- Привет, - Суворов поздоровался, закурил и нажал кнопку звонка на двери банка.
Почти сразу открыли. Охранник пропустил всех, ничего не сказав. И не отреагировал, когда, проходя через арку металлодетектора, Шилов громко «зазвенел».
Внутри банк производил значительно более респектабельное впечатление, чем снаружи. На дизайне и отделочных материалах хозяева не экономили.
Суворов шел впереди. По коридору до конца и направо, до тяжелой двери, которую он открыл магнитным ключом. Еще немного по коридору, и вниз по лестнице.
Когда спускались, Шилов спросил:
- Борисыч, а Суворов - родовая фамилия?
- Увы, но фельдмаршалу войск российских я не родственник. А то жил бы сейчас в Париже, писал мемуары, ел бы устриц, пил бургундское…
- Дался тебе этот Париж. Тебе и здесь есть, о чем написать.
- Это точно, - рассмеялся Суворов, останавливаясь перед бронированной дверью.
Догоняя их, по лестнице сбежал работник банка - серьезный молодой человек в строгом костюме. Молча набрал многозначную комбинацию на кодовом замке, поднес магнитный ключ к считывающему устройству. Щелкнули запоры.
- Сезам, откройся! - Суворов с натугой потянул за ручку, отворяя толстую дверь.
Они вошли в довольно тесное помещение, вдоль трех стен которого располагались индивидуальные сейфы - на вскидку, штук сто пятьдесят, - а посередине стоял обычный канцелярский стол с лампой, пепельницей и двумя стульями.
Молодой человек молча ушел.
Суворов потушил сигарету и, доставая из кармана пиджака связку ключей, пробежался взглядом по рядам сейфов:
- Ну, который тут сто двадцать девятый? Ага, вот он!
Отперев два механических замка, Суворов открыл сейф и вытащил из него металлический ящик с откидной крышкой. Поставил ящик на стол и сделал приглашающий жест:
- Прошу! - После чего сам отошел, демонстрируя, что не питает интереса к чужим, особенно смертельным, тайнам.
Но не успел Роман открыть ящик, как Суворов спросил:
- Я слышал, у тебя пушка такая понтовая. Дай посмотреть пока…
Медля с принятием решения, Шилов посмотрел на Егорова. Тот поддержал:
- А чего? Ну, дай, а то неудобно как-то.
Роман медленно достал «беретту», протянул, стволом вперед, Суворову:
- Аккуратней, заряжено.
Суворов понимающе надул щеки и взял пистолет подчеркнуто осторожно.
Шилов повернулся к нему спиной и открыл ящик.
Стоя сзади, Суворов рассматривал пистолет: примерял, насколько удобно он обхватывается рукой, трогал предохранитель, взвешивал на ладони, быстро перекидывал из руки в руку…
Шилов открыл ящик.
В нем лежали цифровой диктофон с выносным микрофоном на тонком шнуре, несколько кассет различного формата и компакт-диски с какими-то пометками на приклеенных к ним бумажках.
- Вот они, наши волшебные палочки, - сказал Егоров.
- Да уж… - Шилов начал перекладывать содержимое ящика в принесенный с собой пакет.
- Классная штука, - дождавшись, когда Шилов все переложит, Суворов вернул пистолет, и кивнул на опустевший ящик: - Ну, что, победа?
- Похоже, что да, - отдав пакет Егорову, Шилов пристроил «беретту» на привычное место подмышкой.
Суворов убрал ящик в сейф.
- Ты чего так взмок? - Егоров удивленно посмотрел на Романа, по лицу которого стекал пот.
- Жарко тут. Пошли?
На улице Суворов сказал:
- С учетом того, что клиент Милорадов-Чибисов в банк завтра не явится, я даю вам целый день. Но потом…
- Все вернем, Борисыч! - Егоров тряхнул пакетом с трофеями.
- Да уж верните. А то вас за эти кассеты убьют, и имя банка сильно пострадает. Шутка!
- Тоже мне, Петросян нашелся! Все, пока, до встречи! - Егоров сел в машину.
Суворов направился к «Фольксвагену». Шилов задумчиво посмотрел ему вслед, и окликнул:
- Борисыч!
- А? - Суворов обернулся, поигрывая ключами от машины.
- Старовата у тебя тачка, Борисыч!
- Так это не моя, а жены. Мою следствие как арестовало, так до сих пор не может вернуть. Но эта, - Суворов указал ключами на черный «Пассат», - уже почти полтора года без проблем бегает. Я ее взял у старого сослуживца. Я ведь тоже когда-то опером на земле начинал…
- У кого?
- Да ты его должен знать, он много мест поменял, а сейчас в главке начальник отдела. Партийная кличка Фельдмаршал. Как-то по молодости ему в пивняке глаз сильно подбили. Полгода с повязкой ходил. Прям Кутузов! И покомандовать всегда сильно любил…
- Спасибо, Борисыч.
Шилов сел в свою машину.
Егоров с сомнением смотрел на старенькую магнитолу:
- Я вот думаю, поставить кассету, или повременить? Вдруг зажует?
- Ставь. Хотя я уже знаю, чей там голос.
Они прослушали одну сторону, и дальше не стали.
Егоров достал из магнитофона кассету, бросил ее обратно в пакет. Сказал:
- Убей его, Шилов.
Роман молча курил.
- О чем думаешь? - Егоров тронул его за плечо.
- О пустыне.
- Что?
- Хорошо там, наверное. Людей нет, одни верблюды. - Роман выбросил окурок на улицу и достал сотовый телефон: - Значит, так, начинаем свой план «Б».
* * *
Сидя в отделенческом «обезьяннике», Краснов думал, расколят его и отдадут на растерзание Арнаутову или оформят за мелкое хулиганство и выпустят. При задержании он назвался данными Селиванова. Прописан в Воркуте, в Питер приехал посмотреть город. Где документы? Бабы, наверное, сперли. Или сам потерял, когда дрался. Что за бабы? Да из-за которых драка и получилась.
Бабы, действительно, были. И драка. Правда, драка - это когда бьют обоюдно, а там, на этом чертовом Староневском, так обернулось, что Миша лишь получил, не успев дать в ответ.
Смывшись от убоповцев Арнаутова и проболтавшись какое-то время на улице, Миша, в поисках нового лежбища, обратился к двум уличным проституткам:
- Девчонки, вы как: отдыхаем, работаем?
- Нам отдыхать некогда.
Краснов посмотрел на ту, что была симпатичнее:
- Тогда веди, работящая.
- А чего ты без машины?
- День такой. Машина сломалась, с женой поругался. Короче, расслабиться надо.
- Тариф знаешь?
Не успел Миша ответить, как визжа тормозами у тротуара замер «Форд-скорпио», из которого выскочил рослый парень в кожаной куртке.
Та проститутка, которую выбрал Миша, испуганно завизжала:
- Я не брала, Виталик! Я не брала!
Оттолкнув Мишу, Виталик схватил девчонку за руку и молча поволок к машине.
