Эпосы. Беовульф

по обветренным кручам,
 
 
в тумане болотном
их путь неведом,
 

1360

 
и там, где стремнина
гремит в утесах,
 
 
поток подземный,
и там, где, излившись,
 
 
он топь образует
на низких землях;
 
 
сплетает корни
заиндевелая
 
 
темная чаща
над теми трясинами,
 

1365

 
где по ночам
объявляется чудо
 
 
огни болотные;
и даже мудрому
 
 
тот путь заказан;
порой бывает,
 
 
что житель пустошей,
гонимый сворой,
 
 
олень гордорогий,
спасая голову,
 

1370

 
стремится к лесу,
но, став на опушке,
 
 
он жизнь скорее
отдаст охотнику,
 
 
нежели ступит
в темные чащи,
 
 
страшное место! —
когда же буря
 
 
тлетворным ветром
дышит над водами,
 

1375

 
вздымаются волны,
мрачнеет воздух,
 
 
небо плачет.
И вновь на тебя лишь
 
 
мы уповаем!
Подвигнись на поиск,
 
 
если отважен,
найди злотворящую
 
 
в землях неведомых,
в краю незнаемом!
 

1380

 
Я же за службу
воздам, как прежде,
 
 
древним золотом
кольцесокровищниц,
 
 
коль скоро с победой
в живых вернешься!»
 
 
Беовульф молвил,
потомок Эггтеова:
 
 
«Мудрый! не стоит
печалиться! – должно
 

1385

 
мстить за друзей,
а не плакать бесплодно!^[89]
 
 
Каждого смертного
ждет кончина!
 
 
пусть же, кто может,
вживе заслужит
 
 
вечную славу!
Ибо для воина
 
 
лучшая плата —
память достойная!
 

1390

 
Встань же, державный!
Не время медлить!
 
 
Пойдем по следу,
и матерь Гренделя
 
 
не сможет скрыться —
вот мое слово! —
 
 
ни на пустоши,
ни в чащобе,
 
 
ни в пучине, —
нет ей спасения!
 

1395

 
Ты же нынче
скорбящее сердце
 
 
скрепи надеждой,
ибо я знаю твое желанье!»
 
 
Старец воспрянул;
благословил он
 
 
Бога за речи
храброго мужа.
 
 
Был скоро для Хродгара
конь оседлан,
 

1400

 
скакун волногривый.
Правитель мудрый
 
 
ехал, державный,
и с ним дружина,
 
 
его щитоносцы.
Ног отпечатки,
 
 
тропа тореная
вела по равнине,
 
 
путь указуя
в лесную чащу,
 

1405

 
к Сумрачным топям
(лучшего витязя
 
 
мертвое тело
там волокла она,
 
 
друга Хродгара
и его соправителя).
 
 
Дальше направились
высокородные
 
 
к скалам гранитным,
к теснинам темным,
 

1410

 
где меж утесов
стези кремнистые
 
 
шли над ущельем,
кишащим нечистью;
 
 
вождь – впереди,
а старейшины ехали
 
 
сзади, дабы
не сбиться со следа,
 
 
– вдруг перед ними
явились кручи,
 

1415

 
склоны, поросшие
мрачным лесом,
 
 
камни замшелые,
а ниже – волны,
 
 
кипящие кровью.
Горько оплакивали
 
 
скорбные даны
долю Скильдингов,
 
 
горький жребий,
судьбу героя,
 

1420

 
когда сыскали
меж валунами
 
 
на побережье
голову Эскхере.
 
