Страница:
– Почему нет?
– Потому что она слишком стара для тебя, вот почему нет! – Несколько гостей обернулись на крик Кэмерона, происходящее даже отвлекло их от фейерверка. – Она не для тебя, Дэниел, – понизив голос, сказал Кэмерон.
– Тетя Изабелла говорит, что ей двадцать семь лет. Я знаю, от мужа ей ничего не досталось, поэтому я думаю, она будет рада богатому парню, а?
Кэмерон посмотрел туда, где стояла Эйнсли с миссис Ярдли, совсем недалеко от них. Эйнсли опять была в сером. Но по крайней мере в этот раз она не была застегнута до самого подбородка. Теперь, когда солнце село, а сентябрьский вечер в Шотландии довольно прохладный, на ней было платье с короткими рукавами, и лиф почти наполовину открывал грудь. Чтобы не подхватить пневмонию, Эйнсли набросила на плечи тонкую кружевную шаль, узор которой состоял из сплошных дыр.
Мысли Кэмерона вернулись к прошедшему дню, к Эйнсли, которую он нашел в зарослях кустарника, к тому, как она вспыхнула, когда он расстегнул десятую пуговицу и его взору предстало аппетитное содержимое.
У прекрасной Эйнсли пышная соблазнительная грудь, которой тесно в корсете. Ему хотелось покрыть поцелуями ложбинку между грудей, расшнуровать корсет, чтобы обнажить соски и прикусить зубами их бархатный ареол. Его плоть затвердела настолько, что Кэмерону было трудно вернуться к игре. Ему пришлось долго бродить по грязи, чтобы успокоиться и закончить игру, которую они начали с миссис Ярдли. Наверно, это была самая длинная в мире игра в крокет.
– Она не для тебя, парень, – с трудом повторил Кэмерон. – Оставь ее в покое.
– Почему? У тебя к ней свой интерес?
«Да, черт возьми, именно так, сын», – хотелось закричать ему.
– Она не мой тип женщины, Дэнни.
– Я это знаю. – Дэниел сжал большие кулаки, к которым все еще никак не мог привыкнуть. – Поэтому она мне и нравится. Потому что она совсем не похожа на твоих женщин, и следовательно, ей ничего не грозит, – сердито проворчал он последние слова, повернулся и размашистым шагом скрылся в темноте.
– Дэниел…
Но сын не остановился и даже не оглянулся, исчезнув в неизвестном направлении.
Быть отцом чертовски тяжело. Кэмерон обернулся и увидел поблизости младшего брата.
Его немного удивило появление Йена. Брат ненавидел толпу, страшился даже небольшого скопления людей. Впрочем, было уже темно, его почти никто не заметил, и Бет, его жена, была рядом.
Йен был примерно на дюйм ниже Кэмерона, но так же, как он, широк в плечах. В нем появилась уверенность благодаря молодой женщине, которая стояла сейчас рядом с ним и болтала с кем-то из гостей.
– Йен, скажи, Бога ради, что я должен был сделать сегодня днем вместе с Дэниелом? – обратился к нему Кэмерон.
Йен посмотрел в ту сторону, куда убежал Дэниел. Он никогда не станет говорить Кэмерону, как это делают другие, успокаивающие фразы типа: «Он восхищается тобой, Кэмерон; он просто старается порадовать тебя…» Йен принимал вещи такими, какие они есть, и признавал только правду. Он знал: как сын разочарован в отце, так и отец разочарован в сыне.
– Объехать с ним границы твоих владений.
– Проклятие! – Дэниел обожает объезжать по периметру земли Маккензи, от густых лесов до скалистых ущелий. Кэмерон вечно занят лошадьми, но он обещал сыну, что они сделают это сегодня. – Прими мой совет, Йен. Не считай меня примером отцовства. Смотри, что я делаю, и делай наоборот.
Кэмерон понимал, что его лишенный фантазии младший брат уже не слышит его. Йен смотрел на Бет, лицо которой освещали вспышки фейерверка.
– Йен, ты помнишь, что было в том письме, которое я показал тебе сегодня утром?
Не отрывая глаз от Бет, Йен на одном дыхании стал пересказывать содержание письма, быстрым монотонным голосом повторяя пышные фразы.
– Отлично, – поднял руку Кэмерон. – Достаточно. Спасибо.
Йен замолчал, как будто его заткнули пробкой. Кэмерон знал, что Йен не обратил никакого внимания на то, о чем говорится в письме, но мог в точности повторить все слова. И сможет делать это в течение многих лет.
– Один вопрос. Это миссис Дуглас его писала? – спросил Кэмерон, скорее для себя.
– Не знаю.
– Да-да, тебе это неизвестно. Я просто думаю вслух.
– Миссис Дуглас пишет письма Изабелле. – Йен смерил взглядом Кэмерона и вновь уставился на Бет.
– Да, они давние подруги, но это не имеет никакого отношения к… А-а, понятно! Прости, Йен, до меня не сразу дошло.
Йен промолчал. Кэмерон на секунду тихонько сжал плечо брата, помня, что Йен не любит, чтобы к нему прикасался кто-то, кроме Бет. Или Изабеллы. Только красивые женщины, черт бы его побрал.
– Йен, ты знаешь, почему все считают тебя сумасшедшим?
Йен взглянул на Кэмерона, совершенно не задумываясь о смысле вопроса, – просто он научился смотреть на людей, когда они с ним разговаривают.
– Потому что ты даешь нам ответы, – продолжал Кэмерон, – но при этом пропускаешь все подробности, которые необходимы нам, простым смертным, чтобы постичь твои ответы. Ты хочешь сказать, что мне следует попросить Изабеллу показать одно из писем миссис Дуглас и сравнить почерк. Так?
Йен по-прежнему молчал, как будто забыв, что они вообще разговаривают, он не отводил взгляда от Бет, которая была единственным якорем в этом мире. Кэмерон видел: Йен не смотрит на фейерверк – он смотрит, как его жена наблюдает фейерверк, и воспринимает его красоту через Бет.
Кэмерон отпустил его. Хлопнул еще один фейерверк, обдав теплом лицо Кэмерона. В огнях этого фейерверка он заметил, как миссис Дуглас оставила миссис Ярдли и решительным шагом направилась в парк, в темноту. Гости аплодировали красивому зрелищу, а Кэмерон последовал в темноту за миссис Дуглас.
Глава 6
Глава 7
– Потому что она слишком стара для тебя, вот почему нет! – Несколько гостей обернулись на крик Кэмерона, происходящее даже отвлекло их от фейерверка. – Она не для тебя, Дэниел, – понизив голос, сказал Кэмерон.
– Тетя Изабелла говорит, что ей двадцать семь лет. Я знаю, от мужа ей ничего не досталось, поэтому я думаю, она будет рада богатому парню, а?
