Ну вот и все - в сети нет больше ни "С шашкой наголо", ни "Твоего ласкового и нежного зверя ", ни "Homo sapiens". Рядом со мной осталась только одна женщина - распятая на стене Мерлин. Но она не мешает.
Теперь еще - сходить в магазин. Затариться по полной продуктами, и можно садиться за работу.
Беру одолженные у Казимира деньги и марширую по ближайшим к дому магазинчикам. Мясной, молочный, хлебный...
Заворачиваю в овощной, чтобы купить картошку, а также лук и виноград. Мне нужны витамины. Я должен быть в тонусе, с чистой и ясной головой.
Перед знакомой продавщицей с двумя кочанами за пазухой скопилась небольшая очередь. Но я не нервничаю. Вообще ни на кого не обращаю внимания - думаю исключительно о своем гормональном репортаже. С каких слов начать. Что важно сказать. А что будет совсем неинтересно читателям.
Очередь тем временем слегка качнулась вперед, и я автоматически делаю шаг следом. Но что-то там у прилавка изменилось, и все отпрянули на прежние места. Я же, занятый своими мыслями, задний ход дать не успел - сурово наступил на ногу впередистоящего гражданина,.. гражданки,.. женщины,.. девушки.
Попавшая под мой испанский сапожок ойкнула от боли, обернулась:
- Что же вы делаете?
Я виновато выпалил:
- Извините, - глянул на ее ногу.
Бог мой, как же я так. Порвал ей колготки (или чулки, уж не знаю). И кожу, содрал кожу на ноге. До крови.
Поднимаю глаза. Девушка, увидев на своей ноге красные капли, побелела:
- Ужас.
Весь мой репортаж тут же испарился из головы. Я засуетился:
- Сейчас. Сейчас.
Хватаюсь за карман: бинт, платок, перевязать... Но когда у меня было что-нибудь подходящее для таких случаев при себе?
Девушка, овладев собой, лезет в сумочку. Достает лейкопластырь (и чего только нет в женской сумочке?).
Я протягиваю руку:
- Давайте помогу.
Она отстраняет:
- Спасибо, вы уже помогли.
Пытается сама залепить ранку, но она в таком месте, что проделать необходимую операцию без чужой помощи очень трудно.
Приседаю рядом. Беру из рук пострадавшей пластырь, заклеиваю ранку.
Встаю и еще раз извиняюсь. Сочувственно интересуюсь:
- Больно?
Она покачивает головой:
- Да уж, вы не пушинка. И такой сапог у вас... Хотя мне, наверное, повезло: могли бы и ногу сломать...
Естественно, чувствую себя очень виноватым:
- Но я же не хотел.
Тут она улыбнулась:
- Еще бы вы этого хотели. Вы же не маньяк какой-нибудь...
Да, я не маньяк. Вроде...
На этом мы как бы и замяли. Подошла ее очередь. Потом моя.
Купил свои лук и картошку, морковку. И виноград - на витаминный десерт, а также для спортивного плевания мелкими косточками в нехороших людей на экране телевизора.
Когда я двинулся на выход, девушка все еще была в магазине - возилась с сумкой: что-то перекладывала, утрамбовывала. Шагнула за порог буквально у меня под носом.
Я придержал дверь:
- Пожалуйста.
Она усмехнулась:
- Еще раз спасибо.
И тут же споткнулась. Чуть не упала в тамбуре.
Пришлось подхватить ее под локоть:
- Я не виноват.
Девушка снова усмехнулась:
- Что вы, я не думаю на вас. Просто день, видимо, такой...
Свел ее со ступенек:
- До дома сами дойдете?
Она кивнула:
- Дойду.
Я проводил ее взглядом. Немного прихрамывает. А ножки-то у нее ничего. Хотя на одной вон какая царапина. Но в целом весьма привлекательные. А еще красивые рыжие волосы. И вежливая какая. Пошутила, когда я ей на ногу наступил. Могла бы и обругать. Наверное, все по жизни легко переживает: "Просто день, видимо, такой..." Приятный голос...
Да, совсем недавно инцидент мог бы послужить прекрасным поводом для знакомства с этой привлекательной особой. Предложил бы ей поднести сумку до дома. Проводил бы. Слово за слово, пальчиками по столу...
Но сейчас мне нужна только работа. Пока вполне хватит и настенной Мерлин.
В общем, я тут же забыл о подранке. Весь ушел в работу над первой частью репортажа. Назвал ее "Весенний синдром". По времени года, когда неудержимо хочется.
Пишу и думаю, что рано ведь распрощался со всеми приснопамятными женщинами. Запечатлеваю буквы, но за ними вижу знакомые тела. Алена - девушка с распущенной косой. Галя - такая маленькая грудь и губы алые как маки. Копьегрудая Катя...
Три дня я писал, как угорелый. На четвертый проснулся почему-то без уже ставшего привычным рабочего настроения. Заметил вдруг, что постель моя как-то чересчур широка для одного. Тут же представилось рядом хорошенькое тельце...
Усилием воли я отогнал эротические видения. Умывшись и перекусив, усадил себя за стол. Пишу, пишу, пишу. Хотя темп упал, а слова подбираются с определенным трудом. Но я упорно продвигаюсь вперед.
А ночью мне приснилась Мерлин. Свет фонаря освещал ее в упор как прожектор. Ветер играл роскошными светлыми волосами, распахивал шубку, пробегал по рвущимся из-под белого платья груди и бедрам...
Что ж, утром я перевернул ее портрет лицом к стене:
- Прости, Мерлин. Но мне нельзя отвлекаться.
Вспоминаю свои озабоченные визиты, связанные с ними мысли и чувства. И пишу, пишу, пишу без остановки:
"Всех тянет в кровать или в кусты. Да, народ поголовно притворяется, что его не тянет, что у него не чешется. А мужики так глазами и клацают, а бабы так и вертят всем, что вертится. А на словах: "Думаю, конечно, в первую очередь о семье, о работе, о любви, о дружбе..." Ага, прежде всего всех заботит одно - хорошенькая случка.
Все только притворяются. Говорят одно, а чувствуют внизу - другое, теплое, разгорающееся. Самые убогие пытаются гасить свою страсть изнуряющими молитвами, садово-огородным истязанием, лекарствами, наконец. А нормальные люди просто следуют природе, которая, как известно, мудра, и если предписала человеку заниматься этим, то никуда не денешься - возьмешься за гуж..."
Пишу, а мужчина во мне проявляется все яростнее. Плоть вновь требует своего. Как и тогда, когда я был непосредственным героем своего репортажа.
Персонажи различных произведений в таких случаях рубят дрова, поднимают штангу, бегут трусцой по городскому смогу. Я же, покурив и окинув взором остатки своих продприпасов, подался по магазинам. Мясной, молочный, хлебный... Напоследок - в овощной.
Вышел из магазина и остановился. Поставив сумку с картошкой у ног, закурил. И тут же поймал себя на мысли, что жду чего-то. Или кого-то?
- А?
Я сплюнул и пошел домой.
На следующий день мне вдруг срочно потребовалась морковка. Мог бы, наверное, обойтись и без этого рыжего овоща. Но в перерыве между работой все-таки сбегал в знакомый магазин.
Остановившись на выходе, снова рассердился на себя. Стоило ли отвлекаться из-за этой рыжей морковки?
Но еще через день, когда я закончил работать над первой частью, мне вновь приспичило в овощной. На этот раз - за виноградом. Его продавали и в ларьке прямо у дома. Но я потащился к магазину.
И сдался:
- Стой спокойно. Кури. Может и увидишь своего подранка.
Я не понимал, почему, зачем хочу на нее посмотреть. Ведь та рыжая девушка, хотя и симпатичная, все же не "Мисс-столица". Да может эта овощная незнакомка вообще замужем? Я, ведь, глядя на ее икроножную царапину, и не подумал посмотреть на руку, на безымянный палец. А там вполне могло предупреждать обручальное кольцо.