Краснов догнал его:
- Э, ты чего?
Бросив девчонку, Виталик развернулся и ударил Мишу в живот с такой силой, что Миша упал.
Девчонки бросились бежать в разные стороны.
Виталик схватил Мишу за волосы, подтащил к машине и с размаху приложил головой об капот.
И еще раз!
И…
За этим занятием их и застал патрульный наряд.
Обоих доставили в отделение. Миша сказал, что не будет писать заяву по поводу избиения, и Виталика, у которого в наличии имелся полный комплект документов, через полчаса отпустили. Самого же Мишу оставили «до установления личности».
Глядя на дежурного офицера и сержанта-помощника, Миша думал, что, судя по их виду, сильно устанавливать его личность им будет лениво, и к утру они его выгонят. Вполне возможно, что даже без составления протокола за хулиганство, которым поначалу пугали.
Чтобы не провоцировать ментов, Краснов сидел тихо. А вот в соседней, женской камере «обезьянника», какая-то девушка - видеть ее Миша не мог, - без конца выступала, требуя то адвоката, то прокурора, то еще что-нибудь.
- Эй! Эй! Тут женщина во сне обмочилась.
Толстый дежурный подошел к решетчатой двери, посмотрел в глубину женской камеры:
- Тебе что, тряпку дать?
- Можно и тряпку. Тряпкой удобно всяких уродов по морде бить…
- Смотри, дождешься ведь, - равнодушно пригрозил дежурный, возвращаясь на свое место за пультом.
Пульт находился достаточно далеко, чтобы можно было переговариваться из камеры в камеру без риска быть услышанным дежурным, и Миша позвал девушку:
- Слышишь меня? Ты их не зли. Потерпи, скоро утро, приберутся.
- Я теперь ментов всю свою жизнь ненавидеть буду.
- Да брось ты! Просто у них работа собачья.
- Мне один это сегодня уже говорил. А потом… Ур од!
- Нормальные мужики везде есть. Даже в ментуре. Один так мне просто жизнь спас.
- Ты еще скажи, что его фамилия - Шилов.
- А ты его знаешь? - Удивленный Миша головой прижался к решетке, пытаясь разглядеть девушку.
Не ответив на его вопрос, Юля начала смеяться. Смех перерос в истерику.
26
В шесть утра, проведя бессонную ночь, и выпив «для храбрости» стакан водки, Стас позвонил адвокату Лукошкину.
Через два часа они встретились в кафе, адрес которого назвал адвокат. На двери висела табличка «Закрыто», но барменша открыла сразу, как Стас постучал, впустила и снова заперла дверь.
Окна были зашторены, на потолке и стенах горело всего несколько ламп, и в небольшом зале царил полумрак.
Лукошкин уже ждал. Гладко выбритый, причесанный в деловом светло-сером костюме, благоухающий одеколоном. Он сидел за столиком и пил чай. При появлении Скрябина встал и подчеркнуто уважительно пожал руку:
- Доброе утро, Станислав Александрович.
Скрябин молча сел и тяжело вздохнул.
Прежде чем начать говорить, Лукошкин допил чай.
- Очень хорошо, что вы позвонили. Здоровье мамы превыше всяких идеалов.
Скрябин кивнул. Вид у него был подавленный, жалкий. А взгляд то и дело метался на блестящую разнокалиберными бутылками стойку бара.
- Может быть, вы хотите чего-нибудь?
- Пива. - После долгой паузы выдавил Стас, пряча подрагивающие ладони в рукава куртки.
- Без проблем, - адвокат улыбнулся и щелкнул пальцами, привлекая внимание барменши. - Пожалуйста, пиво, и еще чай.
Девушка принесла пиво и чай. Пока адвокат размешивал сахар, Стас в несколько глотков выпил полкружки, не замечая откровенно брезгливого взгляда, с которым наблюдал за ним адвокат.
Впрочем, когда Лукошкин заговорил, его взгляд опять был дружелюбным и понимающим:
- Значит, о какой сумме идет речь?
- Десять тысяч долларов - первый взнос.
- Это приемлемо. Мне только нужно позвонить… Да не грызите вы себя так! Ваша система сама поставила вас в безвыходное положение.
- Только пообещайте мне, что его не убьют?
Лукошкин вполне искренне засмеялся и приподнял над столом холеные руки, как будто собрался играть на рояле:
- Да что ж я, себе враг? Вы же потом на меня все повесите. Я вам еще в первый раз обещал…
- Деньги вперед.
- Разумеется. Сделаем сейчас так: мы едем в больницу и подписываем договор на операцию. Нам подвозят деньги, вы сразу все оплачиваете и везете показывать адрес.
- Я-то вам там зачем?
- Платя все деньги вперед, я хотел бы иметь гарантии. Согласны?
Скрябин допил пиво и кивнул:
- Согласен.
- Тогда поехали.
- Можно сначала еще кружечку?
- Конечно. Пейте, а я пока позвоню.
Отойдя в угол зала, чтобы Скрябин ничего не мог услышать, Лукошкин долго разговаривал по мобильному телефону.
Они покинули кафе через запасной выход, и довольно долго шли дворами, пока наконец на стихийной парковке у одного из многоэтажных домов не сели в серебристую «Шкоду-октавиа», на которой и приехали в больницу.
Там все получилось на удивление быстро. Аркадий Байрамович составил договор, кто-то - Стас не видел, кто, - подвез Лукошкину деньги. Аркадий Байрамович лично принял их, взамен выдав Скрябину корешок приходного ордера, и пообещал срочно начать приготовления к операции.
- Как видите, я свое слово держу, - улыбнулся Лукошкин, когда они вышли из больницы. - Теперь дело за вами, мой дорогой. Так какой адрес?..
Разговаривая, они подошли к «Шкоде», и адвокат сел за руль, а Стас, по его указанию, сзади.
После этого они с полчаса колесили по городу, часто меняя направление, останавливаясь или уходя от светофора в отрыв. У Лукошкина часто звонил сотовый телефон, и он, используя систему «хэндс-фри» слушал кого-то, лаконично отвечая: «Понял», «Да», «Нет», «Сейчас».
Стас догадался, что некто, более опытный в таких играх, чем адвокат, указывает маршрут, чтобы проверить, нет ли за ними «хвоста».
Результат проверки был положительным, и, получив очередную команду, Лукошкин развернулся, проехал дворами, выехал на широкий проспект, и остановился.
Сразу же в машину сели двое.
Петруха и Дядя Вася.
* * *
Они сдавили Стаса плечами. Петруха - слева, Дядя Вася - справа. - Так это вы…
- Догадливый, блин, - усмехнулся Дядя Вася, ловко вынимая из кобуры Стаса «макарова» и обшаривая, нет ли другого оружия.
Лукошкин поехал.
- Ствол отдай, - вяло попросил Скрябин. - Я же теперь вроде как с вами.
- И Шилова завалишь? - Петруха надавил на Скрябина плечом и слегка наклонился вперед, чтобы заглянуть ему в глаза.
