Звук: что-то скребется.
   Камера быстро поворачивается...
   Ничего... только другие кучки железного хлама. Крупный план — пикап.
   В нем наблюдается какое-то движение.
   Ближе. Канистра, спальный мешок, ящик.
   Ящик открыт.
   В нем что-то есть.
   Еще ближе...
   Крыса... грызет какую-то гниль. Неужели в пикапе кто-то живет?
   Только сейчас там никого нет. Или все-таки есть? Спальный мешок. В нем что-то лежит. Что-то длинное.
   Тело?
   Из-за камеры возникает рука. Тянется к мешку... открывает его, и...
   Наполовину сгнившее лицо! Вывалившиеся глазные яблоки... Клочья кожи на расколотом черепе...
   Эдди опустил камеру.
   Никакого черепа, никакого тела. Сундучок и пара одеял. Никаких крыс. Но здесь кто-то явно спал.
   "Я нашел ее логово, — подумал он. — Место, куда она возвращается каждую ночь. Чтобы поесть. А вот спит ли она? Нет, конечно же, нет. Не забывай, она же зомби.
   Тогда чей это грузовичок? Он не такой разбитый, как все остальные, что находятся здесь.
   Ночного сторожа. Точно. Назовем его Рауль. Она нашла его и отведала его крови. Теперь ей известно все об этой свалке. На какое-то время автомобильное кладбище станет ее миром. Пока она не будет готова идти дальше и мстить".
   Эдди снова поднял камеру.
   Репортер (за кадром):
   — Боже!
   Оператор (за кадром):
   — Продолжай!
   Репортер (откашлявшись):
   — Мы только обнаружили нечто неприятное. Это тело... э-э-э...
   Оператор:
   — Где Боб? Скажи ему, чтобы вернулся к фургону и вызвал полицию.
   Репортер:
   — Не могу поверить! Мы приехали сюда, чтобы снять продолжение...
   Оператор:
   — Валяй дальше! У нас эксклюзив.
   Репортер:
   — Иисус, Иосиф и Мария, а это что такое?
   Оператор:
   — Какое-то дерьмо. Начинай заново, пока полицейские не приехали. Все, что осталось от империи под названием «Олимпия» после пожара, случившегося сегодня вечером, и так далее. Сделай «подводку», а в студии запишем остальное.
   Репортер:
   — Не могу. Ну и вонь...
   Оператор:
   — Где этот чертов Боб? Я сам позвоню... Джерри, возьми камеру. Встретимся у ворот. Захвати пошире, чтобы было видно, как приедут полицейские.
   Камера переходит из рук в руки.
   В «рамке» появляется едва стоящий на ногах репортер. Его рвет.
   Репортер:
   — Ради бога, останови. Меня наизнанку выворачивает.
   Оператор:
   — Подожди-ка. А что, черт возьми, это такое?
   За спиной репортера, в пикапе, что-то шевелится.
   Репортер:
   — Труп. Мертвое тело. Ты уже их видел.
   «Наезд» на белое пятно.
   Оператор:
   — Да не это. Вон там. Неужели не видишь?
   Репортер:
   — Может, ты и находишь в этом что-то художественное. Но лично я собираюсь поискать где-нибудь газировки.
   Камера идет вдоль машины...
   В фокусе — белая вспышка.
   Оператор:
   — Свет!
   Подбегает ассистент с прожектором.
   Лицо девушки.
   Она замирает, как попавшая в луч фар козочка.
   Но она вовсе не испугана. Лицо спокойное. Оператор:
   — Ух ты! Привет, можете уделить мне минуточку? Мы из передачи «Глазами очевидца».
   Девушка выходит вперед... и мы видим, что она совершенно голая.
   Камера переключается на репортера. Он смотрит в объектив широко раскрытыми глазами.
   — Жаль, ребята, но это мы показать не можем.
   Оператор:
   — Это ты не можешь! А я снимаю! Давай!
   Репортер пожимает плечами.
   — Ваше имя? Будьте добры...
   Девушка очень красива. Прямо красотка с разворота журнала для мужчин.
   Девушка:
   — Стейси.
