Страница:
в пассажирскую кабину и весело сказал:
-- Вылезайте, голуби. Прилетели. Вот он, Ленинград.
Из кабины вылез толстяк с сизой бородой. Пальто на нем было
старинное -- с пелериной, шляпа трубой, на ногах сапожищи. А
лицо заспанное, опухшее и смятое, как дорожная подушка. Он как
ступил на землю, так и зашатался.
"Эх, укачало дедушку! -- подумал пилот. -- Ну ничего, внучка
о нем позаботится. Она бойкая!"
Внучка тем временем выскочила из кабины и суетилась над
чемоданами. Она была маленькая, верткая, в клетчатой кепке.
Личико розовое, кудряшки рыжие, на носу большие очки, а на шее
зеленый шарф в белый горошек.
И вот дедушка с чемоданом, а внучка с саквояжиком в руках
зашагали к воротам аэродрома. Это были, конечно, не дедушка с
внучкой, а Карабас с лисой.
Утреннее солнце сияло в бледно-голубом небе. Крыши ангаров
отливали серебром, крылья самолетов -- золотом. А вдали в
голубом тумане виднелись золотистые шпили городских башен.
Светло было в Ленинграде.
Светло и просторно.
Над воротами аэродрома реяли красные флаги, легкие и яркие,
как лепестки гвоздики.
Вдруг Карабас остановился, выронил чемодан с червонцами и
снова зашатался.
-- Ну чего еще? -- спросила лиса.
-- Не могу идти, лиса. Просто невмоготу мне -- до чего
светло! Глаза так и режет! -- прохныкал Карабас и вытер глаза
рукавом.
-- А вы нахлобучьте шляпу пониже! -- сказала лиса. --
Удивляюсь я вам, синьор Карабас. Кто вас просил ехать в
Ленинград? А уж если приехали -- терпите. То ли еще будет?
Думаете, мне приятно носить на мордочке эту противную розовую
маску? Я же терплю.
Она выпростала ручку в зеленой перчатке и поправила свое
розовое личико. Оно было картонное. Карабас засопел и поплелся
за ней следом.
Карабасу было тошно. Он привык к тесноте старых домов, "к
вони и грязи кривых переулков у себя на родине. Там ему было
уютно. А здесь были просторные улицы, прямые, как стрела. Дома
на них были светлые и стройные. Если и встречались где-нибудь
на дороге мусорная куча или сломанный столб, они, казалось,
говорили прохожему: "Мы здесь случайно. Мы ненадолго. Завтра
нас уберут, и вы нас больше не увидите. Прощайте!"
А люди? Они шли по улице бодро и весело. Они держали головы
прямо. Никто не сгибался в поклонах перед Карабасом, не бледнел
от страха, не прятался в подворотни. Обидно было Карабасу
смотреть на таких людей! А вот из-за угла ему навстречу вышли
двое детей -- мальчик и девочка -- с сумками в руках. Мальчик
взглянул на Карабаса и засмеялся:
-- Смотри, Катя, какой бородач! Настоящий Карабас!
Сестренка дернула его за рукав:
-- Да тише ты, глупый! Старичок может обидеться!
И они быстро прошли мимо.
Карабас повеселел и погладил свою косматую бороду.
-- Однако здесь про меня слышали! Меня знают, меня уважают!
-- Уважают? -- фыркнула лиса. -- Не поздоровится вам от
такого уважения!
-- Это почему же? -- обиделся Карабас.
-- Давно сказано: добрая слава лежит, а худая бежит.
Полюбуйтесь-ка на тот плакат. Вон, на заборе! Кто там
нарисован?
Карабас взглянул на забор и обомлел. На плакате был
нарисован он сам -- во весь рост! Да какой страшный, какой
противный! Выкатив глаза, он злобно рвал свою бороду, а
Буратино скакал перед ним и показывал ему длинныйпредлинный
нос! На плакате было написано:
СМОТРИТЕ ФИЛЬМ ПО СКАЗКЕ
А.Н. ТОЛСТОГО
"ЗОЛОТОЙ КЛЮЧИК,
ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БУРАТИНО"
Карабас сначала попятился, потом заревел, как бык, и ринулся
вперед. Он хотел сорвать обидный плакат, растоптать его ногами,
изодрать в клочки! Но лиса оттащила его прочь.
-- Вы в своем уме? Не подходите к плакату! Вас узнают --
соберется толпа... Уйдем, уйдем отсюда поскорее!
Она потащила Карабаса в боковую улицу.
Карабас кипел от злобы. Минуту тому назад он досадовал, что
о нем не слыхали в Ленинграде. А сейчас он не знал, куда
деваться от своей славы. Он сжимал кулаки, кусал губы,
скрежетал зубами.
-- Я их найду! Я их поймаю! Я их в порошок сотру! И шельмеца
Буратино, и всех его друзей! Это они выболтали Толстому всю
историю с золотым ключиком! Они, негодяи, осрамили меня на весь
мир!
-- Ладно, успокойтесь! -- сказала лиса. -- Прежде всего нам
нужно найти верное пристанище и скрыться от любопытных
взглядов. А там уж мы расправимся со всеми шельмецами
по-свойски!
Они решили уйти подальше, на край города, -- искать приют у
людей, которые никогда не ходят в кино и ничего не слышали о
золотом ключике.
Далеко им пришлось идти. Шумные, веселые улицы протянулись
на целые километры. Кончились эти улицы -- начались стройки.
Тут воздвигали огромный дом, там мостили площадь, там строили
мост над широкой, медленной рекой. И повсюду виднелись
растворенные двери кинотеатров и пестрые плакаты: "Смотрите все
фильм "Золотой ключик"!" Словом, некуда было податься нашим
путешественникам.
Шли они, шли и увидели, что в одном месте ломают старый,
кособокий домишко. Рабочие уже сняли с него крышу и разбирали
гнилые балки. Пыль стояла кругом, едкая столетняя пыль. И вдруг
из этого дома выбежал клоп с дорожной котомкой за спиной и
быстро зашагал по улице.
-- Эй, братец, погоди! -- крикнула лиса.
Клоп оглянулся, снял свою шапочку и низко поклонился
Карабасу. Он сразу узнал милых земляков из Тарабарской страны.
Они рассказали ему про свою невзгоду.
-- Да, трудное пришло время! -- вздохнул клоп. -- Нам,
клопам, вовсе житья не стало. Старые дома ломают, а в новых нам
селиться не велят. Я и сам уезжаю отсюда и не знаю, где
приклоню голову. А вам я вот что посоветую: ступайте вон в тот
кривой переулок, постучитесь вон в тот домик. Живет там
старушка Марья Ивановна. Она подслеповатая и в кино не ходит.
Попроситесь к ней на квартиру. Там вам будет спокойно.
Карабас и лиса послушались клопа и пошли в тихий переулочек.
Дома в нем были маленькие, старенькие. Перед домами росли липки
в деревянных загородках, мостовая поросла травой. Видно, по
этому переулку никто не ездил.
У одних ворот на лавочке сидела старушка в белой косынке.
Это и была Марья Ивановна.
Лиса подсела к ней и заговорила о разных разностях -- о
хорошей погоде, и о вчерашнем дожде, и о том, как быстро летит
время. А Карабас стоял рядом, поглаживал бороду и улыбался как
можно добродушнее.
