— Спасибо, бабушка. Я все понял. Примем меры.
Ледогоров повернулся и зашагал прочь. Вслед неслись проклятия в адрес семейства Петровых.
Подвальная дверь оказалась изнутри привязанной толстой веревкой, что свидетельствовало о присутствии жильцов. Он сильно постучал в обитую жестью филенку.
— Хозяин, открывай! Тебе привет от участкового Коровина!
Внутри кто-то осторожно задвигался. Шелест шагов приблизился к двери. В приоткрывшейся щели Ледогоров увидел внимательно изучающий его темный глаз.
— Удостоверение предъявите, пожалуйста.
Ледогоров хмыкнул и достал «корку».
— Неприкосновенность жилища — это святое.
Он подумал, что еще полгода назад — просто бы вышиб дверь ногой. Хозяин или не уловил иронии, или сделал вид, что не заметил. Он секунду изучал удостоверение, затем завозился у дверей, отвязывая веревку.
Внутри было прохладно и на удивление чисто. Подвал был сухим, без труб, с земляным, выметенным полом. У стены стояла раскладушка, покрытая солдатским одеялом. На стареньком столе сложена мытая посуда. В дальнем углу электрическая плитка, от которой тянутся к потолку провода. «Мурлыкающий» приемник висит на вбитом в стенку гвозде.
— Садитесь, пожалуйста.
Хозяин указал на потертый стул с ножками из алюминиевых трубок, а сам опустился на раскладушку. Он был подстать своему жилищу — не похож на других бомжей. Выбритый, причесанный, в штопанной, но чистой фланелевой рубашке и серых брюках.
— Я из уголовного розыска, — Ледогоров достал сигареты, — мне Коровин Валентин посоветовал с вами поговорить.
Он почему-то не смог сказать этому «бомжу» «ты».
— Пожалуйста, — кивнул хозяин, — только смогу ли я вам помочь. Темно уже было, да и из подвала плохо видно.
Ледогоров закурил.
— Вас как зовут?
— Петр Николаевич. Можно Петр.
— Меня Саша. — Ледогоров затянулся и невольно поискал глазами, куда стряхнуть пепел. Мусорить в этом подвале не хотелось. — Давайте все сначала.
— Баночка для окурков у стены. — Махнул рукой хозяин. — Ну, если с начала, то с начала.
Он поднялся и подошел к окошку, начинающемуся на уровне его глаз. Ледогоров подумал, что иные офицеры позавидовали бы выправке этого странного «бомжа».
— Я уже спать лег, даже задремал, когда они подъехали. Такая жизнь, — он обвел подвал рукой, — вообще учит спать чутко. А тут — рев двигателя, скрип тормозов и все это — прямо над головой. Они курили и ругались. Я чувствовал запах сигарет. Говорили по-грузински. Один молодой, другой постарше. Молодой «наезжал» на второго. Тот нервничал и огрызался.
Петр Николаевич отошел от окошка.
— Я решил пойти…
— А почему именно по-грузински? Вы понимаете этот язык?
Хозяин усмехнулся.
— Ну, сказать, что понимаю — не могу. Но отличить от другого — вполне. Я когда-то служил в Поти. Так вот, я решил пойти к другому окошку. — Он кивнул в глубину подвала. — Там дом делает поворот и оно было как раз напротив машины. Я хотел посмотреть, кто это и не опасны ли они для меня. Мало ли что.
Он помолчал секунду.
— На полпути я услышал выстрелы. Сначала револьверные, потом из ТТ. Я …
— Стоп! Стоп! Стоп! — Ледогоров помахал рукой. — Вы еще и выстрелы различаете?
Петр Николаевич улыбнулся. Грустно. Одним уголком рта.
— Я когда-то был военным инструктором по стрелковому оружию. В Сирии, потом в Ливии. Майором, как и вы.
Он налил себе воды из пластмассовой бутылки.
— В общем, я ручаюсь: ТТ и револьвер большого калибра. Я домчался до окошка и увидел, как с крыши «мерседеса» спрыгнул парень и побежал в сторону арки. Левой рукой он придерживал правую за кисть.
Ледогоров встал и тоже подошел к окошку. На уровне его глаз пушистый серый котенок гонял по горячему асфальту пачку из-под «Винстона».
— В руках у него было что-нибудь?
Петр Николаевич пожал плечами.
— Самое темное время. Трудно разглядеть. Только силуэты и видно.
— Про руку-то увидели.
— Это когда он в полосу света от окон вбежал.
Котенок остановился и уставился на Ледогорова умными зелеными глазенками.
— А дальше?
— Дальше? Дальше из-за руля вывалился толстый мужчина и швырнул что-то в мусор. Я слышал, как ударило в железный край бака. После он начал стучать в окна и кричать…
— «Позвоны в скорую! Мылицыю нэ надо!» Это я знаю. — Ледогоров отвернулся от окна. — Узнать не сможете?
— Кого? Убежавшего? Нет, я же говорю…
— Понял. Спасибо. — Ледогоров замешкался на секунду у входа.
— Кстати, — Петр Николаевич коснулся его плеча. — Я утром посмотрел на «мерседес», так я его раньше видел. Больно номер приметный — 222.
— Где? Здесь во дворе появлялся?
— Нет. Я подрабатываю на «Московской-Товарной» и видел, как он заезжал на территорию. Несколько раз.
Ледогоров протянул Петру Николаевичу руку. Ладонь у того оказалась крепкой и широкой.
— Спасибо еще раз. Вы очень помогли. А можно личный вопрос?
— Водка, Снова печально улыбнулся Петр Николаевич. — Только водка. Когда человек опускается, в этом всегда виноват только он сам. Подняться вновь — почти не возможно. Я поздно это понял. Я угадал ваш вопрос?
На дворе поднялся ветер. Горячий и пыльный, он нес по земле обрывки газет и обломки веток. Прохожие отворачивались, защищая ладонями глаза. Небо приняло ядовито-синий оттенок. Котенок куда-то спрятался. Ледогоров оглянулся на подвальные окна и двинулся к ближайшей из парадных.
— Привет! — Ледогоров помахал Ксении. — Сделай сосиски с картошкой. И кофе, конечно.
Он рухнул за столик напротив Югова. Лицо того раскраснелось от валящего из тарелки пара.
— Как ты можешь есть это в такую жару?
— С аппетитом.
— Описал эпицентр взрыва?
— Как положено.
Ксения принесла кофе и сосиски, обильно политые кетчупом. Югов доел харчо и вытер салфеткой вспотевший лоб.
— Ты-то откуда? Его превосходительство тобой интересовался.
Ледогоров фыркнул.
— А он не помнит, что сам повесил на меня стрельбу на Некрасова! Я повторный обход делал.
Югов закурил.
— По-моему, он просто ищет повод к тебе прицепиться.