Кэмерон посмотрел туда, где стояла Эйнсли с миссис Ярдли, совсем недалеко от них. Эйнсли опять была в сером. Но по крайней мере в этот раз она не была застегнута до самого подбородка. Теперь, когда солнце село, а сентябрьский вечер в Шотландии довольно прохладный, на ней было платье с короткими рукавами, и лиф почти наполовину открывал грудь. Чтобы не подхватить пневмонию, Эйнсли набросила на плечи тонкую кружевную шаль, узор которой состоял из сплошных дыр.
Мысли Кэмерона вернулись к прошедшему дню, к Эйнсли, которую он нашел в зарослях кустарника, к тому, как она вспыхнула, когда он расстегнул десятую пуговицу и его взору предстало аппетитное содержимое.
У прекрасной Эйнсли пышная соблазнительная грудь, которой тесно в корсете. Ему хотелось покрыть поцелуями ложбинку между грудей, расшнуровать корсет, чтобы обнажить соски и прикусить зубами их бархатный ареол. Его плоть затвердела настолько, что Кэмерону было трудно вернуться к игре. Ему пришлось долго бродить по грязи, чтобы успокоиться и закончить игру, которую они начали с миссис Ярдли. Наверно, это была самая длинная в мире игра в крокет.
– Она не для тебя, парень, – с трудом повторил Кэмерон. – Оставь ее в покое.
– Почему? У тебя к ней свой интерес?
«Да, черт возьми, именно так, сын», – хотелось закричать ему.
– Она не мой тип женщины, Дэнни.
– Я это знаю. – Дэниел сжал большие кулаки, к которым все еще никак не мог привыкнуть. – Поэтому она мне и нравится. Потому что она совсем не похожа на твоих женщин, и следовательно, ей ничего не грозит, – сердито проворчал он последние слова, повернулся и размашистым шагом скрылся в темноте.
– Дэниел…
Но сын не остановился и даже не оглянулся, исчезнув в неизвестном направлении.
Быть отцом чертовски тяжело. Кэмерон обернулся и увидел поблизости младшего брата.
Его немного удивило появление Йена. Брат ненавидел толпу, страшился даже небольшого скопления людей. Впрочем, было уже темно, его почти никто не заметил, и Бет, его жена, была рядом.
Йен был примерно на дюйм ниже Кэмерона, но так же, как он, широк в плечах. В нем появилась уверенность благодаря молодой женщине, которая стояла сейчас рядом с ним и болтала с кем-то из гостей.
– Йен, скажи, Бога ради, что я должен был сделать сегодня днем вместе с Дэниелом? – обратился к нему Кэмерон.
Йен посмотрел в ту сторону, куда убежал Дэниел. Он никогда не станет говорить Кэмерону, как это делают другие, успокаивающие фразы типа: «Он восхищается тобой, Кэмерон; он просто старается порадовать тебя…» Йен принимал вещи такими, какие они есть, и признавал только правду. Он знал: как сын разочарован в отце, так и отец разочарован в сыне.
– Объехать с ним границы твоих владений.
– Проклятие! – Дэниел обожает объезжать по периметру земли Маккензи, от густых лесов до скалистых ущелий. Кэмерон вечно занят лошадьми, но он обещал сыну, что они сделают это сегодня. – Прими мой совет, Йен. Не считай меня примером отцовства. Смотри, что я делаю, и делай наоборот.
Кэмерон понимал, что его лишенный фантазии младший брат уже не слышит его. Йен смотрел на Бет, лицо которой освещали вспышки фейерверка.
– Йен, ты помнишь, что было в том письме, которое я показал тебе сегодня утром?
Не отрывая глаз от Бет, Йен на одном дыхании стал пересказывать содержание письма, быстрым монотонным голосом повторяя пышные фразы.
– Отлично, – поднял руку Кэмерон. – Достаточно. Спасибо.
Йен замолчал, как будто его заткнули пробкой. Кэмерон знал, что Йен не обратил никакого внимания на то, о чем говорится в письме, но мог в точности повторить все слова. И сможет делать это в течение многих лет.
– Один вопрос. Это миссис Дуглас его писала? – спросил Кэмерон, скорее для себя.
– Не знаю.
– Да-да, тебе это неизвестно. Я просто думаю вслух.
– Миссис Дуглас пишет письма Изабелле. – Йен смерил взглядом Кэмерона и вновь уставился на Бет.
– Да, они давние подруги, но это не имеет никакого отношения к… А-а, понятно! Прости, Йен, до меня не сразу дошло.
Йен промолчал. Кэмерон на секунду тихонько сжал плечо брата, помня, что Йен не любит, чтобы к нему прикасался кто-то, кроме Бет. Или Изабеллы. Только красивые женщины, черт бы его побрал.
– Йен, ты знаешь, почему все считают тебя сумасшедшим?
Йен взглянул на Кэмерона, совершенно не задумываясь о смысле вопроса, – просто он научился смотреть на людей, когда они с ним разговаривают.
– Потому что ты даешь нам ответы, – продолжал Кэмерон, – но при этом пропускаешь все подробности, которые необходимы нам, простым смертным, чтобы постичь твои ответы. Ты хочешь сказать, что мне следует попросить Изабеллу показать одно из писем миссис Дуглас и сравнить почерк. Так?
Йен по-прежнему молчал, как будто забыв, что они вообще разговаривают, он не отводил взгляда от Бет, которая была единственным якорем в этом мире. Кэмерон видел: Йен не смотрит на фейерверк – он смотрит, как его жена наблюдает фейерверк, и воспринимает его красоту через Бет.
Кэмерон отпустил его. Хлопнул еще один фейерверк, обдав теплом лицо Кэмерона. В огнях этого фейерверка он заметил, как миссис Дуглас оставила миссис Ярдли и решительным шагом направилась в парк, в темноту. Гости аплодировали красивому зрелищу, а Кэмерон последовал в темноту за миссис Дуглас.
Глава 6
– Значит, он отдал тебе письмо, да? – Филлида Чейз смотрела на Эйнсли в отблесках далекого фейерверка. Они встретились, как и договаривались, у фонтана в центре парка. Гости все еще толпились на западной стороне парка, наблюдая за пиротехникой, которая взрывалась вдали над лугом.
– Да, лорд Кэмерон вернул мне его, – призналась Эйнсли. – Ты нарочно так передала ему письмо, чтобы я видела? Почему?
– Потому что, – блеснула глазами Филлида, – я хотела, чтобы ты знала: я могу передать письма любому, кто мне понравится, и когда захочу, если ты слишком долго будешь тянуть с деньгами. Ты должна иметь дело со мной, моя дорогая. И больше ни с кем.
– Вы воришка, миссис Чейз, – спокойно сказала Эйнсли. – При необходимости и я буду иметь дело с кем угодно. Я принесла деньги и теперь забираю письмо, как договаривались.