   Репортер:
   — Пожалуйста, повторите.
   Девушка:
   — Ш-э-н-н-о-н.
   Репортер:
   — То есть это ваша фамилия?
   Он подходит ближе, протягивая микрофон.
   Девушка:
   — Нет.
   Репортер:
   — Ладно, но все же... какое из этих двух имен ваше настоящее?
   Девушка:
   — Оба. Моя фамилия Марстон.
   Репортер:
   — Марстон? Тот самый, из «Олимпии»? Покойный Роберт Марстон? Так вы его родственница?
   Девушка:
   — Можно сказать и так. Теперь я главная.
   Она протягивает руку, как будто для того, чтобы взять микрофон, но вместо этого хватает репортера за запястье. Она притягивает его к себе с такой силой, что репортер теряет равновесие и падает в ее объятия. На короткое мгновение его лицо прижимается к ее груди. Потом она обхватывает его голову руками и сжимает.
   Звук: хруст ломаемых шейных позвонков.
   Не давая ему упасть, она приподнимает его и отбрасывает в сторону. Тело пролетает по воздуху и падает на крышу пикапа, где и находит свой вечный покой — безжизненное тело, со свернутой набок шеей.
   Девушка смотрит в объектив камеры. Приближается. Ее лицо заполняет «рамку».
   Девушка:
   — Ждете заявления? Вы его получите.
   Оператор:
   — И не надо! Джерри! Боб! Все! Извините, но если вы не возражаете, я хотел бы поскорее смотаться отсюда...
   Он ставит камеру на землю, и она падает. Однако продолжает работать.
   Мы видим, как девушка хватает пытающегося убежать репортера за волосы... оттягивает его голову назад... наклоняется над ним... и жадно целует в губы, словно высасывая из него что-то.
   Оператор стонет и сопротивляется, но она не отпускает... И наконец... что-то хрустит.
   Девушка обрывает поцелуй, но продолжает тянуть его за волосы и отрывает голову от тела.
   Фонтаном хлещет кровь.
   Девушка поднимает голову оператора и облизывает его губы. Словно пробует на вкус...
   Потом отбрасывает голову в траву, как гнилое яблоко. Перешагивает через камеру...
   Исчезает.
   Да! Есть!
* * *
   Эдди опустил камеру и поднял голову. Он понял, что сделал это. Теперь у него есть начало третьей части «Американского зомби».
   Только вот создать нужные спецэффекты он не смог. Для этого необходима совсем другая техника.
   Так чем же они занимались? Продолжали играть? Как дети?
   Но мы уже не дети, сказал себе Эдди.
   «Я напишу все сам. Напишу сценарий. Кто знает, что из этого получится? Однако попытка того стоит».
   Он не имел ни малейшего представления о том, что произойдет летом. Но начало было положено. Пусть даже и все остается пока только в его голове.
   Только ли?
   Тогда почему он по-прежнему видел перед собой пятно золотисто-белой кожи?
   Оно словно висело в воздухе, за разбитым радиатором.
   — Эй, Томми, где ты?
   Незнакомка не ответила. Кстати, как ее имя? Она так и не представилась. Это было частью тайны, которую им предстояло разгадать — кто она такая на самом деле и что делает здесь. И что ей нужно от них. Она была гораздо старше их. Что могло понадобиться взрослой женщине от тринадцатилетних мальчишек?
   Может быть, она и вправду хочет, чтобы ее сняли на пленку, подумал Эдди.
   Или это просто розыгрыш. Шутка.
   Пора выяснить это.
   — Ну ладно, вы хотите участвовать в нашем фильме или нет?
   И вот она выходит из-за разбитой машины... голая.
   На это рассчитывать не стоило, но он ничего не мог поделать со своим разгулявшимся воображением. Как могло бы выглядеть ее обнаженное тело?
   Золотисто-белое пятно растворилось в сумерках.
   Ну ладно, решил Эдди, если тебе так уж хочется поиграть...
