Страница:
Трент, Синтия и Глоха переглянулись — изобилие препятствий получило объяснение. Оказывается, это была очередная гоблинская пакость.
— Будь любезен, объясни, зачем вам это понадобилось? — спросил Трент с обманчивой мягкостью в голосе.
— А затем, что мы плюем на все паршивые договоренности, заключенные слюнявыми придурками, правившими этой местностью до нашего прихода. Конечно, мы ребята не промах и пока не укрепились здесь как следует, сами косим под недоумков. Делаем вид, будто признаем эти охранные тропы, и прочую дурь, а демонам там и прочим, если они что пронюхают, можно сказать, будто путники сами заблудились.
— А по настоящей охранной тропе путешествовать было легче?
— Еще бы! Она вела прямиком наверх: раз, и ты снаружи. Но теперь с этим покончено: все идиоты, топающие по зеленке, будут попадать в наши котлы.
— Но это может снова ввергнуть подземный мир в войну.
— Ага, — с довольным видом хмыкнул гоблин, — очень даже может. Но вам это уже совершенно неинтересно: вас мы сварим и слопаем задолго до того, как эта война начнется. Скидывайте свои торбы и одежду: от них в котлах никакого навару. Так, что мы имеем? Одного тупого мужика, одну гоблиншу-полукровку с дурацкими крыльями — ох и позабавимся же мы с ней! — и крылатую кентаврицу. Вот уж кого я на дух не переношу, так это крылатых кентавров. Конечно, в Ксанфе полно всякой дряни, но таких гадов, как крылатые кентавры, еще поискать. По большому счету все беды нашего народа начались с того времени, когда этот поганый маленький проныра заявился в Гоблинов Горб и добился того, чтобы девчонка стала вождем. Девчонка! Вождем! И ведь этак, поганец, ловко все устроил, что нам, настоящим парням, оставалось только убраться из родных пещер. Но ничего, мы еще свое возьмем. А ты, паскудина копытная, легкой смерти не жди. Уж мы твои перышки по одному повыщипываем. Ты еще умолять будешь, чтобы тебя поскорее в кипяток окунули. Ну и потеха нас сегодня ждет! Ну и потеха!
У Глохи по коже побежали мурашки, да и Синтия, похоже, испытывала то же самое. А вот Трент оставался совершенно спокойным. Или, если не оставался, то во всяком случае довольно убедительно притворялся.
— Так значит, есть правильная тропа? Та, которая ведет на поверхность и на которой нет никаких ловушек?
— Точно, урод, только тебе по ней не топать: мы все равно закроем ворота. Так что можешь сожрать свой дурацкий пропуск, мы такого дерьма не едим.
— А ты тут единственный часовой? — полюбопытствовал волшебник.
— Ага, — загоготал гоблин. — Торчу тут один-одинешенек, если не считать сотни парней, засевших в засаде.
Он взмахнул рукой, и в тоннель из боковых проходов выбежали гоблины с копьями и дубинками.
— Ну умора, — заходился от смеха караульный. — Ты, мужик, наверняка надеялся, что вы втроем со мной одним справитесь и «пойдете себе дальше. Да, знал я, что людишки по большей части тупые, но ты не иначе как первейший дурень в Ксанфе.
Мурашки забегали но нежной коже Глохи с еще большей интенсивностью. Она знала, что гоблины мужского пола народ скверный, однако эти, не пожелавшие признать власть Гвенни и укрывшиеся в глубинах, наверняка были худшими из худших. Ждать от таких извергов пощады было бы нелепо.
— Как вижу, ты не знаешь, с кем говоришь, — невозмутимо промолвил Трент.
— Ты человечишка, и этого вполне достаточно. Я не такой дурак, чтобы перегружать память и давать имена каждому куску жаркого. Конечно, мужики не так вкусны, как девчонки, они больно уж жилистые, но с пряностями да с соусом тоже сгодятся. Так что скидывайте одежку, и марш к котлам.
— Я волшебник Трент. Не слышал о таком?
— О тебе, уроде? Кто бы мне стал о тебе рассказывать и с чего бы я стал всякие байки… Постой! Как, ты сказал, тебя кличут?
— Трент-Трансформатор. Волшебник Превращений.
— Врешь ведь! — прорычал гоблин, однако попятился.
Трент сделал шаг и, щелкнув пальцами, превратил караульного в здоровенную пурпурную змеюку, с клыков которой сочился яд.
— Как видишь, не вру. Ползи, передай от меня привет своим приятелям.
Но гоблин — теперь ядовитый аспид — повел себя не так, как от него ждали. Он не убежал, а бросился на волшебника. Глоха поняла, что превращение не затронуло его глубинной сути: он остался врагом, точно так же, как она оставалась другом даже в облике лианы. Магия Трента не могла изменить характера.
Поняв, что с ядовитой гадиной лучше не связываться, волшебник снова щелкнул пальцами, и змея обернулась огромным розовым слоном.Он застрял в тоннеле своим телом заслонив путников от гоблинской орды, и это было неплохо. Хуже было то, что заслоненным оказался и путь к отступлению. Выйти на правильную тропу они не могли.
— Глоха, здесь есть боковые туннели, — промолвил Трент. — Ты смогла бы сориентироваться в них и найти путь наверх?
— Наверное, смогла бы, но нам не прорваться. Гоблины будут устраивать засады, стараясь напасть прежде, чем ты успеешь пустить в ход чары, или швыряясь камнями издали, находясь вне пределов твоей досягаемости.
— А если найти коридор, который они не смогут использовать?
— То его не сможешь использовать и ты. Летать ты не умеешь, а всюду, где пройдет человек, пройдет и гоблин.
Девушке не хотелось лишний раз напоминать спутнику о его недостатке, но, к сожалению, то была правда.
— Тогда найди проход, пригодный только для вас с Синтией. Вы улетите, а если они вздумают вас преследовать, я их задержу.
Он предлагал пожертвовать собой ради их спасения. Глоха, разумеется, не желала принимать такую жертву, да и Синтия, само собой, тоже. Однако сейчас было не до споров: гоблины быстро сориентировались и двинулись в обход застрявшего слона. Из боковых тоннелей уже доносились топот и крики.
И тут ей на глаза попалась табличка.
— Смотрите! — воскликнула она — Гоблинский запрещающий знак! Бежим!
Глоха устремилась туда.
— Но почему? Он ведь запрещающий! — спросила Синтия, рысью спеша за ней.
— Именно поэтому. Не знаю, что там такое, но гоблины туда не сунутся. А это как раз то, что нам нужно.