 
Видели воины,
как омут вспенивался
 
 
горячей кровью
(рог боевую
 
 
пел погудку);
спешившись, конники
 

1425

 
тут же приметили
червоподобных
 
 
подводных чудищ,
игравших в зыбях,
 
 
лежавших на отмели,
морских драконов
 
 
из тех, что часто
в час предрассветный
 
 
парусу путь
преграждают в море,
 

1430

 
ища поживы;
хлынула нечисть
 
 
прочь, злобесная,
едва заслышала
 
 
звуки рога;
тут воин гаутский
 
 
стрелой из лука
пресек на водах
 
 
жизнь пучеглазого^[90] —
прямо в сердце
 

1435

 
вошло стрекало, —
и змей, влекомый
 
 
потоком в море,
смертельно раненный,
 
 
все тише бился;
кабаньими копьями,
 
 
крюками острыми
его забагрили
 
 
и скоро вытянули
на сушу диковинного
 

1440

 
волноскитальца,
выходца бездны.
 
 
Беовульф к бою,
страха не знающий,
 
 
надел кольчугу,
доспех, сплетенный
 
 
руками искусников,
наряд, который
 
 
должен был в бездне
служить дружиннику,
 

1445

 
ратнику нужен
покров нагрудный,
 
 
хранящий в сечах
мечедробящих
 
 
сердце от раны,
жизнь от смерти;
 
 
и шлем сверкающий
нужен воину
 
 
в бучиле темных
водоворотов,
 

1450

 
кров надежный,
увитый сетью
 
 
и золоченым
вепрем увенчанный
 
 
(так он умельцем
лет незапамятных
 
 
был выкован дивно,
что ни единый
 
 
удар в сражении
ему не страшен).
 

1455

 
Также герою
стало подспорьем
 
 
то, что вручил ему
вития Хродгаров:
 
 
меч с рукоятью,
старинный Хрунтинг,^[91]
 
 
лучший из славных
клинков наследных
 
 
(были на лезвии,
в крови закаленном,
 

1460

 
зельем вытравлены
узорные змеи);
 
 
в руке героя,
ступить решившегося
 
 
на путь опасный,
на вражью землю,
 
 
тот меч не дрогнет —
не раз бывал он,
 
 
клинок остреный,
в работе ратной.
 

1465

 
Теперь, отдавая
оружие воину,
 
 
его сильнейшему,
не хвастал сын Эгглафа
 
 
своей могучестью,
как прежде случилось,
 
 
когда упился он
брагой на пиршестве, —
 
 
не он ведь решился,
жизнью рискуя,
 

1470

 
на подвиг в пучине,
чем честь и славу
 
 
свою поущербил!
Но не таков был
 
 
герой, надевший
одежды битвы.
 
 
И молвил Беовульф
сын Эггтеова:
 
 
«Славный! припомни,
наследник Хальфдана,
 

1475

 
теперь, даритель,
когда я в битву
 
 
иду, о всемудрый,
что мне обещано:
 
 
коль скоро, конунг,
я жизнь утрачу,
 
 
тебя спасая,
ты не откажешься
 
 
от слова чести,
от долга отчего,
 

1480

 
и будешь защитой
моим сподвижникам,
 
 
дружине верной,
коль скоро я сгибну;
 
 
а все сокровища
твои, о Хродгар,
 
 
дары, за море
послать должно Хигелаку —
 
 
пусть он узнает,
гаут державный,
 

1485

 
поймет сын Хределя,^[92]
взглянувши на золото,
 
 
что встретил я
щедрого кольцедарителя
 
 
и этим богатством
владел до срока;
 
 
а меч мой наследный
отдайте Унферту —
 
 
пускай муж сильный
моим владеет
 

1490

 
клинком каленым.
Я же стяжаю
 
 
победу Хрунтингом
или погибну!»
 
