Евдокимов Андрей
Австрийская площадь или петербургские игры
Евдокимов Андрей
Австрийская площадь или петербургские игры
1996 год. Город на Неве. Предвыборная кампания в разгаре. Петр Рубашкин, талантливый, но спивающийся журналист из питерской газеты "Вести", оказывается втянутым в предвыборную борьбу. Купленный сторонниками Собчака, он вынужден писать хвалебные статьи о действующем губернаторе и его команде. Подлинные имена, реальные события - где правда, где вымысел?
Перед читателем разворачиваются закулисные игры известных политиков и чиновников. Сговор, подделка документов, взятки в виде квартир, услуг и денежных сумм в валюте...
Но почему же петербуржцы предпочли Собчаку Яковлева?
Часть 1
СЫР В МЫШЕЛОВКЕ
1.1. ЖУРНАЛИСТУ ПЕТЕ ТЯЖКО ЖИТЬ НА СВЕТЕ
"Будь я негром преклонных годов на хлопковой плантации, мне бы не было хуже. Только тот меня не поймет, кто не шел на работу после крутого перепоя. А Ефремов не поймет точно - и понимать не захочет.
Вынь ему, понимаешь, и положь в понедельник утром триста строк, включая интервью с первыми лицами. А взгляд какой! Дескать, хоть и был ты мне другом, Петя, а сейчас - хрен с кислой капустой. И ведь выгонит, гадина. Выкормил на свою голову. Сразу надо было дойти: кто с друзьями не пьет, тот либо подшитый, либо тих ушник. Вот и получилось: он - начальник, я - в полном говне, да еще из его сраной милости" - так думал репортер Петр Рубашкин утром 17 июня 1995 года, едва переставляя ноги по Каменноостровскому проспекту.
Погода была хмурой и мрачной, под стать настроению. Но чем ближе к площади, тем громче слышалась музыка духового оркестра. Он опоздал, праздник уже начался, толпа теснилась по всему кругу площади, преграждая Петру дорогу и не давая возможности что-нибудь разглядеть. Ему удалось протиснуться в первый ряд за трибуной, но за ограждение не пустила охрана. Петру все же повезло - смятая бумажка под ногами, за которой он не поленился нагнуться, оказалась расписанной по минутам программой торжества. Теперь он точно знал, что вначале играл сводный оркестр штаба ленинградского военного округа, а сменил его струнный ансамбль из Вены и что выступления Собчака и канцлера франка Враницкого начнутся ровно в 13 часов 45 минут.
Да, неслыханная удача. Теперь трудное поначалу дело выглядело пустяковым. На фоне таких точных деталей любая выдумка сойдет за самый что ни на есть достоверный репортаж с места событий. Но вот самочувствие не улучшалось: тяжко мутило от низа живота до пересохшего горла - необходимо было выпить. пересиливая себя, он обратился к двум парням, допивавшим пиво:
- Мужики, оставьте на полглоточка.
Один из них понимающе хмыкнул и протянул бутылку с пеной на донышке. Там хватило на два полных глотка. после дольем, - сказал Юра. - Меня умные люди учили: никогда не пей на пусто. Лучше икорочку, если нет - хоть корочку.
Так и сделали - быстро и деловито. Допивая крепкий кофе, Петр ощутил себя умиротворенным и благодушным.
- Ну, ладушки, - встал Степанов. - Хороший ты человек, Петр, неназойливый. Сколько не виделись, а все равно - родная душа. Отдохни, к началу позову.
Необыкновенно длинноногая девушка, заученно улыбаясь, отвела Петра на второй этаж.
- Работай, Ира, - сказала она. - Юрий Григорьевич велел, чтобы на высшем уровне.
- Как стричь? - спросила Ира.
- На три "Пэ", - ответил Петр, - подешевле, покороче и побыстрее.
- Побыстрее не получится, - их взгляды встретились в зеркале. Она казалась совсем маленькой рядом с Петром. Обесцвеченные волосы были высоко собраны в хвостик простой аптекарской резинкой.
1.2. РАБОТА У НАС ТАКАЯИ НЕТУ ДРУГИХ ЗАБОТ!
Петр обернулся на гулкие хлопки. Солдаты, ряженные в петровские камзолы, стреляли петардами. Над серой недвижной массой толпы взлетали связки разноцветных шаров; ветер бил их о стены зданий, пригибая к тротуарам и мостовой.
Петр шел по середине дороги, шум и звуки музыки догоняли его резкими порывами. Проспект, закрытый для транспорта, пустел перед ним до горизонта. Вдруг ветер стих, и упали первые крупные капли дождя. В этот момент рядом бесшумно остановилась темно-синяя Машина с двумя включенными мигалками. Из приоткрытой дверцы высовывался Юра Степанов: "садись, страдалец, карета подана!"
Петр знал Степанова лет двадцать - вместе начинали работать в метро. Потом встретились в армии - Юрка сильно обрадовался, узнав земляка, можно сказать, друга. К тому времени Петр уже готовился к дембелю и, ясное дело, постарался, чтобы Степанова хорошо приняли. Впрочем, особой помощи тому и не понадобилось. Ко всеобщему удивлению, уже через месяц молодой боец был запросто со всеми стариками - дело для новобранца почти неслыханное.
Потом они не виделись много лет. Стороной Петр слышал, что Степанов пошел в торговлю и очень быстро занял хорошее место. В конце девяностого на своей первой пресс-конференции в должности начальника Главобщепита Степанов при всех обнял Петра, а после увез в свой новый кабинет, где оба нарезались марочным армянским коньяком так, что Юркиному шоферу пришлось направлять Петра до самой квартиры.
Утром его разбудил все тот же улыбчивый шофер с двумя тяжеленными коробками - Юрий Григорьевич шлет привет и новогодние поздравления.
Время было скудное, и вечером, пока Катерина охала над невиданными деликатесами, Петр раздувался от гордости.
- Вот видишь, - говорил он, - работа у меня такая: выпил - получил, не выпил - не получил. Ну пойми наконец, я все - для семьи, а для тебя тем более что хочешь достану. К 1 мая шубу подарю, обещаю.
Приглашенные на Новый год родственники были потрясены изобилием, и еще с месяц Петр был избавлен от косых взглядов жены - не говоря уже о попреках и ворчаниях. Это, видимо, был последний благополучный этап в их почти пятнадцатилетней семейной жизни.
Машина плавно тронулась и мягко закачалась на неровностях асфальта.
- Куда едешь? - Петр нагнулся к переднему сиденью, где сидел Степанов.
- Куда, куда, - передразнил тот. - На ку-два. Ты, брат, совсем зарепортировался, краше в гроб кладут.
- Ты же знаешь, - ответил Петр, - работа у нас такая.
