Эшли Дженнифер. Игра в обольщение

   – Не говорите ерунды, – огрызнулась Эйнсли. – У меня все-таки есть моральные принципы, лорд Кэмерон.
   Через узкую дверь они вышли на лестничную площадку на его этаже. Его покои располагались через две комнаты по коридору, и Кэмерон обошел Эйнсли, чтобы открыть дверь спальни своим ключом.
   – Берегу твое время.
   Ни слова не говоря, Эйнсли сняла его пиджак, передала ему и вошла в комнату. Она направилась прямо к шкафу, открыла его и начала в нем копаться. Кэмерон бросил пиджак на стул и наблюдал за прекрасным видом Эйнсли сзади, пока она поднимала коробки с рубашками и воротничками, заглядывала под крышки и ощупывала ткань.
   Кэмерон снял перчатки и слишком облегающий парадный жилет, подошел к столу и налил в хрустальный стакан виски. Потягивая виски, он прислонился к столбику кровати, продолжая наблюдать за ней.
   Эйнсли закрыла шкаф с одеждой и повернулась к застекленному книжному шкафу.
   – Вы странный человек, лорд Кэмерон. Пьете виски и курите сигары в присутствии леди, не спросив позволения. Я уже не говорю о том, как вы выбили ее шар в крокете, вместо того чтобы позволить ей выиграть. В моем обществе так не принято. На вас бы смотрели осуждающе.
   – В таком случае хорошо, что я не живу в твоем обществе. И потом, я знаю, что ты вовсе не леди.
   – Что? – Эйнсли изумленно посмотрела на него и открыла книжный шкаф.
   – Ты вскрываешь замки, проникаешь в мою спальню, – говорил Кэмерон, жестикулируя стаканом, – знаешь черные ходы в моем фамильном доме, откровенно обыскиваешь мою спальню, а вчера вечером боролась со мной на моей кровати. – Он сделал неторопливый глоток виски. – Я бы сказал, что леди так себя не ведут.
   – Обстоятельства иногда требуют вести себя странным образом, милорд.
   – К черту обстоятельства. Ты не заглянула под матрас.
   – Потом. – Эйнсли взяла с полки книгу и начала ее пролистывать. Сообразив, что за книга у нее в руках, она покраснела.
   Кэмерон с трудом сдерживал смех, когда Эйнсли уставилась на страницу с откровенно обнаженными фигурами французского художника Курбе, которые сплелись в интересной позе. Кэмерон заключил пари сам с собой: отбросит она с отвращением книгу и выбежит из комнаты или его миссис Дуглас не отступит.
   Он выиграл пари. Эйнсли глубоко и решительно вздохнула и продолжила пролистывать страницы.
   Ничего не найдя, она поставила книгу на полку и осторожно открыла следующую. И опять с такими же картинками.
   – Вы… читаете… это?..
   – Конечно, читаю. И даже коллекционирую.
   – Эта книга на французском.
   – Разве вы не читаете на французском? Изабелла рассказывала мне, что вы учились с ней в академии для избранных леди.
   – Да, я учила французский язык, но сомневаюсь, что в нашем учебнике были те слова, которые есть в этой книге.
   Кэмерон расхохотался от всей души. Ощущения при этом у него были самые приятные.
   – Я бы закончила намного быстрее, если бы вы мне помогли.
   – Но наблюдать за тобой гораздо занятнее.
   Эйнсли рассерженно вздохнула, поставила книгу на полку, достала и открыла толстый том.
   – Я понимаю, что я неопытна, лорд Кэмерон, но мне кажется, то, что они делают, едва ли возможно сделать, – сказала она, изучив первый рисунок.
   Кэмерон заглянул через ее плечо и увидел чувственный эскиз итальянского живописца Романо, сделанный три века назад. Да, любовники были изображены там в неудобной позе.
   – Я купил это ради красоты, а не для обучения.
   – Ну, это просто счастье, иначе у вас никогда бы не было сына.
   Кэмерон снова рассмеялся, в нем бурлила настоящая радость.
   Разве есть что-то более чувственное, чем наблюдать за очаровательной молодой женщиной, которая страницу за страницей просматривает эротические рисунки?
   Эйнсли не строила из себя притворную скромницу, не посылала ему неприличные взгляды, используя рисунки в качестве обольщения. Она внимательно просматривала каждый рисунок, при этом ее щеки покрылись нежным румянцем, а грудь при каждом вздохе вздымалась в декольте.
