за благо счел
мудрый Скильдинг,
 
 
хранитель державы,
избежать войны,
 
 
выдав деву
замуж за недруга.
 
 
Только редко где
после гибели кольцедробителя
 

2030

 
опускаются копья,
смерть несущие, —
 
 
и невесте желанной
не упрочить согласия,
 
 
ибо вождь хадобардов
не возрадуется,
 
 
ни дружина,
ни его сородичи,
 
 
когда он войдет
с молодой женой
 

2035

 
в отчий дом – и увидит
гордых данов
 
 
посланников,
а на них златокованую
 
 
сбрую древнюю,
достояние хадобардское,
 
 
родовое оружие,
им служившее
 
 
до поры, пока
в мечевой игре
 

2040

 
не похищено было
вместе с воинами.
 
 
Там, за чашей медовой,
седой боец,
 
 
не забывший убитых
своих соратников,
 
 
он, печальный,
глядя сумрачно
 
 
на знакомый клинок,
станет сердце
 

2045

 
юного витязя
бередить да испытывать,
 
 
разжигая в нем
пламя кровоотмщения:
 
 
„Узнаешь ли ты, друг,
меч прославленный,
 
 
твоего отца
драгоценный клинок,
 
 
послуживший ему
в том сражении,
 

2050

 
где он пал,
шлемоносец-воитель,
 
 
в сече с данами,
где, разбив нашу рать, —
 
 
без отмщенья погибшую[120], —
беспощадные Скильдинги
 
 
одержали верх?
А теперь в этом зале
 
 
сын убийцы сидит,
той добычей кичащийся,
 

2055

 
окровавленным лезвием,
тем наследьем,
 
 
что по праву
тебе причитается!“
 
 
И такими речами
распаляет он воина,
 
 
подстрекает, покуда
за дела отца
 
 
сын не поплатится,
не падет окровавленный
 

2060

 
под ударами лезвия
дан-пришелец,
 
 
слуга Фреавару;
хадобард же спасется,
 
 
ибо знает он
все дороги
 
 
в краю отеческом.
И пойдет разлад:
 
 
клятвы нарушатся,
вспыхнет ярость
 

2065

 
в сердце Ингельда,
пыл воинственный,
 
 
а любовь к жене
охладеет в нем.[121]
 
 
Хадобардам
я не верил бы —
 
 
ни в их верность,
ни в дружбу с данами,
 
 
ни в согласье бессрочное!
А теперь пора,[122]
 

2070

 
о даритель сокровищ,
рассказать и о Гренделе;
 
 
я поведаю,
как сошлись мы
 
 
с ним врукопашную:
чуть запал за пригорки
 
 
самоцвет небес,
к нам ворвалось
 
 
злое чудище,
лютый недруг,
 

2075

 
в дружинный зал,
где мы стражу держали;
 
 
первым Хандскио
пал от рук его,
 
 
муж, Судьбою-владычицей
обреченный на смерть, —
 
 
и, припав к нему
мечезубым ртом,
 
 
Грендель мерзостный
соплеменника нашего
 

2080

 
разодрал в куски
и насытился человечиной;
 
 
но прожорливый
из чертога дружинного
 
 
не спешил бежать
сыроядец, вор
 
 
без поживы,
с пустой котомкой, —
 
 
и ко мне протянул он
руку грозную,
 

2085

 
лапу острокогтистую;
на груди у него
 
 
пребольшой висел
крепко сшитый мешок,
 
 
хитроумно сработанный
адской тварью,
 
 
кошель необъятный
из драконьих кож, —
 
 
и вот в ту мошну
он наморился
 

2090

 
затолкать и меня,
безоружного,
 
 
как и прочих, —
да попятился,
 
 
ибо в ярости
я встал на ноги!
 
 
Долго сказывать,
как я сквитывался
 
 
с людоедом, —
но этой битвой
 

2095

 
преумножил я,
о народоправитель,
 
 
славу нашего племени!
Враг успел бежать —
 
 
но не долго жить
оставалось ему,
 
 
ибо в Хеороте
он утратил
 
 
плечо с предплечьем, —
обессиленный
 

2100

 
в омут кинулся
адский выходец.
 