 
Завет измолвив,
не стал ждать ответа,
 
 
но прянул прямо
в бурлящие хляби
 
 
вождь гаутский —
морские воды
 

1495

 
над ним сомкнулись.
Ко дну он канул
 
 
(был переходу
дневному равен
 
 
путь через бездну),
а там злобесная,
 
 
вод владычица,
бурь хозяйка
 
 
встретила, лютая,
героя, дерзнувшего
 

1500

 
проникнуть сверху
в ее пределы;
 
 
и, выпустив когти,
в охапку воина
 
 
она схватила,
но был в кольчуге,
 
 
в наряде ратном
неуязвим он —
 
 
не по зубам ей,
кровавогубой,
 

1505

 
сбруя железная,
сеть нагрудника, —
 
 
и потащила
пучин волчица
 
 
кольцевладельца
в свой дом подводный,
 
 
и зря он пытался,
страха не знающий,
 
 
достать врагиню,
его влекущую,
 

1510

 
мечом ужалить;
морские чудища,
 
 
клыками лязгая,
грызли железо.
 
 
Так в скором времени
он оказался
 
 
в неведомом зале,
который кровлей
 
 
был отмежеван
от вод прожорливых,
 

1515

 
от бездн холодных,
чертог обширный;
 
 
и там при свете
огня^[93], в сиянье
 
 
лучистого пламени
пред ним предстала
 
 
пучин волчица,
женочудовище.
 
 
Тогда он с размаху,
сплеча обрушил
 

1520

 
железо тяжкое —
запело лезвие
 
 
о голову чудища
погудку бранную,
 
 
но тут же понял он,
что луч сражений^[94]
 
 
над ней не властен,
ее не ранит
 
 
меч остролезвый,
он бесполезен
 

1525

 
здесь, в этой битве,
шлемодробитель,
 
 
издревле слывущий
острейшим в сечах,
 
 
всесокрушающий —
впервые слава
 
 
меча лучистого
тогда помрачилась!
 
 
Но тверд был духом
и помнил о славе
 

1530

 
вершитель подвигов,
родич Хигелака:
 
 
он прочь отбросил
искуснокованый,
 
 
наземь кинул
клинок свой бесценный,
 
 
и сам, разгневанный,
себе доверился,
 
 
мощи рук своих.
(Так врукопашную
 

1535

 
должно воителю
идти, дабы славу
 
 
стяжать всевечную,
не заботясь о жизни!)
 
 
Не устрашился
гаутский витязь:
 
 
схватил за плечи
родитель Гренделя
 
 
и, гневом кипящий,
швырнул врагиню,
 

1540

 
тварь смертоносную
метнул на землю;
 
 
она ж немедля
ему ответила:
 
 
в него кровавыми
впилась когтями
 
 
и тут, уставший,
он оступился,
 
 
муж могучий,
он рухнул наземь.
 

1545

 
Уже, пришельцу
на грудь усевшись,
 
 
она готовилась
ножом широким
 
 
воздать за сына;
но были доспехом
 
 
покрыты прочным
плечи героя,
 
 
была кольчуга
ножу преградой,
 

1550

 
и сгинул бы воин,
потомок Эггтеова,
 
 
вождь гаутский,
в водной пучине,
 
 
когда б не спасла его
сбруя ратная,
 
 
сеть боевая,
когда б Всевышний.
 
 
Правитель Славы,
его покинул;
 

1555

 
но Бог справедливо
судил – и витязь
 
 
воспрянул, ратник
сильный, как прежде.
 
 
Тогда он увидел
среди сокровищ
 
 
орудие славное,
меч победный,
 
 
во многих битвах
он был испытан,
 

1560

 
клинок – наследие
древних гигантов;
 
 
несоразмерный,
он был для смертного
 
 
излишне тяжек
в игре сражений,
 
 
но ухватился
герой за черен,
 
 
посланец Скильдинга,
страха не знающий,
 

1565

 
сплеча ударил
и снес ей голову, —
 
 
шею рассекши,
разбив хребтину,
 
 
пронзило лезвие
плоть зломерзостную;
 