Старушка оказалась разговорчивая, и лиса у нее все
выспросила. Огромная борода Карабаса очень понравилась Марье
Ивановне. Такая борода, только поменьше, была у ее покойного
дедушки. Бывало, ребенком Марья Ивановна заплетала эту бороду в
косички, и дедушка не сердился. Он был добрый. А в кино Марья
Ивановна не ходит. Ей не нравится, что там все мелькает, все
бегут куда-то, спешат, суетятся... Зато уж радио она слушает с
удовольствием.
А радио ей поставил внучек Миша, умный, хороший мальчик. Он
теперь с матерью на даче и пишет оттуда Марье Ивановне:
"Приезжай, бабушка, к нам в гости!" А бабушка и рада бы
поехать, да нельзя бросить квартиру: некому будет часы
заводить.
А часы у нее замечательные, старинные, с кукушкой, только уж
очень дряхлые. Часовщик сказал: если они остановятся, их уже не
починишь. И со стенки их нельзя снимать. Вот Марья Ивановна и
живет при часах, подтягивает им гирьки каждый день, а на дачу
не едет. Посидит на лавочке, подышит воздухом -- и опять домой!
Тут лиса подмигнула Карабасу и сказала сладким голосом:
-- А на даче-то теперь благодать! Трава зеленеет, и птички
поют. Сходили бы вы, Марья Ивановна, в лесок, набрали бы ягод,
сварили бы вареньица любимому внуку! Ну не досадно ли сидеть
тут на лавочке!
-- Что и говорить! -- вздохнула старуха.
-- Жаль мне вас, Марья Ивановна, очень жаль! -- сказала
лиса. -- Поезжайте вы, с богом, на дачу. Погуляйте на воле. А
мы здесь присмотрим за вашими часами. Мы люди богатые,
свободные, приехали Ленинград посмотреть и себя показать.
Отчего бы нам не помочь старому человеку -- не пожить в вашей
квартире?
Подумала Марья Ивановна, взглянула опять на сизую бороду
Карабаса, вспомнила покойного дедушку, а заодно и маленького
внука -- и согласилась. Да еще спасибо двум пройдохам сказала.
Она отвела их по скрипучей лесенке в свою квартирку под
самой крышей.
В квартирке было уютно. На окнах -- горшки с геранью, на
столах -- вязаные салфеточки, на полу -- полосатые дорожки. В
простенке висели старинные часы с узорчатым домиком на макушке
и громко тикали.
И вот, едва Карабас ступил на порог, порог заскрипел. Шагнул
Карабас в комнату -- пол затрещал. Сел он в кресло -- кресло
охнуло, стол застонал, а большой шкаф треснул так громко, будто
выстрелил.
-- Не пускай злодеев в квартиру! -- говорили вещи.
Но Марья Ивановна не слушала. Она влезла на стул и показала
лисе, как нужно заводить часы. Заскрипели колесики, забренчали
гирьки, и вот с треском и громом раскрылся узорчатый домик. Из
него выскочила желтая кукушка и жалобно прокуковала:
-- Беда! Беда!
Но Марья Ивановна опять ничего не поняла. Ей уже виделись
дача, сосенки, медный таз с горячим вареньем и внучек Миша,
слизывающий с ложки вкусные пенки!
Она собрала свои вещички в узелок, простилась с новыми
знакомцами и весело заковыляла на вокзал.
Едва дверь захлопнулась, лиса заглянула в комод, отворила
шкаф, выдвинула ящики в столе, а потом бросилась к старенькой
швейной машинке.
-- Ах, вот они где!
Возле машинки лежали большие ножницы. Лиса схватила их,
подтащила Карабаса к тусклому зеркалу и сунула ему ножницы в
руки.
-- Обрежьте бороду.
-- Что? -- заорал Карабас. -- Чтобы я обрезал бороду? Да ты
не в своем уме!
-- Подведет вас эта борода! -- сказала лиса. -- Здесь каждый
школьник видел ваш портрет на плакате. Они вас сразу узнают,
как только покажетесь!
-- Не узнают! -- сказал Карабас. -- Я засуну бороду под
воротник и застегну пальто на все пуговицы! А уж с бородой я не
расстанусь! Дудки!
Лиса пожала плечами и положила ножницы на место.
Пока Карабас и лиса устраивались в квартирке Марьи Ивановны,
пароход с детьми все плыл и плыл по морю на северо-восток.
Маленькая девочка не расставалась с куклой. Днем она играла
с ней, а вечером укладывала спать в свою постельку. Мальвина
глядела прямо перед собой синими глазками, улыбалась красным
ротиком. А если девочка ставила ее ножки на пол, она пела
тоненько:
Тяжело и грустно мне:
Счастья нет в моей стране.
Потому-то в край чужой
И плывет кораблик мой.
Дети на пароходе подхватывали хором эту песню и говорили
между собой:
-- Какая замечательная куколка!
Однажды вдали над серым морем показались тонкие синеватые
трубы, башни, огромные купола. Это был Ленинград. Пароход вошел
в устье медленной реки. Мимо низких, серых берегов, мимо
горбатых подъемных кранов, мимо барок, нагруженных золотистыми
досками, приближался он к причалу.
А вот и набережная -- дома с колоннами, пристань и мост.
Сколько народу столпилось у пристани! Ленинградские
школьники вышли навстречу приезжим детям с красными знаменами,
с серебряными трубами, с букетами цветов.
Дети стояли на палубе, смотрели на берег. Маленькая девочка
подняла Мальвину над перилами -- пускай и кукла посмотрит.
И вот, когда борт парохода коснулся пристани, заиграла
музыка. Люди на берегу закричали, замахали шапками и букетами,
приветствуя гостей. В эту минуту Мальвина выскользнула из рук
девочки и стремглав бросилась вниз.
-- Ах! -- вскрикнула девочка и заплакала. -- Куколка упала в
воду!
Но Мальвина упала не в воду, а на нижнюю палубу, на чей-то
дорожный мешок. И тотчас же скатилась с мешка на пол. И
быстро-быстро поползла в самый темный, самый дальний уголок
судна... А там забилась в щель между двумя ящиками и дрожала.
Вот с парохода спустили сходни. По ним побежали резвые ноги
-- много ног. Дети высаживались на берег. На нижней палубе
матросы громыхали ящиками, собирали узлы и чемоданы.
А Мальвина все еще сидела в темной щели и дрожала. Что же
такое с ней приключилось? А вот что: она увидела Карабаса. Он
стоял на берегу и смотрел на пароход в большой бинокль. Круглые
стекла бинокля блестели, как страшные черные глаза. Сейчас он
наведет их на Мальвину... Тут-то она и бросилась вниз.
Видел Карабас или не видел, как она падала? Если видел, он
проберется на пароход. Тогда -- прощай счастье! Он посадит
Мальвину в мешок и увезет ее обратно в Тарабарскую страну!
Вот уже тихо стало на пароходе.
Музыка поиграла и замолкла, удаляясь. А Мальвина все еще
боялась выглянуть на свет. В щели было темно, холодно и пахло
плесенью.
Вдруг Мальвина услышала шорох, скрип и чье-то бормотание.
Она в страхе подняла голову. Над ней в пыльной паутине качался
старый, седой паук.