 
Нас на радости
Скильдинг державный
 
 
наградил золотыми пластинами
и несметной казной,
 
 
и воссели мы поутру
за веселый пир
 
 
пело воинство,
ликовала рать;
 

2105

 
сам же Скильдинг
седой, многоопытный
 
 
нам поведывал
о былых временах —
 
 
и словам его
арфа вторила,
 
 
сладкозвучное дерево, —
то он пел нам[123]
 
 
песни безрадостные,
то предания сказывал
 

2110

 
чудо-истинные,
властитель милостивый,
 
 
то с тоской вспоминал
годы минувшие,
 
 
силу юности,
сокрушенную временем, —
 
 
сердце старца
печалью полнилось,
 
 
горькой скорбью
по невозвратимому.
 

2115

 
Так с утра
пировали мы,
 
 
пили брагу до вечера,
а когда над хороминой
 
 
тьма распростерлась,
матерь Гренделя
 
 
вознамерилась
кровью выместить
 
 
смерть единственного
сына, павшего
 

2120

 
в схватке с гаутами;
и средь ночи
 
 
это женочудовище
погубило героя
 
 
неповинного —
жизнь покинул
 
 
старейшина ратный,
старый Эскхере, —
 
 
и не было поутру
тело мужа
 

2125

 
пламени предано,
и, оплакав сородича,
 
 
даны горестные
не могли на костер
 
 
возложить его,
ибо жертву свою
 
 
в горный водоворот
утащила врагиня
 
 
кроваворукая.
То для Хродгара,
 

2130

 
о народе пекущегося,
было скорбью,
 
 
горем великим;
стал он жизнью твоей
 
 
заклинать меня
вновь подвигнуться
 
 
на деяние воинское:
и для славы,
 
 
и ради награды
в хлябях ратовать.
 

2135

 
Там, на дне морском,
отыскал я
 
 
злоизвестную
вод владычицу,
 
 
и схватились мы с ней
один на один:
 
 
океан окровавился,
как в подводном чертоге
 
 
снес я чудо-мечом
голову чудищную,
 

2140

 
избежал я
когтей остролезвых
 
 
знать, иная
мне смерть начертана! —
 
 
и воздал мне вождь,
сын Хальфдана,
 
 
щедрой платой,
дарами несметными!
 
 
Не нарушил он
благочиния древнего,
 

2145

 
и ни в чем мне
отказа не было, —
 
 
был я взыскан
наследником Хальфдана,
 
 
награжден за труд
по желанию моему.
 
 
И теперь те сокровища
я тебе от души
 
 
подношу, господин мой,
ибо счастье ищу
 

2150

 
лишь в твоей благосклонности:
ты родня мне, —
 
 
один из немногих! —
добрый мой Хигелак!»
 
 
В дом внести повелел он
вепреглавый стяг,
 
 
шлем высокий,
кольчугу железную
 
 
и отменный меч;
молвил Беовульф:
 

2155

 
«Мне от мудрого старца,
от державного Хродгара,
 
 
был наказ такой:
чтобы в первую голову
 
 
я тебе поднес
это оружие
 
 
да сказал бы,
что конунг Херогар,[124]
 
 
властный Скильдинг,
владел до срока
 

2160

 
этим ратным нарядом,
но оставил его
 
 
не наследнику,
не любимому сыну
 
 
всехраброму Хероварду[125], —
ты хозяин сокровища!»
 
 
А еще – так мне сказывали —
провели напоказ
 
 
через двор четырех
жеребцов гнедопегих
 

2165

 
все один к одному;
отдал он повелителю
 
 
и коней, и оружие
(так и должно дружиннику;[126]
 
 
не плести на соседей
сетей хитрости,
 
 
ни коварных ков,
козней душегубительных,
 
 
на соратников и сородичей!),
– предан Хигелаку
 

2170

 
был племянник его,
и пеклись они
 
 
друг о друге
во всяком деле!
 