- Значит, нету, говоришь, других забот? Тогда поехали в банкет на тыщу персон с балычиной, поросятиной и прочим хреном. Меня за что держат? Сколько ни дай уродов - всех накормлю и упою! А заплатить не напомню, - с неожиданной злостью сказал Степанов, но, повернувшись к Петру, улыбнулся: неужели при том для старого кореша не хватит, другана под дождем оставлю?
Завывая сиреной, машина на скорости круто свернула с моста в темную от нависших ветвей аллею и через двести метров осалилась перед раздвигающимися створками белых ворот. Через минуту Петр входил в правительственную резиденцию на Каменном острове, известную как "спецобъект К-2". Не задержавшись в вестибюле, Степанов завернул в длинный коридор.
- Васильич, - уважительно обратился он к неторопливо подошедшему метрдотелю, - организуй нам по-быстрому закусить. И познакомься: Петр Рубашкин, мой личный почетный гость. Отведи его потом к нашей новенькой, вели причесать и погладить. Водилу накорми и отправь за моим костюмом, пусть по дороге заскочит к Алику, возьмет все для моего друга и скажет, что я прошу.
Васильич цепко оглядел Петра:
- Рост пятый, размер 52, обувка на сорок два, лучше с половиной... Все так?
- Да, - ответил Петр и вслед за Степановым вошел в небольшую комнату. Три официанта опрятно накрыли и гуськом ушли, последний закрыл за собой дверь.
- Сперва рыбки, потом выпьем, закусим и снова нальем, - сказал Юра. Меня умял, как мне хорошо, как мне с тобой хорошо...
- Вызывали, Александр Вадимович? - спросил Калинченко, заглядывая в кабинет.
- Не маячь у дверей, заходи, - ворчливо буркнул Микин. - Опять в джинсах? Двух выговоров мало, по третьему тоскуешь! Где форма, небось моль дома кормишь?
- Никак нет, здесь, в шкафу. На той неделе отпаривал.
Микин встал и запер дверь. Отомкнув сейф, он достал початую бутылку и два стакана. Плеснув до половины, он бросил в один из стаканов звездочку и протянул Глебу.
- С друзьями потом, а сейчас я хочу тебя поздравить. И не благодари заслужил!
Глухо звякнули стаканы, и кислый холодок золоченой бронзы кольнул у Калиниченко на губах.
- Это моя, со старых погон, когда мне майора присвоили. Оставь у себя на счастье. Послужишь еще лет пятнадцать - передашь следующему. Другую я своему Володьке подарил, когда он училище закончил. В кармане у него нашли, я потом переложил, так и похоронили, - полковник говорил тихо, и лицо у него не изменилось. - Давай сразу по третьей, чтобы всем нашим, всем, кто служил честно, земля пухом.
Выпили стоя и молча, как повелось с никому не известных времен.
- Ну, ладно! Вернемся к нашим баранам. Как в песне поется: боевые будни - праздники у нас, - сказал Микен, пряча пустую бутылку и стаканы в ящик стола. - Материал на Кравцова и всю его компашку я подписал. Ты с ним не возись, сразу спихивай в прокуратуру, дело пусть они возбуждают. Если начнем оформлять, они тут же его заберут. Непременно! Так что время на бумажки не трать - все равно впустую! Теперь, о твоих администрантах... чувствую, подвижки есть. Там, - Микен показал пальцем на потолок,- между ними раздай намечается. Видимо, Кошелева будут снимать, а он - ох как не хочет! Что у тебя нового?
- По Австрийской площади все заглохло, как вы и говорили... - начал Калиниченко
- Забудь об этой чертовой площади! Совсем забудь!- прервал его Микен. - Давай, ближе к делу.
- Зафиксирована встреча Степанова с нашим Рубашкиным, который получил и принял...
- Сколько?
- Скрытой записью сумма не установлена. Ему поручено масштабно скомпрометировать Кошелева.
- Вот тебе и наш Рубашкин! Был человек и скурвился. Сколько он там получил!.. Ну тысячу, ну две. большего ведь не стоит...
- А он пока не очень шевелится. Никаких контактов по нашим вопросам у него не было. Думаю, мешать не будет. Что касается остального, то все проводки по банкам у нас в руках, документы в основном есть. Осталось поработать в части подбора свидетелей. Сдадим в следствие - не открутятся
- Ну что же, судя по всему, с полмесяца у нас есть. Даю тебе на все мероприятия в усиление трех человек, включая Авдеева. Отзывай его с этих гребаных курсов. Учти разницу во времени и срочно отправь туда шифрограмму. Я с военными из округа договорюсь, возьмут его своим бортом. завтра будет на месте. Развернутую справку по всем оперданным - мне на стол через десять дней. Пиши пограмотней, думаю, сразу наверх пойдет.
Близилось к полуночи, когда Микен вышел на улицу. Большой дом Главного управления на Литейном навис над ним черной громадой, без единого светящегося окошка.
"Дожили, служить некому! Все торопятся, к телевизору с футболом спешат да с пивком холодненьким",- подумал полковник. Садясь в подъехавшую "волгу", коротко приказал:
- Поехали!
1.3. У КОГО ПОД ВЕЧЕР ПЯТКИ ГОРЯТ?
Девушка стригла его молча, целиком сосредоточившись на своей работе. Ее лицо показалось Петру неярким и, на первый взгляд, вовсе непримечательным. Но чем дольше он смотрел на Иру, тем больше она ему нравилась. Особенно поразили глаза - светло-синие с льдисто-зеленым отсверком, как у напуганной сибирской кошки.
- Вы всегда молчите? - спросил наконец Петр.
- Боюсь испортить. Здесь все головы трудные, а у вас особенно, привставая на цыпочки, она чуть-чуть высовывала язык, а опускаясь прикусывала губы.
- Пойдемте со мной на банкет, - внезапно для себя предложил Петр.
- Что вы, нельзя - самая работа вечером. Кому прическу поправить, макияж, да мало ли чего. А я все забыла - практики не было.
- Тогда в другой раз - я свой телефон оставлю...
В дверь за спиной Петра постучали. Ира отошла, но тут же вернулась.
- Вот и наряд короля, - улыбнулась она, взмахнув большой пластиковой сумкой.
Через час Петр стоял перед большим зеркалом в черном, хорошо пригнанном и выглаженном Ирой костюме. Лицо после бритья и массажа с горячими компрессами стало гладким.