   Он бросился наискосок, между рядами машин, и в тот же миг за ограждением мелькнул свет. Эдди прибавил ходу — огонек не отставал, двигаясь параллельно ему по всему периметру свалки. Засвистел ветер. Вырываясь из-под расколотых маслосборников и продавленных капотов, он звучал, словно смех, дразнящий, лукавый. Эдди остановился, опустился на колени и пригнулся, чтобы увидеть ее ноги, но трава была высока и густа. Казалось, будто земля и небо срослись, образовав какой-то новый ландшафт, котором не существовало разделительной линии между органикой и неорганикой, живым и неживым.
   Мальчик поднялся на ноги. Довольно далеко, в самом конце ряда, появилось желтоватое мерцание, круг света, становившийся все ярче, приближавшийся с каждой секундой.
   Что это? И где это?
   Эдди вдруг обнаружил, что стоит возле «питербилта». Странно, как это он вернулся к тому же месту?
   — Томми!
   Мальчик дотронулся до своих губ. Они были приоткрыты, изо рта вырывалось дыхание, но голос... голос принадлежал не ему. Это кричал кто-то другой.
   Поднявшись на кучу уложенных друг на друга автомобильных крыльев, Эдди увидел уже знакомый ему трейлер, в котором все еще горел свет. У ворот кто-то стоял. Фигура была маленькой или же казалась такой. Потом человек поднял ко рту руки и крикнул:
   — Том, черт бы тебя побрал! Выходи!
   Это был Майк, старший брат Томми. Он стоял в полуметре от ворот, уже на территории свалки. За забором, у обочины, виднелся «форд-эксплорер». Эдди пригнулся и сделал шаг в сторону, чтобы спрятаться за грузовиком, но было уже поздно.
   — Томми? Это ты?
   Прикрывшись камерой, Эдди направился навстречу Майку.
   Ночь. У входа на свалку.
   Проезжавший мимо молодой полицейский замечает открытые ворота и решает посмотреть, в чем дело. Он вылезает из патрульной машины, входит на территорию свалки и видит фургон с надписью «Глазами очевидца».
   К нему подбегает Джерри, водитель фургона.
   Шофер:
   — Это там.
   Полицейский:
   — Что?
   Шофер:
   — Тело. Я звонил...
   Полицейский:
   — Нам никто не звонил. Кто вы?
   Шофер:
   — Мы с телевидения. Передача «Глазами очевидца». Снимаем материал, связанный с «Олимпией».
   Полицейский:
   — Вы имеете в виду пожар? Но ведь это было не здесь.
   Шофер:
   — Знаю! Но сюда привезли машины. Мы поехали за ними и обнаружили пикап... А в нем тело!
   Полицейский:
   — Чье тело?
   Шофер:
   — Не знаю! Я вам об этом и сообщаю! Пойдемте!
   Полицейский оглядывает Джерри с головы до ног.
   — Сначала покажите мне ваши документы.
   — Чья это у тебя камера? Уж не наша ли?
   Эдди опустил камеру.
   — Да. Ваша. Томми... это он дал ее мне. Чтобы я поснимал вместо него.
   — Вот как...
   — Он разрешил мне, Майк.
   — Ладно. Где этот маленький говнюк?
   — Его... — Эдди хотел сказать «его здесь нет», но вовремя прикусил язык. Как тогда объяснить, что камера у него? Он махнул рукой в сторону безмолвных машин: — Томми там.
   — А что вы здесь делаете?
   — Снимаем.
   — Этот хлам?
   — Ну да. То есть... нет. Мы... мы помогаем Раулю. Он обещал заплатить. За фотографии. Они нужны ему... для страховой компании.
   Объяснение прозвучало вполне правдоподобно. Похоже, Майк поверил. Ему доводилось слышать и более странные вещи.
   — Твоя мать знает, что ты здесь?
   Эдди выпрямился во весь свой рост — пять футов пять дюймов — и ответил голосом достаточно взрослого и ответственного человека:
   — Да, конечно.
   — Хорошо. А то она заезжала к нам днем, искала тебя.
   — Искала меня? — нисколько не удивившись, переспросил Эдди.
   — Томми сказал, что вы с ним договорились встретиться. Но уже поздно, мама хочет, чтобы он был дома. Меня девчонка ждет, а тут...
