Николай не заставил себя долго ждать. Он прибежал на вахту с выпученными глазами, сунул Никите в руки его пакет и схватил со стола свой. И только после этого сказал:
— Извини, я пакеты перепутал. Ну, пока.
Но тут Никита с неожиданной для его комплекции ловкостью схватил его за руку и завернул ее за спину.
— Колись, скотина, откуда наркота? Сейчас сюда приедет наряд, и ты будешь говорить уже с ними.
— Это не мое, — заскулил Николай. — Это я из «сейфа» взял, думал лекарство…
«Сейфом» на складе называли бокс с бронированной дверью, где хранился особо ценный товар — французские духи, кремы, губная помада известных фирм. Ключи от «сейфа» были только у завскладом.
— Значит, ты украл ключи и взял наркотик, чтобы продать?
— Нет, только для себя. Ни о какой продаже я не думал, сам хотел попробовать. Интересно было, как он действует. Шерлок Холмс говорил, что гашиш усиливает умственную деятельность.
— Во первых, Холмс курил опиум, а во вторых, зачем тебе, ублюдок, умственная деятельность? — Никита оттолкнул Николая, так, что он чуть не запахал носом пол. — Ты же имя свое через два «а» пишешь. Нет, сам бы ты курить не стал. Ты хотел заработать на горе других. Ты себя любишь, спортом занимаешься, фирменные вещи покупаешь, маникюр себе делаешь, а на других тебе насрать. Вот я тебя и сдам.
— А кто докажет, что это я взял коробку, а не ты? — осмелел сразу же воришка.
— Тут и доказательств не потребуется, я просто скажу хозяевам этого товара, что ты крысятничаешь, — Деркун вспомнил вдруг про министра-наркодельца, о котором говорил Стас и решил сыграть ва-банк. — Мирзе скажу, и его бабаи тебя за это уроют.
Николай понял его по-своему.
— У меня нет денег, — сказал он. — Если ты дашь мне два дня, то я реализую это и отдам тебе половину выручки. Это будет больше тысячи долларов.
— Когда Мирза обещал забрать товар?
— В пятницу.
— Вот и хорошо, положи все, что взял на место и иди домой. Мы с тобой потом сочтемся. И не вздумай опять схватить мои бутерброды, а то я тебе башку откручу.
Квартира Вартанова помещалась в доме на набережной, не в том знаменитом и не на той набережной, но все же в достаточно элитном. Об этом свидетельствовало число дорогих иномарок на стоянке перед домом и многочисленная охрана. Фима договорился о своем визите по телефону, поэтому его пропустили в подъезд беспрепятственно.
Вероника оказалась большой костистой дамой, лицо которой состояло в основном из нижней челюсти. Фима рядом с ней был как Санчо Панса возле Росинанта.
— Ну и какое у вас ко мне дело? — спросила она, расположившись в кресле-качалке посреди просторной гостиной, устланной коврами, где по стенам были развешаны морские пейзажи в стиле Айвазовского, но написанные явно рукой дилетанта. Кроме кресла в комнате не было «посадочных мест» и Фима остался стоять, как провинившийся школьник в кабинете директора.
— Я, как вы уже знаете из нашего разговора по телефону, частный детектив. Перед смертью он обратился в мое агентство за помощью, и мне удалось получить сведения, которые могут пролить свет на причину его гибели. Вам ведь небезразлично, отчего он погиб?
Вероника не ответила, только переменила позу: положила ногу на ногу, обнажив мощные ляжки, покрытые кирпичным загаром.
— В последнее время Александр Григорьевич замечал, что за ним следят. Его это очень беспокоило, и он поручил мне выяснить, что за люди преследуют его.
— Выяснили?
— Да. Они иностранцы, члены одной революционной группы из Латинской Америки, они считают, что у Александра Григорьевича находится некая вещь, которую он присвоил, мягко выражаясь, незаконным путем. Она имеет для них очень большое значение, поэтому они и прислали в Москву своих людей.
Вероника никак на это не прореагировала на это сообщение. Фима продолжал:
— Дальше можно только предполагать, что могло произойти. Эти люди наверняка не ограничились слежкой и пошли на контакт с Александром Григорьевичем. Они, могли поставить ему ультиматум: или он возвращает им вещь, или ни его убьют. Он, скорей всего, не воспринял это всерьез и поплатился жизнью.
Веронику все, что говорил Фима, как будто не трогало. Она почесала колено и снова уставилась на него. Он почувствовал себя миссионером в стане людоедов. Он из кожи вон лезет, чтобы донести до них истину, а они смотрят на него и облизываются.
— Так вот, я и говорю, что, если они не получили, то чего хотели, то будут продолжать поиски и возможно выйдут на вас. Они уже доказали, что не останавливаются даже перед убийством. Вам грозит опасность, вас могут застрелить, зарезать, отравить, а вы здесь сидите и не чешетесь, как все равно статуя спящей красавицы, то есть чешетесь, конечно, но ничего не делаете, чтобы оградить себя от неприятностей. В общем, вы должны мне рассказать все, что знаете о пернатом змее, иначе они и вас убьют.
Фима взял паузу, в надежде, что его аргумент произведет, наконец, на Веронику впечатление, и она разговориться. Женщина все-таки. Но она бесстрастно смотрела на него своими белесыми глазами и молчала.
— Это кто тут кого хочет отравить? — в комнату буквально ввалился долговязый парень в одних шелковых «баскетбольных» трусах. Сразу было видно, что он был пьян в стельку. Неверной походкой он подошел к креслу и развалился на ковре у ног Вероники. — Что нужно этому шибздику, мамочка?
— Он, Денисик, говорит, что у меня есть какая-то штучка, за которую нас убьют, — сказала Вероника, положив руки на плечи гиганта, и тут только Фима понял, что она тоже пьяна.
— Давай посмотрим, что это за штучка, — сказал Дэн и, похохатывая, полез ей под юбку.
— Фу, какой ты все-таки похабный, — сказала Вероника, одернула юбку и ласково шлепнула его по затылку. — Так себя ведешь при посторонних…
— Ты, мамочка, как покойный Алик все равно, тот тоже из себя все целку строил, а кончил плохо. Неумение кончать, мамочка, может привести к плачевным результатам. Впрочем, тебя это не касается. Кстати, а не заняться ли нам любовью втроем?
— Извините, я не буду вам мешать, — сказал Фима и хотел уйти, но Дэн проявил вдруг неожиданную для пьяного прыть. Он схватил Фиму за полу пиджака и потащил в угол.
— Нет, постой, расскажи нам сначала, кто тебя прислал. Я, конечно, догадываюсь, но хочу услышать это от тебя.
Фима вырвался и кинулся в прихожую. Входная дверь со множеством замков на его счастье оказалась не запертой.