— Ну и черт с ним! — Ледогоров отломил кусочек упругой сосиски. — У нас с ним давняя любовь.
Югов пожал плечами.
— Смотри, аккуратней — подставит.
— Да и хрен с ним! Наконец уйду и буду жить нормально.
Кофе почти остыл и казался противно-теплым. Югов покачал головой каким-то своим мыслям и почесал жесткую пшеничную бороду.
— Это звучит лучше, чем есть на самом деле. Чего тогда сам не уходишь?
— Созреваю, — Ледогоров быстро доел пюре и потянулся за сигаретами. Пот, стекая со лба, противно щипал глаза.
— Все так думают, — улыбнулся Югов. — Впрочем, ладно. Накопал что-нибудь?
— В принципе — ничего. Разборка между «черными». Стрелок молодой, возможно, раненый в руку. Убежал на Басков. Вот и все.
Югов затушил сигарету в пепельнице и залпом допил свой сок.
— Да, не густо. А какой это дом по Баскову?
Ледогоров напряг память.
— Где-то угол с Радищева. А что?
Югов поднялся и снова почесал бороду.
— Хрен его знает. В доме напротив, на лестнице, малолетки тусуются. На подоконнике второго этажа. Я их гонял пару раз, «земля»-то моя. Окно на Басков выходит. Может, видели чего…
Он наморщил лоб.
— Юрка-«Шульц», Димон-«Джип», Светка Туманова и другие. Они там каждый вечер. Потереби их.
Ребята в углу перешли с пива на коньяк. Нос Ледогорова безошибочно определил поплывший по кафе аромат. Горло сдавил знакомый спазм. Замутило. На языке появился кислый привкус. Он торопливо сунул в рот новую сигарету и, махнув Ксении рукой, вышел под жгучее белое солнце, устало опускающееся за линию серых питерских крыш.
— Нет. Завтра собираюсь. — Ледогоров уставился на обвисший за окном тополь. Он знал, что Артур врет. Какое дело начальнику РУВД до заурядной разборки между кавказцами. К тому же без трупов. Ежедневно в районе «зависает» пять-десять «глухарей». На контроль ставятся только наиболее серьезные. Югов был прав. Артур целенаправленно готовил его «под слив».
— Ну вот! — Вышегородский картинно бросил ручку на стол. — Потерпевший двое суток не опрошен, а ты занят черте чем!
— Я повторный обход делал.
Ледогоров продолжал играть отведенную ему в этом спектакле роль. Все опера, сидящие на «сходке» понимали, что происходит. Вышегородский знал, что они понимают. Тем не менее все продолжали играть. Так было в милиции принято годами. Любой руководитель знает, в силу каких объективных причин его подчиненные не имеют возможности добиться результата, но он должен ругаться и «наезжать» на них, а они оправдываться и исправляться. Все это не влечет за собой никаких последствий, если только нет особой цели. Кого-то «слить».
— Кому нужен повторный обход, когда потерпевший не опрошен?! — голос Артура просто сочился справедливым негодованием. — А если он умрет?
— Не умрет. — Ледогоров считал листья на ближайшей к окну разлапистой ветке. — У него ни одного проникающего.
— Скажите, пожалуйста! — Артур закатил глаза. — Ты у нас еще и врач! Чтобы завтра до обеда потерпевший был опрошен! Ясно! Доложишь мне лично!
— Ясно. — Ледогоров пожал плечами. — Все равно он правды не скажет. И, — он отвернулся от окна и посмотрел на Артура, — не ори на меня больше.
— Я не ору, — голос Вышегородского «съехал», — я просто удивляюсь, что такой опытный сотрудник как ты, Саша, допускает такие промашки.
Ледогоров усмехнулся про себя. Когда он пил, Артур предпочитал вообще не замечать его выкрутасов, опасаясь получить по морде. Теперь же он всячески старался расквитаться за тот период, хотя временами страх и напоминал о себе.
— Да сделаю я все. Сказал же.
Небо за окном наливалось фиолетовыми чернилами. Тополь нервно вздрагивал под порывами горячего ветра и жалобно царапался веткой в окно.
— Свободны все. — Артур откинулся в кресле. — Завтра не опаздывайте.
— Где?
Ему показалось, что ее глаза блеснули испугом.
— На дворе. Курит.
Сгрудившиеся у прилавка покупатели не давали возможности пройти через магазин. Он вышел на улицу и свернул в арку. Крепчающий ветер оставался горячим как в пустыне. Небо продолжало грозно темнеть.
Юлька сидела на ящике, завернувшись, как в сари[6], в неизменный белый халат. Он тихо подошел сзади и положил ладони ей на плечи. Она взвилась как кошка, которой наступили на хвост.
— Ты ?!!
От неожиданности он даже отпрянул.
— Не делай так никогда больше! — Она почти кричала, толкая кулачками его в грудь. — Я ненавижу, когда меня пугают!
Он увидел, что глаза у нее красные и вспухшие. Она вдруг резко успокоилась и прижалась к нему. Он погладил ее по голове.
— Что стряслось?
Она отстранилась, вытерла глаза и достала сигарету.
— Ничего. Производственные проблемы.
Он дал ей прикурить.
— Опять?
Она промолчала, выпуская порциями сизый табачный дым. Он протянул руку и, взяв ее за подбородок, развернул к себе лицом.
— Опять, я спрашиваю?
Она кивнула.
— Теперь я воровка! Ящик коньяка украла!
Он тоже достал сигарету и улыбнулся.
— Ну, ты и пить! Коньяк-то хороший?
Она прыснула.
— Отстань! Не до шуток. Коробка «Камю» пропала. Ее два дня назад привезли и поставили у Софьиного кабинета. Сегодня она приехала, а там пусто.
— Ты-то здесь причем?
— Она говорит, что я, как старший продавец, должна возместить стоимость. А это моя годичная зарплата.
Ледогоров бросил окурок.
— Чушь какая-то!
Юлька кивнула.
— Конечно, чушь. Софья меня ненавидит — вот и докапывается. Бесит ее, что я ей жопу не лижу. Еще бандитами пужает!
— Че-го? — Ледогоров обнял ее за плечи. — Я все же с ней поговорю.
— Не надо, — Юлька погладила его по щеке, — Егор Викторович приедет из отпуска и я ему расскажу. Он меня любит, а он все-таки хозяин.
— Когда он возвращается?
— Через неделю где-то.
Он поцеловал ее.
— А если бандиты?
Она улыбнулась.
— Ты же меня защитишь?
Он щелкнул ее по носу.
— Конечно. Софья про меня знает?
— Нет, она же пришла, когда ты уже здесь не халтурил.
Из дверей магазина высунулась Ленка.
— Юль! Встань за прилавок! Я писать хочу!
Ветер шуршал песком по выгоревшим стенам двора.
— Ой, скорее бы грянуло! Мочи нет дышать!