- Уговор был только адрес показать.
- Ты же сказал, что ты с нами? - притворно удивился Дядя Вася.
Они вели себя очень уверенно.
В отличие от Лукошкина, который все-таки привык разгребать правовые последствия силовых акций, а не участвовать в их проведении.
Машина остановилась, чтобы принять еще одного пассажира. Это оказался высокий лысоватый мужик с бугристым лицом, одетый в короткую светлую куртку. Когда он приказал адвокату:
- Поехали. - Стас разглядел у него во рту кривые железные зубы.
- Это что, бугор ваш? - спросил он.
Петруха молча саданул Скрябина локтем в грудь. Стас охнул и согнулся.
- Слышь, ментяра, может, прямо щас тебя зарезать? - У Лысого был такой голос, что не стоило сомневаться: это не пустая угроза.
- А то ты меня в живых оставишь…
- Нам еще в хату надо войти. Так что имеешь шанс, если языком мести не будешь.
- Сколько человек в адресе? - спросил Дядя Вася.
- У меня перископа нет.
Петруха снова ударил Стаса локтем.
Восстановив дыхание и проморгавшись, Скрябин ответил:
- Могут быть трое. Шилов. Краснов. Егоров из СИЗО.
- Живучий цырик, - щурясь от солнца, сказал Лысый. - Я с ним как-то в крытке пересекался. Он мне житья не давал. Хотел его зарезать, да на этап забрали.
- Вот и доделаешь, - предложил Дядя Вася, который, похоже, был единственным, кто общался с Лысым на равных: Лукошкин Лысого откровенно побаивался, а на лице у Петрухи читалась смесь опаски и уважения.
- Приехали, - с облегчением оповестил Лукошкин. - Я близко подъезжать не буду, высажу вас на углу и подожду в машине.
- С нами пойдешь.
- А-а-а… Зачем?
Не удостоив его ответом, Лысый впервые обернулся и посмотрел Стасу в лицо:
- Условный звонок есть?
- Есть.
- Обманешь - лично в больницу смотаюсь, кишки твоей старухе вырву. Все понял? Не слышу!
- Я понял.
Лукошкин завернул во двор, нервно спросил:
- Какая парадная?
- Вон та, с кодовой дверью.
Лукошкин подъехал вплотную ко входу, остановил «Шкоду» носом к стене.
- Развернись, - приказал Лысый. - Чтобы потом быстрее слинять.
* * *
У Дяди Васи и Лысого были пистолеты с глушителями, у Петрухи - обычный «макаров».
Первым по лестнице шел Дядя Вася. Внимательно осмотрев дверь сорок первой квартиры, он прижался ухом к замочной скважине, послушал несколько секунд и, видимо, уловив в квартире какое-то шевеление, кивнул Лысому, после чего поднялся на несколько ступенек выше.
Лысый пистолетом ткнул Стаса между лопаток:
- Звони.
Прежде, чем подойти к двери, Скрябин посмотрел через плечо. Последним шел Петруха, перед ним - адвокат. У Лукошкина тряслись губы. Он понимал, что если не прямо сейчас, то чуть позже его тоже убьют.
Скрябин позвонил. Длинный звонок, короткий, короткий, короткий…
- Рома, это я, Стас. Открой!
И началось…
Дверь сорок первой никто не открыл, зато распахнулись двери всех остальных квартир на площадке. В каждой было по несколько оперативников и спецназовцев, так что на попавших в окружение оказалось нацелено сразу полтора десятка стволов.
- Бросай оружие! - рявкнул Арнаутов, во весь рост стоявший в одном из дверных проемов.
Стас бросился в сторону, но Лысый обхватил его за шею и плечо, прижал к себе, приставил ствол к голове:
- Я убью его! Назад!
С неожиданным проворством Дядя Вася спрыгнул вниз, к двери сорок первой квартиры, и прикрылся Лукошкиным.
- Не стреляйте! - заверещал адвокат. - Не стреляйте, не надо!
- На пол, суки! На пол! - крикнул кто-то из собровцев.
Только Петруха растерянно замер, опустив пистолет и переводя взгляд с Арнаутова на почти не видимого за Лукошкиным Дядю Васю.
- Брось пушку, ну! - скомандовал Арнаутов, и Петруха выпустил «макарова» из руки.
- Мудак! - выдохнул Дядя Вася и, выстрелив из-под руки адвоката, ранил одного из спецназовцев.
По нему дали автоматную очередь. Он пригнулся и, прикрываясь Лукошкиным, сделал еще несколько выстрелов.
Лукошкин заорал - и навсегда замолчал, когда в него попало сразу несколько пуль.
Прикрываясь его мертвым телом и отстреливаясь, Дядя Вася начал отступать наверх, к чердаку.
Под прикрытием Стаса Лысый попятился к лестнице. Их движение отслеживали несколько автоматных и пистолетных стволов, и будь хоть малая возможность, и Лысого завалили бы, но он умело держался позади Стаса.
Петруха сел на корточки и обхватил голову руками.
- На пол! - кричали ему. - На пол ложись, сука!
Но он продолжал сидеть, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Может быть, он молился или рыдал, но из-за грохота выстрелов этого не было слышно.
И вдруг вскочил и метнулся в одну из квартир, как будто хотел головой и руками пробить заслон из спецназовцев. На секунду отвлекшись от прицеливания в Лысого, один из них ударом приклада успокоил Петруху, отправив его лежать к стене лестничной клетки.
Мертвое тело Лукошкина дергалось от попадающих в него пуль, но продолжало защищать Дядю Васю. Оказавшись у чердачной двери, он бросил Лукошкина и нырнул в темный проем. Ударили автоматные очереди, однако он был уже вне пределов досягаемости.
Лысый продолжал пятиться, держа перед собой Стаса. Чтобы нащупать у себя за спиной первую лестничную ступеньку, он замер в неустойчивом положении.
Стас просто качнулся назад - и они вместе упали.
Они скатились вниз на полэтажа. Пистолет отлетел в сторону. Стас вывернулся, оказался сверху противника.
Кто-то дважды выстрелил в них.
- Не стрелять! - заорал Арнаутов, бросаясь на подмогу Стасу. - Это наш!
Арнаутову надо было пробежать не больше десяти метров, но он не успел.
Не успел спасти Лысого.
Оказавшись сверху, Стас ударил его пальцами в глаза, а потом просто крепко сжал его голову и принялся исступленно колотить затылком об пол, не чувствуя ответных ударов и рыча:
- Не трогай мать, падла, не трогай мать! Это я тебе кишки вырву, тебе, тебе!
Звуки от ударов черепа по бетону становились все мягче и глуше.
Лысый был уже мертв, но Стас продолжал бить и бить, не замечая ни смерти противника, ни того, что сам весь перепачкался его кровью. Арнаутов отшвырнул Стаса в сторону.