У подъезда Фима увидел знакомый джип, в котором сидели Самвел и Роза Марковна.
— Мы решили вас подстраховать, — сказала Роза Марковна, когда Фима вскочил в машину. — Самвельчик предупредил меня, что этот Дэн совершенно безобразный тип.
Никита чувствовал себя именинником. На очередное «оперативное совещание» в штаб-квартире операции «Пернатый змей» он пришел с бутылкой водки и букетом роз для Розы Марковны.
— Ну, вы сегодня, Никита просто жених, от вас можно зажигать субботние свечи, — сказала Роза Марковна, принимая цветы. — Если бы я знала, что у вас праздник, приготовила бы карпа «кнобел» с чесноком. Вы любите карпа?
— Не очень, — признался Никита. — Моего тестя зовут Карпом. Не знаю как с чесноком, но в собственном соку его трудно переносить в больших количествах.
— Ой, кокой вы шутник.
— От его шуток хочется плакать, — сказал Фима, который никак не мог прийти в себя после визита к Веронике. А тут еще Ласточка позвонила и загробным голосом сообщила, что в «центре» уже знают операцию по возвращению национального символа индейского народа и требуют решительных шагов.
— У меня такое впечатление, что он нашел клад, — сказал Стас Рыженков, которого, по настоянию Никиты, тоже на этот раз пригласили на «совещание». — Говорят, клады открываются сами неискушенным в умственном блуде младенцам.
— Насчет клада ты попал в точку, — сказал Деркун, — но у меня широкая душа и я хочу поделиться им с вами.
— Может понятых пригласить, — пошутил Стас, но никто даже не улыбнулся.
— В общем, так, — начал Никита, предварительно разлив водку по лафитничкам. — Я, считай, поймал за руку вашего Мирзу. Он хранит свой товар на нашем складе и послезавтра будет его забирать. Так что, господа менты, можете брать его с поличным.
— Так я и знал, — сказал Стас. — Ты все-таки вляпался в это дело, а ведь я предупреждал. Вот ведь не хотят люди жить спокойно. С Ефимом все понятно, он всю жизнь играет в Раввин Гуда, но от тебя, Никита я этого не ожидал. Допустим даже, что ты набрел на след Мирзы, в чем я крайне сомневаюсь, и что теперь прикажешь мне делать.
— Задержать этого подлеца с поличным, — сказала Роза Марковна. — Он же наркоторговец и убийца.
— Хорошо, давайте на пальцах, — вздохнул Стас. — Послезавтра мы устраиваем засаду на складе у Никиты. Он приезжает, чтобы проверить товар перед отправкой на Запад. Мы его хватаем, предъявляем ему обвинение в торговле наркотиками и убийстве Вартанова. А он заявляет нам, что приехал на склад присмотреть помещение для хранения сельхозпродукции. Мы ему: «Отпираться бесполезно — вот твой товар», а он нам: «Какой такой товар, вы товарищи перепутали, мой товар — розовое масло. Я на вас вашему президенту жаловаться буду». Он же член правительства — у него дипломатическая неприкосновенность. Вы что на международный скандал набиваетесь?
— И что же теперь делать? — Никита выглядел совсем убитым.
— А давайте выпьем, — предложила Роза Маркова и подняла свою стопку. — Лэхаим![10] За жизнь! Что интересно, она всегда подсказывает что делать, правда, не всегда удачно.
— Ну, мы, конечно, проведем обыск на складе, наркоту изымем, — сказал Стас, довольно крякнув, после того как опрокинул в себя стопку водки. — Может быть, накроем кого-то из сподвижников Мирзы. Так что за информацию спасибо тебе Никита. Но самого брать не будем. И прошу тебя, притормози, подумай лучше о своем пищеварении.
— А как там продвигается дело Вартанова? — ввернул Фима.
— А никак. Сотрудников мы допросили, жену тоже. Не похоже, чтобы она подстроила убийство. Не было у нее интереса. Фирма задолжала кредиторам, так что денег она никаких не получит. Машины пойдут с молотка за долги. Квартира записана на ее имя, покойный, видимо, не хотел светиться в налоговой инспекции. А с любовником она жила открыто — Вартанов смотрел на это сквозь пальцы. Следователь считает, что к убийству так или иначе причастен Афанасий, но его пока не нашли.
— Неужели Мирзу никак нельзя прижать к стенке? — подумал вслух Фима.
— Только, если он явиться к нам с повинной, — сказал Стас.
— А что, если попытаться убедить его сделать это? — сказал Фима.
— мне нравится это еврейское «почему бы нет», — расхохотался Стас. — Ты, Никита все хотел узнать, в чем состоит секрет еврейской хитрости, а никакой хитрости на самом деле нет, просто они не ленятся постучаться в дверь, зная заранее, что никого за этой дверью нет. В прошлом году ко мне прислали практиканта с юрфака. Все его звали Миша, но на самом деле он был Моисей. Хороший парнишка, толковый, но зануда, каких свет не видел. Свидетелей мариновал часами. Они готовы были сами признаться в преступлении, только чтобы от него отвязаться. Так вот этот Миша звонить мне однажды утром и спрашивает: «Станислав Палыч, можно я сегодня не приду на работу?» А мне как раз нужно было ехать на следственный эксперимент, ребята торопят. Я говорю: «Хорошо, Миша, можешь сегодня не приходить».
На следующий день я вызвал к себе свидетелей по делу об ограблении обменного пункта, а ту шеф вызывает к себе и требует к полудню сдать свои предложения по улучшению показателей раскрываемости преступлений. В общем, завал. Я же не Юлий Цезарь, чтобы одновременно делать несколько дел. И тут звонит Миша: «Станислав Палыч, можно я сегодня не приду?» Ну, думаю, что-то стряслось у парня. Выяснять некогда, я сказал «ладно» и стал ломать голову над предложениями.
Следующий день выдался довольно спокойным. Мы с ребятами сидели у меня в кабинете, потягивали пивко и обсуждали матч «Спартак» — «Реал». И вдруг звонит Миша: «Станислав Палыч…». «Нет, говорю, студент, немедленно приезжай». Через пять минут он является. Лыбится будто блин на сковородке. «Ну, — говорю, докладывай, что у тебя там случилось? Почему два дня не был на работе?» Он мне отвечает: «Ничего не случилось. Позавчера иду на работу, и думаю: какая погода замечательная. Сейчас бы с девушкой погулять в парке, а придется провести день в обществе старух и алкоголиков. А что, если отпроситься у Станислава Палыча. Позвонил вам из проходной, вы сказали, что можно не приходить, я договорился с девушкой, и мы весь день с ней гуляли в Нескучном саду.