Они вбежали под высокие своды широкого ровного туннеля. Он был удобен, пригоден и для человека, и для кентаврицы, которые были вдвое выше самого рослого гоблина, однако Глоха не могла не задуматься о том, какая угроза заставила гоблинов отказаться от его использования. И почему они, раз уж сочли туннель опасным, не завалили его камнями?
Тоннель вывел их к большой пещере, наполовину заполненной неподвижной водой. Только тихая заводь, и при этом никаких других туннелей, коридоров и лазов за водойне было.
— Почему гоблины страшатся этого места? — озадаченно спросила Синтия.
— Мне тоже невдомек, — призналась Глоха. — Живи в этой заводи какое-нибудь по-настоящему страшное чудовище, они завалили бы проход, чтобы оно не смогло выбраться и погнаться за ними. Но гоблины ограничились запрещающим знаком. Это странно. И из этого вовсе не следует, что заводьбезопасна для нас. Ясно только, что она почему-то опасна для них, и они сюда не сунутся.
— Мне кажется, я там что-то вижу, — промолвила Синтия, вглядевшись в темную воду.
Все посмотрели в указанном направлении.
— Вроде что-то мохнатое, — пробормотала Глоха.
Нечто — или некто — направился в их сторону. Издали это походило на мохнатый меховой шар, однако по приближении шар разинул пасть, каким-то образом оказавшуюся шире его самого, и так лязгнул зубами, что во все стороны полетели искры.
— Да, для купания это место не годится, — промолвил Трент. — Но этот заводнойшарик, похоже, по суше не катается и из заводине вылезает. Наверно, потому гоблины и не сочли нужным перекрывать туннель. Достаточно держаться подальше от воды.
— Да, так оно и есть, — согласилась Глоха. — Гоблины ленивы и ничего не станут делать без крайней нужды. Они не стали делать завала, поскольку этому чудику наружу не выбраться, и ограничились знаком.
— Однако, — рассудительно промолвила Синтия, — может, эти гоблины и лентяи, они мало похожи на трусов. Что же до мохнатого заводного,то он явно маловат, чтобы остановить целую гоблинскую рать. Размером он примерно в половину меня и любого гоблина разжует не поморщившись, но если они навалятся всем скопом…
— Или вздумают закидать его копьями с берега, — подхватила Глоха, — то ему придется туго. А памятуя о гнусности гоблинского нрава, трудно предположить, что они отказали бы себе в удовольствии пошвыряться с безопасного берега всякой дрянью в чудовище, неспособное за ними погнаться. Думаю, он повесили перед заводьюзапрещающий знак не из-за заводного.Или не только из-за него.
— И нам необходимо выяснить, из-за чего именно, — поддержал Трент. — Мехового зверя я всегда могу превратить в кого-нибудь безобидного, но не стоит соваться в воду, не выяснив, один ли он там, и нет ли чего-нибудь пострашнее. Как бы это узнать?
Что ни говори, а волшебник был большим мастером по части тонких намеков.
— Ты мог бы превратить меня во что-то такое, чему меховой мячик не страшен. Например в аллегорию.Это даст мне возможность обследовать глубины заводии выяснить, нет ли там за,а точнее подводой подходящего для нас прохода.
— Это надо обдумать, — отозвался Трент. — Спешить не стоит: я, знаешь ли, предпочитаю не действовать наобум, особенно имея дело с тем, что не до конца понимаю. В этой заводиесть какая-то тайна, и одним заводнымона не исчерпывается.
Склонившись над водой, Синтия коснулась поверхности, и в тот же миг меховой шар метнулся к ней. Челюсти щелкнули, и она едва успела отдернуть палец.
— Похоже, заводномуне нравится, когда кто-то суется в заводь.Он мигом заводится, —заметила Глоха.
— Больно, — сказала Синтия, помахивая пальцем.
— Он тебя укусил?
— Не успел. Это вода жжется, — ответила крылатая кентаврица, поднося палец ко рту.
— Стой! — крикнула Глоха. — Вода просто так не жжется, а вдруг она ядовита? У меня на платочке осталось немножко целебного эликсира, дай оботру.
Она вытерла палец, на котором уже начал вздуваться волдырь, смоченным магическим снадобьем платком, и кентаврица мигом почувствовала облегчение.
— Теперь нам ясна и другая причина, по которой гоблины избегают этой пещеры, — промолвил Трент. — Вода ядовита, приспособился к ней только здешний меховой заводила.Однако я все равно не уверен в том, что мы полностью раскрыли тайну заводи. Зато уверен в другом: чтобы выйти наружу, нам нужно как-то миновать заводь.
— Но вдруг там, под водой, нет никаких ходов? — предположила Глоха.
— Это маловероятно, — ответил Трент. — Сюда не впадает никаких ручьев, сверху вода не сочится, но откуда-то она в эту заводьпоступает. Надо полагать, внизу бьет ключ.Он-то и может оказаться ключомк нашему избавлению.
— Наверное, — неохотно согласилась Глоха. — Во всяком случае другого выхода здесь, похоже, нет.
— Но ведь вода ядовитая, как же мы станем нырять? — осведомилась Синтия.
— Вопрос, конечно, интересный… — пробормотал Трент. — Прежде всего надо разобраться, почему вода отравлена. Здешняя скальная порода яда не содержит, иначе это сказалось бы и на других источниках. Но ничего такого не происходит: я недавно плавал и цел-целехонек. Река, которую отвела в сторону Глоха, была совершенно чистой. Гоблины не стали бы отравлять заводьу себя под носом. А это заставляет предположить, что тут произошло магическое отравление.
— Магическое отравление! — воскликнула Глоха. — Ты хочешь сказать, что мы видим перед собой Источник Яда, подобно тому как бывают Источники Любви, Ненависти, Молодости и так далее?
— Что-то в этом роде, — кивнул Трент. — Если этот Источник не хочет, чтобы ему докучали гоблины, то это самый толковый способ.
— Толковый-то толковый, но беда в том, что мы тоже вынуждены держаться от водицы дальше, как и наши недруги.
— Надо попробовать договориться. У неодушевленных тоже бывают свои желания: почему бы не попытаться заключить сделку?
— Сделку? С водой?
— С заводью.Сдается мне, этот мохнатый заводилав какой-то мере понимает потребности того места, где обитает. Не исключено, что он расскажет нам, чего хочет заводьи чем мы можем быть ей полезны.
Девушки посмотрели на собеседника с сомнением.
— Допустим, он может понимать воду. Но мы-то его понимать не можем.