- Пусти! - орал Стас, вырываясь из рук подоспевших спецназовцев, а они, с трудом удерживая его, успокаивали:
- Все, братишка, все, все…
Увидев вместо затылка Лысого кровавое месиво, Арнаутов коротко выругался. Потом схватил с лестницы выроненный им при падении пистолет с глушаком, и вложил в руку трупа. Сжал пальцы на рукоятке, поправил положение руки так, чтобы вид казался естественным, а пальцы не разжимались, и побежал на чердак, по дороге успев и злобно глянуть на притихшего Стаса, и оттолкнуть двух оперов, пинавших оглушенного Петруху.
Когда Арнаутов выбрался через слуховое окно, Дядя Вася стоял на краю крыши и, прищурясь, из-под козырька своей вечной кожаной кепки смотрел на окруживших его оперов и спецназовцев. Патроны в двух пистолетах - и своем, и Стаса - закончились, и у него оставалось только два выхода.
- Не валяй дурака, Васильев. Проиграл - плати, - крикнул ему Арнаутов.
Дядя Вася покачал головой:
- Стар я на зону идти!
- Щас подойду - помолодеешь.
- Подойди! Ну, подойди! А то мне одному скучно будет лететь!
- В сына моего ты стрелял? И в ребят из отдела?
- А что делать, Иваныч? Жизнь такая пошла! Либо ты, либо тебя!
- Гнида ты!
- А ты ангел? Тогда догоняй!
Дядя Вася развернулся, и, как со скалы в воду, - головой вниз и с вытянутыми руками - прыгнул с крыши во двор.
Вслед за ним полетели плевок Арнаутова и короткая русская фраза.
27
Несмотря на то, что в ней принимало участие множество специалистов - медиков, криминалистов, следователей, - работа на месте происшествия затянулась.
Надо было осмотреть, сфотографировать и подробно описать в протоколе три трупа, лестничную площадку, крышу и двор. Надо было собрать все гильзы и пули. Осмотреть машину покойного адвоката. Принять письменные рапорта от сотрудников, участвовавших в задержании. Опросить жильцов дома. Надо было сделать много чего, и работа затягивалась…
Стас курил, сидя у стены дома на каких-то поломанных ящиках, и безучастно наблюдал за царившей вокруг него суетой. Время от времени он принимался оттирать кровавые пятна с одежды. А потом снова курил, несколькими затяжками приканчивая сигарету и поджигая новую от окурка.
Подошел Роман с бутылкой водки в руке:
- Будешь?
- На руки полей.
Шилов полил. Потом выпил и сел рядом со Стасом.
Все вокруг были заняты делом, и не обращали на них внимания.
- Трудно было? - задал Шилов дурацкий вопрос.
Самый опасный момент наспех составленного ночью «Плана „Б“» заключался в том, что Стаса могли просто убить, узнав адрес. Конечно, по всей логике получалось, что его обязательно притащат с собой, чтобы использовать как живой ключ для входа в квартиру, но… Могли просто убить. И никто бы этому не помешал. Ведь для того, чтобы все выглядело убедительно, пришлось оставить его без прикрытия, правдоподобно разыграв сцену ухода из-под наружного наблюдения перед встречей с Лукошкиным.
- Не помню, - ответил Скрябин.
- За Карташовым уже поехали.
- Я рад.
- Вот так вот все и закончилось.
- Особенно для Сереги.
Шилов выпил, закурил. Посмотрел в сторону:
- Я в его смерти не виноват.
- Никто не виноват в его смерти… Поеду я. Маму в наш госпиталь перевели. Я этого полгода добивался, а тут за два часа все решилось.
- Правильно, раньше ты был оборотнем, теперь стал героем.
- Невелика дистанция. Увидимся!
- Куда мы денемся?..
Скрябин ушел. Шилов остался сидеть, глядя вниз. По глоточку прикладывался к бутылке. Иногда, ведя с самим собой мысленный спор, качал головой или флегматично пожимал плечами.
Подошел Егоров:
- Дай закурить… Я все узнал, сегодня нас допрашивать не будут. Я к своим поеду, а то они с ума сходят.
- Давай.
- Береги себя! Все, как в кино было… Ладно, пока!
Во двор заехала «Газель» передвижной криминалистической лаборатории, привезшая Юру Голицына. Он бодро выскочил из кабины и пошел к Шилову. Роман поднялся ему навстречу. Голицын лучился энергией:
- Дело мне поручили. Кожурина у меня в бригаде.
- Здорово, - равнодушно прокомментировал Шилов, отворачиваясь, чтобы Голицын не увидел выражение его лица.
Голицын почувствовал его состояние. Замялся, подыскивая нужные слова. Не подобрал и, решив, что поговорят позже, с преувеличенной бодростью махнул папкой в сторону распахнутой двери подъезда:
- Побегу осматривать. Потом все обсудим, ага?
Приехали Арнаутов и Громов.
- Взяли? - спросил Шилов, предчувствуя ответ.
Арнаутов покачал головой:
- Исчез. И еще трое из его отдела. Черт, всегда чувствовал, что этот Карташов - змей.
- Наверное, кто-то страховал этих, - Громов кивнул на лежащий рядом с домом труп Дяди Васи. - Он шефу и позвонил.
- Наверное, - Шилов приложился к бутылке.
- Да, видок у тебя! Ты давай, пока допросы, пока вся эта лабуда, отдохни денька три и - вперед. Работы много.
- Нет, Юрий Сергеевич, с меня все.
- Что?..
- Хватит.
- Я думал, ты крепче.
- Я тоже так думал.
- На войне как на войне.
- Угу. Только меня на этой войне немножко убили.
Громов не нашелся, что ответить.
- Ты там прости… что я там на тебя… гнал. Я просто работал. Теперь нормально все. - Арнаутов протянул руку, предлагая заключить мир.
Шилов руки не пожал:
- Нормально? Я тебе вчера позвонил только потому, что у меня выхода не было. За Скрябина спасибо, конечно, а так… Свой дурак хуже врага.
Арнаутов опустил руку.
Шилов не мог успокоиться:
- Нормально… Для кого нормально? Для меня? Для Сереги? Для Геры Моцарта? Если бы не ты, все вообще могло б быть по-другому.
Задев их плечами, Роман прошел между Громовым и Арнаутовым и направился к выходу со двора.
- Я что, еще по бандиту Моцарту должен поплакать? - спросил Арнаутов.
- Вот и поговорили… - сам себе сказал Шилов, поддевая ногами опавшие листья.
* * *
Карташов позвонил в Москву с уличного таксофона.
- Алло! У нас беда…
Он звонил человеку, занимавшему в Организации одну ступень выше него самого. Этого человека Карташов ни разу не видел, и только, по некоторым причинам, догадывался, что тот является действующим генералом МВД.
- … Я сильно заболел. Нужно отлежаться где-нибудь в хорошем санатории.
- Я понял. Я пришлю ребят. Часов через пять на выезде из города. Приедешь сюда, составим новую медицинскую карту и поедешь, подлечишься…
- И как это судьба угораздила вас в таком месте встретиться? - спросил Роман, выходя вместе с Юлей и Мишей из отделения.
