Страница:
Она была выведена из состояния транса словами: «Как я только что сказал: „Прежде чем я начну что-либо делать, я хочу вам кое-что объяснить. Потом мы начнем“». Затем автор добавил с многозначительной модуляцией в голосе: «С вами все в порядке?» Она медленно, минуты через две, открыла глаза, слегка сменила положение тела, покачала пальцами, стиснула руки и ответила очень легко и спокойно, что заметно отличалось от ее тщательно, с трудом выговариваемых слов:
«Все очень хорошо». Тут же она удивленно воскликнула: «Боже мой, что случилось! Мой голос в порядке, мне не больно говорить». С этими словами она осторожно закрыла рот и медленно сжала жевательные мышцы. Затем быстро открыла рот и сказала: «Нет, невралгия все еще такая же сильная, как и раньше, но говорить мне не больно. Это странно. Я ничего не понимаю. С тех пор как началась моя болезнь, я почти не могла говорить и не чувствовала даже воздуха на особо чувствительных точках». Она помахала рукой около носа, правой щеки и лба, а потом слегка дотронулась до носа, в результате чего возник спазм острой боли.
Когда боль утихла, пациентка сказала: «Я не собираюсь пробовать другие болезненные точки, хотя в моем лице сейчас другие ощущения, и я нормально разговариваю».
Автор спросил ее: «Сколько времени вы находитесь в этой комнате?» Удивленно она заметила: «5 минут, самое большее около 10, но не больше». Автор повернул к ней циферблатом настольные часы (он осторожно изменил их положение, конца она была в состоянии транса). С чувством явного замешательства она воскликнула: «Но это невозможно. Часы говорят, что прошло более одного часа!» Сделав паузу, она посмотрела на свои наручные часы и снова сказала (так как и эти часы показывали это же время): «Но это невероятно!», на что автор заметил намеренно подчеркнуто: «Да, это совершенно непонятно и невероятно, но не в этом кабинете». (Читатель, но не пациент, легко поймет, что это – постгипнотическое косвенное внушение.)
Ей была назначена встреча на следующий день, и она быстро вышла из кабинета.
Когда в следующий раз она вошла в кабинет, прежде чем она заняла свое место, автор ее спросил: «Как вы спали эту ночь? Видели какой-нибудь сон?»
«Нет, никаких снов. Но я то и дело в течение ночи просыпалась, и у меня в голове все время была странная мысль, что я просыпаюсь для того, чтобы отдохнуть ото сна или что-то в этом роде».
Автор ей объяснил: «Ваш подсознательный ум понимает все очень хорошо и может много и упорно работать, но сначала я хочу услышать от вас вашу историю, прежде чем мы начнем работать, поэтому садитесь и просто отвечайте на мои вопросы».
Расспросы показали, что у пациентки был хорошо налаженный родительский дом, счастливое детство и счастливые годы учебы в колледже, счастливый брак, хорошее имущественное положение, достаточно успешное положение в обществе, хорошая работа. Кроме того, оказалось, что первый приступ болезни у нее появился в 1959 году, продолжался почти 18 месяцев, в течение которых она обращалась за помощью к врачам-терапевтам и хирургам в известных клиниках, прошла психиатрические проверки по выявлению возможных психогенных факторов и консультировалась у разных выдающихся неврологов. Она работала в области социальной психиатрии, имела привычку весело, но тихо насвистывать веселые мелодии почти постоянно, находясь на работе и идя по улице. Ее очень любили коллеги. Она также объяснила, что обратилась к автору по совету его старого приятеля, но все остальные окружающие ее люди крайне неодобрительно говорили о гипнозе. К этому она еще добавила: «Только встреча с медиком, который пользуется гипнозом, уже помогла мне. Я могу легко разговаривать и сегодня утром выпила стакан молока менее, чем за 5 минут, а обычно это занимает у меня час и даже больше, поэтому не было ошибкой прийти сюда».
Автор ответил ей: «Я рад этому». У нее сверкнули глаза, и она спонтанно впала в состояние транса.
Автор не будет приводить детально косвенные внушения, направленные на то, чтобы заставить ее подсознательно делать то, что она сама захочет. Те частичные замечания, замечания с намеками, двойные связи, наложение одного на другое, не связанное, казалось бы, с предыдущим, кажутся ничего не значащими, когда о них читаешь. Ведь когда говоришь, то придаешь своим словам соответствующую интонацию, делаешь ударение там, где считаешь нужным в данный момент, делаешь паузы, осуществляешь там, где нужно, двойные связи и наложения – все для того, чтобы создать и ввести в действие целый ряд различных аспектов деятельности пациента, для чего можно придумать и целый ряд замаскированных команд. Например, было заявление о том, что разгрызание грецкого ореха зубами на правой стороне рта будет, конечно, болезненным, но, слава богу, у нее достаточно здравого смысла не пытаться грызть грецкие и кедровые орехи зубами, особенно на правой стороне рта, потому что это будет очень болезненно, не так, как вообще при приеме пищи. Здесь очень выразительно прозвучал намек на то, что прием пищи не так уж и болезнен. Еще один пример: «Так жаль, что первый кусочек этого прекрасного филе из скумбрии будет очень болезненным, но зато остальное просто восхитительно». Снова намек, который полностью не осознается пациенткой, так как автор тут же переходит на внушения какого-то другого типа.
На втором сеансе она была выведена из состояния транса простым замечанием: «Ну, на сегодня хватит». Она медленно пришла в себя и выжидательно взглянула на автора. Он многозначительно посмотрел на часы. Она начала объяснять: «Но я только что вошла в кабинет и рассказала вам о молоке, а (глядя на часы) прошел уже целый час! Куда уходит время!» Непринужденно, легкомысленно, так, чтобы она не могла заподозрить, что это ответ, автор сказал: «О, потерянное время ушло, чтобы присоединиться к потерянной боли!» Затем ей вручили карточку с указанием времени встречи на следующий день и выпроводили из кабинета.