   — Я скажу ему, — пообещал Эдди.
   — Передай, чтобы пулей летел домой. Немедленно!
   — Хорошо, Майк.
   Эдди повернулся и медленно зашагал в темноту, чувствуя на себе взгляд Майка. Надо же было так спешить, чтобы не заметить свет в трейлере. А что, если бы их застукал Рауль? Кстати, а где вообще он находится?
   Уже миновав первый ряд машин, Эдди осмелился оглянуться. Как раз в этот момент автомобиль Майка с ревом сорвался с места. Мальчик остановился и уже собрался снова поднять камеру, когда совсем рядом, где-то впереди, снова прозвучал смех.
   — Эдди? Это ты?
   Наверное, он принял бы этот голос за голос друга, если бы не прорезавшаяся в самом конце фразы высокая нотка.
* * *
   Автомобильная свалка. Ночь.
   Полицейский идет впереди, подсвечивая себе фонариком. В какой-то момент водитель фургона отстает и остается один в надвигающейся темноте.
   Шофер:
   — Эй, подождите, пожалуйста! — Себе под нос. — И куда его понесло?
   Он ошибается, делает неправильный поворот в лабиринте и обнаруживает, что заблудился. Нащупывая дорогу, пробирается вперед. Чертыхается, порезав руку об острый угол. Останавливается, подносит руку к губам, слизывает кровь и идет дальше.
   Впереди желтоватый огонек фонарика, похожий на яркую ночную бабочку.
   Полицейский проходит рядом с огромным длинным фургоном с помятыми боками и направляет луч фонарика на небольшой и относительно нестарый пикап.
   Сзади к нему походит водитель.
   Шофер:
   — Тело здесь.
   Полицейский:
   — Значит, здесь, да?
   На заднем сиденье пикапа: канистра для бензина, сундучок, пустая коробка из-под пиццы, рюкзак и спальный мешок.
   Шофер:
   — Откройте.
   Полицейский, настроенный явно скептически, протягивает руку к спальному мешку.
   Звук: смех.
   Камера уходит в сторону. Мы видим девушку. Она медленно выходит из тени за грузовичком. Осторожные кошачьи движения. Громкий, бессмысленный смех.
   Полицейский наводит на нее фонарик и видит, что она совершенно голая.
   Полицейский:
   — Думаю, что у вас вряд ли есть с собой какие-нибудь документы.
   Шофер отступает назад.
   Полицейский поворачивается к нему.
   Полицейский:
   — Подождите, я не отпускал вас.
   Луч фонарика следует за водителем и натыкается на обезглавленное тело оператора, лежащее в луже застывшей крови.
   Полицейский:
   — Чтоб меня!
   За его спиной девушка легко, без видимых усилий взбирается на крышу пикапа. Но ей нужен полицейский. Ее цель — Джерри, и она идет по следу крови, капающей из порезанного пальца. Девушка хватает его сзади за руки и приникает губами к порезу. Мы видим, с какой жадностью она высасывает его кровь.
   Полицейский:
   — Стоять!
   В его дрожащих руках пистолет.
   Девушка поднимает голову и отбрасывает шофера, который падает лицом в грязь. Потом смотрит на полицейского. По ее подбородку стекает кровь.
   Когда полицейский взводит курок, она только смеется.
   Полицейский:
   — Я сказал...
   В следующее мгновение девушка набрасывается на него. Сбивает с ног. Тащит за собой в пикап. Его голова сильно ударяется о дверцу. Череп раскалывается. Хлещет кровь.
   Застежка-"молния" на спальном мешке расходится...
   Внутри — разлагающееся тело.
* * *
   — Ты нашел нас.
   — Нас? — удивился Эдди. Он опустил камеру и открыл оба глаза, чтобы рассмотреть ее получше. Но без видоискателя его окружали только тени и лишь намеки на очертания. Потом в поле зрения появилось заднее сиденье пикапа, превращенное в постель, темную, как пустая могила, и золотисто-белый диск ее лица над ней.
   — Это ваша машина? — спросил Эдди. Надо же было хоть что-то сказать.