 
тварь издохла;
клинок окровавился,
 
 
герой возрадовался!^[95]
И тут победный
 

1570

 
меч изнутри
озарился светом
 
 
так ранним утром
горит на тверди
 
 
свеча небесная.
Вдоль стен по залу
 
 
прошел воитель,
кипящий яростью
 
 
дружинник Хигелака,
держа оружие
 

1575

 
наизготове, —
тот меч герою
 
 
еще был нужен! —
воздать он задумал,
 
 
как должно, Гренделю
за то, что чудовищный
 
 
ходил еженощно
войной на данов
 
 
и не единожды,
но многократно
 

1580

 
крал из Хеорота
родичей Хродгара,
 
 
спящих дружинников
губил без жалости —
 
 
пятнадцать сожрал он
мужей датских,
 
 
без счета прочих
ему досталось
 
 
людей в поживу;
за те злодейства
 

1585

 
он поплатился! —
сыскал отмститель
 
 
труп Гренделя в зале,
плоть изувеченную, —
 
 
таким, спасаясь,
бежал враг из Хеорота,
 
 
с места схватки;
далеко отпрянула
 
 
мертвая туша,
когда от тулова
 

1590

 
отъяло лезвие
огромную голову.
 
 
Тогда-то ратники
из дружины Хродгара,
 
 
на страже ставшие,
дозором над заводью,
 
 
увидели воины,
как воды вспучились,
 
 
покрылись зыби
кровавой пеной;^[96]
 

1595

 
тогда же старцы
седоголовые
 
 
совет держали,
решили мудрейшие,
 
 
что не вернется
дерзкий воитель,
 
 
вновь не явится
перед владыкой:
 
 
победу празднует —
так рассудили
 

1600

 
пучин волчица;
и в час девятый
 
 
всеславный Скильдинг,
златодаритель,
 
 
ушел с дружиной
домой, а на взморье
 
 
одня остались
гауты, гости,
 
 
скорбели и ждали
и не надеялись
 

1605

 
в живых увидеть
вождя любимого.
 
 
И тут меч, смоченный
в крови зломерзких,
 
 
клинок, как ледышка,
в руках стал таять —
 
 
то было чудо:
железо плавилось,
 
 
подобно льдинам,
когда оковы
 

1610

 
зимы на море
крушит Создатель,
 
 
Судеб Владыка,
Повелитель Времени.
 
 
Из всех сокровищ,
какие видел
 
 
гаутский воин
в подводном доме,
 
 
лишь вражью голову
да еще самоцветный
 

1615

 
взял чудо-черен,
меча огарок
 
 
(истлила лезвие,
сожгла железо
 
 
кровь ядовитая
врагов человеческих);
 
 
и в путь обратный
он, невредимый
 
 
чудищеборец,
пустился в пучинах;
 

1620

 
и были чисты
бурные воды,
 
 
пустынны хляби,
где прежде властила
 
 
тварь злотворная,
в схватке сгибнувшая.
 
 
Добродоблестный
к спасительной суше
 
 
выплыл воин
и вынес на берег
 

1625

 
добычу победы,
дань битвы;
 
 
а там уж встретила
вождя дружина,
 
 
Господу в радости
благодарствующая
 
 
за спасение витязя,
в живых возвращенного;
 
 
и от бремени шлема
свободили его,
 

1630

 
от нагрудника тяжкого;
и тогда успокоились
 
 
воды в том омуте
окровавленном.
 
 
От скал приморских
тропой знакомой,
 
 
дорогой хоженой
шли дружинники,
 
 
в сердце радуясь,
и несли с побережия
 

1635

 
неподъемную
мертвую голову,
 
 
череп чудища,
отягчавший им
 
 
плечи, сильным,
всем по очереди,
 
 
– так, по четверо,
волокли с трудом
 
 
на древках копий
голову Гренделя
 

1640

 
к золотому чертогу;
все четырнадцать
 
 
выступали в ряд,
впереди же всех
 
 
по лугам шагал
вождь могучий,
 
 
из них сильнейший.
И явились в хоромину;
 
 
и направился он,
достославный,
 

1645

 
отважный в битве,
предводитель их,
 
 
прямо к Хродгару,
к престолу конунга,
 
 
а за ним внесли
притороченную за волосы
 
 
к древкам ясеневым
голову Гренделя
 
 
в зал для пиршеств
на страх пирующим,
 

1650

 
и хозяйке-владычице
напоказ чудо-голову.
 