-- Ах ты, глупая, глупая девочка! -- пробормотал паук. -- Ну
зачем тебя понесло на край света из Тарабарской страны? Вот ты
и напугалась. Полезай ко мне в паутину, я сплету тебе теплую
колыбельку, укрою тебя мягким пыльным одеяльцем. Ты уснешь, и
никакой Карабас тебя не найдет. Качаться в паутине и сладко
дремать -- это и есть счастье! -- И паук накинул на куклу
легкую шелковую паутинку.
-- Нет! -- крикнула Мальвина, вскочив на ноги. -- Мне такого
счастья не нужно! Оно не поможет папе Карло!
Она разорвала паутинку и побежала на палубу.
Солнце зашло, небо стало молочно-голубое, только вдалеке за
городом еще светилась бледно-желтая заря. Кругом было тихо.
Мальвина выглянула из-за борта. А вдруг Карабас все еще
стоит на набережной? Но у пристани не было ни души.
Она тихонько пошла к сходням. Но где же сходни?
Они уже убраны. Между пристанью и пароходом -- темная,
глубокая вода. Как же пробраться на берег?
Над водой протянут канат. Одним концом он привязан к
столбику на пароходе, другим -- к пристани. Он отражается в
воде. Отражение извивается, как змея. А сам канат висит
неподвижно. Он толстый, крепкий, надежный.
Мальвина влезла на столбик, а с него -- на канат. Крепко
держится за канат руками и ползет по нему на коленках.
Тихонько, тихонько, не нужно торопиться. Не нужно смотреть
вниз, в воду, а то закружится голова. Канат жесткий, он
царапает Мальвине коленки. Руки устали. А до пристани еще
далеко. Вдруг Мальвина сорвется с каната и утонет в темной
воде?
Не нужно об этом думать. Нужно помнить о папе Карло и о том,
чтобы добыть ему счастье.
-- Гоп! -- Мальвина спрыгнула на пристань. Она посидела
немножко, отдохнула, поплакала. Уж очень страшно было ползти по
канату. Хорошо, что это прошло!
На набережной было тихо и пустынно. Вдалеке громыхали и
позванивали трамваи, взбираясь на мост. Над рекой мелькали их
красные и зеленые огоньки.
Мальвина быстро шагала по каменным плитам набережной. Слева
от нее булыжная мостовая. Справа -- высокий парапет из
гранитных глыб. Ни травинки кругом, ни цветочка. Одни серые
камни. Неужто здесь водится счастье?
Вдруг Мальвина услышала за собой легкие шаги. По набережной
бежала маленькая барышня в клетчатой кепке и вертела розовым
носиком во все стороны. Мальвина спряталась за чугунную тумбу.
Пускай барышня пробежит мимо -- тогда Мальвина пойдет дальше.
Но барышня подбежала прямо к тумбе, заглянула за нее и сказала:
-- Что же ты прячешься, душечка Мальвина? Разве ты меня не
узнала?
Тут из-под розового личика барышни выглянула страшная
оскаленная морда.
-- Лиса! -- вскричала Мальвина и опять отскочила за тумбу.
Но лиса подобралась к ней с другой стороны.
Мальвина побежала вокруг тумбы, а лиса -- ей навстречу.
Так они вертелись возле тумбы, а лиса приговаривала:
-- Не бойся, не бойся, детка! Пойдем домой, крошка! Пойдем к
нашему хозяину Карабасу!
И вдруг она перепрыгнула через тумбу и схватила Мальвину
поперек туловища.
-- Долго мне возиться с тобой, противная девчонка? Вот я
тебе нос откушу!
У Мальвины потемнело в глазах и сердце замерло. Теперь
прощай, счастье! Прощай, папа Карло!
Лиса сунула куклу под мышку и быстро зашагала по набережной.
Как же это случилось, что лиса подкараулила Мальвину?
А вот как.
Ни лиса, ни Карабас не видели, как Мальвина упала на нижнюю
палубу. Но они знали, что она приехала с детьми на пароходе.
Карабас глядел в бинокль на каждую девочку, проходившую по
сходням, -- не несет ли она Мальвину? Но девочки несли в руках
только узелки и чемоданчики.
Одна маленькая девочка шла с пустыми руками и плакала.
Карабас даже не посмотрел на нее -- мало ли о чем плачут
девчонки? А это была маленькая Анита, она плакала о своей
пропавшей кукле. Когда же она сошла на берег, ей подарили
большой букет пионов. И она перестала плакать.
Приезжих детей посадили в блестящие автомобили и повезли по
набережной.
Школьники построились в колонну и пошли за ними с красными
знаменами, с серебряными фанфарами. Тогда Карабас сказал лисе:
-- Может быть, Мальвина осталась на пароходе, а может быть,
дети увезли ее с собой в каком-нибудь чемоданчике. Ты останься
здесь и пригляди за пароходом, а я побегу -- узнаю, куда
повезли детей.
Карабас спрятал бороду под пальто, застегнул пуговицы
покрепче и побежал за колонной школьников. А лиса спряталась за
афишный столб. Стоит, читает афиши, а сама поглядывает на
пароход.
Набережная опустела.
На пароходе убрали сходни. Наступили светлые весенние
сумерки.
И вдруг лиса увидела, что по канату над водой скользит
что-то розовое. Как будто ветер придул к канату розовый цветок
и тихонько его шевелит.
Но никакого ветра не было.
-- Эге, -- сказала лиса. -- Знаем мы, какой это цветочек!
Она подождала, пока Мальвина сошла на берег, и тогда
пустилась за ней вдогонку.
Теперь лиса гордо шла по набережной, похлопывала Мальвину
лапой по голове и думала: "Ну, одно дело сделано. Мальвина в
наших руках. Теперь остается только поймать мальчишек. Эх,
господин Карабас, что бы вы стали делать без моей помощи?.."
Лиса подошла к трамвайной остановке. Тут было мало народу:
худой мужчина с портфелем под мышкой, румяная женщина в белом
беретике и курносый мальчик. Этого мальчика звали Костя.
Румяная женщина приходилась ему теткой, и он провожал ее до
трамвая. А худой мужчина был сам по себе.
Лиса скромно остановилась возле рельсов и стала ждать
трамвая. Никто бы не подумал, что это лиса. Стоит себе
маленькая барышня, держит куклу под мышкой. Верно, везет ее
своей маленькой сестренке. Глазки у куклы синие, губки красные.
Никто бы не догадался, что у Мальвины сердце разрывается от
горя. Да никто и не смотрел на нее.
Худой мужчина задумался, уставив глаза на рельсы. А тетка с
племянником глядели вдоль набережной и смеялись.
Там бегала большая серая собака.
Это была овчарка. У нее были сильные, высокие ноги, крепкая
грудь и торчащие ушки над черной как уголь мордой. Видно было,
что она бегает тут для своего удовольствия -- то воробьев
спугнет, то вскочит передними лапами на парапет и лает на
проходящий пароходик, то как пустится бежать по панели большими
прыжками!
Весело было на нее смотреть.
-- Я знаю эту собаку! -- сказал Костя. -- Ее зовут Друг. Она
живет в нашем доме у доктора Николая Ивановича. Она ходит с
хозяином на военные занятия и учится ловить шпионов.
-- Какая умная! -- сказала румяная женщина и позвала: --
Друг! Друг! Поди сюда!