   – Их здесь нет, – разочарованно произнесла Эйнсли, поставив последний том на полку, и повернулась к Кэмерону.
   – Рядом находится мой кабинет, – глотнув виски, сказал Кэмерон.
   – Вы считаете, есть вероятность, что они там?
   – А почему бы и нет?
   От Кэмерона не укрылся вспыхнувший у нее на щеках румянец, пока она обдумывала, зачем Кэмерон приглашал любовницу в свой личный кабинет.
   – Ну что ж, давайте осмотрим кабинет.
   Кабинет не соединялся со спальней, поэтому Кэмерон провел ее по коридору к следующей двери, которую опять открыл своим ключом. Обычно он не запирал двери своих комнат, когда бывал в Килморгане, в этом не было необходимости. Но сегодня слишком много незнакомых людей приезжало и уезжало отсюда.
   Эйнсли в смятении огляделась – в кабинете царил беспорядок. Это была личная комната Кэмерона, его убежище от суеты светской жизни, которую ему приходилось вести, будучи братом Харта и наследником титула.
   Повсюду лежали газеты о скачках и книги о лошадях. В некоторых из них отдельные главы были написаны Кэмероном. В газетах она также заметила несколько статей за его подписью.
   Везде висели любимые картины Кэма: изображения лошадей, с которыми он вырос, рисунки с его любимыми скаковыми лошадями и просто лошади, которых он любит. Большинство работ было выполнено Маком, хотя один набросок лошади в движении, с перекатывающимися мышцами и развевающимися гривами, сделал для него Дега, известный французский живописец.
   Анджело был единственным, кому разрешалось заходить в кабинет, и он прекрасно знал, что здесь ничего нельзя трогать. Легкий слой пыли лежал на всем, но графин с виски и коробка для хранения сигар пополнялись регулярно, пепельницы были пустые и чистые, а случайный предмет одежды, обуви или снаряжения для верховой езды возвращался на свое законное место.
   – Выпьешь? – предложил Кэмерон, взяв с подноса, где стоял графин с виски, чистый стакан. – От такой работы захочется пить.
   Эйнсли с тревогой посмотрела на стакан. Кэмерон не сомневался: сейчас она напомнит ему, что леди не употребляют алкоголь.
   – А почему бы и нет? – кивнула она. – Я предпочитаю с содовой. У вас есть содовая?
   – Это – виски, изготовленный на заводе Маккензи. Харт умер бы от сердечного приступа, если бы кто-то разбавил его виски содовой. Либо чистый, либо вообще ничего.
   – Ладно. – Эйнсли начала просматривать бумаги на столе. – Братья научили меня пить виски с содовой, но тогда мы не могли позволить себе виски Маккензи. Я почти слышу, с какой завистью вздыхает сейчас Стивен.
   Когда Кэмерон наполнил стакан и поднес его Эйнсли, она уже сидела на полу, вокруг нее вздымалась гора ее атласных юбок, а рядом лежала стопка написанных от руки заметок. Она взяла стакан с виски и подняла на него оживленные серые глаза.
   – За плодотворный поиск, – чокнулся с ней Кэмерон.
   Эйнсли кивнула, сделала умелый глоток и продолжила раскладывать бумаги в аккуратные стопки.
   – Нашла что-нибудь? – заглянул ей через плечо Кэмерон. Отсюда ему открывался великолепный вид на ложбинку между грудей, и он не торопился отвести взгляд.
   Эйнсли молилась небесам, чтобы он не стоял так близко. Чулки, которые он надел для прогулки по сырому парку, обтягивали сильные мускулистые ноги, а край килта оказался на уровне глаз Эйнсли.
   Она посмотрела на его ступни, большие и крепкие, в безукоризненно сшитых ботинках. К одному ботинку прилипла грязь. Толстая серая шерсть чулок облегала широкие лодыжки. Это были ноги гиганта.
   Эйнсли не смогла удержаться, и ее взгляд заскользил выше по ноге Кэмерона, туда, где скрывались под килтом крепкие колени. От него исходило невероятное тепло, которое ощущали ее открытые плечи. Эйнсли ужасно замерзла в саду, но присутствие Кэмерона, совсем рядом, изгнало из тела озноб.
