— Дошло. Все в порядке, я возьму тебя с собой. Должен только предупредить, что принцы да короли на каждом шагу не попадаются, и чтобы добраться до королевского замка потребуется некоторое время.
   — Время терпит, — сказала лягушка и нырнула в воду. Вынырнула она с золоченой бутылью. Джек взял ее и на правился назад, к внутренним покоям замка.
   — Эй, а я? — крикнула ему вслед лягушка, но он уже ушел.
   — И что теперь? — спросил Джек, явившись к принцессе. Он поднял бутыль, посмотрел на свет и покачал головой: — Ничего не могу разглядеть.
   — Я понятия не имею, что там внутри, — промолвила принцесса, — Знаю только, что великан боится ее содержимого.
   В дверь постучали.
   — Ква, — послышалось снаружи.
   — Кто это? — удивилась принцесса.
   — Да так, одна глупая лягушка. Хочет войти.
   — Зачем ей сюда? Тут ведь не болото.
   — Потому что я обещал взять ее с собой, чтобы она со временем смогла поцеловаться с каким-нибудь принцем.
   — Ну что ж, обещания надо выполнять, — строго сказала принцесса. — Пусть лягушка войдет. Тем более что если мы ее не впустим, она своим кваканьем и стуком разбудит великана.
   И точно, у великана шевельнулось веко.
   Итак, Джек впустил в спальню лягушку, которая тут же вскочила на кровать, поерзала по ней и заявила:
   — Постель хорошая. Но на матрасе вмятина — кажется, там была горошина.
   — Боб, — поправила ее великанская пленница. — Но как ты узнала? Определить наличие вмятины под двадцатью одеялами под силу только настоящей принцессе.
   — Я принцесса и есть. Точнее, царевна, но это одно и то же. Кожа у меня чувствительная, так что эту вмятину я ощутила мигом.
   — Понятно. В таком случае скажу тебе как принцесса принцессе: я понятия не имею, что нам делать с этой бутылкой.
   — Пусть крестьянин отнесет ее поближе к спящему великану и откроет. В бутылке заточен дурной сон, который его напугает. В реальном мире великан не боится ничего, но в царстве снов дело обстоит иначе.
   На переднем плане вновь появился шелковый цилиндр Косто.
   — Итак, — повел он рассказ, — Джек приблизился к голове великана и открыл бутылку. Оттуда повалил ужасающий дым.
   Из бутылки действительно повалил дым, а когда он развеялся, скелет оказался на сцене без цилиндра, но зато с прилепленной сзади к черепу длинной косой.Он раздраженно щелкнул челюстями, и образ претерпел некоторые изменения — косаиз волос сменилась металлическим лезвием, приделанным к длинной палке. Гремя костями, скелет исполнил темпераментную пляску Смерти и могильным, а пожалуй, даже и замогильным голосом возвестил:
   — Я Смерть. Подать мне великана! Я явилась забрать его с собой!
   — Откуда ты? — испуганно спросил великан.
   — Из бутыли. Я была заключена там, но ныне обрела свободу и снова могу коситьсвои жертвы. Первой из них будешь ты!
   Великан тяжело вздохнул.
   — Как хорошо, что моя матушка, королева Всея Великой Великании, да будут благословенны ея царственные кости, не видит меня в этот скорбный час. Я хотел сделать ее счастливой, заключив брак с особой, равной мне по происхождению, но теперь вынужден покинуть этот мир по зову не ведающей пощады Смерти. О горе мне! О горе!
   — Он что, принц? — в один голос произнесли принцесса и лягушка.
   — Выходит, что так, — сказал Джек. — Но не беспокойтесь, Смерть превратит его в пустое место. Мертвый принц, чтоб вы знали, принцем не считается.
   — Не так быстро, Хек, — сказала лягушка.
   — Я Джек.
   — Хоть Чучмек. Прежде чем он превратится в пустое место, мне хотелось бы с ним поцеловаться.
   — И вообще, негоже так обходиться с царственными особами, — заявила принцесса. — Я не знала, какого он рода, но теперь смотрю на все происходящее совсем по-другому. Эй, принц Великании! А не станет ли тебе полегче, если я соглашусь выйти за тебя замуж?
   — Конечно, — промолвил великан, немедленно прекратив стенать и воспрянув духом.
   — Женись на ком хочешь, но сначала поцелуй меня, — сказала лягушка.
   — Эй, погоди! — воскликнула принцесса. — А вдруг, после того как он тебя поцелует и ты предстанешь перед ним во всем своем изначальном великолепии, он решит жениться на тебе, а не на мне?