 
И еще я слыхал:
преподнес он Хюгд
 
 
шейный обруч,
подарок Вальхтеов,[127]
 
 
а в придачу – трех
тонконогих коней
 

2175

 
в ратной упряжи;
золотое кольцо
 
 
украшало с тех пор
шею владычицы.
 
 
Таковым оказался
сын Эггтеова,[128]
 
 
в битвах доблестный,
в делах добродетельный:
 
 
он в медовых застольях
не губил друзей,
 

2180

 
не имел на уме
злых намерений, —
 
 
воин, взысканный
промыслом Божьим
 
 
и под небом сильнейший
из сынов земли,
 
 
незлобив был
и кроток сердцем.
 
 
Прежде гауты
презирали его и бесчестили,
 

2185

 
и на пиршествах
обходил его
 
 
вождь дружинный
своей благосклонностью,
 
 
ибо слабым казался он
и беспомощным,
 
 
бесполезным в бою;
но теперь он за прежнее
 
 
получил с лихвой
воздаяние!
 

2190

 
Конунг Хигелак
повелел внести
 
 
в зал дружинный
наследие Хределя[129]
 
 
златоблещущее —
тот, единственный
 
 
из гаутских мечей,
наилучшее лезвие, —
 
 
и отдал клинок
во владение Беовульфу;
 

2195

 
и отрезал ему
семь тысяч земли[130]
 
 
вместе с домом,
с чертогом престольным,
 
 
сообща они правили,
сонаследники,
 
 
и дружиной и землями,
но державой владел
 
 
только конунг,
законный владыка.
 

2200

 
И случилось так
по прошествии лет,
 
 
что и Хигелак сгинул,
и Хардред
 
 
от меча погиб[131], —
под стеной щитов
 
 
пал наследник
дружиноводителя,
 
 
когда рать свою
вел в сражение
 

2205

 
против воинства
жестоких Скильвингов,[132]
 
 
сгинул в битве
племянник Херерика.[133]
 
 
И воспринял тогда
власть державную
 
 
конунг Беовульф:
пять десятков зим[134]
 
 
мудро правил он
мирным краем
 

2210[135]

 
и состарился.
В те поры дракон,
 
 
змей, исчадье тьмы,
там явился, хранитель
 
 
клада, скрытого
в неприступных горах
 
 
среди каменных круч,
где дорога
 
 
человеку заказана;
лишь однажды
 

2215

 
к тем богатствам языческим
некий смертный
 
 
посмел проникнуть,
и покуда уставший
 
 
страж беспечно спал,
вор успел золоченую
 
 
чашу выкрасть,
умыкнуть из сокровищницы
 
 
драгоценный сосуд —
вот начало злосчастья
 

2220

 
вот причина
людских печалей!
 
 
Не от добра он
избрал опасную
 
 
тропу, дорогу
к норе драконьей,
 
 
но, нерадивый
слуга старейшины,[136]
 
 
он, провинившись,
бежал от кары,
 

2225

 
ища пристанища
в дальней пещере.
 
 
Беглец злосчастливый
незваным гостем
 
 
вошел под своды —
и страх и ужас
 
 
его обуяли,
но, вспять пустившись,
 
 
он, многогрешный,
успел, однако,
 

2230

 
из той сокровищницы
похитить чашу…
 
 
одну из множества
захороненных
 
 
в земле издревле.
В дни стародавние
 
 
последний отпрыск
великого рода,
 
 
гордый воитель,
чье племя сгинуло,
 

2235

 
сокрыл заботливо
в кладохранилище
 
 
сокровища родичей:
их всех до срока
 
 
смерть поразила,
и страж, единственный
 
 
их переживший,
дружину оплакивал,
 
 
в душе предчувствуя
ту же участь
 

2240

 
не долго он сможет
богатствам радоваться.
 