– Не надо было действовать у меня за спиной, миссис Дуглас. Но поскольку вы это сделали, оставшиеся письма будут стоить теперь намного дороже. Тысячу гиней.
– Тысячу гиней? – остолбенела Эйнсли. – Мы договаривались на пятьсот. Мне и так трудно было убедить ее дать мне такую сумму.
– В таком случае ей не следовало писать эти письма. Тысячу гиней к концу недели, или я продам эти письма в газету.
– Едва ли я смогу принести тысячу гиней, – сжала кулаки Эйнсли. – Во всяком случае, не через четыре дня.
– Советую тебе послать телеграмму. Она может себе это позволить, за все свои волнения. Это ее ошибка, не нужно было вести себя так неосмотрительно. Неделя.
– Но почему, скажи, ты это делаешь? – Эйнсли хотелось завизжать. – Ты была фрейлиной королевы, она доверяла тебе. Почему ты ополчилась на нее?
– Я ополчилась на нее? – У Филлиды сверкнули глаза, и Эйнсли впервые увидела на ее лице не холодный расчет, а какую-то другую эмоцию. – Иди и спроси у нее, почему она ополчилась на меня. Я хотела всего лишь немного счастья. Я заслужила его. Она все разрушила, и я никогда не прощу ей этого. Никогда.
В голосе Филлиды звучали неподдельная ярость, гнев и отчаяние, идущие из глубины души. Филлиду уже изгнали из услужения королеве, когда три года назад туда пришла Эйнсли, но она не знала, почему Филлиду прогнали. Правда, ходили какие-то слухи о миссис Чейз, о ее пресловутой погоне за мужчинами младше ее, но королева никогда не говорила о Филлиде и запрещала распространять любые слухи.
– У меня нет тысячи гиней, – заявила Эйнсли. – Есть пятьсот. Возьми по крайней мере их.
– Первоначальная цена – дело прошлое. Считай, что вторые пятьсот гиней – плата за то, чтобы я молчала о том, как ты выманила письмо у лорда Кэмерона.
– Я не выманивала у него письмо, – вспыхнула Эйнсли.
– Дорогая моя миссис Дуглас, – на лице Филлиды появилась свирепая улыбка, – лорд Кэмерон не только мужчина и испорченный аристократ, он Маккензи. Он не отдаст тебе письмо просто так, не назначив за него цену. Может, ты еще не заплатила ее. Но заплатишь.
Эйнсли мысленно поблагодарила темноту, потому что покраснела от корней волос до кончиков пальцев. Она вспомнила жар губ Кэмерона, точно такой же жар она ощущала, когда он в лесу касался губами ее груди.
«Прежде чем ты уедешь в конце недели, мы это закончим, – сказал тогда Кэмерон. – Я на это рассчитываю».
– Я не была в его постели, – отрезала Эйнсли. – И не буду.
– Дорогая моя, до чего же ты наивна! Лорд Кэмерон не укладывает своих женщин в постель. Это происходит где-нибудь в другом месте. В экипаже, в беседке или на лужайке перед домом. Но в постели – никогда. Этим он и известен, наш лорд Кэмерон.
Мысли Эйнсли мгновенно вернулись к Кэмерону, когда он своим крепким телом прижал ее к кровати, удерживая своей рукой ее запястья. Он был готов овладеть ею, она чувствовала это через килт, и нисколько не возражал, чтобы это случилось в кровати.
Но он отпустил ее. Хотя мог бы взять то, что хотел прямо тогда, мог бы заставить Эйнсли отдаться ему. Но не заставил.
– Этого не будет, – повторила Эйнсли.
– Наивная миссис Дуглас, – с сожалением посмотрела на нее Филлида. – Ты не соперник лорду Кэмерону Маккензи. Он очень быстро получит от тебя то, что хочет, и ты пойдешь за ним. Кэмерон видит, хочет, берет – и дело сделано.
«Мы это закончим», – опять вспомнились Эйнсли слова Кэмерона.
– Для женщины, которая является его любовницей, ты очень оптимистично настроена, – сказала она вслух, чувствуя, как билось ее сердце.
– Я завела роман с лордом Кэмероном с широко раскрытыми глазами. У него репутация любовника, который доставляет массу удовольствия, а я именно это и искала. Мне надо было развеять скуку на этом чудовищно глупом сборище. Раньше Харт Маккензи устраивал экзотические оргии, которые пользовались огромной популярностью. Но теперь он приглашает скучных людей на скучную неделю в замерзающую шотландскую деревню заниматься скучными вещами. Кэмерон скучает так же, как и я, но теперь, когда он заметил твои красивые глазки, я уверена, что со мной покончено. Но это не имеет значения, потому что я покончила с ним.
Эйнсли слушала с растущим волнением, понимая, что оказалась в мире, который видела только мельком: мужья и жены, ищущие других партнеров ради новизны отношений, любовники, отвергнутые по воле случая ради других любовников. В мире Эйнсли юную мисс можно погубить в один миг, в мире Филлиды клятвы – ничто, а удовольствие – все.
Эйнсли думала о лорде Кэмероне, о его жгучем взгляде и о страсти, которая клокотала в нем. Он превращал эту страсть в доброту, когда ухаживал за лошадьми или за старой миссис Ярдли, заботясь о них и одновременно защищая. И эта его доброта убедила Эйнсли в том, что даже в мире любовниц и тайных любовников Кэмерон Маккензи заслуживает кого-нибудь получше Филлиды Чейз.
– Я могу дать тебе пятьсот гиней, – твердо сказала Эйнсли.
– Я хочу тысячу, – щелкнула пальцами Филлида. – Она может это позволить.
Да, но королева имела твердые убеждения относительно того, на что надо тратить деньги и сколько можно потратить за один раз. Она считала оскорбительным, что ей вообще придется платить.
Но с другой стороны, королева понимала, что письма могли серьезно подпортить ее репутацию, если станет известно, что она писала такие сентиментальности мистеру Брауну, пусть даже никогда не отправляла их ему на самом деле. Люди недовольны затворническим образом жизни, какой вела Виктория, и могли появиться требования об отречении ее от престола, если они решат, что ее затворничество объясняется тем, что она развлекалась со своим шотландским конюхом.
Филлида решила наказать королеву, и она ее накажет. Поэтому королева послала Эйнсли, которой она частенько поручала тайные задания, порой совершенно отвратительные, например вскрыть замки или обыскать спальню. Теперь она должна была договориться с Филлидой и вернуть письма, не потратив по возможности ни пенни.
– Ты очень самонадеянна, если думаешь, что она заплатит тебе тысячу.
Над полями продолжали взрываться фейерверки, освещая темное небо и озаряя улыбающееся лицо Филлиды.
– Я хочу получить тысячу. Ты уж постарайся, собери эти деньги к концу недели, тогда и получишь свои письма. А если нет…
Она махнула рукой и не оглядываясь пошла по дорожке, усыпанной гравием.