   — Шутишь? — возмутилась лягушка. — У меня уже есть сердечный друг, тоже принц, хоть и не великанский. Отцу моему, чародею, он пришелся не по нраву, но я стояла на своем. Выйду за любимого, и весь сказ. Вот папаша и превратил меня в лягушенцию, чтобы научить послушанию. Он решил, что в таком виде мой принц ни за что меня не узнает, а стало быть, не поцелует и не расколдует. Ну а будучи расколдованной великаном, я вернусь к суженому и выскочу за него замуж так быстро, что отец и опомниться не успеет.
   — Но я сам хотел жениться на принцессе, — робко заметил Джек.
   Обе царственных особы покатились со смеху.
   — Ну уморил, деревенщина! Жениться! На принцессе! А больше ты ничего не хочешь? Ты часом не спятил, Хек?
   — Но должен же я что-то получить за свои труды, — заявил Джек. — Вы тут все порасколдуетесь, переженитесь и все такое, а мне, стало быть, шиш?
   — Забирай кошелек и уматывай, — буркнул великан, достав из кармана кошелек и швырнув пареньку, для которого это был почти неподъемный мешок.
   Смерть отбросила косу, нахлобучила на череп цилиндр, и перед зрителями снова предстал ведущий.
   — Итак, — промолвил он, — великан поцеловал лягушку, и та тотчас обернулась на удивление чувственной принцессой с чрезвычайно соблазнительными формами.
   Метрия тут же приняла свой истинный облик.
   — Потом он достал из тайного кармана рас стегай, рас стегнул за стежкуи освободил пленницу, которая тут же его поцеловала.
   Глоха спрыгнула с кровати, подлетела к великану и поцеловала его в губы.
   — Принцесса вышла замуж за великана, и с тех пор они жили долго и счастливо. Джек принес мешок золота своей сварливой матушке. Та, правда, заявила, что мешок мог бы быть и побольше, но деревенские красавицы стали вдруг обращать внимание на многочисленные достоинства паренька, которых в упор не видели, пока он был беден. Что же до Смерти, то она, освободившись из заточения вернулась к своей повседневной деятельности, в чем многие из вас в свое время смогут убедиться. На этом, почтеннейшая публика, мы позволим себе закончить представление, надеясь, что смогли доставить вам удовольствие.
   Он снял цилиндр и поклонился.
   Прокляторы пытались сохранить презрительное равнодушие. Возможно, это удалось бы, будь они в зале одни, однако из рядов, занятых представителями Черной Волны, послышались аплодисменты. Глоха заметила, что первым захлопал в ладоши Шерлок, с которым она познакомилась, когда путешествовала на селе.К Шерлоку один за другим стали присоединяться его соплеменники, и скоро по залу прокатилась Черная Волна рукоплесканий.
   «Интересно, — подумала девушка, — он захлопал поскольку узнал во мне и Тренте знакомых, из-за того, что у меня, гоблинши, почти такая же темная кожа, как у него, или потому, что ему понравилась пьеса». Ей хотелось надеяться на последнее.
   Прокл скорчил гримасу.
   — Аплодисментомер показал удовлетворительный уровень одобрения постановки, — очень неохотно признал он. — Мы переработаем вашу пьесу и, пожалуй, сможем приспособить ее для восприятия невежественных детей. Вы можете идти.
   — Бывай, Прокломашка, — фыркнула царевна-лягушка. Велко медленно поднялся на ноги, оставаясь сгорбленным, поднял купол, распрямился и, переступив через стену, вышел наружу. Глоха, Трент и Косто сошли с подмостков обычным способом. Метрия пропала из виду с подозрительно громким шумом, оставив позади себя тоненькую струйку дымка, специфический запах которого должен был позлить Прокла.
   Выйдя из театра, спутники увидели стоящего неподалеку великана. Вид у него был невеселый.
   — Что с тобой? — спросила Глоха.
   — Мне некуда идти, — печально ответил исполин.
   — Тогда пойдем с нами, — ляпнула не подумав крылатая гоблинша.
   — С удовольствием, — тут же согласился Велко, — мне очень понравилась ваша компания, и я хотел бы продолжить знакомство. Возможно, я даже сумею сослужить вам службу, прежде чем испущу дух.
   — Вот ведь дурочка, — услышала Глоха голос Метрии. — Твое девичье мягкосердечие не доведет тебя до добра. Помяни мое слово.