На следующий день она пришла в кабинет и тут же сказала: «Вчера вечером я ела филе скумбрии, первый кусочек вызвал страшный приступ боли. Но потом все было хорошо. Вы не представляете, как это было хорошо и смешно, что, когда я причесывала волосы сегодня утром, я, как глупая девчонка, стала дергать себя за локоны. Это вызвало у меня очень глупое ощущение, но я сделала это и наблюдала за своим странным поведением, и я заметила, что моя рука несколько раз опускалась на лоб. Он перестал быть болезненным местом. Смотрите (показывает), я могу дотрагиваться до него в любом месте».
В конце четырех сеансов, длившихся по одному часу, ее боль прошла, а на пятом она задала следующий вопрос: «Может быть, мне нужно вернуться домой?» Улыбаясь, в шутливой манере, автор ответил: «Но вы еще не научились, как преодолевать рецидивы!». У нее сразу же затуманились глаза, потом закрылись, возник глубокий транс, и автор заметил: «Всегда приятно себя чувствуешь, когда перестаешь бить молотком по большому пальцу».
Возникла пауза, потом ее тело сжалось от неожиданного приступа боли, а потом очень быстро расслабилось, и она улыбнулась счастливой улыбкой. Автор небрежно сказал: «О, фу, вам нужно побольше практики; выработайте у себя умение потеть раз шесть, тогда это заставит вас действительно понять, что у вас имеется отличная практика». (Небрежность не может относиться к опасной или угрожающей ситуации, выход из которой, конечно, приятен). Она послушно сделала то, о чем ее просили, и капли пота показались на ее лбу. Когда она в конце концов расслабилась, было сделано замечание: «Честный труд всегда вызывает капли пота на лбу; вот коробки с салфетками, вытрите свое лицо!» Сняв очки и находясь еще в состоянии транса, она взяла салфетку и протерла лицо. Она вытерла правую щеку и нос так же быстро и легко, как и болезненную часть лица. Прямо автор об этом уже не говорил, но сделал кажущееся неуместным замечание: «Вы знаете, приятно выполнять что-то очень хорошо и не осознавать этого». Она выглядела просто изумленной, но по ее лицу пробежала усмешка удовлетворенности. (Ее подсознательное мышление еще «не разделяло» потерю болезненных точек на щеке и носе с сознательным мышлением.)
Она была приведена в себя заявлением: «Ну, а теперь, до завтра», – ей дали карточку о времени следующей встречи и быстро отпустили домой.
Когда она вошла в кабинет на следующий день, она заметила: «Я просто в растерянности сегодня. Мне не нужно сюда приходить, но я здесь, и не знаю, почему. Все, что я понимаю, так это то, что у бифштекса очень хороший вкус, что я смогу спать на правой стороне, и все в порядке, но я здесь».
Автор ответил ей так: «Разумеется, вы здесь, садитесь, и я расскажу вам, почему. Сегодня у вас так называемый день сомнений, так как любой, кто утратил так быстро невралгию тройничного нерва, будет подвержен целому ряду сомнений. Итак, хлопните сильно по своей левой щеке». Она быстро подчинилась, нанесла себе сильный удар и засмеялась, сказав:
«Я очень послушная, и удар довольно сильный».
Зевнув и потянувшись, автор сказал: «А теперь таким же образом хлопните себя по правой щеке». Сначала она немного поколебалась, но потом хлопнула себя, заметно ослабив удар по сравнению с первым. Автор насмешливо заметил: «Слабый удар, слабый; были у вас сомнения, не так ли? Но как чувствует себя ваше лицо?» С выражением удивления она сказала:
«Все в порядке. Болезненные точки исчезли, и боли нет». – «Правильно. Теперь делайте то, что я сказал вам, и больше не ослабляйте удар». (Никто не говорит, зевая, потягиваясь, с насмешкой с пациентом, у которого может возникнуть агонизирующая боль, но она не была в состоянии проанализировать это.)
Быстро и сильно она хлопнула по правой щеке и по носу, нахмурив брови, и заметила: «У меня были сомнения в первый раз, а сейчас у меня их нет совсем. Даже относительно своего носа, потому что я тоже его задела, но не обратила внимания».
Она сделала паузу, а потом сильно ударила кулаком по своему лбу. После этого пациентка заметила: «Ну, конец всем сомнениям!» Тон ее голоса был веселым и очень довольным. На это автор в том же духе сказал: «Удивительно, как некоторые люди буквально вколачивают в свою голову самое незначительное понимание». Она немедленно ответила: «Очевидно, в ней есть пространство для этого». Мы оба рассмеялись и потом, неожиданно сменив тон на серьезный и напряженный, автор заявил ей, медленно, выразительно выговаривая слова:
«Есть еще одна вещь, которую я хочу сказать вам». Ее глаза затуманились, возникло глубокое состояние транса. С тщательной выразительной дикцией ей было сделано следующее постгипнотическое внушение: «Вам нравится насвистывать, вы любите музыку, вам нравятся хорошие умные песни. Теперь я хочу, чтобы вы сочинили песню и мелодию, используя слова „Я могу получить тебя в любое время, как захочу, но, беби, не придет тот момент, когда я захочу тебя“. И с этих пор и навсегда, пока вы будете насвистывать эту мелодию, вы будете понимать и знать, а что, мне не нужно объяснять, так как вы сами знаете». Она медленно кивнула головой в знак согласия. (Груз ответственности лежал на ней, средства были ее собственными средствами.)
Ее разбудили простым заявлением: «Время проходит действительно очень быстро, не так ли?» Она быстро проснулась, посмотрела на часы и сказала: «Я никогда не пойму этого». Прежде чем она смогла преодолеть свою мысль, автор прервал ее словами: «Ну, дело сделано, и этого нельзя изменить; поэтому пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов. Придите только завтра, чтобы сказать мне „Доброе утро“ и поезжайте домой завтра, и пусть следующее утро будет добрым, и следующее, и следующее, все другие добрые утра были всегда с вами. В это же время». (Имеет в виду свидание на следующий день в тот же час.) Она без промедления вышла из кабинета.