– Чертовка, – проворчала Эйнсли.
В ее ладонь ткнулся холодный нос, и Эйнсли, опустив глаза, увидела Макнаба, собаку Маккензи, которая смотрела на нее преданными глазами. Во все времена у Маккензи было пять собак. Две из них – охотничья Руби и терьер по кличке Фергус – принадлежали Йену и Бет и жили вместе с ними, когда они переехали в собственный дом неподалеку отсюда. Бен и Ахилл остались в основном здании, а у Дэниела и Кэмерона был Макнаб, веселый спрингер-спаниель.
– Какая у тебя, должно быть, спокойная жизнь, – вздохнула Эйнсли и наклонилась, чтобы погладить Макнаба. – Тебе не надо волноваться из-за интриг, писем, шантажа…
По ногам Эйнсли весело застучал виляющий хвостик Макнаба. Хвост заработал еще сильнее, когда песик повернулся поприветствовать человека, появившегося из темноты.
– Значит, Филлида шантажирует тебя, – сказал Кэмерон.
Эйнсли быстро прокрутила в голове разговор и немного расслабилась, когда поняла, что ни она, ни миссис Чейз не упомянули королеву по имени.
– Боюсь, что да.
– Филлида просто дьявол. – Кэмерон погладил Макнаба по голове. – Хочешь, я вытряхну из нее твои письма?
– Пожалуйста, не надо, – тревожно распахнула глаза Эйнсли. – Если вы ее напугаете, она может пойти в газету, как грозилась.
Макнаб покружил вокруг Эйнсли, заставив ее невольно приблизиться к Кэмерону. Потом сел рядом с Эйнсли, безмерно счастливый, что теперь они так близко друг к другу.
– Я могу решить твою проблему, – заявил Кэмерон. – Я дам тебе тысячу гиней, если попросишь.
«Он не отдаст тебе письмо, не назначив за него цену», – пронеслось у нее в голове.
– Я соберу деньги, – ответила Эйнсли. – Это будет нелегко, но я соберу.
В другой стороне парка в свете китайских фонариков под руку со своим мужем гуляла Филлида.
– Она женщина упрямая и практичная, – заметил Кэмерон.
– Она у меня как бельмо на глазу.
– Если ты думаешь, что тысяча гиней избавит тебя от Филлиды, то ты ошибаешься, – прошуршал, как гравий под ногами, тихий смех Кэмерона. – Она что-нибудь утаит или найдет другой способ вернуться к тебе. Шантажистов невозможно остановить, – с горечью в голосе пояснил Кэмерон.
– Разве? Откуда вам это известно?
– Когда ты приходишься братом герцогу и твоя жена умирает при загадочных обстоятельствах, вдруг из ниоткуда появляются эти акулы.
– Не очень понятная метафора.
– К черту метафоры. Это – люди-акулы, и они появляются из тени тогда, когда ты меньше всего их ждешь.
– Простите, – прошептала Эйнсли.
В ее голосе Кэмерон уловил сожаление. Черт, ну почему она так смотрит на него?
Блестящие в темноте серые глаза, открытый взгляд. Когда она наклонилась погладить собаку, с ее плеча сползла тонкая кружевная шаль. И снова Эйнсли оживила мир Кэмерона, наполнила его обычно серое существование яркими красками.
– Все общество строит предположения, не убил ли я свою жену. Включая тебя.
Тень вины, промелькнувшая в глазах Эйнсли, подтвердила правоту его слов. Но почему бы Эйнсли не строить предположения? Никто точно не знает, что произошло в той комнате, только Кэмерон. Дэниел был маленьким, и, кроме него, Кэмерона и Элизабет, в комнате никого не было.
Кэмерон вспомнил дознание. Все смотрели на него, пока он безжизненным голосом давал показания, все верили, что это он убил Элизабет. Глаза деревенских жителей, журналистов, семьи Элизабет, ее любовников, его собственного отца, судьи, коронера, холодные и невозмутимые, ждали его признания.
Только Харт поверил ему, и Харт дал ложные показания: он рассказал коронеру, что, случайно распахнув дверь, видел, как Элизабет воткнула нож себе в горло. Кэмерон был в другом конце комнаты, он держал на руках Дэниела, пытаясь успокоить ребенка. Давая эти показания, Харт использовал необходимую в данном случае смесь очарования, присущего всем Маккензи, и невероятного сострадания к брату.
Харт сказал правду, но только ничего этого он не видел. Элизабет уже была мертва, когда он ворвался в комнату. Харт солгал, чтобы спасти Кэмерона, и Кэмерон до конца дней будет ему благодарен за это. По этой причине Кэмерон терпел загородные вечеринки Харта и развлекал его гостей, позволяя им наблюдать, как он тренирует своих скакунов.
Пальцы Эйнсли коснулись плеча Кэмерона, возвращая его к реальности. Ее спокойный голос и запах ванили и корицы, ее запах, обволакивал Кэмерона.
– Люди действительно говорят об этом, я не стану отрицать, – прозвучал ее голос. – Но я думаю, что это неправда.
– Откуда ты знаешь, черт возьми? – не сумев справиться с раздражением, проговорил Кэмерон.
– Я умею читать людей как открытую книгу, только и всего.
– Это означает лишь то, что ты слишком доверчива.
– Это означает, что это – мое мнение, нравится вам оно или нет. Поэтому перестаньте нападать на меня, запугивать или что вы там еще делаете.
Она вновь вырвала его из состояния оцепенения, обострив восприятие окружающего мира.
– А вы лгунья и воришка, миссис Дуглас, – бодрым голосом объявил Кэмерон. – Обманщица. Как я могу поверить вам на слово?
– Вы встретили меня при неудачных обстоятельствах. – Рука Эйнсли оставалась лежать у него на плече, и Кэмерону понравилось, что она ее не отдернула. – Вообще-то я очень надежный человек.
– Ты вскрываешь замки, как профессиональный взломщик, – едва сдерживая смех, сказал Кэмерон, – обыскиваешь комнаты, имеешь дело с шантажистами, а потом просишь меня верить тебе.
– Хочу напомнить вам, – сердито взглянула на него Эйнсли, – что вас я наблюдала тоже не в лучшей ситуации, милорд. Последний раз, когда мы разговаривали, вы расстегивали мое платье.
Да, он помнит об этом. С каждой расстегнутой пуговицей она открывалась ему все больше, он чувствовал тепло ее кожи, легкое прикосновение ее дыхания на своих пальцах. Кэмерон потянулся к ней, чтобы опять ощутить это тепло.
Он дотронулся до ее ключицы и даже через перчатку почувствовал холодную кожу.
– О, черт, женщина, ты же замерзаешь!
Кэмерон снял свой пиджак и быстро, она даже не успела возразить, накинул Эйнсли на плечи и взялся за лацканы, не желая ее отпускать. Очаровательная миссис Дуглас… Она смотрела ему в лицо и говорила, что верит в него. Больше никто не верил. Только благодаря Харту был вынесен вердикт о самоубийстве Элизабет. Кэмерона освободили. Дело закрыли.