   Глоха и сама знала, что путешествие в обществе больного великана может оказаться нелегким. Однако Велко ей нравился, и она не жалела о своем порыве. В конце концов он и вправду может оказаться полезен, скажем, если придется переправляться через бурную реку или пересекать пустыню.
   Трент с Косто промолчали. Если у них и было на сей счет свое мнение, они предпочли оставить его при себе.

Глава 9
НИМФОМАНЬЯК

   Оставив позади «ГРОМОДРОМ», спутники продолжали двигаться на юго-восток от озера Огр-Ызок, придерживаясь невидимой линии, указанной Кромби. Конечно, по дороге им попадались обычные препятствия в виде рек, утесов, драконов и сердитых пчел, но великан справлялся со всем этим без малейших затруднений.
   Затруднение возникло, когда они решили сделать привал: найти место, где мог бы прилечь Велко, было не так-то просто. Во время поисков подходящего луга Глоха заметила летящее крылатое существо. Сначала она испугалась, а вдруг это дракон или грифон, но приглядевшись поняла, что видит полукровку. Девушка окликнула ее, но та полетела прочь.
   — Подожди! — закричала Глоха, устремляясь следом. — Я своя! Тоже полукровка! Тоже крылатое чудовище!
   Улетавшее существо остановилось, позволив Глохе догнать себя. Оно оказалось женского рода.
   — О, ты тоже женщина! Какое облегчение! Я боялась, что за мной гонится мужчина с луком, стрелами и всем таким прочим.
   — Нет, я девица, причем единственная в своем роде. Да и ты, как я вижу, тоже. Кто твои родители?
   — Я Аманда, помесь человека с грифоном, — слегка покраснев, ответила девушка. С виду она была чуть помоложе Глохи, собранные в хвостик соломенные волосы перехватывала голубая, под цвет крыльев, ленточка. — Мои родители повстречались у Источника Любви и… не любят распространяться на сей счет.
   Глоха отнеслась к этому с пониманием.
   — А я Глоха, дочь гарпия и гоблинши.
   Летающие девицы обменялись в воздухе рукопожатием.
   — Я ищу своих сородичей, — сказала Аманда, — хотя до сих пор никого похожего на себя не встречала. Я даже не знаю, к кому себя отнести.
   — Ты ведь девушка с крыльями грифона. Назови себя… дефон, — сказала Глоха.
   — Дефон? По-моему, очень мило. Ну ладно, Глоха, рада была познакомиться, но мне пора домой. Надо вернуться, пока меня не хватилась мама.
   — Пока! — крикнула Глоха вдогонку улетавшей Аманде. Конечно, было чуточку жаль, что ей не повстречался крылатый гоблин, однако эта встреча все равно внушала надежду. Если неподалеку есть Источник Любви, близость которого приводит к появлению на свет столь своеобразных полукровок, то, возможно, Кромби неспроста указал именно в этом направлении. Любви, как известно, покорны все.
   — Это полукровка, но не того рода, какой мне нужен, — с сожалением сообщила Глоха, вернувшись к своим.
   — Ничего, в другой раз непременно найдешь своего суженого, — промолвил осторожно присевший неподалеку от их лагеря Велко. — Чтобы для такой милой девушки да не сыскалось пары — этого просто быть не может.
   — Спасибо, — отозвалась растроганная и польщенная Глоха.
   Тем временем Трент занимался устройством бивуака. Первым делом он превратил какую-то мошку в огромную гусеницу тутового шелко пряда,которая прямо тут спрялаздоровенное шелковое полотнище. Когда его растянули между деревьями, места под навесом хватило для всей компании, включая голову Велко. Тело великана кое-как прикрыли собранными с одеялий одеялами, под щеку ему положили гору нарванных на ближайших кустах подушек.
   Подкрепились пирогами, поскольку, как пояснил Трент, если превращать бесполезные растения в плодоносящие, то легче всего в пирожковии. Устричные сады, или даже садки, выращивать гораздо труднее. В окрестностях рос молочай,так что и молока,и чая,чтобы запить пироги, хватило на всех, тем более что Метрия и Косто в еде не нуждались, а потому отправились на разведку. Велко, как ни странно, съел не больше Трента.
   — Ты уверен, что этого достаточно? — озабоченно спросила Глоха.
   — У хворых часто нелады с аппетитом, — пояснил великан. — Не беспокойся, я не голоден.
   — Насчет аппетита мне понятно, но ведь это неправильно. Чтобы вести себя по-великански, совершать великие дела, надо питаться соответственно.