— Это не проблема. Я могу превратить любую из вас в такой же меховой мяч. Пусть мне неизвестна природа его магического иммунитета против яда — это не имеет значения. Талант есть талант, он действует вне зависимости от понимания. Ну а заводной с заводнымточно договорится. Выяснив, что к чему, можно будет прийти к соглашению и с заводью.
— В прошлый раз ты превращал Синтию, так что нынче моя очередь, — сказала Глоха. Не то чтобы вся эта затея внушала ей особые надежды, но ничего лучшего никто предложить не мог.
Подойдя к ней, волшебник щелкнул пальцами, и она, превратившись в волосатый шар, с довольным плюхом свалилась в воду. Ощущение было восхитительным.
Однако шар, уже находившийся в заводи,тут же устремился ей навстречу, оскалив клыки.
— Эй, мохнорылый! — воскликнула она на ставшем понятным не совсем вербальном наречии, увидев, что намерения у него явно недобрые. — Погоди кусаться. Мы с тобой одного племени, давай потолкуем.
— Ты и правда из наших, — удивился шар. — Да никак еще и женского рода. А я мужского. Давай-ка с тобой…
— Погоди, сначала поговорим, — возразила Глоха, чуток ошарашенная таким напором.
— О чем?
— Ну как о чем. Об этой заводи.Как в ней завеласьотрава — небось магическим манером?
— Конечно. Разве это не здорово? Никто посторонний меня не беспокоит. Правда, порой мне бывает одиноко. Так что давай…
— А можно эту магию аннулировать? Сделать так, чтобы обычное существо смогло искупаться здесь, не рискуя раствориться?
— Конечно, если Аква захочет.
— Аква. Так что, заводьзовут?
— Ну. А меня Фор. Мы с ней душа в душу живем, но иногда все-таки устаем друг от друга. Так что давай…
Глоха вздохнула. Похоже, у этого заводноготолько одно на уме, и пока она не успокоит его на сей счет, проку от него не добиться. Конечно, это большая жертва с ее стороны, но в конце концов она совершеннолетняя, а им нужно отсюда выбираться.
— Скажи, чего именно ты хочешь? — осторожно уточнила она.
— Поиграть, чего же еще. У меня невесть сколько времени не было товарища по играм, да и у Аквы тоже. Поневоле затоскуешь.
— Понятно. А как ты собираешься играть?
— Ясное дело как: устроим гонки по кругу, будем плескаться, играть в прятки на дне. Забав предостаточно.
Глоха осознала, что до сих пор понимала заводногонеправильно. Она была совершеннолетней, а он нет, и заводилоймог выступать только в детских играх. Впрочем, как раз в этом Глоха готова была посодействовать ему с немалой охотой.
— А ну в пятнашки! — крикнула она и помчалась вперед, подпрыгивая на воде. Как это получалось, учитывая, что у нее не было ни рук, ни ног, ни хвоста, Глоха не понимала, однако двигалась более чем прытко.
— Здорово! — откликнулся заводной,устремляясь вослед.
Глоха нырнула и тут же поняла, что выход из пруда имеется: вода поступала туда из отверстия с одной стороны и вытекала, фильтруясь через решетку, с другой. Стало понятно, почему снаружи вода не отравлена: покидая волшебный пруд, она проходила очистку, становясь безвредной.
Стремясь выяснить, годится ли канал, по которому поступает вода, для бегства, Глоха устремилась туда, но заводнойобиженно воскликнул:
— Так нечестно!
— Почему? — спросила она, удерживаясь против течения.
— Потому, что эта дырка не ведет ни в какие забавные места. Это путь на поверхность, а я туда не хочу.
— Прости, я не знала, — извинилась Глоха и метнулась назад. Фор попытался коснуться ее, но она, хотя и дала ему перед этим фору,ускользнула. А вернувшись принялась дразниться: — Заводила-мазила! Заводила-мазила!
— А вот и нет! — обиделся он. — Ничем я тебя не мазал.Ты и убегаешь нечестно, и дразнишься неправильно.
— Ой, прости, пожалуйста! — воскликнула Глоха. — Я хотела дразниться правильно. Как мне искупить свою вину?
— Ничего страшного, — тут же простил он. — Главное, чтобы было с кем играть, а как дразниться, это дело десятое.
— Кстати, Фор, — промолвила она, воспользовавшись моментом, — если бы у вас с Аквой появился постоянный товарищ по играм, могли бы вы пропустить на поверхность трех забавных посторонних.
— Если товарищ по играм останется с нами? Конечно!
— Тогда свяжись с Аквой, Фор, а я уточню у своих, что да как, — уверенным тоном заявила Глоха: она знала, что когда имеешь дело с детьми, взрослая уверенность помогает. Иногда.
— Договорились! — заводнойнырнул куда-то в глубь заводи,а Глоха вынырнула на поверхность и крикнула Тренту:
— Превращай меня!
Волшебник, однако, не торопился. Это озадачило девушку, но вскоре она сообразила: слов ее он не слышит и не понимает, а отличить один шар от другого не может. Для посторонних они совершенно одинаковы. Чтобы дать ему понять, что она это она, девушка принялась двигаться по воде выписывая свое имя: ГЛОХА.
Трент мигом сообразил, в чем дело, и спустя мгновения она снова стала крылатой гоблиншей.
— Мы можем заключить сделку! Заводила и заводьмечтают обзавестись товарищем для игр, — с ходу сообщила Глоха. — И выбраться можем: ход, через который в пруд поступает вода, ведет прямо на поверхность. Но тебе надо будет превратить кого-нибудь, муравьишку или букашку какую, во второй меховой шар. Правда, как к этому отнесется букашка…
— Может, не стоит трогать насекомых, — отозвался Трент. — Надеюсь, мне вообще не придется прибегать к превращениям. У нас здесь есть некто, вполне способный составить компанию заводномув своем естественном обличье.
— Это кто? — не поняла Глоха.
— Сель! —сообразила Синтия. — Я о нем чуть не забыла.
— Но захочет ли он остаться? — усомнилась Глоха. — Досельон проводил время в путешествиях и, вполне возможно, не пожелает убраться отсельвместе с нами.
— А мы его спросим.
Трент достал из кармана светлячка, бережно положил его на пол, и в тот же миг туннель позади них перекрыла гигантская грязевая лепешку.
— Сель, —сказал волшебник, — тут есть одинокая заводьи одинокий малыш-заводной.Можешь остаться с ними, твою службу нам мы будем считать законченной. Если согласен, плюхайся в воду.
Сельтак и поступил: без промедления плюхнулся вниз. Яд его, похоже, нимало не тревожил.