В холодильнике он обнаружил пару котлет и готовый салат из помидор. Поев, тщательно вымыл посуду и упал на тахту перед телевизором. Что-то бубнили придурковатые ведущие ток-шоу, взрывали машины крутые американские копы, умничала скучная всезнайка Каменская. Он нашел какую-то «музыкалку», встал и скользнул взглядом по книжной полке. Ничего не привлекало. Юлька работала в ночь. Он сварил кофе. Духота сгущалась, становясь все более и более ощутимой. Голова оставалась пустой и гулкой как чугунный шар. Он допил черную, горячую жидкость и снова выглянул в окно. Подумав, отыскал среди Юлькиных вещей розовый, несуразный зонтик, оделся и вышел за дверь.
Несмотря на не позднее еще время народу на улицах было мало. Ожидание неминуемой грозы разогнало людей по квартирам. Редкие прохожие спешили мимо, поминутно оглядываясь на небо. Торопливо проносились блестевшие фарами автомашины. На Баскове было еще безлюднее. Притихли пустующие дворы. Тревожно косились желтыми зрачками окон старые усталые дома. Город настороженно затаился в ожидании ненастья.
Ледогоров осторожно отворил дверь парадной и прислушался. Тихо. Только еле слышная возня в глубинах квартир. Он поднялся на второй этаж. Большое окно выходит как раз на арку нужного двора. Вся стена исписана названиями рок-групп и разрисована эмблемами футбольных клубов. Он аккуратно приоткрыл дверцу коробки электросчетчиков. Обычных для такого места шприцов и использованных игл не было. Он внимательно осмотрел замусоренный радиатор парового отопления. Ничего, кроме окурков и пакетиков из-под чипсов. Может, не балуются, а может, прибирают за собой. Надо было спросить у Югова. Ветер ударил по треснувшему стеклу. Оно противно скрипнуло. Ледогоров вышел на улицу и поежился. Заботливо собранные вихрем по всему городу песчинки больно кололи незащищенные руки и лицо.
В отделе было тихо. Дежурный, Костя Новоселец, приветливо помахал из-за толстого «аквариумного» стекла.
— Саня! Увидишь там Хохмачева — пни его! Заявка по краже висит, а он трубу не берет!
На этаже Ледогоров сразу, же услышал раздраженные голоса. Говорили на повышенных тонах, причем сразу несколько человек. Замешкавшись у двери с кодовым замком, он различил знакомый басок ушедшего в УБНОН[7] Сергеева и вторящий ему фальцет дежурящего сегодня Ромы Хохмачева. Сергеев был из «деловых», постоянно «крутился», умел угодить начальству, никогда не испытывал недостатка в деньгах. Рома, будучи полной бездарностью во всем, начиная от оперативной работы и заканчивая получением «левых» денег, смотрел на него как на бога. Проходя к своему кабинету, Ледогоров бросил взгляд в приоткрытую Ро-мину дверь. Чернявый мужчина средних лет, в съехавшем на бок галстуке испуганно взирал на нависшего над ним Сергеева, играющего татуированным бицепсом. Хохмачев перегнулся через стол и несильно дернул его за воротник.
— Так в какие сроки будем отдавать? — Сергеев потер ладонью могучую шею. — Не слышу? А?
— Вы понимаете? — мужчина перевел дух, продолжая коситься на его руки. — Товар еще не продан, и я не отказываюсь…
— А меня не мнет ни разу, продан он, или нет! — Сергеев положил свою ручищу мужчине на плечо. — Через два дня деньги должны быть у Аслана!
— Да, через два дня! — поддакнул Хохмачев. — Или наркотики в карман и в зону.
Ледогоров кашлянул.
— Рома, ты бы позвонил в дежурку. Там кража висит.
В кабинете он зажег свет, открыл сейф и, достав папку с документами, принялся заполнять бланк постановления на заведение ОПД. Где-то далеко за окном послышались первые раскаты грома.
Дверь отворилась. Широко улыбающийся Сергеев, не спрашивая плюхнулся на пустующий стул Юрки Громова и извлек из кармана пачку «Парламента».
— Будешь?
— У меня свои.
Сергеев прищурился.
— Мужик совсем оборзел! Взял у знакомого товар на реализацию и «звиздец». Приходится помогать.
— Бывает. Ледогоров не отрывался от заполняемого бланка.
— А чего прикажешь делать?! — Сергеев вдруг начал заводиться. — Законов нет, деньги можно тырить безнаказанно. Если не вписываться, то они все скоро пойдут друг другу глотки резать!
— Правильно, — Ледогоров кивнул, — профилактика — это свято!
— Иди ты! — Сергеев стукнул по столу. — Чего ты бычишь?! Я же в твои дела не лезу!
Ледогоров поставил под постановлением свою размашистую подпись и наконец поднял глаза.
— А я лезу? Ты чего, Шура, перегрелся? Ты пришел ко мне в кабинет. Объясняешь чего-то. Наезжаешь на меня! Мне по хрену, чем вы там занимаетесь! Ко мне только не лезьте.
Сергеев встал и наконец закурил. Казалось, он сам неожиданно понял нелепость ситуации.
— Ты всегда смотришь так, — он с силой затушил в пепельнице почти целую сигарету, — как на «врага народа». А я чего, граблю кого? Или чужое отнимаю? Если этот урод и вправду должен. А себе… Так я тоже хочу, чтобы моя семья сытно жила. Будто я один. Генералы наши, вон — на «лимонах» крутятся. Я, кстати, уже пятнадцать лет в «ментовке».
Ледогоров бросил документы в сейф.
— Слушай, я смотрю, как умею, — он повернул ключ в замке и поднялся. — А ты чего не уволишься? Простор для деятельности — ешь, не хочу.
Сергеев усмехнулся. Получилось криво.
— Дурак! Кому мы там нужны.
Дверью он все-таки не хлопнул.
Идя вниз по лестнице, Ледогоров думал о том, что, крышуя над мелкими наркодилерами, Сергееву грех корчить из себя несчастного, о том, что Сергеев никогда не уволится, так как лишится своей главной кормилицы — милицейской «ксивы» и о том, что «Сергеевы» будут всегда лучше жить, чем такие идиоты, как он сам.
Когда он спустился, в проеме открытой двери ослепительно ярко блеснуло, тяжелый молот прошелся по нескончаемым питерским крышам, и на город рухнула долгожданная лавина воды.
— Димон! Оставь курнуть!
— Сгоняй лучше! Дождь уже кончился!
— Ломно!
— Маш! Дай тушь, а то у меня глаза «поплыли».
Их было пятеро. Трое пацанов и две девчонки. Всем от четырнадцати до шестнадцати. На подоконнике несколько бутылок «Специального» и пакет чипсов.
— Привет!
Пять пар глаз смотрели, если не враждебно, то настороженно. У детей большого города всегда не самый приятный опыт уличных знакомств.