   — Была чья-то. Давно, — ответила незнакомка, вылезая из пикапа с другой стороны. — Теперь это никому не нужный хлам, как и все ос-тальное здесь. Никто ничего никогда не узнает.
   — Я думаю, что, может быть, вы жили здесь или в подобном месте.
   — У меня есть настоящий дом. Очень хороший. Нет, просто прекрасный. Я скоро в него перееду.
   — Когда?
   — Подойди ко мне. Хочу показать тебе кое-что.
   Образы только что «снятого» фильма не выходили у мальчика из головы. Они прыгали, перескакивали, наезжали один на другой и вспыхивали, молниями проносясь перед его мысленным взором. Он осторожно, как некую хрупкую вещь, держал камеру на ладони.
   Где же Томми?
   Эдди подошел к пикапу и заглянул внутрь. Он бы не удивился, если бы там лежал, притворившись трупом, Томми, готовый выскочить из своего укрытия и рассмеяться ему в лицо. Однако в кузове были только канистры с бензином, портативный морозильник, полосатый спальный мешок и что-то еще, похожее на рюкзак. Он был размером с сумку для шаров, которыми играют в боулинг, и застегнут на «молнию» и явно битком набит чем-то плотным. Что она туда напихала?
   — Что вы мне хотите показать?
   Когда Эдди повернулся, девушка стояла у задней дверцы — темный силуэт на фоне посветлевшего неба. Луна начала по нему свое восхождение, но сейчас ее заслонила голова с растрепанными волосами. Свисавший со стрелы крана крюк раскачивался на ветру наподобие маятника.
   — Себя.
   Она потянулась к мальчику, и тот отпрянул, боясь, что упадет.
   — Я отсюда вас вижу.
   — Что ты видишь? — спросила незнакомка, забираясь в грузовик.
   Порыв теплого ветра ударил ей в грудь, и тонкая ткань платья плотно облепила тело, как резиновый костюм аквалангиста-ныряльщика. Эдди видел каждый изгиб, каждый ее мускул с такой же отчетливостью, как если бы на ней не было ничего. Теперь в небе висели две луны.
   Одна — огромный диск, казавшийся еще больше из-за тяжелых туч на горизонте, бледный, как выкопанный из могилы череп. Другая — круг лица незнакомки с короной разметавшихся от ветра волос. Затем вторая скатилась с неба и подплыла так близко, что при желании Эдди мог бы легко дотронуться до нее.
   — Кто вы?
   — А ты разве не знаешь?
   — Я даже не знаю, как вас зовут.
   — Узнаешь. Потом. Если скажу сейчас, ты мне все равно не поверишь.
   Ветер усилился, срывая с проржавевших пружин клочья давно прогнившей обивки, завывая в рассыпающихся от ржавчины выхлопных трубах, играя с незакрытыми дверцами, пробегая по дребезжащим крышам, как будто смеясь над Эдди.
   — А где Томми?
   — Это имеет какое-то значение?
   Да, подумал мальчик.
   — Мне нужно передать ему кое-что.
   — Забудь о нем. Он чужой.
   — Томми — мой друг.
   — Теперь я твой друг.
   — Но я вас не знаю.
   — Ты уверен в этом?
   Незнакомка коснулась его плеча, взяла за руку и поднесла ее к своей щеке. Кожа у нее была прохладная. Потом она повернула руку мальчика так, что теперь их переплетенные пальцы дотронулись до его лица. Он не сопротивлялся, позволяя ей делать все, что она пожелает. Она снова поднесла его ладонь к своему лбу, провела ею по своим скулам, подбородку, шее, уху.
   — Чувствуешь?
   Ее руки ощупали его лицо, погладили виски, прошлись по щекам, прикоснулись к пушку над верхней губой, очертили контуры рта. Потом незнакомка взяла указательный палец Эдди и приложила его к внутренней поверхности своей нижней губы, где кожа была такой тонкой и нежной, что он даже испугался, боясь поранить ее.
   — Мы одинаковые, — сказала незнакомка.