   Она заставила себя продолжать разбирать бумаги. Здесь не было никакой эротики, только то, что касалось лошадей, скачек и результатов, истории и родословные жеребцов, записи о купле и продаже лошадей.
   – А что это за Жасмин? – поинтересовалась Эйнсли, потому что эта кличка часто встречалась в бумагах.
   – Молодая кобыла, которую я тренирую. Лошадь с большими перспективами.
   Эйнсли подняла глаза, заметив шрам на внутренней поверхности бедра Кэмерона. Она заставила себя поднять глаза выше, к рубашке и шейному платку, узел которого он как раз расслаблял. Ее взору открылась крепкая загорелая шея, и она почувствовала сладостное волнение. Ей нравилось, когда у него расстегнут ворот.
   – Это ваша лошадь? – спросила она, потому что от ее внимания не ускользнули горделивые нотки в его голосе.
   – Еще нет. – Кэмерон снял шейный платок и небрежно бросил его на стол. – Проклятый владелец не продает мне ее.
   – Почему?
   – Потому что он презирает Маккензи. Он лишь позволяет мне тренировать ее, потому что сам не может с ней справиться, хотя кобыла прекрасная и может бежать, ей-богу, может. – Голос Кэмерона потеплел, это был голос человека, который говорит о своем сокровенном желании.
   – Какой противный человек.
   – И чертовски глупый, – насупил брови Кэмерон, потягивая виски. – Я хочу, чтобы эта лошадь стала моей, уж я бы относился к ней должным образом, если бы только мог заставить Пирсона проявить здравый смысл.
   – Боже мой, вы говорите о лошади так, будто делаете предложение о браке.
   – Никогда. Брак… Мне даже звук этого слова ненавистен, – пожал плечами Кэмерон. – Я допускаю, что приобретение лошади чем-то похоже на брак, но лошади не докучают так, как жены.
   В его голосе звучали нотки отвращения.
   – Я уверена, Изабелла была бы рада услышать вас сейчас, – небрежно бросила Эйнсли.
   – Изабелла знает, что она зануда. Она наслаждается этим. Спроси у Мака.
   Эйнсли улыбнулась, но поняла: его слова о браке были искренние. Именно так он и думал. Она отвела взгляд и продолжала быстро разбирать бумаги.
   Эйнсли обнаружила массу свидетельств тому, что Кэмерон был развратным, читающим эротику, пьющим виски и сходящим с ума по лошадям джентльменом, но писем королевы не нашла. Она отложила в сторону последние бумаги, расправила юбки и встала. Твердая рука Кэмерона подхватила ее под локоть, помогая встать.
   – Теперь я уже сомневаюсь, что миссис Чейз спрятала их здесь, – вздохнула Эйнсли. – Готова спорить, что письма не покидали ее дома в Эдинбурге, за исключением одного, которое она принесла, чтобы показать мне, что письма у нее. Она знала, что я попытаюсь отыскать их.
   – Фретка. Такой маленький хорек, красивый и умный. Подходящая кличка для тебя. Сначала я подумал: мышь, увидев тебя на своем подоконнике, когда ты пряталась за шторами. Но теперь вижу: вовсе не мышь. У тебя глаза загораются, когда ты идешь по следу.
   Эйнсли нравилась его полуулыбка, дразнящий блеск в глазах. Злость, вспыхнувшая в них при разговоре о браке, бесследно исчезла.
   – Да вы, милорд, льстец. Неудивительно, что вас так любят дамы.
   Кэмерон выдвинул ящик стола, который Эйнсли уже обыскала. Здесь лежали старые бумаги, которым было лет пятнадцать – двадцать. Кэмерон вывернул содержимое ящика на пол и заглянул внутрь.
   – Насколько я помню, в этом ящике двойное дно. Давно я его не трогал, – сказал Кэмерон, всматриваясь в деревянную поверхность.
   – Попробуйте этим. – Эйнсли протянула ему шпильку, которую вытащила из волос.
   – А, профессиональный инструмент. – Кэмерон взял шпильку, вставил конец в небольшую выемку в углу и потянул на себя.
   На дне выдвинутого ящика лежало сложенное пополам письмо, немного помятое от хранения в таких условиях. Эйнсли схватила его и развернула, но, не успев прочитать ни слова, разочарованно проворчала:
   – Почерк другой. Это не ее письмо.