****
"И чего там только не было! Нордические ростбифы соседствовали с черной икрой, молочные поросята - с изысканными тарталетками и рыбными деликатесами всех видов копчения. Из бутылок в руках бесшумных лакеев вылетали пробки, пузырилось шампанское элитных марок и прозрачно разливалась экологически чистая водка", - улыбаясь, писал Петр. Увлекшись, он напрочь забыл, что и для кого пишет. Но, заметив, что текст уже занимает треть газетной полосы, остановился. требовался убедительный переход к скандалу вокруг затрат на переименование площади, но ничего путного не выходило. Петр несколько раз пересмотрел папку с документами и в конце концов продолжил так, как рассказывал Кошелев: "Через два месяца после череды фуршетов и фейерверков глава рай администрации обратился к мэру с покорнейшей просьбой - взыскать с австрийцев должок. Мол, они гарантию дали, что все расходы оплатят, а мы, убогие, поверили - работали день и ночь, в три смены. руководители лично по утвержденному графику возили на стройку чай с пряниками. Растратили все, что было в бюджете, а нынче край пришел. дворникам платить нечем!"
Петр начал писать про злоключения Павла Константиновича, и рассказ пошел своим чередом. удивительно, но вся сознательная жизнь героя уместилась на половине листа. "Кошелев родился в 1952 году в поселке Назия, неподалеку от Шлиссельбурга. После окончания юридического факультета пошел служить в КГБ, где получил редкую специализацию - борьба с идеологическими диверсиями среди творческой интеллигенции. дослужился до должности начальника отдела и звания подполковника КГБ. И то и другое дорогого стоят!"
Дальше он описал денежные махинации в Петроградской администрации, скрупулезно подсчитал сумму пропавших бюджетных средств и коротко напомнил об афере с ремонтом в квартире председателя законодательного собрания. Участвовал ли в них Кошелев? конечно, он не подписывал документы, но Петр не сомневался: Павел Константинович всегда знал, что делают его подчиненные. И был случай, когда глава администрации сам запустил руку в казну. несколько сотен миллионов рублей перевели в футбольный клуб "П.С.И." по личному распоряжению Кошелева. Судя по всему, бывший подполковник замечательно вписался в верхний слой чиновников мэрии. Так почему же вдруг стал неугоден?
"Может быть, Кошелев не врет, что камнем преткновения стали деньги, затраченные на Австрийскую площадь?" - думал Петр. Сотни тысяч долларов действительно могли стать причиной раздора. Но все началось с желания мэра или его жены отдать весь квартал австрийским фирмам. А за такое дело нельзя браться без денег. Хотя бы потому, что сперва надо выселить прежних жильцов. Кто ж возьмется за это, не имея средств?
- Хорошо балдим, - сказал приземистый, почти квадратный, и волосатый Алик, - но мне хватит!
За ним вышли другие, и вскоре все расположились в соседней комнате, куда официанты вкатили столики с запотевшим пивом и легкой закуской.
- Так как там с моим контрактиком, Юрий Григорьевич? - негромко спросил Алик у Степанова.
- Не напрягай, сказал - сделаю, - ответил тот и стал рассказывать о том, как его встречали в Швеции.
Понемногу разговор оживился, и Петр вспомнил старый анекдот об охотниках, по очереди хвалившихся своими собаками. Только один молчал, а когда у него спросили, развел руками: "У меня нет собаки!"
- Видишь, Алик, - отсмеявшись, сказал Степанов, - человеку собака нужна, а не груши-яблоки. собаками торгуй - дружба всего дороже.
Дверь открылась, и вошел худощавый жилистый человек в переброшенной через плечо простыне. По усам и косой челке Петр узнал недавно встреченного Кошелева.
- А вот и Паша! - радостно закричал Степанов. - сперва штрафную, а после - просим. И не отговаривайся - гитару припасли, сейчас принесут.
Пока ждали инструмент, Кошелеву пришлось выпить не одну, а две штрафных. После он не стал чиниться и, пристроив гитару, запел приятным, старательно охрипленным баритоном.
"Лучше гор могут быть только горы..." - слова и мотив были естественно знакомы, но слышались чужими - фальшивила интонация, а может, какой-то другой подтекст, не тот, что был у Высоцкого. знаменитая "охота на волков" одобрения у слушавших не вызвала, скорее - смутную неприязнь.
- Скажи, Паша, ты и на службе эти песни пел? - поинтересовался Степанов.
- Да он же пленки Высоцкого на обысках изымал, а после диссидентам по пятерке сдавал, - веселый Владимир Петрович улыбкой показал, что шутит.
- Да, были люди в нашем КГБ: землю попашут, попишут стихи, а потом бац! - и готово, - сказал кто-то.
- Кончайте, ребята, Пашу обижать, - прервал Степанов и, обращаясь к Кошелеву, спросил: - А правда, что Высоцкий был агентом, после отказался стучать и вы его за это споили?
- Чушь все это. К тому же агенты не стучат, - серьезно пояснил Кошелев, - стучат стукачи. Агент по-латыни означает - действующий. А по Далю - это лицо, которому поручено дело от имени правительства- понимаешь, правительства! Агента вербовать надо, долго и умно вербовать. А стукач сам рвется нам помочь, бывает, по единственной причине: чтобы ближнему напакостить. Или мы его так обкладываем, что деться некуда. Стукач - он ущербный, всегда с комплексами. Вот, например, в Англии контрразведчикам вообще запрещено начинать работу с газетчиком, если он старше тридцати тридцати пяти, а после сорока рекомендуется списывать или, в самом крайнем случае, переводить в агенты влияния.
- Почему? - спросил Владимир Петрович.
- Комплексы по профпсихологии. Пока журналист молод, он стремится переделать мир, землю роет за правдой. А на четвертом десятке осознает, что правды, как он ее понимает, уже не будет. А круг общения у него - ой-ей-ей! Его сверстники - миллионеры, министры, депутаты. Он же - как был, так и остался в одних рваных штанах. Каково же человеку, нищему и в большинстве никому не нужному, рядом с огромными деньгами и при чужой славе?
Петр давно научился нехитрым приемам держать внимание слушателей, незаметно переводить тему, направляя интерес в нужную сторону. Поэтому он, как никто из присутствующих, оценил Кошелева. Тот действительно был мастером комнатной риторики. Тем большую неприязнь испытывал к нему Петр. Уже сколько лет прошло, а он так и не мог забыть страшных детских ночей, когда никто не спит и все ждут звонка или стука в дверь. От них с братом не скрывали, что может случиться. Около их кроватей всегда стояли рюкзачки, побольше - у брата, у Петра - поменьше.
- Главное, не забыть и не растеряться, - каждый день твердили родители, - проситесь в один детдом, вдвоем легче...
Еще на банкете Петр припомнил кое-что из отгремевшего пять лет назад скандала вокруг назначения Коше лева главой районной администрации. вскрылось, что он под фамилией то ли Коршунова, то ли Орлова втерся в круги ленинградской интеллигенции, а после беспощадно сажал по любому поводу всех, от кого хоть слово слышал с антисоветским душком. В начале 90-х многие его жертвы били во все колокола, каких только статей не писали. Дескать, руками палачей нельзя строить демократию, стыдно. Но Собчак никого не слушал, и в конце концов Кошелев остался где был.