Но все же решил: раз хочется увидеть, то увижу. Посмотрю издалека, успокоюсь и вернусь к работе. Меня ждет репортаж, часть вторая "С шашкой наголо!". А я вот жду ЕЕ.
Но выкурил шесть сигарет напрасно. Девушка не появилась.
Со злости я не ходил в овощной несколько дней. А когда снова пошел, то, купив картофана, отправился не домой, а по другим магазинам. Она же, как и я, питается еще чем-то, кроме овощей. Значит, так шанс наткнуться на нее будет выше.
Я крутил головой в магазинах, пока не вспомнил, что встретил ее в выходной день утром. А в другое время она ведь наверняка на работе. И тогда за покупками точно пойдет снова в субботу или в воскресение. Если, конечно, живет в нашем районе и не оказалась в тот день в овощном случайно. Мало ли что.
Так, сегодня среда. Я пропустил одни выходные. А до новых еще два дня. Что ж, работаем над второй частью.
Не знаю, что вдруг на меня нашло, но я писал с убежденностью, что закончить эту часть необходимо именно за эти два дня. Не позже. И я работал. Что-то жевал. Проваливался в черный квадрат сна. И снова писал, писал, писал. Про Любу, выставившую ребенка из квартиры на время "общения" со мной. Про красивый круп Наташки в фанерном домике. Про мокрые объятия с Русалкой в ванной:
"...Расстегиваю мокрую рубашку. Долго вожусь с прилипшим к ее телу, запутавшимся в мокрой майке лифчиком.
Да, в этой возне, в ожидании есть, конечно, свое удовольствие. В сухом бы виде раз-раз и готово к употреблению. А так томишься, изнемогаешь.
Наконец, мне на руки выпадают две приличные груди, по которым текут теплые струйки воды. Берусь за ремень ее брюк. Но она отводит мои руки. Начинает расстегивать мне джинсы. Долго-долго борется с железными пуговицами.
Наконец, расстегнулась одна. Вторая. Третья. Четвертая. Русалка опускается на колени и с трудом сдирает вниз задубевшие от воды джинсы. Зубами стягивает с меня трусы..."
Точка, точка, запятая... И еще страницы. И еще абзац. И еще точка. Большая. Вторая часть закончена.
Отваливаюсь на спинку кресла и гляжу на календарь, на часы - сегодня суббота, девять часов утра:
- Успел!!!
Я перевернул портрет Мерлин лицом к себе. Поцеловал ее в губы:
- У меня все получается. Я успел.
Снова отворачиваю Мерлин к стене. Влетаю в одежду. Спешу к овощному.
В магазине по быстрому беру пакет лука. Выхожу. Занимаю позицию в нескольких шагах от двери. Жду.
Она пришла на четвертой сигарете. Я увидел ее издали. Пригляделся.
Прошлый раз я ее как-то больше со спины оценил. А и спереди она красивая. Елки: грудь, как у Мерлин.
Говорю себе:
- Посмотрел? Живая. Топай...
Но я не ушел. Дождался, пока подойдет. Поздоровался:
- Добрый день.
Девушка узнала и улыбнулась:
- Здравствуйте, налетчик.
Я быстренько глянул на ее руку. Обручального кольца не было. Конечно, она могла его просто не надеть. И все-таки, все-таки...
Спросил:
- Вы в овощной?
Рыжая кивнула:
- Да. Вы тоже?
И я кивнул:
- Только что вышел. Хотел домой, но вижу вы. Решил поинтересоваться: как ваша нога?
Пострадавшая махнула рукой:
- Не беспокойтесь. Ничего серьезного. Царапина. Уже совсем зажила.
- Угу. Ну, тогда до свидания.
- До свидания.
Она зашла в магазин. Я переложил свой пакет из одной руки в другую и... не двинулся с места. Закурил еще одну. Так курить захотелось что-то.
Девушка вышла и изумилась:
- Вы еще здесь.
Что ей сказать? У нее в руках две сумки:
- Решил искупить свою вину. Давайте донесу до дому...
Она снова улыбнулась, как в самом начале сегодняшней встречи:
- Конечно, лучше поздно, чем никогда... Но спасибо, не нужно...
Пошла прочь. Я смотрел на ее прелестные ножки. Не нашел и следа от нанесенной мною раны. Потом перевел взгляд на плечи. Под тяжестью двух сумок в руках они заметно напряглись. Нет, не для таких тяжестей были созданы эти красивые плечи.
Я догнал девушку. Сунув свой пакет подмышку, взял ее сумки. Тяжелые.
Она выпустила:
- Здесь недалеко...
А я почему-то бросился оправдываться:
- Я в тот раз очень торопился. И потом у вас была только одна сумка... Да и подумал, вдруг вы женаты. Что подумает муж, когда увидит вас с незнакомцем...
Рыжая распахнула глаза:
- А вы думаете, я за это время успела развестись?
- Нет. Просто я думаю, что вы не замужем.
- Это почему же?
- Потому что будь у вас муж, то эти бы две сумки тащил он, а не вы, теперь я...
- Плохо вы знаете современных мужчин...
Я возмутился:
- Разве все мужчины поголовно плохие?
Она с усмешкой глянула на меня:
- Ну, конечно, бывают и исключения... Мы пришли. Давайте сумки...
Да, мы уперлись в дверь подъезда. Как-то быстро так дошли до этой многоэтажки. И я совсем не устал. И мог бы нести эти сумки хоть до конца следующего квартала. Но рыжая сказала:
- Спасибо. До свидания.
Я отдал сумки:
- До свидания.
Домой я летел, как на крыльях, держа в когтях пакет с луком. Хо-хо, ведь, написал уже две части - почти половину репортажа. И ее нашел. И теперь знаю, когда она ходит в магазин. Знаю дом, в котором она живет. Знаю, подъезд. Хотя, зачем мне это собственно знать?
Дома повернул Мерлин к себе. Она посмотрела на меня строго: да, зачем тебе собственно это знать? Что ей ответить:
- А черт его знает?
Я поцеловал Мерлин и извинился:
- Я больше не буду отворачивать тебя к стене. Прости, так как-то вот получилось. Мне до этой рыжей нет никакого дела...
Но думаю-то на самом деле по-другому. Так, до следующей субботы у меня есть целая неделя. Надо успеть написать побольше. Хорошо бы успеть всю третью часть "Как хочется чего-нибудь такого".
Итак, лук - на кухню. Себя - за стол. Пишу:
"...Катя затрясла головой:
- Что ты, что ты, с моим мужем это невозможно. Мы с ним только: я - снизу, он - сверху. Предложила как-то заняться даже не анальным или оральным сексом, просто поменяться местами, так он обалдел: "Кино насмотрелась, развратничать потянуло..." Как видишь, потянуло... Мне же интересно... А будь он со мной, как ты сегодня, я бы от него ни к кому не побежала. Он у меня замечательный человек. Только это - консерва.., консервативный..."
А после Кати - тоскующая без мужа Лена. Затем мстящая изменщику Валя. Марина с догом Мишей...
К вечеру пятницы я закончил третью часть. Поплевал виноградными косточками в голубой экран. Потом курил у окна. Смотрел сквозь двор. Завтра суббота. Мы ни о чем не договаривались с Ней. Но я знал, что мы увидимся. Почему? Зачем?
Я так и заснул с этими вопросами. И увидел до оргазма знакомый сон.
Мы вышли из кинотеатра. Прямо на Тверскую. Туда, где обитают быстрые машины. Они могут домчать нас, куда наши души и тела пожелают.