К нему тут же приблизился заводила.Они сблизились — будь у них носы, можно было бы сказать, что они принюхались друг к другу — и тут же начали вовсю резвиться. Сель,которому больше не приходилось из-за своих пассажиров держаться на поверхности и сохранять неизменную форму, оказался великолепным партнером. Он нырял, подпрыгивал, растекался, видоизменялся. В заводицарило веселье.
— Ну что ж, ответ ясен, — промолвил Трент, — Конечно, на поверхности нам без него будет труднее, однако иначе отсюда не выбраться. К тому же он хорошо поработал и вполне заслужил право на отдых и развлечения.
— И все-таки я не понимаю, как мы отсюда выберемся, — сказала Синтия. — Положим, вода, согласно сделке, сделается неядовитой, но как мы преодолеем подземную реку? Крылья там бесполезны, а дышать под водой мы не умеем.
— С вами все просто, — возразил Трент, — Превращу вас в рыбок, и плывите на здоровье. Вот со мной, уже в который раз, дело обстоит хуже. Не знаю, что и делать.
— А ты преврати нас в двоякодышащихрыб, — подсказала Глоха. — Тогда любая из нас сможет дышать за двоих,за себя и за тебя.
— Великолепная идея! — согласился Трент. Потом он наклонился, попробовал пальцем воду и удовлетворенно кивнул.
— Не отравлено. Аква и Фор держат слово.
Потом он щелкнул пальцами, и обе девушки обернулись двоякодышащимирыбами. Они оказались в чистой, свежей воде, и Глоха обнаружила, что ей это очень даже нравится. Теперь она прекрасно понимала, что значит «чувствовать себя как рыба в воде». Синтия тоже выглядела удовлетворенной. По всей видимости, любой облик и любая среда обитания имели свои достоинства.
Потом нырнул Трент. Набрав воздуха, он направился к устью подземной реки, тогда как рыбки указывали ему путь. Когда же воздух в его легких кончился, Синтия припала рыбьим ртом к его губам, вроде как в поцелуе, и принялась дышать двояко,за него легкими и за себя жабрами.
Потом настала очередь Глохи: она прильнула к устам волшебника и вдохнула в его легкие воздух из своих. Забавно, но это действо с равным успехом можно было считать и искусственным дыханием, и поцелуем. Конечно, Глоха (как, надо полагать и Синтия) никогда никому не призналась бы в том, что подобный контакт с существом мужского пола, принадлежащим к другому виду, доставляет ей удовольствие. Это следовало хранить в тайне, однако тайна делала занятие еще более притягательным.
Меняясь, девушки поддерживали дыхание Трента, пока впереди не забрезжил свет и волшебник не вынырнул на поверхность.
Выбравшись из воды, он вернул своим спутницам обычный облик. Выйдя на берег, они принялись, разбрызгивая воду, отряхивать крылья. Одежде еще предстояло сохнуть.
Они находились на берегу речушки, уходившей в овраг, а потом нырявшей под землю. Теперь они знали, куда она течет. Но главное — это радовало больше всего! — им удалось вернуться в Ксанф. Нелегкое подземное путешествие закончилось.
Глава 5
— Будь любезен, объясни, зачем вам это понадобилось? — спросил Трент с обманчивой мягкостью в голосе.
— А затем, что мы плюем на все паршивые договоренности, заключенные слюнявыми придурками, правившими этой местностью до нашего прихода. Конечно, мы ребята не промах и пока не укрепились здесь как следует, сами косим под недоумков. Делаем вид, будто признаем эти охранные тропы, и прочую дурь, а демонам там и прочим, если они что пронюхают, можно сказать, будто путники сами заблудились.
— А по настоящей охранной тропе путешествовать было легче?
— Еще бы! Она вела прямиком наверх: раз, и ты снаружи. Но теперь с этим покончено: все идиоты, топающие по зеленке, будут попадать в наши котлы.
— Но это может снова ввергнуть подземный мир в войну.
— Ага, — с довольным видом хмыкнул гоблин, — очень даже может. Но вам это уже совершенно неинтересно: вас мы сварим и слопаем задолго до того, как эта война начнется. Скидывайте свои торбы и одежду: от них в котлах никакого навару. Так, что мы имеем? Одного тупого мужика, одну гоблиншу-полукровку с дурацкими крыльями — ох и позабавимся же мы с ней! — и крылатую кентаврицу. Вот уж кого я на дух не переношу, так это крылатых кентавров. Конечно, в Ксанфе полно всякой дряни, но таких гадов, как крылатые кентавры, еще поискать. По большому счету все беды нашего народа начались с того времени, когда этот поганый маленький проныра заявился в Гоблинов Горб и добился того, чтобы девчонка стала вождем. Девчонка! Вождем! И ведь этак, поганец, ловко все устроил, что нам, настоящим парням, оставалось только убраться из родных пещер. Но ничего, мы еще свое возьмем. А ты, паскудина копытная, легкой смерти не жди. Уж мы твои перышки по одному повыщипываем. Ты еще умолять будешь, чтобы тебя поскорее в кипяток окунули. Ну и потеха нас сегодня ждет! Ну и потеха!
У Глохи по коже побежали мурашки, да и Синтия, похоже, испытывала то же самое. А вот Трент оставался совершенно спокойным. Или, если не оставался, то во всяком случае довольно убедительно притворялся.
— Так значит, есть правильная тропа? Та, которая ведет на поверхность и на которой нет никаких ловушек?
— Точно, урод, только тебе по ней не топать: мы все равно закроем ворота. Так что можешь сожрать свой дурацкий пропуск, мы такого дерьма не едим.
— А ты тут единственный часовой? — полюбопытствовал волшебник.
— Ага, — загоготал гоблин. — Торчу тут один-одинешенек, если не считать сотни парней, засевших в засаде.
Он взмахнул рукой, и в тоннель из боковых проходов выбежали гоблины с копьями и дубинками.
— Ну умора, — заходился от смеха караульный. — Ты, мужик, наверняка надеялся, что вы втроем со мной одним справитесь и «пойдете себе дальше. Да, знал я, что людишки по большей части тупые, но ты не иначе как первейший дурень в Ксанфе.
Мурашки забегали но нежной коже Глохи с еще большей интенсивностью. Она знала, что гоблины мужского пола народ скверный, однако эти, не пожелавшие признать власть Гвенни и укрывшиеся в глубинах, наверняка были худшими из худших. Ждать от таких извергов пощады было бы нелепо.
— Как вижу, ты не знаешь, с кем говоришь, — невозмутимо промолвил Трент.