Вчера утром подхожу к проходной и думаю, а вдруг я не нужен, что я буду у занятых людей под ногами путаться. Позвонил вам, а вы говорите «ладно». Мне совершенно нечего было делать. Я съел мороженое, пошел в кино, в общем, кое-как убил время. Слава богу, что вы меня сегодня позвали, а то не знаю, что бы я делал.
Вот сукин сын. Я, было, рассердился, хотел его снять с практики, а потом подумал, что он мне дал хороший урок и замял этот случай. А парнишка с лихвой отработал свои прогулы. Я ему «отлично» за практику поставил.
— Причем здесь эта история, — не понял Никита.
— А при том, что в нашем деле никогда не мешает лишний раз спросить, так, на всякий случай, — ответил Стас. — Но с Мирзой этот фокус не пройдет. Я серьезно вам говорю, парни, не суйтесь вы в это дело. Занимайтесь домашними животными. Дело благородное. К тому же можно без риска заработать себе на хлеб с маслом и даже на выпивку.
— Кстати, опять звонил этот профессор насчет пропавшей собаки, — сказала Роза Марковна. — Вы бы, Ефим, все-таки к нему съездили. Он живет на Садовой, я записала его телефон и адрес.
— Вот-вот, Фима, не оставляй в беде почтенного человека. Он тебе за своего четвероногого друга столько отвалит, сколько я за три месяца не получу. А тебе, Никита, спасибо. Склад твой мы обязательно пошерстим. Ну что, выпьем друзья на посошок. Лэхаим!
Профессор Муха жил в высотке на Котельнической набережной. Фиму он встретил в роскошном шелковом халате с бархатной отделкой. «Настоящий профессорский халат», — определил сразу Блюм. И профессор был настоящий, таких раньше представляли в кино: седой, высокий, полный, словом, научная величина. Правда, с таким же успехом он мог быть и музыкантом с мировым именем и актером Малого театра в пятом поколении.
— Вацлав Иванович — представился он. — А вас зовут Ефимом Яковлевичем, мне ваша сотрудница сказала. Очень любезная дама. — Прошу вас, — красивым жестом, свойственным бонвиванам и эпикурейцам, — Муха пригласил гостя в недра своей обители. — Полагаю, что нам удобнее будут беседовать в кабинете.
Кабинет профессора был мало похож на рабочее место. Он представлял собой нечто среднее между библиотекой и музеем. Стеллажи с книгами поднимались до самого потолка. Именно так, в представлении Блюма, и должна была выглядеть библиотека ученого. Удивляло только то, что все тома были очень дорогие, никаких брошюр в бумажных переплетах, никаких потрепанных фолиантов, и по цвету корешки книг гармонировали с обоями и гардинами — только коричневые и бордовые тона. Создавалось впечатление, что книги подбирались по эстетическим соображениям и не использовались.
Но вот остальная обстановка кабинета, мало вязалась с декоративной парадностью библиотеки. Повсюду — в застекленных шкафах, на рабочем столе и даже на полу стояли, лежали и просто валялись разнокалиберные фигурки и какие-то предметы неизвестного назначения из бронзы, камня и глины. В отличие от антиквариата, который можно купить в магазинах, эти вещи были отмечены оспинами веков. У одной фигурки не хватало головы, у другой руки, в каменных и деревянных идолах едва угадывались человеческие черты. Словом, это были древности.
«Археолог, наверно, — подумал Фима. — Столько хлама натащил».
— Все эти сокровища мне подарили мои друзья археологи, — как будто прочитал мои мысли Муха, — в знак благодарности за то, что я смог воссоздать образы цивилизаций то тем осколкам, которые они раскопали. Я историк, специалист по древним цивилизациям. Специализируюсь на культурах древней Месопотамии, но интересуюсь также Египтом и Центральной Америкой.
— Цивилизацией майя?
— Не только, я написал две книги о испано-ацтекских войнах. В Калифорнии, в университете, где я преподаю историю Ассирии и Вавилона, меня иногда просят читать лекции по культуре Центральной Америки. Это я вам скажу совершенно уникальная культура, в которой загадки встречаются на каждом шагу. Их жрецы думали о том, будет через тысячу лет. Они предсказали все катаклизмы, которые произошли в мире. Кстати они вычислили, что конец света должен наступить 24 декабря 2011 года. Не удивлюсь, если они окажутся правы. А их удивительные календари…
— Это очень интересно, Вацлав Иванович, но давайте сначала о деле, — Фима понял, что профессор оседлал любимого конька и не остановится, пока не изложит всю систему летоисчисления индейцев.
— О чем, простите? — переспросил Муха.
— О вашей собачке.
— Ах, о собачке. Да, это трагедия. Я к ней так привязался.
— Давайте по порядку, — Фима достал блокнот. — Как ее зовут?
— Анубис. Я назвал ее так в честь египетского бога с головой шакала. Когда-то он помог богине плодородия Изиде собрать части тела бога жизни Осириса, растерзанного злыми силами, и воскресить его. С тех пор он стал проводником умерших в загробный мир, то есть воскрешал их для новой жизни.
— Значит кобель. Какой породы?
— Такой, знаете ли, черной, с бородкой и с ушками…
— Маленький, на коротеньких ножках?
— Нет, что вы, большой и очень много ел.
— Значит ризеншнауцер. Документы на него у вас есть, родословная и все такое.
— Есть, конечно, но они остались в Калифорнии. Он же американец.
— В каком районе он потерялся?
— Кажется в Калининском, впрочем, здесь все теперь переименовали. Теперь и района такого наверно нет. В общем, я пошел с ним гулять, зашел в книжный магазин, здесь неподалеку, а собака осталась на улице. В магазине я пробыл минут десять, а когда вышел, Анубиса не было.
— Вы часто оставляли его на улице, когда куда-нибудь заходили?
— Я всегда так делал, и он сидел как вкопанный, ждал пока я выйду. В Америке собаки очень дисциплинированные и спокойные. Я никогда не слышал, чтобы они лаяли.
— И все время улыбаются, чтобы никто не подумал, что у них собачья жизнь.
— Вы бывали в Америке?
— Имел счастье. А ошейник на нем был?
— Конечно.
— На нем был адрес, телефон, кличка собаки, имя владельца?
— Нет, это был просто кожаный ошейник.
— Плохи наши дела, Вацлав Иванович. Скорей всего вашего Анубиса украли, пристегнули к ошейнику поводок и увели, а он, как истинный американец даже голоса не подал. Ничего не могу вам обещать, случай трудный, но попробуем найти. Пятьсот долларов вы заплатите сейчас, и еще столько же после того, как мы вернем вам Анубиса. Если вы согласны, давайте подпишем договор.
Профессор, не читая, подписал бумагу, и ушел за деньгами. А Фима остался в обществе древних уродцев, которые тут же уставились на него своими холодными глазками.