Я поднял руку, голосуя. А сам не отрывал взгляда от Мерлин. Свет фонаря освещал ее в упор как прожектор. Ветер играл роскошными светлыми волосами, распахивал шубку, пробегая по рвущимся из-под белого платья груди и бедрам. Сердце мое билось пламенным дизелем. Я сам хотел быть этим наглым теплым весенним ветром.
Мерлин улыбнулась:
- Мы едем к тебе?
Я как-то и не подумал о таком варианте:
- Ко мне? Может, лучше в твою гостиницу?
Она тут же безоговорочно прижалась:
- Нет, там репортеры, поклонники. В гостинице скучно. Хочу к тебе, мой милый русский.
- Ты хочешь ко мне...
Но у меня, у меня... У меня всего лишь однокомнатная малогабаритная квартира. И дело даже не в размере, а в том, что в ней никто не убирался с тех пор, как ушла Зойка. Там жуткая пылища. Там по углам и по креслам раскиданы грязные носки, рубашки, штаны и еще хрен знает что. Телевизор заплеван виноградными косточками. А кухня завалена заплесневевшими тарелками и сковородками, яичной скорлупой, сигаретными бычками в томате, оставшемся в консервных банках. А в ванной мутные брызги и потеки сверху донизу... Привести туда Мерлин?
- Я не могу... Это ужасно... Ты не представляешь, что это такое - берлога одинокого мужчины...
Но Мерлин закусила губку:
- Но я хочу, хочу "рашн экзотик". Зачем я летела сюда? Я хочу делать это в русской берлоге, с русским медведем...
Крыть было нечем:
- Хорошо. "Лет ит би..." Пусть будет так...
И мы обнялись и поцеловались. Я опустил руку. На грудь Мерлин. И тут же рядом взвизгнула тормозами машина:
- Куда вас?
- В Кунцево.
Авто рвануло с места. А я рванул что-то на Мерлин, прорываясь вглубь к теплому, к мягкому и упругому.
За минуты, которые мы мчались по затемненной Москве, я истискал ее сверху донизу, вдоль и поперек. Да и Мерлин не отставала - засунула мне руку в ширинку. Я аж застонал сквозь наши стиснутые губы. А шофер тут же тихо ржал.
Снизу пошло такое тепло, что я испугался опередить события, и отстранил ее:
- Подожди, Мерлин, не торопись.
Она сделала изумленные глазки:
- Но я хочу, хочу тебя.
- Здесь? - вздрогнул я.
Мерлин подтвердила:
- Да, здесь. Здесь, здесь...
- Полсотни баксов, - осклабился таксист, - не вопрос.
За Мерлин не жалко полсотни. Но заниматься любимым делом у этого типа на глазах, зыркающих на нас в зеркало заднего вида?
Я вгляделся в темноту улицы и облегчено вздохнул, увидев знакомый забор:
- Но мы уже подъезжаем, Мерлин.
Я внес ее благоухающую "Шанелью" в наш заплеванный и зассанный лифт. Чтобы она не промочила свое белое платье в зловонной слякоти, поднял повыше. На уровень трех букв, искусно выгравированных местным художником.
Ее локоны щекотали мою шею. Лифт тронулся. Быстрей, быстрей, а то ей приспичит прямо здесь, в зловонной клетке.
Мы вломились в квартиру. Я опустил Мерлин на пол. Она, видимо обезумившая от подъездных запахов, тут же ринулась к окну. Распахнула его. Наглый теплый весенний ветер рванул к ней под платье. Белое одеяние вздулось, раскрылось парашютом, обнажив ее ножки и трусики.
Я не дал платью опуститься. Без всяких причудливых прелюдий схватил и бросил Мерлин в свою несвежую постель.
- Лучше поздно, чем никогда, - сказала она без акцента, закатывая глаза и выгибая спину.
Я замер и вгляделся в лицо. Черт, это была не Мерлин - Рыжая...
Я проснулся. Несмотря на то, что в комнате было темно. Мне показалось, что Мерлин смотрит на меня со стены с укором. Снова заснул.
Рыжее солнце ударило в глаза и разбудило. Встал, не глядя в сторону портрета. Умылся. Позавтракал. Аккуратно оделся. Начистил туфли. Как будто в театр собрался, а не в магазин.
И она определенно тоже готовилась к "шопингу". Пришла в то же самое время. И одета, кажется, в этот раз как-то неуловимо особенно.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
Опять купила кучу овощей. Позволила донести сумки до подъезда. Тяжеленные. Но, как говорит Казимир, назвался Гераклом, полезай в упряжь.
В этот раз мы шли молча. Я удивлялся себе. Вот ведь, за последние недели соприкасался с таким безумным количеством женщин, а рядом с этой - на тебе робею. Как пацан в начальный период полового созревания.
Да: иду - молчу. И даже голову в ее сторону почему-то боюсь повернуть. Только глаза кошу. На ее лицо. На грудь. На ноги.
А она похоже вовсю разглядывает меня. До самого ее подъезда.
Прощаясь, спросил:
- А вы в другие магазины ходите?
Она кивнула:
- Конечно.
Я как-то очень серьезно поинтересовался:
- В какие и когда?
Она также серьезно рассказала:
- По... вторникам и четвергам после работы захожу в молочный. Хлеб покупаю как получится... А по субботам...
- В овощной.
- Да...
Мы пожали друг другу руки. Как школьники, которые еще никогда в жизни не обнимались, не целовались. Дела...
Нет, она, конечно, красивая. Но у меня были женщины и по-красивее. Но эта, эта какая-то... Какая?..
Простая? Да. Умная? Определенно. Раскрепощенная? Похоже. Самостоятельная? Да. Внимательная? Определенно. Игривая? Похоже... Заходя в подъезд, Рыжая обернулась и как-то так озорно на меня глянула...
Воскресенье и понедельник корпел над четвертой частью "Флирт ведут знатоки". Снова переживал приторговывающую собой Машу. Дочку-любовницу Соню. Фантазерку Игру:
"Флирт - это занимательнейшее занятие. Это детектив, это расследование женщины. Ты перезваниваешься с ней, встречаешься, следишь за жестами, словами, поступками, интонациями. И постепенно шаг за шагом раскрываешь ее суть, ее тайны, ее фантазии. Твой мозг постоянно работает, он увлечен познанием прекрасного. Твое тело напряжено, оно увлечено предвкушением..."
"Флирт ведут знатоки"... Лучше уж сказать "вели". Потому что мой нынешний флирт сам ведет меня. Куда? Не знаю. Но главное, что увлекает.
- Мерлин, что меня ждет?
Она, как обычно, мудро молчит.
Во вторник вечером иду к молочному магазину.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Давайте сумку.
- Пожалуйста. Но она не очень тяжелая...
И в четверг тоже иду к молочному. А в субботу - к овощному. Почти лечу. Наконец закончил четвертую часть репортажа. Работал над ней как-то уж очень медленно. Это потому, что отвлекался на Рыжую. В мыслях - очень часто. И наяву - во вторник, четверг. Мои магазинные походы напоминает уничтоженный в свое время график. Впрочем этот меня совсем не тяготит. Я не просто ждал, я предвкушал и вторник, и четверг. И больше всего субботу. Потому что в этот день будет и времени больше, и Марина (мы, наконец, познакомились) придет, никуда не торопящейся.
В субботу мы гуляли по дороге от магазина до ее подъезда. Так же, как во вторник и в четверг. Никаких кафе, ресторанов и т.д. Но нам не было скучно. Мы разговаривали, разговаривали, разговаривали. Оказывается с женщиной может быть приятно просто болтать о всякой всячине. И даже не один день.
Я рассказал ей все о себе. Почти все. И она мне тоже рассказала. Наверное, почти все. Марина работает в институте, где испытывают приборы для наладки компьютеров. Прилично зарабатывает. Ей тоже 29. Была замужем. Вздыхает:
- Целых два года. И, как говорят, закрыла для себя эту тему. Развелась и больше о замужестве даже и не задумывалась. Потому что от тех двух лет рядом с мужчиной осталось одно разочарование: вечно грязная обувь, грязные шутки, пустые бутылки от водки.