— Старший кто?
Плотный, стриженный парень в футболке с надписью «Нирвана» стряхнул с брюк крошки от чипсов. Все выжидательно притихли.
— Ну, допустим, я.
Ледогоров показал «ксиву».
— Пошли на улицу, покурим. Поговорить надо.
Парень степенно слез с подоконника и с независимым видом начал спускаться по лестнице. На середине он обернулся к остальным.
— Ну, пишите письма.
Ледогоров усмехнулся.
— Димон! Не колись! — хихикнул сверху кто-то из девчонок.
На улице было свежо. По водосточным трубам с веселым журчанием сбегали на асфальт остатки недавнего ливня. Блестели лужи. Ледогоров увернулся от стремящихся стукнуть по темечку капель и достал пачку «Винстона».
— Угощайся.
Парень с чувством собственного достоинства взял сигарету и щелкнул дешевой китайской «псевдозиппой». С минуту оба молча глубоко затягивались. Затем Ледогоров спросил:
— Ты «Димон-Джип»?
Парень посмотрел на него с плохо скрываемой неприязнью.
— Это у вас, в «ментовке». А вообще я Дмитрий Васильевич Солодов, проживаю: Басков, 36, квартира 44.
Ледогоров развел руками.
— Извини, Дмитрий Васильевич.
— Ничего. Я привык.
Разговор явно не клеился. Ледогоров вздохнул и прикурил одну сигарету от другой.
— Слушай, Дима! Я не собираюсь здесь особо перед тобой выеживаться. Я тебе ничего плохого не делал. Позапрошлой ночью вон в том дворе была перестрелка. Преступник выбежал через эту арку. Я пытаюсь его найти. Можешь мне помочь — спасибо. Нет — разошлись и забыли.
Повисла пауза. Утробно булькали, падая в лужи, срывающиеся с краев крыши капли. С противным дребезжанием протарахтел мотоциклист.
— Вы-то не делали… — буркнул себе под нос Солодов, выбрасывая сигарету. — Да мы и не разглядели его вовсе.
Ледогоров молчал, выпуская кольца дыма.
— Мы только пришли, — продолжил Солодов, — открыли пиво, вдруг — бах, бах. Мы к окну. Смотрим — чувак выбежал, прыг в «тачку» и свалил. Мы спустились, а во дворе уже менты. Только все равно его никто не узнает. Темно было.
— Чего к милиции не подошел?
— Я ментам не помощник. А можно еще сигарету?
Ледогоров усмехнулся.
— Держи. Машина какая была?
Сигарета попалась сырая и Солодов с трудом «растянул» ее.
— «Копейка», по-моему, зеленая. — Он отошел на шаг от дверей и задрал голову. — Шульц, в какую «тачку» мужик после пальбы позавчера прыгнул?
— В «единичку» зеленую!
— В синюю! Я тоже видела! — сверху высунулась девичья голова. — Я видела!
— Закройся! — Солодов махнул рукой. — Не слушайте ее. Она уже пива насосавшись была, а она после первой бутылки белый от черного не отличит.
— Спасибо! — Ледогоров протянул руку. — Номер или какие-нибудь особенности не запомнил?
— Не, — Солодов помотал головой, — плохо видно было.
— За руль сел?
— Да нет. Вроде справа. Точно справа.
— А повернула машина куда?
Парень помешкал, разглядывая свои руки и что-то прикидывая в уме.
— Налево, — наконец определился он. — Точно налево, к Кирочной.
— Спасибо, — повторил Ледогоров и достал свою почти полную пачку « Винстона». — На, оставь себе.
— Спасибо. У меня есть деньги. Я куплю.
— Как хочешь. А почему все-таки «Джип», Дима?
Лицо Солодова снова помрачнело.
— Я с пацанами «забился», что девчонку одну на джипе прокачу. Ну, сосед наш, «новый русский», с сорок девятой квартиры, попьяни ключи от «Монтеры» в замке оставил. Я по двору кружок и крутанул. Причем сам ему ключи и принес. А он побежал на Чехова и заяву накатал. Меня на учет поставили, как лидера группы угонщиков, специализирующейся на джипах. Кличку присвоили, раструбили везде. Уже на Литейный, в угонный отдел, три раза таскали. А я, кроме этого раза, за рулем только на ЗИЛе сидел, в школе на УПК[8].
Ледогоров рассмеялся.
— Знакомая история. Ладно, не грусти, постараюсь помочь.
Солодов махнул рукой.
— Ладно, все равно забудете.
Скрипнула за ним дверь парадной.
Несмотря на поздний час, облегчившееся дождем небо стремительно прояснялось. Улицы неожиданно начали наполняться гуляющим народом. Изможденные пыльной духотой горожане спешили глотнуть свежего, прохладного воздуха. Ледогоров задумчиво остановился на Радищева. Если машина свернула налево, то значит, скорее всего водитель домчался до Кирочной, а там, что на Литейный, что на Суворовский — все пути открыты. Сколько в городе зеленых копеек. До пенсии можно проверять. Он посмотрел на часы. Полдвенадцатого. Спать не хотелось, а значит, идти домой не было смысла. Он задумчиво побрел по Радищева. Послегрозовая прохлада приятно щекотала спину. На углу с Кирочной зазывно сверкало уютными огнями бистро. Хотелось зайти и выпить кофе, но, мысленно пересчитав деньги в кармане, он передумал. Как всегда, кольнула противная мысль: «Дожил — лишний раз кофе не попить». На Кирочной было оживленней. Шуршали автомобили. Как огромный, светящийся изнутри жук, полз запоздалый троллейбус. Ледогоров остановился. Он не знал, куда идти. Охватило пронзительное чувство полного отчуждения от окружающих. На перекрестке, у тротуара стояла «гаишная» машина. Высокий, здоровый лейтенант разбирался с выглядывающей из темно-синего БМВ жгучей брюнеткой. Оба улыбались. Ледогоров остановился и посмотрел на оставшуюся за спиной улицу Радищева. «Гаишник» покосился на него, еще раз сказал что-то девице и козырнул. Она улыбнулась еще шире и рванула с места. Ледогоров достал «ксиву» и подошел ближе.
Ледогоров повернулся и зашагал прочь. Вслед неслись проклятия в адрес семейства Петровых.
Подвальная дверь оказалась изнутри привязанной толстой веревкой, что свидетельствовало о присутствии жильцов. Он сильно постучал в обитую жестью филенку.
— Хозяин, открывай! Тебе привет от участкового Коровина!
Внутри кто-то осторожно задвигался. Шелест шагов приблизился к двери. В приоткрывшейся щели Ледогоров увидел внимательно изучающий его темный глаз.
— Удостоверение предъявите, пожалуйста.
Ледогоров хмыкнул и достал «корку».
— Неприкосновенность жилища — это святое.