 
Молвил Беовульф,
отпрыск Эггтеова:
 
 
«Вот, гляди, тебе,
сын Хальфдана,
 
 
дань с морского дна,
владыка Скильдингов,
 
 
в знак победы
сюда принесли мы!
 

1655

 
То была не простая
служба ратная,
 
 
но подводная битва,
непосильный труд, —
 
 
шел на смерть я,
на верную гибель
 
 
в бурной бездне,
да Бог упас!
 
 
Острый Хрунтинг —
хотя и вправду
 

1660

 
меч отменный —
мне не сгодился,
 
 
но другое Создатель
дал мне орудие:
 
 
меч гигантов,
клинок светозарный,
 
 
там висел на стене —
так хранит Господь,
 
 
смертных в бедствии!
Этим лезвием,
 

1665

 
с помощью Божьей
удалось одолеть мне
 
 
вод владычицу;
но растаял клинок —
 
 
то железо расплавила
кровь горячая,
 
 
битвы испарина, —
мне ж достался
 
 
огарок – черен.
За датчан сполна
 

1670

 
я воздал
ярой нечисти
 
 
и клянусь, что отныне
ты с дружиной,
 
 
со старейшинами,
с домочадцами
 
 
сможешь в Хеороте
спать бестревожно,
 
 
ибо адские выходцы,
силы дьявольские,
 

1675

 
твои земли покинули,
конунг Скильдингов,
 
 
прежние скорби
не воротятся!»
 
 
И тогда золотую
рукоять меча,
 
 
исполинов наследье,
он вручил седовласому
 
 
старцу-воину,
и до веку владел
 

1680

 
вождь датчан
той диковиной —
 
 
после гибели
богопротивников,
 
 
после смерти зломерзких
сына и матери,
 
 
драгоценность
искусно выкованная
 
 
отошла во владение
к наилучшему
 

1685

 
на земле междуморской,
к достойнейшему
 
 
из дарителей золота,
к датскому конунгу.
 
 
Хродгар вымолвил
(он разглядывал
 
 
древний черен,
искусно чеканенный,
 
 
на котором означивалось,
как пресек потоп
 

1690

 
великаново семя
в водах неиссякаемых,
 
 
кара страшная! —
утопил Господь
 
 
род гигантов,^[97]
богоотверженцев,
 
 
в хлябях яростных,
в мертвенных зыбях;
 
 
и сияли на золоте
руны ясные,^[98]
 

1695

 
возвещавшие,
для кого и кем
 
 
этот змееукрашенный
меч был выкован
 
 
в те века незапамятные
вместе с череном,
 
 
рукоятью витой)
слово мудрое
 
 
сына Хальфдана
(все безмолвствовали)
 

1700

 
«Вождь, творящий
справедливый суд,
 
 
старец-землевластитель,
многое помнящий,
 
 
утверждает: рожден
этот воин
 
 
для славы всеземной!
Да! молва о тебе
 
 
в племенах человеческих
далеко разнесется,
 

1705

 
благороднейший друг мой Беовульф!
Мудромыслием, доблестью
 
 
ты стяжал теперь
нашу дружбу
 
 
и назван сыном;
ты же в будущем
 
 
над народом твоим
утвердишься (известно мне!)
 
 
добродетелями,
не как Херемод,^[99]
 

1710

 
наследник Эггвелы,
что над Скильдингами
 
 
гордо властвовал
не во благо им,
 
 
но к погибели
племени датского.
 
 
Он, исполненный лютости,
домочадцев разил,
 
 
сотрапезников,
и покинул мир,