— Ты человечишка, и этого вполне достаточно. Я не такой дурак, чтобы перегружать память и давать имена каждому куску жаркого. Конечно, мужики не так вкусны, как девчонки, они больно уж жилистые, но с пряностями да с соусом тоже сгодятся. Так что скидывайте одежку, и марш к котлам.
— Я волшебник Трент. Не слышал о таком?
— О тебе, уроде? Кто бы мне стал о тебе рассказывать и с чего бы я стал всякие байки… Постой! Как, ты сказал, тебя кличут?
— Трент-Трансформатор. Волшебник Превращений.
— Врешь ведь! — прорычал гоблин, однако попятился.
Трент сделал шаг и, щелкнув пальцами, превратил караульного в здоровенную пурпурную змеюку, с клыков которой сочился яд.
— Как видишь, не вру. Ползи, передай от меня привет своим приятелям.
Но гоблин — теперь ядовитый аспид — повел себя не так, как от него ждали. Он не убежал, а бросился на волшебника. Глоха поняла, что превращение не затронуло его глубинной сути: он остался врагом, точно так же, как она оставалась другом даже в облике лианы. Магия Трента не могла изменить характера.
Поняв, что с ядовитой гадиной лучше не связываться, волшебник снова щелкнул пальцами, и змея обернулась огромным розовым слоном.Он застрял в тоннеле своим телом заслонив путников от гоблинской орды, и это было неплохо. Хуже было то, что заслоненным оказался и путь к отступлению. Выйти на правильную тропу они не могли.
— Глоха, здесь есть боковые туннели, — промолвил Трент. — Ты смогла бы сориентироваться в них и найти путь наверх?
— Наверное, смогла бы, но нам не прорваться. Гоблины будут устраивать засады, стараясь напасть прежде, чем ты успеешь пустить в ход чары, или швыряясь камнями издали, находясь вне пределов твоей досягаемости.
— А если найти коридор, который они не смогут использовать?
— То его не сможешь использовать и ты. Летать ты не умеешь, а всюду, где пройдет человек, пройдет и гоблин.
Девушке не хотелось лишний раз напоминать спутнику о его недостатке, но, к сожалению, то была правда.
— Тогда найди проход, пригодный только для вас с Синтией. Вы улетите, а если они вздумают вас преследовать, я их задержу.
Он предлагал пожертвовать собой ради их спасения. Глоха, разумеется, не желала принимать такую жертву, да и Синтия, само собой, тоже. Однако сейчас было не до споров: гоблины быстро сориентировались и двинулись в обход застрявшего слона. Из боковых тоннелей уже доносились топот и крики.
И тут ей на глаза попалась табличка.
— Смотрите! — воскликнула она — Гоблинский запрещающий знак! Бежим!
Глоха устремилась туда.
— Но почему? Он ведь запрещающий! — спросила Синтия, рысью спеша за ней.
— Именно поэтому. Не знаю, что там такое, но гоблины туда не сунутся. А это как раз то, что нам нужно.
Они вбежали под высокие своды широкого ровного туннеля. Он был удобен, пригоден и для человека, и для кентаврицы, которые были вдвое выше самого рослого гоблина, однако Глоха не могла не задуматься о том, какая угроза заставила гоблинов отказаться от его использования. И почему они, раз уж сочли туннель опасным, не завалили его камнями?
Тоннель вывел их к большой пещере, наполовину заполненной неподвижной водой. Только тихая заводь, и при этом никаких других туннелей, коридоров и лазов за водойне было.
— Почему гоблины страшатся этого места? — озадаченно спросила Синтия.
— Мне тоже невдомек, — призналась Глоха. — Живи в этой заводи какое-нибудь по-настоящему страшное чудовище, они завалили бы проход, чтобы оно не смогло выбраться и погнаться за ними. Но гоблины ограничились запрещающим знаком. Это странно. И из этого вовсе не следует, что заводьбезопасна для нас. Ясно только, что она почему-то опасна для них, и они сюда не сунутся.
— Мне кажется, я там что-то вижу, — промолвила Синтия, вглядевшись в темную воду.
Все посмотрели в указанном направлении.
— Вроде что-то мохнатое, — пробормотала Глоха.
Нечто — или некто — направился в их сторону. Издали это походило на мохнатый меховой шар, однако по приближении шар разинул пасть, каким-то образом оказавшуюся шире его самого, и так лязгнул зубами, что во все стороны полетели искры.
— Да, для купания это место не годится, — промолвил Трент. — Но этот заводнойшарик, похоже, по суше не катается и из заводине вылезает. Наверно, потому гоблины и не сочли нужным перекрывать туннель. Достаточно держаться подальше от воды.
— Да, так оно и есть, — согласилась Глоха. — Гоблины ленивы и ничего не станут делать без крайней нужды. Они не стали делать завала, поскольку этому чудику наружу не выбраться, и ограничились знаком.
— Однако, — рассудительно промолвила Синтия, — может, эти гоблины и лентяи, они мало похожи на трусов. Что же до мохнатого заводного,то он явно маловат, чтобы остановить целую гоблинскую рать. Размером он примерно в половину меня и любого гоблина разжует не поморщившись, но если они навалятся всем скопом…
— Или вздумают закидать его копьями с берега, — подхватила Глоха, — то ему придется туго. А памятуя о гнусности гоблинского нрава, трудно предположить, что они отказали бы себе в удовольствии пошвыряться с безопасного берега всякой дрянью в чудовище, неспособное за ними погнаться. Думаю, он повесили перед заводьюзапрещающий знак не из-за заводного.Или не только из-за него.
— И нам необходимо выяснить, из-за чего именно, — поддержал Трент. — Мехового зверя я всегда могу превратить в кого-нибудь безобидного, но не стоит соваться в воду, не выяснив, один ли он там, и нет ли чего-нибудь пострашнее. Как бы это узнать?
Что ни говори, а волшебник был большим мастером по части тонких намеков.
— Ты мог бы превратить меня во что-то такое, чему меховой мячик не страшен. Например в аллегорию.Это даст мне возможность обследовать глубины заводии выяснить, нет ли там за,а точнее подводой подходящего для нас прохода.
— Это надо обдумать, — отозвался Трент. — Спешить не стоит: я, знаешь ли, предпочитаю не действовать наобум, особенно имея дело с тем, что не до конца понимаю. В этой заводиесть какая-то тайна, и одним заводнымона не исчерпывается.
Склонившись над водой, Синтия коснулась поверхности, и в тот же миг меховой шар метнулся к ней. Челюсти щелкнули, и она едва успела отдернуть палец.
— Похоже, заводномуне нравится, когда кто-то суется в заводь.Он мигом заводится, —заметила Глоха.