   Эйнсли отдала письмо Кэмерону и направилась к камину, где лежала стопка книг, но легкий шум за спиной заставил ее оглянуться. Кэмерон застыл на месте, неподвижный как скала, и смотрел на письмо, которое она ему передала.
   – Лорд Кэмерон?
   Он, кажется, не слышал и не моргая продолжал смотреть на письмо, как будто не понимая, что там написано или не веря своим глазам.
   – Что такое? – Эйнсли подошла к нему и коснулась его руки.
   Он вздрогнул и посмотрел на нее пустыми глазами:
   – Это письмо моей жены.
   О Боже! Всякий раз, когда Эйнсли находила что-то принадлежавшее ее мужу Джону Дугласу, ее печаль вспыхивала с новой силой. И хотя Кэмерон овдовел уже довольно давно, его боль, должно быть, еще не утихла – насильственная смерть жены и отвратительные людские сплетни на этот счет не давали забыть о прошлом.
   – Мне очень жаль, – сказала Эйнсли, вкладывая в эти слова душу.
   Кэмерон только взглянул на нее. Его удивительная терпимость и товарищеская помощь в поисках писем бесследно исчезли.
   Ни слова не говоря, он устремился к горящему камину – сентябрьские вечера уже стали холодными – и бросил туда письмо. Эйнсли поспешила к нему, но он взял кочергу и подтолкнул бумагу подальше в огонь.
   – Зачем вы это сделали? Письмо вашей жены…
   Кэмерон бросил кочергу и, взглянув на перепачканные сажей руки, достал носовой платок.
   – Это не письмо моей жены, – хрипло проговорил он. – Это письмо одного из ее любовников. Рассказывал о своей неугасающей страсти.
   – Кэмерон… – Эйнсли, пораженная, остановилась.
   – У моей жены было много любовников, до нашего брака и после. – Эти слова он произнес бесцветным голосом, без всяких эмоций, но его глаза сказали Эйнсли совсем другое. Измены леди Элизабет ранили его, и рана эта оказалась глубокой.
   Все, что Эйнсли слышала о леди Элизабет Кавендиш, сводилось к следующему: легко возбудимая, красивая, распущенная, на несколько лет старше Кэмерона. Их брак от начала до конца был скандальным и закончился ее смертью через шесть месяцев после рождения Дэниела. Должно быть, леди Элизабет часто бывала в этой самой комнате и, возможно, однажды спрятала это письмо.
   – Не очень честно с ее стороны, – возмутилась Эйнсли.
   – А у меня связи с замужними женщинами. В чем разница?
   Разница в том, что он не получает от этого удовольствия и презирает женщин, с которыми встречается.
   – Думаю, вы не пишете этим женщинам письма с выражением вашей неугасающей страсти.
   – Не пишу.
   Кэмерон потер запястье, подняв манжету рубашки, и Эйнсли опять увидела шрамы, ровные и округлые.
   – Кто это сделал? – спросила она.
   – Не будем об этом. – Кэмерон опустил манжету.
   – Почему?
   – Эйнсли. – В его голосе звучало настоящее горе.
   – Милорд?
   – Остановись. – Кэмерон обхватил ее голову и стал перебирать волосы. – Просто… остановись. – Он наклонился и с суровым отчаянием прильнул к ее губам.

Глава 8

   Кэмерон не просто целовал ее. Он заставил ее открыть рот и ответить на поцелуй. Заставил, целуя его в ответ, хотеть большего.
   Его крепкие руки удерживали Эйнсли на месте, но она и сама не хотела отрываться от него. Его бедра, прижимаясь к ней, пригладили складки юбок, и она почувствовала его бесстыдно восставшую плоть. Кэмерон знал, как сделать свой рот инструментом сладострастия, и нисколько не старался скрыть свое желание.
   Эйнсли уперлась руками ему в грудь. Под тканью рубашки билось, так же часто как и ее собственное, пылкое мужское сердце.
   Рука Кэмерона скользнула вверх, к лифу.
   – Сегодня у вас нет пуговиц, миссис Дуглас.
   – Крючки, – пробормотала она, целуя его, – сзади.
   Кэмерон переместил руку на спину. У него были такие сильные пальцы, что он мог бы не задумываясь вырвать все крючки. Пока его руки умело справлялись с ними, он снова прильнул к ее губам.