Петр незаметно вышел и, подхватив с вешалки полотенце, ушел в парилку. Там было тихо и сумрачно, жар еще не спал.
- Не помешал? - спросил Кошелев, усаживаясь напротив.
Простыня на его бедре завернулась, и Петр ясно увидел большое родимое пятно странной формы.
В тот же миг перед глазами пошли круги, Петр почувствовал мгновенное погружение во что-то такое, будто в другое бытие, где от прежнего остался только посторонний, тяжелый взгляд.
- Что с вами, Петр Андреевич? - послышался голос Кошелева. Петр пришел в себя - отметины на бедре Кошелева уже не было.
- Господи... - побелевшими губами едва прошептал Петр. - Нет, ничего. Просто почудилось.
1.4. ГАСНЕТ СВЕТ, А ИГРА ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ
Через час места за главным столом опустели, и почтительная чопорность публики рассеялась без следа. Ровные ряды гостей смешались в жующую и выпивающую массу; многие уже были заметно навеселе. Петр недолго оставался в одиночестве. Сперва с ним заговорил сосед, потом его заставили присоединиться к тостам: первый - за успехи реформ, второй - чтоб не в последний раз. Он заметил, что интерес к нему явно не случаен. Подходили к без всякого внятного повода, но с очевидной целью завязать знакомство. поначалу Петр смущался из-за того, что не имел визитных карточек, но потом приспособил удивленную улыбку - дескать, зачем вам моя карточка, меня и так все знают. Он догадывался, что разговор с Собчаком на виду у всех не прошел незамеченным. И приход вместе с Яковлевым, видимо, тоже что-то значил для окружающих, хотя сам Петр не воспринимал своего давнишнего знакомого как лицо, заслуживающее пиетета. Он скорее к Степанову, несмотря на всю его Залихватскую простоватость, относился, как к человеку из власти, чем к Яковлеву.
Отяжелев от выпитого и съеденного, Петр проскользнул в одну из боковых комнат. Здесь уже устроились две компании, но было сравнительно тихо. Остановив проходившего с полным подносом официанта, он взял фужер, пачку сигарет и расположился в угловом кресле за кустом декоративной азалии.
Доносилась музыка, играли Моцарта, один из самых изысканных дивертисментов, который Петр хорошо знал. В молодости он часто бывал в филармонии: сперва потому, что это было модно, а после пристрастился. Он попробовал вспомнить, когда последний раз был на концерте, но то, что было до начала 90-го, ощущалось, как бывшее вроде бы не с ним, словно провалилась память. Стало нехорошо на душе, и он решил обязательно пойти в театр, лучше всего на "пиковую даму", впрочем, хорошо понимая, что вряд ли выберется.
Мимо открытой двери мелькнули две смеющиеся женщины, одна из них показалась знакомой. Петр вышел за ними в коридор, но его остановил некто из дорожного комитета, чтобы продолжить о трудностях с укладкой асфальтобетонных смесей, для долговечности которых необходима крошка из итальянского мрамора. Мол, асфальт не держится, потому что не склеивается с гранитным щебнем. Петр слушал вполуха, пытаясь на ощупь отыскать в кармане визитку собеседника, с которым в начале вечера вроде пил на брудершафт.
- Значит, надо класть другой асфальт, - наконец вставил Петр.
- Невозможно, асфальтовые заводы уже работают,- сказал дорожник.
- На кой же черт их покупали, не разобравшись с технологией, удивился Петр.
- Это было еще до меня. То ли торопились, то ли указание было...
- Так купите этот чертов мрамор, и дело с концом.
Собеседник обрадовался и снизил голос:
- И я о том же. Все документы давно готовы, но контракт никак не пробить. Вот если бы вы взялись помочь - там очень большие суммы, всем хватит. процента полтора вас устроят?
Петру осточертел бессмысленный разговор, и он наобум брякнул:
- Меньше полумиллиона меня не интересует.
И очень удивился, услышав в ответ:
- Ну, не полмиллиона, но тысяч триста-четыреста вполне реально. Часть мы оставим на депозите в Швейцарии или германии, как вам удобней, а остальное получите здесь.
От неожиданности Петр закашлялся, но, сделав два глотка, пришел в себя. Вино было прохладным и легким.
- За успехи, - сказал дорожник. Они чокнулись, выпили и, попрощавшись, разошлись.
Большой зал напомнил Петру метафору из раннего Гайдара "апартаменты мелитопольского комиссара после веселого налета махновцев". Удивительным образом уцелел только жареный поросенок на главном столе. Он так и лежал на серебряном блюде, окруженный зеленью и краснеющими шариками сохранившего свежесть редиса. Между редкими группами засидевшихся еще сновали официанты, но вечер подходил к финишу.
Петр еще раз прошелся по комнатам. Всюду грязные тарелки, недопитые фужеры и набитые окурками пепельницы. Улучив момент, Петр завернул в салфетку два бутерброда с семгой и уместил их во внутреннем кармане. Наваливалась усталость, и он задумался, как доберется домой.
Косые струи дождя хлестнули по лицу, едва Петр вышел на крыльцо. Было темно, как осенью, а по двору метались отблески красно-синих мигалок на исходящих паром правительственных лимузинах.
- У вас какая машина? - спросил возникший сбоку охранник.
- Я... - Петр замялся, - я со Степановым...
- Ноль-десятый, ноль-десятый, - сказал охранник в трубку радиотелефона. Через мгновение одна из Машин тронулась с места. Какой-то мужчина раскрыл над Петром зонтик и проводил к открывшейся изнутри дверце.
Петр не успел опомниться, как уже сидел на заднем сиденье автомобиля. Водитель разговаривал со Степановым:
- Юрий Григорьевич, в Ольгино все готово, ваш друг здесь. Да, да, понял. К третьему подъезду, через 10 минут. - И повернувшись к Петру, пояснил: - Юрий Григорьевич извиняется и просит подождать. Едем в Ольгино.
1.5. ПОДДАВАЙТЕ, БРАТЦЫ, ЖАРУ!
Отъехали на трех машинах после того, как в багажники погрузили десяток тяжелых коробок. Степанов воспринял присутствие Петра само собой разумеющимся, но сам Петр чувствовал себя незваным гостем. К тому же, кроме Степанова, в машине сидели еще двое и было неловко спросить о деньгах, которые он обнаружил в кармане нового пиджака.
- Ну все, отмучились! - облегченно вздохнул Степанов, едва выехали за ворота.
- "Папа" доволен? - спросил один из сидевших сзади.
- Как же, дождешься! П...лей не выдал, и на том спасибо. А теперь, как в песне поется: подожди немного - отдохнешь и ты, - сказал Степанов.
На том разговор оборвался - все устали. Меж тем дождь усилился, дальний свет едва доставал до шедшей впереди машины ГАИ с мигалками и ревущей сиреной. Мерцающая пелена мрака неслась назад, и в боковом окне не было видно ни зги.