— Больно, — сказала Синтия, помахивая пальцем.
— Он тебя укусил?
— Не успел. Это вода жжется, — ответила крылатая кентаврица, поднося палец ко рту.
— Стой! — крикнула Глоха. — Вода просто так не жжется, а вдруг она ядовита? У меня на платочке осталось немножко целебного эликсира, дай оботру.
Она вытерла палец, на котором уже начал вздуваться волдырь, смоченным магическим снадобьем платком, и кентаврица мигом почувствовала облегчение.
— Теперь нам ясна и другая причина, по которой гоблины избегают этой пещеры, — промолвил Трент. — Вода ядовита, приспособился к ней только здешний меховой заводила.Однако я все равно не уверен в том, что мы полностью раскрыли тайну заводи. Зато уверен в другом: чтобы выйти наружу, нам нужно как-то миновать заводь.
— Но вдруг там, под водой, нет никаких ходов? — предположила Глоха.
— Это маловероятно, — ответил Трент. — Сюда не впадает никаких ручьев, сверху вода не сочится, но откуда-то она в эту заводьпоступает. Надо полагать, внизу бьет ключ.Он-то и может оказаться ключомк нашему избавлению.
— Наверное, — неохотно согласилась Глоха. — Во всяком случае другого выхода здесь, похоже, нет.
— Но ведь вода ядовитая, как же мы станем нырять? — осведомилась Синтия.
— Вопрос, конечно, интересный… — пробормотал Трент. — Прежде всего надо разобраться, почему вода отравлена. Здешняя скальная порода яда не содержит, иначе это сказалось бы и на других источниках. Но ничего такого не происходит: я недавно плавал и цел-целехонек. Река, которую отвела в сторону Глоха, была совершенно чистой. Гоблины не стали бы отравлять заводьу себя под носом. А это заставляет предположить, что тут произошло магическое отравление.
— Магическое отравление! — воскликнула Глоха. — Ты хочешь сказать, что мы видим перед собой Источник Яда, подобно тому как бывают Источники Любви, Ненависти, Молодости и так далее?
— Что-то в этом роде, — кивнул Трент. — Если этот Источник не хочет, чтобы ему докучали гоблины, то это самый толковый способ.
— Толковый-то толковый, но беда в том, что мы тоже вынуждены держаться от водицы дальше, как и наши недруги.
— Надо попробовать договориться. У неодушевленных тоже бывают свои желания: почему бы не попытаться заключить сделку?
— Сделку? С водой?
— С заводью.Сдается мне, этот мохнатый заводилав какой-то мере понимает потребности того места, где обитает. Не исключено, что он расскажет нам, чего хочет заводьи чем мы можем быть ей полезны.
Девушки посмотрели на собеседника с сомнением.
— Допустим, он может понимать воду. Но мы-то его понимать не можем.
— Это не проблема. Я могу превратить любую из вас в такой же меховой мяч. Пусть мне неизвестна природа его магического иммунитета против яда — это не имеет значения. Талант есть талант, он действует вне зависимости от понимания. Ну а заводной с заводнымточно договорится. Выяснив, что к чему, можно будет прийти к соглашению и с заводью.
— В прошлый раз ты превращал Синтию, так что нынче моя очередь, — сказала Глоха. Не то чтобы вся эта затея внушала ей особые надежды, но ничего лучшего никто предложить не мог.
Подойдя к ней, волшебник щелкнул пальцами, и она, превратившись в волосатый шар, с довольным плюхом свалилась в воду. Ощущение было восхитительным.
Однако шар, уже находившийся в заводи,тут же устремился ей навстречу, оскалив клыки.
— Эй, мохнорылый! — воскликнула она на ставшем понятным не совсем вербальном наречии, увидев, что намерения у него явно недобрые. — Погоди кусаться. Мы с тобой одного племени, давай потолкуем.
— Ты и правда из наших, — удивился шар. — Да никак еще и женского рода. А я мужского. Давай-ка с тобой…
— Погоди, сначала поговорим, — возразила Глоха, чуток ошарашенная таким напором.
— О чем?
— Ну как о чем. Об этой заводи.Как в ней завеласьотрава — небось магическим манером?
— Конечно. Разве это не здорово? Никто посторонний меня не беспокоит. Правда, порой мне бывает одиноко. Так что давай…
— А можно эту магию аннулировать? Сделать так, чтобы обычное существо смогло искупаться здесь, не рискуя раствориться?
— Конечно, если Аква захочет.
— Аква. Так что, заводьзовут?
— Ну. А меня Фор. Мы с ней душа в душу живем, но иногда все-таки устаем друг от друга. Так что давай…
Глоха вздохнула. Похоже, у этого заводноготолько одно на уме, и пока она не успокоит его на сей счет, проку от него не добиться. Конечно, это большая жертва с ее стороны, но в конце концов она совершеннолетняя, а им нужно отсюда выбираться.
— Скажи, чего именно ты хочешь? — осторожно уточнила она.
— Поиграть, чего же еще. У меня невесть сколько времени не было товарища по играм, да и у Аквы тоже. Поневоле затоскуешь.
— Понятно. А как ты собираешься играть?
— Ясное дело как: устроим гонки по кругу, будем плескаться, играть в прятки на дне. Забав предостаточно.
Глоха осознала, что до сих пор понимала заводногонеправильно. Она была совершеннолетней, а он нет, и заводилоймог выступать только в детских играх. Впрочем, как раз в этом Глоха готова была посодействовать ему с немалой охотой.
— А ну в пятнашки! — крикнула она и помчалась вперед, подпрыгивая на воде. Как это получалось, учитывая, что у нее не было ни рук, ни ног, ни хвоста, Глоха не понимала, однако двигалась более чем прытко.
— Здорово! — откликнулся заводной,устремляясь вослед.
Глоха нырнула и тут же поняла, что выход из пруда имеется: вода поступала туда из отверстия с одной стороны и вытекала, фильтруясь через решетку, с другой. Стало понятно, почему снаружи вода не отравлена: покидая волшебный пруд, она проходила очистку, становясь безвредной.
Стремясь выяснить, годится ли канал, по которому поступает вода, для бегства, Глоха устремилась туда, но заводнойобиженно воскликнул:
— Так нечестно!
— Почему? — спросила она, удерживаясь против течения.
— Потому, что эта дырка не ведет ни в какие забавные места. Это путь на поверхность, а я туда не хочу.
— Прости, я не знала, — извинилась Глоха и метнулась назад. Фор попытался коснуться ее, но она, хотя и дала ему перед этим фору,ускользнула. А вернувшись принялась дразниться: — Заводила-мазила! Заводила-мазила!