- Он пил?
- Да. Хотя до свадьбы за ним не замечалось. А потом началось. Сначала он втихую напивался, а потом как выпьет, так скандалы устраивать. Меня вдруг приревнует к фонарному столбу. Папу обидит или маму. Если бы только я страдала - это одно, а родители-то причем. Тем более, что они уже старенькие. Им теперь и по магазинам ходить сложно, поэтому я за всем бегаю...
До развода они жили все вместе в этой квартире ее мамы и папы. В этом самом подъезде, до которого мы гуляли. Потом отставленный муж съехал.
Прощаясь и отдавая сумку, я пошутил:
- И не скучно сейчас одной в своей комнате?
Марина кивнула:
- Скучно. И что?
Я замялся:
- Да ничего.
А в уме ругал себя. У человека жизненная драма была, а я ему шуточки на раны сыпать.
Она все смотрела на меня, и я выпалил вдруг:
- Если скучно, то приходите ко мне в гости. Я живу один без папы и мамы.
Марина улыбнулась:
- Хорошо. Когда?
- В... в воскресение.
- Завтра?
- Завтра? Да...
- Договорились. Во сколько?
- Как вам удобно.
Я дал ей адрес, телефон, рассказал, как лучше дойти. Мы оговорили и время.
- До завтра.
- До завтра.
Я возвращался домой, как пьяный заяц вприпрыжку. Завтра Марина будет у меня.
Входя в квартиру, однако, задумался: а что скажет Мерлин? И что это я вообще решил девушку к себе пригласить? Ведь это было не в моих принципах. Но как-то само собой пригласилось. И я не жалел об этом.
- Ты слышишь, Мерлин? Я не жалею. Завтра Марина будет у меня.
Завтра!? Но что она увидит у меня дома. Когда я последний раз прибирался? Я... Последний раз прибиралась Зойка. И был тот аврал до этой эры.
А времени у меня в обрез. Но я должен успеть навести чистотайд.
Да, это была еще та задачка: убрать все завалы газет, маек, брюк, банок и бутылок, помыть всю посуду, перестирать барахло. А еще отодрать от кухонных стен и телевизионного экрана десятки виноградных косточек. Вот ведь, присохли как на суперклее.
Закончил уборку заполночь. Принял душ и уснул сном блаженного. И мне абсолютно ничего не приснилось. Удивительно. Она пришла.
Мы сидели и пили чай на кухне. Было немного неловко. Оба - достаточно взрослые люди. Мы знали, чем эта встреча кончится. Но хотелось, чтобы все, что должно случиться, случилось как бы неспециально. И мы оттягивали развязку. Делились друг с другом страшными тайнами.
Смеясь, я поведал Марине о том, как ходил по разным магазинам, как искал ее, оправдываясь перед собой, что ищу на самом деле картошку, мыло, сосиски, сметану...
Она, также смеясь, рассказала, что, когда у нее были две тяжелых сумки, и я помог их донести, то большая часть овощей была соседской. Старуха из квартиры напротив попросила купить. А в следующую субботу Марина сама помочь соседке напросилась, чтобы сумки опять были тяжелыми - она была уверена, что встретит меня. И потом еще:
- Старушка мне уже говорит: "У меня картошка еще с прошлой субботы не кончилась. А я ей: "Давайте капусты куплю". Она не хочет. Я тогда к соседке снизу бегу, с ней договорилась. Так что ты овощи почти на весь подъезд доставлял. И по графику можно сказать. Помнишь, ты спросил в какие магазины и когда я хожу? Я до этого ходила как придется. А потом по тем дня, как тебе сказала. Чтобы мы точно встречались...
Постепенно напряжение нас оставило. И я почувствовал, что мне становится как-то необычно хорошо, что все вокруг наполняется чем-то неуловимым, тем, наверное, что называют уютом.
Ни с Зойкой, да и ни с какой другой женщиной я такого никогда не испытывал. А Марина как будто всегда была здесь, рядом со мной. Почему? Не знаю. Но это именно так, так...
Я встал. И она встала. Мы обнялись. И поцеловались. Просто. Естественно. Марина осталась у меня...
Вот уже несколько дней мы живем вместе. Покупаем и относим продукты, лекарства ее родителям, но обосновались в моей квартире. Перенес сюда две больших сумки с вещами Марины. Жду ее с работы и корплю, корплю над пятой частью репортажа:
"...Очередь тем временем слегка качнулась вперед, и я автоматически делаю шаг следом. Но что-то там у прилавка изменилось, и все отпрянули на прежние места. Я же, занятый своими мыслями, задний ход дать не успел - сурово наступил на ногу впередистоящего гражданина,.. гражданки,.. женщины,.. девушки.
Попавшая под мой испанский сапожок ойкнула от боли, обернулась:
- Что же вы делаете?.."
Звонок в дверь - Марина вернулась:
- Ю-би-ду-би-да!..
Ужинаем вдвоем за столиком в комнате. Со свечами и красным вином. И снова говорим. И раскрываем все новые тайны. Наконец, рассказываю ей, что скоро закончу работать над одним оч-чень интересным репортажем. Киваю на стену:
- Не ревнуй, но посвящу его Мерлин.
Марина долго смотрит на портрет. Потом лукаво спрашивает:
- Тебе нравится Мерлин?
Я серьезен:
- Да. Очень...
Марина подскакивает, как бесенок:
- Ха. Хочешь сюрприз? Выйди-ка на кухню.
Выхожу. Курю. Что это она придумала? Я же всегда с опаской относился к слову "сюрприз". Но Марина пока дарила мне лишь приятные впечатления. Так что надеюсь...
Кричит:
- Заходи.
Вхожу в комнату. И колени мои вздрагивают. Боже, Мерлин в своем воздушном платье распахивает балкон. Наглый теплый ветер рванул к ней под платье. Белое одеяние вздулось, раскрылось парашютом, обнажив ее ножки и трусики.
Я не даю платью опуститься. Без всяких причудливых прелюдий хватаю и бросаю Мерлин в нашу чистую постель.
- Да, - говорит она без акцента, закатывая глаза и выгибая спину.
- "Йес", - почему-то шепчу я, стягивая с нее последнее препятствие.
Я вонзаюсь в нее турецким ятаганом. Всхлипывает пенсионер-диванчик. И тут же ее томное:
- Да...
И мое общеобразовательное:
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
Я чувствую, как внизу, где-то глубоко внутри живота начинает теплеть. Там формируется горячий шар. С каждой секундой он становится все больше и больше. Он сладко жжет и давит. И давит, давит. Еще немного и огненный шар вырвется на волю вулканом, фейерверком, фонтаном кайфа.
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
Нас сотрясает почти одновременно...
Мы лежим вне времени, вне пространства. Пять минут? Десять? Час?..
Сознание возвращается. Голова начинает соображать:
- Но Мерлин?
Марина смеется:
- Она мне всегда нравилась. В детстве я очень хотела быть похожей на нее. Когда подросла, даже красилась в блондинку. А в этот Новый год у нас на работе был карнавал. И я сшила себе это платье, купила парик. Тебе понравилось?
- Очень.
Марина опустила мне голову на грудь. Сказала негромко:
- Знаешь, а ты немного похож на моего любимого актера. На Алека...
Жму плечами:
- Да, ну?
Приподнимается. Водит пальцем по моему лицу:
- Точно, точно. Нос, губы...Тебя еще только во фрак одеть.
- Нет ничего проще. Вот допишу свой репортаж, получу гонорар, раздам долги, а на остаток мы пойдем покупать мне фрак...
Опять смеется:
- Ловлю на слове. Обещаешь?
- Обещаю...