Австрийская площадь или петербургские игры
1996 год. Город на Неве. Предвыборная кампания в разгаре. Петр Рубашкин, талантливый, но спивающийся журналист из питерской газеты "Вести", оказывается втянутым в предвыборную борьбу. Купленный сторонниками Собчака, он вынужден писать хвалебные статьи о действующем губернаторе и его команде. Подлинные имена, реальные события - где правда, где вымысел?
Перед читателем разворачиваются закулисные игры известных политиков и чиновников. Сговор, подделка документов, взятки в виде квартир, услуг и денежных сумм в валюте...
Но почему же петербуржцы предпочли Собчаку Яковлева?
Часть 1
СЫР В МЫШЕЛОВКЕ
1.1. ЖУРНАЛИСТУ ПЕТЕ ТЯЖКО ЖИТЬ НА СВЕТЕ
"Будь я негром преклонных годов на хлопковой плантации, мне бы не было хуже. Только тот меня не поймет, кто не шел на работу после крутого перепоя. А Ефремов не поймет точно - и понимать не захочет.
Вынь ему, понимаешь, и положь в понедельник утром триста строк, включая интервью с первыми лицами. А взгляд какой! Дескать, хоть и был ты мне другом, Петя, а сейчас - хрен с кислой капустой. И ведь выгонит, гадина. Выкормил на свою голову. Сразу надо было дойти: кто с друзьями не пьет, тот либо подшитый, либо тих ушник. Вот и получилось: он - начальник, я - в полном говне, да еще из его сраной милости" - так думал репортер Петр Рубашкин утром 17 июня 1995 года, едва переставляя ноги по Каменноостровскому проспекту.
Погода была хмурой и мрачной, под стать настроению. Но чем ближе к площади, тем громче слышалась музыка духового оркестра. Он опоздал, праздник уже начался, толпа теснилась по всему кругу площади, преграждая Петру дорогу и не давая возможности что-нибудь разглядеть. Ему удалось протиснуться в первый ряд за трибуной, но за ограждение не пустила охрана. Петру все же повезло - смятая бумажка под ногами, за которой он не поленился нагнуться, оказалась расписанной по минутам программой торжества. Теперь он точно знал, что вначале играл сводный оркестр штаба ленинградского военного округа, а сменил его струнный ансамбль из Вены и что выступления Собчака и канцлера франка Враницкого начнутся ровно в 13 часов 45 минут.
Да, неслыханная удача. Теперь трудное поначалу дело выглядело пустяковым. На фоне таких точных деталей любая выдумка сойдет за самый что ни на есть достоверный репортаж с места событий. Но вот самочувствие не улучшалось: тяжко мутило от низа живота до пересохшего горла - необходимо было выпить. пересиливая себя, он обратился к двум парням, допивавшим пиво:
- Мужики, оставьте на полглоточка.
Один из них понимающе хмыкнул и протянул бутылку с пеной на донышке. Там хватило на два полных глотка. после дольем, - сказал Юра. - Меня умные люди учили: никогда не пей на пусто. Лучше икорочку, если нет - хоть корочку.
Так и сделали - быстро и деловито. Допивая крепкий кофе, Петр ощутил себя умиротворенным и благодушным.
- Ну, ладушки, - встал Степанов. - Хороший ты человек, Петр, неназойливый. Сколько не виделись, а все равно - родная душа. Отдохни, к началу позову.
Необыкновенно длинноногая девушка, заученно улыбаясь, отвела Петра на второй этаж.
- Работай, Ира, - сказала она. - Юрий Григорьевич велел, чтобы на высшем уровне.
- Как стричь? - спросила Ира.
- На три "Пэ", - ответил Петр, - подешевле, покороче и побыстрее.
- Побыстрее не получится, - их взгляды встретились в зеркале. Она казалась совсем маленькой рядом с Петром. Обесцвеченные волосы были высоко собраны в хвостик простой аптекарской резинкой.
1.2. РАБОТА У НАС ТАКАЯИ НЕТУ ДРУГИХ ЗАБОТ!
Петр обернулся на гулкие хлопки. Солдаты, ряженные в петровские камзолы, стреляли петардами. Над серой недвижной массой толпы взлетали связки разноцветных шаров; ветер бил их о стены зданий, пригибая к тротуарам и мостовой.
Петр шел по середине дороги, шум и звуки музыки догоняли его резкими порывами. Проспект, закрытый для транспорта, пустел перед ним до горизонта. Вдруг ветер стих, и упали первые крупные капли дождя. В этот момент рядом бесшумно остановилась темно-синяя Машина с двумя включенными мигалками. Из приоткрытой дверцы высовывался Юра Степанов: "садись, страдалец, карета подана!"
Петр знал Степанова лет двадцать - вместе начинали работать в метро. Потом встретились в армии - Юрка сильно обрадовался, узнав земляка, можно сказать, друга. К тому времени Петр уже готовился к дембелю и, ясное дело, постарался, чтобы Степанова хорошо приняли. Впрочем, особой помощи тому и не понадобилось. Ко всеобщему удивлению, уже через месяц молодой боец был запросто со всеми стариками - дело для новобранца почти неслыханное.
Потом они не виделись много лет. Стороной Петр слышал, что Степанов пошел в торговлю и очень быстро занял хорошее место. В конце девяностого на своей первой пресс-конференции в должности начальника Главобщепита Степанов при всех обнял Петра, а после увез в свой новый кабинет, где оба нарезались марочным армянским коньяком так, что Юркиному шоферу пришлось направлять Петра до самой квартиры.
Утром его разбудил все тот же улыбчивый шофер с двумя тяжеленными коробками - Юрий Григорьевич шлет привет и новогодние поздравления.
Время было скудное, и вечером, пока Катерина охала над невиданными деликатесами, Петр раздувался от гордости.
- Вот видишь, - говорил он, - работа у меня такая: выпил - получил, не выпил - не получил. Ну пойми наконец, я все - для семьи, а для тебя тем более что хочешь достану. К 1 мая шубу подарю, обещаю.
Приглашенные на Новый год родственники были потрясены изобилием, и еще с месяц Петр был избавлен от косых взглядов жены - не говоря уже о попреках и ворчаниях. Это, видимо, был последний благополучный этап в их почти пятнадцатилетней семейной жизни.
Машина плавно тронулась и мягко закачалась на неровностях асфальта.
- Куда едешь? - Петр нагнулся к переднему сиденью, где сидел Степанов.
- Куда, куда, - передразнил тот. - На ку-два. Ты, брат, совсем зарепортировался, краше в гроб кладут.
- Ты же знаешь, - ответил Петр, - работа у нас такая.