— А вот и нет! — обиделся он. — Ничем я тебя не мазал.Ты и убегаешь нечестно, и дразнишься неправильно.
— Ой, прости, пожалуйста! — воскликнула Глоха. — Я хотела дразниться правильно. Как мне искупить свою вину?
— Ничего страшного, — тут же простил он. — Главное, чтобы было с кем играть, а как дразниться, это дело десятое.
— Кстати, Фор, — промолвила она, воспользовавшись моментом, — если бы у вас с Аквой появился постоянный товарищ по играм, могли бы вы пропустить на поверхность трех забавных посторонних.
— Если товарищ по играм останется с нами? Конечно!
— Тогда свяжись с Аквой, Фор, а я уточню у своих, что да как, — уверенным тоном заявила Глоха: она знала, что когда имеешь дело с детьми, взрослая уверенность помогает. Иногда.
— Договорились! — заводнойнырнул куда-то в глубь заводи,а Глоха вынырнула на поверхность и крикнула Тренту:
— Превращай меня!
Волшебник, однако, не торопился. Это озадачило девушку, но вскоре она сообразила: слов ее он не слышит и не понимает, а отличить один шар от другого не может. Для посторонних они совершенно одинаковы. Чтобы дать ему понять, что она это она, девушка принялась двигаться по воде выписывая свое имя: ГЛОХА.
Трент мигом сообразил, в чем дело, и спустя мгновения она снова стала крылатой гоблиншей.
— Мы можем заключить сделку! Заводила и заводьмечтают обзавестись товарищем для игр, — с ходу сообщила Глоха. — И выбраться можем: ход, через который в пруд поступает вода, ведет прямо на поверхность. Но тебе надо будет превратить кого-нибудь, муравьишку или букашку какую, во второй меховой шар. Правда, как к этому отнесется букашка…
— Может, не стоит трогать насекомых, — отозвался Трент. — Надеюсь, мне вообще не придется прибегать к превращениям. У нас здесь есть некто, вполне способный составить компанию заводномув своем естественном обличье.
— Это кто? — не поняла Глоха.
— Сель! —сообразила Синтия. — Я о нем чуть не забыла.
— Но захочет ли он остаться? — усомнилась Глоха. — Досельон проводил время в путешествиях и, вполне возможно, не пожелает убраться отсельвместе с нами.
— А мы его спросим.
Трент достал из кармана светлячка, бережно положил его на пол, и в тот же миг туннель позади них перекрыла гигантская грязевая лепешку.
— Сель, —сказал волшебник, — тут есть одинокая заводьи одинокий малыш-заводной.Можешь остаться с ними, твою службу нам мы будем считать законченной. Если согласен, плюхайся в воду.
Сельтак и поступил: без промедления плюхнулся вниз. Яд его, похоже, нимало не тревожил.
К нему тут же приблизился заводила.Они сблизились — будь у них носы, можно было бы сказать, что они принюхались друг к другу — и тут же начали вовсю резвиться. Сель,которому больше не приходилось из-за своих пассажиров держаться на поверхности и сохранять неизменную форму, оказался великолепным партнером. Он нырял, подпрыгивал, растекался, видоизменялся. В заводицарило веселье.
— Ну что ж, ответ ясен, — промолвил Трент, — Конечно, на поверхности нам без него будет труднее, однако иначе отсюда не выбраться. К тому же он хорошо поработал и вполне заслужил право на отдых и развлечения.
— И все-таки я не понимаю, как мы отсюда выберемся, — сказала Синтия. — Положим, вода, согласно сделке, сделается неядовитой, но как мы преодолеем подземную реку? Крылья там бесполезны, а дышать под водой мы не умеем.
— С вами все просто, — возразил Трент, — Превращу вас в рыбок, и плывите на здоровье. Вот со мной, уже в который раз, дело обстоит хуже. Не знаю, что и делать.
— А ты преврати нас в двоякодышащихрыб, — подсказала Глоха. — Тогда любая из нас сможет дышать за двоих,за себя и за тебя.
— Великолепная идея! — согласился Трент. Потом он наклонился, попробовал пальцем воду и удовлетворенно кивнул.
— Не отравлено. Аква и Фор держат слово.
Потом он щелкнул пальцами, и обе девушки обернулись двоякодышащимирыбами. Они оказались в чистой, свежей воде, и Глоха обнаружила, что ей это очень даже нравится. Теперь она прекрасно понимала, что значит «чувствовать себя как рыба в воде». Синтия тоже выглядела удовлетворенной. По всей видимости, любой облик и любая среда обитания имели свои достоинства.
Потом нырнул Трент. Набрав воздуха, он направился к устью подземной реки, тогда как рыбки указывали ему путь. Когда же воздух в его легких кончился, Синтия припала рыбьим ртом к его губам, вроде как в поцелуе, и принялась дышать двояко,за него легкими и за себя жабрами.
Потом настала очередь Глохи: она прильнула к устам волшебника и вдохнула в его легкие воздух из своих. Забавно, но это действо с равным успехом можно было считать и искусственным дыханием, и поцелуем. Конечно, Глоха (как, надо полагать и Синтия) никогда никому не призналась бы в том, что подобный контакт с существом мужского пола, принадлежащим к другому виду, доставляет ей удовольствие. Это следовало хранить в тайне, однако тайна делала занятие еще более притягательным.
Меняясь, девушки поддерживали дыхание Трента, пока впереди не забрезжил свет и волшебник не вынырнул на поверхность.
Выбравшись из воды, он вернул своим спутницам обычный облик. Выйдя на берег, они принялись, разбрызгивая воду, отряхивать крылья. Одежде еще предстояло сохнуть.
Они находились на берегу речушки, уходившей в овраг, а потом нырявшей под землю. Теперь они знали, куда она течет. Но главное — это радовало больше всего! — им удалось вернуться в Ксанф. Нелегкое подземное путешествие закончилось.
Глава 5
ххххххх
— Я потеряла направление, — растерянно призналась Глоха, когда они обсыхали на солнышке. Промокшую одежду пришлось снять, и хотя все согласились с тем, что коль скоро они относятся к разным видам, им нечего стесняться показаться друг перед другом обнаженными, глаза они старательно отводили. Во всяком случае, Трент, как решила украдкой поглядывавшая на него Глоха, соблюдал это молчаливое соглашение. — В этом подземном мире мы беспрерывно кружили, и теперь я совершенно не помню, в какую сторону указывал Кромби.
— На юго-восток, — сказал Трент. — В направлении озера Огр-Ызок.