Он подумал, что еще полгода назад — просто бы вышиб дверь ногой. Хозяин или не уловил иронии, или сделал вид, что не заметил. Он секунду изучал удостоверение, затем завозился у дверей, отвязывая веревку.
Внутри было прохладно и на удивление чисто. Подвал был сухим, без труб, с земляным, выметенным полом. У стены стояла раскладушка, покрытая солдатским одеялом. На стареньком столе сложена мытая посуда. В дальнем углу электрическая плитка, от которой тянутся к потолку провода. «Мурлыкающий» приемник висит на вбитом в стенку гвозде.
— Садитесь, пожалуйста.
Хозяин указал на потертый стул с ножками из алюминиевых трубок, а сам опустился на раскладушку. Он был подстать своему жилищу — не похож на других бомжей. Выбритый, причесанный, в штопанной, но чистой фланелевой рубашке и серых брюках.
— Я из уголовного розыска, — Ледогоров достал сигареты, — мне Коровин Валентин посоветовал с вами поговорить.
Он почему-то не смог сказать этому «бомжу» «ты».
— Пожалуйста, — кивнул хозяин, — только смогу ли я вам помочь. Темно уже было, да и из подвала плохо видно.
Ледогоров закурил.
— Вас как зовут?
— Петр Николаевич. Можно Петр.
— Меня Саша. — Ледогоров затянулся и невольно поискал глазами, куда стряхнуть пепел. Мусорить в этом подвале не хотелось. — Давайте все сначала.
— Баночка для окурков у стены. — Махнул рукой хозяин. — Ну, если с начала, то с начала.
Он поднялся и подошел к окошку, начинающемуся на уровне его глаз. Ледогоров подумал, что иные офицеры позавидовали бы выправке этого странного «бомжа».
— Я уже спать лег, даже задремал, когда они подъехали. Такая жизнь, — он обвел подвал рукой, — вообще учит спать чутко. А тут — рев двигателя, скрип тормозов и все это — прямо над головой. Они курили и ругались. Я чувствовал запах сигарет. Говорили по-грузински. Один молодой, другой постарше. Молодой «наезжал» на второго. Тот нервничал и огрызался.
Петр Николаевич отошел от окошка.
— Я решил пойти…
— А почему именно по-грузински? Вы понимаете этот язык?
Хозяин усмехнулся.
— Ну, сказать, что понимаю — не могу. Но отличить от другого — вполне. Я когда-то служил в Поти. Так вот, я решил пойти к другому окошку. — Он кивнул в глубину подвала. — Там дом делает поворот и оно было как раз напротив машины. Я хотел посмотреть, кто это и не опасны ли они для меня. Мало ли что.
Он помолчал секунду.
— На полпути я услышал выстрелы. Сначала револьверные, потом из ТТ. Я …
— Стоп! Стоп! Стоп! — Ледогоров помахал рукой. — Вы еще и выстрелы различаете?
Петр Николаевич улыбнулся. Грустно. Одним уголком рта.
— Я когда-то был военным инструктором по стрелковому оружию. В Сирии, потом в Ливии. Майором, как и вы.
Он налил себе воды из пластмассовой бутылки.
— В общем, я ручаюсь: ТТ и револьвер большого калибра. Я домчался до окошка и увидел, как с крыши «мерседеса» спрыгнул парень и побежал в сторону арки. Левой рукой он придерживал правую за кисть.
Ледогоров встал и тоже подошел к окошку. На уровне его глаз пушистый серый котенок гонял по горячему асфальту пачку из-под «Винстона».
— В руках у него было что-нибудь?
Петр Николаевич пожал плечами.
— Самое темное время. Трудно разглядеть. Только силуэты и видно.
— Про руку-то увидели.
— Это когда он в полосу света от окон вбежал.
Котенок остановился и уставился на Ледогорова умными зелеными глазенками.
— А дальше?
— Дальше? Дальше из-за руля вывалился толстый мужчина и швырнул что-то в мусор. Я слышал, как ударило в железный край бака. После он начал стучать в окна и кричать…
— «Позвоны в скорую! Мылицыю нэ надо!» Это я знаю. — Ледогоров отвернулся от окна. — Узнать не сможете?
— Кого? Убежавшего? Нет, я же говорю…
— Понял. Спасибо. — Ледогоров замешкался на секунду у входа.
— Кстати, — Петр Николаевич коснулся его плеча. — Я утром посмотрел на «мерседес», так я его раньше видел. Больно номер приметный — 222.
— Где? Здесь во дворе появлялся?
— Нет. Я подрабатываю на «Московской-Товарной» и видел, как он заезжал на территорию. Несколько раз.
Ледогоров протянул Петру Николаевичу руку. Ладонь у того оказалась крепкой и широкой.
— Спасибо еще раз. Вы очень помогли. А можно личный вопрос?
— Водка, Снова печально улыбнулся Петр Николаевич. — Только водка. Когда человек опускается, в этом всегда виноват только он сам. Подняться вновь — почти не возможно. Я поздно это понял. Я угадал ваш вопрос?
На дворе поднялся ветер. Горячий и пыльный, он нес по земле обрывки газет и обломки веток. Прохожие отворачивались, защищая ладонями глаза. Небо приняло ядовито-синий оттенок. Котенок куда-то спрятался. Ледогоров оглянулся на подвальные окна и двинулся к ближайшей из парадных.
* * *
В зале «Василисы» вентилятор безнадежно «лопатил» плотные слои спертого воздуха. В углу трое молодых парней цедили пиво. Югов ворошил ложкой дымящийся харчо.— Привет! — Ледогоров помахал Ксении. — Сделай сосиски с картошкой. И кофе, конечно.
Он рухнул за столик напротив Югова. Лицо того раскраснелось от валящего из тарелки пара.
— Как ты можешь есть это в такую жару?
— С аппетитом.
— Описал эпицентр взрыва?
— Как положено.
Ксения принесла кофе и сосиски, обильно политые кетчупом. Югов доел харчо и вытер салфеткой вспотевший лоб.
— Ты-то откуда? Его превосходительство тобой интересовался.
Ледогоров фыркнул.
— А он не помнит, что сам повесил на меня стрельбу на Некрасова! Я повторный обход делал.
Югов закурил.
— По-моему, он просто ищет повод к тебе прицепиться.
— Ну и черт с ним! — Ледогоров отломил кусочек упругой сосиски. — У нас с ним давняя любовь.
Югов пожал плечами.
— Смотри, аккуратней — подставит.
— Да и хрен с ним! Наконец уйду и буду жить нормально.
Кофе почти остыл и казался противно-теплым. Югов покачал головой каким-то своим мыслям и почесал жесткую пшеничную бороду.
— Это звучит лучше, чем есть на самом деле. Чего тогда сам не уходишь?
— Созреваю, — Ледогоров быстро доел пюре и потянулся за сигаретами. Пот, стекая со лба, противно щипал глаза.