- Значит, нету, говоришь, других забот? Тогда поехали в банкет на тыщу персон с балычиной, поросятиной и прочим хреном. Меня за что держат? Сколько ни дай уродов - всех накормлю и упою! А заплатить не напомню, - с неожиданной злостью сказал Степанов, но, повернувшись к Петру, улыбнулся: неужели при том для старого кореша не хватит, другана под дождем оставлю?
Завывая сиреной, машина на скорости круто свернула с моста в темную от нависших ветвей аллею и через двести метров осалилась перед раздвигающимися створками белых ворот. Через минуту Петр входил в правительственную резиденцию на Каменном острове, известную как "спецобъект К-2". Не задержавшись в вестибюле, Степанов завернул в длинный коридор.
- Васильич, - уважительно обратился он к неторопливо подошедшему метрдотелю, - организуй нам по-быстрому закусить. И познакомься: Петр Рубашкин, мой личный почетный гость. Отведи его потом к нашей новенькой, вели причесать и погладить. Водилу накорми и отправь за моим костюмом, пусть по дороге заскочит к Алику, возьмет все для моего друга и скажет, что я прошу.
Васильич цепко оглядел Петра:
- Рост пятый, размер 52, обувка на сорок два, лучше с половиной... Все так?
- Да, - ответил Петр и вслед за Степановым вошел в небольшую комнату. Три официанта опрятно накрыли и гуськом ушли, последний закрыл за собой дверь.
- Сперва рыбки, потом выпьем, закусим и снова нальем, - сказал Юра. Меня умял, как мне хорошо, как мне с тобой хорошо...
- Вызывали, Александр Вадимович? - спросил Калинченко, заглядывая в кабинет.
- Не маячь у дверей, заходи, - ворчливо буркнул Микин. - Опять в джинсах? Двух выговоров мало, по третьему тоскуешь! Где форма, небось моль дома кормишь?
- Никак нет, здесь, в шкафу. На той неделе отпаривал.
Микин встал и запер дверь. Отомкнув сейф, он достал початую бутылку и два стакана. Плеснув до половины, он бросил в один из стаканов звездочку и протянул Глебу.
- С друзьями потом, а сейчас я хочу тебя поздравить. И не благодари заслужил!
Глухо звякнули стаканы, и кислый холодок золоченой бронзы кольнул у Калиниченко на губах.
- Это моя, со старых погон, когда мне майора присвоили. Оставь у себя на счастье. Послужишь еще лет пятнадцать - передашь следующему. Другую я своему Володьке подарил, когда он училище закончил. В кармане у него нашли, я потом переложил, так и похоронили, - полковник говорил тихо, и лицо у него не изменилось. - Давай сразу по третьей, чтобы всем нашим, всем, кто служил честно, земля пухом.
Выпили стоя и молча, как повелось с никому не известных времен.
- Ну, ладно! Вернемся к нашим баранам. Как в песне поется: боевые будни - праздники у нас, - сказал Микен, пряча пустую бутылку и стаканы в ящик стола. - Материал на Кравцова и всю его компашку я подписал. Ты с ним не возись, сразу спихивай в прокуратуру, дело пусть они возбуждают. Если начнем оформлять, они тут же его заберут. Непременно! Так что время на бумажки не трать - все равно впустую! Теперь, о твоих администрантах... чувствую, подвижки есть. Там, - Микен показал пальцем на потолок,- между ними раздай намечается. Видимо, Кошелева будут снимать, а он - ох как не хочет! Что у тебя нового?
- По Австрийской площади все заглохло, как вы и говорили... - начал Калиниченко
- Забудь об этой чертовой площади! Совсем забудь!- прервал его Микен. - Давай, ближе к делу.
- Зафиксирована встреча Степанова с нашим Рубашкиным, который получил и принял...
- Сколько?
- Скрытой записью сумма не установлена. Ему поручено масштабно скомпрометировать Кошелева.
- Вот тебе и наш Рубашкин! Был человек и скурвился. Сколько он там получил!.. Ну тысячу, ну две. большего ведь не стоит...
- А он пока не очень шевелится. Никаких контактов по нашим вопросам у него не было. Думаю, мешать не будет. Что касается остального, то все проводки по банкам у нас в руках, документы в основном есть. Осталось поработать в части подбора свидетелей. Сдадим в следствие - не открутятся
- Ну что же, судя по всему, с полмесяца у нас есть. Даю тебе на все мероприятия в усиление трех человек, включая Авдеева. Отзывай его с этих гребаных курсов. Учти разницу во времени и срочно отправь туда шифрограмму. Я с военными из округа договорюсь, возьмут его своим бортом. завтра будет на месте. Развернутую справку по всем оперданным - мне на стол через десять дней. Пиши пограмотней, думаю, сразу наверх пойдет.
Близилось к полуночи, когда Микен вышел на улицу. Большой дом Главного управления на Литейном навис над ним черной громадой, без единого светящегося окошка.
"Дожили, служить некому! Все торопятся, к телевизору с футболом спешат да с пивком холодненьким",- подумал полковник. Садясь в подъехавшую "волгу", коротко приказал:
- Поехали!
1.3. У КОГО ПОД ВЕЧЕР ПЯТКИ ГОРЯТ?
Девушка стригла его молча, целиком сосредоточившись на своей работе. Ее лицо показалось Петру неярким и, на первый взгляд, вовсе непримечательным. Но чем дольше он смотрел на Иру, тем больше она ему нравилась. Особенно поразили глаза - светло-синие с льдисто-зеленым отсверком, как у напуганной сибирской кошки.
- Вы всегда молчите? - спросил наконец Петр.
- Боюсь испортить. Здесь все головы трудные, а у вас особенно, привставая на цыпочки, она чуть-чуть высовывала язык, а опускаясь прикусывала губы.
- Пойдемте со мной на банкет, - внезапно для себя предложил Петр.
- Что вы, нельзя - самая работа вечером. Кому прическу поправить, макияж, да мало ли чего. А я все забыла - практики не было.
- Тогда в другой раз - я свой телефон оставлю...
В дверь за спиной Петра постучали. Ира отошла, но тут же вернулась.
- Вот и наряд короля, - улыбнулась она, взмахнув большой пластиковой сумкой.
Через час Петр стоял перед большим зеркалом в черном, хорошо пригнанном и выглаженном Ирой костюме. Лицо после бритья и массажа с горячими компрессами стало гладким.
****
"И чего там только не было! Нордические ростбифы соседствовали с черной икрой, молочные поросята - с изысканными тарталетками и рыбными деликатесами всех видов копчения. Из бутылок в руках бесшумных лакеев вылетали пробки, пузырилось шампанское элитных марок и прозрачно разливалась экологически чистая водка", - улыбаясь, писал Петр. Увлекшись, он напрочь забыл, что и для кого пишет. Но, заметив, что текст уже занимает треть газетной полосы, остановился. требовался убедительный переход к скандалу вокруг затрат на переименование площади, но ничего путного не выходило. Петр несколько раз пересмотрел папку с документами и в конце концов продолжил так, как рассказывал Кошелев: "Через два месяца после череды фуршетов и фейерверков глава рай администрации обратился к мэру с покорнейшей просьбой - взыскать с австрийцев должок. Мол, они гарантию дали, что все расходы оплатят, а мы, убогие, поверили - работали день и ночь, в три смены. руководители лично по утвержденному графику возили на стройку чай с пряниками. Растратили все, что было в бюджете, а нынче край пришел. дворникам платить нечем!"