Последняя беседа была просто глубоким трансом, систематическим, подробным обсуждением ею самой внутри собственного разума всех действий, достижений и настойчивая просьба верить в силу потенциальных способностей своего тела при удовлетворении своих потребностей и быть «очень веселой», когда скептики будут внушать вам, что у вас были и раньше периоды ослабления вашей болезни, за которыми следовали новые приступы. (Автор хорошо знал мертвящую силу скептических замечаний и возрождения ятрогенной болезни.) С момента ее возвращения домой от нее было получено письмо, которое подтверждало, что болей у нее нет, и что невролог, настроенный против гипноза, долго спорил с ней, настаивал на том, что ее облегчение носит переходный характер, и скоро настанет рецидив (непроизвольная попытка вызвать ятрогенную болезнь). Она писала, что его аргументы только позабавили ее, так почти буквально она процитировала постгипнотические внушения автора.
Когда транс создается таким образом, эти состояния являются результатом идей, ассоциаций, психических, умственных процессов, которые уже существовали у пациента, а теперь были пробуждены им самим. Однако многие исследователи рассматривают свои действия и свои мнения и желания как силы воздействия, и они неверно полагают, что их собственные высказывания, обращенные к субъекту, вызывают определенные реакции и, кажется, не понимают, что то, что они говорят и делают, служит только средством стимулирования и возбуждения у субъектов прошлых навыков, понятий и чувственных приобретений, которые они получили сознательно и подсознательно. Например, утвердительный кивок головой и отрицательное покачивание головой представляет собой намеренный, обдуманный, управляемый навык, а это нечто, что становится частью вербальной или невербальной коммуникации, или выражением умственных процессов человека, который думает, что он просто слушает доктора, обращающегося к аудитории, что сам он не осознает, но что понятно окружающим. Еще один пример: человек учится говорить и ассоциировать свою речь со слухом, а нам нужно только пронаблюдать за маленьким ребенком, который учится читать, чтобы понять, что напечатанное слово, как и произнесенное слово, становится связанным с движением губ и, как показали эксперименты, с подсознательной гортанной речью. Следовательно, когда человек, страдающий сильным заиканием, пытается говорить, то от слушателя требуется определенное усилие, чтобы удержать свои губы и язык от движения и не произносить слова за заику. Однако до сих пор никто не придумал способа заставить слушателя двигать губами и языком и произносить слова за заику. Заика тоже не хочет, чтобы это делал другой человек – он даже сердится на это. Но этот, приходящий из опыта жизни навык приобретается подсознательно и вызван стимулами, даже не предназначенными для этого, но которые вводят в действие умственные процессы внутри слушателя на непроизвольном уровне, часто неуправляемом, хотя хорошо известно, что это может вызвать негодование со стороны заики. Классическая шутка в этой связи состоит в том, что заика, подходя к незнакомому человеку, болезненно выговаривает просьбу показать дорогу. Незнакомец показывает на свои уши и трясет отрицательно головой, а заика повторяет свой вопрос другому прохожему, который показывает нужное направление. Затем второй прохожий спрашивает у первого незнакомца, который показал, что он глухой, почему тот не ответил, и слышит в ответ произнесенное с заиканием: «Я не хочу, чтобы мне оторвали голову!» Его ответ красноречиво показывает, что он знает о своем собственном гневе, когда ему пытаются помочь говорить или смеются над ним.
Однако, заика ни косвенно, ни прямо не просит другого человека, произносить за него слова; слушатель знает, что это будет встречено с негодованием, и не хочет делать этого; однако причиняющие страдания стимулы от слов, произнесенных с заиканием, возбуждают его собственные, давно установившиеся модели речи. Так обстоит дело и со стимулами, словесными и прочими, используемыми в процессе индукции, и никто не может предвидеть с четкой уверенностью, как субъект использует эти стимулы. Можно назвать и указать возможные пути поведения субъекта в соответствии с его навыками. Следовательно, важное значение приобретают хорошо организованные, пространные, допустимые внушения, а ритуальный традиционный метод, слепо и механически используемый, играет намного меньшую роль в этом процессе.
В нескольких случаях автор книги имел возможность выполнить специальную работу с пациентами с врожденной глухотой и теми, что приобрели глухоту на нервной почве. Одним из них был мужчина, который приобрел глухоту на нервной почве после 30 лет, а другим – женщина, которая оглохла после 40 лет. Все эти люди умели читать по губам, хотя большинство из них объясняли автору, что «чтение по губам» было «чтением лица», и все они знали язык знаков. Чтобы доказать это, один из этих глухих пригласил автора послушать воскресную проповедь священника с густой бородой и с помощью языка знаков переводил проповедь, чтобы показать, что он может «читать по лицу», так как тогда автор понимал язык знаков. Дальнейшие эксперименты с этим глухим мужчиной показали, что, если священник говорил монотонным голосом или шепотом, то он не мог «читать по лицу».
С этими глухими был проведен эксперимент, в котором им объяснили, что ассистент напишет на доске различные слова и что несколько студентов колледжа будут стоять лицом к доске и молчаливо наблюдать за написанием, не делая никаких комментариев. Им также объяснили, что по отдельности в кабинет будут приводить неизвестных и сажать их в кресло лицом к ним, спиной к доске, и они будут сидеть лицом к ним, пока пишет ассистент. Им не сказали, что неизвестные тоже глухие и могут читать по губам.
Глухие пациенты знали, что им нужно «читать по лицам», которые будут находиться перед ними, и что они будут молча читать, что пишет ассистент, но один дополнительный факт перед ними не раскрыли.
Прекрасным почерком, большими буквами ассистент написал слова с различным количеством слогов. Только автор и ассистент знали, что слова были написаны так, что образовывали по форме квадрат, алмаз, звезду и треугольник, размещая слова на стратегических точках по углам геометрических фигур. Круг, последняя фигура, раньше был написан на черной картонке и был повешен на доску. Этот круг был образован из самых коротких слов, чтобы легче читать, а также, чтобы легче узнать рисунок.