Фима взял в руки глиняного идола с отбитым носом. И как можно было поклонятся такому Чебурашке? А может это просто детская игрушка, которой три тысячи лет назад играл мальчик пока пекла лепешки? Интересно наверно восстанавливать жизнь древних по черепкам собранным в могильных курганах, в развалинах городов.
— Вас заинтересовала моя коллекция? — Профессор вернулся в кабинет так тихо, что Фима вздрогнул, когда услышал его вопрос.
— Меня интересует культура майя, и в частности культ «пернатого змея». Не могли бы вы как-нибудь рассказать о нем.
— Зачем же откладывать в долгий ящик, — сразу согласился Вацлав Иванович. — С удовольствием выполню вашу просьбу. Располагайтесь поудобнее,
— профессор подвинул Фиме стул. — Это долгая история. Хотите выпить?
— Текилы? — вырвалось у Фимы.
— Не держу. Зато у меня есть хороший скотч.
Муха принес два стакана со льдом и початую бутылку виски Teacher.
— Культ пернатого змея распространен среди всех коренных народов Северной Америки. Белые люди их называют индейцами или краснокожими, для них, все эти алгонкины, араваки, ольмеки, команчи, сименолы — один народ — аборигены.
Мало кто из них знает, что языки жителей Аляски и Гондураса отличаются как русский и арабский. У них разные обычаи, уклад жизни, одни жили охотой, другие рыболовством, третьи собирали дикие плоды в тропических лесах, четвертые выращивали маис, одни поклонялись оленю, другие — бизону, третьи — ягуару, но в их преданиях так всегда присутствовал «пернатый змей».
Ученые объясняют это тем, что некогда все племена, рассеянные на огромных пространствах от Аляски до Огненной Земли, действительно были единым народом. Народ этот жил в Восточной Сибири до тех пор, пока обстоятельства не заставили его уйти с обжитых мест. Может, его вытеснил другой народ, более многочисленный и воинственный, а может ледник или какой-нибудь другой природный катаклизм. Прошло наверно немало лет, прежде чем эти люди достигли Нового Света. В те времена Азия и Америка еще не были разделены проливом, и им не пришлось, подобно евреям, молить бога, чтобы он разверз морскую пучину, для того чтобы они могли пройти в землю обетованную по морскому дну.
Еще несколько тысяч лет понадобилось им, чтобы расселиться по всей Америке. Одни племена облюбовали плодородные долины, другие прерии, где бродили стада бизонов, тому, кто послабее, достались скалистые горы и выжженные солнцем пустыни. И только небо одно над ними одно. У некоторых индейских народов, у майя, в частности, небо и змея обозначаются одним словом. Так появился небесный змей Кукулькан. При известной доле фантазии в небе можно увидеть множество змеевидных объектов. Облака часто напоминают драконов, в молниях есть тоже что-то змеевидное, лента на ветру тоже напоминает пресмыкающееся. Чтобы отличать простую змею от небесной, последнюю индейцы одели в перья. На юге Мексики и в Гватемале фигурки Кукулькана украшали перьями священной птицы кецал. Отсюда второе название бога — Кецалькоатль.
У народов майя Пернатый змей не был верховным богом, но был богом избранных — правящей касты. Это было кровожадное и ненасытное божество. Испанский монах Диего де Ланда, который прожил несколько лет среди еще непокоренных индейцев, описывает обряд жертвоприношения. Четверо жрецов держали жертву за ноги и за руки, чтобы она не вырвалась, а один разрезал ей грудь обсидиановым ножом и доставал сердце, которые затем жрецы съедали. Головы доставались вождям и прочей знати. А прочий люд довольствовался тем, что оставалось. С живых людей часто сдирали кожу, которую жрецы потом натягивали на себя во время ритуалов. Людей во время праздников, как пишет монах, убивали тысячами, но многих просто калечили, протыкали тела иглами, обрубали конечности. Мужчинам отрезали половые органы, чтобы превратить их в женщин. Женщинам отрезали груди, уши, носы.
Для человеческих жертвоприношений обычно использовали пленников и рабов, но нередко в жертву приносили детей, которых специально для этой цели покупали у бедняков. Некоторые семьи только этим и промышляли.
Изображения Кукулькана имелись во многих храмах, но одно из них считалось символом могущества майя. Они верили в то, что пока оно у них, они непобедимы. По одним сведениям «главный Кукулькан» хранился в одной из пирамид в Паленке, по другим — в Тикале.
Существует легенда о том, что однажды одному из пленников-тольтеков удалось похитить Пернатого Змея и бежать с ним на север. Так пришел конец могуществу майя. Воинственные тольтеки покорили их города и обложили данью. У тольтеков Кецалькоатль был уже главным богом. Он считался владыкой не только воздуха, но и воды, а также утренней звезды Венеры. Люди верили в то, что рябь на поверхности озер, вызываемая дуновением ветра, материальное проявление великого духа. Она ведь так похоже на чешую змеи.
Тольтекские жрецы Кецалькоатля не приветствовали человеческие жертвоприношения и вскоре поплатились за это. С севера в центральную Мексику пришли родственные им, но более воинственные ацтеки и завоевали их. Тольтеки к тому времени научились приготовлять из сока кактусов опьяняющий напиток пульке. Однажды ночью их воины так набрались, что уснули все как один. Воспользовавшись этим, отряд ацтеков проник в город Теотиуакан и захватил их главную святыню — золотую фигурку Пернатого Змея. С тех пор могуществу тольтеков пришел конец.
А Кецалькоатль переехал в столицу ацтеков Теночтитлан, который располагался на укрепленном острове посреди большого озера. И хотя ацтеки превыше всего почитали своего племенного бога Уицилопочтли, они отдавали дань и Кецалькоатлю, у которого был свой храм и жрецы. Ацтеки верили, что удача не покинет их, пока золотая фигурка Пернатого Змея находится в их руках. Но владеть удачей им было суждено недолго. В Америку уже плыли каравеллы Колумба.
В октябре 1492 года к берегу одного из тропических островов на подступах к восточному побережью Мексики пристали три небольших судна, приплывших с Кубы. На берег сошли белолицые бородатые люди. Колумбу островок показался сущим раем. «Это был чудесный край — прекрасный воздух, великолепные деревья, окаймлявшие берега, чистая вода и бесчисленные птицы…» — вспоминал он потом. Но он открывал новые земли не для того, чтобы жить в раю, а для того, чтобы вернуться в Европу с золотом и славой. Колумб уплыл на восток, так и не высадившись на континент. Испанцам понадобилось еще больше двадцати лет для того, чтобы собраться с силами и высадиться на мексиканское побережье. Командовал экспедицией молодой идальго Эрнандо Кортес. В его распоряжении было 500 солдат, 16 лошадей, 10 медных пушек и четыре фальконета.