Петр начал писать про злоключения Павла Константиновича, и рассказ пошел своим чередом. удивительно, но вся сознательная жизнь героя уместилась на половине листа. "Кошелев родился в 1952 году в поселке Назия, неподалеку от Шлиссельбурга. После окончания юридического факультета пошел служить в КГБ, где получил редкую специализацию - борьба с идеологическими диверсиями среди творческой интеллигенции. дослужился до должности начальника отдела и звания подполковника КГБ. И то и другое дорогого стоят!"
Дальше он описал денежные махинации в Петроградской администрации, скрупулезно подсчитал сумму пропавших бюджетных средств и коротко напомнил об афере с ремонтом в квартире председателя законодательного собрания. Участвовал ли в них Кошелев? конечно, он не подписывал документы, но Петр не сомневался: Павел Константинович всегда знал, что делают его подчиненные. И был случай, когда глава администрации сам запустил руку в казну. несколько сотен миллионов рублей перевели в футбольный клуб "П.С.И." по личному распоряжению Кошелева. Судя по всему, бывший подполковник замечательно вписался в верхний слой чиновников мэрии. Так почему же вдруг стал неугоден?
"Может быть, Кошелев не врет, что камнем преткновения стали деньги, затраченные на Австрийскую площадь?" - думал Петр. Сотни тысяч долларов действительно могли стать причиной раздора. Но все началось с желания мэра или его жены отдать весь квартал австрийским фирмам. А за такое дело нельзя браться без денег. Хотя бы потому, что сперва надо выселить прежних жильцов. Кто ж возьмется за это, не имея средств?
- Хорошо балдим, - сказал приземистый, почти квадратный, и волосатый Алик, - но мне хватит!
За ним вышли другие, и вскоре все расположились в соседней комнате, куда официанты вкатили столики с запотевшим пивом и легкой закуской.
- Так как там с моим контрактиком, Юрий Григорьевич? - негромко спросил Алик у Степанова.
- Не напрягай, сказал - сделаю, - ответил тот и стал рассказывать о том, как его встречали в Швеции.
Понемногу разговор оживился, и Петр вспомнил старый анекдот об охотниках, по очереди хвалившихся своими собаками. Только один молчал, а когда у него спросили, развел руками: "У меня нет собаки!"
- Видишь, Алик, - отсмеявшись, сказал Степанов, - человеку собака нужна, а не груши-яблоки. собаками торгуй - дружба всего дороже.
Дверь открылась, и вошел худощавый жилистый человек в переброшенной через плечо простыне. По усам и косой челке Петр узнал недавно встреченного Кошелева.
- А вот и Паша! - радостно закричал Степанов. - сперва штрафную, а после - просим. И не отговаривайся - гитару припасли, сейчас принесут.
Пока ждали инструмент, Кошелеву пришлось выпить не одну, а две штрафных. После он не стал чиниться и, пристроив гитару, запел приятным, старательно охрипленным баритоном.
"Лучше гор могут быть только горы..." - слова и мотив были естественно знакомы, но слышались чужими - фальшивила интонация, а может, какой-то другой подтекст, не тот, что был у Высоцкого. знаменитая "охота на волков" одобрения у слушавших не вызвала, скорее - смутную неприязнь.
- Скажи, Паша, ты и на службе эти песни пел? - поинтересовался Степанов.
- Да он же пленки Высоцкого на обысках изымал, а после диссидентам по пятерке сдавал, - веселый Владимир Петрович улыбкой показал, что шутит.
- Да, были люди в нашем КГБ: землю попашут, попишут стихи, а потом бац! - и готово, - сказал кто-то.
- Кончайте, ребята, Пашу обижать, - прервал Степанов и, обращаясь к Кошелеву, спросил: - А правда, что Высоцкий был агентом, после отказался стучать и вы его за это споили?
- Чушь все это. К тому же агенты не стучат, - серьезно пояснил Кошелев, - стучат стукачи. Агент по-латыни означает - действующий. А по Далю - это лицо, которому поручено дело от имени правительства- понимаешь, правительства! Агента вербовать надо, долго и умно вербовать. А стукач сам рвется нам помочь, бывает, по единственной причине: чтобы ближнему напакостить. Или мы его так обкладываем, что деться некуда. Стукач - он ущербный, всегда с комплексами. Вот, например, в Англии контрразведчикам вообще запрещено начинать работу с газетчиком, если он старше тридцати тридцати пяти, а после сорока рекомендуется списывать или, в самом крайнем случае, переводить в агенты влияния.
- Почему? - спросил Владимир Петрович.
- Комплексы по профпсихологии. Пока журналист молод, он стремится переделать мир, землю роет за правдой. А на четвертом десятке осознает, что правды, как он ее понимает, уже не будет. А круг общения у него - ой-ей-ей! Его сверстники - миллионеры, министры, депутаты. Он же - как был, так и остался в одних рваных штанах. Каково же человеку, нищему и в большинстве никому не нужному, рядом с огромными деньгами и при чужой славе?
Петр давно научился нехитрым приемам держать внимание слушателей, незаметно переводить тему, направляя интерес в нужную сторону. Поэтому он, как никто из присутствующих, оценил Кошелева. Тот действительно был мастером комнатной риторики. Тем большую неприязнь испытывал к нему Петр. Уже сколько лет прошло, а он так и не мог забыть страшных детских ночей, когда никто не спит и все ждут звонка или стука в дверь. От них с братом не скрывали, что может случиться. Около их кроватей всегда стояли рюкзачки, побольше - у брата, у Петра - поменьше.
- Главное, не забыть и не растеряться, - каждый день твердили родители, - проситесь в один детдом, вдвоем легче...
Еще на банкете Петр припомнил кое-что из отгремевшего пять лет назад скандала вокруг назначения Коше лева главой районной администрации. вскрылось, что он под фамилией то ли Коршунова, то ли Орлова втерся в круги ленинградской интеллигенции, а после беспощадно сажал по любому поводу всех, от кого хоть слово слышал с антисоветским душком. В начале 90-х многие его жертвы били во все колокола, каких только статей не писали. Дескать, руками палачей нельзя строить демократию, стыдно. Но Собчак никого не слушал, и в конце концов Кошелев остался где был.
Петр незаметно вышел и, подхватив с вешалки полотенце, ушел в парилку. Там было тихо и сумрачно, жар еще не спал.