Но Друг остановился и понюхал воздух. Потом он побежал по
панели, опустив нос к земле, -- сначала в одну сторону, потом в
другую. Потом он завертелся вокруг тумбы и вдруг помчался прямо
к трамвайной остановке. Зубы у него оскалились, глаза горели.
-- Ах! -- вскрикнула румяная женщина и схватила Костю за
рукав.
Друг налетел на барышню с куклой и повалил ее на землю.
Барышня извернулась, подпрыгнула и метнулась в сторону. Друг
снова ринулся за ней, бросил на мостовую и схватил зубами за
горло...
Тут все трое -- худой мужчина, румяная женщина и мальчик
Костя -- кинулись на Друга. Мужчина выронил портфель и вцепился
руками в ошейник собаки, женщина била Друга по голове своей
сумочкой и кричала: "Пусти, пусти, негодный!", а Костя тащил
собаку за хвост и орал: "Помогите!"
Да разве овчарка отпустит свою добычу? Друг злобно рычал,
прижав уши. И крепко держал барышню за горло. А барышня еле
дышала, раскинув на мостовой ручки в зеленых перчатках.
Со всех сторон сбегались люди.
Кажется, никого не было на набережной, а тут откуда набрался
народ! Кто кричал, кто свистел, засунув в рот два пальца, кто
помогал тузить собаку!
В это время хозяин Друга доктор Николай Иванович сидел в
своей комнате у открытого окна и читал книгу. Услышав лай Друга
и крики людей, он выскочил в окно. И в два прыжка очутился
возле собаки.
-- Назад, Друг! Слышишь, назад! С ума ты сошел! -- крикнул
он и рванул ошейник.
Услышав команду, собака разжала зубы. Хозяин оттащил ее в
сторону. Но Друг снова рвался к барышне, лаял и чуть не валил
доктора с ног. Тем временем барышню подняли с мостовой. Худой
мужчина и румяная женщина подхватили ее под руки и спрашивали
наперебой:
-- Он укусил вас? Ушиб? Идти можете? А то вызовем "скорую
помощь"? Эй, бегите кто-нибудь к телефону!
-- Я побегу! -- крикнул Костя и пустился бегом по улице.
-- Не надо! -- взвизгнула барышня, да так звонко, что Костя
застыл на бегу. -- Не надо мне "скорой помощи"! Я сама пойду!
Пустите меня!
Она оглянулась вокруг себя, будто искала что-то.
-- Отведите ее в аптеку! -- сказал старичок в чесучовом
пиджаке. Он ехал на велосипеде, но, услышав крики, спешился и
вел велосипед рядом. -- Видите, ей не по себе! В аптеке ей
дадут капли и посмотрят, не укусила ли ее собака!
-- Не укусила! Нет, не укусила! -- вскрикнула барышня и
опять огляделась.
-- А вы не можете знать, укусила или не укусила! -- сказал
старичок. -- Нужно, чтобы вас осмотрели. Бывает, маленькая, еле
заметная царапинка от зубов собаки, а человек может от нее
погибнуть. Особенно, если собака бешеная!
-- А она, наверное, бешеная! -- вскрикнула румяная женщина.
-- У нее глаза так и горели!
Тут все заговорили разом, замахали руками, стали ругать
доктора. С ума он сошел, что ли? Такую собаку без намордника
выпустил! Да она всех могла перекусать!
-- Оштрафовать его надо, ирода! -- крикнула женщина в синем
рабочем халате и стукнула метлой оземь.
-- Правильно гражданка! Меня оштрафуют -- и за дело! --
отозвался доктор. -- А вам, барышня, необходимо сделать
прививку! Погодите минутку, я отведу собаку домой и сейчас
вернусь! Я отвезу вас в институт!
Доктор потащил Друга к дому. А тот обиженно визжал и
упирался. Костя подталкивал собаку сзади. Мальчику хотелось
узнать, правда ли, что Друг взбесился? Уж очень было жаль
собаку!
Тем временем к остановке медленно подошел трамвай. Вожатый
трезвонил во всю мочь. Худой мужчина оглянулся и ахнул: поперек
рельсов лежал его портфель! Мужчина выпустил барышню и бросился
поднимать портфель. Барышня ловко вырвалась из рук румяной
женщины, подбежала к вагону и вскочила на площадку.
-- Стой! Стой! -- крикнул старичок. Но кондукторша уже дала
звонок, и вагон тронулся. Тут все они: худой мужчина, румяная
женщина, старичок с велосипедом и женщина с метлой -- кинулись
к вагону.
-- Дайте нам ваш адрес! К вам доктор домой приедет! Вам
сделают прививку! Говорите скорее, где вы живете?
-- Нигде! -- крикнула барышня, высунувшись в окно. -- Я
нигде не живу! -- И она спряталась за пассажиров.
-- Да остановите же вагон! -- кричал старичок.
Но вожатый не слышал и увеличивал скорость. Вагон удалялся,
позванивая и грохоча.
-- Вот какая несознательная барышня! -- сказал худой мужчина
и развел руками.
-- Просто бешеная! -- рассердилась женщина с метлой. --
Нигде не живет! Как это может быть -- нигде?
-- Уж очень она испугалась! -- сказала румяная женщина. --
Это у нее от испуга все в голове перепуталось!
-- Знаете что? -- сказал старичок. -- Пойдемте все в милицию
и расскажем, как было дело. Пускай ее милиция найдет. Ведь
нужно же ей сделать прививку. Нельзя допустить, чтобы она
погибла от своей несознательности.
Тут все четверо пошли скорым шагом в милицию.
Доктор Николай Иванович и мальчик Костя втащили Друга в дом
и заперли его в темный чулан. Потом доктор посмотрел в окно и
удивился:
-- Где же эта гражданка?
У остановки уже никого не было. Вдалеке на мосту виднелся
уходящий трамвай.
-- Ее, верно, моя тетя в институт повезла! -- сказал Костя.
-- Мы с ней ездили туда прошлым летом, когда меня деревенские
собаки покусали. Тетя всех там знает!
-- Ну и ладно! -- сказал доктор. -- В таком случае я отведу
Друга на ветеринарный пункт. Ему тоже надо сделать прививку!
Друг покорно позволил надеть на себя намордник и прицепить
сворку к ошейнику. Но он не глядел на хозяина, не вилял
хвостом. Он был обижен. Ведь он поймал сегодня лису и надеялся,
что его похвалят за это. А его обругали бешеным и побили! Что
за несуразные люди!
Едва они вышли на улицу. Друг опять забеспокоился. Заскулил,
натянул сворку и потащил хозяина за собой.
-- Посмотрим, куда он вас поведет! -- сказал Костя.
Они оба пошли за собакой.
Друг опустил нос к земле, повертелся вокруг тумбы и побежал
к трамвайной остановке. А потом вдруг повернул назад к парапету
и так припустил ходу, что хозяин еле поспевал за ним. Там на
панели были сложены доски. Друг подбежал, сунул нос между
досками и гранитной стенкой да как залает!
-- Ну что там? Крыса, что ли? -- спросил хозяин. -- Некогда
нам возиться с крысами! Пойдем, ДРУГ!
Но Друг не слушался. Он то царапал доски передними лапами,
то отскакивал назад и весело лаял. Ушки у него торчали вперед.
Глаза были любопытные. Видно, за досками было что-то
интересное!
-- Погоди! -- сказал Костя, сунул руку в щель и вытащил...