Утром, проводив Марину на работу, снова сажусь за пятую (последнюю?) часть репортажа:
"Нас сотрясает почти одновременно... Мы лежим вне времени, вне пространства..."
Теперь еще - сходить в магазин. Затариться по полной продуктами, и можно садиться за работу.
Беру одолженные у Казимира деньги и марширую по ближайшим к дому магазинчикам. Мясной, молочный, хлебный...
Заворачиваю в овощной, чтобы купить картошку, а также лук и виноград. Мне нужны витамины. Я должен быть в тонусе, с чистой и ясной головой.
Перед знакомой продавщицей с двумя кочанами за пазухой скопилась небольшая очередь. Но я не нервничаю. Вообще ни на кого не обращаю внимания - думаю исключительно о своем гормональном репортаже. С каких слов начать. Что важно сказать. А что будет совсем неинтересно читателям.
Очередь тем временем слегка качнулась вперед, и я автоматически делаю шаг следом. Но что-то там у прилавка изменилось, и все отпрянули на прежние места. Я же, занятый своими мыслями, задний ход дать не успел - сурово наступил на ногу впередистоящего гражданина,.. гражданки,.. женщины,.. девушки.
Попавшая под мой испанский сапожок ойкнула от боли, обернулась:
- Что же вы делаете?
Я виновато выпалил:
- Извините, - глянул на ее ногу.
Бог мой, как же я так. Порвал ей колготки (или чулки, уж не знаю). И кожу, содрал кожу на ноге. До крови.
Поднимаю глаза. Девушка, увидев на своей ноге красные капли, побелела:
- Ужас.
Весь мой репортаж тут же испарился из головы. Я засуетился:
- Сейчас. Сейчас.
Хватаюсь за карман: бинт, платок, перевязать... Но когда у меня было что-нибудь подходящее для таких случаев при себе?
Девушка, овладев собой, лезет в сумочку. Достает лейкопластырь (и чего только нет в женской сумочке?).
Я протягиваю руку:
- Давайте помогу.
Она отстраняет:
- Спасибо, вы уже помогли.
Пытается сама залепить ранку, но она в таком месте, что проделать необходимую операцию без чужой помощи очень трудно.
Приседаю рядом. Беру из рук пострадавшей пластырь, заклеиваю ранку.
Встаю и еще раз извиняюсь. Сочувственно интересуюсь:
- Больно?
Она покачивает головой:
- Да уж, вы не пушинка. И такой сапог у вас... Хотя мне, наверное, повезло: могли бы и ногу сломать...
Естественно, чувствую себя очень виноватым:
- Но я же не хотел.
Тут она улыбнулась:
- Еще бы вы этого хотели. Вы же не маньяк какой-нибудь...
Да, я не маньяк. Вроде...
На этом мы как бы и замяли. Подошла ее очередь. Потом моя.
Купил свои лук и картошку, морковку. И виноград - на витаминный десерт, а также для спортивного плевания мелкими косточками в нехороших людей на экране телевизора.
Когда я двинулся на выход, девушка все еще была в магазине - возилась с сумкой: что-то перекладывала, утрамбовывала. Шагнула за порог буквально у меня под носом.
Я придержал дверь:
- Пожалуйста.
Она усмехнулась:
- Еще раз спасибо.
И тут же споткнулась. Чуть не упала в тамбуре.
Пришлось подхватить ее под локоть:
- Я не виноват.
Девушка снова усмехнулась:
- Что вы, я не думаю на вас. Просто день, видимо, такой...
Свел ее со ступенек:
- До дома сами дойдете?
Она кивнула:
- Дойду.
Я проводил ее взглядом. Немного прихрамывает. А ножки-то у нее ничего. Хотя на одной вон какая царапина. Но в целом весьма привлекательные. А еще красивые рыжие волосы. И вежливая какая. Пошутила, когда я ей на ногу наступил. Могла бы и обругать. Наверное, все по жизни легко переживает: "Просто день, видимо, такой..." Приятный голос...
Да, совсем недавно инцидент мог бы послужить прекрасным поводом для знакомства с этой привлекательной особой. Предложил бы ей поднести сумку до дома. Проводил бы. Слово за слово, пальчиками по столу...
Но сейчас мне нужна только работа. Пока вполне хватит и настенной Мерлин.
В общем, я тут же забыл о подранке. Весь ушел в работу над первой частью репортажа. Назвал ее "Весенний синдром". По времени года, когда неудержимо хочется.
Пишу и думаю, что рано ведь распрощался со всеми приснопамятными женщинами. Запечатлеваю буквы, но за ними вижу знакомые тела. Алена - девушка с распущенной косой. Галя - такая маленькая грудь и губы алые как маки. Копьегрудая Катя...
Три дня я писал, как угорелый. На четвертый проснулся почему-то без уже ставшего привычным рабочего настроения. Заметил вдруг, что постель моя как-то чересчур широка для одного. Тут же представилось рядом хорошенькое тельце...
Усилием воли я отогнал эротические видения. Умывшись и перекусив, усадил себя за стол. Пишу, пишу, пишу. Хотя темп упал, а слова подбираются с определенным трудом. Но я упорно продвигаюсь вперед.
А ночью мне приснилась Мерлин. Свет фонаря освещал ее в упор как прожектор. Ветер играл роскошными светлыми волосами, распахивал шубку, пробегал по рвущимся из-под белого платья груди и бедрам...
Что ж, утром я перевернул ее портрет лицом к стене:
- Прости, Мерлин. Но мне нельзя отвлекаться.
Вспоминаю свои озабоченные визиты, связанные с ними мысли и чувства. И пишу, пишу, пишу без остановки:
"Всех тянет в кровать или в кусты. Да, народ поголовно притворяется, что его не тянет, что у него не чешется. А мужики так глазами и клацают, а бабы так и вертят всем, что вертится. А на словах: "Думаю, конечно, в первую очередь о семье, о работе, о любви, о дружбе..." Ага, прежде всего всех заботит одно - хорошенькая случка.
Все только притворяются. Говорят одно, а чувствуют внизу - другое, теплое, разгорающееся. Самые убогие пытаются гасить свою страсть изнуряющими молитвами, садово-огородным истязанием, лекарствами, наконец. А нормальные люди просто следуют природе, которая, как известно, мудра, и если предписала человеку заниматься этим, то никуда не денешься - возьмешься за гуж..."
Пишу, а мужчина во мне проявляется все яростнее. Плоть вновь требует своего. Как и тогда, когда я был непосредственным героем своего репортажа.
Персонажи различных произведений в таких случаях рубят дрова, поднимают штангу, бегут трусцой по городскому смогу. Я же, покурив и окинув взором остатки своих продприпасов, подался по магазинам. Мясной, молочный, хлебный... Напоследок - в овощной.
Вышел из магазина и остановился. Поставив сумку с картошкой у ног, закурил. И тут же поймал себя на мысли, что жду чего-то. Или кого-то?
- А?
Я сплюнул и пошел домой.
На следующий день мне вдруг срочно потребовалась морковка. Мог бы, наверное, обойтись и без этого рыжего овоща. Но в перерыве между работой все-таки сбегал в знакомый магазин.
Остановившись на выходе, снова рассердился на себя. Стоило ли отвлекаться из-за этой рыжей морковки?
Но еще через день, когда я закончил работать над первой частью, мне вновь приспичило в овощной. На этот раз - за виноградом. Его продавали и в ларьке прямо у дома. Но я потащился к магазину.
И сдался:
- Стой спокойно. Кури. Может и увидишь своего подранка.
Я не понимал, почему, зачем хочу на нее посмотреть. Ведь та рыжая девушка, хотя и симпатичная, все же не "Мисс-столица". Да может эта овощная незнакомка вообще замужем? Я, ведь, глядя на ее икроножную царапину, и не подумал посмотреть на руку, на безымянный палец. А там вполне могло предупреждать обручальное кольцо.