- Не помешал? - спросил Кошелев, усаживаясь напротив.
Простыня на его бедре завернулась, и Петр ясно увидел большое родимое пятно странной формы.
В тот же миг перед глазами пошли круги, Петр почувствовал мгновенное погружение во что-то такое, будто в другое бытие, где от прежнего остался только посторонний, тяжелый взгляд.
- Что с вами, Петр Андреевич? - послышался голос Кошелева. Петр пришел в себя - отметины на бедре Кошелева уже не было.
- Господи... - побелевшими губами едва прошептал Петр. - Нет, ничего. Просто почудилось.
1.4. ГАСНЕТ СВЕТ, А ИГРА ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ
Через час места за главным столом опустели, и почтительная чопорность публики рассеялась без следа. Ровные ряды гостей смешались в жующую и выпивающую массу; многие уже были заметно навеселе. Петр недолго оставался в одиночестве. Сперва с ним заговорил сосед, потом его заставили присоединиться к тостам: первый - за успехи реформ, второй - чтоб не в последний раз. Он заметил, что интерес к нему явно не случаен. Подходили к без всякого внятного повода, но с очевидной целью завязать знакомство. поначалу Петр смущался из-за того, что не имел визитных карточек, но потом приспособил удивленную улыбку - дескать, зачем вам моя карточка, меня и так все знают. Он догадывался, что разговор с Собчаком на виду у всех не прошел незамеченным. И приход вместе с Яковлевым, видимо, тоже что-то значил для окружающих, хотя сам Петр не воспринимал своего давнишнего знакомого как лицо, заслуживающее пиетета. Он скорее к Степанову, несмотря на всю его Залихватскую простоватость, относился, как к человеку из власти, чем к Яковлеву.
Отяжелев от выпитого и съеденного, Петр проскользнул в одну из боковых комнат. Здесь уже устроились две компании, но было сравнительно тихо. Остановив проходившего с полным подносом официанта, он взял фужер, пачку сигарет и расположился в угловом кресле за кустом декоративной азалии.
Доносилась музыка, играли Моцарта, один из самых изысканных дивертисментов, который Петр хорошо знал. В молодости он часто бывал в филармонии: сперва потому, что это было модно, а после пристрастился. Он попробовал вспомнить, когда последний раз был на концерте, но то, что было до начала 90-го, ощущалось, как бывшее вроде бы не с ним, словно провалилась память. Стало нехорошо на душе, и он решил обязательно пойти в театр, лучше всего на "пиковую даму", впрочем, хорошо понимая, что вряд ли выберется.
Мимо открытой двери мелькнули две смеющиеся женщины, одна из них показалась знакомой. Петр вышел за ними в коридор, но его остановил некто из дорожного комитета, чтобы продолжить о трудностях с укладкой асфальтобетонных смесей, для долговечности которых необходима крошка из итальянского мрамора. Мол, асфальт не держится, потому что не склеивается с гранитным щебнем. Петр слушал вполуха, пытаясь на ощупь отыскать в кармане визитку собеседника, с которым в начале вечера вроде пил на брудершафт.
- Значит, надо класть другой асфальт, - наконец вставил Петр.
- Невозможно, асфальтовые заводы уже работают,- сказал дорожник.
- На кой же черт их покупали, не разобравшись с технологией, удивился Петр.
- Это было еще до меня. То ли торопились, то ли указание было...
- Так купите этот чертов мрамор, и дело с концом.
Собеседник обрадовался и снизил голос:
- И я о том же. Все документы давно готовы, но контракт никак не пробить. Вот если бы вы взялись помочь - там очень большие суммы, всем хватит. процента полтора вас устроят?
Петру осточертел бессмысленный разговор, и он наобум брякнул:
- Меньше полумиллиона меня не интересует.
И очень удивился, услышав в ответ:
- Ну, не полмиллиона, но тысяч триста-четыреста вполне реально. Часть мы оставим на депозите в Швейцарии или германии, как вам удобней, а остальное получите здесь.
От неожиданности Петр закашлялся, но, сделав два глотка, пришел в себя. Вино было прохладным и легким.
- За успехи, - сказал дорожник. Они чокнулись, выпили и, попрощавшись, разошлись.
Большой зал напомнил Петру метафору из раннего Гайдара "апартаменты мелитопольского комиссара после веселого налета махновцев". Удивительным образом уцелел только жареный поросенок на главном столе. Он так и лежал на серебряном блюде, окруженный зеленью и краснеющими шариками сохранившего свежесть редиса. Между редкими группами засидевшихся еще сновали официанты, но вечер подходил к финишу.
Петр еще раз прошелся по комнатам. Всюду грязные тарелки, недопитые фужеры и набитые окурками пепельницы. Улучив момент, Петр завернул в салфетку два бутерброда с семгой и уместил их во внутреннем кармане. Наваливалась усталость, и он задумался, как доберется домой.
Косые струи дождя хлестнули по лицу, едва Петр вышел на крыльцо. Было темно, как осенью, а по двору метались отблески красно-синих мигалок на исходящих паром правительственных лимузинах.
- У вас какая машина? - спросил возникший сбоку охранник.
- Я... - Петр замялся, - я со Степановым...
- Ноль-десятый, ноль-десятый, - сказал охранник в трубку радиотелефона. Через мгновение одна из Машин тронулась с места. Какой-то мужчина раскрыл над Петром зонтик и проводил к открывшейся изнутри дверце.
Петр не успел опомниться, как уже сидел на заднем сиденье автомобиля. Водитель разговаривал со Степановым:
- Юрий Григорьевич, в Ольгино все готово, ваш друг здесь. Да, да, понял. К третьему подъезду, через 10 минут. - И повернувшись к Петру, пояснил: - Юрий Григорьевич извиняется и просит подождать. Едем в Ольгино.
1.5. ПОДДАВАЙТЕ, БРАТЦЫ, ЖАРУ!
Отъехали на трех машинах после того, как в багажники погрузили десяток тяжелых коробок. Степанов воспринял присутствие Петра само собой разумеющимся, но сам Петр чувствовал себя незваным гостем. К тому же, кроме Степанова, в машине сидели еще двое и было неловко спросить о деньгах, которые он обнаружил в кармане нового пиджака.
- Ну все, отмучились! - облегченно вздохнул Степанов, едва выехали за ворота.
- "Папа" доволен? - спросил один из сидевших сзади.
- Как же, дождешься! П...лей не выдал, и на том спасибо. А теперь, как в песне поется: подожди немного - отдохнешь и ты, - сказал Степанов.
На том разговор оборвался - все устали. Меж тем дождь усилился, дальний свет едва доставал до шедшей впереди машины ГАИ с мигалками и ревущей сиреной. Мерцающая пелена мрака неслась назад, и в боковом окне не было видно ни зги.