-- Вылезайте, голуби. Прилетели. Вот он, Ленинград.
Из кабины вылез толстяк с сизой бородой. Пальто на нем было
старинное -- с пелериной, шляпа трубой, на ногах сапожищи. А
лицо заспанное, опухшее и смятое, как дорожная подушка. Он как
ступил на землю, так и зашатался.
"Эх, укачало дедушку! -- подумал пилот. -- Ну ничего, внучка
о нем позаботится. Она бойкая!"
Внучка тем временем выскочила из кабины и суетилась над
чемоданами. Она была маленькая, верткая, в клетчатой кепке.
Личико розовое, кудряшки рыжие, на носу большие очки, а на шее
зеленый шарф в белый горошек.
И вот дедушка с чемоданом, а внучка с саквояжиком в руках
зашагали к воротам аэродрома. Это были, конечно, не дедушка с
внучкой, а Карабас с лисой.
Утреннее солнце сияло в бледно-голубом небе. Крыши ангаров
отливали серебром, крылья самолетов -- золотом. А вдали в
голубом тумане виднелись золотистые шпили городских башен.
Светло было в Ленинграде.
Светло и просторно.
Над воротами аэродрома реяли красные флаги, легкие и яркие,
как лепестки гвоздики.
Вдруг Карабас остановился, выронил чемодан с червонцами и
снова зашатался.
-- Ну чего еще? -- спросила лиса.
-- Не могу идти, лиса. Просто невмоготу мне -- до чего
светло! Глаза так и режет! -- прохныкал Карабас и вытер глаза
рукавом.
-- А вы нахлобучьте шляпу пониже! -- сказала лиса. --
Удивляюсь я вам, синьор Карабас. Кто вас просил ехать в
Ленинград? А уж если приехали -- терпите. То ли еще будет?
Думаете, мне приятно носить на мордочке эту противную розовую
маску? Я же терплю.
Она выпростала ручку в зеленой перчатке и поправила свое
розовое личико. Оно было картонное. Карабас засопел и поплелся
за ней следом.
Карабасу было тошно. Он привык к тесноте старых домов, "к
вони и грязи кривых переулков у себя на родине. Там ему было
уютно. А здесь были просторные улицы, прямые, как стрела. Дома
на них были светлые и стройные. Если и встречались где-нибудь
на дороге мусорная куча или сломанный столб, они, казалось,
говорили прохожему: "Мы здесь случайно. Мы ненадолго. Завтра
нас уберут, и вы нас больше не увидите. Прощайте!"
А люди? Они шли по улице бодро и весело. Они держали головы
прямо. Никто не сгибался в поклонах перед Карабасом, не бледнел
от страха, не прятался в подворотни. Обидно было Карабасу
смотреть на таких людей! А вот из-за угла ему навстречу вышли
двое детей -- мальчик и девочка -- с сумками в руках. Мальчик
взглянул на Карабаса и засмеялся:
-- Смотри, Катя, какой бородач! Настоящий Карабас!
Сестренка дернула его за рукав:
-- Да тише ты, глупый! Старичок может обидеться!
И они быстро прошли мимо.
Карабас повеселел и погладил свою косматую бороду.
-- Однако здесь про меня слышали! Меня знают, меня уважают!
-- Уважают? -- фыркнула лиса. -- Не поздоровится вам от
такого уважения!
-- Это почему же? -- обиделся Карабас.
-- Давно сказано: добрая слава лежит, а худая бежит.
Полюбуйтесь-ка на тот плакат. Вон, на заборе! Кто там
нарисован?
Карабас взглянул на забор и обомлел. На плакате был
нарисован он сам -- во весь рост! Да какой страшный, какой
противный! Выкатив глаза, он злобно рвал свою бороду, а
Буратино скакал перед ним и показывал ему длинныйпредлинный
нос! На плакате было написано:
СМОТРИТЕ ФИЛЬМ ПО СКАЗКЕ
А.Н. ТОЛСТОГО
"ЗОЛОТОЙ КЛЮЧИК,
ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БУРАТИНО"
Карабас сначала попятился, потом заревел, как бык, и ринулся
вперед. Он хотел сорвать обидный плакат, растоптать его ногами,
изодрать в клочки! Но лиса оттащила его прочь.
-- Вы в своем уме? Не подходите к плакату! Вас узнают --
соберется толпа... Уйдем, уйдем отсюда поскорее!
Она потащила Карабаса в боковую улицу.
Карабас кипел от злобы. Минуту тому назад он досадовал, что
о нем не слыхали в Ленинграде. А сейчас он не знал, куда
деваться от своей славы. Он сжимал кулаки, кусал губы,
скрежетал зубами.
-- Я их найду! Я их поймаю! Я их в порошок сотру! И шельмеца
Буратино, и всех его друзей! Это они выболтали Толстому всю
историю с золотым ключиком! Они, негодяи, осрамили меня на весь
мир!
-- Ладно, успокойтесь! -- сказала лиса. -- Прежде всего нам
нужно найти верное пристанище и скрыться от любопытных
взглядов. А там уж мы расправимся со всеми шельмецами
по-свойски!
Они решили уйти подальше, на край города, -- искать приют у
людей, которые никогда не ходят в кино и ничего не слышали о
золотом ключике.
Далеко им пришлось идти. Шумные, веселые улицы протянулись
на целые километры. Кончились эти улицы -- начались стройки.
Тут воздвигали огромный дом, там мостили площадь, там строили
мост над широкой, медленной рекой. И повсюду виднелись
растворенные двери кинотеатров и пестрые плакаты: "Смотрите все
фильм "Золотой ключик"!" Словом, некуда было податься нашим
путешественникам.
Шли они, шли и увидели, что в одном месте ломают старый,
кособокий домишко. Рабочие уже сняли с него крышу и разбирали
гнилые балки. Пыль стояла кругом, едкая столетняя пыль. И вдруг
из этого дома выбежал клоп с дорожной котомкой за спиной и
быстро зашагал по улице.
-- Эй, братец, погоди! -- крикнула лиса.
Клоп оглянулся, снял свою шапочку и низко поклонился
Карабасу. Он сразу узнал милых земляков из Тарабарской страны.
Они рассказали ему про свою невзгоду.
-- Да, трудное пришло время! -- вздохнул клоп. -- Нам,
клопам, вовсе житья не стало. Старые дома ломают, а в новых нам
селиться не велят. Я и сам уезжаю отсюда и не знаю, где
приклоню голову. А вам я вот что посоветую: ступайте вон в тот
кривой переулок, постучитесь вон в тот домик. Живет там
старушка Марья Ивановна. Она подслеповатая и в кино не ходит.
Попроситесь к ней на квартиру. Там вам будет спокойно.
Карабас и лиса послушались клопа и пошли в тихий переулочек.
Дома в нем были маленькие, старенькие. Перед домами росли липки
в деревянных загородках, мостовая поросла травой. Видно, по
этому переулку никто не ездил.
У одних ворот на лавочке сидела старушка в белой косынке.
Это и была Марья Ивановна.
Лиса подсела к ней и заговорила о разных разностях -- о
хорошей погоде, и о вчерашнем дожде, и о том, как быстро летит
время. А Карабас стоял рядом, поглаживал бороду и улыбался как
можно добродушнее.