Но все же решил: раз хочется увидеть, то увижу. Посмотрю издалека, успокоюсь и вернусь к работе. Меня ждет репортаж, часть вторая "С шашкой наголо!". А я вот жду ЕЕ.
Но выкурил шесть сигарет напрасно. Девушка не появилась.
Со злости я не ходил в овощной несколько дней. А когда снова пошел, то, купив картофана, отправился не домой, а по другим магазинам. Она же, как и я, питается еще чем-то, кроме овощей. Значит, так шанс наткнуться на нее будет выше.
Я крутил головой в магазинах, пока не вспомнил, что встретил ее в выходной день утром. А в другое время она ведь наверняка на работе. И тогда за покупками точно пойдет снова в субботу или в воскресение. Если, конечно, живет в нашем районе и не оказалась в тот день в овощном случайно. Мало ли что.
Так, сегодня среда. Я пропустил одни выходные. А до новых еще два дня. Что ж, работаем над второй частью.
Не знаю, что вдруг на меня нашло, но я писал с убежденностью, что закончить эту часть необходимо именно за эти два дня. Не позже. И я работал. Что-то жевал. Проваливался в черный квадрат сна. И снова писал, писал, писал. Про Любу, выставившую ребенка из квартиры на время "общения" со мной. Про красивый круп Наташки в фанерном домике. Про мокрые объятия с Русалкой в ванной:
"...Расстегиваю мокрую рубашку. Долго вожусь с прилипшим к ее телу, запутавшимся в мокрой майке лифчиком.
Да, в этой возне, в ожидании есть, конечно, свое удовольствие. В сухом бы виде раз-раз и готово к употреблению. А так томишься, изнемогаешь.
Наконец, мне на руки выпадают две приличные груди, по которым текут теплые струйки воды. Берусь за ремень ее брюк. Но она отводит мои руки. Начинает расстегивать мне джинсы. Долго-долго борется с железными пуговицами.
Наконец, расстегнулась одна. Вторая. Третья. Четвертая. Русалка опускается на колени и с трудом сдирает вниз задубевшие от воды джинсы. Зубами стягивает с меня трусы..."
Точка, точка, запятая... И еще страницы. И еще абзац. И еще точка. Большая. Вторая часть закончена.
Отваливаюсь на спинку кресла и гляжу на календарь, на часы - сегодня суббота, девять часов утра:
- Успел!!!
Я перевернул портрет Мерлин лицом к себе. Поцеловал ее в губы:
- У меня все получается. Я успел.
Снова отворачиваю Мерлин к стене. Влетаю в одежду. Спешу к овощному.
В магазине по быстрому беру пакет лука. Выхожу. Занимаю позицию в нескольких шагах от двери. Жду.
Она пришла на четвертой сигарете. Я увидел ее издали. Пригляделся.
Прошлый раз я ее как-то больше со спины оценил. А и спереди она красивая. Елки: грудь, как у Мерлин.
Говорю себе:
- Посмотрел? Живая. Топай...
Но я не ушел. Дождался, пока подойдет. Поздоровался:
- Добрый день.
Девушка узнала и улыбнулась:
- Здравствуйте, налетчик.
Я быстренько глянул на ее руку. Обручального кольца не было. Конечно, она могла его просто не надеть. И все-таки, все-таки...
Спросил:
- Вы в овощной?
Рыжая кивнула:
- Да. Вы тоже?
И я кивнул:
- Только что вышел. Хотел домой, но вижу вы. Решил поинтересоваться: как ваша нога?
Пострадавшая махнула рукой:
- Не беспокойтесь. Ничего серьезного. Царапина. Уже совсем зажила.
- Угу. Ну, тогда до свидания.
- До свидания.
Она зашла в магазин. Я переложил свой пакет из одной руки в другую и... не двинулся с места. Закурил еще одну. Так курить захотелось что-то.
Девушка вышла и изумилась:
- Вы еще здесь.
Что ей сказать? У нее в руках две сумки:
- Решил искупить свою вину. Давайте донесу до дому...
Она снова улыбнулась, как в самом начале сегодняшней встречи:
- Конечно, лучше поздно, чем никогда... Но спасибо, не нужно...
Пошла прочь. Я смотрел на ее прелестные ножки. Не нашел и следа от нанесенной мною раны. Потом перевел взгляд на плечи. Под тяжестью двух сумок в руках они заметно напряглись. Нет, не для таких тяжестей были созданы эти красивые плечи.
Я догнал девушку. Сунув свой пакет подмышку, взял ее сумки. Тяжелые.
Она выпустила:
- Здесь недалеко...
А я почему-то бросился оправдываться:
- Я в тот раз очень торопился. И потом у вас была только одна сумка... Да и подумал, вдруг вы женаты. Что подумает муж, когда увидит вас с незнакомцем...
Рыжая распахнула глаза:
- А вы думаете, я за это время успела развестись?
- Нет. Просто я думаю, что вы не замужем.
- Это почему же?
- Потому что будь у вас муж, то эти бы две сумки тащил он, а не вы, теперь я...
- Плохо вы знаете современных мужчин...
Я возмутился:
- Разве все мужчины поголовно плохие?
Она с усмешкой глянула на меня:
- Ну, конечно, бывают и исключения... Мы пришли. Давайте сумки...
Да, мы уперлись в дверь подъезда. Как-то быстро так дошли до этой многоэтажки. И я совсем не устал. И мог бы нести эти сумки хоть до конца следующего квартала. Но рыжая сказала:
- Спасибо. До свидания.
Я отдал сумки:
- До свидания.
Домой я летел, как на крыльях, держа в когтях пакет с луком. Хо-хо, ведь, написал уже две части - почти половину репортажа. И ее нашел. И теперь знаю, когда она ходит в магазин. Знаю дом, в котором она живет. Знаю, подъезд. Хотя, зачем мне это собственно знать?
Дома повернул Мерлин к себе. Она посмотрела на меня строго: да, зачем тебе собственно это знать? Что ей ответить:
- А черт его знает?
Я поцеловал Мерлин и извинился:
- Я больше не буду отворачивать тебя к стене. Прости, так как-то вот получилось. Мне до этой рыжей нет никакого дела...
Но думаю-то на самом деле по-другому. Так, до следующей субботы у меня есть целая неделя. Надо успеть написать побольше. Хорошо бы успеть всю третью часть "Как хочется чего-нибудь такого".
Итак, лук - на кухню. Себя - за стол. Пишу:
"...Катя затрясла головой:
- Что ты, что ты, с моим мужем это невозможно. Мы с ним только: я - снизу, он - сверху. Предложила как-то заняться даже не анальным или оральным сексом, просто поменяться местами, так он обалдел: "Кино насмотрелась, развратничать потянуло..." Как видишь, потянуло... Мне же интересно... А будь он со мной, как ты сегодня, я бы от него ни к кому не побежала. Он у меня замечательный человек. Только это - консерва.., консервативный..."
А после Кати - тоскующая без мужа Лена. Затем мстящая изменщику Валя. Марина с догом Мишей...
К вечеру пятницы я закончил третью часть. Поплевал виноградными косточками в голубой экран. Потом курил у окна. Смотрел сквозь двор. Завтра суббота. Мы ни о чем не договаривались с Ней. Но я знал, что мы увидимся. Почему? Зачем?
Я так и заснул с этими вопросами. И увидел до оргазма знакомый сон.
Мы вышли из кинотеатра. Прямо на Тверскую. Туда, где обитают быстрые машины. Они могут домчать нас, куда наши души и тела пожелают.
Я поднял руку, голосуя. А сам не отрывал взгляда от Мерлин. Свет фонаря освещал ее в упор как прожектор. Ветер играл роскошными светлыми волосами, распахивал шубку, пробегая по рвущимся из-под белого платья груди и бедрам. Сердце мое билось пламенным дизелем. Я сам хотел быть этим наглым теплым весенним ветром.