 
Курган возвысился,
свеженасыпанный
 
 
близ моря на мысе,
в укромном месте
 
 
между утесами;
и там сложил он
 
 
пластины золота,
казну дружинную
 

2245

 
и достоянье
кольцедарителя,
 
 
творя над кладом
заклятья великие:[137]
 
 
«Земля! отныне
храни драгоценности,
 
 
в тебе добытые,
коль скоро люди
 
 
хранить их не могут!
Смерть кроволитная,
 

2250

 
война истратила
моих родовичей;
 
 
не видеть им больше
чертога пиршественного,
 
 
не встанут воины
с мечами на страже,
 
 
некому ныне
лощить до блеска
 
 
чеканные кубки, —
ушли герои!
 

2255

 
и позолота
на гордых шлемах
 
 
скоро поблекнет —
уснули ратники,
 
 
что прежде чистили
железо сражений, —
 
 
и вместе с ними
доспехи крепкие,
 
 
предохранявшие
в игре копейной
 

2260

 
от жал каленых,
в земле истлеют —
 
 
кольчуга с витязем
не разлучится!
 
 
Не слышно арфы,
не вьется сокол[138]
 
 
в высоком зале,
и на дворе
 
 
не топочут кони, —
все похитила,
 

2265

 
всех истратила
смертная пагуба!»
 
 
Так в одиночестве
и днем и ночью,
 
 
живой, он оплакивал
племя сгинувшее,
 
 
покуда в сердце его
не хлынула
 
 
смерть потоком.
Клад незарытый
 

2270

 
стал достоянием
старого змея,
 
 
гада голого,
гладкочешуйного,
 
 
что над горами
парил во мраке
 
 
палящим облаком,
ужас вселяя
 
 
в людские души, —
ему предначертано
 

2275

 
стеречь языческих
могильников золото,
 
 
хотя и нет ему
в том прибытка;
 
 
и триста зим он,
змей, бич земнородных,
 
 
берег сокровища,
в кургане сокрытые,
 
 
покуда грабитель
не разъярил его,
 

2280

 
вор дерзкий,
слуга, похитивший
 
 
из клада кубок.
дабы снискать себе
 
 
вины прощенье, —
так был злосчастным
 
 
курган ограблен;
слугу хозяин
 
 
за то помиловал,
ибо впервые
 

2285

 
он видел подобную
вещь издревнюю.
 
 
Дракон проснулся
и распалился,
 
 
чуждый учуяв
на камне запах:
 
 
не остерегся
грабитель ловкий —
 
 
слишком близко
подкрался к чудовищу.
 

2290

 
(Так часто случается:
кому не начертана
 
 
гибель, тот может
избегнуть горя,
 
 
спасенный Господом!)
Златохранитель
 
 
в подземном зале
искал пришельца,
 
 
в пещеру проникшего,
покуда спал он;
 

2295

 
потом и пустыню
вблизи кургана
 
 
змей всю исползал,
но ни единой
 
 
души не встретив,
он, ждущий битвы,
 
 
сражения жаждущий,
вернулся в пещеру
 
 
считать сокровища —
и там обнаружил,
 

2300

 
что смертный чашу
посмел похитить,
 
 
из зала золото!
Злоба копилась
 
 
в холмохранителе,
и ждал он до ночи,
 
 
горящий мщением
ревнитель клада,
 
 
огнем готовый
карать укравших
 

2305

 
чеканный кубок.
Едва дождавшись
 
 
вечерних сумерек,
червь огнекрылый
 
 
палящим облаком
взлетел с кургана —
 
 
тогда-то над краем
беда и грянула,
 
 
напасть великая,
а вскоре и конунг
 

2310

 
с жизнью расстался,[139]
нашел кончину.
 
 
Огонь извергая,
жизнекрушитель
 
 
зажег жилища;
пламя взметнулось,
 
 
пугая жителей,
и ни единого
 
 
не пощадила
тварь огнекрылая,
 

2315

 
и негде было
в стране обширной
 
 
от злобы змея,
от пагубы адской
 
 
гаутам скрыться,
когда безжалостный
 
 
палил их жаром;
лишь на рассвете
 
 
спешил он в пещеру
к своим сокровищам,
 

2320

 
а ночью снова
огнедыханием
 
 
людей обугливал.
(И все же напрасно
 
 
крепость курганную
он мнил неприступной!)