Старушка оказалась разговорчивая, и лиса у нее все
выспросила. Огромная борода Карабаса очень понравилась Марье
Ивановне. Такая борода, только поменьше, была у ее покойного
дедушки. Бывало, ребенком Марья Ивановна заплетала эту бороду в
косички, и дедушка не сердился. Он был добрый. А в кино Марья
Ивановна не ходит. Ей не нравится, что там все мелькает, все
бегут куда-то, спешат, суетятся... Зато уж радио она слушает с
удовольствием.
А радио ей поставил внучек Миша, умный, хороший мальчик. Он
теперь с матерью на даче и пишет оттуда Марье Ивановне:
"Приезжай, бабушка, к нам в гости!" А бабушка и рада бы
поехать, да нельзя бросить квартиру: некому будет часы
заводить.
А часы у нее замечательные, старинные, с кукушкой, только уж
очень дряхлые. Часовщик сказал: если они остановятся, их уже не
починишь. И со стенки их нельзя снимать. Вот Марья Ивановна и
живет при часах, подтягивает им гирьки каждый день, а на дачу
не едет. Посидит на лавочке, подышит воздухом -- и опять домой!
Тут лиса подмигнула Карабасу и сказала сладким голосом:
-- А на даче-то теперь благодать! Трава зеленеет, и птички
поют. Сходили бы вы, Марья Ивановна, в лесок, набрали бы ягод,
сварили бы вареньица любимому внуку! Ну не досадно ли сидеть
тут на лавочке!
-- Что и говорить! -- вздохнула старуха.
-- Жаль мне вас, Марья Ивановна, очень жаль! -- сказала
лиса. -- Поезжайте вы, с богом, на дачу. Погуляйте на воле. А
мы здесь присмотрим за вашими часами. Мы люди богатые,
свободные, приехали Ленинград посмотреть и себя показать.
Отчего бы нам не помочь старому человеку -- не пожить в вашей
квартире?
Подумала Марья Ивановна, взглянула опять на сизую бороду
Карабаса, вспомнила покойного дедушку, а заодно и маленького
внука -- и согласилась. Да еще спасибо двум пройдохам сказала.
Она отвела их по скрипучей лесенке в свою квартирку под
самой крышей.
В квартирке было уютно. На окнах -- горшки с геранью, на
столах -- вязаные салфеточки, на полу -- полосатые дорожки. В
простенке висели старинные часы с узорчатым домиком на макушке
и громко тикали.
И вот, едва Карабас ступил на порог, порог заскрипел. Шагнул
Карабас в комнату -- пол затрещал. Сел он в кресло -- кресло
охнуло, стол застонал, а большой шкаф треснул так громко, будто
выстрелил.
-- Не пускай злодеев в квартиру! -- говорили вещи.
Но Марья Ивановна не слушала. Она влезла на стул и показала
лисе, как нужно заводить часы. Заскрипели колесики, забренчали
гирьки, и вот с треском и громом раскрылся узорчатый домик. Из
него выскочила желтая кукушка и жалобно прокуковала:
-- Беда! Беда!
Но Марья Ивановна опять ничего не поняла. Ей уже виделись
дача, сосенки, медный таз с горячим вареньем и внучек Миша,
слизывающий с ложки вкусные пенки!
Она собрала свои вещички в узелок, простилась с новыми
знакомцами и весело заковыляла на вокзал.
Едва дверь захлопнулась, лиса заглянула в комод, отворила
шкаф, выдвинула ящики в столе, а потом бросилась к старенькой
швейной машинке.
-- Ах, вот они где!
Возле машинки лежали большие ножницы. Лиса схватила их,
подтащила Карабаса к тусклому зеркалу и сунула ему ножницы в
руки.
-- Обрежьте бороду.
-- Что? -- заорал Карабас. -- Чтобы я обрезал бороду? Да ты
не в своем уме!
-- Подведет вас эта борода! -- сказала лиса. -- Здесь каждый
школьник видел ваш портрет на плакате. Они вас сразу узнают,
как только покажетесь!
-- Не узнают! -- сказал Карабас. -- Я засуну бороду под
воротник и застегну пальто на все пуговицы! А уж с бородой я не
расстанусь! Дудки!
Лиса пожала плечами и положила ножницы на место.
Пока Карабас и лиса устраивались в квартирке Марьи Ивановны,
пароход с детьми все плыл и плыл по морю на северо-восток.
Маленькая девочка не расставалась с куклой. Днем она играла
с ней, а вечером укладывала спать в свою постельку. Мальвина
глядела прямо перед собой синими глазками, улыбалась красным
ротиком. А если девочка ставила ее ножки на пол, она пела
тоненько:
Тяжело и грустно мне:
Счастья нет в моей стране.
Потому-то в край чужой
И плывет кораблик мой.
Дети на пароходе подхватывали хором эту песню и говорили
между собой:
-- Какая замечательная куколка!
Однажды вдали над серым морем показались тонкие синеватые
трубы, башни, огромные купола. Это был Ленинград. Пароход вошел
в устье медленной реки. Мимо низких, серых берегов, мимо
горбатых подъемных кранов, мимо барок, нагруженных золотистыми
досками, приближался он к причалу.
А вот и набережная -- дома с колоннами, пристань и мост.
Сколько народу столпилось у пристани! Ленинградские
школьники вышли навстречу приезжим детям с красными знаменами,
с серебряными трубами, с букетами цветов.
Дети стояли на палубе, смотрели на берег. Маленькая девочка
подняла Мальвину над перилами -- пускай и кукла посмотрит.
И вот, когда борт парохода коснулся пристани, заиграла
музыка. Люди на берегу закричали, замахали шапками и букетами,
приветствуя гостей. В эту минуту Мальвина выскользнула из рук
девочки и стремглав бросилась вниз.
-- Ах! -- вскрикнула девочка и заплакала. -- Куколка упала в
воду!
Но Мальвина упала не в воду, а на нижнюю палубу, на чей-то
дорожный мешок. И тотчас же скатилась с мешка на пол. И
быстро-быстро поползла в самый темный, самый дальний уголок
судна... А там забилась в щель между двумя ящиками и дрожала.
Вот с парохода спустили сходни. По ним побежали резвые ноги
-- много ног. Дети высаживались на берег. На нижней палубе
матросы громыхали ящиками, собирали узлы и чемоданы.
А Мальвина все еще сидела в темной щели и дрожала. Что же
такое с ней приключилось? А вот что: она увидела Карабаса. Он
стоял на берегу и смотрел на пароход в большой бинокль. Круглые
стекла бинокля блестели, как страшные черные глаза. Сейчас он
наведет их на Мальвину... Тут-то она и бросилась вниз.
Видел Карабас или не видел, как она падала? Если видел, он
проберется на пароход. Тогда -- прощай счастье! Он посадит
Мальвину в мешок и увезет ее обратно в Тарабарскую страну!
Вот уже тихо стало на пароходе.
Музыка поиграла и замолкла, удаляясь. А Мальвина все еще
боялась выглянуть на свет. В щели было темно, холодно и пахло
плесенью.
Вдруг Мальвина услышала шорох, скрип и чье-то бормотание.
Она в страхе подняла голову. Над ней в пыльной паутине качался
старый, седой паук.