Мерлин улыбнулась:
- Мы едем к тебе?
Я как-то и не подумал о таком варианте:
- Ко мне? Может, лучше в твою гостиницу?
Она тут же безоговорочно прижалась:
- Нет, там репортеры, поклонники. В гостинице скучно. Хочу к тебе, мой милый русский.
- Ты хочешь ко мне...
Но у меня, у меня... У меня всего лишь однокомнатная малогабаритная квартира. И дело даже не в размере, а в том, что в ней никто не убирался с тех пор, как ушла Зойка. Там жуткая пылища. Там по углам и по креслам раскиданы грязные носки, рубашки, штаны и еще хрен знает что. Телевизор заплеван виноградными косточками. А кухня завалена заплесневевшими тарелками и сковородками, яичной скорлупой, сигаретными бычками в томате, оставшемся в консервных банках. А в ванной мутные брызги и потеки сверху донизу... Привести туда Мерлин?
- Я не могу... Это ужасно... Ты не представляешь, что это такое - берлога одинокого мужчины...
Но Мерлин закусила губку:
- Но я хочу, хочу "рашн экзотик". Зачем я летела сюда? Я хочу делать это в русской берлоге, с русским медведем...
Крыть было нечем:
- Хорошо. "Лет ит би..." Пусть будет так...
И мы обнялись и поцеловались. Я опустил руку. На грудь Мерлин. И тут же рядом взвизгнула тормозами машина:
- Куда вас?
- В Кунцево.
Авто рвануло с места. А я рванул что-то на Мерлин, прорываясь вглубь к теплому, к мягкому и упругому.
За минуты, которые мы мчались по затемненной Москве, я истискал ее сверху донизу, вдоль и поперек. Да и Мерлин не отставала - засунула мне руку в ширинку. Я аж застонал сквозь наши стиснутые губы. А шофер тут же тихо ржал.
Снизу пошло такое тепло, что я испугался опередить события, и отстранил ее:
- Подожди, Мерлин, не торопись.
Она сделала изумленные глазки:
- Но я хочу, хочу тебя.
- Здесь? - вздрогнул я.
Мерлин подтвердила:
- Да, здесь. Здесь, здесь...
- Полсотни баксов, - осклабился таксист, - не вопрос.
За Мерлин не жалко полсотни. Но заниматься любимым делом у этого типа на глазах, зыркающих на нас в зеркало заднего вида?
Я вгляделся в темноту улицы и облегчено вздохнул, увидев знакомый забор:
- Но мы уже подъезжаем, Мерлин.
Я внес ее благоухающую "Шанелью" в наш заплеванный и зассанный лифт. Чтобы она не промочила свое белое платье в зловонной слякоти, поднял повыше. На уровень трех букв, искусно выгравированных местным художником.
Ее локоны щекотали мою шею. Лифт тронулся. Быстрей, быстрей, а то ей приспичит прямо здесь, в зловонной клетке.
Мы вломились в квартиру. Я опустил Мерлин на пол. Она, видимо обезумившая от подъездных запахов, тут же ринулась к окну. Распахнула его. Наглый теплый весенний ветер рванул к ней под платье. Белое одеяние вздулось, раскрылось парашютом, обнажив ее ножки и трусики.
Я не дал платью опуститься. Без всяких причудливых прелюдий схватил и бросил Мерлин в свою несвежую постель.
- Лучше поздно, чем никогда, - сказала она без акцента, закатывая глаза и выгибая спину.
Я замер и вгляделся в лицо. Черт, это была не Мерлин - Рыжая...
Я проснулся. Несмотря на то, что в комнате было темно. Мне показалось, что Мерлин смотрит на меня со стены с укором. Снова заснул.
Рыжее солнце ударило в глаза и разбудило. Встал, не глядя в сторону портрета. Умылся. Позавтракал. Аккуратно оделся. Начистил туфли. Как будто в театр собрался, а не в магазин.
И она определенно тоже готовилась к "шопингу". Пришла в то же самое время. И одета, кажется, в этот раз как-то неуловимо особенно.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
Опять купила кучу овощей. Позволила донести сумки до подъезда. Тяжеленные. Но, как говорит Казимир, назвался Гераклом, полезай в упряжь.
В этот раз мы шли молча. Я удивлялся себе. Вот ведь, за последние недели соприкасался с таким безумным количеством женщин, а рядом с этой - на тебе робею. Как пацан в начальный период полового созревания.
Да: иду - молчу. И даже голову в ее сторону почему-то боюсь повернуть. Только глаза кошу. На ее лицо. На грудь. На ноги.
А она похоже вовсю разглядывает меня. До самого ее подъезда.
Прощаясь, спросил:
- А вы в другие магазины ходите?
Она кивнула:
- Конечно.
Я как-то очень серьезно поинтересовался:
- В какие и когда?
Она также серьезно рассказала:
- По... вторникам и четвергам после работы захожу в молочный. Хлеб покупаю как получится... А по субботам...
- В овощной.
- Да...
Мы пожали друг другу руки. Как школьники, которые еще никогда в жизни не обнимались, не целовались. Дела...
Нет, она, конечно, красивая. Но у меня были женщины и по-красивее. Но эта, эта какая-то... Какая?..
Простая? Да. Умная? Определенно. Раскрепощенная? Похоже. Самостоятельная? Да. Внимательная? Определенно. Игривая? Похоже... Заходя в подъезд, Рыжая обернулась и как-то так озорно на меня глянула...
Воскресенье и понедельник корпел над четвертой частью "Флирт ведут знатоки". Снова переживал приторговывающую собой Машу. Дочку-любовницу Соню. Фантазерку Игру:
"Флирт - это занимательнейшее занятие. Это детектив, это расследование женщины. Ты перезваниваешься с ней, встречаешься, следишь за жестами, словами, поступками, интонациями. И постепенно шаг за шагом раскрываешь ее суть, ее тайны, ее фантазии. Твой мозг постоянно работает, он увлечен познанием прекрасного. Твое тело напряжено, оно увлечено предвкушением..."
"Флирт ведут знатоки"... Лучше уж сказать "вели". Потому что мой нынешний флирт сам ведет меня. Куда? Не знаю. Но главное, что увлекает.
- Мерлин, что меня ждет?
Она, как обычно, мудро молчит.
Во вторник вечером иду к молочному магазину.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Давайте сумку.
- Пожалуйста. Но она не очень тяжелая...
И в четверг тоже иду к молочному. А в субботу - к овощному. Почти лечу. Наконец закончил четвертую часть репортажа. Работал над ней как-то уж очень медленно. Это потому, что отвлекался на Рыжую. В мыслях - очень часто. И наяву - во вторник, четверг. Мои магазинные походы напоминает уничтоженный в свое время график. Впрочем этот меня совсем не тяготит. Я не просто ждал, я предвкушал и вторник, и четверг. И больше всего субботу. Потому что в этот день будет и времени больше, и Марина (мы, наконец, познакомились) придет, никуда не торопящейся.
В субботу мы гуляли по дороге от магазина до ее подъезда. Так же, как во вторник и в четверг. Никаких кафе, ресторанов и т.д. Но нам не было скучно. Мы разговаривали, разговаривали, разговаривали. Оказывается с женщиной может быть приятно просто болтать о всякой всячине. И даже не один день.
Я рассказал ей все о себе. Почти все. И она мне тоже рассказала. Наверное, почти все. Марина работает в институте, где испытывают приборы для наладки компьютеров. Прилично зарабатывает. Ей тоже 29. Была замужем. Вздыхает:
- Целых два года. И, как говорят, закрыла для себя эту тему. Развелась и больше о замужестве даже и не задумывалась. Потому что от тех двух лет рядом с мужчиной осталось одно разочарование: вечно грязная обувь, грязные шутки, пустые бутылки от водки.