— Какой ты умница! Наверное, он потому и указал на тебя, что ты уж точно не собьешься с пути.
— Не исключено, — согласился волшебник с легкой улыбкой.
— Ну что ж, наверное нам пора расставаться, — без особой радости в голосе заявила Синтия. — Мне надо отправляться на поиски семьи крылатых кентавров, а у вас своя дорога.
— Нет, расставаться еще рано, — возразил Трент. — Я обещал Кораллу устроить тебя подходящим образом, и хотя это, конечно, понятие расплывчатое, но оно явно не означает «бросить на полпути». Думаю, я должен буду довести это дело до конца, но у меня есть обязательства и перед Глохой.
— Точно! — поддержала его крылатая гоблинша.
Синтия ей нравилась, и она хотела быть уверенной в том, что с ней все будет в порядке. А еще она не была полностью уверена в правильности того, как осуществляются ее поиски. Конечно, они с Трентом принадлежат к разным видам и все такое прочее, но все-таки путешествовать вдвоем с интересным мужчиной для юной девушки как-то… Ничего неприличного ей просто не могло прийти в голову, но спутница им бы не помешала. Так что расставаться с Синтией не было никакого резона.
— Ты очень добр, — растроганно произнесла крылатая кентаврица.
— Совсем нет. Я в долгу перед тобой — и за превращение, и за твои поцелуи, такие долгие и крепкие.
Синтия, видимо, уже привыкла к такого рода подтруниванию, потому как не покраснела, а всего лишь порозовела, и румянец ее распространился не ниже обнаженной груди. Глоха весьма порадовалась тому, что это высказывание было адресовано не ей, а следовательно, ей не было надобности краснеть, хотя по числу и качеству поцелуев она — это получилось как-то само собой — практически не уступала Синтии.
— Крылатое семейство живет к северу от Провала, — сказала Глоха. — Мы могли бы полететь туда, но как быть с волшебником?
— До чего же тягостно быть обузой, — вздохнул Трент. — Это напоминает мне молодые годы, когда мне довелось путешествовать с Бинком и Хамелеошей. Тогда я тоже путался у них под ногами.
— Но ты ведь тогда был злой, правда? — спросила Синтия.
— Так меня называли. Но я не думаю, что сейчас есть необходимость из-за меня задерживаться. Я могу превратить любую из вас в птицу рок, и она отнесет меня куда надо, — волшебник поднял глаза к небу и добавил: — Внизу я потерял счет времени, но сейчас, как понимаю, около полудня, и если мы поторопимся, то можем оказаться там уже к вечеру.
Синтия послала Глохе растерянный взгляд, который та, поймав на лету, отослала обратно. Неожиданно ей пришло в голову, что они обе вовсе не рвутся поскорее закончить этот этап путешествия. Причем не только по причине неуверенности в своем будущем, хотя это имело место. И не только потому, что омоложенный Трент являлся весьма приятным спутником, хотя и это было правдой. Просто они еще не были готовы завершить данную интерлюдию по причинам… которые до поры предпочтительнее оставить неназванными.
— Мне бы хотелось еще некоторое время побыть в своем облике, — заявила Синтия. — Я ведь новичок в нынешнем Ксанфе, а привыкать к нему мне лучше в том виде, в каком я буду жить.
— На юго-восток, — сказал Трент. — В направлении озера Огр-Ызок.
— Какой ты умница! Наверное, он потому и указал на тебя, что ты уж точно не собьешься с пути.
— Не исключено, — согласился волшебник с легкой улыбкой.
— Ну что ж, наверное нам пора расставаться, — без особой радости в голосе заявила Синтия. — Мне надо отправляться на поиски семьи крылатых кентавров, а у вас своя дорога.
— Нет, расставаться еще рано, — возразил Трент. — Я обещал Кораллу устроить тебя подходящим образом, и хотя это, конечно, понятие расплывчатое, но оно явно не означает «бросить на полпути». Думаю, я должен буду довести это дело до конца, но у меня есть обязательства и перед Глохой.
— Точно! — поддержала его крылатая гоблинша.
Синтия ей нравилась, и она хотела быть уверенной в том, что с ней все будет в порядке. А еще она не была полностью уверена в правильности того, как осуществляются ее поиски. Конечно, они с Трентом принадлежат к разным видам и все такое прочее, но все-таки путешествовать вдвоем с интересным мужчиной для юной девушки как-то… Ничего неприличного ей просто не могло прийти в голову, но спутница им бы не помешала. Так что расставаться с Синтией не было никакого резона.
— Ты очень добр, — растроганно произнесла крылатая кентаврица.
— Совсем нет. Я в долгу перед тобой — и за превращение, и за твои поцелуи, такие долгие и крепкие.
Синтия, видимо, уже привыкла к такого рода подтруниванию, потому как не покраснела, а всего лишь порозовела, и румянец ее распространился не ниже обнаженной груди. Глоха весьма порадовалась тому, что это высказывание было адресовано не ей, а следовательно, ей не было надобности краснеть, хотя по числу и качеству поцелуев она — это получилось как-то само собой — практически не уступала Синтии.
— Крылатое семейство живет к северу от Провала, — сказала Глоха. — Мы могли бы полететь туда, но как быть с волшебником?
— До чего же тягостно быть обузой, — вздохнул Трент. — Это напоминает мне молодые годы, когда мне довелось путешествовать с Бинком и Хамелеошей. Тогда я тоже путался у них под ногами.
— Но ты ведь тогда был злой, правда? — спросила Синтия.
— Так меня называли. Но я не думаю, что сейчас есть необходимость из-за меня задерживаться. Я могу превратить любую из вас в птицу рок, и она отнесет меня куда надо, — волшебник поднял глаза к небу и добавил: — Внизу я потерял счет времени, но сейчас, как понимаю, около полудня, и если мы поторопимся, то можем оказаться там уже к вечеру.
Синтия послала Глохе растерянный взгляд, который та, поймав на лету, отослала обратно. Неожиданно ей пришло в голову, что они обе вовсе не рвутся поскорее закончить этот этап путешествия. Причем не только по причине неуверенности в своем будущем, хотя это имело место. И не только потому, что омоложенный Трент являлся весьма приятным спутником, хотя и это было правдой. Просто они еще не были готовы завершить данную интерлюдию по причинам… которые до поры предпочтительнее оставить неназванными.
— Мне бы хотелось еще некоторое время побыть в своем облике, — заявила Синтия. — Я ведь новичок в нынешнем Ксанфе, а привыкать к нему мне лучше в том виде, в каком я буду жить.