-- Ах ты, глупая, глупая девочка! -- пробормотал паук. -- Ну
зачем тебя понесло на край света из Тарабарской страны? Вот ты
и напугалась. Полезай ко мне в паутину, я сплету тебе теплую
колыбельку, укрою тебя мягким пыльным одеяльцем. Ты уснешь, и
никакой Карабас тебя не найдет. Качаться в паутине и сладко
дремать -- это и есть счастье! -- И паук накинул на куклу
легкую шелковую паутинку.
-- Нет! -- крикнула Мальвина, вскочив на ноги. -- Мне такого
счастья не нужно! Оно не поможет папе Карло!
Она разорвала паутинку и побежала на палубу.
Солнце зашло, небо стало молочно-голубое, только вдалеке за
городом еще светилась бледно-желтая заря. Кругом было тихо.
Мальвина выглянула из-за борта. А вдруг Карабас все еще
стоит на набережной? Но у пристани не было ни души.
Она тихонько пошла к сходням. Но где же сходни?
Они уже убраны. Между пристанью и пароходом -- темная,
глубокая вода. Как же пробраться на берег?
Над водой протянут канат. Одним концом он привязан к
столбику на пароходе, другим -- к пристани. Он отражается в
воде. Отражение извивается, как змея. А сам канат висит
неподвижно. Он толстый, крепкий, надежный.
Мальвина влезла на столбик, а с него -- на канат. Крепко
держится за канат руками и ползет по нему на коленках.
Тихонько, тихонько, не нужно торопиться. Не нужно смотреть
вниз, в воду, а то закружится голова. Канат жесткий, он
царапает Мальвине коленки. Руки устали. А до пристани еще
далеко. Вдруг Мальвина сорвется с каната и утонет в темной
воде?
Не нужно об этом думать. Нужно помнить о папе Карло и о том,
чтобы добыть ему счастье.
-- Гоп! -- Мальвина спрыгнула на пристань. Она посидела
немножко, отдохнула, поплакала. Уж очень страшно было ползти по
канату. Хорошо, что это прошло!
На набережной было тихо и пустынно. Вдалеке громыхали и
позванивали трамваи, взбираясь на мост. Над рекой мелькали их
красные и зеленые огоньки.
Мальвина быстро шагала по каменным плитам набережной. Слева
от нее булыжная мостовая. Справа -- высокий парапет из
гранитных глыб. Ни травинки кругом, ни цветочка. Одни серые
камни. Неужто здесь водится счастье?
Вдруг Мальвина услышала за собой легкие шаги. По набережной
бежала маленькая барышня в клетчатой кепке и вертела розовым
носиком во все стороны. Мальвина спряталась за чугунную тумбу.
Пускай барышня пробежит мимо -- тогда Мальвина пойдет дальше.
Но барышня подбежала прямо к тумбе, заглянула за нее и сказала:
-- Что же ты прячешься, душечка Мальвина? Разве ты меня не
узнала?
Тут из-под розового личика барышни выглянула страшная
оскаленная морда.
-- Лиса! -- вскричала Мальвина и опять отскочила за тумбу.
Но лиса подобралась к ней с другой стороны.
Мальвина побежала вокруг тумбы, а лиса -- ей навстречу.
Так они вертелись возле тумбы, а лиса приговаривала:
-- Не бойся, не бойся, детка! Пойдем домой, крошка! Пойдем к
нашему хозяину Карабасу!
И вдруг она перепрыгнула через тумбу и схватила Мальвину
поперек туловища.
-- Долго мне возиться с тобой, противная девчонка? Вот я
тебе нос откушу!
У Мальвины потемнело в глазах и сердце замерло. Теперь
прощай, счастье! Прощай, папа Карло!
Лиса сунула куклу под мышку и быстро зашагала по набережной.
Как же это случилось, что лиса подкараулила Мальвину?
А вот как.
Ни лиса, ни Карабас не видели, как Мальвина упала на нижнюю
палубу. Но они знали, что она приехала с детьми на пароходе.
Карабас глядел в бинокль на каждую девочку, проходившую по
сходням, -- не несет ли она Мальвину? Но девочки несли в руках
только узелки и чемоданчики.
Одна маленькая девочка шла с пустыми руками и плакала.
Карабас даже не посмотрел на нее -- мало ли о чем плачут
девчонки? А это была маленькая Анита, она плакала о своей
пропавшей кукле. Когда же она сошла на берег, ей подарили
большой букет пионов. И она перестала плакать.
Приезжих детей посадили в блестящие автомобили и повезли по
набережной.
Школьники построились в колонну и пошли за ними с красными
знаменами, с серебряными фанфарами. Тогда Карабас сказал лисе:
-- Может быть, Мальвина осталась на пароходе, а может быть,
дети увезли ее с собой в каком-нибудь чемоданчике. Ты останься
здесь и пригляди за пароходом, а я побегу -- узнаю, куда
повезли детей.
Карабас спрятал бороду под пальто, застегнул пуговицы
покрепче и побежал за колонной школьников. А лиса спряталась за
афишный столб. Стоит, читает афиши, а сама поглядывает на
пароход.
Набережная опустела.
На пароходе убрали сходни. Наступили светлые весенние
сумерки.
И вдруг лиса увидела, что по канату над водой скользит
что-то розовое. Как будто ветер придул к канату розовый цветок
и тихонько его шевелит.
Но никакого ветра не было.
-- Эге, -- сказала лиса. -- Знаем мы, какой это цветочек!
Она подождала, пока Мальвина сошла на берег, и тогда
пустилась за ней вдогонку.
Теперь лиса гордо шла по набережной, похлопывала Мальвину
лапой по голове и думала: "Ну, одно дело сделано. Мальвина в
наших руках. Теперь остается только поймать мальчишек. Эх,
господин Карабас, что бы вы стали делать без моей помощи?.."
Лиса подошла к трамвайной остановке. Тут было мало народу:
худой мужчина с портфелем под мышкой, румяная женщина в белом
беретике и курносый мальчик. Этого мальчика звали Костя.
Румяная женщина приходилась ему теткой, и он провожал ее до
трамвая. А худой мужчина был сам по себе.
Лиса скромно остановилась возле рельсов и стала ждать
трамвая. Никто бы не подумал, что это лиса. Стоит себе
маленькая барышня, держит куклу под мышкой. Верно, везет ее
своей маленькой сестренке. Глазки у куклы синие, губки красные.
Никто бы не догадался, что у Мальвины сердце разрывается от
горя. Да никто и не смотрел на нее.
Худой мужчина задумался, уставив глаза на рельсы. А тетка с
племянником глядели вдоль набережной и смеялись.
Там бегала большая серая собака.
Это была овчарка. У нее были сильные, высокие ноги, крепкая
грудь и торчащие ушки над черной как уголь мордой. Видно было,
что она бегает тут для своего удовольствия -- то воробьев
спугнет, то вскочит передними лапами на парапет и лает на
проходящий пароходик, то как пустится бежать по панели большими
прыжками!
Весело было на нее смотреть.
-- Я знаю эту собаку! -- сказал Костя. -- Ее зовут Друг. Она
живет в нашем доме у доктора Николая Ивановича. Она ходит с
хозяином на военные занятия и учится ловить шпионов.
-- Какая умная! -- сказала румяная женщина и позвала: --
Друг! Друг! Поди сюда!