Глухие пациенты сидели за барьером, достаточно высоким, чтобы скрыть их руки. Пока ассистент писал, автор сидел так, чтобы он мог видеть только руки глухих пациентов. Автор не видел доски и не знал порядка рисунков, и какие были слова. Но он знал, что список возможных слов был составлен им и ассистентом, но понадобится только около трети из них, и что ассистент будет выбирать эти слова сам.
Один субъект (глухая женщина, которая стала страдать глухотой на нервной почве после 40 лет) сделала отличное начало. Ею были не только прочитаны слова по лицам сидящих пред нею и читающих про себя, но и угаданы фигуры, которые они образуют. Больше того, она рассказала автору на языке знаков, что закралась какая-то ошибка в словах «квадрат», «алмаз» и «треугольник», и произошло что-то странное со словами «звезда» и «круг». Однако, нужно добавить, что эта женщина страдала параноидным психозом. Никому другому не удалось дать таких результатов. Один из пациентов дал все ответы за исключением слова «круг». Он сказал на языке знаков, что последняя серия слов была написана по-другому, но он не может объяснить, как он прочел все слова, образующие круг. Другие пациенты узнали все слова, но испытали легкое смущение относительно слов, записанных по кругу, и пропустили слова «круг» и «звезда». Вся группа пациентов чувствовала, что они пропустили два слова. Всем им, кроме женщины, страдающей параноидным психозом, разрешили посмотреть на доску, а наблюдатели были удивлены, увидев, что неизвестные прочли по выражению их лиц и написанные слова, и фигуры, образуемые этими словами. Этот эксперимент долго не выходил из головы автора в связи с разработкой своего подхода к индукции гипноза. Следовательно, помня о своих настоящих желаниях, автор старался создать ситуацию для, казалось бы, родственных понятий, рассчитанных для фиксации и закрепления внимания пациента, а не для фиксации взгляда субъекта или индукции специального мышечного состояния. Наоборот, он предпринимает любое усилие направить внимание пациента на процессы, происходящие внутри него, на ощущения в его собственном теле, его воспоминания, эмоции, мысли, чувства, идеи, прошлые навыки, прошлые события и прошлые ситуации, а также на то, чтобы вызвать и создать понятия сегодняшнего дня и т. д.
Таким путем, как считает автор, лучше всего индуцировать транс, и гипнотический метод, организованный таким образом, может быть очень эффективен даже в совершенно различных обстоятельствах. Но автор до сих пор терпел неудачу, если индуцированное поведение вызывало неприязнь у субъекта, хотя было вполне допустимым с других точек зрения. Рассказ об этом случае приведен в статье, опубликованной в этом же журнале, том VI, No 3, стр. 201, когда не один, а несколько пациентов «отключали свой слух» и просыпались. В этой отдельной статье рассмотрены четыре случая работы с пациентами с помощью одного и того же приема с небольшими поправками, чтобы удовлетворить их потребности с учетом пола, интеллекта и образования. У всех четырех пациентов сопротивление было различного плана и различные типы их проблем. Один из них был довольно малообразованным, плохо приспособленным человеком, поведение второго определялось особыми, несчастливо сложившимися, неконтролируемыми обстоятельствами, у третьей пациентки была длинная история неудачно сложившихся отношений с родственниками и врачами, которые поставили ей диагноз «психоз параноидного типа», возможно, шизофрения"; а четвертой была пациентка, которая была приговорена многочисленными компетентными врачами, неврологами, психиатрами к пожизненным страданиям от органического заболевания, не поддающегося никакому лечению. Пять лет испытаний и страданий от боли твердо убедили последнюю пациентку в том, что ее состояние не поддается и психологическим средствам, и только отчаяние и безнадежность заставили обратиться к гипнотерапии.
Метод, так успешно использованный у таких различных четырех пациенток, в основном состоял в фиксации их внимания и создании такой ситуации, в которой они могли извлечь из слов автора определенные понятия и значения, которые бы совпали с их собственными моделями мышления и понимания, их собственными эмоциями, воспоминаниями, идеями, понятиями, навыками, условиями, ассоциациями, опытом и реакциями на стимулы. Автор фактически не инструктировал их. Он, скорее, делал заявления небрежно, по нескольку раз, в тоне рекомендаций, но достаточно авторитетно, и в такой замаскированной форме, чтобы не отвлечь их внимание от их собственного внутреннего мира на автора, и чтобы оно оставалось зафиксированным на их собственных внутренних процессах. Впоследствии развивалось состояние транса, в котором они были наиболее восприимчивы к подсознательным процессам, направленным на проверку и оценку общих понятий с точки зрения их применимости к проблемам пациентов. Например, автор не говорил второму пациенту, чтобы тот развивал у себя «короткие глупые периоды паники». Ему также не приказывали разрабатывать планы для регулирования своих ежедневных поездок. Его не спрашивали о происхождении его состояния; его разум сам подсказал ему это происхождение, и не было необходимости заставлять его отыскивать его.
Что касается пациентки с невралгией тройничного нерва, то автор не прибегал ни к анальгезии, ни к анестезии. Он не узнавал у нее подробных сведений о личной жизни. Ей много раз ставили диагноз компетентные клиницисты, неврологи и психиатры, которые утверждали, что она страдает от органического заболевания, а не от психогенных затруднений. Она знала эти факты, и автор понял это без дальнейшего упоминания и повторения. Ей не предлагали ни длительного и «полезного» анализа того, какая это боль, того, как уменьшить и ослабить, облегчить ее страдания. Независимо от того, что говорил автор, она зависела только от собственных ресурсов.
Следовательно, было сказано не больше, чем нужно, для того, чтобы задействовать те внутренние процессы ее собственного поведения, реакции и функции, которые выполнили бы определенную роль для нее. Следовательно, было сделано прямое упоминание о том, что первый кусочек филе скумбрии будет очень болезненным, но остальное будет все очень хорошо. Из этого простого, но много говорящего заявления ей пришлось извлечь все значения и намеки, и в этом процессе она была вовлечена в непроизвольное и благоприятно неравнозначное сравнение многолетнего удобного и приятного приема пищи с тем болезненным процессом, который длится всего лишь несколько лет.