Почти сразу открыли. Охранник пропустил всех, ничего не сказав. И не отреагировал, когда, проходя через арку металлодетектора, Шилов громко «зазвенел».
Внутри банк производил значительно более респектабельное впечатление, чем снаружи. На дизайне и отделочных материалах хозяева не экономили.
Суворов шел впереди. По коридору до конца и направо, до тяжелой двери, которую он открыл магнитным ключом. Еще немного по коридору, и вниз по лестнице.
Когда спускались, Шилов спросил:
- Борисыч, а Суворов - родовая фамилия?
- Увы, но фельдмаршалу войск российских я не родственник. А то жил бы сейчас в Париже, писал мемуары, ел бы устриц, пил бургундское…
- Дался тебе этот Париж. Тебе и здесь есть, о чем написать.
- Это точно, - рассмеялся Суворов, останавливаясь перед бронированной дверью.
Догоняя их, по лестнице сбежал работник банка - серьезный молодой человек в строгом костюме. Молча набрал многозначную комбинацию на кодовом замке, поднес магнитный ключ к считывающему устройству. Щелкнули запоры.
- Сезам, откройся! - Суворов с натугой потянул за ручку, отворяя толстую дверь.
Они вошли в довольно тесное помещение, вдоль трех стен которого располагались индивидуальные сейфы - на вскидку, штук сто пятьдесят, - а посередине стоял обычный канцелярский стол с лампой, пепельницей и двумя стульями.
Молодой человек молча ушел.
Суворов потушил сигарету и, доставая из кармана пиджака связку ключей, пробежался взглядом по рядам сейфов:
- Ну, который тут сто двадцать девятый? Ага, вот он!
Отперев два механических замка, Суворов открыл сейф и вытащил из него металлический ящик с откидной крышкой. Поставил ящик на стол и сделал приглашающий жест:
- Прошу! - После чего сам отошел, демонстрируя, что не питает интереса к чужим, особенно смертельным, тайнам.
Но не успел Роман открыть ящик, как Суворов спросил:
- Я слышал, у тебя пушка такая понтовая. Дай посмотреть пока…
Медля с принятием решения, Шилов посмотрел на Егорова. Тот поддержал:
- А чего? Ну, дай, а то неудобно как-то.
Роман медленно достал «беретту», протянул, стволом вперед, Суворову:
- Аккуратней, заряжено.
Суворов понимающе надул щеки и взял пистолет подчеркнуто осторожно.
Шилов повернулся к нему спиной и открыл ящик.
Стоя сзади, Суворов рассматривал пистолет: примерял, насколько удобно он обхватывается рукой, трогал предохранитель, взвешивал на ладони, быстро перекидывал из руки в руку…
Шилов открыл ящик.
В нем лежали цифровой диктофон с выносным микрофоном на тонком шнуре, несколько кассет различного формата и компакт-диски с какими-то пометками на приклеенных к ним бумажках.
- Вот они, наши волшебные палочки, - сказал Егоров.
- Да уж… - Шилов начал перекладывать содержимое ящика в принесенный с собой пакет.
- Классная штука, - дождавшись, когда Шилов все переложит, Суворов вернул пистолет, и кивнул на опустевший ящик: - Ну, что, победа?
- Похоже, что да, - отдав пакет Егорову, Шилов пристроил «беретту» на привычное место подмышкой.
Суворов убрал ящик в сейф.
- Ты чего так взмок? - Егоров удивленно посмотрел на Романа, по лицу которого стекал пот.
- Жарко тут. Пошли?
На улице Суворов сказал:
- С учетом того, что клиент Милорадов-Чибисов в банк завтра не явится, я даю вам целый день. Но потом…
- Все вернем, Борисыч! - Егоров тряхнул пакетом с трофеями.
- Да уж верните. А то вас за эти кассеты убьют, и имя банка сильно пострадает. Шутка!
- Тоже мне, Петросян нашелся! Все, пока, до встречи! - Егоров сел в машину.
Суворов направился к «Фольксвагену». Шилов задумчиво посмотрел ему вслед, и окликнул:
- Борисыч!
- А? - Суворов обернулся, поигрывая ключами от машины.
- Старовата у тебя тачка, Борисыч!
- Так это не моя, а жены. Мою следствие как арестовало, так до сих пор не может вернуть. Но эта, - Суворов указал ключами на черный «Пассат», - уже почти полтора года без проблем бегает. Я ее взял у старого сослуживца. Я ведь тоже когда-то опером на земле начинал…
- У кого?
- Да ты его должен знать, он много мест поменял, а сейчас в главке начальник отдела. Партийная кличка Фельдмаршал. Как-то по молодости ему в пивняке глаз сильно подбили. Полгода с повязкой ходил. Прям Кутузов! И покомандовать всегда сильно любил…
- Спасибо, Борисыч.
Шилов сел в свою машину.
Егоров с сомнением смотрел на старенькую магнитолу:
- Я вот думаю, поставить кассету, или повременить? Вдруг зажует?
- Ставь. Хотя я уже знаю, чей там голос.
Они прослушали одну сторону, и дальше не стали.
Егоров достал из магнитофона кассету, бросил ее обратно в пакет. Сказал:
- Убей его, Шилов.
Роман молча курил.
- О чем думаешь? - Егоров тронул его за плечо.
- О пустыне.
- Что?
- Хорошо там, наверное. Людей нет, одни верблюды. - Роман выбросил окурок на улицу и достал сотовый телефон: - Значит, так, начинаем свой план «Б».
* * *
Сидя в отделенческом «обезьяннике», Краснов думал, расколят его и отдадут на растерзание Арнаутову или оформят за мелкое хулиганство и выпустят. При задержании он назвался данными Селиванова. Прописан в Воркуте, в Питер приехал посмотреть город. Где документы? Бабы, наверное, сперли. Или сам потерял, когда дрался. Что за бабы? Да из-за которых драка и получилась.
Бабы, действительно, были. И драка. Правда, драка - это когда бьют обоюдно, а там, на этом чертовом Староневском, так обернулось, что Миша лишь получил, не успев дать в ответ.
Смывшись от убоповцев Арнаутова и проболтавшись какое-то время на улице, Миша, в поисках нового лежбища, обратился к двум уличным проституткам:
- Девчонки, вы как: отдыхаем, работаем?
- Нам отдыхать некогда.
Краснов посмотрел на ту, что была симпатичнее:
- Тогда веди, работящая.
- А чего ты без машины?
- День такой. Машина сломалась, с женой поругался. Короче, расслабиться надо.
- Тариф знаешь?
Не успел Миша ответить, как визжа тормозами у тротуара замер «Форд-скорпио», из которого выскочил рослый парень в кожаной куртке.
Та проститутка, которую выбрал Миша, испуганно завизжала:
- Я не брала, Виталик! Я не брала!
Оттолкнув Мишу, Виталик схватил девчонку за руку и молча поволок к машине.
Краснов догнал его:
- Э, ты чего?