Но Друг остановился и понюхал воздух. Потом он побежал по
панели, опустив нос к земле, -- сначала в одну сторону, потом в
другую. Потом он завертелся вокруг тумбы и вдруг помчался прямо
к трамвайной остановке. Зубы у него оскалились, глаза горели.
-- Ах! -- вскрикнула румяная женщина и схватила Костю за
рукав.
Друг налетел на барышню с куклой и повалил ее на землю.
Барышня извернулась, подпрыгнула и метнулась в сторону. Друг
снова ринулся за ней, бросил на мостовую и схватил зубами за
горло...
Тут все трое -- худой мужчина, румяная женщина и мальчик
Костя -- кинулись на Друга. Мужчина выронил портфель и вцепился
руками в ошейник собаки, женщина била Друга по голове своей
сумочкой и кричала: "Пусти, пусти, негодный!", а Костя тащил
собаку за хвост и орал: "Помогите!"
Да разве овчарка отпустит свою добычу? Друг злобно рычал,
прижав уши. И крепко держал барышню за горло. А барышня еле
дышала, раскинув на мостовой ручки в зеленых перчатках.
Со всех сторон сбегались люди.
Кажется, никого не было на набережной, а тут откуда набрался
народ! Кто кричал, кто свистел, засунув в рот два пальца, кто
помогал тузить собаку!
В это время хозяин Друга доктор Николай Иванович сидел в
своей комнате у открытого окна и читал книгу. Услышав лай Друга
и крики людей, он выскочил в окно. И в два прыжка очутился
возле собаки.
-- Назад, Друг! Слышишь, назад! С ума ты сошел! -- крикнул
он и рванул ошейник.
Услышав команду, собака разжала зубы. Хозяин оттащил ее в
сторону. Но Друг снова рвался к барышне, лаял и чуть не валил
доктора с ног. Тем временем барышню подняли с мостовой. Худой
мужчина и румяная женщина подхватили ее под руки и спрашивали
наперебой:
-- Он укусил вас? Ушиб? Идти можете? А то вызовем "скорую
помощь"? Эй, бегите кто-нибудь к телефону!
-- Я побегу! -- крикнул Костя и пустился бегом по улице.
-- Не надо! -- взвизгнула барышня, да так звонко, что Костя
застыл на бегу. -- Не надо мне "скорой помощи"! Я сама пойду!
Пустите меня!
Она оглянулась вокруг себя, будто искала что-то.
-- Отведите ее в аптеку! -- сказал старичок в чесучовом
пиджаке. Он ехал на велосипеде, но, услышав крики, спешился и
вел велосипед рядом. -- Видите, ей не по себе! В аптеке ей
дадут капли и посмотрят, не укусила ли ее собака!
-- Не укусила! Нет, не укусила! -- вскрикнула барышня и
опять огляделась.
-- А вы не можете знать, укусила или не укусила! -- сказал
старичок. -- Нужно, чтобы вас осмотрели. Бывает, маленькая, еле
заметная царапинка от зубов собаки, а человек может от нее
погибнуть. Особенно, если собака бешеная!
-- А она, наверное, бешеная! -- вскрикнула румяная женщина.
-- У нее глаза так и горели!
Тут все заговорили разом, замахали руками, стали ругать
доктора. С ума он сошел, что ли? Такую собаку без намордника
выпустил! Да она всех могла перекусать!
-- Оштрафовать его надо, ирода! -- крикнула женщина в синем
рабочем халате и стукнула метлой оземь.
-- Правильно гражданка! Меня оштрафуют -- и за дело! --
отозвался доктор. -- А вам, барышня, необходимо сделать
прививку! Погодите минутку, я отведу собаку домой и сейчас
вернусь! Я отвезу вас в институт!
Доктор потащил Друга к дому. А тот обиженно визжал и
упирался. Костя подталкивал собаку сзади. Мальчику хотелось
узнать, правда ли, что Друг взбесился? Уж очень было жаль
собаку!
Тем временем к остановке медленно подошел трамвай. Вожатый
трезвонил во всю мочь. Худой мужчина оглянулся и ахнул: поперек
рельсов лежал его портфель! Мужчина выпустил барышню и бросился
поднимать портфель. Барышня ловко вырвалась из рук румяной
женщины, подбежала к вагону и вскочила на площадку.
-- Стой! Стой! -- крикнул старичок. Но кондукторша уже дала
звонок, и вагон тронулся. Тут все они: худой мужчина, румяная
женщина, старичок с велосипедом и женщина с метлой -- кинулись
к вагону.
-- Дайте нам ваш адрес! К вам доктор домой приедет! Вам
сделают прививку! Говорите скорее, где вы живете?
-- Нигде! -- крикнула барышня, высунувшись в окно. -- Я
нигде не живу! -- И она спряталась за пассажиров.
-- Да остановите же вагон! -- кричал старичок.
Но вожатый не слышал и увеличивал скорость. Вагон удалялся,
позванивая и грохоча.
-- Вот какая несознательная барышня! -- сказал худой мужчина
и развел руками.
-- Просто бешеная! -- рассердилась женщина с метлой. --
Нигде не живет! Как это может быть -- нигде?
-- Уж очень она испугалась! -- сказала румяная женщина. --
Это у нее от испуга все в голове перепуталось!
-- Знаете что? -- сказал старичок. -- Пойдемте все в милицию
и расскажем, как было дело. Пускай ее милиция найдет. Ведь
нужно же ей сделать прививку. Нельзя допустить, чтобы она
погибла от своей несознательности.
Тут все четверо пошли скорым шагом в милицию.
Доктор Николай Иванович и мальчик Костя втащили Друга в дом
и заперли его в темный чулан. Потом доктор посмотрел в окно и
удивился:
-- Где же эта гражданка?
У остановки уже никого не было. Вдалеке на мосту виднелся
уходящий трамвай.
-- Ее, верно, моя тетя в институт повезла! -- сказал Костя.
-- Мы с ней ездили туда прошлым летом, когда меня деревенские
собаки покусали. Тетя всех там знает!
-- Ну и ладно! -- сказал доктор. -- В таком случае я отведу
Друга на ветеринарный пункт. Ему тоже надо сделать прививку!
Друг покорно позволил надеть на себя намордник и прицепить
сворку к ошейнику. Но он не глядел на хозяина, не вилял
хвостом. Он был обижен. Ведь он поймал сегодня лису и надеялся,
что его похвалят за это. А его обругали бешеным и побили! Что
за несуразные люди!
Едва они вышли на улицу. Друг опять забеспокоился. Заскулил,
натянул сворку и потащил хозяина за собой.
-- Посмотрим, куда он вас поведет! -- сказал Костя.
Они оба пошли за собакой.
Друг опустил нос к земле, повертелся вокруг тумбы и побежал
к трамвайной остановке. А потом вдруг повернул назад к парапету
и так припустил ходу, что хозяин еле поспевал за ним. Там на
панели были сложены доски. Друг подбежал, сунул нос между
досками и гранитной стенкой да как залает!
-- Ну что там? Крыса, что ли? -- спросил хозяин. -- Некогда
нам возиться с крысами! Пойдем, ДРУГ!
Но Друг не слушался. Он то царапал доски передними лапами,
то отскакивал назад и весело лаял. Ушки у него торчали вперед.
Глаза были любопытные. Видно, за досками было что-то
интересное!
-- Погоди! -- сказал Костя, сунул руку в щель и вытащил...