— Извини, я пакеты перепутал. Ну, пока.
Но тут Никита с неожиданной для его комплекции ловкостью схватил его за руку и завернул ее за спину.
— Колись, скотина, откуда наркота? Сейчас сюда приедет наряд, и ты будешь говорить уже с ними.
— Это не мое, — заскулил Николай. — Это я из «сейфа» взял, думал лекарство…
«Сейфом» на складе называли бокс с бронированной дверью, где хранился особо ценный товар — французские духи, кремы, губная помада известных фирм. Ключи от «сейфа» были только у завскладом.
— Значит, ты украл ключи и взял наркотик, чтобы продать?
— Нет, только для себя. Ни о какой продаже я не думал, сам хотел попробовать. Интересно было, как он действует. Шерлок Холмс говорил, что гашиш усиливает умственную деятельность.
— Во первых, Холмс курил опиум, а во вторых, зачем тебе, ублюдок, умственная деятельность? — Никита оттолкнул Николая, так, что он чуть не запахал носом пол. — Ты же имя свое через два «а» пишешь. Нет, сам бы ты курить не стал. Ты хотел заработать на горе других. Ты себя любишь, спортом занимаешься, фирменные вещи покупаешь, маникюр себе делаешь, а на других тебе насрать. Вот я тебя и сдам.
— А кто докажет, что это я взял коробку, а не ты? — осмелел сразу же воришка.
— Тут и доказательств не потребуется, я просто скажу хозяевам этого товара, что ты крысятничаешь, — Деркун вспомнил вдруг про министра-наркодельца, о котором говорил Стас и решил сыграть ва-банк. — Мирзе скажу, и его бабаи тебя за это уроют.
Николай понял его по-своему.
— У меня нет денег, — сказал он. — Если ты дашь мне два дня, то я реализую это и отдам тебе половину выручки. Это будет больше тысячи долларов.
— Когда Мирза обещал забрать товар?
— В пятницу.
— Вот и хорошо, положи все, что взял на место и иди домой. Мы с тобой потом сочтемся. И не вздумай опять схватить мои бутерброды, а то я тебе башку откручу.
Квартира Вартанова помещалась в доме на набережной, не в том знаменитом и не на той набережной, но все же в достаточно элитном. Об этом свидетельствовало число дорогих иномарок на стоянке перед домом и многочисленная охрана. Фима договорился о своем визите по телефону, поэтому его пропустили в подъезд беспрепятственно.
Вероника оказалась большой костистой дамой, лицо которой состояло в основном из нижней челюсти. Фима рядом с ней был как Санчо Панса возле Росинанта.
— Ну и какое у вас ко мне дело? — спросила она, расположившись в кресле-качалке посреди просторной гостиной, устланной коврами, где по стенам были развешаны морские пейзажи в стиле Айвазовского, но написанные явно рукой дилетанта. Кроме кресла в комнате не было «посадочных мест» и Фима остался стоять, как провинившийся школьник в кабинете директора.
— Я, как вы уже знаете из нашего разговора по телефону, частный детектив. Перед смертью он обратился в мое агентство за помощью, и мне удалось получить сведения, которые могут пролить свет на причину его гибели. Вам ведь небезразлично, отчего он погиб?
Вероника не ответила, только переменила позу: положила ногу на ногу, обнажив мощные ляжки, покрытые кирпичным загаром.
— В последнее время Александр Григорьевич замечал, что за ним следят. Его это очень беспокоило, и он поручил мне выяснить, что за люди преследуют его.
— Выяснили?
— Да. Они иностранцы, члены одной революционной группы из Латинской Америки, они считают, что у Александра Григорьевича находится некая вещь, которую он присвоил, мягко выражаясь, незаконным путем. Она имеет для них очень большое значение, поэтому они и прислали в Москву своих людей.
Вероника никак на это не прореагировала на это сообщение. Фима продолжал:
— Дальше можно только предполагать, что могло произойти. Эти люди наверняка не ограничились слежкой и пошли на контакт с Александром Григорьевичем. Они, могли поставить ему ультиматум: или он возвращает им вещь, или ни его убьют. Он, скорей всего, не воспринял это всерьез и поплатился жизнью.
Веронику все, что говорил Фима, как будто не трогало. Она почесала колено и снова уставилась на него. Он почувствовал себя миссионером в стане людоедов. Он из кожи вон лезет, чтобы донести до них истину, а они смотрят на него и облизываются.
— Так вот, я и говорю, что, если они не получили, то чего хотели, то будут продолжать поиски и возможно выйдут на вас. Они уже доказали, что не останавливаются даже перед убийством. Вам грозит опасность, вас могут застрелить, зарезать, отравить, а вы здесь сидите и не чешетесь, как все равно статуя спящей красавицы, то есть чешетесь, конечно, но ничего не делаете, чтобы оградить себя от неприятностей. В общем, вы должны мне рассказать все, что знаете о пернатом змее, иначе они и вас убьют.
Фима взял паузу, в надежде, что его аргумент произведет, наконец, на Веронику впечатление, и она разговориться. Женщина все-таки. Но она бесстрастно смотрела на него своими белесыми глазами и молчала.
— Это кто тут кого хочет отравить? — в комнату буквально ввалился долговязый парень в одних шелковых «баскетбольных» трусах. Сразу было видно, что он был пьян в стельку. Неверной походкой он подошел к креслу и развалился на ковре у ног Вероники. — Что нужно этому шибздику, мамочка?
— Он, Денисик, говорит, что у меня есть какая-то штучка, за которую нас убьют, — сказала Вероника, положив руки на плечи гиганта, и тут только Фима понял, что она тоже пьяна.
— Давай посмотрим, что это за штучка, — сказал Дэн и, похохатывая, полез ей под юбку.
— Фу, какой ты все-таки похабный, — сказала Вероника, одернула юбку и ласково шлепнула его по затылку. — Так себя ведешь при посторонних…
— Ты, мамочка, как покойный Алик все равно, тот тоже из себя все целку строил, а кончил плохо. Неумение кончать, мамочка, может привести к плачевным результатам. Впрочем, тебя это не касается. Кстати, а не заняться ли нам любовью втроем?
— Извините, я не буду вам мешать, — сказал Фима и хотел уйти, но Дэн проявил вдруг неожиданную для пьяного прыть. Он схватил Фиму за полу пиджака и потащил в угол.
— Нет, постой, расскажи нам сначала, кто тебя прислал. Я, конечно, догадываюсь, но хочу услышать это от тебя.
Фима вырвался и кинулся в прихожую. Входная дверь со множеством замков на его счастье оказалась не запертой.
У подъезда Фима увидел знакомый джип, в котором сидели Самвел и Роза Марковна.