Но это – официально. Общественное мнение утверждало обратное, но только шепотом, потому что Харт не потерпит клеветы. Женщин полусвета, жен и вдов, искавших приключений, привлекало в Кэмероне это ощущение опасности, которую, как им казалось, он представлял, а респектабельные молодые дамы старались не попадаться у него на пути. Но Кэмерона это не волновало. Он не стремился жениться снова – ему хватило одного раза, и к тому же он сомневался, что кто-то пойдет за него, даже если он сделает предложение.
И вот теперь Эйнсли Дуглас смотрела на него своими чистыми серыми глазами и говорила, что верит в его невиновность. И никаких доказательств не требуется.
Ему хотелось прильнуть к губам, которые сказали такие слова, прижать ее к себе, стащить с нее одежду и целовать каждый дюйм ее тела. Сегодня волосы Эйнсли были собраны в тугой пучок, и Кэмерон представил, как он распускает их, позволяя им струиться теплым шелком.
Хвостик Макнаба застучал по ногам Кэмерона, и Эйнсли, рассмеявшись, наклонилась погладить пса.
– Лорд Кэмерон, я хочу попросить вас об одолжении.
Неужели она не знает, что просить его об одолжении опасно? Только то, что он не убийца, вовсе не означает, что он добрый человек.
– И о каком же?
– Я обыскала комнаты миссис Чейз, но писем не нашла. Я воспользовалась удобным случаем и осмотрела остальные комнаты в доме, но и там не нашла их.
Кэмерон представил Эйнсли, осторожно скользящую мимо закрытых дверей в огромном особняке Харта. Помощь Изабелле в организации вечеринки дала ей прекрасный повод обойти весь дом, заглянуть в каждый его уголок. Харт Маккензи, самый осторожный человек на свете, контролирующий любую ситуацию, и в подметки не годится Эйнсли с ее шпилькой для волос.
– Я и не сомневаюсь, что ты все обыскала. Ты уверена, что основательно все осмотрела?
– Я всегда делаю все очень основательно, милорд. Но есть одно место, куда я не заглядывала. А именно там она и могла их припрятать. – Эйнсли коснулась языком нижней губы, там, где после поцелуя Кэмерона остался крошечный синяк. Его метка. Метка человека, который не любил целовать своих женщин, но не мог устоять перед желанием поцеловать ее. – Это место, – продолжала Эйнсли, – куда я вряд ли попаду, – ваши покои.
У Кэмерона на мгновение замерло сердце.
– Но ты искала и в моих покоях тоже, дерзкая девчонка. Анджело сказал мне, что кто-то копался в гардеробе.
– Но я не успела осмотреть все.
Тогда в темную комнату вошли Кэмерон с Филлидой.
– Как вы думаете, у миссис Чейз была возможность спрятать остальные письма где-нибудь в ваших покоях? – допрашивала его Эйнсли.
Филлида увязалась за Кэмероном сразу, как только прибыла на вечеринку и он отозвался на ее призыв.
– Да, такая возможность была. Но вот забрать их, мне кажется, такой возможности у нее не было.
После вчерашнего вечера он не приглашал Филлиду в свои комнаты, и она поняла, что означает это холодное безразличие.
– Великолепно. Может быть, я смогу поискать их завтра, пока вы будете тренировать лошадей? Вы сможете отослать слуг?
– Зачем ждать до утра? – От мысли, что она будет в его комнатах, Кэмерон покрылся испариной. – Если ты так сильно хочешь найти эти письма, поднимайся наверх и ищи.
– Прямо сейчас? – округлила глаза Эйнсли.
– А почему нет, черт возьми? Гости не могут оторваться от пиротехники Харта, дом пуст. Я покажу тебе наиболее вероятные места, где стоит поискать.
Эйнсли поджала губы, и Кэмерону захотелось прижать ее к себе и завершить то, что он начал делать в лесу. Тогда он заставил себя уйти: существовала опасность, что граф, Изабелла или кто-то другой отправившийся на поиски обнаружит ее в самом неловком положении. Похоже, никто на том крокетном матче не заметил ее долгого отсутствия с печально известным лордом Кэмероном, вероятно, считая, что Кэмерон не станет связываться с никому не известной подругой своей невестки. Эйнсли вообще мало кто заметил, слепые дураки. Она, конечно, держалась в тени, но Кэмерон все равно видел ее во всем сверкающем великолепии.
– Хорошо, – выдохнув, кивнула Эйнсли, – давайте поищем. Все равно на улице ужасно холодно.
Ни слова не говоря, она повернулась и направилась к дому, его пиджак развевался у нее за спиной.
– Да, лорд Кэмерон вернул мне его, – призналась Эйнсли. – Ты нарочно так передала ему письмо, чтобы я видела? Почему?
– Потому что, – блеснула глазами Филлида, – я хотела, чтобы ты знала: я могу передать письма любому, кто мне понравится, и когда захочу, если ты слишком долго будешь тянуть с деньгами. Ты должна иметь дело со мной, моя дорогая. И больше ни с кем.
– Вы воришка, миссис Чейз, – спокойно сказала Эйнсли. – При необходимости и я буду иметь дело с кем угодно. Я принесла деньги и теперь забираю письмо, как договаривались.
– Не надо было действовать у меня за спиной, миссис Дуглас. Но поскольку вы это сделали, оставшиеся письма будут стоить теперь намного дороже. Тысячу гиней.
– Тысячу гиней? – остолбенела Эйнсли. – Мы договаривались на пятьсот. Мне и так трудно было убедить ее дать мне такую сумму.
– В таком случае ей не следовало писать эти письма. Тысячу гиней к концу недели, или я продам эти письма в газету.
– Едва ли я смогу принести тысячу гиней, – сжала кулаки Эйнсли. – Во всяком случае, не через четыре дня.
– Советую тебе послать телеграмму. Она может себе это позволить, за все свои волнения. Это ее ошибка, не нужно было вести себя так неосмотрительно. Неделя.
– Но почему, скажи, ты это делаешь? – Эйнсли хотелось завизжать. – Ты была фрейлиной королевы, она доверяла тебе. Почему ты ополчилась на нее?
– Я ополчилась на нее? – У Филлиды сверкнули глаза, и Эйнсли впервые увидела на ее лице не холодный расчет, а какую-то другую эмоцию. – Иди и спроси у нее, почему она ополчилась на меня. Я хотела всего лишь немного счастья. Я заслужила его. Она все разрушила, и я никогда не прощу ей этого. Никогда.