   — Ты права. Я слаб, а скудное питание эту слабость усугубляет, но заставить себя есть больше у меня не получается. Конечно, водить компанию с хворым не слишком весело. Вы были очень добры, позвав меня с собой, и я весьма вам благодарен.
   — Слушай, а что ты знаешь о природе своей болезни? Как она называется? Вдруг нам удастся найти от нее лекарство?
   — Мне известно одно, мое заболевание как-то связано с кровью. Кажется, оно называется малокровие и по существу сводится к тому, что мой организм вырабатывает малокрови. Ее становится все меньше и меньше, а я соответственно все слабее и слабее. По великанским-то меркам я уже полный доходяга, и если не отстаю от вас, то только потому, что вы совсем крохотные.
   — Может быть, попросить волшебника Трента превратить тебя в кого-нибудь, кому не требуется столько крови?
   — Это не поможет, — подал голос Трент, — болезнь-то останется при нем. Я умею только менять облик живых существ, а исцеление требует совсем другого таланта.
   — А если бы мы нашли кровяной корень…
   — Нет, — печально покачал головой Велко, — для меня годится только кровь, выработанная в моем теле, мозгом моих костей. Но прошу тебя, Глоха, не расстраивайся. Мне бы очень не хотелось, чтобы столь милая и прелестная особа огорчалась из-за меня.
   Глоха снова почувствовала себя польщенной.
   — Но раз Добрый Волшебник направил тебя в эти края, стало быть, у него имелась на то причина, — сказала она. — Точно так же, только косвенным путем, он послал сюда и меня. Возможно, нам обоим суждено найти здесь то, что мы ищем.
   — Хочется в это верить, — проговорил Велко без особой надежды в голосе.
   В это время вернулись Косто и Метрия.
   — Чем это они тут занимались? — спросила демонесса, указывая на Глоху и Велко.
   — Беседовали, чем же еще, — ответил за девушку Трент. — Чем еще может заниматься крылатая гоблинша с великаном?
   — В таком случае мы провели время с гораздо большей пользой, — громко объявила Метрия.
   — И что же вы делали? — осведомилась Глоха, прекрасно понимая, что Метрия напрашивается на вопрос.
   — А я уж боялась, что ты не спросишь, — откликнулась демонесса и с торжествующим видом заявила: — Мы вызывали аиста!
   Глоха, Трент и Велко разом ахнули. Глохе при этом удалось еще и пискнуть.
   — Она поцеловала меня, — пояснил Косто. — Это не совсем то, о чем шла речь.
   — Но достаточно близко, — упорствовала Метрия.
   — Ходячие скелеты вообще не вызывают аистов, — сказал Косто, — у нас другой способ размножения. Мы собираем малышей из лишних косточек. Но я в любом случае не стал бы ни птиц вызывать, ни детей собирать с посторонней демонессой. Я женатый скелет.
   — Тьфу! — фыркнула Метрия. — Женатый, неженатый… что такого особенного в браке? Аисту все равно.
   — Ты демонесса, — напомнил ей Трент, — души не имеешь, совести тоже и любить не способна. У тебя просто нет основы для понимания таких вещей.
   — Но мне так хочется понять, что тут к чему, — капризно сказала она.
   — С чего бы это? — полюбопытствовал Трент.
   — В области безумия я пробыла некоторое время твоей женой, — ответила демонесса, — и испытала совершенно незнакомые мне ранее ощущения и чувства. Они показались мне интересными, а я никогда не упускаю ничего интересного. Мне хочется узнать, что такое любовь.
   Велко слегка — более сильное движение сорвало бы тент — покачал головой.
   — Признаюсь, мне бы тоже этого хотелось. Наличие души вовсе не гарантирует любовь.
   — Что правда то правда, — вздохнула Глоха, — душа-то у меня есть, а вот с любовью ничего не получается.
   — Это потому, что ты единственная в своем роде, — сказала Метрия. — А вот встретишь прыткого крылатого гоблина, вы с ним быстро выучитесь языку аистов.
   — Ты, кажется, спросила, что такого в браке? — подал голос Трент. — Постараюсь объяснить. Для тех, кто имеет душу, брак представляет собой священный союз двух существ разного пола, которые обязуются любить только друг друга и не вызывать аиста с другими. Конечно, физически это остается возможным — аисту, как ты верно заметила, все равно, — но на такие отношения смотрят косо. Тебе, демонессе, конечно, нетрудно принять любой облик и поощрить какого-нибудь простодушного мужчину к вызову аиста, показав ему свои трусики. Но это никакой не брак и не любовь.