Бросив девчонку, Виталик развернулся и ударил Мишу в живот с такой силой, что Миша упал.
Девчонки бросились бежать в разные стороны.
Виталик схватил Мишу за волосы, подтащил к машине и с размаху приложил головой об капот.
И еще раз!
И…
За этим занятием их и застал патрульный наряд.
Обоих доставили в отделение. Миша сказал, что не будет писать заяву по поводу избиения, и Виталика, у которого в наличии имелся полный комплект документов, через полчаса отпустили. Самого же Мишу оставили «до установления личности».
Глядя на дежурного офицера и сержанта-помощника, Миша думал, что, судя по их виду, сильно устанавливать его личность им будет лениво, и к утру они его выгонят. Вполне возможно, что даже без составления протокола за хулиганство, которым поначалу пугали.
Чтобы не провоцировать ментов, Краснов сидел тихо. А вот в соседней, женской камере «обезьянника», какая-то девушка - видеть ее Миша не мог, - без конца выступала, требуя то адвоката, то прокурора, то еще что-нибудь.
- Эй! Эй! Тут женщина во сне обмочилась.
Толстый дежурный подошел к решетчатой двери, посмотрел в глубину женской камеры:
- Тебе что, тряпку дать?
- Можно и тряпку. Тряпкой удобно всяких уродов по морде бить…
- Смотри, дождешься ведь, - равнодушно пригрозил дежурный, возвращаясь на свое место за пультом.
Пульт находился достаточно далеко, чтобы можно было переговариваться из камеры в камеру без риска быть услышанным дежурным, и Миша позвал девушку:
- Слышишь меня? Ты их не зли. Потерпи, скоро утро, приберутся.
- Я теперь ментов всю свою жизнь ненавидеть буду.
- Да брось ты! Просто у них работа собачья.
- Мне один это сегодня уже говорил. А потом… Ур од!
- Нормальные мужики везде есть. Даже в ментуре. Один так мне просто жизнь спас.
- Ты еще скажи, что его фамилия - Шилов.
- А ты его знаешь? - Удивленный Миша головой прижался к решетке, пытаясь разглядеть девушку.
Не ответив на его вопрос, Юля начала смеяться. Смех перерос в истерику.
26
В шесть утра, проведя бессонную ночь, и выпив «для храбрости» стакан водки, Стас позвонил адвокату Лукошкину.
Через два часа они встретились в кафе, адрес которого назвал адвокат. На двери висела табличка «Закрыто», но барменша открыла сразу, как Стас постучал, впустила и снова заперла дверь.
Окна были зашторены, на потолке и стенах горело всего несколько ламп, и в небольшом зале царил полумрак.
Лукошкин уже ждал. Гладко выбритый, причесанный в деловом светло-сером костюме, благоухающий одеколоном. Он сидел за столиком и пил чай. При появлении Скрябина встал и подчеркнуто уважительно пожал руку:
- Доброе утро, Станислав Александрович.
Скрябин молча сел и тяжело вздохнул.
Прежде чем начать говорить, Лукошкин допил чай.
- Очень хорошо, что вы позвонили. Здоровье мамы превыше всяких идеалов.
Скрябин кивнул. Вид у него был подавленный, жалкий. А взгляд то и дело метался на блестящую разнокалиберными бутылками стойку бара.
- Может быть, вы хотите чего-нибудь?
- Пива. - После долгой паузы выдавил Стас, пряча подрагивающие ладони в рукава куртки.
- Без проблем, - адвокат улыбнулся и щелкнул пальцами, привлекая внимание барменши. - Пожалуйста, пиво, и еще чай.
Девушка принесла пиво и чай. Пока адвокат размешивал сахар, Стас в несколько глотков выпил полкружки, не замечая откровенно брезгливого взгляда, с которым наблюдал за ним адвокат.
Впрочем, когда Лукошкин заговорил, его взгляд опять был дружелюбным и понимающим:
- Значит, о какой сумме идет речь?
- Десять тысяч долларов - первый взнос.
- Это приемлемо. Мне только нужно позвонить… Да не грызите вы себя так! Ваша система сама поставила вас в безвыходное положение.
- Только пообещайте мне, что его не убьют?
Лукошкин вполне искренне засмеялся и приподнял над столом холеные руки, как будто собрался играть на рояле:
- Да что ж я, себе враг? Вы же потом на меня все повесите. Я вам еще в первый раз обещал…
- Деньги вперед.
- Разумеется. Сделаем сейчас так: мы едем в больницу и подписываем договор на операцию. Нам подвозят деньги, вы сразу все оплачиваете и везете показывать адрес.
- Я-то вам там зачем?
- Платя все деньги вперед, я хотел бы иметь гарантии. Согласны?
Скрябин допил пиво и кивнул:
- Согласен.
- Тогда поехали.
- Можно сначала еще кружечку?
- Конечно. Пейте, а я пока позвоню.
Отойдя в угол зала, чтобы Скрябин ничего не мог услышать, Лукошкин долго разговаривал по мобильному телефону.
Они покинули кафе через запасной выход, и довольно долго шли дворами, пока наконец на стихийной парковке у одного из многоэтажных домов не сели в серебристую «Шкоду-октавиа», на которой и приехали в больницу.
Там все получилось на удивление быстро. Аркадий Байрамович составил договор, кто-то - Стас не видел, кто, - подвез Лукошкину деньги. Аркадий Байрамович лично принял их, взамен выдав Скрябину корешок приходного ордера, и пообещал срочно начать приготовления к операции.
- Как видите, я свое слово держу, - улыбнулся Лукошкин, когда они вышли из больницы. - Теперь дело за вами, мой дорогой. Так какой адрес?..
Разговаривая, они подошли к «Шкоде», и адвокат сел за руль, а Стас, по его указанию, сзади.
После этого они с полчаса колесили по городу, часто меняя направление, останавливаясь или уходя от светофора в отрыв. У Лукошкина часто звонил сотовый телефон, и он, используя систему «хэндс-фри» слушал кого-то, лаконично отвечая: «Понял», «Да», «Нет», «Сейчас».
Стас догадался, что некто, более опытный в таких играх, чем адвокат, указывает маршрут, чтобы проверить, нет ли за ними «хвоста».
Результат проверки был положительным, и, получив очередную команду, Лукошкин развернулся, проехал дворами, выехал на широкий проспект, и остановился.
Сразу же в машину сели двое.
Петруха и Дядя Вася.
* * *
Они сдавили Стаса плечами. Петруха - слева, Дядя Вася - справа. - Так это вы…
- Догадливый, блин, - усмехнулся Дядя Вася, ловко вынимая из кобуры Стаса «макарова» и обшаривая, нет ли другого оружия.
Лукошкин поехал.
- Ствол отдай, - вяло попросил Скрябин. - Я же теперь вроде как с вами.
- И Шилова завалишь? - Петруха надавил на Скрябина плечом и слегка наклонился вперед, чтобы заглянуть ему в глаза.
- Уговор был только адрес показать.