«Все очень хорошо». Тут же она удивленно воскликнула: «Боже мой, что случилось! Мой голос в порядке, мне не больно говорить». С этими словами она осторожно закрыла рот и медленно сжала жевательные мышцы. Затем быстро открыла рот и сказала: «Нет, невралгия все еще такая же сильная, как и раньше, но говорить мне не больно. Это странно. Я ничего не понимаю. С тех пор как началась моя болезнь, я почти не могла говорить и не чувствовала даже воздуха на особо чувствительных точках». Она помахала рукой около носа, правой щеки и лба, а потом слегка дотронулась до носа, в результате чего возник спазм острой боли.
Когда боль утихла, пациентка сказала: «Я не собираюсь пробовать другие болезненные точки, хотя в моем лице сейчас другие ощущения, и я нормально разговариваю».
Автор спросил ее: «Сколько времени вы находитесь в этой комнате?» Удивленно она заметила: «5 минут, самое большее около 10, но не больше». Автор повернул к ней циферблатом настольные часы (он осторожно изменил их положение, конца она была в состоянии транса). С чувством явного замешательства она воскликнула: «Но это невозможно. Часы говорят, что прошло более одного часа!» Сделав паузу, она посмотрела на свои наручные часы и снова сказала (так как и эти часы показывали это же время): «Но это невероятно!», на что автор заметил намеренно подчеркнуто: «Да, это совершенно непонятно и невероятно, но не в этом кабинете». (Читатель, но не пациент, легко поймет, что это – постгипнотическое косвенное внушение.)
Ей была назначена встреча на следующий день, и она быстро вышла из кабинета.
Когда в следующий раз она вошла в кабинет, прежде чем она заняла свое место, автор ее спросил: «Как вы спали эту ночь? Видели какой-нибудь сон?»
«Нет, никаких снов. Но я то и дело в течение ночи просыпалась, и у меня в голове все время была странная мысль, что я просыпаюсь для того, чтобы отдохнуть ото сна или что-то в этом роде».
Автор ей объяснил: «Ваш подсознательный ум понимает все очень хорошо и может много и упорно работать, но сначала я хочу услышать от вас вашу историю, прежде чем мы начнем работать, поэтому садитесь и просто отвечайте на мои вопросы».
Расспросы показали, что у пациентки был хорошо налаженный родительский дом, счастливое детство и счастливые годы учебы в колледже, счастливый брак, хорошее имущественное положение, достаточно успешное положение в обществе, хорошая работа. Кроме того, оказалось, что первый приступ болезни у нее появился в 1959 году, продолжался почти 18 месяцев, в течение которых она обращалась за помощью к врачам-терапевтам и хирургам в известных клиниках, прошла психиатрические проверки по выявлению возможных психогенных факторов и консультировалась у разных выдающихся неврологов. Она работала в области социальной психиатрии, имела привычку весело, но тихо насвистывать веселые мелодии почти постоянно, находясь на работе и идя по улице. Ее очень любили коллеги. Она также объяснила, что обратилась к автору по совету его старого приятеля, но все остальные окружающие ее люди крайне неодобрительно говорили о гипнозе. К этому она еще добавила: «Только встреча с медиком, который пользуется гипнозом, уже помогла мне. Я могу легко разговаривать и сегодня утром выпила стакан молока менее, чем за 5 минут, а обычно это занимает у меня час и даже больше, поэтому не было ошибкой прийти сюда».
Автор ответил ей: «Я рад этому». У нее сверкнули глаза, и она спонтанно впала в состояние транса.
Автор не будет приводить детально косвенные внушения, направленные на то, чтобы заставить ее подсознательно делать то, что она сама захочет. Те частичные замечания, замечания с намеками, двойные связи, наложение одного на другое, не связанное, казалось бы, с предыдущим, кажутся ничего не значащими, когда о них читаешь. Ведь когда говоришь, то придаешь своим словам соответствующую интонацию, делаешь ударение там, где считаешь нужным в данный момент, делаешь паузы, осуществляешь там, где нужно, двойные связи и наложения – все для того, чтобы создать и ввести в действие целый ряд различных аспектов деятельности пациента, для чего можно придумать и целый ряд замаскированных команд. Например, было заявление о том, что разгрызание грецкого ореха зубами на правой стороне рта будет, конечно, болезненным, но, слава богу, у нее достаточно здравого смысла не пытаться грызть грецкие и кедровые орехи зубами, особенно на правой стороне рта, потому что это будет очень болезненно, не так, как вообще при приеме пищи. Здесь очень выразительно прозвучал намек на то, что прием пищи не так уж и болезнен. Еще один пример: «Так жаль, что первый кусочек этого прекрасного филе из скумбрии будет очень болезненным, но зато остальное просто восхитительно». Снова намек, который полностью не осознается пациенткой, так как автор тут же переходит на внушения какого-то другого типа.
На втором сеансе она была выведена из состояния транса простым замечанием: «Ну, на сегодня хватит». Она медленно пришла в себя и выжидательно взглянула на автора. Он многозначительно посмотрел на часы. Она начала объяснять: «Но я только что вошла в кабинет и рассказала вам о молоке, а (глядя на часы) прошел уже целый час! Куда уходит время!» Непринужденно, легкомысленно, так, чтобы она не могла заподозрить, что это ответ, автор сказал: «О, потерянное время ушло, чтобы присоединиться к потерянной боли!» Затем ей вручили карточку с указанием времени встречи на следующий день и выпроводили из кабинета.
На следующий день она пришла в кабинет и тут же сказала: «Вчера вечером я ела филе скумбрии, первый кусочек вызвал страшный приступ боли. Но потом все было хорошо. Вы не представляете, как это было хорошо и смешно, что, когда я причесывала волосы сегодня утром, я, как глупая девчонка, стала дергать себя за локоны. Это вызвало у меня очень глупое ощущение, но я сделала это и наблюдала за своим странным поведением, и я заметила, что моя рука несколько раз опускалась на лоб. Он перестал быть болезненным местом. Смотрите (показывает), я могу дотрагиваться до него в любом месте».