- Он пил?
- Да. Хотя до свадьбы за ним не замечалось. А потом началось. Сначала он втихую напивался, а потом как выпьет, так скандалы устраивать. Меня вдруг приревнует к фонарному столбу. Папу обидит или маму. Если бы только я страдала - это одно, а родители-то причем. Тем более, что они уже старенькие. Им теперь и по магазинам ходить сложно, поэтому я за всем бегаю...
До развода они жили все вместе в этой квартире ее мамы и папы. В этом самом подъезде, до которого мы гуляли. Потом отставленный муж съехал.
Прощаясь и отдавая сумку, я пошутил:
- И не скучно сейчас одной в своей комнате?
Марина кивнула:
- Скучно. И что?
Я замялся:
- Да ничего.
А в уме ругал себя. У человека жизненная драма была, а я ему шуточки на раны сыпать.
Она все смотрела на меня, и я выпалил вдруг:
- Если скучно, то приходите ко мне в гости. Я живу один без папы и мамы.
Марина улыбнулась:
- Хорошо. Когда?
- В... в воскресение.
- Завтра?
- Завтра? Да...
- Договорились. Во сколько?
- Как вам удобно.
Я дал ей адрес, телефон, рассказал, как лучше дойти. Мы оговорили и время.
- До завтра.
- До завтра.
Я возвращался домой, как пьяный заяц вприпрыжку. Завтра Марина будет у меня.
Входя в квартиру, однако, задумался: а что скажет Мерлин? И что это я вообще решил девушку к себе пригласить? Ведь это было не в моих принципах. Но как-то само собой пригласилось. И я не жалел об этом.
- Ты слышишь, Мерлин? Я не жалею. Завтра Марина будет у меня.
Завтра!? Но что она увидит у меня дома. Когда я последний раз прибирался? Я... Последний раз прибиралась Зойка. И был тот аврал до этой эры.
А времени у меня в обрез. Но я должен успеть навести чистотайд.
Да, это была еще та задачка: убрать все завалы газет, маек, брюк, банок и бутылок, помыть всю посуду, перестирать барахло. А еще отодрать от кухонных стен и телевизионного экрана десятки виноградных косточек. Вот ведь, присохли как на суперклее.
Закончил уборку заполночь. Принял душ и уснул сном блаженного. И мне абсолютно ничего не приснилось. Удивительно. Она пришла.
Мы сидели и пили чай на кухне. Было немного неловко. Оба - достаточно взрослые люди. Мы знали, чем эта встреча кончится. Но хотелось, чтобы все, что должно случиться, случилось как бы неспециально. И мы оттягивали развязку. Делились друг с другом страшными тайнами.
Смеясь, я поведал Марине о том, как ходил по разным магазинам, как искал ее, оправдываясь перед собой, что ищу на самом деле картошку, мыло, сосиски, сметану...
Она, также смеясь, рассказала, что, когда у нее были две тяжелых сумки, и я помог их донести, то большая часть овощей была соседской. Старуха из квартиры напротив попросила купить. А в следующую субботу Марина сама помочь соседке напросилась, чтобы сумки опять были тяжелыми - она была уверена, что встретит меня. И потом еще:
- Старушка мне уже говорит: "У меня картошка еще с прошлой субботы не кончилась. А я ей: "Давайте капусты куплю". Она не хочет. Я тогда к соседке снизу бегу, с ней договорилась. Так что ты овощи почти на весь подъезд доставлял. И по графику можно сказать. Помнишь, ты спросил в какие магазины и когда я хожу? Я до этого ходила как придется. А потом по тем дня, как тебе сказала. Чтобы мы точно встречались...
Постепенно напряжение нас оставило. И я почувствовал, что мне становится как-то необычно хорошо, что все вокруг наполняется чем-то неуловимым, тем, наверное, что называют уютом.
Ни с Зойкой, да и ни с какой другой женщиной я такого никогда не испытывал. А Марина как будто всегда была здесь, рядом со мной. Почему? Не знаю. Но это именно так, так...
Я встал. И она встала. Мы обнялись. И поцеловались. Просто. Естественно. Марина осталась у меня...
Вот уже несколько дней мы живем вместе. Покупаем и относим продукты, лекарства ее родителям, но обосновались в моей квартире. Перенес сюда две больших сумки с вещами Марины. Жду ее с работы и корплю, корплю над пятой частью репортажа:
"...Очередь тем временем слегка качнулась вперед, и я автоматически делаю шаг следом. Но что-то там у прилавка изменилось, и все отпрянули на прежние места. Я же, занятый своими мыслями, задний ход дать не успел - сурово наступил на ногу впередистоящего гражданина,.. гражданки,.. женщины,.. девушки.
Попавшая под мой испанский сапожок ойкнула от боли, обернулась:
- Что же вы делаете?.."
Звонок в дверь - Марина вернулась:
- Ю-би-ду-би-да!..
Ужинаем вдвоем за столиком в комнате. Со свечами и красным вином. И снова говорим. И раскрываем все новые тайны. Наконец, рассказываю ей, что скоро закончу работать над одним оч-чень интересным репортажем. Киваю на стену:
- Не ревнуй, но посвящу его Мерлин.
Марина долго смотрит на портрет. Потом лукаво спрашивает:
- Тебе нравится Мерлин?
Я серьезен:
- Да. Очень...
Марина подскакивает, как бесенок:
- Ха. Хочешь сюрприз? Выйди-ка на кухню.
Выхожу. Курю. Что это она придумала? Я же всегда с опаской относился к слову "сюрприз". Но Марина пока дарила мне лишь приятные впечатления. Так что надеюсь...
Кричит:
- Заходи.
Вхожу в комнату. И колени мои вздрагивают. Боже, Мерлин в своем воздушном платье распахивает балкон. Наглый теплый ветер рванул к ней под платье. Белое одеяние вздулось, раскрылось парашютом, обнажив ее ножки и трусики.
Я не даю платью опуститься. Без всяких причудливых прелюдий хватаю и бросаю Мерлин в нашу чистую постель.
- Да, - говорит она без акцента, закатывая глаза и выгибая спину.
- "Йес", - почему-то шепчу я, стягивая с нее последнее препятствие.
Я вонзаюсь в нее турецким ятаганом. Всхлипывает пенсионер-диванчик. И тут же ее томное:
- Да...
И мое общеобразовательное:
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
Я чувствую, как внизу, где-то глубоко внутри живота начинает теплеть. Там формируется горячий шар. С каждой секундой он становится все больше и больше. Он сладко жжет и давит. И давит, давит. Еще немного и огненный шар вырвется на волю вулканом, фейерверком, фонтаном кайфа.
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
Нас сотрясает почти одновременно...
Мы лежим вне времени, вне пространства. Пять минут? Десять? Час?..
Сознание возвращается. Голова начинает соображать:
- Но Мерлин?
Марина смеется:
- Она мне всегда нравилась. В детстве я очень хотела быть похожей на нее. Когда подросла, даже красилась в блондинку. А в этот Новый год у нас на работе был карнавал. И я сшила себе это платье, купила парик. Тебе понравилось?
- Очень.
Марина опустила мне голову на грудь. Сказала негромко:
- Знаешь, а ты немного похож на моего любимого актера. На Алека...
Жму плечами:
- Да, ну?
Приподнимается. Водит пальцем по моему лицу:
- Точно, точно. Нос, губы...Тебя еще только во фрак одеть.
- Нет ничего проще. Вот допишу свой репортаж, получу гонорар, раздам долги, а на остаток мы пойдем покупать мне фрак...
Опять смеется:
- Ловлю на слове. Обещаешь?
- Обещаю...
Утром, проводив Марину на работу, снова сажусь за пятую (последнюю?) часть репортажа:
"Нас сотрясает почти одновременно... Мы лежим вне времени, вне пространства..."