— Все так думают, — улыбнулся Югов. — Впрочем, ладно. Накопал что-нибудь?
— В принципе — ничего. Разборка между «черными». Стрелок молодой, возможно, раненый в руку. Убежал на Басков. Вот и все.
Югов затушил сигарету в пепельнице и залпом допил свой сок.
— Да, не густо. А какой это дом по Баскову?
Ледогоров напряг память.
— Где-то угол с Радищева. А что?
Югов поднялся и снова почесал бороду.
— Хрен его знает. В доме напротив, на лестнице, малолетки тусуются. На подоконнике второго этажа. Я их гонял пару раз, «земля»-то моя. Окно на Басков выходит. Может, видели чего…
Он наморщил лоб.
— Юрка-«Шульц», Димон-«Джип», Светка Туманова и другие. Они там каждый вечер. Потереби их.
Ребята в углу перешли с пива на коньяк. Нос Ледогорова безошибочно определил поплывший по кафе аромат. Горло сдавил знакомый спазм. Замутило. На языке появился кислый привкус. Он торопливо сунул в рот новую сигарету и, махнув Ксении рукой, вышел под жгучее белое солнце, устало опускающееся за линию серых питерских крыш.
* * *
— Медленно! — лицо Артура выражало благородное недовольство. — Вторые сутки пошли, а сдвигов никаких! Григоренко недоволен! Грозился всех наказать! Ты к потерпевшему ездил?!— Нет. Завтра собираюсь. — Ледогоров уставился на обвисший за окном тополь. Он знал, что Артур врет. Какое дело начальнику РУВД до заурядной разборки между кавказцами. К тому же без трупов. Ежедневно в районе «зависает» пять-десять «глухарей». На контроль ставятся только наиболее серьезные. Югов был прав. Артур целенаправленно готовил его «под слив».
— Ну вот! — Вышегородский картинно бросил ручку на стол. — Потерпевший двое суток не опрошен, а ты занят черте чем!
— Я повторный обход делал.
Ледогоров продолжал играть отведенную ему в этом спектакле роль. Все опера, сидящие на «сходке» понимали, что происходит. Вышегородский знал, что они понимают. Тем не менее все продолжали играть. Так было в милиции принято годами. Любой руководитель знает, в силу каких объективных причин его подчиненные не имеют возможности добиться результата, но он должен ругаться и «наезжать» на них, а они оправдываться и исправляться. Все это не влечет за собой никаких последствий, если только нет особой цели. Кого-то «слить».
— Кому нужен повторный обход, когда потерпевший не опрошен?! — голос Артура просто сочился справедливым негодованием. — А если он умрет?
— Не умрет. — Ледогоров считал листья на ближайшей к окну разлапистой ветке. — У него ни одного проникающего.
— Скажите, пожалуйста! — Артур закатил глаза. — Ты у нас еще и врач! Чтобы завтра до обеда потерпевший был опрошен! Ясно! Доложишь мне лично!
— Ясно. — Ледогоров пожал плечами. — Все равно он правды не скажет. И, — он отвернулся от окна и посмотрел на Артура, — не ори на меня больше.
— Я не ору, — голос Вышегородского «съехал», — я просто удивляюсь, что такой опытный сотрудник как ты, Саша, допускает такие промашки.
Ледогоров усмехнулся про себя. Когда он пил, Артур предпочитал вообще не замечать его выкрутасов, опасаясь получить по морде. Теперь же он всячески старался расквитаться за тот период, хотя временами страх и напоминал о себе.
— Да сделаю я все. Сказал же.
Небо за окном наливалось фиолетовыми чернилами. Тополь нервно вздрагивал под порывами горячего ветра и жалобно царапался веткой в окно.
— Свободны все. — Артур откинулся в кресле. — Завтра не опаздывайте.
* * *
Магазин был забит под завязку. Плотная толпа возвращающихся с работы людей штурмовала прилавок в радужных мечтах о сытном ужине перед орущим телевизором. Колбаса, сыр, пельмени, водка, пиво. И снова: пиво, водка, пельмени, сыр, колбаса… За прилавком стояла толстая Ленка. Ледогоров обошел очередь и тронул ее за плечо.— Где?
Ему показалось, что ее глаза блеснули испугом.
— На дворе. Курит.
Сгрудившиеся у прилавка покупатели не давали возможности пройти через магазин. Он вышел на улицу и свернул в арку. Крепчающий ветер оставался горячим как в пустыне. Небо продолжало грозно темнеть.
Юлька сидела на ящике, завернувшись, как в сари[6], в неизменный белый халат. Он тихо подошел сзади и положил ладони ей на плечи. Она взвилась как кошка, которой наступили на хвост.
— Ты ?!!
От неожиданности он даже отпрянул.
— Не делай так никогда больше! — Она почти кричала, толкая кулачками его в грудь. — Я ненавижу, когда меня пугают!
Он увидел, что глаза у нее красные и вспухшие. Она вдруг резко успокоилась и прижалась к нему. Он погладил ее по голове.
— Что стряслось?
Она отстранилась, вытерла глаза и достала сигарету.
— Ничего. Производственные проблемы.
Он дал ей прикурить.
— Опять?
Она промолчала, выпуская порциями сизый табачный дым. Он протянул руку и, взяв ее за подбородок, развернул к себе лицом.
— Опять, я спрашиваю?
Она кивнула.
— Теперь я воровка! Ящик коньяка украла!
Он тоже достал сигарету и улыбнулся.
— Ну, ты и пить! Коньяк-то хороший?
Она прыснула.
— Отстань! Не до шуток. Коробка «Камю» пропала. Ее два дня назад привезли и поставили у Софьиного кабинета. Сегодня она приехала, а там пусто.
— Ты-то здесь причем?
— Она говорит, что я, как старший продавец, должна возместить стоимость. А это моя годичная зарплата.
Ледогоров бросил окурок.
— Чушь какая-то!
Юлька кивнула.
— Конечно, чушь. Софья меня ненавидит — вот и докапывается. Бесит ее, что я ей жопу не лижу. Еще бандитами пужает!
— Че-го? — Ледогоров обнял ее за плечи. — Я все же с ней поговорю.
— Не надо, — Юлька погладила его по щеке, — Егор Викторович приедет из отпуска и я ему расскажу. Он меня любит, а он все-таки хозяин.
— Когда он возвращается?
— Через неделю где-то.
Он поцеловал ее.
— А если бандиты?
Она улыбнулась.
— Ты же меня защитишь?
Он щелкнул ее по носу.
— Конечно. Софья про меня знает?
— Нет, она же пришла, когда ты уже здесь не халтурил.
Из дверей магазина высунулась Ленка.
— Юль! Встань за прилавок! Я писать хочу!
Ветер шуршал песком по выгоревшим стенам двора.