В голосе Филлиды звучали неподдельная ярость, гнев и отчаяние, идущие из глубины души. Филлиду уже изгнали из услужения королеве, когда три года назад туда пришла Эйнсли, но она не знала, почему Филлиду прогнали. Правда, ходили какие-то слухи о миссис Чейз, о ее пресловутой погоне за мужчинами младше ее, но королева никогда не говорила о Филлиде и запрещала распространять любые слухи.
– У меня нет тысячи гиней, – заявила Эйнсли. – Есть пятьсот. Возьми по крайней мере их.
– Первоначальная цена – дело прошлое. Считай, что вторые пятьсот гиней – плата за то, чтобы я молчала о том, как ты выманила письмо у лорда Кэмерона.
– Я не выманивала у него письмо, – вспыхнула Эйнсли.
– Дорогая моя миссис Дуглас, – на лице Филлиды появилась свирепая улыбка, – лорд Кэмерон не только мужчина и испорченный аристократ, он Маккензи. Он не отдаст тебе письмо просто так, не назначив за него цену. Может, ты еще не заплатила ее. Но заплатишь.
Эйнсли мысленно поблагодарила темноту, потому что покраснела от корней волос до кончиков пальцев. Она вспомнила жар губ Кэмерона, точно такой же жар она ощущала, когда он в лесу касался губами ее груди.
«Прежде чем ты уедешь в конце недели, мы это закончим, – сказал тогда Кэмерон. – Я на это рассчитываю».
– Я не была в его постели, – отрезала Эйнсли. – И не буду.
– Дорогая моя, до чего же ты наивна! Лорд Кэмерон не укладывает своих женщин в постель. Это происходит где-нибудь в другом месте. В экипаже, в беседке или на лужайке перед домом. Но в постели – никогда. Этим он и известен, наш лорд Кэмерон.
Мысли Эйнсли мгновенно вернулись к Кэмерону, когда он своим крепким телом прижал ее к кровати, удерживая своей рукой ее запястья. Он был готов овладеть ею, она чувствовала это через килт, и нисколько не возражал, чтобы это случилось в кровати.
Но он отпустил ее. Хотя мог бы взять то, что хотел прямо тогда, мог бы заставить Эйнсли отдаться ему. Но не заставил.
– Этого не будет, – повторила Эйнсли.
– Наивная миссис Дуглас, – с сожалением посмотрела на нее Филлида. – Ты не соперник лорду Кэмерону Маккензи. Он очень быстро получит от тебя то, что хочет, и ты пойдешь за ним. Кэмерон видит, хочет, берет – и дело сделано.
«Мы это закончим», – опять вспомнились Эйнсли слова Кэмерона.
– Для женщины, которая является его любовницей, ты очень оптимистично настроена, – сказала она вслух, чувствуя, как билось ее сердце.
– Я завела роман с лордом Кэмероном с широко раскрытыми глазами. У него репутация любовника, который доставляет массу удовольствия, а я именно это и искала. Мне надо было развеять скуку на этом чудовищно глупом сборище. Раньше Харт Маккензи устраивал экзотические оргии, которые пользовались огромной популярностью. Но теперь он приглашает скучных людей на скучную неделю в замерзающую шотландскую деревню заниматься скучными вещами. Кэмерон скучает так же, как и я, но теперь, когда он заметил твои красивые глазки, я уверена, что со мной покончено. Но это не имеет значения, потому что я покончила с ним.
Эйнсли слушала с растущим волнением, понимая, что оказалась в мире, который видела только мельком: мужья и жены, ищущие других партнеров ради новизны отношений, любовники, отвергнутые по воле случая ради других любовников. В мире Эйнсли юную мисс можно погубить в один миг, в мире Филлиды клятвы – ничто, а удовольствие – все.
Эйнсли думала о лорде Кэмероне, о его жгучем взгляде и о страсти, которая клокотала в нем. Он превращал эту страсть в доброту, когда ухаживал за лошадьми или за старой миссис Ярдли, заботясь о них и одновременно защищая. И эта его доброта убедила Эйнсли в том, что даже в мире любовниц и тайных любовников Кэмерон Маккензи заслуживает кого-нибудь получше Филлиды Чейз.
– Я могу дать тебе пятьсот гиней, – твердо сказала Эйнсли.
– Я хочу тысячу, – щелкнула пальцами Филлида. – Она может это позволить.
Да, но королева имела твердые убеждения относительно того, на что надо тратить деньги и сколько можно потратить за один раз. Она считала оскорбительным, что ей вообще придется платить.
Но с другой стороны, королева понимала, что письма могли серьезно подпортить ее репутацию, если станет известно, что она писала такие сентиментальности мистеру Брауну, пусть даже никогда не отправляла их ему на самом деле. Люди недовольны затворническим образом жизни, какой вела Виктория, и могли появиться требования об отречении ее от престола, если они решат, что ее затворничество объясняется тем, что она развлекалась со своим шотландским конюхом.
Филлида решила наказать королеву, и она ее накажет. Поэтому королева послала Эйнсли, которой она частенько поручала тайные задания, порой совершенно отвратительные, например вскрыть замки или обыскать спальню. Теперь она должна была договориться с Филлидой и вернуть письма, не потратив по возможности ни пенни.
– Ты очень самонадеянна, если думаешь, что она заплатит тебе тысячу.
Над полями продолжали взрываться фейерверки, освещая темное небо и озаряя улыбающееся лицо Филлиды.
– Я хочу получить тысячу. Ты уж постарайся, собери эти деньги к концу недели, тогда и получишь свои письма. А если нет…
Она махнула рукой и не оглядываясь пошла по дорожке, усыпанной гравием.
– Чертовка, – проворчала Эйнсли.
В ее ладонь ткнулся холодный нос, и Эйнсли, опустив глаза, увидела Макнаба, собаку Маккензи, которая смотрела на нее преданными глазами. Во все времена у Маккензи было пять собак. Две из них – охотничья Руби и терьер по кличке Фергус – принадлежали Йену и Бет и жили вместе с ними, когда они переехали в собственный дом неподалеку отсюда. Бен и Ахилл остались в основном здании, а у Дэниела и Кэмерона был Макнаб, веселый спрингер-спаниель.
– Какая у тебя, должно быть, спокойная жизнь, – вздохнула Эйнсли и наклонилась, чтобы погладить Макнаба. – Тебе не надо волноваться из-за интриг, писем, шантажа…
По ногам Эйнсли весело застучал виляющий хвостик Макнаба. Хвост заработал еще сильнее, когда песик повернулся поприветствовать человека, появившегося из темноты.
– Значит, Филлида шантажирует тебя, – сказал Кэмерон.
Эйнсли быстро прокрутила в голове разговор и немного расслабилась, когда поняла, что ни она, ни миссис Чейз не упомянули королеву по имени.
– Боюсь, что да.
– Филлида просто дьявол. – Кэмерон погладил Макнаба по голове. – Хочешь, я вытряхну из нее твои письма?
– Пожалуйста, не надо, – тревожно распахнула глаза Эйнсли. – Если вы ее напугаете, она может пойти в газету, как грозилась.