   Эйнсли задыхалась. Язык Кэмерона действовал непреклонно и смело, проникая в глубины ее рта, пробуя ее на вкус. Это был поцелуй любовника. Никаких встреч украдкой где-нибудь в уголке, никакого воркования влюбленных голубков, только мужчина, подчинявшийся чувственным желаниям, абсолютно равнодушный к мнению других. Он испытывал наслаждение, терзая ее рот в страстном поцелуе. Эйнсли, обняв его за шею, отвечала ему тем же.
   – Если бы я попросил тебя сегодня вечером, Эйнсли Дуглас, ты бы легла в мою постель? – поднял голову Кэмерон.
   Эйнсли пришли на ум слова Филлиды Чейз: «Лорд Кэмерон не укладывает своих женщин в постель… Этим он и известен, лорд Кэмерон».
   – Я думала, тебе не нравятся постели, – сказала Эйнсли и почувствовала, как он вздрогнул, заметила, как вспыхнули у него глаза.
   – Это правда, – прозвучал мягкий и ласковый голос Кэмерона.
   – Я думала, что постель намного удобнее, – дрожащим голосом заметила Эйнсли.
   – Удобство – это последнее, о чем думаешь в такие моменты, миссис Дуглас.
   Трепет перешел в жаркие волны возбуждения. Он прав: постель – это спокойное место для мужа и жены, которые после любовных утех наденут ночные колпаки на голову и лягут каждый на свою сторону кровати – спать. Любовники воспользуются, скажем, стулом или толстым ковром перед камином. А может, Кэмерону хочется узнать, что можно сделать на столе.
   Слова застряли в горле у Эйнсли. Она, которая могла вывернуться из любой ситуации, внезапно лишилась способности составить предложение.
   Вместо этого она поднялась на цыпочки и поцеловала Кэмерона.
   Она почувствовала в нем перемену. Из мужчины, который размышлял о том, что случится в этой комнате сегодня вечером, он превратился в мужчину, который знает, что здесь произойдет. Кэмерон поцеловал Эйнсли, его умелые пальцы расстегнули лиф платья, и широкая рука распахнула ткань.
   Сумасшедший жар охватил Эйнсли. Она никогда не забывала того обжигающего поцелуя, которым он наградил ее в первый раз шесть лет назад, и с тех пор этот огонь разгорался все жарче. Эйнсли прижалась к нему, пытаясь отыскать губы. Кэмерон завладел ее губами, где еще раньше появился крошечный синяк. Рука, лежавшая у нее на спине, жгла кожу, лиф соскользнул с плеч. Эйнсли хотелось, чтобы он прикоснулся к ее груди, она жаждала этого. Она даст ему все, что он хочет, и к черту приличия. Она хочет этого. Ей надо это. Эйнсли требовательно выгнулась ему навстречу.
   Вдруг все тело Кэмерона стало неподвижным. Поцелуй замер у нее на губах, а руки застыли на спине.
   Эйнсли, все еще пребывающая в темном безумии страсти, не могла понять, что случилось. Спиной она почувствовала поток холодного воздуха, услышала стук лап по голому полу и поняла, что кто-то открыл дверь.
   – Дэниел, – холодно проговорил Кэмерон, – повернись и выйди.
   – Да ни за что на свете. – Дэниел появился в комнате в сопровождении Макнаба и охотничьей собаки по кличке Руби. Собаки кругами бегали вокруг Дэниела, разбрасывая бумаги, которые Эйнсли так тщательно раскладывала. – Я пришел спасти добродетель миссис Дуглас. Ее ищет тетя Изабелла, и я подумал, что лучше мне подняться, пока она сама этого не сделала.
   Открытое лицо мальчишки, который смотрел на Эйнсли глазами отца, сразу вернуло ее к реальности.
   Она чуть было не поддалась обольщению Кэмерона. В очередной раз. Но Эйнсли Дуглас не может позволить себе удовольствия такого рода. Она не утонченная леди, любовница для аристократов, которая ездит на континент, чтобы выступать в роли хозяйки в парижских гостиных, и которую обхаживают распущенные джентльмены, подобные лорду Кэмерону Маккензи. Эйнсли – простая дама на побегушках. Королева доверяет ей решать внутренние проблемы, знатные соседи просят помочь со светскими раутами. Ее жизнь зависит от других людей. Такие экзотические мужчины, как лорд Кэмерон, не для Эйнсли. Эта мечта всего лишь пыль.