   — Возможно, мне удастся разобраться с этой вашей любовью, выйдя за кого-нибудь замуж, — предположила Метрия.
   — Сомневаюсь, — покачал головой Трент. — Конечно, с твоими возможностями подцепить мужа совсем не трудно, но свадебная церемония ничего бы для тебя не значила и ничего не изменила. Насколько мне известно, единственной демонессой, обладавшей способностью любить, была Дара, давным-давно вышедшая замуж за Доброго Волшебника Хамфри. Но у нее имелась душа. А лишившись души, она тут же бросила мужа, потеряв к нему всякий интерес.
   — Но потом ведь вернулась, — сказала Метрия.
   — Спустя сто тридцать шесть лет, — напомнил ей Трент. — И вовсе не из-за любви, а по причине любопытства. На самом деле сейчас она никаких чувств не испытывает, а лишь имитирует. Впрочем, вы ведь знакомы. Почему бы тебе не спросить у нее насчет любви: каково испытывать ее на самом деле?
   — Да спрашивала я!
   — И что?
   — Она сказала, что мне этого не понять.
   — Ну, ей виднее. Может, тебе и вправду стоит бросить эту затею с любовью и заняться чем-нибудь более демоническим. А заодно предоставить нам возможность спокойно довести до конца наши поиски.
   — Вот уж нет. Я хочу узнать, что такое любовь, а из всех одушевленных существ мне лучше всего удалось свыкнуться как раз с вами. Глядишь, понаблюдаю подольше да и уразумею, что к чему.
   — Валяй, наблюдай, — согласился Трент. — Но не надо соблазнять женатых скелетов.
   Метрия задумалась. Потом ее одежда заклубилась дымком и начала стекать с тела.
   — И женатых волшебников, — торопливо добавил Трент.
   — Проклятье! Опять облом! — пробормотала демонесса и растворилась в воздухе.
   Глоха закрыла глаза: в данном случае она сочувствовала Метрии. Ибо вполне разделяла желание демонессы познать любовь.
 
* * *
 
   Поутру они продолжили путь. Глоха не взялась бы утверждать это с полной уверенностью, однако ей показалось, что за ночь великан стал еще слабее. Чтобы подняться на ноги, ему потребовалось время, да и стоял он на них не совсем твердо. Правда, с утра, спросонья, такое бывает и со здоровыми.
   — Велко, как ты себя чувствуешь? — спросила она, вспорхнув на его плечо и устроившись рядом с ухом. — Я имею в виду не только болезнь: как настроение?
   — Малышка, пожалуйста, не беспокойся, — отозвался великан.
   — Прекрати это! — рассердилась Глоха. — Нечего делать из меня деточку, которую ты опекаешь. Я взрослая девушка, отношусь к тебе с симпатией и действительно за тебя тревожусь.
   — Что ты, Глоха, я вовсе не считаю тебя ребенком. Ты очаровательна и очень добра, но мне не хочется обременять тебя своими проблемами.
   — А все-таки. Что не дает тебе покоя?
   — Видишь ли, — со вздохом промолвил великан, — я слабею с каждым днем и очень скоро уже не смогу передвигаться. А стало быть, мне следует, не теряя времени, отправиться в какое-нибудь уединенное место, вроде пустыни, где можно будет испустить дух.
   — Но ведь предполагалось, что именно в этих краях ты должен получить помощь! — пылко возразила Глоха. — Возможно, именно мы тебе и поможем, хотя сами пока не знаем, как. Расставаться с нами не в твоих интересах.
   — Может быть, — согласился великан, но, похоже, лишь потому, что не хотел спорить. И не имел на это сил.
   — Не «может быть», а так оно и есть! — решительно заявила Глоха, подлетев повыше, чмокнула его в мочку гигантского уха и спланировала к земле.
   Путь продолжился, причем каждый двигался в своей манере. Велко шагал осторожно, медленно переставляя исполинские ступни, чтобы ничего не раздавить, не сокрушить или не расплющить. Метрия появлялась в облаке дыма и исчезала, чтобы возникнуть в другом месте, и нередко в другом обличье. Глоха делала короткие перелеты, а Трент с Косто шли пешком. Чудовища их не беспокоили: даже самые тупые сообразили, что с компанией, включающей в себя великана и волшебника вряд ли стоит связываться.