В конце четырех сеансов, длившихся по одному часу, ее боль прошла, а на пятом она задала следующий вопрос: «Может быть, мне нужно вернуться домой?» Улыбаясь, в шутливой манере, автор ответил: «Но вы еще не научились, как преодолевать рецидивы!». У нее сразу же затуманились глаза, потом закрылись, возник глубокий транс, и автор заметил: «Всегда приятно себя чувствуешь, когда перестаешь бить молотком по большому пальцу».
Возникла пауза, потом ее тело сжалось от неожиданного приступа боли, а потом очень быстро расслабилось, и она улыбнулась счастливой улыбкой. Автор небрежно сказал: «О, фу, вам нужно побольше практики; выработайте у себя умение потеть раз шесть, тогда это заставит вас действительно понять, что у вас имеется отличная практика». (Небрежность не может относиться к опасной или угрожающей ситуации, выход из которой, конечно, приятен). Она послушно сделала то, о чем ее просили, и капли пота показались на ее лбу. Когда она в конце концов расслабилась, было сделано замечание: «Честный труд всегда вызывает капли пота на лбу; вот коробки с салфетками, вытрите свое лицо!» Сняв очки и находясь еще в состоянии транса, она взяла салфетку и протерла лицо. Она вытерла правую щеку и нос так же быстро и легко, как и болезненную часть лица. Прямо автор об этом уже не говорил, но сделал кажущееся неуместным замечание: «Вы знаете, приятно выполнять что-то очень хорошо и не осознавать этого». Она выглядела просто изумленной, но по ее лицу пробежала усмешка удовлетворенности. (Ее подсознательное мышление еще «не разделяло» потерю болезненных точек на щеке и носе с сознательным мышлением.)
Она была приведена в себя заявлением: «Ну, а теперь, до завтра», – ей дали карточку о времени следующей встречи и быстро отпустили домой.
Когда она вошла в кабинет на следующий день, она заметила: «Я просто в растерянности сегодня. Мне не нужно сюда приходить, но я здесь, и не знаю, почему. Все, что я понимаю, так это то, что у бифштекса очень хороший вкус, что я смогу спать на правой стороне, и все в порядке, но я здесь».
Автор ответил ей так: «Разумеется, вы здесь, садитесь, и я расскажу вам, почему. Сегодня у вас так называемый день сомнений, так как любой, кто утратил так быстро невралгию тройничного нерва, будет подвержен целому ряду сомнений. Итак, хлопните сильно по своей левой щеке». Она быстро подчинилась, нанесла себе сильный удар и засмеялась, сказав:
«Я очень послушная, и удар довольно сильный».
Зевнув и потянувшись, автор сказал: «А теперь таким же образом хлопните себя по правой щеке». Сначала она немного поколебалась, но потом хлопнула себя, заметно ослабив удар по сравнению с первым. Автор насмешливо заметил: «Слабый удар, слабый; были у вас сомнения, не так ли? Но как чувствует себя ваше лицо?» С выражением удивления она сказала:
«Все в порядке. Болезненные точки исчезли, и боли нет». – «Правильно. Теперь делайте то, что я сказал вам, и больше не ослабляйте удар». (Никто не говорит, зевая, потягиваясь, с насмешкой с пациентом, у которого может возникнуть агонизирующая боль, но она не была в состоянии проанализировать это.)
Быстро и сильно она хлопнула по правой щеке и по носу, нахмурив брови, и заметила: «У меня были сомнения в первый раз, а сейчас у меня их нет совсем. Даже относительно своего носа, потому что я тоже его задела, но не обратила внимания».
Она сделала паузу, а потом сильно ударила кулаком по своему лбу. После этого пациентка заметила: «Ну, конец всем сомнениям!» Тон ее голоса был веселым и очень довольным. На это автор в том же духе сказал: «Удивительно, как некоторые люди буквально вколачивают в свою голову самое незначительное понимание». Она немедленно ответила: «Очевидно, в ней есть пространство для этого». Мы оба рассмеялись и потом, неожиданно сменив тон на серьезный и напряженный, автор заявил ей, медленно, выразительно выговаривая слова:
«Есть еще одна вещь, которую я хочу сказать вам». Ее глаза затуманились, возникло глубокое состояние транса. С тщательной выразительной дикцией ей было сделано следующее постгипнотическое внушение: «Вам нравится насвистывать, вы любите музыку, вам нравятся хорошие умные песни. Теперь я хочу, чтобы вы сочинили песню и мелодию, используя слова „Я могу получить тебя в любое время, как захочу, но, беби, не придет тот момент, когда я захочу тебя“. И с этих пор и навсегда, пока вы будете насвистывать эту мелодию, вы будете понимать и знать, а что, мне не нужно объяснять, так как вы сами знаете». Она медленно кивнула головой в знак согласия. (Груз ответственности лежал на ней, средства были ее собственными средствами.)
Ее разбудили простым заявлением: «Время проходит действительно очень быстро, не так ли?» Она быстро проснулась, посмотрела на часы и сказала: «Я никогда не пойму этого». Прежде чем она смогла преодолеть свою мысль, автор прервал ее словами: «Ну, дело сделано, и этого нельзя изменить; поэтому пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов. Придите только завтра, чтобы сказать мне „Доброе утро“ и поезжайте домой завтра, и пусть следующее утро будет добрым, и следующее, и следующее, все другие добрые утра были всегда с вами. В это же время». (Имеет в виду свидание на следующий день в тот же час.) Она без промедления вышла из кабинета.
Последняя беседа была просто глубоким трансом, систематическим, подробным обсуждением ею самой внутри собственного разума всех действий, достижений и настойчивая просьба верить в силу потенциальных способностей своего тела при удовлетворении своих потребностей и быть «очень веселой», когда скептики будут внушать вам, что у вас были и раньше периоды ослабления вашей болезни, за которыми следовали новые приступы. (Автор хорошо знал мертвящую силу скептических замечаний и возрождения ятрогенной болезни.) С момента ее возвращения домой от нее было получено письмо, которое подтверждало, что болей у нее нет, и что невролог, настроенный против гипноза, долго спорил с ней, настаивал на том, что ее облегчение носит переходный характер, и скоро настанет рецидив (непроизвольная попытка вызвать ятрогенную болезнь). Она писала, что его аргументы только позабавили ее, так почти буквально она процитировала постгипнотические внушения автора.