   Возможно. Он промолчал, но признал ее правоту — форма лица и текстура кожи казались настолько похожими, словно их слепили из одного материала и по единому образцу. Впервые за все время, насколько ему помнилось, от него ничего не требовали. Эдди чувствовал себя так, как будто он стал частью некоего естественного процесса, и уже этого ему было вполне достаточно.
   — Одинаковые, — повторила девушка.
   Он сам не понял, как оказался вдруг в грузовике. Теперь их уже ничто не разделяло, но Эдди ощущал под ногой тяжелый, плотно набитый рюкзак, а рядом — спальный мешок на жестком полу.
   — Пора, — сказала она.
   — Что пора?
   — Идти.
   В этот же самый миг мост между ними рухнул. Эдди моргнул и словно избавился от сна. Крупный план ее лица, отчетливо передававший мельчайшие детали вроде пор кожи и золотистых лучиков в радужных оболочках глаз, внезапно исчез: осталось только воображение, картины, которые можно видеть, но в которых нельзя жить. Она снова стала обычной девушкой, незнакомой, чужой, непонятной.
   — Ну так идите!
   — Мы пойдем вместе.
   — Ладно, — сказал он. — Мне еще надо много чего сделать.
   Вылезая из грузовика, Эдди наткнулся на рюкзак.
   — Что у вас тут напихано? — спросил он, давая понять, что ему на это наплевать.
   — А вот что, посмотри! — Она расстегнула «молнию» и вытащила какую-то тряпку, которая оказалась старенькой тенниской. — Когда-то ее носил он.
   — Кто?
   — Можешь взять ее себе.
   «Она сумасшедшая, — подумал мальчик. — И я тоже». Он стал выбираться из кузова, но зацепился за спальный мешок. Там действительно что-то было или ему это только показалось? Эдди напомнил себе, что это осталось лишь частью фильма.
   — Что вы сделали с Томми?
   — Ничего.
   — Тогда кто?.. То есть... что?..
   Он расстегнул «молнию» на спальном мешке.
   — Неужели ты еще не понял? — спросила она, когда он поднял клапан. — Это не имеет никакого значения.
   Эдди увидел лицо спящего мужчины. По крайней мере это был не Томми. Он хотел извиниться, но осекся, когда заглянул в глаза человека в мешке.
   Рауль? Да, хозяин свалки лежал с открытыми глазами, но их взгляд оставался неподвижным. При этом он явно не спал.
   — Значение имеет лишь одно, — произнесла незнакомка, опуская клапан спальника на место. — Семья.
   Эдди попятился. Взятое крупным планом лицо Рауля намертво отпечаталось у него на сетчатке, и образ не только не стерся, но и наполнился красками: коричневато-красными стали края глубокой раны, рассекшей ему горло. Кино, сказал себе Эдди, это только кино...
   — Ты ничего не видел, — глядя ему в глаза, прошептала незнакомка, и мальчик почти поверил ей.
   Продолжая отступать, Эдди наткнулся на бензобак «питербилта» и замер, стараясь не шуметь. Пусть она и не видела его в темноте, но по звуку отыскать его могла запросто. Могла пробраться по крышам машин, прыгнуть, заслонив обнаженным телом луну, впиться своим жадным ртом...
   — Ничего уже не важно, — сказала она. — Через несколько минут все это станет историей.
   Что она собирается делать? — подумал Эдди. Поджечь свалку? Здесь столько бензина и масла... Сгорит все. Но только не она. Ведь в ней сила двоих... сила мертвых. Ее уже не убить. Не остановить. Она пришла, неся месть системе, сделавшей ее такой. Они приходят ночью.
   Эдди не знал, видел ли он это или только представил себе, но девушка чиркнула спичкой и бросила ее на землю. В тот же миг на экране его мозга вспыхнули новые образы: языки пламени лизнули землю и взметнулись в небо, а незнакомка с нечеловеческой силой спрыгнула с крыши пикапа. Одежда на ней загорелась, но она упрямо шла вперед, и ее прозрачный силуэт танцевал на фоне пожара. Внутри ее таилась смерть...
   Камера обожгла пальцы, и Эдди выпустил ее из рук.

Глава 10

   — У тебя есть пистолет? — спросил Маркхэм.