* * *
В квартире было совсем сумрачно и очень душно. Ледогоров открыл настежь окна и посмотрел в наливающееся зловещей синюшностью предгрозовое небо. Седенькая бабушка с нижнего этажа тоже выглядывала, облокотившись на подоконник.— Ой, скорее бы грянуло! Мочи нет дышать!
В холодильнике он обнаружил пару котлет и готовый салат из помидор. Поев, тщательно вымыл посуду и упал на тахту перед телевизором. Что-то бубнили придурковатые ведущие ток-шоу, взрывали машины крутые американские копы, умничала скучная всезнайка Каменская. Он нашел какую-то «музыкалку», встал и скользнул взглядом по книжной полке. Ничего не привлекало. Юлька работала в ночь. Он сварил кофе. Духота сгущалась, становясь все более и более ощутимой. Голова оставалась пустой и гулкой как чугунный шар. Он допил черную, горячую жидкость и снова выглянул в окно. Подумав, отыскал среди Юлькиных вещей розовый, несуразный зонтик, оделся и вышел за дверь.
Несмотря на не позднее еще время народу на улицах было мало. Ожидание неминуемой грозы разогнало людей по квартирам. Редкие прохожие спешили мимо, поминутно оглядываясь на небо. Торопливо проносились блестевшие фарами автомашины. На Баскове было еще безлюднее. Притихли пустующие дворы. Тревожно косились желтыми зрачками окон старые усталые дома. Город настороженно затаился в ожидании ненастья.
Ледогоров осторожно отворил дверь парадной и прислушался. Тихо. Только еле слышная возня в глубинах квартир. Он поднялся на второй этаж. Большое окно выходит как раз на арку нужного двора. Вся стена исписана названиями рок-групп и разрисована эмблемами футбольных клубов. Он аккуратно приоткрыл дверцу коробки электросчетчиков. Обычных для такого места шприцов и использованных игл не было. Он внимательно осмотрел замусоренный радиатор парового отопления. Ничего, кроме окурков и пакетиков из-под чипсов. Может, не балуются, а может, прибирают за собой. Надо было спросить у Югова. Ветер ударил по треснувшему стеклу. Оно противно скрипнуло. Ледогоров вышел на улицу и поежился. Заботливо собранные вихрем по всему городу песчинки больно кололи незащищенные руки и лицо.
В отделе было тихо. Дежурный, Костя Новоселец, приветливо помахал из-за толстого «аквариумного» стекла.
— Саня! Увидишь там Хохмачева — пни его! Заявка по краже висит, а он трубу не берет!
На этаже Ледогоров сразу, же услышал раздраженные голоса. Говорили на повышенных тонах, причем сразу несколько человек. Замешкавшись у двери с кодовым замком, он различил знакомый басок ушедшего в УБНОН[7] Сергеева и вторящий ему фальцет дежурящего сегодня Ромы Хохмачева. Сергеев был из «деловых», постоянно «крутился», умел угодить начальству, никогда не испытывал недостатка в деньгах. Рома, будучи полной бездарностью во всем, начиная от оперативной работы и заканчивая получением «левых» денег, смотрел на него как на бога. Проходя к своему кабинету, Ледогоров бросил взгляд в приоткрытую Ро-мину дверь. Чернявый мужчина средних лет, в съехавшем на бок галстуке испуганно взирал на нависшего над ним Сергеева, играющего татуированным бицепсом. Хохмачев перегнулся через стол и несильно дернул его за воротник.
— Так в какие сроки будем отдавать? — Сергеев потер ладонью могучую шею. — Не слышу? А?
— Вы понимаете? — мужчина перевел дух, продолжая коситься на его руки. — Товар еще не продан, и я не отказываюсь…
— А меня не мнет ни разу, продан он, или нет! — Сергеев положил свою ручищу мужчине на плечо. — Через два дня деньги должны быть у Аслана!
— Да, через два дня! — поддакнул Хохмачев. — Или наркотики в карман и в зону.
Ледогоров кашлянул.
— Рома, ты бы позвонил в дежурку. Там кража висит.
В кабинете он зажег свет, открыл сейф и, достав папку с документами, принялся заполнять бланк постановления на заведение ОПД. Где-то далеко за окном послышались первые раскаты грома.
Дверь отворилась. Широко улыбающийся Сергеев, не спрашивая плюхнулся на пустующий стул Юрки Громова и извлек из кармана пачку «Парламента».
— Будешь?
— У меня свои.
Сергеев прищурился.
— Мужик совсем оборзел! Взял у знакомого товар на реализацию и «звиздец». Приходится помогать.
— Бывает. Ледогоров не отрывался от заполняемого бланка.
— А чего прикажешь делать?! — Сергеев вдруг начал заводиться. — Законов нет, деньги можно тырить безнаказанно. Если не вписываться, то они все скоро пойдут друг другу глотки резать!
— Правильно, — Ледогоров кивнул, — профилактика — это свято!
— Иди ты! — Сергеев стукнул по столу. — Чего ты бычишь?! Я же в твои дела не лезу!
Ледогоров поставил под постановлением свою размашистую подпись и наконец поднял глаза.
— А я лезу? Ты чего, Шура, перегрелся? Ты пришел ко мне в кабинет. Объясняешь чего-то. Наезжаешь на меня! Мне по хрену, чем вы там занимаетесь! Ко мне только не лезьте.
Сергеев встал и наконец закурил. Казалось, он сам неожиданно понял нелепость ситуации.
— Ты всегда смотришь так, — он с силой затушил в пепельнице почти целую сигарету, — как на «врага народа». А я чего, граблю кого? Или чужое отнимаю? Если этот урод и вправду должен. А себе… Так я тоже хочу, чтобы моя семья сытно жила. Будто я один. Генералы наши, вон — на «лимонах» крутятся. Я, кстати, уже пятнадцать лет в «ментовке».
Ледогоров бросил документы в сейф.
— Слушай, я смотрю, как умею, — он повернул ключ в замке и поднялся. — А ты чего не уволишься? Простор для деятельности — ешь, не хочу.
Сергеев усмехнулся. Получилось криво.
— Дурак! Кому мы там нужны.
Дверью он все-таки не хлопнул.
Идя вниз по лестнице, Ледогоров думал о том, что, крышуя над мелкими наркодилерами, Сергееву грех корчить из себя несчастного, о том, что Сергеев никогда не уволится, так как лишится своей главной кормилицы — милицейской «ксивы» и о том, что «Сергеевы» будут всегда лучше жить, чем такие идиоты, как он сам.
Когда он спустился, в проеме открытой двери ослепительно ярко блеснуло, тяжелый молот прошелся по нескончаемым питерским крышам, и на город рухнула долгожданная лавина воды.