Макнаб покружил вокруг Эйнсли, заставив ее невольно приблизиться к Кэмерону. Потом сел рядом с Эйнсли, безмерно счастливый, что теперь они так близко друг к другу.
– Я могу решить твою проблему, – заявил Кэмерон. – Я дам тебе тысячу гиней, если попросишь.
«Он не отдаст тебе письмо, не назначив за него цену», – пронеслось у нее в голове.
– Я соберу деньги, – ответила Эйнсли. – Это будет нелегко, но я соберу.
В другой стороне парка в свете китайских фонариков под руку со своим мужем гуляла Филлида.
– Она женщина упрямая и практичная, – заметил Кэмерон.
– Она у меня как бельмо на глазу.
– Если ты думаешь, что тысяча гиней избавит тебя от Филлиды, то ты ошибаешься, – прошуршал, как гравий под ногами, тихий смех Кэмерона. – Она что-нибудь утаит или найдет другой способ вернуться к тебе. Шантажистов невозможно остановить, – с горечью в голосе пояснил Кэмерон.
– Разве? Откуда вам это известно?
– Когда ты приходишься братом герцогу и твоя жена умирает при загадочных обстоятельствах, вдруг из ниоткуда появляются эти акулы.
– Не очень понятная метафора.
– К черту метафоры. Это – люди-акулы, и они появляются из тени тогда, когда ты меньше всего их ждешь.
– Простите, – прошептала Эйнсли.
В ее голосе Кэмерон уловил сожаление. Черт, ну почему она так смотрит на него?
Блестящие в темноте серые глаза, открытый взгляд. Когда она наклонилась погладить собаку, с ее плеча сползла тонкая кружевная шаль. И снова Эйнсли оживила мир Кэмерона, наполнила его обычно серое существование яркими красками.
– Все общество строит предположения, не убил ли я свою жену. Включая тебя.
Тень вины, промелькнувшая в глазах Эйнсли, подтвердила правоту его слов. Но почему бы Эйнсли не строить предположения? Никто точно не знает, что произошло в той комнате, только Кэмерон. Дэниел был маленьким, и, кроме него, Кэмерона и Элизабет, в комнате никого не было.
Кэмерон вспомнил дознание. Все смотрели на него, пока он безжизненным голосом давал показания, все верили, что это он убил Элизабет. Глаза деревенских жителей, журналистов, семьи Элизабет, ее любовников, его собственного отца, судьи, коронера, холодные и невозмутимые, ждали его признания.
Только Харт поверил ему, и Харт дал ложные показания: он рассказал коронеру, что, случайно распахнув дверь, видел, как Элизабет воткнула нож себе в горло. Кэмерон был в другом конце комнаты, он держал на руках Дэниела, пытаясь успокоить ребенка. Давая эти показания, Харт использовал необходимую в данном случае смесь очарования, присущего всем Маккензи, и невероятного сострадания к брату.
Харт сказал правду, но только ничего этого он не видел. Элизабет уже была мертва, когда он ворвался в комнату. Харт солгал, чтобы спасти Кэмерона, и Кэмерон до конца дней будет ему благодарен за это. По этой причине Кэмерон терпел загородные вечеринки Харта и развлекал его гостей, позволяя им наблюдать, как он тренирует своих скакунов.
Пальцы Эйнсли коснулись плеча Кэмерона, возвращая его к реальности. Ее спокойный голос и запах ванили и корицы, ее запах, обволакивал Кэмерона.
– Люди действительно говорят об этом, я не стану отрицать, – прозвучал ее голос. – Но я думаю, что это неправда.
– Откуда ты знаешь, черт возьми? – не сумев справиться с раздражением, проговорил Кэмерон.
– Я умею читать людей как открытую книгу, только и всего.
– Это означает лишь то, что ты слишком доверчива.
– Это означает, что это – мое мнение, нравится вам оно или нет. Поэтому перестаньте нападать на меня, запугивать или что вы там еще делаете.
Она вновь вырвала его из состояния оцепенения, обострив восприятие окружающего мира.
– А вы лгунья и воришка, миссис Дуглас, – бодрым голосом объявил Кэмерон. – Обманщица. Как я могу поверить вам на слово?
– Вы встретили меня при неудачных обстоятельствах. – Рука Эйнсли оставалась лежать у него на плече, и Кэмерону понравилось, что она ее не отдернула. – Вообще-то я очень надежный человек.
– Ты вскрываешь замки, как профессиональный взломщик, – едва сдерживая смех, сказал Кэмерон, – обыскиваешь комнаты, имеешь дело с шантажистами, а потом просишь меня верить тебе.
– Хочу напомнить вам, – сердито взглянула на него Эйнсли, – что вас я наблюдала тоже не в лучшей ситуации, милорд. Последний раз, когда мы разговаривали, вы расстегивали мое платье.
Да, он помнит об этом. С каждой расстегнутой пуговицей она открывалась ему все больше, он чувствовал тепло ее кожи, легкое прикосновение ее дыхания на своих пальцах. Кэмерон потянулся к ней, чтобы опять ощутить это тепло.
Он дотронулся до ее ключицы и даже через перчатку почувствовал холодную кожу.
– О, черт, женщина, ты же замерзаешь!
Кэмерон снял свой пиджак и быстро, она даже не успела возразить, накинул Эйнсли на плечи и взялся за лацканы, не желая ее отпускать. Очаровательная миссис Дуглас… Она смотрела ему в лицо и говорила, что верит в него. Больше никто не верил. Только благодаря Харту был вынесен вердикт о самоубийстве Элизабет. Кэмерона освободили. Дело закрыли.
Но это – официально. Общественное мнение утверждало обратное, но только шепотом, потому что Харт не потерпит клеветы. Женщин полусвета, жен и вдов, искавших приключений, привлекало в Кэмероне это ощущение опасности, которую, как им казалось, он представлял, а респектабельные молодые дамы старались не попадаться у него на пути. Но Кэмерона это не волновало. Он не стремился жениться снова – ему хватило одного раза, и к тому же он сомневался, что кто-то пойдет за него, даже если он сделает предложение.
И вот теперь Эйнсли Дуглас смотрела на него своими чистыми серыми глазами и говорила, что верит в его невиновность. И никаких доказательств не требуется.
Ему хотелось прильнуть к губам, которые сказали такие слова, прижать ее к себе, стащить с нее одежду и целовать каждый дюйм ее тела. Сегодня волосы Эйнсли были собраны в тугой пучок, и Кэмерон представил, как он распускает их, позволяя им струиться теплым шелком.
Хвостик Макнаба застучал по ногам Кэмерона, и Эйнсли, рассмеявшись, наклонилась погладить пса.
– Лорд Кэмерон, я хочу попросить вас об одолжении.
Неужели она не знает, что просить его об одолжении опасно? Только то, что он не убийца, вовсе не означает, что он добрый человек.