— Мы решили вас подстраховать, — сказала Роза Марковна, когда Фима вскочил в машину. — Самвельчик предупредил меня, что этот Дэн совершенно безобразный тип.
Никита чувствовал себя именинником. На очередное «оперативное совещание» в штаб-квартире операции «Пернатый змей» он пришел с бутылкой водки и букетом роз для Розы Марковны.
— Ну, вы сегодня, Никита просто жених, от вас можно зажигать субботние свечи, — сказала Роза Марковна, принимая цветы. — Если бы я знала, что у вас праздник, приготовила бы карпа «кнобел» с чесноком. Вы любите карпа?
— Не очень, — признался Никита. — Моего тестя зовут Карпом. Не знаю как с чесноком, но в собственном соку его трудно переносить в больших количествах.
— Ой, кокой вы шутник.
— От его шуток хочется плакать, — сказал Фима, который никак не мог прийти в себя после визита к Веронике. А тут еще Ласточка позвонила и загробным голосом сообщила, что в «центре» уже знают операцию по возвращению национального символа индейского народа и требуют решительных шагов.
— У меня такое впечатление, что он нашел клад, — сказал Стас Рыженков, которого, по настоянию Никиты, тоже на этот раз пригласили на «совещание». — Говорят, клады открываются сами неискушенным в умственном блуде младенцам.
— Насчет клада ты попал в точку, — сказал Деркун, — но у меня широкая душа и я хочу поделиться им с вами.
— Может понятых пригласить, — пошутил Стас, но никто даже не улыбнулся.
— В общем, так, — начал Никита, предварительно разлив водку по лафитничкам. — Я, считай, поймал за руку вашего Мирзу. Он хранит свой товар на нашем складе и послезавтра будет его забирать. Так что, господа менты, можете брать его с поличным.
— Так я и знал, — сказал Стас. — Ты все-таки вляпался в это дело, а ведь я предупреждал. Вот ведь не хотят люди жить спокойно. С Ефимом все понятно, он всю жизнь играет в Раввин Гуда, но от тебя, Никита я этого не ожидал. Допустим даже, что ты набрел на след Мирзы, в чем я крайне сомневаюсь, и что теперь прикажешь мне делать.
— Задержать этого подлеца с поличным, — сказала Роза Марковна. — Он же наркоторговец и убийца.
— Хорошо, давайте на пальцах, — вздохнул Стас. — Послезавтра мы устраиваем засаду на складе у Никиты. Он приезжает, чтобы проверить товар перед отправкой на Запад. Мы его хватаем, предъявляем ему обвинение в торговле наркотиками и убийстве Вартанова. А он заявляет нам, что приехал на склад присмотреть помещение для хранения сельхозпродукции. Мы ему: «Отпираться бесполезно — вот твой товар», а он нам: «Какой такой товар, вы товарищи перепутали, мой товар — розовое масло. Я на вас вашему президенту жаловаться буду». Он же член правительства — у него дипломатическая неприкосновенность. Вы что на международный скандал набиваетесь?
— И что же теперь делать? — Никита выглядел совсем убитым.
— А давайте выпьем, — предложила Роза Маркова и подняла свою стопку. — Лэхаим![10] За жизнь! Что интересно, она всегда подсказывает что делать, правда, не всегда удачно.
— Ну, мы, конечно, проведем обыск на складе, наркоту изымем, — сказал Стас, довольно крякнув, после того как опрокинул в себя стопку водки. — Может быть, накроем кого-то из сподвижников Мирзы. Так что за информацию спасибо тебе Никита. Но самого брать не будем. И прошу тебя, притормози, подумай лучше о своем пищеварении.
— А как там продвигается дело Вартанова? — ввернул Фима.
— А никак. Сотрудников мы допросили, жену тоже. Не похоже, чтобы она подстроила убийство. Не было у нее интереса. Фирма задолжала кредиторам, так что денег она никаких не получит. Машины пойдут с молотка за долги. Квартира записана на ее имя, покойный, видимо, не хотел светиться в налоговой инспекции. А с любовником она жила открыто — Вартанов смотрел на это сквозь пальцы. Следователь считает, что к убийству так или иначе причастен Афанасий, но его пока не нашли.
— Неужели Мирзу никак нельзя прижать к стенке? — подумал вслух Фима.
— Только, если он явиться к нам с повинной, — сказал Стас.
— А что, если попытаться убедить его сделать это? — сказал Фима.
— мне нравится это еврейское «почему бы нет», — расхохотался Стас. — Ты, Никита все хотел узнать, в чем состоит секрет еврейской хитрости, а никакой хитрости на самом деле нет, просто они не ленятся постучаться в дверь, зная заранее, что никого за этой дверью нет. В прошлом году ко мне прислали практиканта с юрфака. Все его звали Миша, но на самом деле он был Моисей. Хороший парнишка, толковый, но зануда, каких свет не видел. Свидетелей мариновал часами. Они готовы были сами признаться в преступлении, только чтобы от него отвязаться. Так вот этот Миша звонить мне однажды утром и спрашивает: «Станислав Палыч, можно я сегодня не приду на работу?» А мне как раз нужно было ехать на следственный эксперимент, ребята торопят. Я говорю: «Хорошо, Миша, можешь сегодня не приходить».
На следующий день я вызвал к себе свидетелей по делу об ограблении обменного пункта, а ту шеф вызывает к себе и требует к полудню сдать свои предложения по улучшению показателей раскрываемости преступлений. В общем, завал. Я же не Юлий Цезарь, чтобы одновременно делать несколько дел. И тут звонит Миша: «Станислав Палыч, можно я сегодня не приду?» Ну, думаю, что-то стряслось у парня. Выяснять некогда, я сказал «ладно» и стал ломать голову над предложениями.
Следующий день выдался довольно спокойным. Мы с ребятами сидели у меня в кабинете, потягивали пивко и обсуждали матч «Спартак» — «Реал». И вдруг звонит Миша: «Станислав Палыч…». «Нет, говорю, студент, немедленно приезжай». Через пять минут он является. Лыбится будто блин на сковородке. «Ну, — говорю, докладывай, что у тебя там случилось? Почему два дня не был на работе?» Он мне отвечает: «Ничего не случилось. Позавчера иду на работу, и думаю: какая погода замечательная. Сейчас бы с девушкой погулять в парке, а придется провести день в обществе старух и алкоголиков. А что, если отпроситься у Станислава Палыча. Позвонил вам из проходной, вы сказали, что можно не приходить, я договорился с девушкой, и мы весь день с ней гуляли в Нескучном саду.