   Через некоторое время надпись на придорожном столбе сообщила, что они приближаются к безмятежной обители фавнов и нимф. То была прекрасная долина, с живописной горой, зеленым лесом и голубым озером. Населяли ее фавны, с виду отличавшиеся от обычных мужчин лишь наличием маленьких рожек и козлиных копыт, и нимфы, прекрасные юные обнаженные женщины, отличавшиеся от обычных разве что манерой поведения. Когда кто-то противоположного пола приближался к одной из этих красоток, она бросалась бежать, издавая призывные возгласы, а когда ее настигали… Глоха смущенно огляделась по сторонам, боясь, как бы поблизости не оказалось детей. Но их в долине не было, и таким образом Заговор Взрослых, суть которого сводилась к тому, чтобы держать детей в неведении относительно Интересных Вещей, здесь вполне соблюдался. Глоха припомнила, что принцесса Яне во младенчестве жила как раз в этих краях, однако в ту пору она была настолько мала и невинна, что попросту не понимала, что происходит у нее на глазах. А происходило тут не что иное, как непрекращающаяся отправка посланий аисту.
   Любопытно, что хотя вызовами из долины аистов буквально заваливали, они, похоже, оставляли их без внимания. Возможно, столь ответственные существа, как аисты, не желали оставлять младенцев на попечении здешних обитателей, решительно неспособных стать настоящими родителями. Мало того, что эти легкомысленные создания не вступали в брак — по прошествии ночи они совершенно забывали обо всем, имевшем место вчера, так что длительные и серьезные отношения с кем бы то ни было были для них совершенно невозможны.
   — Интересно, откуда берутся новые фавны и нимфы? — задумчиво спросила Глоха. — Я хочу сказать, раз аисты сюда не летают…
   — Полагаю, они бессмертны, — отозвался Трент. — Во всяком случае до тех пор, пока не становятся смертными по какой-либо причине. Вспомни, нимфа Самоцветик не старела, пока не влюбилась и не вышла замуж за смертного.
   — Самоцветик всегда была особенной, не такой, как другие нимфы, — сказала Глоха. — Эти только и знают, что резвятся, а у нее была работа: раскладывать драгоценные камни, чтобы потом их находили старатели. У нее была душа. Думаю, она помнила прошлое и до того, как вышла замуж.
   — Да, Самоцветик была особенной. Возможно, человеческое начало оказалось в ней сильнее, чем у прочих, и это дало ей способность испытать любовь. Но теперь она готовится уйти на покой, и ее работой предстоит заняться одной из здешних красоток. Ей, вне всякого сомнения, тоже придется помнить вчерашнее, и не только вчерашнее, но у живущих здесь такой надобности нет. Возможно, что когда какая-либо из нимф покидает долину, человеческое в ней проявляется сильнее, а может быть, все наоборот. Чем больше в нимфе человеческого, тем более вероятно, что она отсюда уйдет.
   Косто между тем оживленно озирался по сторонам. Это не укрылось от внимания Глохи.
   — Что, заинтересовался способом вызова аиста? — с ехидцей спросила она. — Но ведь для вас, скелетов, он практического значения не имеет.
   — Для них, по-моему, тоже, — откликнулся Косто. — Они просто развлекаются: аисты на эту возню ноль внимания. Но меня другое заинтересовало — диспропорция. Необъяснимое нарушение равновесия.
   — В чем оно состоит? — не поняла Глоха. — По-моему, каждый фавн занимается… этим делом с одной нимфой за раз. Вполне пропорционально и равновесно.
   — Так-то оно так, но ты глянь, сколько там свободных фавнов. Нимфы постоянно при деле, а эти, с копытами, в очередь стоят. У других видов живых существо число особей обоих полов примерно одинаково, а тут, как вижу, дело обстоит иначе.
   Скелет был прав: фавнов в долине было примерно втрое больше, чем нимф, в результате чего нимфы были задействованы в играх гораздо интенсивнее фавнов. Беспечных красоток это, похоже, не волновало, а вот фавнов расстраивало. Создавалось впечатление, что каждый из них был бы не прочь обзавестись несколькими подружками.
   — Может быть, попробуем что-нибудь разузнать у них? — с едва заметной улыбкой предложил Трент.
   Глоха подошла к ближайшему фавну, который воззрился на нее с неподдельным интересом.
   — Маленькая крылатая нимфа! — вскликнул он. — Я и не знал, что такие существуют. Пойдем, позабавимся.
   Он потянулся к ней, но Косто перехватил его руку своей костяной кистью.
   — Она не нимфа, просто путешественница. Ответь, пожалуйста, на ее вопрос.