– И о каком же?
– Я обыскала комнаты миссис Чейз, но писем не нашла. Я воспользовалась удобным случаем и осмотрела остальные комнаты в доме, но и там не нашла их.
Кэмерон представил Эйнсли, осторожно скользящую мимо закрытых дверей в огромном особняке Харта. Помощь Изабелле в организации вечеринки дала ей прекрасный повод обойти весь дом, заглянуть в каждый его уголок. Харт Маккензи, самый осторожный человек на свете, контролирующий любую ситуацию, и в подметки не годится Эйнсли с ее шпилькой для волос.
– Я и не сомневаюсь, что ты все обыскала. Ты уверена, что основательно все осмотрела?
– Я всегда делаю все очень основательно, милорд. Но есть одно место, куда я не заглядывала. А именно там она и могла их припрятать. – Эйнсли коснулась языком нижней губы, там, где после поцелуя Кэмерона остался крошечный синяк. Его метка. Метка человека, который не любил целовать своих женщин, но не мог устоять перед желанием поцеловать ее. – Это место, – продолжала Эйнсли, – куда я вряд ли попаду, – ваши покои.
У Кэмерона на мгновение замерло сердце.
– Но ты искала и в моих покоях тоже, дерзкая девчонка. Анджело сказал мне, что кто-то копался в гардеробе.
– Но я не успела осмотреть все.
Тогда в темную комнату вошли Кэмерон с Филлидой.
– Как вы думаете, у миссис Чейз была возможность спрятать остальные письма где-нибудь в ваших покоях? – допрашивала его Эйнсли.
Филлида увязалась за Кэмероном сразу, как только прибыла на вечеринку и он отозвался на ее призыв.
– Да, такая возможность была. Но вот забрать их, мне кажется, такой возможности у нее не было.
После вчерашнего вечера он не приглашал Филлиду в свои комнаты, и она поняла, что означает это холодное безразличие.
– Великолепно. Может быть, я смогу поискать их завтра, пока вы будете тренировать лошадей? Вы сможете отослать слуг?
– Зачем ждать до утра? – От мысли, что она будет в его комнатах, Кэмерон покрылся испариной. – Если ты так сильно хочешь найти эти письма, поднимайся наверх и ищи.
– Прямо сейчас? – округлила глаза Эйнсли.
– А почему нет, черт возьми? Гости не могут оторваться от пиротехники Харта, дом пуст. Я покажу тебе наиболее вероятные места, где стоит поискать.
Эйнсли поджала губы, и Кэмерону захотелось прижать ее к себе и завершить то, что он начал делать в лесу. Тогда он заставил себя уйти: существовала опасность, что граф, Изабелла или кто-то другой отправившийся на поиски обнаружит ее в самом неловком положении. Похоже, никто на том крокетном матче не заметил ее долгого отсутствия с печально известным лордом Кэмероном, вероятно, считая, что Кэмерон не станет связываться с никому не известной подругой своей невестки. Эйнсли вообще мало кто заметил, слепые дураки. Она, конечно, держалась в тени, но Кэмерон все равно видел ее во всем сверкающем великолепии.
– Хорошо, – выдохнув, кивнула Эйнсли, – давайте поищем. Все равно на улице ужасно холодно.
Ни слова не говоря, она повернулась и направилась к дому, его пиджак развевался у нее за спиной.
Глава 7
Кэмерон последовал по ступенькам за покачивающимся серым турнюром Эйнсли Дуглас в темный конец террасы. Его пиджак почти соскользнул с ее плеч, туфельки были в грязи, а по спине струился выбившийся из прически локон.
Кэмерон не понимал, почему так оживился, глядя на женщину, у которой совсем не было намерения спать с ним. Он понимал лишь то, что благодарен ей за это. Единственное, с чем он мог сравнить сейчас свои ощущения, – это пробуждение в день открытия важных скачек, когда он знал, что день будет заполнен волнением, суетой и восторгом. Он проведет день с Дэниелом и своими лошадьми, и даже разочарования будут окрашены всеобщим весельем от предстоящего события.
Кэмерон открыл дверь в конце террасы, Эйнсли уверенно вошла внутрь и, не ожидая его, пересекла темную комнату.
– Ты хорошо ориентируешься в пространстве, – сказал Кэмерон, догнав ее.
– Балморал и Букингемский дворец я знаю как свои пять пальцев, – отозвалась Эйнсли, выходя из комнаты в пустой холл. – А там заблудиться куда легче, чем в этом доме. Отсюда мы можем попасть в ваше крыло незамеченными.
Эйнсли открыла другую дверь, которая вела к черной лестнице, и не раздумывая стала подниматься по ней.
– Почему ты уверена, что слуги не заметят тебя? – следуя за ней, спросил Кэмерон. – Или ты связала и заперла их на кухне?
– Единственный слуга, который пользуется этой лестницей, – ваш камердинер, а он в настоящий момент находится на конюшне.
В самом деле, все так. Анджело не любил оставлять Жасмин без пригляда.
– Ты так хорошо умеешь проникать в нужные дома, что из тебя получился бы чертовски хороший воришка драгоценностей, – заметил Кэмерон. – Ты могла бы работать на загородных вечеринках по всей стране.
Кэмерон не понимал, почему так оживился, глядя на женщину, у которой совсем не было намерения спать с ним. Он понимал лишь то, что благодарен ей за это. Единственное, с чем он мог сравнить сейчас свои ощущения, – это пробуждение в день открытия важных скачек, когда он знал, что день будет заполнен волнением, суетой и восторгом. Он проведет день с Дэниелом и своими лошадьми, и даже разочарования будут окрашены всеобщим весельем от предстоящего события.
Кэмерон открыл дверь в конце террасы, Эйнсли уверенно вошла внутрь и, не ожидая его, пересекла темную комнату.
– Ты хорошо ориентируешься в пространстве, – сказал Кэмерон, догнав ее.
– Балморал и Букингемский дворец я знаю как свои пять пальцев, – отозвалась Эйнсли, выходя из комнаты в пустой холл. – А там заблудиться куда легче, чем в этом доме. Отсюда мы можем попасть в ваше крыло незамеченными.
Эйнсли открыла другую дверь, которая вела к черной лестнице, и не раздумывая стала подниматься по ней.
– Почему ты уверена, что слуги не заметят тебя? – следуя за ней, спросил Кэмерон. – Или ты связала и заперла их на кухне?
– Единственный слуга, который пользуется этой лестницей, – ваш камердинер, а он в настоящий момент находится на конюшне.
В самом деле, все так. Анджело не любил оставлять Жасмин без пригляда.
– Ты так хорошо умеешь проникать в нужные дома, что из тебя получился бы чертовски хороший воришка драгоценностей, – заметил Кэмерон. – Ты могла бы работать на загородных вечеринках по всей стране.