- Ты же сказал, что ты с нами? - притворно удивился Дядя Вася.
Они вели себя очень уверенно.
В отличие от Лукошкина, который все-таки привык разгребать правовые последствия силовых акций, а не участвовать в их проведении.
Машина остановилась, чтобы принять еще одного пассажира. Это оказался высокий лысоватый мужик с бугристым лицом, одетый в короткую светлую куртку. Когда он приказал адвокату:
- Поехали. - Стас разглядел у него во рту кривые железные зубы.
- Это что, бугор ваш? - спросил он.
Петруха молча саданул Скрябина локтем в грудь. Стас охнул и согнулся.
- Слышь, ментяра, может, прямо щас тебя зарезать? - У Лысого был такой голос, что не стоило сомневаться: это не пустая угроза.
- А то ты меня в живых оставишь…
- Нам еще в хату надо войти. Так что имеешь шанс, если языком мести не будешь.
- Сколько человек в адресе? - спросил Дядя Вася.
- У меня перископа нет.
Петруха снова ударил Стаса локтем.
Восстановив дыхание и проморгавшись, Скрябин ответил:
- Могут быть трое. Шилов. Краснов. Егоров из СИЗО.
- Живучий цырик, - щурясь от солнца, сказал Лысый. - Я с ним как-то в крытке пересекался. Он мне житья не давал. Хотел его зарезать, да на этап забрали.
- Вот и доделаешь, - предложил Дядя Вася, который, похоже, был единственным, кто общался с Лысым на равных: Лукошкин Лысого откровенно побаивался, а на лице у Петрухи читалась смесь опаски и уважения.
- Приехали, - с облегчением оповестил Лукошкин. - Я близко подъезжать не буду, высажу вас на углу и подожду в машине.
- С нами пойдешь.
- А-а-а… Зачем?
Не удостоив его ответом, Лысый впервые обернулся и посмотрел Стасу в лицо:
- Условный звонок есть?
- Есть.
- Обманешь - лично в больницу смотаюсь, кишки твоей старухе вырву. Все понял? Не слышу!
- Я понял.
Лукошкин завернул во двор, нервно спросил:
- Какая парадная?
- Вон та, с кодовой дверью.
Лукошкин подъехал вплотную ко входу, остановил «Шкоду» носом к стене.
- Развернись, - приказал Лысый. - Чтобы потом быстрее слинять.
* * *
У Дяди Васи и Лысого были пистолеты с глушителями, у Петрухи - обычный «макаров».
Первым по лестнице шел Дядя Вася. Внимательно осмотрев дверь сорок первой квартиры, он прижался ухом к замочной скважине, послушал несколько секунд и, видимо, уловив в квартире какое-то шевеление, кивнул Лысому, после чего поднялся на несколько ступенек выше.
Лысый пистолетом ткнул Стаса между лопаток:
- Звони.
Прежде, чем подойти к двери, Скрябин посмотрел через плечо. Последним шел Петруха, перед ним - адвокат. У Лукошкина тряслись губы. Он понимал, что если не прямо сейчас, то чуть позже его тоже убьют.
Скрябин позвонил. Длинный звонок, короткий, короткий, короткий…
- Рома, это я, Стас. Открой!
И началось…
Дверь сорок первой никто не открыл, зато распахнулись двери всех остальных квартир на площадке. В каждой было по несколько оперативников и спецназовцев, так что на попавших в окружение оказалось нацелено сразу полтора десятка стволов.
- Бросай оружие! - рявкнул Арнаутов, во весь рост стоявший в одном из дверных проемов.
Стас бросился в сторону, но Лысый обхватил его за шею и плечо, прижал к себе, приставил ствол к голове:
- Я убью его! Назад!
С неожиданным проворством Дядя Вася спрыгнул вниз, к двери сорок первой квартиры, и прикрылся Лукошкиным.
- Не стреляйте! - заверещал адвокат. - Не стреляйте, не надо!
- На пол, суки! На пол! - крикнул кто-то из собровцев.
Только Петруха растерянно замер, опустив пистолет и переводя взгляд с Арнаутова на почти не видимого за Лукошкиным Дядю Васю.
- Брось пушку, ну! - скомандовал Арнаутов, и Петруха выпустил «макарова» из руки.
- Мудак! - выдохнул Дядя Вася и, выстрелив из-под руки адвоката, ранил одного из спецназовцев.
По нему дали автоматную очередь. Он пригнулся и, прикрываясь Лукошкиным, сделал еще несколько выстрелов.
Лукошкин заорал - и навсегда замолчал, когда в него попало сразу несколько пуль.
Прикрываясь его мертвым телом и отстреливаясь, Дядя Вася начал отступать наверх, к чердаку.
Под прикрытием Стаса Лысый попятился к лестнице. Их движение отслеживали несколько автоматных и пистолетных стволов, и будь хоть малая возможность, и Лысого завалили бы, но он умело держался позади Стаса.
Петруха сел на корточки и обхватил голову руками.
- На пол! - кричали ему. - На пол ложись, сука!
Но он продолжал сидеть, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Может быть, он молился или рыдал, но из-за грохота выстрелов этого не было слышно.
И вдруг вскочил и метнулся в одну из квартир, как будто хотел головой и руками пробить заслон из спецназовцев. На секунду отвлекшись от прицеливания в Лысого, один из них ударом приклада успокоил Петруху, отправив его лежать к стене лестничной клетки.
Мертвое тело Лукошкина дергалось от попадающих в него пуль, но продолжало защищать Дядю Васю. Оказавшись у чердачной двери, он бросил Лукошкина и нырнул в темный проем. Ударили автоматные очереди, однако он был уже вне пределов досягаемости.
Лысый продолжал пятиться, держа перед собой Стаса. Чтобы нащупать у себя за спиной первую лестничную ступеньку, он замер в неустойчивом положении.
Стас просто качнулся назад - и они вместе упали.
Они скатились вниз на полэтажа. Пистолет отлетел в сторону. Стас вывернулся, оказался сверху противника.
Кто-то дважды выстрелил в них.
- Не стрелять! - заорал Арнаутов, бросаясь на подмогу Стасу. - Это наш!
Арнаутову надо было пробежать не больше десяти метров, но он не успел.
Не успел спасти Лысого.
Оказавшись сверху, Стас ударил его пальцами в глаза, а потом просто крепко сжал его голову и принялся исступленно колотить затылком об пол, не чувствуя ответных ударов и рыча:
- Не трогай мать, падла, не трогай мать! Это я тебе кишки вырву, тебе, тебе!
Звуки от ударов черепа по бетону становились все мягче и глуше.
Лысый был уже мертв, но Стас продолжал бить и бить, не замечая ни смерти противника, ни того, что сам весь перепачкался его кровью. Арнаутов отшвырнул Стаса в сторону.