Вчера утром подхожу к проходной и думаю, а вдруг я не нужен, что я буду у занятых людей под ногами путаться. Позвонил вам, а вы говорите «ладно». Мне совершенно нечего было делать. Я съел мороженое, пошел в кино, в общем, кое-как убил время. Слава богу, что вы меня сегодня позвали, а то не знаю, что бы я делал.
Вот сукин сын. Я, было, рассердился, хотел его снять с практики, а потом подумал, что он мне дал хороший урок и замял этот случай. А парнишка с лихвой отработал свои прогулы. Я ему «отлично» за практику поставил.
— Причем здесь эта история, — не понял Никита.
— А при том, что в нашем деле никогда не мешает лишний раз спросить, так, на всякий случай, — ответил Стас. — Но с Мирзой этот фокус не пройдет. Я серьезно вам говорю, парни, не суйтесь вы в это дело. Занимайтесь домашними животными. Дело благородное. К тому же можно без риска заработать себе на хлеб с маслом и даже на выпивку.
— Кстати, опять звонил этот профессор насчет пропавшей собаки, — сказала Роза Марковна. — Вы бы, Ефим, все-таки к нему съездили. Он живет на Садовой, я записала его телефон и адрес.
— Вот-вот, Фима, не оставляй в беде почтенного человека. Он тебе за своего четвероногого друга столько отвалит, сколько я за три месяца не получу. А тебе, Никита, спасибо. Склад твой мы обязательно пошерстим. Ну что, выпьем друзья на посошок. Лэхаим!
Профессор Муха жил в высотке на Котельнической набережной. Фиму он встретил в роскошном шелковом халате с бархатной отделкой. «Настоящий профессорский халат», — определил сразу Блюм. И профессор был настоящий, таких раньше представляли в кино: седой, высокий, полный, словом, научная величина. Правда, с таким же успехом он мог быть и музыкантом с мировым именем и актером Малого театра в пятом поколении.
— Вацлав Иванович — представился он. — А вас зовут Ефимом Яковлевичем, мне ваша сотрудница сказала. Очень любезная дама. — Прошу вас, — красивым жестом, свойственным бонвиванам и эпикурейцам, — Муха пригласил гостя в недра своей обители. — Полагаю, что нам удобнее будут беседовать в кабинете.
Кабинет профессора был мало похож на рабочее место. Он представлял собой нечто среднее между библиотекой и музеем. Стеллажи с книгами поднимались до самого потолка. Именно так, в представлении Блюма, и должна была выглядеть библиотека ученого. Удивляло только то, что все тома были очень дорогие, никаких брошюр в бумажных переплетах, никаких потрепанных фолиантов, и по цвету корешки книг гармонировали с обоями и гардинами — только коричневые и бордовые тона. Создавалось впечатление, что книги подбирались по эстетическим соображениям и не использовались.
Но вот остальная обстановка кабинета, мало вязалась с декоративной парадностью библиотеки. Повсюду — в застекленных шкафах, на рабочем столе и даже на полу стояли, лежали и просто валялись разнокалиберные фигурки и какие-то предметы неизвестного назначения из бронзы, камня и глины. В отличие от антиквариата, который можно купить в магазинах, эти вещи были отмечены оспинами веков. У одной фигурки не хватало головы, у другой руки, в каменных и деревянных идолах едва угадывались человеческие черты. Словом, это были древности.
«Археолог, наверно, — подумал Фима. — Столько хлама натащил».
— Все эти сокровища мне подарили мои друзья археологи, — как будто прочитал мои мысли Муха, — в знак благодарности за то, что я смог воссоздать образы цивилизаций то тем осколкам, которые они раскопали. Я историк, специалист по древним цивилизациям. Специализируюсь на культурах древней Месопотамии, но интересуюсь также Египтом и Центральной Америкой.
— Цивилизацией майя?
— Не только, я написал две книги о испано-ацтекских войнах. В Калифорнии, в университете, где я преподаю историю Ассирии и Вавилона, меня иногда просят читать лекции по культуре Центральной Америки. Это я вам скажу совершенно уникальная культура, в которой загадки встречаются на каждом шагу. Их жрецы думали о том, будет через тысячу лет. Они предсказали все катаклизмы, которые произошли в мире. Кстати они вычислили, что конец света должен наступить 24 декабря 2011 года. Не удивлюсь, если они окажутся правы. А их удивительные календари…
— Это очень интересно, Вацлав Иванович, но давайте сначала о деле, — Фима понял, что профессор оседлал любимого конька и не остановится, пока не изложит всю систему летоисчисления индейцев.
— О чем, простите? — переспросил Муха.
— О вашей собачке.
— Ах, о собачке. Да, это трагедия. Я к ней так привязался.
— Давайте по порядку, — Фима достал блокнот. — Как ее зовут?
— Анубис. Я назвал ее так в честь египетского бога с головой шакала. Когда-то он помог богине плодородия Изиде собрать части тела бога жизни Осириса, растерзанного злыми силами, и воскресить его. С тех пор он стал проводником умерших в загробный мир, то есть воскрешал их для новой жизни.
— Значит кобель. Какой породы?
— Такой, знаете ли, черной, с бородкой и с ушками…
— Маленький, на коротеньких ножках?
— Нет, что вы, большой и очень много ел.
— Значит ризеншнауцер. Документы на него у вас есть, родословная и все такое.
— Есть, конечно, но они остались в Калифорнии. Он же американец.
— В каком районе он потерялся?
— Кажется в Калининском, впрочем, здесь все теперь переименовали. Теперь и района такого наверно нет. В общем, я пошел с ним гулять, зашел в книжный магазин, здесь неподалеку, а собака осталась на улице. В магазине я пробыл минут десять, а когда вышел, Анубиса не было.
— Вы часто оставляли его на улице, когда куда-нибудь заходили?
— Я всегда так делал, и он сидел как вкопанный, ждал пока я выйду. В Америке собаки очень дисциплинированные и спокойные. Я никогда не слышал, чтобы они лаяли.
— И все время улыбаются, чтобы никто не подумал, что у них собачья жизнь.
— Вы бывали в Америке?
— Имел счастье. А ошейник на нем был?
— Конечно.
— На нем был адрес, телефон, кличка собаки, имя владельца?
— Нет, это был просто кожаный ошейник.
— Плохи наши дела, Вацлав Иванович. Скорей всего вашего Анубиса украли, пристегнули к ошейнику поводок и увели, а он, как истинный американец даже голоса не подал. Ничего не могу вам обещать, случай трудный, но попробуем найти. Пятьсот долларов вы заплатите сейчас, и еще столько же после того, как мы вернем вам Анубиса. Если вы согласны, давайте подпишем договор.
Профессор, не читая, подписал бумагу, и ушел за деньгами. А Фима остался в обществе древних уродцев, которые тут же уставились на него своими холодными глазками.
