычаям, что позволяет домашним детям быстро находить общий язык с самыми большими сорванцами.
   Киффина не снедало веселое любопытство на пороге новой жизни, его не распирала гордость от первого шага к самостоя-тельности. Он чувствовал себя одиноким путником в чужой и недружелюбной стране.
   А потому неудивительно, что при мыслях о доме, который он покинул всего несколько часов назад и который теперь казался далеким, лризрачным и недоступным, его глаза защипало, грудь стала предательски подниматься и опускаться, и он понял, что надо дать какой-то выход эмоциям, пока они не хлынули в три ручья, сделав его посмешищем окружающих.
   На свою беду, он выбрал не самый удачный способ; я именно - довольно громко засопел. Некоторое время мистер Бультон сносил это безропотно, если не считать мрачных взглядов, которые оя время от времени бросал на соседа, нервно подергиваясь на диване, но наконец его терпение, и без того истощенное сегодняшними треволнениями, лопнуло.
   - Доктор Гримстон,- сказал он с вежливой непреклонностью.- Я не из тех, кто жалуется попусту, но я убедительно прошу вас вмешаться. Я был бы признателен, если бы вы посоветовали моему соседу справа либо взять себя в руки, либо плакать в платок, как это принято у всех нормальных людей. Я могу понять и простить громкое честное рыдание, но с этим сопением и пыхтением я не намерен мириться. Это даже противоестественно для столь мелкого ребенка.
   - Киффин, ты плачешь? - спросил доктор.
   - Н-нет, сэр,- пробормотал тот.- Я в-вроде п-просту-дился.
   - Надеюсь, что так оно и есть. Я был бы огорчен узнать, что ты начинаешь новую жизнь в состоянии уныния и недовольства. В моем войске нет и не будет изменников! Я добьюсь того, чтобы в моей школе царил дух радости и единодушного согласия, даже если мне придется пороть каждого из учеников, пока меня держат ноги. Что же до тебя, Ричард Бультон, то у меня нет слов, чтобы выразить ту боль и то отвращение, что вызывает во мне твое неуемное желание пародировать своего заботливого и любящего отца. Если в самое ближайшее время я не увижу, что ты осознал недопустимость такого поведения, мое неудовольствие примет вполне осязаемые формы.
   Мистер Бультон, тихо охнув, упал на сиденье. Было неприятно услышать обвинение в пародировании самого себя, особенно когда это не входит в твои намерения, но это сущие пустяки по сравнению с ужасным открытием, насколько он обманывался насчет доктора. Доктор явно не увидел, что скрывается за его внешним обликом, а значит, впереди еще ужасная сцена объяснений.
   Школьники же за исключением Киффина все еще получали удовольствие от разыгрывавшегося перед их глазами спектакля, и с нетерпением ожидали новых попыток своего товарища испытывать терпение доктора.
   Вскоре они были вознаграждены с лихвой. Если Поль и впрямь чего-то не переносил, то это был запах мятных леденцов. Он уволил троих младших клерков за то, что, по его мнению, из-за них контора провоняла этим отвратительным лакомством. Теперь же ненавистный запах мало-помалу стал прокрадываться в купе.
   Поль посмотрел на Коггса, сидевшего напротив, и увидел, как его губы и щеки мерно движутся, а на лице написано блаженство. Похоже, Когтс и был источником запаха.
   - Неужели вы поощряете нарушение вашими питомцами правил поведения в общественных местах? - спросил он гневно доктора.
   - Иные из них и не нуждаются в поощрении,- ядовито заметил тот.- Но кого ты имеешь в виду?
   - Если он делает это в лечебных целях,- продолжал Поль,- то должен выбрать для этого иное время и место. Если же он просто утоляет свою неумеренную любовь к сладостям, Бога ради, не позволяйте ему делать это там, где это может доставить неприятные ощущения окружающим.
   - Что и кого ты имеешь в виду?
   - Мальчика напротив,- сказал Поль и направил укааую-щий перст на изумленного Коггса.- Он сосет леденец, от которого пахнет так, что поезд может сойти с рельсов.