- Пусти! - орал Стас, вырываясь из рук подоспевших спецназовцев, а они, с трудом удерживая его, успокаивали:
- Все, братишка, все, все…
Увидев вместо затылка Лысого кровавое месиво, Арнаутов коротко выругался. Потом схватил с лестницы выроненный им при падении пистолет с глушаком, и вложил в руку трупа. Сжал пальцы на рукоятке, поправил положение руки так, чтобы вид казался естественным, а пальцы не разжимались, и побежал на чердак, по дороге успев и злобно глянуть на притихшего Стаса, и оттолкнуть двух оперов, пинавших оглушенного Петруху.
Когда Арнаутов выбрался через слуховое окно, Дядя Вася стоял на краю крыши и, прищурясь, из-под козырька своей вечной кожаной кепки смотрел на окруживших его оперов и спецназовцев. Патроны в двух пистолетах - и своем, и Стаса - закончились, и у него оставалось только два выхода.
- Не валяй дурака, Васильев. Проиграл - плати, - крикнул ему Арнаутов.
Дядя Вася покачал головой:
- Стар я на зону идти!
- Щас подойду - помолодеешь.
- Подойди! Ну, подойди! А то мне одному скучно будет лететь!
- В сына моего ты стрелял? И в ребят из отдела?
- А что делать, Иваныч? Жизнь такая пошла! Либо ты, либо тебя!
- Гнида ты!
- А ты ангел? Тогда догоняй!
Дядя Вася развернулся, и, как со скалы в воду, - головой вниз и с вытянутыми руками - прыгнул с крыши во двор.
Вслед за ним полетели плевок Арнаутова и короткая русская фраза.
27
Несмотря на то, что в ней принимало участие множество специалистов - медиков, криминалистов, следователей, - работа на месте происшествия затянулась.
Надо было осмотреть, сфотографировать и подробно описать в протоколе три трупа, лестничную площадку, крышу и двор. Надо было собрать все гильзы и пули. Осмотреть машину покойного адвоката. Принять письменные рапорта от сотрудников, участвовавших в задержании. Опросить жильцов дома. Надо было сделать много чего, и работа затягивалась…
Стас курил, сидя у стены дома на каких-то поломанных ящиках, и безучастно наблюдал за царившей вокруг него суетой. Время от времени он принимался оттирать кровавые пятна с одежды. А потом снова курил, несколькими затяжками приканчивая сигарету и поджигая новую от окурка.
Подошел Роман с бутылкой водки в руке:
- Будешь?
- На руки полей.
Шилов полил. Потом выпил и сел рядом со Стасом.
Все вокруг были заняты делом, и не обращали на них внимания.
- Трудно было? - задал Шилов дурацкий вопрос.
Самый опасный момент наспех составленного ночью «Плана „Б“» заключался в том, что Стаса могли просто убить, узнав адрес. Конечно, по всей логике получалось, что его обязательно притащат с собой, чтобы использовать как живой ключ для входа в квартиру, но… Могли просто убить. И никто бы этому не помешал. Ведь для того, чтобы все выглядело убедительно, пришлось оставить его без прикрытия, правдоподобно разыграв сцену ухода из-под наружного наблюдения перед встречей с Лукошкиным.
- Не помню, - ответил Скрябин.
- За Карташовым уже поехали.
- Я рад.
- Вот так вот все и закончилось.
- Особенно для Сереги.
Шилов выпил, закурил. Посмотрел в сторону:
- Я в его смерти не виноват.
- Никто не виноват в его смерти… Поеду я. Маму в наш госпиталь перевели. Я этого полгода добивался, а тут за два часа все решилось.
- Правильно, раньше ты был оборотнем, теперь стал героем.
- Невелика дистанция. Увидимся!
- Куда мы денемся?..
Скрябин ушел. Шилов остался сидеть, глядя вниз. По глоточку прикладывался к бутылке. Иногда, ведя с самим собой мысленный спор, качал головой или флегматично пожимал плечами.
Подошел Егоров:
- Дай закурить… Я все узнал, сегодня нас допрашивать не будут. Я к своим поеду, а то они с ума сходят.
- Давай.
- Береги себя! Все, как в кино было… Ладно, пока!
Во двор заехала «Газель» передвижной криминалистической лаборатории, привезшая Юру Голицына. Он бодро выскочил из кабины и пошел к Шилову. Роман поднялся ему навстречу. Голицын лучился энергией:
- Дело мне поручили. Кожурина у меня в бригаде.
- Здорово, - равнодушно прокомментировал Шилов, отворачиваясь, чтобы Голицын не увидел выражение его лица.
Голицын почувствовал его состояние. Замялся, подыскивая нужные слова. Не подобрал и, решив, что поговорят позже, с преувеличенной бодростью махнул папкой в сторону распахнутой двери подъезда:
- Побегу осматривать. Потом все обсудим, ага?
Приехали Арнаутов и Громов.
- Взяли? - спросил Шилов, предчувствуя ответ.
Арнаутов покачал головой:
- Исчез. И еще трое из его отдела. Черт, всегда чувствовал, что этот Карташов - змей.
- Наверное, кто-то страховал этих, - Громов кивнул на лежащий рядом с домом труп Дяди Васи. - Он шефу и позвонил.
- Наверное, - Шилов приложился к бутылке.
- Да, видок у тебя! Ты давай, пока допросы, пока вся эта лабуда, отдохни денька три и - вперед. Работы много.
- Нет, Юрий Сергеевич, с меня все.
- Что?..
- Хватит.
- Я думал, ты крепче.
- Я тоже так думал.
- На войне как на войне.
- Угу. Только меня на этой войне немножко убили.
Громов не нашелся, что ответить.
- Ты там прости… что я там на тебя… гнал. Я просто работал. Теперь нормально все. - Арнаутов протянул руку, предлагая заключить мир.
Шилов руки не пожал:
- Нормально? Я тебе вчера позвонил только потому, что у меня выхода не было. За Скрябина спасибо, конечно, а так… Свой дурак хуже врага.
Арнаутов опустил руку.
Шилов не мог успокоиться:
- Нормально… Для кого нормально? Для меня? Для Сереги? Для Геры Моцарта? Если бы не ты, все вообще могло б быть по-другому.
Задев их плечами, Роман прошел между Громовым и Арнаутовым и направился к выходу со двора.
- Я что, еще по бандиту Моцарту должен поплакать? - спросил Арнаутов.
- Вот и поговорили… - сам себе сказал Шилов, поддевая ногами опавшие листья.
* * *
Карташов позвонил в Москву с уличного таксофона.
- Алло! У нас беда…
Он звонил человеку, занимавшему в Организации одну ступень выше него самого. Этого человека Карташов ни разу не видел, и только, по некоторым причинам, догадывался, что тот является действующим генералом МВД.
- … Я сильно заболел. Нужно отлежаться где-нибудь в хорошем санатории.
- Я понял. Я пришлю ребят. Часов через пять на выезде из города. Приедешь сюда, составим новую медицинскую карту и поедешь, подлечишься…
- И как это судьба угораздила вас в таком месте встретиться? - спросил Роман, выходя вместе с Юлей и Мишей из отделения.