Фима взял в руки глиняного идола с отбитым носом. И как можно было поклонятся такому Чебурашке? А может это просто детская игрушка, которой три тысячи лет назад играл мальчик пока пекла лепешки? Интересно наверно восстанавливать жизнь древних по черепкам собранным в могильных курганах, в развалинах городов.
— Вас заинтересовала моя коллекция? — Профессор вернулся в кабинет так тихо, что Фима вздрогнул, когда услышал его вопрос.
— Меня интересует культура майя, и в частности культ «пернатого змея». Не могли бы вы как-нибудь рассказать о нем.
— Зачем же откладывать в долгий ящик, — сразу согласился Вацлав Иванович. — С удовольствием выполню вашу просьбу. Располагайтесь поудобнее,
— профессор подвинул Фиме стул. — Это долгая история. Хотите выпить?
— Текилы? — вырвалось у Фимы.
— Не держу. Зато у меня есть хороший скотч.
Муха принес два стакана со льдом и початую бутылку виски Teacher.
— Культ пернатого змея распространен среди всех коренных народов Северной Америки. Белые люди их называют индейцами или краснокожими, для них, все эти алгонкины, араваки, ольмеки, команчи, сименолы — один народ — аборигены.
Мало кто из них знает, что языки жителей Аляски и Гондураса отличаются как русский и арабский. У них разные обычаи, уклад жизни, одни жили охотой, другие рыболовством, третьи собирали дикие плоды в тропических лесах, четвертые выращивали маис, одни поклонялись оленю, другие — бизону, третьи — ягуару, но в их преданиях так всегда присутствовал «пернатый змей».
Ученые объясняют это тем, что некогда все племена, рассеянные на огромных пространствах от Аляски до Огненной Земли, действительно были единым народом. Народ этот жил в Восточной Сибири до тех пор, пока обстоятельства не заставили его уйти с обжитых мест. Может, его вытеснил другой народ, более многочисленный и воинственный, а может ледник или какой-нибудь другой природный катаклизм. Прошло наверно немало лет, прежде чем эти люди достигли Нового Света. В те времена Азия и Америка еще не были разделены проливом, и им не пришлось, подобно евреям, молить бога, чтобы он разверз морскую пучину, для того чтобы они могли пройти в землю обетованную по морскому дну.
Еще несколько тысяч лет понадобилось им, чтобы расселиться по всей Америке. Одни племена облюбовали плодородные долины, другие прерии, где бродили стада бизонов, тому, кто послабее, достались скалистые горы и выжженные солнцем пустыни. И только небо одно над ними одно. У некоторых индейских народов, у майя, в частности, небо и змея обозначаются одним словом. Так появился небесный змей Кукулькан. При известной доле фантазии в небе можно увидеть множество змеевидных объектов. Облака часто напоминают драконов, в молниях есть тоже что-то змеевидное, лента на ветру тоже напоминает пресмыкающееся. Чтобы отличать простую змею от небесной, последнюю индейцы одели в перья. На юге Мексики и в Гватемале фигурки Кукулькана украшали перьями священной птицы кецал. Отсюда второе название бога — Кецалькоатль.
У народов майя Пернатый змей не был верховным богом, но был богом избранных — правящей касты. Это было кровожадное и ненасытное божество. Испанский монах Диего де Ланда, который прожил несколько лет среди еще непокоренных индейцев, описывает обряд жертвоприношения. Четверо жрецов держали жертву за ноги и за руки, чтобы она не вырвалась, а один разрезал ей грудь обсидиановым ножом и доставал сердце, которые затем жрецы съедали. Головы доставались вождям и прочей знати. А прочий люд довольствовался тем, что оставалось. С живых людей часто сдирали кожу, которую жрецы потом натягивали на себя во время ритуалов. Людей во время праздников, как пишет монах, убивали тысячами, но многих просто калечили, протыкали тела иглами, обрубали конечности. Мужчинам отрезали половые органы, чтобы превратить их в женщин. Женщинам отрезали груди, уши, носы.
Для человеческих жертвоприношений обычно использовали пленников и рабов, но нередко в жертву приносили детей, которых специально для этой цели покупали у бедняков. Некоторые семьи только этим и промышляли.
Изображения Кукулькана имелись во многих храмах, но одно из них считалось символом могущества майя. Они верили в то, что пока оно у них, они непобедимы. По одним сведениям «главный Кукулькан» хранился в одной из пирамид в Паленке, по другим — в Тикале.
Существует легенда о том, что однажды одному из пленников-тольтеков удалось похитить Пернатого Змея и бежать с ним на север. Так пришел конец могуществу майя. Воинственные тольтеки покорили их города и обложили данью. У тольтеков Кецалькоатль был уже главным богом. Он считался владыкой не только воздуха, но и воды, а также утренней звезды Венеры. Люди верили в то, что рябь на поверхности озер, вызываемая дуновением ветра, материальное проявление великого духа. Она ведь так похоже на чешую змеи.
Тольтекские жрецы Кецалькоатля не приветствовали человеческие жертвоприношения и вскоре поплатились за это. С севера в центральную Мексику пришли родственные им, но более воинственные ацтеки и завоевали их. Тольтеки к тому времени научились приготовлять из сока кактусов опьяняющий напиток пульке. Однажды ночью их воины так набрались, что уснули все как один. Воспользовавшись этим, отряд ацтеков проник в город Теотиуакан и захватил их главную святыню — золотую фигурку Пернатого Змея. С тех пор могуществу тольтеков пришел конец.
А Кецалькоатль переехал в столицу ацтеков Теночтитлан, который располагался на укрепленном острове посреди большого озера. И хотя ацтеки превыше всего почитали своего племенного бога Уицилопочтли, они отдавали дань и Кецалькоатлю, у которого был свой храм и жрецы. Ацтеки верили, что удача не покинет их, пока золотая фигурка Пернатого Змея находится в их руках. Но владеть удачей им было суждено недолго. В Америку уже плыли каравеллы Колумба.
В октябре 1492 года к берегу одного из тропических островов на подступах к восточному побережью Мексики пристали три небольших судна, приплывших с Кубы. На берег сошли белолицые бородатые люди. Колумбу островок показался сущим раем. «Это был чудесный край — прекрасный воздух, великолепные деревья, окаймлявшие берега, чистая вода и бесчисленные птицы…» — вспоминал он потом. Но он открывал новые земли не для того, чтобы жить в раю, а для того, чтобы вернуться в Европу с золотом и славой. Колумб уплыл на восток, так и не высадившись на континент. Испанцам понадобилось еще больше двадцати лет для того, чтобы собраться с силами и высадиться на мексиканское побережье. Командовал экспедицией молодой идальго Эрнандо Кортес. В его распоряжении было 500 солдат, 16 лошадей, 10 медных пушек и четыре фальконета.