Анализ и комментарии
В предыдущих комментариях автор несколько раз косвенно и прямо говорил, что индукция гипнотических состояний и явлений прежде всего является делом коммуникации мыслей и понятий и создает цепочки мыслей и ассоциаций во внутреннем мире пациента, что определяет его последующее ответное поведение. В задачу психотерапевта не входит делать что-либо и даже говорить пациенту, что делать или как делать.Когда транс создается таким образом, эти состояния являются результатом идей, ассоциаций, психических, умственных процессов, которые уже существовали у пациента, а теперь были пробуждены им самим. Однако многие исследователи рассматривают свои действия и свои мнения и желания как силы воздействия, и они неверно полагают, что их собственные высказывания, обращенные к субъекту, вызывают определенные реакции и, кажется, не понимают, что то, что они говорят и делают, служит только средством стимулирования и возбуждения у субъектов прошлых навыков, понятий и чувственных приобретений, которые они получили сознательно и подсознательно. Например, утвердительный кивок головой и отрицательное покачивание головой представляет собой намеренный, обдуманный, управляемый навык, а это нечто, что становится частью вербальной или невербальной коммуникации, или выражением умственных процессов человека, который думает, что он просто слушает доктора, обращающегося к аудитории, что сам он не осознает, но что понятно окружающим. Еще один пример: человек учится говорить и ассоциировать свою речь со слухом, а нам нужно только пронаблюдать за маленьким ребенком, который учится читать, чтобы понять, что напечатанное слово, как и произнесенное слово, становится связанным с движением губ и, как показали эксперименты, с подсознательной гортанной речью. Следовательно, когда человек, страдающий сильным заиканием, пытается говорить, то от слушателя требуется определенное усилие, чтобы удержать свои губы и язык от движения и не произносить слова за заику. Однако до сих пор никто не придумал способа заставить слушателя двигать губами и языком и произносить слова за заику. Заика тоже не хочет, чтобы это делал другой человек – он даже сердится на это. Но этот, приходящий из опыта жизни навык приобретается подсознательно и вызван стимулами, даже не предназначенными для этого, но которые вводят в действие умственные процессы внутри слушателя на непроизвольном уровне, часто неуправляемом, хотя хорошо известно, что это может вызвать негодование со стороны заики. Классическая шутка в этой связи состоит в том, что заика, подходя к незнакомому человеку, болезненно выговаривает просьбу показать дорогу. Незнакомец показывает на свои уши и трясет отрицательно головой, а заика повторяет свой вопрос другому прохожему, который показывает нужное направление. Затем второй прохожий спрашивает у первого незнакомца, который показал, что он глухой, почему тот не ответил, и слышит в ответ произнесенное с заиканием: «Я не хочу, чтобы мне оторвали голову!» Его ответ красноречиво показывает, что он знает о своем собственном гневе, когда ему пытаются помочь говорить или смеются над ним.
Однако, заика ни косвенно, ни прямо не просит другого человека, произносить за него слова; слушатель знает, что это будет встречено с негодованием, и не хочет делать этого; однако причиняющие страдания стимулы от слов, произнесенных с заиканием, возбуждают его собственные, давно установившиеся модели речи. Так обстоит дело и со стимулами, словесными и прочими, используемыми в процессе индукции, и никто не может предвидеть с четкой уверенностью, как субъект использует эти стимулы. Можно назвать и указать возможные пути поведения субъекта в соответствии с его навыками. Следовательно, важное значение приобретают хорошо организованные, пространные, допустимые внушения, а ритуальный традиционный метод, слепо и механически используемый, играет намного меньшую роль в этом процессе.
В нескольких случаях автор книги имел возможность выполнить специальную работу с пациентами с врожденной глухотой и теми, что приобрели глухоту на нервной почве. Одним из них был мужчина, который приобрел глухоту на нервной почве после 30 лет, а другим – женщина, которая оглохла после 40 лет. Все эти люди умели читать по губам, хотя большинство из них объясняли автору, что «чтение по губам» было «чтением лица», и все они знали язык знаков. Чтобы доказать это, один из этих глухих пригласил автора послушать воскресную проповедь священника с густой бородой и с помощью языка знаков переводил проповедь, чтобы показать, что он может «читать по лицу», так как тогда автор понимал язык знаков. Дальнейшие эксперименты с этим глухим мужчиной показали, что, если священник говорил монотонным голосом или шепотом, то он не мог «читать по лицу».
С этими глухими был проведен эксперимент, в котором им объяснили, что ассистент напишет на доске различные слова и что несколько студентов колледжа будут стоять лицом к доске и молчаливо наблюдать за написанием, не делая никаких комментариев. Им также объяснили, что по отдельности в кабинет будут приводить неизвестных и сажать их в кресло лицом к ним, спиной к доске, и они будут сидеть лицом к ним, пока пишет ассистент. Им не сказали, что неизвестные тоже глухие и могут читать по губам.
Глухие пациенты знали, что им нужно «читать по лицам», которые будут находиться перед ними, и что они будут молча читать, что пишет ассистент, но один дополнительный факт перед ними не раскрыли.
Прекрасным почерком, большими буквами ассистент написал слова с различным количеством слогов. Только автор и ассистент знали, что слова были написаны так, что образовывали по форме квадрат, алмаз, звезду и треугольник, размещая слова на стратегических точках по углам геометрических фигур. Круг, последняя фигура, раньше был написан на черной картонке и был повешен на доску. Этот круг был образован из самых коротких слов, чтобы легче читать, а также, чтобы легче узнать рисунок.