* * *
Ливень продолжался ровно столько, сколько ему понадобилось, чтобы дойти до Баскова переулка. Несчастный розовый зонтик оказался слабой защитой. Вода стекала с него ручьями. Футболка прилипла к телу. Джинсы и кроссовки, набухнув, потяжелели килограмм на пять. Ледогоров закрыл зонтик, проверил, в каком состоянии «ксива» в заднем кармане и открыл уже знакомую дверь.— Димон! Оставь курнуть!
— Сгоняй лучше! Дождь уже кончился!
— Ломно!
— Маш! Дай тушь, а то у меня глаза «поплыли».
Их было пятеро. Трое пацанов и две девчонки. Всем от четырнадцати до шестнадцати. На подоконнике несколько бутылок «Специального» и пакет чипсов.
— Привет!
Пять пар глаз смотрели, если не враждебно, то настороженно. У детей большого города всегда не самый приятный опыт уличных знакомств.
— Старший кто?
Плотный, стриженный парень в футболке с надписью «Нирвана» стряхнул с брюк крошки от чипсов. Все выжидательно притихли.
— Ну, допустим, я.
Ледогоров показал «ксиву».
— Пошли на улицу, покурим. Поговорить надо.
Парень степенно слез с подоконника и с независимым видом начал спускаться по лестнице. На середине он обернулся к остальным.
— Ну, пишите письма.
Ледогоров усмехнулся.
— Димон! Не колись! — хихикнул сверху кто-то из девчонок.
На улице было свежо. По водосточным трубам с веселым журчанием сбегали на асфальт остатки недавнего ливня. Блестели лужи. Ледогоров увернулся от стремящихся стукнуть по темечку капель и достал пачку «Винстона».
— Угощайся.
Парень с чувством собственного достоинства взял сигарету и щелкнул дешевой китайской «псевдозиппой». С минуту оба молча глубоко затягивались. Затем Ледогоров спросил:
— Ты «Димон-Джип»?
Парень посмотрел на него с плохо скрываемой неприязнью.
— Это у вас, в «ментовке». А вообще я Дмитрий Васильевич Солодов, проживаю: Басков, 36, квартира 44.
Ледогоров развел руками.
— Извини, Дмитрий Васильевич.
— Ничего. Я привык.
Разговор явно не клеился. Ледогоров вздохнул и прикурил одну сигарету от другой.
— Слушай, Дима! Я не собираюсь здесь особо перед тобой выеживаться. Я тебе ничего плохого не делал. Позапрошлой ночью вон в том дворе была перестрелка. Преступник выбежал через эту арку. Я пытаюсь его найти. Можешь мне помочь — спасибо. Нет — разошлись и забыли.
Повисла пауза. Утробно булькали, падая в лужи, срывающиеся с краев крыши капли. С противным дребезжанием протарахтел мотоциклист.
— Вы-то не делали… — буркнул себе под нос Солодов, выбрасывая сигарету. — Да мы и не разглядели его вовсе.
Ледогоров молчал, выпуская кольца дыма.
— Мы только пришли, — продолжил Солодов, — открыли пиво, вдруг — бах, бах. Мы к окну. Смотрим — чувак выбежал, прыг в «тачку» и свалил. Мы спустились, а во дворе уже менты. Только все равно его никто не узнает. Темно было.
— Чего к милиции не подошел?
— Я ментам не помощник. А можно еще сигарету?
Ледогоров усмехнулся.
— Держи. Машина какая была?
Сигарета попалась сырая и Солодов с трудом «растянул» ее.
— «Копейка», по-моему, зеленая. — Он отошел на шаг от дверей и задрал голову. — Шульц, в какую «тачку» мужик после пальбы позавчера прыгнул?
— В «единичку» зеленую!
— В синюю! Я тоже видела! — сверху высунулась девичья голова. — Я видела!
— Закройся! — Солодов махнул рукой. — Не слушайте ее. Она уже пива насосавшись была, а она после первой бутылки белый от черного не отличит.
— Спасибо! — Ледогоров протянул руку. — Номер или какие-нибудь особенности не запомнил?
— Не, — Солодов помотал головой, — плохо видно было.
— За руль сел?
— Да нет. Вроде справа. Точно справа.
— А повернула машина куда?
Парень помешкал, разглядывая свои руки и что-то прикидывая в уме.
— Налево, — наконец определился он. — Точно налево, к Кирочной.
— Спасибо, — повторил Ледогоров и достал свою почти полную пачку « Винстона». — На, оставь себе.
— Спасибо. У меня есть деньги. Я куплю.
— Как хочешь. А почему все-таки «Джип», Дима?
Лицо Солодова снова помрачнело.
— Я с пацанами «забился», что девчонку одну на джипе прокачу. Ну, сосед наш, «новый русский», с сорок девятой квартиры, попьяни ключи от «Монтеры» в замке оставил. Я по двору кружок и крутанул. Причем сам ему ключи и принес. А он побежал на Чехова и заяву накатал. Меня на учет поставили, как лидера группы угонщиков, специализирующейся на джипах. Кличку присвоили, раструбили везде. Уже на Литейный, в угонный отдел, три раза таскали. А я, кроме этого раза, за рулем только на ЗИЛе сидел, в школе на УПК[8].
Ледогоров рассмеялся.
— Знакомая история. Ладно, не грусти, постараюсь помочь.
Солодов махнул рукой.
— Ладно, все равно забудете.
Скрипнула за ним дверь парадной.
Несмотря на поздний час, облегчившееся дождем небо стремительно прояснялось. Улицы неожиданно начали наполняться гуляющим народом. Изможденные пыльной духотой горожане спешили глотнуть свежего, прохладного воздуха. Ледогоров задумчиво остановился на Радищева. Если машина свернула налево, то значит, скорее всего водитель домчался до Кирочной, а там, что на Литейный, что на Суворовский — все пути открыты. Сколько в городе зеленых копеек. До пенсии можно проверять. Он посмотрел на часы. Полдвенадцатого. Спать не хотелось, а значит, идти домой не было смысла. Он задумчиво побрел по Радищева. Послегрозовая прохлада приятно щекотала спину. На углу с Кирочной зазывно сверкало уютными огнями бистро. Хотелось зайти и выпить кофе, но, мысленно пересчитав деньги в кармане, он передумал. Как всегда, кольнула противная мысль: «Дожил — лишний раз кофе не попить». На Кирочной было оживленней. Шуршали автомобили. Как огромный, светящийся изнутри жук, полз запоздалый троллейбус. Ледогоров остановился. Он не знал, куда идти. Охватило пронзительное чувство полного отчуждения от окружающих. На перекрестке, у тротуара стояла «гаишная» машина. Высокий, здоровый лейтенант разбирался с выглядывающей из темно-синего БМВ жгучей брюнеткой. Оба улыбались. Ледогоров остановился и посмотрел на оставшуюся за спиной улицу Радищева. «Гаишник» покосился на него, еще раз сказал что-то девице и козырнул. Она улыбнулась еще шире и рванула с места. Ледогоров достал «ксиву» и подошел ближе.