   — Конечно, — ответил Лен. — Прямо здесь, под сиденьем. Никуда я не выхожу без своего любимого шестизарядника. — «Фольксваген» свернул за угол и выехал на Стюарт-стрит. Что-то стукнуло под днищем. — Думаешь, он понадобится?
   — Не знаю. Но, может быть, стоит остановиться у магазина и приобрести что-нибудь действительно стоящее.
   — Ну разумеется. Ведь с неба падает дерьмо, потому что у свиней вдруг выросли крылья.
   — Ты же был там, — сказал Маркхэм. — И сам все видел.
   — Да, был! Но неужели ты думаешь, что я поверю в такую чушь? Кэти... Кэти! — Лен переключился на нейтралку и направил машину в тупик. — Сволочное хулиганье! Черт, мне надо было поехать вместе с ней. Все. Уезжаю в Орегон. Куда угодно. Хоть к чертовой бабушке в этот самый Бокс-Сити!
   — Так ты считаешь, что это дело рук какой-то уличной банды? — спросил Маркхэм.
   Лен поправил зеркало заднего обзора, чтобы его не слепили фары «тойоты».
   — А ты как думаешь? По-твоему, эта долбаная Церковь Сатаны Спасителя вылезла из своей долбаной могилы?
   — Я видел рисунок на стене, Лен.
   — Ну и что? Я тоже его видел! — Лен с силой ударил ладонью по мухе, опустившейся на дверцу. Лицо у него стало красным и злым. — Все это берется из книг. Гребаные ублюдки даже не понимают значения символов, которыми пользуются. Свастики... пентаграммы... Теперь все это дерьмо ничего не значит. Просто кто-то считает, что это круто... как Смайлик на коробках для ленча. Вот и все. Ничего больше.
   Он повернул ключ зажигания и дернул рукоятку ручника. Мотор чихнул еще пару раз и замер. Лен докурил сигарету и ткнул окурок в пепельницу.
   — Ну и что, черт возьми, это значит? Что ЦСС снова здесь и взялась за старое? Но они же все погибли! Ты сам сказал!
   — Надеюсь, что я не ошибся. — На подъездную дорожку уже выехала машина Евы. — И все же советую запастись оружием, когда отвезешь Джин домой.
   — Мне оно ни к чему, Дэн. И тебе тоже. Дело ведь совсем не в тебе. Не считай себя пупом вселенной.
   "Я и не считаю, — подумал Маркхэм. — Но, может быть, кто-то думает иначе. Она приходила сюда. Потом была в магазине. Кэти рассказала ей об оценке книг Бердуэлла, и она отправилась туда, чтобы найти меня. Возможно, приняла ее за мою бывшую любовницу и захотела избавиться от соперницы. Тогда все сходится. Так могло бы быть.
   Если так было, то кто следующий?"
   — Заберите с собой Еву, — сказал он. — Не хочу, чтобы она оставалась здесь. На случай, если что-то случится.
   — Например?
   — Я знаю, как у нее мозги работают.
   — О ком ты говоришь, Дэн? Неужели ты поверил в то дурацкое письмо?
   Маркхэм отвернулся. По дорожке чуть вперевалку семенила на своих коротких ножках Джин. Она пыталась догнать Еву, которая уже открывала входную дверь.
   — Боже, да ты и впрямь поверил!
   Окна по левой стороне одно за другим вспыхивали желтым. Это Ева, проходя по всем комнатам, включала всюду свет.
   — Ладно, — сказал Лен. — Что это за ЦСС такая? Что они собой представляли? Кучка паршивых революционеров. Что они сделали? Написали какой-то манифест, на который было всем начхать, потому что на дворе были семидесятые, и ребятишки опоздали на десяток лет. И что потом? Они начинают изготавливать бомбы, а ФБР берет их за задницу. Сколько их всего было, вспомни! И где они все?
   — Сколько человек состояло в этой Церкви? Пять? Десять? Федералы загребли всех. Так?
   — Нет. Не так. Точнее, не совсем так.
   — Не так? А как? Откуда ты знаешь? Ты же сказал, что она вступила в эту ЦСС после того, как рассталась с тобой.