Глухие пациенты сидели за барьером, достаточно высоким, чтобы скрыть их руки. Пока ассистент писал, автор сидел так, чтобы он мог видеть только руки глухих пациентов. Автор не видел доски и не знал порядка рисунков, и какие были слова. Но он знал, что список возможных слов был составлен им и ассистентом, но понадобится только около трети из них, и что ассистент будет выбирать эти слова сам.
Один субъект (глухая женщина, которая стала страдать глухотой на нервной почве после 40 лет) сделала отличное начало. Ею были не только прочитаны слова по лицам сидящих пред нею и читающих про себя, но и угаданы фигуры, которые они образуют. Больше того, она рассказала автору на языке знаков, что закралась какая-то ошибка в словах «квадрат», «алмаз» и «треугольник», и произошло что-то странное со словами «звезда» и «круг». Однако, нужно добавить, что эта женщина страдала параноидным психозом. Никому другому не удалось дать таких результатов. Один из пациентов дал все ответы за исключением слова «круг». Он сказал на языке знаков, что последняя серия слов была написана по-другому, но он не может объяснить, как он прочел все слова, образующие круг. Другие пациенты узнали все слова, но испытали легкое смущение относительно слов, записанных по кругу, и пропустили слова «круг» и «звезда». Вся группа пациентов чувствовала, что они пропустили два слова. Всем им, кроме женщины, страдающей параноидным психозом, разрешили посмотреть на доску, а наблюдатели были удивлены, увидев, что неизвестные прочли по выражению их лиц и написанные слова, и фигуры, образуемые этими словами. Этот эксперимент долго не выходил из головы автора в связи с разработкой своего подхода к индукции гипноза. Следовательно, помня о своих настоящих желаниях, автор старался создать ситуацию для, казалось бы, родственных понятий, рассчитанных для фиксации и закрепления внимания пациента, а не для фиксации взгляда субъекта или индукции специального мышечного состояния. Наоборот, он предпринимает любое усилие направить внимание пациента на процессы, происходящие внутри него, на ощущения в его собственном теле, его воспоминания, эмоции, мысли, чувства, идеи, прошлые навыки, прошлые события и прошлые ситуации, а также на то, чтобы вызвать и создать понятия сегодняшнего дня и т. д.
Таким путем, как считает автор, лучше всего индуцировать транс, и гипнотический метод, организованный таким образом, может быть очень эффективен даже в совершенно различных обстоятельствах. Но автор до сих пор терпел неудачу, если индуцированное поведение вызывало неприязнь у субъекта, хотя было вполне допустимым с других точек зрения. Рассказ об этом случае приведен в статье, опубликованной в этом же журнале, том VI, No 3, стр. 201, когда не один, а несколько пациентов «отключали свой слух» и просыпались. В этой отдельной статье рассмотрены четыре случая работы с пациентами с помощью одного и того же приема с небольшими поправками, чтобы удовлетворить их потребности с учетом пола, интеллекта и образования. У всех четырех пациентов сопротивление было различного плана и различные типы их проблем. Один из них был довольно малообразованным, плохо приспособленным человеком, поведение второго определялось особыми, несчастливо сложившимися, неконтролируемыми обстоятельствами, у третьей пациентки была длинная история неудачно сложившихся отношений с родственниками и врачами, которые поставили ей диагноз «психоз параноидного типа», возможно, шизофрения"; а четвертой была пациентка, которая была приговорена многочисленными компетентными врачами, неврологами, психиатрами к пожизненным страданиям от органического заболевания, не поддающегося никакому лечению. Пять лет испытаний и страданий от боли твердо убедили последнюю пациентку в том, что ее состояние не поддается и психологическим средствам, и только отчаяние и безнадежность заставили обратиться к гипнотерапии.
Метод, так успешно использованный у таких различных четырех пациенток, в основном состоял в фиксации их внимания и создании такой ситуации, в которой они могли извлечь из слов автора определенные понятия и значения, которые бы совпали с их собственными моделями мышления и понимания, их собственными эмоциями, воспоминаниями, идеями, понятиями, навыками, условиями, ассоциациями, опытом и реакциями на стимулы. Автор фактически не инструктировал их. Он, скорее, делал заявления небрежно, по нескольку раз, в тоне рекомендаций, но достаточно авторитетно, и в такой замаскированной форме, чтобы не отвлечь их внимание от их собственного внутреннего мира на автора, и чтобы оно оставалось зафиксированным на их собственных внутренних процессах. Впоследствии развивалось состояние транса, в котором они были наиболее восприимчивы к подсознательным процессам, направленным на проверку и оценку общих понятий с точки зрения их применимости к проблемам пациентов. Например, автор не говорил второму пациенту, чтобы тот развивал у себя «короткие глупые периоды паники». Ему также не приказывали разрабатывать планы для регулирования своих ежедневных поездок. Его не спрашивали о происхождении его состояния; его разум сам подсказал ему это происхождение, и не было необходимости заставлять его отыскивать его.
Что касается пациентки с невралгией тройничного нерва, то автор не прибегал ни к анальгезии, ни к анестезии. Он не узнавал у нее подробных сведений о личной жизни. Ей много раз ставили диагноз компетентные клиницисты, неврологи и психиатры, которые утверждали, что она страдает от органического заболевания, а не от психогенных затруднений. Она знала эти факты, и автор понял это без дальнейшего упоминания и повторения. Ей не предлагали ни длительного и «полезного» анализа того, какая это боль, того, как уменьшить и ослабить, облегчить ее страдания. Независимо от того, что говорил автор, она зависела только от собственных ресурсов.
Следовательно, было сказано не больше, чем нужно, для того, чтобы задействовать те внутренние процессы ее собственного поведения, реакции и функции, которые выполнили бы определенную роль для нее. Следовательно, было сделано прямое упоминание о том, что первый кусочек филе скумбрии будет очень болезненным, но остальное будет все очень хорошо. Из этого простого, но много говорящего заявления ей пришлось извлечь все значения и намеки, и в этом процессе она была вовлечена в непроизвольное и благоприятно неравнозначное сравнение многолетнего удобного и приятного приема пищи с тем болезненным процессом, который длится всего лишь несколько лет.